Первая половина XX века вошла в историю человечества двумя беспрецедентными мировыми войнами с колоссальными разрушениями и человеческими жертвами. В середине века назревала еще более катастрофическая мировая бойня, которой, однако, удалось избежать. Это был период, когда в США, а затем и в СССР появилось и невероятными темпами стало совершенствоваться ядерное оружие.
Именно оно породило страх перед всеобщим уничтожением и не позволило развиваться событиям по накатанному историей кровопролитному пути: в интересах самосохранения два противостоящих могущественных военно-политических блока были вынуждены вместо «войны горячей» довольствоваться «войной холодной». Явление и понятие холодной войны стали продуктом ядерного века.
5 марта 1946 г., когда США уже почти 8 месяцев обладали монополией на атомную бомбу, Уинстон Черчилль произнес знаменитую речь в Фултоне. В СССР представили ее автора как глашатая холодной войны, заговорившего о «железном занавесе». Для советской пропагандистской риторики уже не имело значения, что и как говорил Черчилль в этой речи о возможности предотвращения новой мировой войны и каким он видел послевоенный миропорядок. Хотя Черчилль не верил тогда в советскую военную угрозу, он предупреждал: СССР, пользуясь плодами победы, пытается навязать миру свою силу и идеологию.
46 лет спустя, 7 мая 1992 года, в том же Фултоне выступил М. С. Горбачев1. Таким образом, через полвека новому оратору представился случай оценить как достоинства речи великого англичанина, «так и ограниченность заключенного в ней анализа, идей и прогнозов, стратегических установок».
Горбачев исходил из того, что и в 1946 и в 1992 годах имела место «ситуация всемирно-исторического выбора». Вот почему Горбачев особый акцент сделал на просчетах, которые были допущены послевоенным руководством СССР и США:
• Обе страны оказались не в состоянии разумно соотнести свои национальные интересы и усилия с правами и интересами других государств и народов.
• Сталин приравнял победу демократии над фашизмом к победе социализма и надеялся распространить социализм на весь мир.
• Два противостоящих блока, возглавляемые США и СССР, раскололи мир, оправдывая раскол своими идеологическими установками.
• Запад сделал несостоятельный и опасный вывод о возможности советской военной агрессии.
• США и Запад с появлением в Америке атомного оружия инициировали чудовищную гонку вооружений.
Возникшее противостояние между США и СССР быстро переросло в непримиримую вражду. США, применившие ядерное оружие в Хиросиме и Нагасаки, все активнее использовали его как фактор устрашения против Советского Союза. Не случайно, позднее, на одном из приемов в Кремле, на котором присутствовал И. В. Курчатов, Сталин после вручения наград сказал: «Если бы мы опоздали на один-полтора года с атомной бомбой, то, наверное, «попробовали» бы ее на себе»2. Наших ученых убеждать не приходилось: «Никаких философских вещей — нужна ли там бомба или нет — не было, потому что для нас было совершенно очевидно, что, если у нас не будет бомбы, то Россия пропала... И поэтому все мы были, как говорится, кровно заинтересованы в том, чтобы сделать скорее эту вещь. Потому что мы понимали, что только это может отложить войну... Была мысль только одна: нужно создать такой вид оружия, чтобы напасть на нас было невозможно»3. Исключение «горячей» войны не смягчало остроты противостояния. Эта новая ситуация и стала повивальной бабкой нового явления в международной жизни — «войны холодной».
За годы холодной войны в арсеналах СССР было накоплено столько ядерных боеприпасов различного назначения, что даже члены Политбюро, ведавшие при М. С. Горбачеве вопросами разоружения, не всегда знали истинное положение дел. А. Н. Яковлев — бывший член Политбюро — в разговоре со мной упомянул следующий факт: «Однажды позвонил секретарь ЦК Лев Зайков: «Слушай, Александр, а ведь нас обманывают...» — «А что такое?» — «А ну-ка скажи, какую нам дают цифру ядерных зарядов, которые у нас есть!» — «Что-то, помню, 39 тысяч фигурирует...» — «Нет. На самом деле это не так. Сейчас я никого в Министерстве обороны не разыскал и попался только начальник тыла. Он так был напуган, когда я его спросил, сколько у нас зарядов! И сказал — 43 тысячи». Даже в это время нам, членам Политбюро, и Л. Н. Зайкову как главе комиссии по разоружению военно-промышленный комплекс не говорил правду. До сих пор не хотят признавать, что в стране тогда сложилась ситуация, при которой военно-промышленный комплекс стал самостоятельным от кого бы то ни было. Со своей логикой развития. Ложь и прочее. Даже своя пропаганда: огромная сеть газет, станций и черт-те знает чего».
«Так была ли ситуация все-таки под контролем или мир случайно избежал ядерной катастрофы?» — спросил я. Яковлев ответил: «Я не верю в потусторонние силы, хотя мне иногда кажется, что в критических ситуациях какая-то сила останавливала. Человечеству просто повезло»4.
Соединенные Штаты с момента разработки первой атомной бомбы затратили в ценах 1995 г. около 4 триллионов долларов на создание своего ядерного потенциала и гигантской инфраструктуры, прямо или косвенно задействованной на его поддержание, а также на меры для обеспечения безопасности в атомную эпоху5. Надо полагать, эквивалентные затраты выпали на долю и Советского Союза. Беспрецедентным расходам сопутствовало, однако, не повышение реальной безопасности для каждой из сторон. Напротив, в годы холодной войны мир не раз оказывался на грани всеобщей катастрофы. Но страх перед угрозой взаимного уничтожения удерживал горячие головы от рокового шага.
За годы холодной войны США и СССР создали чудовищные арсеналы нового оружия (см. в Приложении табл. 1)6. С развитием ядерного оружия и средств его доставки руководители США и СССР уже не могли игнорировать мнение профессионалов-ядерщиков. Укреплялось мнение, что из-за глобальной разрушительной силы это оружие вообще не может быть оружием поля боя и, значит, средством достижения победы. Оно превратилось в источник смертельной опасности для человечества. Стало очевидным — под угрозой самоуничтожения человечества холодная война уже не могла перейти в «горячую». Не случайно, Андрей Сахаров, имея в виду советских разработчиков ядерного оружия, так вспоминал об этом драматическом периоде: «Мы исходили из того, что эта работа — практически война за мир. Работали с большим напряжением, с огромной смелостью... Со временем моя позиция во многом менялась, я многое переоценил, но все-таки я не раскаиваюсь в этом начальном периоде работы, в которой я принимал с моими товарищами активное участие»7.
В те годы в нашей памяти еще были живы и ужасы Второй мировой войны. Довольно часто в ходе наших обсуждений, когда речь шла об усилении работы, раздавались голоса: «Мы не хотим повторения 1941 года!»
Когда в январе 1994 г., находясь в США, я спросил Эдварда Тел-лера — отца американской водородной бомбы, какие уроки должны быть извлечены из истории появления ядерного оружия и сохранится ли соблазн создавать все более разрушительное и изощренное оружие, он ответил: «Конечно, возможность развития все более изощренных устройств определенно сохраняется. Многие из них действительно могут быть превращены в разрушительное оружие. Однако это не должно подводить нас к выводу об ограничении в усовершенствовании этих устройств. ...В течение всей моей работы в прикладной науке я следовал принципу, что дело ученого заключается в расширении знания и в изучении возможности его применения. Каким образом это применение будет осуществлено в действительности — за решения по этому поводу ученый ответственности не несет. Он может и должен давать консультации... Урок заключается в том, что мы должны осознать неизбежный эффект: техника делает мир все более взаимозависимым. По-моему, следствием этого урока должны быть не ограничения, а стремление к позитивному сотрудничеству»8.
Палитра американских и
советских ядерных испытаний. Неизбежность сверхмощных взрывов
Первый в истории взрыв атомного устройства в США 16 июля 1945 г. и атомная бомбардировка Японии потрясли современников. Человечество вступило в новую эпоху. Ничего подобного мир не знал, и, естественно, эти взрывы уже воспринимались как сверхмощные. В 1946 г. США произвели еще два атомных эксперимента мощностью по 21 кт каждый (1 килотонна (1 кт) равна одной тысяче тонн химического взрывчатого вещества; 1 мегатонна (1 Мт) равна одному миллиону тонн химического взрывчатого вещества). Они должны были ответить на вопрос, как повлияет атомное оружие на планы развития американского военно-морского флота. Но уже тогда Эдвард Теллер ставил условием своей работы в Лос-Аламосе проведение 12 испытательных взрывов в год9 (реальность дала 22!).
В 1948 г. Соединенные Штаты осуществили три новых эксперимента с атомным оружием. «Создавалось чрезвычайно опасное положение. Советский народ вынужден был мобилизовать все свои материальные и духовные силы, чтобы прорвать ставшую угрозой миру атомную монополию США, и в предельно короткие сроки создать собственное ядерное оружие»10.
После первого советского атомного взрыва 29 августа 1949 г. США, как бы спохватившись, провели в 1951 г. сразу 16 экспериментов. Безудержная ядерная гонка стала фактом.
Разработчики стремились сделать габариты оружия минимальными, а, с другой стороны, добиться максимального выгорания дорогостоящего ядерного «горючего». Эти противоречивые цели толкали на расширение полигонных экспериментов: они позволяли определить оптимальные параметры нового оружия. И приближали эру водородного оружия.
Таким образом, с первых шагов ядерной гонки в обеих странах акцент был сделан, прежде всего, на программах опытных взрывов. Их проведение открывало путь для совершенствования зарядов применительно к разнообразным носителям и для увеличения их мощности. Разумеется, прежде чем появлялось принципиально новое решение, старались «выжать» максимум из уже известной конструкции: увеличение мощности достигалось обычными усовершенствованиями, а также размещением в изделии возможно большего количества делящегося вещества.
Испытания в США и СССР преследовали и другие цели11, но приоритетной задачей всегда оставалось совершенствование ядерного оружия и его удешевление.
Общая картина ядерных испытаний, проведенных в США и СССР, выглядит следующим образом.
Программа США за 47 лет (первый взрыв состоялся 16 июля 1945 г., последний — 23 сентября 1992 г.) включает 1056 ядерных испытаний (с учетом двух взрывов в 1945 году в Японии, 27 экспериментов в мирных целях и 24 ядерных испытаний, проведенных на Невадском полигоне совместно с Великобританией). Общее число взорванных ядерных зарядов и устройств 1151 (естественно, число взорванных зарядов превосходит число испытаний, т. к. в некоторых испытаниях могло быть задействовано сразу более одного заряда). Из них 1116 было взорвано в военных целях. Полное энерговыделение всех ядерных испытаний США оценивается в 180 Мт.12
Программа СССР за 41 год (29 августа 1949 — 24 октября 1990) включает 715 ядерных испытаний (124 из них было проведено в интересах народного хозяйства страны). Таким образом, в среднем СССР ежегодно проводил около 17 испытаний (США — 22). В общей сложности советская программа потребовала 969 ядерных зарядов и устройств, из которых 796 были взорваны в военных целях. Полное энерговыделение ядерных испытаний СССР составило 285,4 Мт.13
Таким образом, в ходе всех 1771 испытаний (их распределение по годам дается в Приложении, табл. 2) суммарная мощность ядерных устройств, взорванных двумя странами, превысила 460 Мт. Из них 215 Мт — или более 46% — приходятся на 12 сверхмощных советско-американских взрывов. Эти взрывы (см. в Приложении табл. 3 и 4 для США и СССР) стали вехами технологического продвижения вперед и для каждой из сторон были безусловным актом устрашения потенциального противника.
Кроме шести взрывов сверхбольшой мощности (больше 10 Мт каждый, табл. 4) СССР провел 22 воздушных испытания мегатонного класса (мощностью между 1,5 Мт и 10 Мт), которые были осуществлены в период 1955—1962 гг.14 Все они, за исключением взрыва 22 ноября 1955 г. под Семипалатинском, были проведены на полигоне Новая Земля.
Соединенные Штаты, помимо указанных в таблице 3 сверхмощных взрывов, реализовали в период 1954—1962 гг. еще 24 воздушных эксперимента мегатонного класса (мощностью от 1 Мт до 8,5 Мт), используя для этой цели баржи, самолеты, ракеты или же проводя взрывы на поверхности земли15.
Сверхмощные американские испытания были проведены в 1950-е годы. Советские супервзрывы пришлись на начало 1960-х, чему, естественно, есть свое объяснение. Ниже мы коснемся этой темы.
В США не скрывалась политическая подоплека подобного рода испытаний: «Единственно возможный путь для Америки гарантировать собственную безопасность состоял в том, чтобы создать намного более мощную бомбу, чем имели русские»16.
31 октября 1952 года американские физики осуществили эксперимент Mike — первый термоядерный супервзрыв в современном понимании этого термина. Хотя этот взрыв и был промежуточным экспериментом в интересах создания термоядерного оружия (оно появилось в США только 28 февраля 1954 г.), мощность взрыва (10,4 Мт) поражала воображение.
Супериспытания (кроме взрыва советской 50-мегатонной бомбы и, возможно, эксперимента Mike), приведенные в таблицах 3 и 4, сопровождались значительным радиационным загрязнением окружающей среды. Трагедия, разыгравшаяся с японскими рыбаками после взрыва Bravo, вызвала острый резонанс и протесты в мире. Таковы были реальности холодной войны, главной составляющей которой являлось противостояние двух ядерных гигантов.
Подобные взрывы проводились, чтобы снарядить мощными зарядами существовавшие тогда средства доставки и чтобы одновременно произвести должное впечатление на потенциального противника. «Атому предстояло стать универсальной сдерживающей силой. Сверхбомбы, или стратегическое оружие, должны были предотвратить мировую войну»17.
Большие мощности зарядов рассматривались в те годы как необходимость, чтобы преодолеть неточности доставки заряда к цели. Сказывалась и психология ядерной гонки: чем мощнее заряд — тем сильнее впечатление на людей, тем весомее претензия на предполагаемое «превосходство» и тем выше шансы получить финансирование.
Появлению сверхмощных зарядов способствовали также их относительная дешевизна, политический расчет и профессиональный энтузиазм разработчиков. Наивно полагать, что, скажем, Н. С. Хрущев сам навязал советским ядерщикам идею создать 100-мегатонную бомбу. Все случилось на встрече в Кремле 10 июля 1961 года, когда руководители Арзамаса-16 доложили о возможности разработать подобную конструкцию. Другое дело, что Хрущев немедленно «ухватился» за нее: «Пусть 100-мегатонная бомба висит над капиталистами, как дамоклов меч!»
Со стороны наших разработчиков интерес к сверхмощным зарядам носил характер именно увлечения, которое не было продиктовано глубоко продуманными стратегическими соображениями: преобладало стремление дойти в том или ином техническом направлении до предельных характеристик.
Однако состязательность с Западом являлась важным стимулом. Свое влияние оказывали и взаимоотношения между двумя ядерными центрами страны (в Сарове и Снежинске). Это особенно проявилось в серии испытаний 1961—1962 годов. Соперничество между двумя отечественными ядерными центрами вызывало даже большее эмоциональное напряжение, чем ощущавшееся абстрактно соревнование с заокеанскими конкурентами. Ведь выигравшая сторона получала «приз»: ее заряд принимался в серию для оснащения того или иного носителя. Оба конкурирующих института работали в высшей степени профессионально, и создаваемые заряды отличались высокими характеристиками.
Простор для увеличения мощности термоядерного оружия открывался и по другой причине: суперзаряды не становились супердорогими. Высокую стоимость имеют в основном уран-235, плутоний-239 и тритий. Другие компоненты, например уран-238 и дейтерий, которые обеспечивают основное наращивание мощности, относительно дешевы. Не возрастают заметно и расходы на изготовление заряда. Поэтому затратный механизм, который обычно сдерживает стремление к неумеренному росту характеристик технических изделий, здесь отсутствовал. Наконец, воодушевляло «встречное движение»: советское руководство видело в ядерной мощи страны козырную карту, сильнейший аргумент в политике противостояния Западу. Это особенно проявилось в 1961—1962 гг.
Советское руководство в лице Хрущева считало полезным продемонстрировать могущество СССР в период Берлинского и назревавшего Карибского кризисов. Хрущев лично нацелил разработчиков ядерного оружия на проведение серии испытаний, чтобы подчеркнуть жесткость позиции Советского Союза в сложившейся напряженной международной обстановке. Подразумевалось также (и об этом говорилось), что супервзрывы в атмосфере, сопровождаемые рядом эффектов, которые не останутся без внимания многих наблюдательных станций в мире, увеличат всеобщее ощущение опасности и страха перед ядерным оружием и усилят движение за его запрещение.
Для эпохи сверхмощных взрывов было характерно какое-то чудовищное смещение акцентов во взаимоотношениях двух великих держав — лидеров противостоящих блоков. Господствовало извращенное представление: борьба между ними важнее общечеловеческих интересов. Как-то забывался обоюдоострый характер ядерного оружия: радиоактивные осадки, распространяясь повсеместно, не щадят ни жертву, ни агрессора. Обе противостоящие стороны очень медленно «выздоравливали» от такого подхода. Небывалые по количеству взрывов испытания 1961—1962 годов, когда СССР провел 138 испытаний, а США — 106, казалось, перешли все допустимые границы.
Аргументируя в 1961 г. свой отказ от моратория и необходимость проведения ядерных взрывов, правительство СССР заявляло: «Советский народ, Советское правительство не могут не считаться с тем, что снова, как и двадцать лет назад, на подступах к рубежам нашей Родины клубятся зловещие тучи войны, что Западную Германию и нынешних союзников германских милитаристов трясет лихорадка военных приготовлений... Советское правительство не выполнило бы своего священного долга перед народами своей страны, перед народами социалистических стран, перед всеми народами, стремящимися к мирной жизни, если бы перед лицом угроз и военных приготовлений, охвативших США и некоторые другие страны НАТО, оно не использовало бы имеющихся у него возможностей для совершенствования наиболее эффективных видов оружия, способных охладить горячие головы в столицах некоторых держав НАТО»18.
Испытание 30 октября 1961 г. над Новой Землей 100-мегатонной термоядерной бомбы (в варианте половинной мощности) стало знаковым событием не только для 12 лет, прошедших после первого советского атомного взрыва в августе 1949 г., но и для всей последующей программы испытаний ядерного оружия в СССР19. Появление такой бомбы было спровоцировано не только несколькими уже проведенными мощными американскими термоядерными взрывами (см. табл. 3), но и тем, что в начале 1960 г. в иностранной печати появились публикации о возможности создания супербомбы мощностью в 1000 мегатонн20.
Произведенный взрыв оказался рекордным по своей силе и занял место в Книге рекордов Гиннесса21. Он стал одной из кульминаций эпохи холодной войны и одним из ее символов. Его мощность в десять раз превысила суммарную мощность всех взрывчатых веществ, использованных всеми воюющими странами за годы Второй мировой войны, включая американские атомные взрывы над городами Японии. Столь ужасающий взрыв в боевых условиях мгновенно породил бы гигантский огненный смерч, который охватил бы территорию, близкую по площади, к примеру, всей Владимирской области России.
Взорванная бомба никогда не являлась оружием и военного значения не имела. Это был акт разовой силовой демонстрации, сопутствовавшей конкретным обстоятельствам политической кухни, «большой игре» на устрашение между сверхдержавами. Наши соотечественники узнали о намеченном эксперименте только 17 октября 1961 года — в первый день работы XXII съезда КПСС, когда Хрущев в отчетном докладе, отступив от текста, заявил: «...Хочу сказать, что очень успешно идут у нас испытания и нового ядерного оружия. Скоро мы завершим эти испытания. Очевидно, в конце октября. В заключение, вероятно, взорвем водородную бомбу мощностью в 50 миллионов тонн тротила. (Аплодисменты.) Мы говорили, что имеем бомбу в 100 миллионов тонн тротила. И это верно. Но взрывать такую бомбу мы не будем, потому что если взорвем ее даже в самых отдаленных местах, то и тогда можем окна у себя выбить. (Бурные аплодисменты.) Поэтому мы пока воздержимся и не будем взрывать эту бомбу. Но, взорвав 50-миллионную бомбу, мы тем самым испытаем устройство и для взрыва 100-миллионной бомбы. Однако, как говорили прежде, дай Бог, чтобы эти бомбы нам никогда не пришлось взрывать ни над какой территорией. Это самая большая мечта нашей жизни! (Бурные аплодисменты.)» И добавил, сказав о тех, кто работает над совершенствованием ядерного оружия и ракетной техники: «Мы гордимся этими товарищами, воздаем им должное, радуемся их творческим успехам, которые способствуют укреплению оборонной мощи нашей Родины, укреплению мира во всем мире. (Бурные аплодисменты.)»22
Взрыв невероятной мощи показал всеразрушительность и бесчеловечность созданного оружия массового уничтожения, достигшего апогея в своем развитии. Человечество, политики должны были осознать, что в случае трагического просчета победителей не будет. Как бы ни был изощрен противник, у другой стороны найдется сокрушительный ответ. В то же время созданный 50-мегатонный заряд демонстрировал могущество человека: взрыв по своей мощи был явлением уже почти космического масштаба23.
Огромная мощность взорванной в СССР бомбы должна была вызвать и вызвала тревогу во всем мире. Возникало понимание того, что это оружие должно быть взято под международный контроль, формы которого хотя еще и не найдены, но их надо искать и реализовывать.
Действительно, не сразу, но постепенно был заключен ряд соглашений. Первым прорывом на пути к обузданию гонки вооружений стал знаменитый Договор о запрещении ядерных испытаний в трех средах, подписанный 5 августа 1963 года в Москве.
На пути к благоразумию
Со дня заключения Московского договора о запрещении испытаний ядерного оружия в атмосфере, в космосе и под водой прошло уже почти 40 лет. Но до сих пор некоторые ключевые страницы многолетней эпопеи, приведшей к этому важнейшему результату, остаются неизвестными для широкой публики24.
Что касается нашей страны, то важно обратить внимание на следующий факт. К 1 апреля 1954 г. И. В. Курчатов вместе со своими коллегами по атомному проекту академиками А. И. Алихановым, А. П. Виноградовым и И. К. Кикоиным, а также министром атомной отрасли В. А. Малышевым подготовили закрытый материал в виде рукописи статьи для будущей публикации. Для принятия решения экземпляр документа был направлен Малышевым Н. С. Хрущеву. Авторы статьи писали: «Темпы роста производства атомных взрывчатых веществ таковы, что уже через несколько лет накопленных запасов атомных взрывчатых веществ будет достаточно для того, чтобы создать невозможные для жизни условия на всем земном шаре. Взрыв около ста больших водородных бомб приведет к тому же... Таким образом, нельзя не признать, что над человечеством нависла огромная угроза прекращения всей жизни на Земле»25. В рукописи особо подчеркивалось, что «помимо разрушающего действия атомных и водородных бомб, человечеству... угрожает и еще одна опасность — отравление атмосферы и поверхности земного шара радиоактивными веществами, образующимися при ядерных взрывах... Уже теперь, когда на земле произведено всего несколько десятков опытных взрывов атомных и водородных бомб, общая радиоактивность верхних слоев земли ощутимо повысилась. Происходит заражение и водных бассейнов».
Позиция и аргументы главного атомного эксперта страны И. В. Курчатова и его коллег не могли не произвести впечатления на высшее советское руководство. Однако по неизвестным причинам статья так не была разрешена для публикации. Только через 4 года наступила пора первых зондирующих международных переговоров относительно возможности заключения договора о прекращении ядерных испытаний26.
С 1 июля по 21 августа 1958 г. в Женеве прошло совещание научных экспертов, в котором приняли участие такие известные ученые, как Е. К. Федоров, Н. Н. Семенов, И. Е. Тамм, М. А. Садовский (СССР), Дж. Фиск, X. Бете, Э. Лоуренс (США), Дж. Кокрофт, У. Пенни (Англия) и др. В итоговом докладе своим правительствам эксперты выступили с согласованной точкой зрения: контроль за прекращением взрывов, если такое соглашение будет достигнуто, возможен. Для этого рекомендовалось создать сеть из 160—170 контрольных постов и предусмотреть возможность проведения инспекций на месте явлений, подозреваемых как ядерный взрыв27. 31 октября 1958 г. начались переговоры уже правительственных делегаций СССР, США и Великобритании о «приостановке»28 испытаний ядерного оружия. Последовавшие затем изнурительные переговоры между СССР, США и Англией о полном прекращении испытаний продолжались свыше 4 лет и, казалось, окончательно «споткнулись» на проблеме установления контроля. Об этом драматическом этапе на переговорах написано немало, как и о том, что сами переговоры, по существу, зашли в тупик. Он был преодолен самым неожиданным образом — спасение пришло именно от создателей оружия, работавших в советском ядерном центре — Сарове.
Весной 1963 года Виктор Борисович Адамский, один из разработчиков 50-мегатонной бомбы, как-то зашел к своему руководителю Андрею Дмитриевичу Сахарову и завел с ним разговор о том, что возникла ситуация, при которой соглашение о запрещении испытаний ядерного оружия может стать реальностью.
Необходимость в этом назрела. Небывалое число ядерных взрывов в атмосфере в начале 60-х гг., включая сверхмощные, повсеместно усилило волну протестов. Всколыхнул мировую общественность и ракетный Карибский кризис, чуть не ввергнувший осенью 1962 г. весь мир в термоядерную катастрофу. Развернул работы над созданием своего ядерного оружия Китай, отношения с которым у Советского Союза становились все напряженнее.
Окончательный провал переговоров о запрещении ядерных испытаний поставил бы США и СССР перед опаснейшей чертой. Наступил, таким образом, критический момент, когда из огромного «переговорного» багажа, уже накопленного дипломатами в поисках соглашения, можно было попытаться найти оптимальный вариант договора, который в создавшихся условиях устроил бы все стороны.
Адамский добавил, что на этот счет у него есть не только аргументированное предложение, но и подготовленный проект обращения к премьеру Н. С. Хрущеву. И он протянул несколько страничек с рукописным текстом Сахарову:
«Дорогой Никита Сергеевич!
Мы, ученые, работающие в КБ-11, т. е. в организации, занимающейся разработкой и конструированием атомных и водородных зарядов, хотим поделиться с Вами некоторыми нашими соображениями об одном из возможных путей достижения соглашения о прекращении ядерных испытаний.
Переговоры о полном запрещении испытаний столкнулись с большими трудностями.
Несколько лет назад американская сторона предлагала достигнуть соглашения о прекращении испытаний в атмосфере и космосе с сохранением права производить подземные испытания небольшой мощности. Мы хотим обратить Ваше внимание на то, что, если не удастся достигнуть соглашения о полном прекращении ядерных испытаний, то, возможно, имеет смысл выдвинуть это предложение от имени Советского Правительства.
Наши аргументы в пользу такого предложения заключаются в следующем:
1. Непосредственный вред, приносимый испытаниями в виде заражения атмосферы, выпадения радиоактивных осадков и т. п. вызывается именно воздушными испытаниями. В случае подземных испытаний все радиоактивные продукты локализованы в месте взрыва и не выбрасываются в атмосферу, и не уносятся подпочвенными водами, если место взрыва выбрано удачно.
2. Военное значение воздушных и подземных взрывов совершенно различно. Воздушные взрывы служат для совершенствования атомного и водородного оружия во всем диапазоне мощностей от тактического до сверхмощного. Кроме того (а на данном этапе развития атомного оружия это выходит на первый план), воздушные взрывы используются для практических стрельб и других видов обучения войск обращению с ядерным оружием, а также для комплексных отработок ракет вместе с зарядами, систем ПРО и прорыва ПРО. Подземные взрывы небольшой мощности могут быть использованы лишь для совершенствования оружия малой мощности и для различного рода модельных экспериментов, военная ценность которых весьма ограничена. Нам кажется, что, не имея возможности проводить воздушные испытания, страна, не обладающая ядерным оружием, не сможет создавать современную систему ядерного вооружения.
3. Возможности мирного применения ядерных взрывов связаны как раз с подземными взрывами и не нуждаются в проведении воздушных испытаний. Полное прекращение всяких испытаний, в том числе подземных, не позволило бы вести работу над мирным использованием ядерных взрывов. Мы думаем, что мирное применение ядерных взрывов имеет широкие перспективы во многих направлениях, таких, как энергетика, вовлечение в промышленный оборот ториевых руд для их переработки в делящиеся вещества, получение трансурановых элементов, омоложение нефтяных месторождений, перемещение больших масс породы при строительстве каналов и аналогичных сооружений, вскрытие рудных и угольных пластов.
Такое предложение, как нам кажется, имеет хорошие шансы быть принятым западными державами и является вместе с тем приемлемым для нас. Заключение соглашения о прекращении испытаний в атмосфере и космосе и ограничение испытаний под землей небольшой мощностью прекратило бы заражение атмосферы радиоактивными продуктами, затормозило бы гонку вооружений и, вероятно, предотвратило бы дальнейшее распространение атомного оружия среди стран, им не располагающих, и вместе с тем не помешало бы разработке способов мирного применения ядерных взрывов. Наличие соглашения по вопросу об испытаниях в воздухе и космосе создало бы благоприятный прецедент для решения более сложных международных проблем»29.
Адамский напомнил также о давнем предложении Эйзенхауэра заключить соглашение о прекращении испытаний в атмосфере и высказал мысль, что сейчас, быть может, наиболее подходящее время, чтобы оживить эту мысль. Американцы, естественно, не смогут ей противиться. Фактически Адамский синтезировал в проекте письма рациональные идеи, содержавшиеся в более ранних предложениях Эйзенхауэра, Кеннеди и Хрущева, освободив их от спорного вопроса о подземных взрывах и необходимости инспекции на местах, а также от увязывания соглашения о запрещении испытаний в трех средах — в атмосфере, космосе и под водой — с обязательством (на чем особенно настаивал Хрущев), что «в отношении подземных испытаний будут продолжены переговоры». В качестве своеобразной компенсации для Хрущева в проекте письма особо подчеркивалось, что договор о запрещении ядерных взрывов в трех средах не позволит стране, не обладающей ядерным оружием, создать «современную систему ядерного оружия», которой СССР, естественно, уже располагал. Кроме того, «полное прекращение всяких испытаний, в том числе подземных, не позволило бы вести работу над мирным использованием ядерных взрывов» — направление, которое, как тогда полагали советские специалисты, «имеет широкие перспективы».
А. Д. Сахаров посчитал, что направлять столь важное письмо Хрущеву по почте не следует: уйдет время, да и письмо может попасть в другие руки. В то же время, нельзя было оставлять в неведении и Е. П. Славского, возглавлявшего Министерство среднего машиностроения.
Андрей Дмитриевич вспоминал: «Его (Адамского) слова произвели на меня очень большое впечатление, и я решил тут же поехать к Славскому. Славский находился тогда в правительственном санатории в Барвихе. Я доехал на министерской машине до ворот санатория, отпустил водителя и по прекрасному цветущему саду прошел в тот домик, где жил Ефим Павлович. Он встретил меня очень радушно... Я изложил Славскому идею частичного запрещения, не упоминая ни Эйзенхауэра, ни Адамского; я сказал только, что это — выход из тупика, в который зашли Женевские переговоры, который может быть очень своевременным политически. Если с таким предложением выступим мы, то почти наверняка США за это ухватятся. Славский слушал очень внимательно и сочувственно. В конце беседы он сказал: «Здесь сейчас Малик (заместитель министра иностранных дел). Я поговорю с ним сегодня же и передам ему вашу идею. Решать, конечно, будет «сам» (т. е. Н. С. Хрущев)». Славский проводил меня до двери». Через какое-то время министр позвонил Сахарову и сказал: «Я звоню вам, чтобы сообщить, что ваше предложение вызвало очень большой интерес наверху, и, вероятно, вскоре будут предприняты какие-то шаги с нашей стороны»30.
Настоящая сенсация, истоки и причины которой мы теперь хорошо понимаем, разразилась 2 июля 1963 года, когда Н. С. Хрущев, выступая на митинге германо-советской дружбы в Берлине и как бы подводя почти пятилетние беспросветные переговоры о запрещении ядерных испытаний к быстрому и положительному финалу, неожиданно заявил:
«Советское правительство убеждено в том, что интересам народов отвечает быстрейшее заключение соглашения о прекращении всех испытаний ядерного оружия — в атмосфере, в космическом пространстве, под водой и под землей. Но сейчас это, очевидно, невозможно ввиду позиции западных держав.
Тщательно взвесив создавшееся положение, советское правительство, движимое чувством высокой ответственности за судьбы народов, заявляет, что, поскольку западные державы препятствуют заключению соглашения о запрещении всех ядерных испытаний, Советское правительство выражает готовность заключить соглашение о прекращении ядерных испытаний в атмосфере, космическом пространстве и под водой. Мы и раньше выступали с этим предложением, но западные державы сорвали достижение соглашения, выдвинув дополнительные условия, которые предусматривали осуществление широкой инспекции нашей территории.
Если теперь западные державы согласны с этим предложением, то вопрос об инспекции полностью отпадает. Ведь западные державы заявляли, что для проверки выполнения государствами своих обязательств по прекращению ядерных испытаний в атмосфере, космосе и под водой не нужно никаких инспекций31. Стало быть, дорога к решению вопроса открыта»32.
И действительно, уже 5 августа 1963 г. Договор о запрещении ядерных испытаний в атмосфере, под водой и в космическом пространстве был подписан от имени правительств Советского Союза, Соединенных Штатов Америки и Великобритании.
Инициатива, проявленная В. Б. Адамским, оказалась, таким образом, и к месту, и ко времени. Как представляется, она сыграла решающую роль в изменении позиции Хрущева, который до последнего отстаивал идею соглашения о полном прекращении испытаний в атмосфере, космосе, под водой и под землей, но теперь (с учетом ситуации, сложившейся на переговорах) уже не мог не согласиться с доводами своих экспертов-ядерщиков.
Оазис свободы за колючей
проволокой. Значение Московского договора 1963 г.
Может вызвать удивление, что решающая идея, которая привела к успеху переговоров, пришла не от их непосредственных участников — дипломатов и ученых-экспертов, а как бы совсем со стороны, от советских разработчиков ядерного оружия — физиков-теоретиков из секретного Арзамаса-16. Но особенно удивляться тут нечему.
Во-первых, нередко бывает, как говорится, что со стороны виднее. Свежий, непредвзятый взгляд способен выявить суть проблемы ярче и глубже. Во-вторых, физики-теоретики в Арзамасе-16 всегда представляли собой совершенно особую «касту» с необычными для того времени традициями и возможностями. Остановимся на этом несколько подробнее.
Среди сотрудников академиков Я. Б. Зельдовича, И. Е. Тамма, а затем и А. Д. Сахарова, возглавлявших теоретические отделы ядерного центра, было много незаурядных людей. И, что особенно важно, в этих отделах сложилась атмосфера свободного творческого общения. Была страсть к политической дискуссии, которая делала ее участников знатоками политической жизни в стране и за рубежом, учила понимать тонкости политической «кухни».
В. Б. Адамский в своих публикациях33 и частных беседах рассказывал, что тогда у теоретиков существовал своеобразный политический клуб. Естественно, идеологические и охранительные органы знали о таком «клубе», но смотрели на него снисходительно. В то же время сами сотрудники, сознавая, что они живут и работают под постоянным контролем спецслужб, эти дискуссии за пределы теоретических секторов не выплескивали. По-видимому, вольные дискуссии принимались органами за невинные забавы, без которых физики-теоретики не могут обойтись. Лишь бы делали нужное стране дело. А делали они его хорошо.
Обсуждению подвергалось все — и наша полная драматизма и нелепостей история, и текущая политика, и те изменения в мире, которые были вызваны самим существованием ядерного оружия.
Последнее обстоятельство не так легко поддавалось осмыслению. С одной стороны, участвуя в ядерных испытаниях и сталкиваясь с «живой» картиной ядерного взрыва, и ветераны, и молодые сотрудники понимали, что впервые создано оружие, применение которого может уничтожить человечество. А с другой — именно это обстоятельство диктовало сдержанность в отношениях между великими державами. Война между ними становилась немыслимой. Вооруженные столкновения оттеснялись на периферию, принимая характер локальных конфликтов.
Власть вынуждена была терпеть «чудачества» физиков-теоретиков ядерного центра. Никто не препятствовал будущему лауреату Нобелевской премии Игорю Тамму еще при жизни Сталина слушать западное радио и пересказывать последние известия своим молодым коллегам. Терпели «органы» и тот факт, что по анкетным данным И. Е. Тамм, Н. Н. Боголюбов, не говоря уже о Ю. Б. Харитоне, никак не соответствовали представлениям спецслужб о благонадежности. Политическое руководство страны было вынуждено привлечь к работе над атомной бомбой лучших ученых из ведущих институтов страны, которые, в свою очередь, обладали преимущественным правом отбирать из студентов-выпускников наиболее сильных и подготовленных молодых людей.
Небезынтересный факт. Один из заслуженных ветеранов Арзамаса-16 Н. А. Дмитриев вспоминал: «Когда Сахаров стал заниматься диссидентской деятельностью, это он к нам примкнул, а не мы к нему. Он занялся этим в каком-то смысле под нашим влиянием»34. В то же время А. Д. Сахаров из наиболее яркого и лояльного представителя советского военно-промышленного комплекса совсем не случайно превратился во всемирно известного правозащитника и критика советской системы. Именно Арзамас-16 «вырастил» и дал миру первого в стране лауреата Нобелевской премии мира. Здесь молодые специалисты учились у старших товарищей не только физике и принципам конструирования ядерных зарядов. Они впитывали широту взглядов своих наставников, приобретали интерес к политическим проблемам и критически воспринимали официальную пропаганду. Но для всех главной была работа и понимание ее важности и необходимости.
Властям и партийному руководству пришлось признать, что естественные науки являются фундаментом военной техники, и прекратить, хотя и не без рецидивов, нападки невежественных партийных философов на современную физику — квантовую механику и теорию относительности, которые якобы несовместимы с диалектическим материализмом. Сказался и безусловный прагматизм Л. П. Берии, который, возглавляя советский атомный проект, не переоценивал значение идеологических установок.
У руководства страны разработчики ядерного оружия были вообще на особом счету: в годы холодной войны именно они олицетворяли собой мощь отечественного оборонного потенциала. Авторитет руководителей теоретических отделов Я. Б. Зельдовича и А. Д. Сахарова в правительственных кругах был чрезвычайно высок и позволял им в случае необходимости напрямую выходить на представителей самых высоких эшелонов государственной власти. Более того, вследствие исключительного значения объекта для обороны, многие его сотрудники также имели тогда право выйти с критикой или предложениями непосредственно в ЦК КПСС. И делали это. Такая практика повышала у людей чувство сопричастности к делам государственного масштаба и, естественно, повышала ответственность и инициативу. Так что обратиться из Арзамаса-16 на «самый верх» с тем или иным предложением не было экстраординарным событием.
Благодаря специфике своей работы физики-теоретики допускались к участию в очень важных совещаниях и были весьма информированы о состоянии дел в отрасли, о направлении технической политики. Свободные дискуссии создавали высокий уровень понимания политических проблем, и прежде всего в вопросах, касающихся роли и места ядерного оружия в мире. Это особенно проявилось в период, когда шли переговоры о запрещении испытаний ядерного оружия.
Поэтому то, что судьба связала имя Виктора Борисовича Адамско-го, как и А. Д. Сахарова, с Московским договором о запрещении испытаний ядерного оружия в трех средах на самом критическом этапе его подготовки, в какой-то мере было предопределено. Сахаров писал:
«В. Б. Адамский был одним из старейших сотрудников теоротде-ла... Он был весьма образованным человеком и, опять же, как большинство теоретиков, интересовался общеполитическими проблемами. К моим мыслям о вреде испытаний относился сочувственно, что было для меня поддержкой на общем фоне непонимания или, как мне ка-залось, цинизма. Я любил заходить к нему поболтать о политике, науке, литературе и жизни в его рабочую комнатушку у лестницы»35. Когда-то и мне немало времени довелось провести в этой «комнатушке» и быть неоднократным свидетелем подобных неспешных бесед.
Но как теперь выясняется, на финишной прямой, когда Московский договор уже должен был состояться, о В. Б. Адамском — одном из главных его «виновников» — даже некому было вспомнить. Цепочка была нарушена. Сахаров, как мы уже знаем, в разговоре с министром Славским Виктора Борисовича почему-то не упомянул. Как не обмолвился и о заготовленном им же проекте письма Хрущеву. В свою очередь, Славский разговаривал о задуманном ходе с заместителем Громыко опальным Яковом Маликом — человеком в ту пору хотя и прощенным, но далеко не в почете. Именно он двумя годами ранее на одном из приемов в Москве проговорился дуайену дипломатического корпуса послу Швеции Сульману, что сбитый ракетой под Свердловском летчик Френсис Пауэрc жив и его «допрашивают». Сульман немедленно сообщил об этом американцам, и хитроумная игра Хрущева с США мгновенно оказалась под угрозой36. В этой ситуации Громыко вряд ли услышал от Малика даже имя Сахарова. Наконец, учитывая практику советской номенклатурной субординации, маловероятно, чтобы, докладывая идею Хрущеву, Громыко (даже если бы и знал об инициативе Адамского) распространялся о «первоисточниках».
Во всяком случае, на заседании Президиума ЦК КПСС 25 апреля 1963 года при обсуждении этого вопроса не присутствовали ни Сахаров, ни Малик. Так оттеснили истинного героя этой истории.
Зато на заседании Президиума Н. С. Хрущев представил идею Адамского уже как собственную инициативу (цитируется по стенограмме37):
«Я думаю, товарищи, что сейчас — вот поэтому я пригласил и товарища Малиновского, и товарища Славского, — можно было бы пойти в конце концов на соглашение о запрещении испытаний в воздухе, под водой и обойти вопрос под землей, записать — найти какую-то форму, —что будем прилагать усилия и вести переговоры и пр., но подписать соглашение о прекращении испытаний только в атмосфере. Наши военные товарищи говорят, что на ближайшие годы мы не будем нуждаться в проведении испытаний в атмосфере, т. е. крупных зарядов. Испытания или взрывы под землей, видимо, у нас будут, даже в связи с хозяйственной потребностью; вот как сегодня и стоит вопрос Славского и Келдыша — мы вот т. Келдыша не пригласили на этот вопрос — о проведении взрывов в интересах развития нефтедобычи и других вопросов, и может быть, возникнут и оборонные интересы в проведении подземных испытаний.
Поэтому мы оставим это за собой, и этим, конечно, будут пользоваться и англичане, и французы. Но и мы можем пользоваться, когда это нам нужно.
И общественность мировая тоже будет удовлетворена нашей позицией, потому что атмосферных взрывов не будет, следовательно, не будет загрязняться атмосфера и вода.
Это они тоже расценивают как нашу большую уступку, и это будет действительно уступка. Но эта уступка наша будет взаимовыгодна...
Я думаю, у нас по этому вопросу может быть соглашение немедленное, потому что здесь никакой инспекции не требуется, тут только составление проекта, договор. И об этом говорил даже Эйзенхауэр и на этом настаивает давно Макмиллан. Поэтому мы можем сейчас только выработать нашу тактику во времени, когда нам выгодно это сделать...»
Московский договор о запрещении испытаний ядерного оружия в атмосфере, в космическом пространстве и под водой стал первым реальным шагом на пути к замедлению гонки вооружений и в этом его основное историческое значение. В коммюнике в связи с подписанием договора говорилось: «Три правительства, подписавшие Договор о запрещении испытаний ядерного оружия в атмосфере, космическом пространстве и под водой, согласились, что этот Договор является важным первоначальным шагом в сторону разрядки международной напряженности и укрепления мира, и выразили надежду, что в этом направлении будет достигнут дальнейший прогресс»38.
Сам факт его существования стал катализатором добрых веяний в советско-американских отношениях и примером для продолжения усилий во имя ограничения гонки вооружений и за разоружение. Фактически холодная война дала первую трещину, хотя в дальнейшем она еще не раз разгоралась с новой силой и не единожды затихала.
Когда советский посол в США А. Ф. Добрынин 26 августа 1963 г. встретился наедине с Дж. Кеннеди в Белом доме, президент выразил не только удовлетворение по поводу подписания в Москве договора, но также добавил, что, как и советский премьер, он считает необходимым продолжить обмен мнениями по другим вопросам сразу же после ратификации договора. Такими вопросами могли бы явиться в первую очередь меры по предотвращению внезапного нападения и декларация о неиспользовании космоса для размещения оружия массового уничтожения39.
Заключение Московского договора явилось ясным сигналом, что ядерные державы считают недопустимым расширение «ядерного клуба» и утрату контроля за расползанием ядерного оружия в мире. Этот договор стал первым в серии договоров и соглашений, регулирующих поведение государств в сфере ядерных испытаний. Он восстановил ряд провозглашенных, но игнорировавшихся вследствие ядерных испытаний норм международного права, в частности, о свободе пользования ресурсами мирового океана.
Премьер-министр Индии Д. Неру заявил, что этот договор «открывает путь к разоружению и обеспечению мира во всем мире». Премьер-министр Великобритании Г. Макмиллан, выступая в палате общин, заявил: «Я счастлив, что на мою долю выпала обязанность сообщить об этом соглашении в палате общин не только вследствие ценности, которую имеет это соглашение само по себе, но также вследствие надежд на дальнейший прогресс, которое оно сулит в будущем»40.
Ныне особенно хорошо видно, что Московский договор ознаменовал собой отход от упоения и иллюзий, связанных с представлением о всемогуществе стран — обладателей ядерного оружия и осознание необходимости шагов по ограничению ядерной опасности. Представление о ядерном оружии как об оружии поля боя начало сменяться пониманием, что оно таковым быть не может и что за ним должна оставаться только функция устрашения и сдерживания.
Конечно, нельзя упускать из виду и то обстоятельство, что заключению Московского договора чрезвычайно способствовало общественное мнение, встревоженное возможными отрицательными последствиями радиоактивных осадков атмосферных взрывов.
Заключение
Обладание ядерным оружием оказалось тяжелой, но поучительной страницей в истории человечества. Уже более полустолетия ядерный монстр, рожденный гением человека, — тяжелейшее испытание для всех: для могущественных и рядовых государств, для их руководителей и простых людей.
Один из сотрудников Совета национальной безопасности США описывал, как президент Джимми Картер передавал свои полномочия только что избранному на этот пост Рональду Рейгану. Он пояснил преемнику, что практически означает «нажать кнопку». Рассказ этого сотрудника был опубликован: «Картер выложил все — количество боеголовок и цели, по которым они будут выпущены, неимоверные трудности, с которыми будет связано управление боевыми действиями, а также вполне вероятную перспективу того, что в конечном счете президент окажется в одиночестве в своем самолете в воздухе. Пилот не сможет найти места для посадки, а по радио будут слышны только статические помехи. Ужас описанного дошел до Рейгана. После этой встречи он выглядел бледным и каким-то притихшим. Наконец-то он знал (выделено Т. Пауэрсом)»41.
Во время беседы с Михаилом Горбачевым 23 августа 1994 г., я напомнил эту историю и поинтересовался, каковы были его собственные переживания во время передачи ему, генсеку, «ядерного чемоданчика». Он рассказал: «У нас система руководства и управления страной была все-таки другая. Был институт Политбюро. Вновь приходящие на.пост генерального секретаря были его членами. И новый генсек уже был «посвящен», потому что определенная группа вопросов решалась только членами Политбюро, без участия кандидатов в члены Политбюро и секретарей ЦК. Была особая «закрытая» папка с решениями Политбюро о системах и видах вооружений. Под эти решения дeлались программы, финансирование и так далее. Поэтому еще до принятия обязанностей генсека я в течение пяти лет как член Политбюро участвовал в рассмотрении подобных вопросов.
Ю. В. Андропов активно привлекал меня к решению более общих задач, все ближе приобщал к узкому составу Политбюро. Реально это были тогда еще, так сказать, «мэтры» по ведомствам — Громыко, Тихонов, Устинов... И когда на меня в 1985 году были возложены обязанности генсека, я принимал «хозяйство», зная его параметры. Иначе как бы я мог во время визита в декабре 1984 г. в Великобританию вести содержательные разговоры с М. Тэтчер, если бы не представлял себе противостоявшие друг другу ту и другую стороны. Ведь именно там, в Чекерсе, я впервые говорил о необходимости «нового мышления».
Что касается системы управления, связанной с «кнопкой», то она стала мне известна уже как генсеку. Докладывали Генштаб с министром обороны. Был чемоданчик... Эмоциональная сторона, наверное, была та же, что и у Рейгана. Но она была скорректирована на мое знание той мощи, которая накоплена и тысячной доли которой было достаточно для уничтожения всего живого на Земле. Да и доклад о «ядерной зиме» был мне известен. В общем, я это уже пережил и, наверное, такой драмы у меня все-таки не было. Я пережил ее, когда стал членом Политбюро и стал получать документы и голосовать... Помню, как со мной делились впечатлениями мои новые коллеги-реформаторы в составе Политбюро, которым я уже как генсек давал поручения, и они стали получать эти документы. Казалось бы, они знают все — и цифры «гуляют», и выводы ученых известны. Но совсем другое дело, когда подобные документы ты должен подписывать сам. И некоторые из них приходили ко мне потрясенные.
Но ведь была еще и тренировка... С центрального пульта передали: на страну летят ракеты, принимайте решение. Идут минуты и докладывается большой объем информации. Надо отдавать команду на ответный удар. Я сказал: «Не буду нажимать кнопку даже на тренировке»... Между прочим, я еще ни с кем и никогда не обсуждал
эту тему».
Многозначительная сцена... Она лишний раз показывает, что ядерные арсеналы и возможности СССР и США достигли такого уровня, при котором никто в здравом уме не нажмет на «ядерный курок»: подобный шаг был бы равносилен самоубийству.
Но ядерные арсеналы, средства доставки зарядов к цели и средства контроля — не более чем техника, которой свойственно давать сбои. Не случайно среди дипломатов-переговорщиков, участвующих в выработке эффективных международных мер безопасности, важное место занимает проблема предотвращения несанкционированного или случайного применения ядерного оружия. По существу, человечество уже стало заложником смертельно опасной техники: ей слишком многое доверено в критической ситуации, когда на принятие ответственнейших решений останутся минуты, а то и секунды. Пока в мире существуют тысячи ядерных боеприпасов, опасность сохраняется. И каким временем располагает человечество для «повзросления», не знает никто. Но есть и другая сторона проблемы. Прислушаемся к А. И. Солженицыну: «Не будь у нас ядерного оружия, которое все проклинали и я — первый, сейчас бы нас уже слопали»42.
Холодная война многому научила. В разговоре со мной Михаил Горбачев отметил: «В значительной мере проблема ядерного оружия и ее решение все-таки оказались уделом политиков. Я пришел к руководству в ЦК, когда ядерная гонка приобрела уже такие темпы, что стало возможным тысячу раз уничтожить все на Земле. Дискуссии и поиски цутей к ядерному разоружению, заявления о том, что нужно остановить гонку, были оглашены концептуально, публично всеми — и Брежневым, и Андроповым, и другими. Мы шли к этому. Трудно, но шли. Боялись, оглядывались, что кто-то нас обгонит. Точно так же, как наши оппоненты думали, что мы их обойдем. И что же? В действительности даже при соблюдении количественных параметров, установленных соглашением ОСВ-1, происходило не сокращение, а наращивание, увеличение мощи! Мощь росла невероятно. Это был сумасшедший дом!»
Реальный мир полон противоречий. Люди видят: в наступившем веке угроз становится больше и они многоплановее. Хотя претензии на мировое господство изживают себя, но на наших глазах неожиданным по масштабам последствий становится, к примеру, современный терроризм. Казалось бы, этот извечный «промысел» отчаянных одиночек-смертников всегда ограничивался локальными, единичными трагедиями. Теперь же, когда за десятилетия холодной войны арсеналы наполнены изощреннейшими средствами массового уничтожения противника, даже террорист-одиночка, завладевший, скажем, компактным, но мощным боевым химическим или бактериологическим поражающим веществом, способен принести неисчислимые беды.
Мир изменился. Кардинально поменялись геополитические связи и интересы. Уходят в прошлое рецидивы холодной войны, но еще остаются горы оружия. И все-таки не верится, что мир когда-либо позволит себе самоубийственную глобальную войну. Зато нельзя исключить, что мощные средства поражения, созданные человечеством, однажды могут, как переспевшее яблоко, упасть в руки безжалостного фанатика. Как будто именно для него они и создавались все эти годы...
ТАБЛИЦЫ К СТАТЬЕ Ю. Н. СМИРНОВА «ХОЛОДНАЯ ВОЙНА КАК ЯВЛЕНИЕ ЯДЕРНОГО ВЕКА»
Таблица 1. Динамика ядерных арсеналов стран, обладающих ядерным оружием. 1945—1997 гг.
|
Год |
США |
Россия |
Англия |
Франция |
Китай |
Всего |
|
1945 |
6 |
0 |
0 |
0 |
0 |
6 |
|
1946 |
11 |
0 |
0 |
0 |
0 |
11 |
|
1947 |
32 |
0 |
0 |
0 |
0 |
32 |
|
1948 |
110 |
0 |
0 |
0 |
0 |
110 |
|
1949 |
235 |
1 |
0 |
0 |
0 |
236 |
|
1950 |
369 |
5 |
0 |
0 |
0 |
374 |
|
1951 |
640 |
25 |
0 |
0 |
0 |
665 |
|
1952 |
1005 |
50 |
0 |
0 |
0 |
1055 |
|
1953 |
1436 |
120 |
1 |
0 |
0 |
1557 |
|
1954 |
2063 |
150 |
5 |
0 |
0 |
2218 |
|
1955 |
3037 |
200 |
10 |
0 |
0 |
3247 |
|
1956 |
4618 |
426 |
15 |
0 |
0 |
5059 |
|
1957 |
6444 |
660 |
20 |
0 |
0 |
7124 |
|
1958 |
9822 |
869 |
22 |
0 |
0 |
10713 |
|
1959 |
15468 |
1060 |
25 |
0 |
0 |
16553 |
|
1960 |
20434 |
1605 |
30 |
0 |
0 |
22069 |
|
1961 |
24173 |
2471 |
50 |
0 |
0 |
26694 |
|
1962 |
27609 |
3322 |
205 |
0 |
0 |
31136 |
|
1963 |
29808 |
4238 |
280 |
0 |
0 |
34326 |
|
1964 |
31308 |
5221 |
310 |
4 |
1 |
36844 |
|
1965 |
32135 |
6129 |
310 |
32 |
5 |
38611 |
|
1966 |
32193 |
7089 |
270 |
36 |
20 |
39608 |
|
1967 |
31411 |
8339 |
270 |
36 |
25 |
40081 |
|
1968 |
29452 |
9399 |
280 |
36 |
35 |
39202 |
|
1969 |
27463 |
10538 |
308 |
36 |
50 |
38395 |
|
1970 |
26492 |
11643 |
280 |
36 |
75 |
38526 |
|
1971 |
26602 |
13092 |
220 |
45 |
100 |
40059 |
|
1972 |
27474 |
14478 |
220 |
70 |
130 |
42372 |
|
1973 |
28449 |
15915 |
275 |
116 |
150 |
44905 |
|
1974 |
28298 |
17385 |
325 |
145 |
170 |
46323 |
|
1975 |
27235 |
19443 |
350 |
188 |
185 |
47401 |
|
1976 |
26199 |
21205 |
350 |
212 |
190 |
48156 |
|
1977 |
25342 |
23044 |
350 |
228 |
200 |
49164 |
|
1978 |
24424 |
25393 |
350 |
235 |
220 |
50622 |
|
1979 |
24141 |
27935 |
350 |
235 |
235 |
52896 |
|
1980 |
23916 |
30062 |
350 |
250 |
280 |
54858 |
|
1981 |
23191 |
32049 |
350 |
275 |
330 |
56195 |
|
1982 |
23091 |
33952 |
335 |
275 |
360 |
58013 |
|
1983 |
23341 |
35804 |
320 |
280 |
380 |
60125 |
|
1984 |
23621 |
37431 |
270 |
280 |
415 |
62017 |
|
1985 |
23510 |
39197 |
300 |
360 |
425 |
63792 |
|
1986 |
23410 |
45000 |
300 |
355 |
425 |
69490 |
|
1987 |
23472 |
43000 |
300 |
420 |
415 |
67607 |
|
1988 |
23236 |
41000 |
300 |
415 |
430 |
65381 |
|
1989 |
22827 |
39000 |
300 |
415 |
435 |
62977 |
|
1990 |
21781 |
37000 |
300 |
505 |
435 |
60021 |
|
1991 |
20121 |
35000 |
300 |
540 |
435 |
56396 |
|
1992 |
18340 |
33000 |
200 |
540 |
435 |
52515 |
|
1993 |
16831 |
31000 |
200 |
525 |
435 |
48991 |
|
1994 |
15436 |
29000 |
250 |
485 |
435 |
45606 |
|
1995 |
14111 |
27000 |
300 |
485 |
425 |
42321 |
|
1996 |
12937 |
25000 |
260 |
450 |
400 |
39047 |
|
1997 |
12000 |
23000 |
260 |
450 |
400 |
36110 |
Таблица 2. Распределение по годам ядерных испытаний, включая
мирные взрывы, проведенных в СССР и в США (с учетом взрывов
США в Японии, но без совместных полигонных испытаний с Англией)
|
|
США, |
СССР, |
|
США, |
СССР, |
|
Год |
число |
число |
Год |
число |
число |
|
|
взрывов |
взрывов |
|
взрывов |
взрывов |
|
1945 |
3 |
0 |
1969 |
46 |
19 |
|
1946 |
2 |
0 |
1970 |
39 |
16 |
|
1947 |
0 |
0 |
1971 |
24 |
23 |
|
1948 |
3 |
0 |
1972 |
27 |
24 |
|
1949 |
0 |
1 |
1973 |
24 |
17 |
|
1950 |
0 |
0 |
1974 |
22 |
21 |
|
1951 |
16 |
2 |
1975 |
22 |
19 |
|
1952 |
10 |
0 |
1976 |
20 |
21 |
|
1953 |
11 |
5 |
1977 |
20 |
24 |
|
1954 |
6 |
10 |
1978 |
19 |
31 |
|
1955 |
18 |
6 |
1979 |
15 |
31 |
|
1956 |
18 |
9 |
1980 |
14 |
24 |
|
1957 |
32 |
16 |
1981 |
16 |
21 |
|
1958 |
77 |
34 |
1982 |
18 |
19 |
|
1959 |
0 |
0 |
1983 |
18 |
25 |
|
1960 |
0 |
0 |
1984 |
18 |
27 |
|
1961 |
10 |
59 |
1985 |
17 |
10 |
|
1962 |
96 |
79 |
1986 |
14 |
0 |
|
1963 |
47 |
0 |
1987 |
14 |
23 |
|
1964 |
45 |
9 |
1988 |
15 |
16 |
|
1965 |
38 |
14 |
1989 |
11 |
7 |
|
1966 |
48 |
18 |
1990 |
8 |
1 |
|
1967 |
42 |
17 |
1991 |
7 |
0 |
|
1968 |
56 |
17 |
1992 |
6 |
0 |
|
|
|
|
Всего: |
1032 |
715 |
Таблица 3. Сверхмощные ядерные взрывы, США
|
№ (в скобках — порядковый номер испытания) |
Дата взрыва |
Условия проведения взрыва |
Мощность, кт |
Кодовое наименование эксперимента |
|
1 (31) 2 (44) 3 (45) 4 (48) 5 (140) 6 (145) |
31.10.52 28.02.54 26.03.54 04.05.54 28.06.58 12.07.58 |
наземный наземный на барже на барже на барже на барже |
10400 15000 11000 13500 8900 9300 |
Mike Bravo Romeo Yankee Oak Poplar |
Суммарная мощность: 68,1 Мт
Таблица 4. Сверхмощные ядерные взрывы, СССР
|
№ (в скобках — порядковый номер испытания) |
Дата взрыва |
Условия проведения взрыва |
Мощность, кт |
Комментарии |
|
1 (123) 2 (130)
3 (147) 4 (173) 5 (174) 6 (219) |
23.10.61 30.10.61
05.08.62 25.09.62 27.09.62 24.12.62 |
воздушный воздушный
воздушный воздушный воздушный воздушный |
12500 50000
21100 19100 20100 24200 |
Самый мощный взрыв в мире |
Суммарная мощность: 147,0 Мт
1 «Река времени и величие действия». Речь М. С. Горбачева 7.5.1992 года в Фултоне // Независимая газета. 1992. 27 мая. С. 5.
2 Харитон Ю. Б., Смирнов Ю. Н. Мифы и реальность советского атомного проекта. Арзамас-16, 1994. С. 15.
3 Александров П. А. Академик Анатолий Петрович Александров: Прямая речь. М.: Наука, 2001. С. 147-148, 178.
4 Смирнов Ю. Н. Беседа с А. Н. Яковлевым 7 июля 1994 г.
5 Stephen I. Schwartz. Four trillion Dollars and Counting // The Bulletin of the Atomic Scientists. 1995. Vol. 51, № 6. P. 32—52.
6 Советская военная мощь от Сталина до Горбачева / Под ред. А. В. Минаева. М.: Военный парад, 1999. С. 167.
7 Последнее интервью А. Д. Сахарова // Звезда. 1990. № 11. С. 72, 75.
8 Смирнов Ю. Н. Запись беседы с Эдвардом Теллером 12 января 1994 г.
9 Лэпп Р. Атомы и люди. М., 1959. С. ПО.
10 Заявление Советского правительства // Правда. 1961. 31 авг.
11 Ядерные испытания СССР: В 2 т. Саров, 1997—1998. Т. 1—2; Адам-ский В. Б., Смирнов Ю. Н., Трутнев Ю. А. Сверхмощные ядерные взрывы в США и СССР как проявление научно-технической и государственной политики в годы «холодной войны» // Атом. 2001. № 16. С. 2—7.
12 United States Nuclear Tests. July 1945 through September 1992. DOE/NV-209 (Rev. 14); Ядерные испытания СССР. Т. 1. Саров, 1997. С. 123.
13 Там же. Т. 1. С. 112.
14 Там же. Т. 2. С. 19.
15 United States Nuclear Tests. Op. cit.
16 York Herbert F. The Advisors. Stanford, California, 1989. P. 84.
17 Лэпп Р. Указ. соч. С. 175.
18 Заявление Советского правительства // Правда. 1961. 31 авг.
19 Ядерные испытания СССР. Т. 2. Саров, 1998. См. на с. 81: «Авторами-разработчиками термоядерного заряда были физики-теоретики ВНИИЭФ в Саро-ве В. Б. Адамский, Ю. Н. Бабаев, А. Д. Сахаров, Ю. Н. Смирнов и Ю. А. Трутнев».
20 Адамский В. Б., Смирнов Ю. Н. 50-мегатонный взрыв над Новой Землей // Вопросы истории естествознания и техники. 1995. № 3. С. 79—99.
21 The Guinness Book of Records — Книга рекордов Гиннесса. Рос. изд. М.; Лондон: Тройка, 1999. С. 158.
22 XXII съезд Коммунистической партии Советского Союза. Стеногр. отчет: В 3 т. М., 1962. Т. 1. С. 55.
23 Нельзя исключить, что в будущем может возникнуть потребность в подобном заряде, чтобы, например, отклонить траекторию крупного метеорита или какого-либо другого небесного тела при угрозе его опасного столкновения с нашей планетой.
24 Смирнов Ю. Н., Тимербаев Р. М. Первый шаг к благоразумию в ядерном мире // Бюллетень по атомной энергии. 2001. № 2. С. 44—49; № 5. С. 56—61. Адамский В. Б., Смирнов Ю. Н. Указ. соч.; The Guinness Book of Records — Книга рекордов Гиннесса. С. 158; XXII съезд Коммунистической партии Советского Союза. С. 55.
25 Российский государственный архив новейшей истории (РГАНИ), ф. 5, оп. 30, д. 126, л. 38—45. Впервые на этот материал обратили внимание Ю. Смирнов и В. Зубок (Smirnov Yu., Zubok VI. Nuclear Weapons after Stalin's Death: Moscow Enters the H-Bomb Age // Cold War International History Project Bulletin. Is. 4. Fall 1994. Washington, D.C. P. 1, 14—18). См. также: Зубок В., Смирнов Ю. Ядерное оружие и советское руководство (1940—1950-е годы) // Бюллетень по атомной энергии. 2001. № 9. С. 64—70.
26 Смирнов Ю. Н., Тимербаев Р. М. Указ. соч.
27 Подробнее см.: Шустов В. В. Советский Союз и проблема прекращения испытаний ядерного оружия. М., 1977. С. 39—48.
28 Именно так они официально именовались по настоянию США и Англии.
29 Сахаров первый рассказал об инициативе Адамского в своих «Воспоминаниях», но не упомянул в них о заготовленном Адамским тексте письма. Текст письма с комментариями был впервые опубликован Ю. Н. Смирновым 19 апреля 1994 г. в норвежской газете «Aftenposten». Затем оно было опубликовано В. Б. Адамским по-английски (Viktor Adamskii. «Dear Mr. Khrushchev» // The Bulletin of the Atomic Scientists. 1995. November/December. P. 28—31) и одновременно им же в журнале «Природа» по-русски. Наконец, Ю. Н. Смирнов привел текст письма В. Б. Адамского в своем докладе «Three Interesting Episodes in the Soviet Nuclear Program» на международной конференции в Португалии, состоявшейся в январе—феврале 1995 г. (Monitoring a Comprehensive Test Ban Treaty. Dordrecht; Boston; London: Kluwer Academic Publishers, 1996. P. 11—24).
30 Сахаров А. Воспоминания. Нью-Йорк: Изд-во имени Чехова, 1990. С. 308.
31 Такое заявление было действительно сделано от имени США и Великобритании еще 27 августа 1962 г. См. подробнее: Шустов В. В. Указ. соч. С. 89.
32 Правда. 1963. 3 июля.
33 См., напр., Адамский В. Б. Становление гражданина // Он между нами жил...: Воспоминания о Сахарове. М., 1996. С. 22—43.
34 Цит. по: Самойлов Д., Смирнов Ю. «Он между нами жил...»: Рецензия // Аргументы и факты. 1996. № 34. Авг.
35 Сахаров А. Указ. соч. С. 307—308.
36 Хрущев С. Н. Никита Хрущев: кризисы и ракеты. Т. 2. М.: Новости, 1994.
С. 25.
37 Стенограмма заседания Президиума ЦК КПСС 25 апреля 1963 года // РГАНИ, ф. 3, оп. 16, д. 947, л. 67—69. Автор искренне благодарен Александру Сергеевичу Стыкалину за возможность ознакомиться со стенограммой заседания Президиума ЦК КПСС 25 апреля 1963 г. и использовать этот документ при работе над статьей.
38 Правда. 1963. 6 авг.
39 Добрынин А. Ф. Сугубо доверительно. Посол в Вашингтоне при шести президентах США (1962-1986 гг.). С. 92—93.
40 Цит. по: Шустов В. В. Указ. соч. С. 95.
41 Пауэре Т. «Ядерная зима» и ядерная стратегия // Дорога в никуда. По страницам американской печати / Под общей редакцией М. Б. Черноусова и Н. Н. Яковлева; Пер. с англ. М.: Политиздат, 1986. С. 132—133.
42 Российская газета. 2000. 26 мая.
<< Назад Вперёд>>
