Земский собор 1566 г. о продолжении войны с Польско-Литовским государством
Но и в дальнейшем Грозный не смог обойтись без помощи сословных учреждений. В 60-х годах XVI в. в условиях сложной внешней политики, проводимой Русским государством, и напряженной Ливонской войны правительство обращается к земскому собору по вопросам, касающимся международных отношений. В июне 1566 г. в Москве был созван земский собор о войне и мире с Польско-Литовским государством. Собору предшествовали дипломатические переговоры, ведшиеся боярской думой и ее специальной комиссией с прибывшими в Москву литовскими послами Ю. А. Хоткевичем, Ю. В. Тишкевичем, М. Б. Гарабурдой и др. Во время переговоров разбирались территориальные споры Литвы и России об украинских и белорусских городах и городах в Ливонии; удовлетворением своих претензий каждая из сторон обусловливала согласие на перемирие. Специально речь шла о русско-литовской границе в пределах Полоцкого повета. На протяжении 9-25 июня между представителями сторон происходил обмен мнениями, но договоренность достигнута не была395. А 28 июня 1566 г. собрался земский собор для обсуждения спорных вопросов.
Деятельность собора отражена в летописи и специальной грамоте. В летописи указано, что 28 июня «царь и великий князь Иван Васильевич всея Русии говорил со князем Володимером Ондреевичем и с своими богомолци с архиепископы и епископы (перечислено поименно 9 человек. - Л. Ч.) и с архимандриты и игумены и со всем еже освященным собором, и со всеми бояры, и с приказными людми, да и со князми, и з детми боярскими, и з служилыми людми, да и з гостми, и с купци, и со всеми торговыми людми». Грозный изложил участникам собора позицию литовских послов, которые «без Ливонские земли на перемирье делати не хотят» и требуют включить в перемирную грамоту пункт о Ливонской земле: «которые городы за царем и великим князем, те за царем и великим князем и написати, а которые Немецкие городы за королем, те бы за королем и написати». Царь поставил перед собравшимися вопрос: «и только те городы Немецкие написати в перемирную грамоту за королем, и впредь как за те городы и стояти? И пригоже ли ныне за то стояти?»
Далее сказано, что присутствовавшие на соборе сословные группировки приговорили (в отношении архиепископов и епископов добавлено - «все соборне»), «что царю и великому князю Ливонские земли городов полскому королю никак не поступитися и за то крепко стояти». Заканчивается летописная запись справкой, что духовные участники собора «к приговорному списку руки свои приложили», а светские «на своих речех государю крест целовали»; митрополита же «у того приговору не было, что Офонасей митрополит в то время митрополию отставил»396.
Ценность летописного текста как источника выяснится в результате сопоставления его с подлинной грамотой, излагающей деятельность собора. Она сохранилась в составе Царского архива (среди документов Древлехранилища)397. Писана грамота на 9 больших листах александрийской бумаги с широкими полями. Ранее листы были склеены вместе. На обороте грамоты - подписи 9 архиепископов и епископов (все они поименно перечислены в летописи), архимандритов, игуменов, монастырских старцев, ряд подписей бояр, дворецкого, окольничих, казначеев, печатников, думных дьяков. О двух боярах записано, что они «рук к сей грамоте не приложили, что грамоте не умеют». Внизу грамоты, на лицевой стороне были привешены девять печатей духовных иерархов. Сейчас сохранились лишь обломки и шелковые шнуры.
Собор 1566 г. по вопросу о продолжении войны с Литвой - это первый земский собор, от которого до нас дошел подлинный документ («грамота»). Но ни в летописи, ни в грамоте терминов «собор», «земский собор» мы не найдем. Слово «соборне» в летописи относится только к решению «освященного собора».
В летописном тексте грамота названа «приговорным списком», причем указано, что участники собора «приговорили» не уступать противнику «Ливонские земли городов»398. Точно так же в описи Царского архива, где в XVI в. хранился рассматриваемый документ, он именуется «приговором»399. Это не совсем точно. Слова «приговорили» в грамоте нет, и составлена она скорее в виде протокола, чем «приговора». Построение документа такое: государь «говорил» (т. е. ставил вопросы) и отдельные сословные группы высказывали ему свое мнение: духовные иерархи - по формуле «и мы государю своему свой совет учинили таков», светские представители - по формуле «и государю нашему... наша мысль...», «и мы государю своему изъявляем свою мысль...», «и мысль наша то...», «и нам ся видит...»400. Прежде чем дать ответ царю, сословные группы «говорили» (советовались) между собой.
Терминология документа очень последовательная: духовенство предлагает царю «совет», служилые, приказные люди, купцы изъявляют свою «мысль».
Характерен и формуляр грамоты. В конце ее - обобщающая статья о рукоприкладстве представителей ряда сословных групп к «своим речам», о печатях, привешенных к грамоте высшими духовными иерархами, о крестоцеловании царю светских участников собора. Грозному не только было нужно знать мнение членов собора, но и требовалась их поддержка. Поэтому и соборная грамота выступала не столько как приговор или протокол, сколько как акт присяги. Так и расценил ее составитель описи Царского архива XVI в.: грамота, «на чем государю дали правду»401.
В летописи есть указание на дату собора - 28 июня 1566 г. В официальном документе не говорится, когда происходил собор, но сказано, что грамота «писана во государстве, государя нашего дворе града Москвы лета 7074 июля 2»402. Сопоставляя эти данные, можно сделать вывод, что на работу земского собора и оформление его документации ушло пять дней (28 июня - 2 июля).
Присутствовал ли на соборе сам царь Иван Васильевич? В литературе высказывалось предположение, что его не было403. Источники не дают ясного ответа на этот вопрос. Судя по летописи, Иван IV «говорил» с участниками собора. Формулу «государь нам говорил» грамота употребляет, лишь воспроизводя речь членов «освященного собора». В речах представителей других сословных групп фигурирует иная формула: «по государя своего цареву и великого князя приказу», «по государскому наказу»404. Во всяком случае, несомненно если не повседневное личное присутствие на соборе Грозного, то его непрерывное активное участие. Направляющая рука главы государства чувствуется на протяжении всего хода обсуждения.
Неясно, был ли на соборе князь Владимир Андреевич Старицкий? Летопись называет его первым среди тех, кто участвовал в соборных заседаниях. В грамоте он вообще не упоминается.
Составу земского собора 1566 г. посвящены исследования ряда ученых: В. О. Ключевского405, М. Б. Клочкова406, С. Л. Авалиани407, А. А. Зимина408, Р. Г. Скрынникова409, Б. Н. Флоря410. Изучен список лиц, присутствовавших на соборе и перечисленных в грамоте, собраны о них сведения из других источников (Тысячной книги, Дворовой тетради и пр.). Всего в грамоте названо 374 человека. Из них членов «освященного собора» было 32 (3 архиепископа, 6 епископов, 14 игуменов и архимандритов, 9 старцев и келарей); членов боярской думы - 30 (17 бояр, 3 окольничих, 2 казначея, 1 «у бояр в суде», 6 думных дьяков, 1 печатник); дворян - 204 (90 детей боярских первой статьи, 99 детей боярских второй статьи, 3 торопчанина и 6 лучан); дьяков и приказных людей - 33; представителей купечества - 75 (12 гостей, 41 торговых людей москвичей, 22 смольняыина)411. Те же категории, но без цифровых данных перечислены и в летописи. Бросается в глаза преобладание в числе участников соборных совещаний дворян и наличие среди представителей лиц, принадлежащих к «третьему сословию». Подавляющая часть соборных детей боярских принадлежала к государеву двору (дворовые служилые люди). Отсутствовали на соборе опричники412. Из числа торгово-ремесленного населения на соборе присутствовал верхний слой413. Территориально представительство на соборе 1566 г. не охватывало всего Русского государства, но все же собрались дети боярские и поместные дворяне основных русских земель (из 42 городов)414.
В. О. Ключевский писал: «Часть в составе собора 1566 г., имевшая по крайней мере некоторое подобие представительства, состояла из военных губернаторов и военных предводителей уездного дворянства, которыми были столичные дворяне, и из финансовых приказчиков правительства, которыми были люди высшего столичного купечества»415. Это была уничтожающая характеристика, сводившая на нет роль земского собора как сословного органа. Несколько иную формулировку (сходную с характеристикой Ключевского лишь внешне) дал А. А. Зимин: «На соборе присутствовал верхний слой русского «третьего сословия», который образовал своеобразный «государев торговый двор», поставлявший кадры административно-финансовых дельцов, так же как из «служилого двора» формировался основной контингент военно-административных деятелей. Этот «торговый двор» фактически представлял «третье сословие» в целом, так же как и «служилый двор» - русское дворянство...»416. Автор подчеркивает, что дворяне, попавшие в состав государева двора, - не просто агенты правительства. Они связаны владельчески (по своим вотчинам) и административно (по служебным поручениям) с местными дворянскими мирами.
Происходили ли выборы на собор 1566 г.? По некоторым формулировкам (правда, не очень четким) М. Н. Тихомирова можно думать, что он был склонен отвечать на этот вопрос положительно. Полемизируя с Ключевским по поводу того, «кого же представляют дворяне обеих статей? Кто они такие: выборные от дворянских обществ по уездам или «мобилизованные головы», начальники дворянских отрядов...?», Тихомиров заключает: ««Головы» представляли дворянские ополчения по городам и уездам. Их-то и выбирали на собор как наиболее видных представителей, с чем мы встретимся и позже»417. В источниках никаких сведений о выборах представителей на собор 1566 г. сословными группами нет. Вернее всего думать, что они были созваны правительством, причем привлекались главным образом дворяне, находившиеся в то время в Москве418. Такова была форма представительства, принятая при созыве земских соборов на первом этапе их истории в XVI в. Но это не дает права отрицать вообще приложимость к ним понятия «представитель»419.
Участники собора были разбиты на восемь групп: 1) духовенство, 2) боярская дума, 3) дворяне первой статьи, 4) дворяне и дети боярские второй статьи, 5) торопецкие помещики, 6) луцкие помещики, 7) дьяки и приказные люди, 8) гости, купцы (москвичи и смолышне). По этим группам собирались мнения. Ключевский высказывает сомнение, соответствовал ли действительности изложенный в соборной грамоте порядок подачи мнений и не был ли он делом дьяка, составлявшего грамоту и сводившего соборные заявления по соображениям редакционного удобства420. Определенно ответить на этот вопрос трудно, но вся структура и логика документа говорят об отражении в нем реальной действительности и плохо вяжутся с представлением о его искусственности421.
При утверждении грамоты была произведена (в ее концовке) несколько иная группировка участников соборных совещаний в зависимости от той процедуры, которую проходила каждая группа. Деление такое: 1) высшие духовные иерархи к «грамоте к своим речем» «руки свои приложили и печати привесили»; 2) архимандриты, игумены и старцы «руки свои приложили»; 3) бояре, окольничие, приказные люди, дьяки «государю... крест целовали и руки свои приложили»; 4) княжата, дети боярские, дворяне «крест целовали»; 5) гости и купцы «крест целовали»422.
Отсутствие четкости и последовательности в распределении сословных групп в двух перечнях свидетельствует о недостаточной оформленности сословного строя централизованного государства. Сама терминология, касающаяся сословных отношений, была неустойчивой. И тем не менее в целом оба перечня (в основном тексте грамоты и в ее заключительной части) совпадают. Р. Г. Скрынников на основе документа говорит о пяти куриях собора: 1) «освященный собор», 2) боярская дума, 3) приказные люди, 4) все группы дворянства, 5) купечество423.
Изучение грамоты показывает, что правительство предложило участникам совещаний вопросы, причем, хотя тема была одна общая, для каждой из первых двух курий вопрос был сформулирован по-своему. Духовенству он был задан в очень общей форме: «Как нам стояти против своего недруга короля польского?» Боярская дума должна была ответить более конкретно: «На какове мере государю нашему с королем помиритися?» Тему выступлений остальных курий грамота определяет широко и единообразно: «о литовском деле и о Ливонских городех, которые держит король в обереганье», «о литовском деле», «про Ливонские городы»424. Это два аспекта проблемы русско-литовских отношений: отказ России поступиться частью полоцкой территории в пользу Литвы и право Русского государства на Ливонию.
Члены боярской думы получили в качестве рабочего материала «выписи речей боярских с послы с литовскими» (т. е. выписку из текста переговоров о перемирии Литвы с Россией), другие курии действовали по цареву приказу или наказу (трудно сказать, письменная ли это инструкция или устное распоряжение).
Соображения, доведенные до сведения правительства, грамота называет «речами». М. Н. Тихомиров поставил вопрос: что это такое? «Идет ли речь о «сказках за руками» (т. е. о мнениях за подписями) или о действительных речах, произнесенных на соборе, остается неясным»425. Вероятно, все же были устные выступления, ибо отмечены и расхождения во мнениях. Специально, например, записана «мысль» печатника Ивана Михайловича Ви-сковатого. Особо приведены слова смольнянина Игнатия Тверди-кова с товарищами. Луцкие и торопецкие помещики говорили дважды («по другому вопросу»), или, во всяком случае, раздельно по двум вопросам: о Полоцке и о Ливонских городах в записи соборного документа отразились живые речи бывших на нем представителей сословий, и это является лучшим опровержением утверждения Флетчера о том, что высказываемые на совещаниях мнения «бывают всегда однообразны и произносятся как бы затверженный урок»426. Напротив, оттенки суждений были весьма разнообразны и по аргументации, и по манере доказательств, и по стилю. Грамота - яркий документ политической мысли, дипломатического искусства и литературного творчества.
В речах духовных иерархов историческая доктрина в обоснование прав на Ливонию («А Ливонская земля от прародителей государя нашего... и государская правда перед королем велика») сочетается с изложенным колоритным языком житейским афоризмом в защиту целостности территории Полоцкого повета («Ано и село или деревни без поль и без угоден не живут: а городу как быти без уезда?»). От практических советов правительству относительно дальнейших внешнеполитических акций духовенство отказывается, ограничиваясь заявлением: «А как ему государю за те городы стояти, и в том его государская воля, как его государя бог вразумит; а наша должная за него государя бога молити, о том советовати нам непригоже»427.
Практичностью, предусмотрительностью и знанием внешнеполитической обстановки отличается речь членов боярской думы. Высказывается чисто хозяйский расчет по поводу невыгодности уступки Литве полоцкой территория («заречья»): «а на сей стороне Двины Полотцкой повет все худые места, а лутчие места Полотцкого повета все за Двиною». Хозяйственные соображения сочетаются с политическими: «А коли у Полотцка заречья поступитися, ино и посады заречные Полотцкие будут в королеве стороне». Явная тревога по поводу военного усиления противника звучит в словах: «А в Ливонскых городех у короля великая прибыльная рать прибудет, ино тогды и Пскову будет нужа, не токмо Юрьеву с товарищи» (т. е. увеличение польских войск в Ливонии повлечет за собой угрозу России с запада - со стороны не только Юрьева, но и Пскова). Литовским послам бросается упрек в том, что они предъявляют русским людям повышенные требования («...замерили великим безмерием, больши того и не говорят...»). «Правда» русского государя противопоставляется королевской «высости». Заканчивается речь призывом к активной защите интересов России и обещанием правительству Ивана IV выступить на его поддержку («а нам всем за государя головы свои класти...») под лозунгом «бог гордым противитца»428. Это впечатляющее и целеустремленное политическое заявление.
В дворянских речах дается краткое обоснование царской «правды», подчеркивается желание выполнить государеву «волю» и принять участие в военных действиях. «...А наша должная холопей его, за него государя и за его государеву правду служити ему государю своему до своей смерти»; «а мы холопи его готовы для его государева дела головы свои класти, и помереть готовы за государя своего и за его детей, за государей наших за царевичев, и за их вотчины»429.
Луцкие и торопецкие помещики, засвидетельствовав свою боевую готовность («а мы холопи его государские ныне на конех сидим, и мы за его государское с коня помрем»), вставили колоритные слова, показывающие значение для них полоцкого вопроса: «... за одну десятину Озерищского и Полотцкого повету покладем головы свои»430.
Дьяки и приказные люди обратили внимание на то, что Иван IV «поймал» Полоцк и Ливонскую землю «за своею саблею»431, т. е. военным путем.
Очень деловита, и притом эмоциональна, речь гостей и купцов. Они подчеркнули приоритет русского государя перед польским королем в завладении Ливонией: «...до того времени, как государь наш в Ливонской земле учал городы имати, король не вступался; и перед государем нашим царем и великим князем в том королева великая неправда». Государь не может «отступитися» городов в Ливонской земле, ибо они добыты дорогой ценой: «доступаючи» их «все люди животы свои положили». Тот же довод мы слышали и от дьяков, и от приказных людей. Здравые соображения гости и купцы высказали по поводу Полоцка. Литовские послы предлагали оставить при нем слишком мало земли. Это вызывало беспокойство: «и тем городом как без земли быти, и село без деревень покинути? Городы будут государевы, а земля королева; ино он (король. - Л. Ч.) на своей земле сколько хочет, столько городов поставит, и Полотцку будет великая теснота». Этот аргумент, по-видимому, представлялся особенно значимым и внушительным, так как, прозвучав в общем выступлении гостей и купцов, он был повторен (в более ярком варианте) в речи смольнянина Игнатия Твердикова с товарищами. Они говорили: «И село без земли покинути, и через улицу лихой сусед лихо; а городу без земли как быти? только будет около Полотцка королева земля, и король около Полотцка городы поставит, и дороги отымет и Полотцко стеснит».
Определяя собственную позицию в возможной войне, купечество обещало правительству помощь. «А мы молим бога о том, чтобы государева рука была высока; а мы люди не служилые, службы не знаем, ведает бог да государь, не стоим не токмо за свои животы, и мы и головы свои кладем за государя везде, чтобы государева рука везде была высока»432.
Сопоставление текста речей соборных представителей с материалами русско-литовских дипломатических переговоров показывает, что эти материалы были известны тем, кто «говорил» на соборе. Выступавшие повторяли идеи и аргументы, прозвучавшие на посольских встречах в защиту русских интересов. Но нельзя заметить прямую зависимость (текстуальную, литературную, терминологическую) выступлений на соборных совещаниях от посольских документов. А поэтому нет оснований предполагать, что дьяк заготовил речи для сословных представителей, положив в основу посольский материал, и опи этот заготовленный заранее текст подписали. Оригинальность того, что говорилось на соборе, бросается в глаза. Достаточно указать хотя бы на доводы по поводу литовских требований, касающихся Полоцка, приведенные представителями разных сословных групп, причем всякий раз в своеобразном стиле. Конечно, грамота 1566 г. какую-то дьячью редакцию прошла, иначе не могло быть. Но дьячья рука не уничтожила своеобразия текста.
М. Н. Тихомиров приводит описание земского собора 1566 г. в труде А. П. Барсукова с выдержками из какого-то источника. Вот оно: «Заседание земского собора происходило во дворце. Собралось 376 человек всех состояний, кроме крестьянского. Неподалеку от царя, сидевшего на троне, разместились за особым столом власти (духовенство). Поодаль на лавках сидели бояре, один за другим, в порядке, «кто кого породою ниже, а не тем кто выше и преж в чину, окольничие под боярами против того ж» и т. д. Всех бояр присутствовало 16 человек... Мнения отбирались по группам. Духовенство дало государю совет не отступаться от Риги, Вендена, Вольмара, Роненбурга, Кокенгаузена, а также и других городов, «которые к государским к порубежным городам ко Псковским и к Юрьевским подошли». Бояре и окольничие прямо заявили, что государю мириться с королем непригоже: «Знатно-мол, что послы литовские все говорят о съезде, чтобы мало переманити, и с людьми ся пособрати, и с Ляхи постановление учинити, и Ливонская земля укрепити, и к ней рати при-бавити, чтоб вперед больши своего дела королю искати, а по всем-де вестем королю еще и самому недосуг, ныне с цесарем у него брань». В таком же смысле поданы были мнения и от остальных групп. Все говорили, чтобы не отдавать королю вышеназванных ливонских городов и землю на правом берегу Двины, принадлежавшую Полоцку, выражая при этом готовность по приказу государя «стояти против его недругов, кто во что пригодится и до своего живота...»433.
Тихомиров считает, что в этом рассказе использованы два источника: соборная грамота и какая-то неизвестная нам летопись или отрывок летописи (не той, что дошла до нас)434. Думаю, что иного источника, помимо тех, которыми мы пользуемся сейчас, у Барсукова не было. Из них взяты и цитаты. Предположение Тихомирова, что Барсуков воспроизвел записи летописца-очевидца, бывшего на соборе, не обосновано. Текст с указанием на слухи («по вестем») о войне («брани») польского короля с австрийским императором, на который ссылается Тихомиров, целиком взят из соборной грамоты. Кое-что в барсуковском тексте представляет собой вольный пересказ самого автора.
395 Сб. РИО, т. 71. СПб., 1892, с. 336-39.1, № 16.
396 ПСРЛ, т. 13, ч. 2, с. 402-403.
397 ЦГАДА, ф. 135, Прилож., рубр. III, № 28. См.: Государственное древлехранилище хартий и рукописей. Составитель В. Н. Шумилов. М., 1971, с 114, № 239. Опубл.: СГГД, т. 1. М., 1813, № 192, с. 545-556.
398 ПСРЛ, т. 13, ч. 2, с. 402.
399 Описи Царского архива XVI века и архива Посольского приказа 1614 года, с. 43. В момент составления описи в архиве находился лишь «список черной» с «приговора», а подлинник был «у государя». Документ значится также в описях архива Посольского приказа 1614 г. (там же, с 49) и 1626 г. (ДДГ, с. 475; Опись архива Посольского приказа 1626 г., ч. 1. Подгот. к печати В. И. Гальцов. Под ред. С. О. Шмидта. М., 1977, с 64-65).
400 Акты, относящиеся к истории земских соборов. Под ред. Ю. В. Готье. М., 1909, с. 2, 3, 4, 6, 8.
401 Описи Царского архива XVI века и архива Посольского приказа 1614 года, с. 43.
402 Акты, относящиеся к истории земских соборов, с. 10.
403 Беляев И. Д. Земские соборы на Руси, изд. 2. М., 1902, с. 24.
404 Акты, относящиеся к истории земских соборов, с. 2, 3, 6, 7, 8, 9.
405 Ключевский В. О. Состав представительства на земских соборах древней Руси. - Сочинения, т. VIII. М., 1959, с. 24-51.
406 Клочков М. В. Дворянское представительство на земском соборе 1566 г. - «Вестник права», 1904, кн. 9, с. 213-241.
407 Авалиани С. Л. Земские соборы. О представительстве на земских соборах XVI в. и начала XVII в. Одесса, 1910, с. 11-44.
408 Зимин А. А. Земский собор 1566 г. - «Исторические записки», 1961, т. 71, с. 196-235.
409 Скрынников Р. Г. Указ. соч., с. 311-317.
410 Floria В. N. Sklad spoleczny soborow ziemskich w panstwe Moskiewskira w XVI wieku. - Czasopismo Prawno-Historyczne», 1974, t. XXVI, zeszyt 1, str. 35-58.
411 Зимин А. А. Опричнина Ивана Грозного, с. 166-167.
412 Кобрин В. Б. Состав опричного двора Ивана Грозного. - «Археографический ежегодник за 1959 год». М., 1960, с. 18.
413 Зимин А. А. Земский собор 1566 г., с. 203-210, 214-217. Б. Н. Флоря считает, что, кроме Москвы, из других городов представительства купечества не было (op. cit., str. 51).
414 Зимин А. А. Земский собор 1566 г., с. 211.
415 Ключевский В. О. Указ. соч., с. 51.
416 Зимин А. Л. Опричнина Ивана Грозного, с. 186. С. Ф. Платонов отмечал, что земский собор 1566 г. отличается от предыдущих совещаний «общеземским характером» (Платонов С Ф. К истории московских земских соборов. - Статьи по русской истории (1883-1912), изд. 2. СПб., 1912, с. 294).
417 Тихомиров М. Н. Сословно-представительные учреждения (земские соборы) в России XVI века. - Тихомиров М. Н. Российское государство XV - XVII вв. М., 1973, с. 55-56.
418 Зимин Л. А. Опричнина Ивана Грозного, с. 177. Б. Н. Флоря считает, что на собор были приглашены все находившиеся в то время в Москве столичные дворяне (op. cit., str. 44).
419 Клочков М. В. Указ. соч., с. 239: «...слова «представитель» и «представительство» в общепринятом политическом значении их не приложимы... Представитель в нашем смысле характеризует доверие общества, корпоративный выбор и известные права и полномочия, переданные от имени общества данному лицу».
420 Ключевский В. О. Указ. соч., Комментарии, с. 464.
421 Деление дворян па статьи есть и в «Тысячной книге» (Тысячная книга 1550 г. и Дворовая тетрадь 50-х годов XVI в. Подгот. к изданию А. А. Зимин. М.-Л., 1950).
422 Акты, относящиеся к истории земских соборов, с. 10.
423 Скрынников Р. Г. Указ. соч., с. 311-317.
424 Акты, относящиеся к истории земских соборов, с. 2, 3, 6, 8, 9.
425 Тихомиров М. Н. Указ. соч., с. 54.
426 Флетчер Д. О государстве Русском, изд. 3. СПб., 1906, с. 37.
427 Акты, относящиеся к истории земских соборов, с. 3.
428 Там же, с. 4.
429 Там же, с. 6, 7.
430 Там же, с. 8.
431 Там же, с. 8-9.
432 Акты, относящиеся к истории земских соборов, с. 10, 13-14.
433 Барсуков А. П. Род Шереметевых, кн. 1. СПб., 1881, с. 286-287.
434 Тихомиров М. Н. Указ. соч., с. 59-60. Соборная грамота опубликована в СГГД, т. 1, с. 545-556, № 192.
<< Назад Вперёд>>
