Вопрос о так называемой ограничительной записи царя Михаила
Котошихин рассказывает, что после смерти Ивана Грозного и до вступления на престол Алексея Михайловича (в период избирательной монархии) с русских царей брались письменные обязательства: «быть не жестоким и не палчивым, бес суда и без вины никого не казпити ни за что, и мыслити о всяких делах з бояры и з думными людми сопча, а без ведомости их тайно и явно никаких дел не делати». Этой формулой, определяющей объем и характер царской власти, Котошихин пользуется, в частности, говоря о правах Михаила Романова как государя, который «хотя «самодержцем» писался, однако без боярского совету не мог делати ничего». Если прибегнуть к государственно-правовой терминологии, то можно сказать, что Котошихин противопоставлял ограниченную монархию первого Романова абсолютистским тенденциям царя Алексея («в его воле, что хочет, то учинити может...»)828.
В. Н. Татищев в известном трактате «Произвольное и согласное рассуждение и мнение собравшегося шляхетства русского о правлении государственном», написанном в связи с событиями политической борьбы 1730 г., поместил фразу: «Царя Михаила Федоровича хотя избрание было порядочно всенародное, да с такою же записью, чрез что он не мог ничего учинить, но рад был покою»829.
Довольно подробный рассказ об ограничении власти Михаила находим в сочинении (1730 г.) Филиппа Иоанна Страленберга - шведа, побывавшего в русском плену. По его словам, на избирательном собрании 1613 г. было решено, «чтобы тот, которого изберут, принял все предложенные собором условия и должен быть коронован не прежде, чем обещает содержать таковые». О Михаиле Романове Страленберг говорит: «Пред актом же коронования он принял и подписал следующие пункты и условия, а именно: 1) Религию блюсти и охранять. 2) Все, что случилось с его отцом, забыть и простить, и не помнить ни о какой частной вражде, какова бы она ни была. 3) Не создавать новых законов и не отменять старых. Важные дела по закону и не по собственному усмотрению, а правильным судом решать. 4) Ни войны, ни мира с соседями одному и по собственному усмотрению не предпринимать и 5) Свои имения, для проявления справедливости и во избежание всяких процессов с частными лицами, или своим родственникам уступить, или их к государственным имуществам присоединить»830.
Рассказ Страленберга в основном повторяет Иоанн Готтгильф Фоккеродт - секретарь прусского посольства в России. В его сочинении о России (1734 г.) рассказано, что когда в 1613 г. приступили к избранию царя, то «многие из самых знатных лиц» «напали на мысль, что им нет надобности уступать больше власти, нежели сколько захотят они сами, будущему их государю, который не в состоянии похвалиться никаким преимуществом над ними, и что они вправе предписать ему законы, по которым он должен царствовать». Был образован «род сената, который назвали собором: не только бояре, но и все другие, находившиеся в высшей государственной службе, имели там место и голос и единодушно решились не выбирать себе в цари никого, кроме того, который под присягой обещается предоставить полный ход правосудию по старинным земским законам, не судить никого государского властью, не вводить новых законов без согласия собора, а тем менее отягощать подданных новыми налогами или решать что бы то ни было в делах войны и мира». По словам Фоккеродта, «царь Михаил не колеблясь принял и подписал вышеупомянутые условия»831. Миних-сын в дополнении к запискам Манштейна сокращенно передал текст Фоккеродта832.
Последний известный нам рассказ об условиях коронации Михаила Романова сохранился в «Материалах по русской истории после смерти Петра Великого», изданных К. Шмидтом-Физельдеком (гувернером детей графа Миниха-сына) при Елизавете Петровне. Говоря о подписании, а затем уничтожении Анной Иоанновной условий, предложенных верховниками, Шмидт-Физельдек вспоминает аналогичный случай из прошлого, когда Михаил Федорович Романов сначала согласился на «формальную капитуляцию», но скоро нарушил свое обещание. Оригинал этой капитуляции был положен на хранение в кафедральный собор в Москве, а ее краткое изложение еще в начале 1730 г. имелось в архиве (каком - не сказано)833.
Исследователи по-разному относятся к известиям об «ограничительной записи», данной Михаилом. Существует мнение о их недостоверности. Наиболее определенно его высказал С. Ф. Платонов. Он считает, что исключается всякая возможность для предположений, что воцарение М. Ф. Романова «было обставлено боярскими ограничениями». Сообщения Страленберга, Фоккеродта, Миниха «воспроизводили положение, не действительно бывшее в 1613 году, а такое, какое предполагалось для того времени естественным» деятелям XVIII в. Данные Татищева и Физельдека - «это только упоминания, не более». Псковское сказание отражает «глубоко простонародное воззрение на ход политической жизни, соединенное с незнанием действительной ее обстановки и проникнутое слепою ненавистью к сильным мира сего...». Поэтому, представляя известный историко-литературный интерес, оно не может служить историческим источником. Котошихин был «мало обстоятельным и надежным историком»834. Так Платонов отвергает один за другим материалы, содержащие указания на «ограничительную запись» Михаила Романова, считая, что они не отвечали реальной действительности. Признавая «соправительство» царя с земским собором, Платонов подчеркивает, что «оно не было результатом формального ограничения власти государя, а было только следствием единства стремлений центрального правительства и создавшего его представительного собрания»835.
К точке зрения Платонова приближается Д. В. Цветаев, который замечает: «Приходится констатировать, что самый факт существования ограничительных условий не представляется бесспорным, и свидетельства, во многом противоречащие одно другому, не дают возможности точно установить, в чем эти ограничительные условия заключались»836.
Ряд ученых признает возможным, что Михаил Романов дал при воцарении какие-то обещания боярской думе или земскому собору, но считает эти обещания скорее личным делом царя, чем государственным актом. По словам Б. Н. Чичерина, «если даже при выборе Михаила Федоровича боярами была взята с него запись, подобная прежним, то в русской государственной жизни она не имела никакого значения. Никто на нее никогда не ссылался; никто не стоял за утвержденные ею права. Напротив, понятия о безграничности царской воли высказываются постоянно на земских соборах того времени»837.
A. И. Маркевич, проведший наиболее детальный источниковедческий анализ известий о записи Михаила, допускает, что бояре предъявили ее последнему, но считает, что она имела «исключительно канцелярское значение», ее «условия не заключают в себе ничего нового, чего бы не было в прежних обычаях, и никоим образом не могут быть поняты, как желание ограничить власть царя». Маркевич думает, что Михаил не подписывал записи, «исполнение обещанного» было делом его «доброй воли», «что понимали и бояре, составляя условия»838.
B. О. Ключевский оставляет вопрос о «присяжной записи» открытым, но предполагает, что «за кулисами земского собора состоялась негласная придворная сделка», которая «прежде всего была направлена к обеспечению личной безопасности боярства от царского произвола»839.
Подобно Маркевичу и Ключевскому, Ф. В. Тарановский высказывается в том смысле, что «не может быть речи о записи, как о действительном акте с юридически обязательной силой»; можно говорить лишь о некоторой «негласной придворной сделке», которая «состоялась за кулисами собора»840.
Есть ряд исследователей, которые проявляют большое доверие к «ограничительной записи» Михаила. Так, В. П. Алексеев указывает, что уже одно обилие известий, «идущих с разных сторон и от разного времени, должно заставить нас воздержаться от скептического отношения к факту ограничения и склониться скорее к признанию, чем к отрицанию его»; приходится допустить, что «независимо от формы и характера ограничения» мы «должны признать, что верховная власть была вручена Михаилу не безусловно, не в виде неограниченного самодержавия»841. Примерно такой же точки зрения придерживаются М. А. Дьяконов842 и Л. М. Сухотин843. Они полагают, что между 7 и 21 февраля, когда приостановилась работа земского собора, и после 21 февраля, когда был избран царем Михаил Романов, сложилась благоприятная обстановка для зарождения в боярской среде плана предъявления ему соответствующих условий. По словам П. Г. Любомирова, «трудно поверить в закулисную сделку бояр с Михаилом Федоровичем...» Правдоподобнее предположить, что от имени земского собора царю была направлена челобитная с изложением «нужд страны». Это было «именно челобитье», в котором «выражались просьбы, не больше»844.
Итак, перед нами семь сообщений об обстоятельствах прихода Михаила к власти и ряд опытов их источниковедческой интерпретации. Это дело трудное, потому что источники сообщений не ясны, некоторые авторы берут сведения друг у друга и в то же время преподносят их по-своему, ни один из авторов не был прямым свидетелем того, о чем писал. Но, думается, можно утверждать, что в основе всех рассказов лежит какая-то реальная действительность, воспроизводимая по слухам и поздним откликам, иногда с применением элементов творческой реконструкции. За реальность основы приведенных выше сведений о попытках ограничения власти Михаила Романова говорит факт наличия оппозиционных ему настроений, что видно даже из такого официозного источника, как Утвержденная грамота 1613 г. Показателен и другой факт - появление в начале XVII в. ряда документов, определяющих взаимоотношения царя с боярской думой, земским собором и место боярской думы и земского собора в государственной системе. Это присяжная запись Василия Шуйского, русско-польские договорные акты от февраля и августа 1610 г., наконец, «приговор» 30 июня 1611 г. «Ограничительная запись» Михаила (или ее проект) может найти место в этом ряду.
Вернемся еще раз к семи сообщениям об ограничении царской власти в 1613 г. Наиболее ранние из них - сообщения псковского сказания и Котошихина. Из них можно заключить, что бояре, согласившись на избрание Михаила, потребовали с последнего присягу в том, что он предоставит им достаточно полное и реальное участие в государственных делах и оградит от произвола. Оба источника говорят об одном и том же (один полнее, другой короче). По-видимому, в обоих случаях речь идет о гарантиях примерно такого же типа, какие дал боярству Василий Шуйский; они должны были предохранить бояр от возврата к временам Ивана Грозного с его самовластием и опричным террором. Другими словами, сущность обязательств, взятых па себя Михаилом, заключалась в признании принципов монархии с боярской думой в противовес режиму неограниченной монархии 60-80-х годов XVI в. Весьма возможно, что феодальная аристократия («владущии») хотела поднять роль боярской думы по сравнению с земским собором, где в 1613 г. было большое количество представителей из числа рядовых дворян. Недаром в ответственный момент соборных совещаний, 7 февраля, они были прерваны, с тем чтобы вызвать на решающее заседание бояр, находившихся в своих поместьях. Может быть, следует и краткое сообщение Татищева понимать в таком же смысле: избрание Михаила было всенародным (т. е. земским собором), но с записью (составленной боярами).
Ничего нельзя сказать о том, была ли принесена Михаилом присяга. Возможно, что нет и дело ограничилось устной договоренностью. Во всяком случае, в Утвержденной грамоте о присяге не говорится.
Иностранные авторы XVIII в. передают более подробный список условий, среди них и таких, которых нет в псковском сказании и у Котошихина: не менять законов страны, не решать самому вопросов, касающихся войны и мира, обложения населения налогами и т. д. Но это как раз те вопросы, которые обычно рассматривались на земских соборах. Правда, земский собор высказывал лишь свое «мнение», для царя необязательное, но царь был заинтересован в поддержке земского собора. Весьма правдоподобно предположение, что наряду с требованием от боярской думы присяги Михаилу была предъявлена и «запись» (или челобитная) от земского собора, в которой говорилось о делах, являющихся предметом общего рассмотрения. Это не было актом «формальной капитуляции» царя (такой акт вряд ли можно обнаружить в тайниках Успенского собора). Это было признанием той роли земского собора, которую он приобрел к началу XVII в.
Можно отметить интересный факт: совпадение некоторых пунктов условий, отмеченных Страленбергом, и некоторых моментов в переговорах между Михаилом с матерью и московским посольством в Костроме. Михаил выражал опасение, что в случае его воцарения король польский может велеть «над отцом его... Филаретом митрополитом какое зло сделать...»845. Один из пунктов условий, излагаемых Страленбергом, требует «забыть и простить» все, «что случилось с его [царя] отцом». Очевидно, тема о Филарете, о его деятельности в прошлом, о его положении в настоящем и будущем достаточно остро стояла в избирательной кампании 1613 г.
А вот еще один момент. Страленберг приводит очень неясно изложенный пункт о царских имениях, которые во избежание процессов с частными лицами следует присоединить к государственным имуществам. Очевидно, он не очень разобрался в том, о чем идет речь. А в речи Михаила в Костроме, обращенной к московским послам, как раз затрагивался вопрос о землях дворцовых и черных, розданных служилым людям846. Очевидно, дворянство, нуждавшееся в земле, интересовалось судьбами черносошного земельного фонда.
Я думаю, сообщения о гарантиях, обставивших власть Михаила, нельзя ни игнорировать, ни недооценивать. Это известный шаг на пути эволюции сословно-представительной монархии в сторону от опричного «образца», учрежденного Грозным.
Рубеж первого и второго десятилетий XVII в. ознаменован важными явлениями в истории земских соборов. Активизировалась деятельность сословных групп, служилых, посадских миров. Появились местные городовые советы, бравшие на себя задачу борьбы с интервентами. Причина всего этого кроется главным образом в общих условиях, созданных крестьянской войной и народно-освободительным движением, оживлением социальной жизни. Результатом явилась организация народного ополчения, двинувшегося на освобождение Москвы от польских захватчиков. Во время его пребывания под Москвой была сделана попытка образования верховного органа власти - «совета всея земли», а 30 июня 1611 г. состоялся «приговор» «всей земли», поднявший роль земского собора в государственной жизни.
Однако социальный состав первого ополчения был таков, что в нем дворянско-крепостнические интересы возобладали над общенациональными. Ополчение распалось. Более результативной оказалась деятельность «совета всея земли» во втором ополчении. Функции его были значительно шире, чем прежних земских соборов, созываемых каждый раз для обсуждения какого-то определенного вопроса. «Совет всея земли», как верховный правительственный орган, решал все основные вопросы внутренней и внешней политики.
После освобождения Москвы от интервентов в 1613 г. был созван избирательный земский собор. Он был самым представительным из всех соборов, ранее известных, и по количеству членов, и по территориальному охвату участников, и по разнородному их составу, и по применению принципа выборности дворянского и посадского населения.
На соборе происходила большая избирательная борьба, которая была вынесена за стены официальных заседаний. Она касалась личности кандидатов на престол и, как можно полагать, форм государства. Избрание Михаила сопровождалось принятием им каких-то условий от боярской думы (а возможно, и от земского собора).
Собор 1613 г. открывает новый период в деятельности земских соборов, в который они вступают как сложившиеся органы сословного представительства, играющие роль в государственной жизни, активно участвующие в решении вопросов внутренней и внешней политики. Сословно-представительная монархия, восстановленная после событий Смутного времени, была формой феодального государства, более содействующей общественному прогрессу, чем надвигающийся крепостной строй. Фактором, оказавшим влияние на дальнейшее развитие сословно-представительной монархии, была крестьянская война начала XVII в., задержавшая государственное оформление крепостного права и переход к абсолютизму.
827 Псковские летописи, вып. I. Подгот. к печати А. Н. Насонов. М.-Л., 1941, с. 131.
828 Котошихин Г. О России в царствование Алексея Михайловича, изд. 3. СПб., 1884, с. 141-142.
829 Утро. Литературный сборник, I. M., 1859, с. 373.
830 Немецкий текст: «...derjenige, den man erwehlte, alle diejenigen von der Versammlung aufgesetzten Conditiones annehmen, nicht eher aber gecronet werden muste, als bis er solche zu halten verspreche,..» «Vor dem Cronungs-Actu aber hat er folgende Puncte und Conditiones acceptiret und unterschrieben. Nehmlich: 1) Die Religion zu erhalten und zu schutzen. 2) Alles, was seinem Vater wiederfahren, zu vergessen und zu vergeben, und an keine particulaire Feindschafft, sie moge Nahmen haben, wie sie wolle, zu gedencken. 3) Keine neuen Gesetze zu machen, oder alte zu andern. Hohe und wichtige Sachen nach dem Gesetze, und nicht allein vor sich selbst, sondern durch ordentlichen Process urtheilen zu lassen. 4) Weder Krieg noch Frieden alleine und vor sich selbst mit denen Nachbarn vorzunehmen und 5) Seine Guther zur Bezeugung der Gerechtigkeit und Vermeidung aller Processe mit particulair - Leuten, entweder an seine Familie abzutreten, oder solche denen Cron-Guthern einzuverleiben» (Strahlenberg Ph. J. von. Das Nord und Ostliche Theil von Europa und Asia. Stockholm, 1730, S. 205, 209). Перевод А. И. Маркевича (Маркевич А. И. Избрание на царство Михаила Федоровича Романова. - ЖМНП, 1891, № 10, с. 405, 407).
831 Россия при Петре Великом, по рукописному известию И. Г. Фоккеротда. - ЧОИДР, 1874, кн. 2, с. 21-22.
832 «Таким образом был составлен Сенат, названный собором, в котором заседали не только бояре, но и все, занимавшие в государстве высшие должности; в нем было единогласно решено избрать лишь того государя, который даст им под присягою обещание творить суд по старинным законам царства, не осуждать никого самовластно, и еще менее того увеличивать налоги, объявлять войну и заключать мир, не посоветовавшись об этом с собором...» («Русская старина», 1875, № 12, Прилож. 1, с. 324).
833 «...In der Ueberzeugung, da? sich leicht Mittel finden wurden, diese Verwilligungen umzustossen. Ausser Jaghushinsky's Versicherungen konnte der Charakter der russischen Nation und ein ahnlicher Vorfall ihr hinfur Burge seyn. So hatte ja ehedem Tzarj Michajl Teodorowitchj sich zu einer formlichen Kapitulation verstanden, sie wurde aber bald durchlochert. Das Original dieser Kapitulation wurde in der Kathedral Kirche zu Moskwa aufbewahret das Concept davon soil zu Anfange des Jahres 1730 noch im Archive vorhanden gewesen seyn. Ob es noch da ist, weis ich nicht» (Materialen zu der der Russischen Geschichte seit dem Tode Kaisers Peter des Grossen, Theil 2. Riga, 1784, S. 15-16).
834 Платонов С. Ф. Московское правительство при первых Романовых. Статьи по русской истории (1883-1912), изд. 2, с. 355-367.
835 Там же, с. 388.
836 Цветаев Д. В. Указ. соч., с. 72-73, прим. 3.
837 Чичерин Б. Я. О народном представительстве. М., 1866, с. 369-370.
838 Маркевич Л. И. Указ. соч., с. 403.
839 Ключевский В. О. Курс русской истории, ч. 3. - Сочинения, т. III. 1957, с. 78.
840 Тарановский Ф. В. Соборное избрание и власть великого государя в XVII столетии. - «Журнал Министерства юстиции», 1913, № 5, с. 33-34.
841 Алексеев В. П. Вопрос об условиях избрания на царство М. Ф. Романова. - «Русская мысль», 1909, кн. 11, с. 15-16.
842 Дьяконов М. А. Избрание Михаила Федоровича на царство. СПб., 1913, с. 31-32.
843 Сухотин Л. М. Указ. соч., с. XIX, прим. 1.
844 Любомиров П. Г. Указ. соч., с. 225-228. По мнению Е. Д. Сташевского, «нельзя назвать это ограничение сословным, ограничивающим является не сословие (ни боярство, ни тем менее дворянство), а учреждение...» - боярская дума (Сташевский Е. Д. Очерки истории царствования Михаила Федоровича, ч. 1. Киев, 1913, с. 77).
845 Дворцовые разряды, т. I, стб. 58.
846 Там же.
<< Назад Вперёд>>
