Холодная война. 1945-1963 гг. Историческая ретроспектива

Увеличивающаяся дистанция со времени окончания холодной войны позволяет ученым все более беспристрастно и «спокойно» анализировать этот феномен XX столетия, причины возникновения, эволюцию, поворотные пункты и факторы, приведшие холодную войну к концу.

Прошедшее десятилетие было ознаменовано необычайной актив­ностью в изучении истории холодной войны. Состоялись многие десятки конференций и круглых столов с участием ученых и непо­средственных свидетелей событий тех лет, были изданы фундамен­тальные труды и популярные работы; подготовлены документально-публицистические и художественные фильмы и телепередачи, опуб­ликованы многочисленные мемуары и воспоминания.

Этот процесс не стал привилегией какой-либо одной страны или даже континента (как.это было в еще не столь далеком прошлом), он затронул всю Европу (причем особенно бурно восточную и цен­тральную ее части), США, Канаду и Латинскую Америку, Китай и Японию, Корею, Иран и Турцию.

В памяти многих исследователей сохраняются продуктивные и на­сыщенные международные конференции, проходившие в Вашингтоне, Москве, Риме, Париже, Эссене и в других городах Италии, Франции и Германии, в Гонконге и в Сеуле, в Ханое и в Тегеране и т. д.

Во многих странах был показан двадцатисерийный документаль­ный фильм об истории холодной войны, подготовленный британ­ской компанией Би-би-си.

Уже в течение нескольких лет выходят два международных журнала по истории холодной войны — в США (американский издатель М. Кра­мер¹) и в Лондоне (совместно — британско-российское издание²).

Широкую популярность получили Бюллетени по истории холод­ной войны, содержащие документы и исследовательские статьи, из­даваемые Центром Вудро Вильсона в Вашингтоне.

Уже прошло несколько школ молодых ученых, организованных в России и в ряде стран Центральной Европы.

В некоторых государствах созданы и успешно функционируют научные центры, специально занимающиеся изучением истории хо­лодной войны и имеющие свои сайты в Интернете.

Таким образом, за прошедшее десятилетие создана широкая и разноплановая институциональная и информационная база для успешной разработки истории холодной войны; сложилась сеть пери­одических изданий и документальных публикаций; в распоряжении научных работников и широкой общественности имеется целая биб­лиотека, включающая многие десятки коллективных трудов, моно­графий, сборников статей, популярных работ и учебных пособий.

Все это в своей совокупности сформировало фактически новую спе­циальную научную дисциплину, посвященную истории холодной войны.

В течение нескольких лет она приняла реальный междисциплинар­ный характер, объединив историков, политологов, социологов, право­ведов, экономистов, психологов, специалистов в области систем воо­ружения, ученых-атомщиков, профессиональных военных, а в после­дние годы и представителей спецслужб — разведки и контрразведки.

Своеобразным итогом всей этой работы и признанием ее особо­го значения для исторического знания стало решение Международ­ного комитета исторических наук во время очередного Всемирного конгресса историков в Осло, в 2000 году, о создании отдельной спе­циальной международной комиссии по истории холодной войны.

Анализ всего этого широкого спектра деятельности ученых, дип­ломатов, журналистов, представителей разведки и т. п. позволяет подвести уже некоторые научные итоги исследований по истории холодной войны, определить достижения, недостатки и упущения, пробелы и противоречия и наметить перспективы и будущее этой научной дисциплины.

Как показывает анализ литературы последних лет, эта работа по подведению некоторых итогов уже ведется в разных странах, при­чем она затронула и теоретико-методологические, историографиче­ские и источниковедческие аспекты, а также анализ многочислен­ных конкретно-исторических вопросов.

В начале и в середине 90-х годов среди части историков наблю­далась известная аллергия к вопросам теории, методологии и исто­риографии холодной войны; эти историки призывали сконцентри­ровать внимание на исследовании конкретных архивов и собраний ранее неизвестных или малодоступных документов.

Но постепенно, по мере бурного роста конкретных исследований и введения в научный оборот тысяч новых документальных матери­алов и свидетельств, возрастал интерес и к вопросам теории и ме­тодологии. Фактически многие исследователи обратились к анализу самого феномена истории холодной войны, к ее взаимосвязи с об­щей историей XX века и историей международных отношений и дипломатии послевоенного мира.

При этом законченность процесса — происхождение и зарожде­ние истории холодной войны, ее эволюция и окончание — позво­лили отнестись к ней как к реальному прошлому, как к обычному историческому явлению, в котором уже ясны начало и конец, оп­ределены роли личностей и главных персонажей, выявлены его ме­сто и роль во всемирной и в национальных историях, взаимосвязь причин и следствий в истории, объективных и субъективных фак­торов, закономерного и случайного, реального процесса и истори­ческих альтернатив и многого другого.

Перед исследователями открылась увлекательная возможность включить историю холодной войны, полную драматизма и опасных поворотов, часто ставившую человечество на грань страшной вой­ны, в общую канву мировой истории XX столетия, одного из самых противоречивых и экстремальных веков в истории человечества.

*   *   *

Подводя некоторые итоги и размышляя о перспективах исследо­ваний по истории холодной войны, прежде всего, уместно оценить состояние источниковедческой базы. Решающим основанием столь широкого спектра исследований стало, несомненно, открытие рос­сийских архивов в начале 1990-х годов.

Тысячи документов, введенных в научный оборот, позволили раскрыть многие проблемы истории холодной войны, в том числе и касающиеся политики советского руководства и процессов при­нятия им внешнеполитических решений. Эти документы имели от­ношение к сфере политики, экономики и идеологии; они дали возможность ответить на многие ранее неизвестные вопросы, от­носящиеся к истории возникновения холодной войны (периоду 1945—1949 гг.), к роли Сталина в этом процессе, к послесталинской эпохе, к позиции СССР в кризисах холодной войны (события в ГДР, Венгрии, Чехословакии и Афганистане, Берлинский и Кубин­ский кризисы и т. п.).

Историки составили в основном достаточно полную картину ключевых факторов истории холодной войны.

Пожалуй, вряд ли можно ждать в дальнейшем каких-то сенсаци­онных открытий и совершенно неожиданных находок. Сейчас насту­пил период детальной проработки многих конкретных вопросов, сопоставления документальных данных из архивов различных стран.

Кроме того, необходимо поставить и ряд новых проблем, кото­рые ранее были мало разработаны, и именно по ним вести целенап­равленный поиск документов. Известно, что введение в научный оборот нового массива документальных материалов из российских архивов часто сопряжено с большими трудностями. И вследствие этого также целесообразно стремиться к получению документов по отдельным конкретным сюжетам.

Среди них по-прежнему важен анализ ключевых протоколов за­седаний Политбюро ЦК КПСС в конце 1940-х и в 50 — 70-х годах. Нам известны материалы некоторых из таких заседаний, особенно касающиеся периодов острых кризисов (например, венгерские собы­тия 1956 г. или чехословацкая проблема в 1968 г.).

Но не менее важно изучить решения Политбюро и различных государственных ведомств Советского Союза, относящиеся к «спо­койным» периодам 1959—1980-х годов.

В этом плане еще недостаточно исследованы и архивы некото­рых западноевропейских стран. В то время как благодаря активно­сти американских ученых стали известны многие документы прези­дентов США, госдепартамента, конгресса и разведки.

Немецкие исследователи провели значительную работу по изуче­нию немецких архивов, касающихся, прежде всего, германского воп­роса. Но недостаточно исследованы британские и французские ар­хивы, особенно по вопросам выработки политики этих стран, их взаимоотношений с Советским Союзом и с США.

Значительного внимания требуют архивы Китая и Японии, в ко­торых имеются большие документальные свидетельства о ситуации

на Дальнем Востоке.

Лидеры Кубы объявили недавно о возможности открытия какой-то части кубинских архивов, касающихся, прежде всего, Карибско­го кризиса 1961 года.

Американские ученые недавно установили контакт с вьетнамски­ми властями и учеными, что могло бы позволить приступить к изу­чению вьетнамских документов, проливающих свет на события во Вьетнаме в 1950-х и войны во Вьетнаме в 1970-х годах.

Несколько лет назад был создан международный проект по изу­чению НАТО и Варшавского Договора. В его рамках уже было про­ведено несколько международных встреч. Но, разумеется, это лишь начало большой работы по исследованию НАТО и его сопоставле­ния с историей Варшавского Договора, архивы которого пока мало доступны для исследователей.

Значительная работа уже проведена в деле изучения архивов быв­ших стран советского блока — стран Восточной и Центральной Ев­ропы. В архивах Польши, Венгрии, Румынии, Чехии и Словакии можно обнаружить не только множество свидетельств о политике этих стран в период холодной войны, но и копии некоторых совет­ских документов, поскольку известно, что руководство КПСС и Советского Союза рассылало многие решения и документы в «брат­ские» страны, причем эти документы касались и ряда крупных меж­дународных проблем (например, из Москвы в столицы стран соци­ализма направлялись материалы о встрече Н. С. Хрущева с Дж. Кен­неди в Вене; о беседах советских руководителей с лидерами ФРГ; о визите К. Аденауэра в Москву и множестве других событий).

Поэтому документы, хранящиеся в архивах стран Восточной Евро­пы, могут помочь исследованию внешней политики Советского Союза. Отдельный важный массив документов в архивах всех стран от­носится к взаимному восприятию и представлениям стран и наро­дов друг о друге. В этом контексте в российских архивах имеется значительное число материалов, особенно в архивах идеологических отделов ЦК КПСС, творческих и партийных организаций и средств массовой информации, в которых анализировалась ситуация в капи­талистическом мире, давались оценки политическому и идеологиче­скому курсу западных стран. Эти многочисленные записки оказы­вали большое влияние на формирование советского внешнеполити­ческого курса, на представления советской и партийной элиты о

западном мире.

В большинстве своем эти материалы доступны для исследовате­лей и их освоение было бы важно в понимании советского воспри­ятия холодной войны.

Но в равной мере материалы подобного рода готовились в США и у их европейских союзников. В национальных архивах США, в архивах Великобритании, Франции, Италии, Германии и других стран можно найти множество справок и аналитических записок, готовившихся по заданиям государственных органов, в том числе и внешнеполитических ведомств, в которых подробно анализировалась ситуация в Советском Союзе и в странах советского блока.

Все перечисленные материалы составляют важную основу для понимания «идеологии холодной войны», для изучения тех факто­ров, которые влияли на формирование «образов друг друга» и на настроения лидеров и всей политической элиты.

Вполне возможно создание многостороннего международного про­екта с целью издания сборников документов под общим названием «Идеология и формирование стереотипов холодной войны», который мог бы объединить ученых различных специальностей из разных стран. В плане реализации этого проекта можно было бы использо­вать архивы многих стран, в том числе и России, касающиеся про­блем идеологии, деятельности средств информации, печати и т. п.

Говоря об изданиях документальных сборников, следует сказать и об интересе в ряде стран к материалам двусторонних отношений.

Такой интерес существует в Италии — к подготовке публикаций о «советско-итальянских отношениях» в годы холодной войны; в Германии готовится совместная российско-немецкая публикация о позициях обеих стран в германском вопросе после окончания Вто­рой мировой войны.

Было бы интересно и полезно обратиться к подготовке сборников до­кументов о советско-французских и советско-английских отношениях.

Несколько лет назад в Москве и в Осло был издан сборник докумен­тов о советско-норвежских отношениях в 1917—1955 гг. Сейчас начата работа над 2-м томом, в котором будут рассмотрены события до 1970 г., что будет весьма полезным для понимания не только двусторонних со­ветско-норвежских отношений, но и всей ситуации на севере Европы и ее воздействия на общий ход истории холодной войны.

Учитывая то, что сейчас во многих странах либо уже готовятся публикации документов, либо обсуждаются возможные будущие про­екты, было бы полезным скоординировать эту работу, составив про­грамму документальных публикаций по истории холодной войны на ближайшие 3—5 лет.

В этом плане было бы целесообразным проведение совещания исследователей и представителей архивов различных стран для об­суждения вопроса о состоянии и перспективах источниковедческой базы для дальнейших исследований истории холодной войны.

Возможен также проект подготовки международной базы данных (о событиях, персоналиях и, может быть, по важнейшим докумен­там и пр.) по истории холодной войны.

Анализируя работу, проделанную историками разных стран по изучению истории холодной войны, можно выделить ряд проблем, которые продолжают быть в центре внимания исследователей и нуж­даются в дальнейшем внимании.

Прежде всего, коснемся теоретико-методологических вопросов. Чем больше время отделяет нас от тех событий, тем значительнее наш интерес к пониманию самого феномена — холодная война.

В оценке эволюции этого понятия историки уже прошли боль­шой путь, но до сих пор существуют его разные трактовки. Холод­ная война часто рассматривается как определенный период кон­фронтации между двумя полярными силами, охватившей весь спектр общественных отношений.

Но ряд историков предпочитают подойти к феномену холодной войны в более широком контексте, рассматривая ее как часть и этап в истории международных отношений, включающих сложный и проти­воречивый комплекс факторов, когда конфронтация сменялась разряд­кой и улучшением отношений. При таком подходе холодная война предстает как следствие и наиболее существенный элемент той между­народно-политической системы, которая сложилась в итоге Второй мировой войны и получила название Ялтинско-Потсдамской. В пользу такой трактовки холодной войны говорит то, что в основе соглашений в Ялте и Потсдаме лежало стремление именно к согласию, а враждеб­ность и конфронтация развивались позднее или параллельно.

Но вся послевоенная международная система развивалась в весь­ма сложной и противоречивой форме и в этом плане напоминала многие международно-политические системы, существовавшие ранее (венская система после наполеоновских войн; версальская система после Первой мировой войны).

Такой подход к изучению истории холодной войны представля­ется весьма перспективным, он вводит исследователей в круг про­блем истории и теории международных отношений и системного анализа. Подобная интерпретация предусматривает междисциплинар­ный подход и самое главное — соединение и органическое взаимо­действие методов исторической науки и политологии.

Длительные и плодотворные усилия ученых разных стран при­вели к тому, что история холодной войны стала самостоятельной научной дисциплиной, к которой могут быть приложимы и те но­вые веяния и тенденции, которые присущи современной истори­ческой науке — сочетание макро- и микроистории, взаимодействие глобальной и конкретной истории, смещение акцентов в сторону истории повседневности, комплексный анализ факторов политиче­ских, экономических, военно-стратегических, геополитических, правовых и психологических (включая массовую психологию и

психологию личности).

В этом плане речь идет и о более общих подходах к истории XX столетия в целом. До настоящего времени, когда историки ис­пользовали новые тенденции и подходы к истории, во многих слу­чаях речь шла о периодах средневековья и ранней новой истории, в то время как при исследовании истории XIX и XX столетий эти новации использовались в меньшей степени.

История международных отношений, внешней политики и дип­ломатии XX столетия все более становится сферой приложения но­вых методов исторического исследования.

Одна из наиболее существенных проблем, которая активно об­суждается в науке — взаимосвязь и взаимодействие идеологии и политики. Пожалуй, это один из наиболее спорных вопросов для понимания природы холодной войны, причин ее происхождения, эволюции и окончания.

В сущности, вопрос сводится к следующему: что лежало в осно­ве такого глобального конфликта, как холодная война — идеологи­ческое противостояние двух систем ценностей и идеологий или фак­торы геополитики и реальной политики?

По этим вопросам, как известно, длительное время полемизиро­вали не только представители разных историографических и поли­тологических школ, но историки в масштабах одной страны (напри­мер, известная полемика ведущих американских специалистов Дж. Гэддиса и М. Леффлера).

Продолжение исследований, введение в научный оборот массива новых документов, в том числе и относящихся к идеологии и форми­рованию взаимных представлений, несомненно поможет лучше понять и оценить роль идеологических факторов и будет способствовать их по­ниманию лидерами и элитами обеих конфликтующих сторон.

Чрезвычайно важный вопрос, также относящийся к вопросам теории и конкретных исследований, состоит в анализе процесса принятия решения. Особенно это относится к Советскому Союзу и его союзникам по Варшавскому Договору.

Вопрос можно поставить и в более широком плане — как осу­ществляется процесс принятия решений в тоталитарных государствах и в какой мере к ним приложимы классические методы, используе­мые при анализе процессов принятия решений в современной по­литологии и истории.

Применительно к Советскому Союзу, разумеется, необходимо видеть различие эпох сталинского периода и постсталинских времен (эпохи Н. С. Хрущева, Л. И. Брежнева и Ю. В. Андропова).

В перспективе следует более внимательно изучать механизмы функционирования советской системы и соответственно процессов принятия решений, относящихся к сфере внешней политики и меж­дународных отношений.

Нам представляется, что во многих случаях процесс выработки и принятия решений в послевоенном Советском Союзе, даже в сталин­ское время, определялся очень часто теми же параметрами и факто­рами, что и в других (в том числе и в демократических) странах.

Речь идет о взаимодействии процесса сбора и получения инфор­мации, о группах давления и интересов, о взаимосвязи внешних и внутренних факторов.

Мы уже располагаем достаточным количеством документов, по­казывающих, как решался вопрос об отношении к «плану Маршал­ла», как принимались решения в 1956 г. (венгерские события), в 1968 г. (подавление «Пражской весны») и в 1979 г. (ввод советских -войск в Афганистан) и т. п.

В этой проблеме отдельный вопрос заключается в анализе участия других стран Варшавского блока в общем процессе принятия решений, степени их самостоятельности или зависимости от Москвы, их давления на Кремль и учета их мнения советским руководством.

Этим вопросом сейчас активно занимаются историки Германии, анализируя роль лидеров бывшей ГДР при строительстве Берлинской стены, в возникновении и разрешении берлинских кризисов.

Применительно к Польше — это проблема введения военного положения в 1981 г., оценка роли Ярузельского и т. д.

С этим связан и вопрос о степени монолитности политических элит, о разногласиях в руководстве Советского Союза и КПСС и среди лидеров стран советского блока в Центральной и Восточной Европе. Этот вопрос особенно важен и в связи с тем, что сложилась определенная «мифология» вокруг, например, планов и действий Л. П. Берии в 1952—1953 гг., Ю. В. Андропова в конце 1970— на­чале 80-х годов, А. Н. Косыгина в 1960—70-е гг. и т. п. То же каса­ется и некоторых руководящих деятелей Польши, ГДР, Венгрии и других стран.

Анализ этих проблем выводит исследователей и на другой вопрос — о роли лидеров и их воздействии на ход исторического процесса.

Ранее в США и в странах Западной Европы было издано немало биографических книг, в которых давались политические и психо-логические портреты Ф. Рузвельта, Г. Трумэна, Д. Эйзенхауэра, Дж. Кен­неди, Г. Киссинджера, Р. Никсона и Р. Рейгана в США, К. Аденауэра, В. Брандта и Г. Коля — в ФРГ, Ш. де Голля, Ж. Помпиду и Ф. Митте­рана — во Франции и т. д.

Теперь в новых условиях и на основе документальных материа­лов мы получили возможность более полно представить реальные цели и характер Сталина и его соратников, Маленкова, Молотова, Хрущева, Брежнева, Андропова, Громыко, Устинова, Суслова.

Проникновение в жизнь и во внутренний мир этих деятелей по­зволяет лучше понять не только мотивы их действий, но и их влия­ние на процесс принятия тех или иных политических решений.

Работу по анализу роли лидеров периода холодной войны следу­ет всячески стимулировать и продолжать. В ближайшее время вы­ходит в свет книга «Смерть Сталина», в которой будут приоткрыты тайны жизни в Кремле и взаимоотношений между лидерами неког­да супердержавы.

*    *    *

Существует множество различных событий и кризисных периодов холодной войны, которые нуждаются в новом освещении, привлечении новых документов и в иных интерпретациях и оценках. Некоторые из них требуется пересмотреть и, может быть, дать другие оценки.

Выделим лишь некоторые из них, которые заслуживают особого внимания.

Прежде всего, остается дискуссионным вопрос о происхождении и начале холодной войны.

Проходивший в марте 2002 г. в Лондоне двусторонний российско-британский семинар на тему «Сталин и Черчилль», в ходе которого обсуждался и вопрос о периоде Второй мировой войны и начале холодной войны, показал, что среди историков нет единства в воп­росе, когда было положено начало конфронтации между прежними союзниками и кто был ее инициатором.

Увлекательная история о так называемом «процентном соглаше­нии» между Черчиллем и Сталиным в 1944 г. и анализ всего того, что предшествовало и сопровождало речь Черчилля в Фултоне в марте 1946 г. и реакцию на нее Москвы, дает богатую пищу для раз­думий о механизме возникновения конфликта, об истинных целях Трумэна и Черчилля и о причинах необычайно резкого раздражения Сталина против своего бывшего близкого союзника.

Здесь сплетались воедино факторы политические и психологиче­ские, идеологические и военные.

Только сейчас некоторые историки, работая в американских ар­хивах, находят свидетельства нарастающего беспокойства Рузвельта во время войны за будущее мира и его опасения ввиду возможного распространения коммунизма.

Представляет большой интерес в этой связи вопрос о том, как можно оценить действия и намерения американского президента, который, с одной стороны, понимал опасные сталинские амбициоз­ные планы, но в то же время стал одним из инициаторов Ялтин­ского «раздела мира», предоставившего Советскому Союзу свободу действий в Восточной Европе.

Что лежало в основе такой политики? Недооценка советских иде­ологических и геополитических устремлений или, может быть, по­нимание невозможности им противостоять? Вряд ли историкам уда­стся найти по этому поводу какие-либо новые сенсационные доку­менты; скорее — это вопрос более глубокого осмысления уже известных фактов, их сопоставления, а также новых интерпретаций.

В этой связи остается и важный принципиальный вопрос — о союзнических отношениях на последней фазе Второй мировой вой­ны и о том, в какой мере холодная война и конфронтация выраста­ли из того периода войны, когда союзники начали обсуждать уст­ройство послевоенного мира.

Другая группа проблем касается так называемых «поворотных пунктов» и кризисов холодной войны. Помимо множества чисто конкретных сюжетов есть и более общий вопрос о влиянии этих кризисов на состояние международной стабильности.

Сейчас многие специалисты, историки и политологи обсуждают вопрос о том, как послевоенная международно-политическая система, породившая столь сильную и опасную конфронтацию, в то же время не привела к вооруженному столкновению противостоящих держав.

Из этого вытекает вопрос о сущности системы, о том, в какой мере в ней совмещались жесткая конфронтация и факторы сдерживания обеих сторон. Было ли это проявлением здравого смысла политиче­ских лидеров или вытекало из системы и ее специфики? Может быть, концепции «сдерживания», «устрашения», «балансирования на грани войны» были факторами риска и крайнего обострения обстановки, но одновременно и так называемыми «амортизаторами», которые удерживали обе стороны «у последней черты» и нигде не привели к пе­рерастанию кризисов в полномасштабные столкновения.

Весьма перспективное направление в изучении истории холодной войны относится к роли малых стран. Это позволит привлечь новых историков к исследовательской работе. Речь идет об Австрии и Швейцарии, о Бельгии и Голландии, Швеции и Дании. В некото­рых из них созданы исследовательские группы, появились и моло­дые специалисты.

Особый интерес, конечно, вызывает позиция стран советского бло­ка. В будущем можно ждать новых трудов, раскрывающих особенно­сти политики Болгарии, Венгрии, Чехословакии, Польши и Румынии.

Мы уже упоминали об исследовательском проекте по истории НАТО и Варшавского Договора. Это направление в исследовании холодной войны явно нуждается в поддержке; оно выводит истори­ков на уровень анализа блоковой структуры в международных отно­шениях в целом.

Наконец, в поле зрения исследователей все в большей мере на­ходятся проблемы окончания холодной войны. Уже прошли между­народные встречи, началась публикация документов. Но эта работа находится еще в самом начале.

Она имеет как национальные, так и международные аспекты. При­менительно к России следует увязать вопрос об окончании холодной войны с процессами преобразований в СССР, с кризисом советской и партийной системы, с крушением коммунистических режимов в странах советского блока и с распадом Советского Союза.

Важно проанализировать позицию США и стран Западной Евро­пы в этих событиях. Отдельный большой вопрос касается роли объе­динения Германии в процессе окончания холодной войны.

Таким образом, перед учеными, занимающимися историей холод­ной войны, стоят большие задачи, открывающие широкие перспек­тивы. Необходимо расширить и активизировать международное со­трудничество.

Важнейшей задачей остается расширение доступа в архивы.

Публикуемая книга является одним из примеров вклада россий­ских ученых в исследования истории холодной войны. В планах российских специалистов предусмотрены новые научные публикации (в том числе и документальные), проведение конференций и круг­лых столов, большее вовлечение в эту работу историков из россий­ских регионов, активное участие российских исследователей в работе международных журналов (прежде всего, в упоминавшемся россий­ско-британском журнале) и в международной комиссии, созданной в рамках Международного комитета исторических наук.

¹  Journal of Cold War Studies / Ed. by M. Kramer (Harward University).

²  Cold War History / Ed. by A. O. Chubarian, S. Dockrill, O. A. Westad a. o. / Frank Cass. Journal.