Вопрос о сословно-представительной монархии в русской публицистике начала XVII в.
О земском соборе как органе сословного представительства говорит Авраамий Палицын, так определяя его структуру: «освященный собор», «царский синьклит» (т. е. боярская дума), «все воиньство» и «всенародное множество всех чинов» (т. е. представители сословий). Имея в виду более узкое совещание высшего духовенства и боярской думы, Авраамий Палицын применяет сокращенные формулы: «освященный собор», «бояре и воеводы» и «весь царский синьклит». Кроме того, у автора есть еще одно понятие: «все православные христиане», т. е. весь народ, волю которого якобы и представляет земский собор847. Таким образом, Палицын, вынужденный считаться с тем, что во время Смуты народные массы проявили себя активной общественно-политической силой, и в то же время напуганный этим, пытается представить дело так, будто голос «чинов», присутствующих на соборе, и есть голос «всенародного множества».
После событий Смуты, отмеченной кризисом самодержавия, падением «законной» царской династии и появлением на престоле «лжецарей», Палицын пытается примирить принципы наследственной и избирательной монархии, начал божественного определения и народного волеизъявления при избрании царя. Если вотчинный принцип престолонаследия и идея о том, что законным царем является лишь помазанник божий, заимствованы автором из политического наследия прошлого, то мысль о роли народных масс в возведении на трон правителей и низвержении их навеяна текущей действительностью. В представлении Палицына народ лишь тогда единодушен в выборе царя, когда этот выбор соответствует божественной воле и божий перст отмечает будущего монарха, наследника родительского престола, еще до его появления на свет. Так, царь Михаил Романов в изображении Палицына - государь, «богом дарованный... прежде рождениа его от бога избранный и из чрева материя помазанный...»848, и избрание его на престол народом подтвердило предначертание божества. А вот Василия Шуйского, напротив, «бог даде» людям «по хотению сердец»849 их, и поэтому он не получил всенародного признания: «и устройся Росиа вся в двоемыслие: ови убо любяще его, ови же ненавидяще». Возведение на царство человека, не уготованного для этого богом, является, по Палицыну, не актом законного избрания правителя, а «игрой царем»850.
Палицын ставит вопрос о монархии ограниченной и неограниченной. Автор осуждает Бориса Годунова за то, что он превратил самодержавие в самовластие: «...отъят бо... от всех власть, и никто же отнюдъ не токмо еже вопреки глаголати ему не смеюще, но ни помыслити нань зла»851. В первой редакции произведения Палицына в качестве главной причины Смуты выступает «всего мира безумное молчание, еже о истинно к царю не смеюще глаголати...»852; следовательно, осуждается царский произвол и высказывается мысль, что слепое повиновение монарху лиц, призванных к управлению государством, может быть гибельно для страны. Но более чем самовластие царя автора страшит самовластие народа, защитой от которого является, по его мнению, союз государя, «царского синклита» и «всего воинства» - союз, опирающийся на «всенародное множество всех чинов» (т. е. земский собор).
Взгляды, близкие к воззрениям Авраамия Палицына, высказывает дьяк Иван Тимофеев. Он сторонник наследственной монархии и видит в чередовании на престоле представителей одной фамилии порядок, установленный богом. Так, Грозный, говорит Тимофеев, был «помазан к царству», имея на то право как законный наследник предшествующих князей Русского государства («...корень по коленству и муж прародителей своих прозябения готов...»)853. После смерти сына Грозного - царя Федора Ивановича, который «бесчадно и не наследованно отеческо по себе царство оставль»854, прекратился восходящий своими корнями к давним временам род российских самодержцев («прерван купно род по смерти росииских деспод весь благородия корень»)855. На престоле появились незаконные правители: «лжецари», «рабоцари», «самовенечники», «мирообладатели»856. Тимофеев осуждает лиц, незаконно овладевших троном, будь то бояре («сам охотно восхищением наскочивше безстудне от болярска чина на царство»)857 или простые люди («от страдническия четы, безъименные, мельчайшие и самозванные...»)858.
Называя полноправными правителей, получивших власть по наследству от прародителей и, следовательно, признанных богом («самодержавных истиннейших и природных царей наших»), автор обличает царей «не сущих», беззаконных, подобных Лжедмитрию, который «на самый богом помазаных верх безстудне... наскочил»859.
Среди царей «не природных» ( т. е. не наследственных монархов) автор различает избранных земским собором и «самоизбранных», т. е. захвативших власть самовольно. Так, Бориса Годунова, считает Тимофеев, допустили к «помазанию» «всилюдие земля»860. Автор и подробнее раскрывает состав земского собора, избравшего Бориса на царство: высшее духовенство («архиерии святоимении»), бояре («мирстии столпи велицыи»), представители различных других общественных «чинов» («вси чинове царскаго велми всего устроения»). Решение собора, по мнению Тимофеева, поддержал простой народ («чадь малая»)861. Что касается Василия Шуйскою, то он, как считает Тимофеев, воцарился без санкции земского собора: «внезапно и самодвижно воздвигся кроме воли всеа земля и сам царь поставися»862.
Но избрание монарха народом только тогда крепко, когда оно отвечает воле божьей. Шуйский захватил престол «без божия... его избрания» и «без... общаго всеа Русии градов людцкаго совета», «без воля всех градов»863. Борис был избран на царство «людьми всей земли», но акт людского признания не сопровождался божественной санкцией, поэтому Годунов на престоле оказался не самодержцем (т. е. законным правителем, требующим себе повиновения), а «самовластцем» (т. е. монархом, который сам творит беззакония)864. Только в акте избрания Михаила Романова как достойного потомка «древнего кореня», т. е. старинной династии, доказывает Тимофеев, воля народа явилась выражением воли божьей. Поэтому бог вручил Михаилу как «вседержавну» правителю «Велеросийское царствие»865. Так автор пытается дать религиозное обоснование принципам сословно-представительной монархии.
Тимофеев, как и Палицын, поднимает вопрос о вреде «безсловесного молчания»866. Но призыв не молчать перед правителями не означал отрицания необходимости повиноваться им. Только повиноваться следует законным самодержцам, которые сами держатся «повелений, данных богом»867. В этом отношении очень интересны высказывания Тимофеева, навеянные событиями национально-освободительной борьбы начала XVII в., о важности различных форм сословно-представительных общественных организаций, которые возникали в процессе сопротивления самозванцам, иноземным правителям, допускавшим нарушения порядков, признанных законом и освященных церковью («неугодно некая богови и человеком»). Автор имеет в виду городовые советы, их объединения между собой, наконец, «совет всей земли»; по его терминологии, «малое совокупление», «многолюдное собрание», «многочисленное людособрание» и, наконец, «вселюдский собор»868. Некоторые, не лишенные интереса для понимания средневекового феодального мировоззрения мысли содержатся в «Повести» И. М. Катырева-Ростовского. Заслуживает внимания мысль, что голос народа (в его, Катырева, понимании этого термина), а через него воля божья решает, кому быть на престоле: представителю царского рода или человеку нецарственного происхождения (каковым был Борис Годунов). «Бог убо творит, елико хощет; идеже бо хощет, побеждаютца естества чинове: и восхоте скифетродержавство отдати единому от синклит царских, сему многославному Борису, единородному брату царицы Ирины, и народи же купно и единомышленно воздвигоша гласы свои, да царствует на Москве Борис»869. Здесь дается религиозное обоснование избирательной монархии. Но Катырев-Ростовский приводит и другой случай царского избрания, когда народный «глас» не был подсказан божественным промыслом, а выражал людские страсти. Это случай с избранием Василия Шуйского, «друзи и советинцы» которого были «посланы в народ и заповедано им бысть, да изберут на царство его, князя Василия». «Те же людие наустеша народы, да изберетца царь Василей на царский степень; народи же воздвигоша гласы своя, да будет над ними надо всеми царь Василей Шуйской»870.
Эти варианты политических и церковно-политических определений («глас народа - глас божий» или «глас народа - глас людской») отражают различные оттенки отношения автора к тем земским соборам, свидетелем которых он был.
847 Сказание Авраамия Палицына. Подгот. текста и комментарии О. А. Державиной и Е. В. Колосовой. М.- Л., 1955, с. 232.
848 Там же, с. 238.
849 Там же, с. 120.
850 Там же, с. 116, 119.
851 Там же, с. 103.
852 Там же, с. 253.
853 Временник Ивана Тимофеева. Подгот. к печати и комментарии O.А. Державиной. М.- Л., 1951, с. 27.
854 Там же, с. 27.
855 Временник Ивана Тимофеева, с. 152.
856 Там же, с. 56, 69, 101, 121.
857 Там же, с. 91.
858 Там же, с. 32.
859 Там же, с. 95, 104.
860 Там же, с. 80.
861 Там же, с. 53.
862 Там же, с. 113.
863 Там же, с. 100, 102.
864 Там же, с. 67.
865 Там же, с. 165.
866 Там же, с. 92.
867 Там же, с. 109.
868 Там же, с. 161-162.
869 РИБ, т. XIII, изд, 2. СПб, 1909, стб. 565.
870 Там же, стб. 582.
<< Назад Вперёд>>
