Избирательный земский собор 27 апреля 1682 г.
В обстановке острых социальных противоречий, классовых и внутриклассовых, произошло воцарение Петра I. До сих пор в литературе нет согласной оценки собора 27 апреля 1682 г., на котором Петр был признан царем. По словам В. Н. Латкина, это был «фиктивный собор, пародия на древнерусское представительное учреждение, одна форма без содержания»1425. Напротив, М. М. Богословский, один из лучших знатоков эпохи Петра, полагал, что состоявшийся после смерти Федора Алексеевича для избрания нового царя собор действовал «в полном своем составе», на нем «присутствовали все общественные группы, обыкновенно входившие в состав земских соборов: освященный собор с патриархом во главе, боярская дума, представители служилого и тяглого классов»1426.

Источники на этот счет скупы. В записпой книге Петра I лаконично и глухо сказано: «Лета 7190-го [1682] апреля в 27 день нарекли на Росийское государство в цари государя царевича и великого князя Петра Алексеевича всеа Росии по преставлении брата ево великого государя царя и великого князя Феодора Алексеевича всеа Великий и Малыя и Белыя Росии самодержца дня в 13 часу в четверк Фомины недели»1427. Глагол «нарекли» требует раскрытия своего содержания: кто и как «нарекли»? Это не раскрыто.

После приведенного сообщения в записной книге говорится о принесении в тот же день (27 апреля) присяги новому государю. Присягали порознь следующие «чины» и служилые и профессиональные группы: 1) бояре, окольничие, думные и ближние люди; 2) стольники, стряпчие, дворяне московские, жильцы; 3) люди «розных чинов» (?); 4) подьячие, переводчики, толмачи; 5) дворовые люди; 6) служебный аппарат аптеки; 7) стрельцы. Можно думать, что крестоцелование явилось заключительным актом земского собора, а участниками последнего были перечисленные группы (или часть их)1428.

По версии Летописца 1619-1691 гг., «наречение» Петра было делом патриарха, «освященного собора» и «всего сигклита» (т. е. боярской думы), а целовали ему крест «всех чинов народи...»1429.

По лаконизму и близкому к приказным документам тону текст записной книги напоминает рассказ Мазуринского летописца, где говорится, что 27 апреля 1682 г., когда скончался Федор, «того ж часу изобрали на Московское государство царем брата ево, государева, Меньшова царевича... Петра Алексеевича... мимо большова ево брата царевича Иоанна Алексеевича... И крест ему, государю, целоваша бояря и окольничие, и думные, и стольники, и стряпчие, и дворяне московские, и жильцы, и дворяне городовые, и дети боярские, которые в то время были на Москве, и стрельцы, и дворовые, и всяких чинов люди...»1430. Отличие летописного рассказа от текста записной книги в том, что в нем употреблен глагол «изобрали» на государство (а не «нарекли») Петра, причем подчеркнуто, что это сделано в ущерб правам его старшего брата Иоанна (значит, присутствует оценочный момент, признан приоритет старшего царевича). «Чины», приносившие присяту Петру, указаны примерно те же, что в записной книге (сравнив с ней Мазуринский летописец, можно установить, что в записной книге, в третьей группе под людьми «розных чинов» подразумеваются городовые дворяне и дети боярские, оказавшиеся в то время в столице), но без деления на группы.

Официальная версия событий 27 апреля изложена в акте земского собора, вошедшем в состав правительственною объявления о кончине Федора и воцарении Петра. Согласно этому документу, в момент смерти Федора в его хоромах находились патриарх Иоаким, митрополиты, архиепископы. Затем проститься с телом покойного пришли касимовские и сибирские царевичи, бояре, окольничие, думные, ближние люди, генералы, стольники, полковники, стряпчие, дворяне, дьяки, жильцы, городовые дворяне, дети боярские, гости, дворовые люди. Когда кончился обряд прощания, патриарх, церковные власти, бояре отправились в «переднюю палату» и начали совещаться, кому из братьев Федора - Иоанну или Петру - наследовать престол: «советовавше, положили, что тому избранию быти общим согласием всех чинов Московского государства людей». Тогда патриарх, архиереи, думные чины вышли «на крыльцо, что перед переднею»: там находились представители разных сословных групп, «призванных» во двор. Патриарх поставил перед ними вопрос о преемнике скончавшегося Федора. Сначала он обратился к служилым «чинам», гостям, людям гостинной и черных сотен, затем к думным и ближним «чинам». Все якобы высказались в пользу Петра. Патриарх Иоаким расценил происшедшее как акт «общего... согласия и избрания» («единодушного согласия и сердечного единомыслия»)1431.

Очевидцы свидетельствуют, что такого единомыслия и единодушия отнюдь не было. Но, отрешаясь пока от этой стороны дела, поставим другой вопрос: действовал ли собор 27 апреля в нормах феодального права того времени и можно ли его подвести под категорию земских соборов, или это «пародия» на них? Не раз приходилось говорить, что не было единого и общеобязательного статута земских соборов. В разных конкретных обстоятельствах они нооили разный характер. Поэтому лучше сформулировать тот же вопрос иначе: не противоречит ли то, что произошло 27 апреля, вообще нашему представлению о земских соборах. Думаю, что не противоречит.

Смерть царя Федора ждали и, конечно, к ней готовились. У его одра собралось духовенство. Здесь же, во дворце и перед дворцом, находились представители придворных, служилых и неслужилых групп населения, в том числе и представители «третьего сословия». Причем это не просто случайные зрители, а люди «разных чинов», которые были «призваны и поставлены в верху на дворе» как участники собора1432. Конечно, это были лишь москвичи и те, кто оказался в Москве. Не было заранее нормированного представительства и организованно проведенных выборов. Но присутствовали представители всех «чинов». Были, конечно, среди них и «выборные» (т. е. занимавшие по выборам какую-то должность или выполнявшие какое-то общественное поручение) .

Вопрос о земском соборе был решен (как это и полагалось) на предварительном совещании боярской думы и «освященного собора» во главе с патриархом (так бывало, когда государь отсутствовал или умирал). Патриарх и открыл собор и вел его, обращаясь поочередно к «чинам», что соответствует установившейся практике соборных заседаний в подобных условиях.

Сказанное относится к формально-юридической стороне дела. Порядок работы собора 27 апреля не был нарушением сложившейся традиции, хотя провели его поспешно (причем намеренно поспешно). «Общее согласие» избирателей на кандидатуру Петра было (как скоро выяснилось) мифом. Борьба партий Нарышкиных и Милославских грозила вылиться наружу, и показания современников опровергают казенную формулу об «общем согласии» (которая не может быть применена и к другим избирательным соборам). В «Записках» А. А. Матвеева можно прочитать, что, когда происходило обсуждение царской кандидатуры, «некто Максим Исаев сын Сумбулов, в ту же пору будучи в городе Кремле, при собрании общем с своими единомышленниками, гораздо из рядового дворянства, продерзливо кричал, «что по первенству надлежит быть на царстве государю царевичу Иоанну Алексеевичу»1433. Кн. Б. И. Куракин рассказывает, что на совещаниях после смерти Федора «стало быть несогласие, как в боярех, так и площадных: одни - одного, а другие - другова... И по многом несогласии... избрали царем царевича Петра Алексеевича»1434. Это все лишь случайно дошедшие до нас отголоски вполне закономерных и памятных предвыборных споров, а споров, вероятно, было достаточно.

Но особого внимания заслуживает то обстоятельство, что борьба боярских партий за престол происходила в обстановке стрелецких волнений, вскоре вылившихся в вооруженное восстание. Связь династической борьбы с социальной хорошо уловила повесть о событиях воцарения Петра (в составе Летописца 1619-1691гг.), которая имеет заголовок: «Описание о сем, еже содеяся грех ради наших по преставлении царя Феодора Алексеевича всея Росии во царствующем граде Москве, колико бысть смятение и убийство между собою православных хрестиян в народе»1435.

Недовольство стрельцов своим положением проявилось еще при жизни царя Федора Алексеевича, когда, по словам названной повести, «били челом всех полков московские стрелцы и салдаты на полковников стрелецких во многих налогах и обидах... во многих взятках и безмерных работах в московских всяких изделиях на них...»1436. В феврале 1682 г. стрельцы полка Богдана Пыжова подавали челобитную с жалобой на своего начальника1437. 23 апреля государь получил жалобу на полковника Семена Грибоедова, которая 24 или 25 апреля была повторена. Грибоедов был посажен на тюремный двор1438. Все происходило за несколько дней до кончины Федора. А в день смерти царя, 27 апреля, по челобитью деда Петра I К. П. Нарышкина, Грибоедов был освобожден «для поминовения брата его государева»1439. Так новое правительство, приступившее к государственной деятельности после решения земского собора, сразу определило жесткую линию в отношении стрельцов.

Но и стрельцы вели себя активно и с первого дня нового царствования проявили неповиновение боярам. В записной книге Петра I отмечено, что стрельцы приказа Александра Карандеева «учинились сильны», «креста не целовали» и согласились присягнуть лишь после того, как их «уговорили» специально посланные правительством лица1440. Летописец 1619-1691 гг. рассказывает, что во время принесения присяги Петру среди стрельцов и солдат началась агитация и раздались голоса, уговаривающие их не присягать новому царю: «...внезапу возопиша нелепыми гласы, закликающе стрелцом по дияволскому умышлению, рекуще, повелевающе престати креста целовати с великим прещением сице, яко без ума целуют меншему брату мимо болшаго». Мы не знаем, от кого исходили такие призывы. Но агитация подействовала. По Летописцу, «и от того часа стрелцы и салдаты престаша приходити ко кресту»1441.

Земский собор 27 апреля не устранил и не сгладил социальные противоречия в русском обществе. Скорее можно сказать, что открытая рознь усилилась. После погребения царя Федора апрельское соборное решение о передаче трона Петру стало предметом разных толков, его обсуждали и осуждали в различных социальных кругах в каждом со своих позиций. Представителей господствующего класса династическая сторона вопроса (Иоанн или Петр) интересовала в той мере, в какой победа того или иного претендента сулила его сторонникам получение привилегий и власти. Стрельцы также рассчитывали на улучшение их положения в результате дворцового переворота, но они не представляли собой единой массы, и если консервативная зажиточная их часть и полковая верхушка связывали свою судьбу с победой той или иной боярской партии, то радикальной группе рядовых стрельцов были близки антибоярские лозунги в целом1442.

Критика нового правительства шла в двух направлениях: по линии социальной (не приходится ждать от царя-ребенка облегчения народного гнета) и правовой (при выборах патриарх и бояре действовали незаконно и «неправедно»). По данным Летописца 1619-1691 гг., в народе широко расползались слухи, которые охватывали людей «всякого чина»: «...яко в нашем государстве ныне осталися два государи царевичи и великие князи Иоанн Алексеевич, Петр Алексеевич всея Росии, един государь царевич и великий князь Иоанн Алексеевич в возрасте, мочно ему, государю, царствовать, а другой государь царевич и великий князь Петр Алексеевич вельми юн, токмо 9 лет и 11 месяцов, како ему царством владети, аще не бояром богатеть? и народ весь погубят»1443. С. Медведев рассказывает, что сразу после смерти Федора среди стрельцов пошли разговоры о том, что воцарение Петра не сулит им ничего хорошего. Если и при Федоре Алексеевиче, «иже име леты доволны и разум совершен и бе милосерд», бояре и приказные люди не только не противодействовали «неправде и всякому насилию», но сами этому способствовали «ради мздоимания» или «ради человекоугодья», то что же будут «бояре и правители... в сем царствии творити» при Петре, «иже млад сый и Российскаго царствия на управление не доволен?»1444

Общественную мысль занимал вопрос: что же происходило на избирательном соборе? Молва говорила разное. Одна версия: царевич Иоанн после кончины Федора не взял царского посоха, а велел отдать его патриарху для вручения Петру. Другая: Иоанн принял посох и передал патриарху с тем, чтобы тот объявил народу обоих царевичей и спросил, кому из них быть государем, но тот этого не сделал. Такие разговоры шли и в феодально-боярской, и в служилой, и в стрелецкой среде, где ширилась критика земского собора.

Формула обвинения очень выпукло выражена в Летописце 1619-1691 гг.: «Зрите народи и внемлите глаголы сия, еже и ныне патриарх и бояре не токмо в народе, но и в государьстве учинили неправедно: как так чрез большаго брата царевича Иоанна Алексеевича всея Росии выбрали на царство меншаго его государева брата царевича Петра Алексеевича всея Росии, не объявя их, государей, всему народу»?1445 Формула эта - политически сильная, равную ей по силе в нашей письменности не часто встретишь. Если перевести выраженную в этих словах мысль на современные понятия, то придется сказать, что речь идет об антинародном и антигосударственном акте. Конечно, для различных классов это обвинение звучало по-разному. Но с разных сторон и по-разному это дискредитировало и сам собор 27 апреля, и его решение, ибо земские соборы всегда выступали как орган, якобы пекущийся о «деле земском и государеве».

Неизвестно, из каких кругов вышла идея о «неправде», творимой в «народе и государстве», но она, надо думать, вызвала реакцию разных общественных групп (и консервативных, и демократических) . Формы реакции были те же, какие вообще сопровождали деятельность земских соборов: подача челобитных сословными группами и возрождение выборного начала, мирских организаций.

29 (или 30) апреля, а быть может, также 4 мая стрельцы опять подавали челобитные с жалобами на своих начальников1446. Повесть, вошедшая в состав Летописца 1619-1691 гг., довольно живо описала, как это происходило. Выступление носило организованный коллективный характер. Стрельцы и солдаты собрали «всеми полками» «совет» и избрали от каждого полка по 5 (и более) челобитчиков. Эти «выборные» выступили от стрелецкого войска.

Дело шло не просто о злоупотреблениях отдельных (или даже всех) полковников. Вопрос был поставлен шире: вообще о политике господствующего класса. Рассматриваемая повесть записала такие лозунги антибоярского демократического характера: «...боляре завладели всем государством», «... боляре что хотят, то и творят, а служилым де людем несть разсмотрения; и того ради им от боляр терпети невозможно»1447. Это как раз лозунги искоренения «неправды в государстве», которая, в частности, проявилась и на соборе 27 апреля. «Выборные» стрелецкие челобитчики как бы хотят сказать, что там вынесли решение бояре, а не люди, выборные от «всех чинов»1448.

Но движение протеста направлено не только против «неправды», творимой в «государстве», но и против «неправды», причиняемой «народу» (т. е. широким слоям населения). Та же повесть, отражая настроения стрелецких масс, говорит, что «боляре изменяют царству, всяких служилых ратных людей презирают и обидят напрасно, чтобы от народу было им неопасно...». Повесть противопоставляет этой политике поведение стрельцов, которые, прежде чем действовать против бояр, хотели знать, что думает народ («наслушающе народ от простых розных мелких чинов»)1449. Поэтому стрельцы избрали и рассылали «изо всех полков вестников», чтобы разведать, «какова молва будет в народе»: это форма противодействия «неправде», пущенной в «народ» соборным решением 27 апреля 1682 г. Но стрельцы оказывались в заколдованном кругу, ибо во главе земского собора стоял патриарх Иоаким, а стрелецкие челобитные с жалобами на начальников были переданы ему же1450.

О противоречивом характере стрелецкого движения, о наличии в нем наряду с демократическими консервативных черт говорит А. А. Матвеев. С одной стороны, он замечает, что стрельцы «сделали себя так самовольными, властными, как бы некоторую особую в то время составляли свою республику, или Речь Посполитую». С другой стороны, оценивая стрелецкие сходки, автор вспоминает время Степана Разина и пишет, что стрельцы собирались «самосудно кругами», «как бы на Дону»1451. Шляхетские сеймы в Польше и казачьи круги на Дону, где скрывалось беглое крестьянство, - явления разного порядка. Они отражали разные социально-политические тенденции в стрелецкой среде, противопоставлявшей своих «выборных» «выборным» земского собора.



1425 Латкин В. Н. Указ. соч., с. 253; см. также: Беляев И. Д. Земские соборы на Руси, изд. 2. М., 1902, с. 65-67.
1426 Богословский М. М. Петр I. Материалы для биографии, т. 1. М., 1940, с. 39; см. также: Аристов Н. Я. Московские смуты в правление царевны Софьи Алексеевны. Варшава, 1871, с. 66; Шмурло Е. Ф. Критические заметки по истории Петра Великого. Избрание Петра Великого на царство. - ЖМНП, 1902, № 6, с. 233-256.
1427 Соловьев С. М. Указ. соч., кн. VII (т. 13-14), с. 320; Восстание в Москве 1682 года. Сборник документов. Отв. ред. В. И. Буганов. М., 1976, с. 9.
1428 Соловьев С. М. Указ. соч., кн. VII (т. 13-14), с. 320-321; Восстание в Москве 1682 года, с. 9.
1429 ПСРЛ, т. 31, с. 186-187.
1430 Там же, с. 173.
1431 Документ в целом вошел в сочинение Сильвестра Медведева «Созерцание краткое» (указ. соч., с. 43-45). И отдельном виде соборный акт под названием «Воззвание патриарха Иоакима ко всем государственным чинам и к народу» напечатан в СГГД, т. 4, с. 412-413, № 132.
1432 Медведев С. Указ. соч., с. 43-44.
1433 Записки русских людей. События времен Петра Великого. Изд. Н. Сахаровым. СПб., 1841, с. 6; см. также: Записки И. А. Желябужского с 1682 по 2 июля 1709 г. СПб., 1840, с. 4-5.
1434 Архив кн. Ф. А. Куракина, кн. I. СПб., 1890, с, 43.
1435 ПСРЛ, т. 31, с. 186-187.
1436 Там же, с. 189.
1437 Буганов В И. Московские восстания конца XVII в. М., 1969, с. 88-89.
1438 Там же, с. 90-93; Медведев С. Указ. соч., с. 40-42.
1439 ПСРЛ, т. 31, с. 190.
1440 Соловьев С. М. Указ. соч., кн. VII (т. 13-14), с. 320-321; Восстание в Москве 1682 года, с. 9.
1441 ПСРЛ, т. 31, с. 187.
1442 Буганов В. И. Указ. соч., с. 105, 126. В мою задачу не входит дать описание движения стрельцов и его оценку. Я касаюсь этой темы лишь постольку, поскольку это необходимо для понимания политической роли собора 27 апреля и отношения к нему населения. Стрелецкие восстания при Петре I были неоднократно предметом исследования, причем ученые расценивали их по-разному. Большая дискуссии на этот счет развернулась между В. И. Бугановым и Н. И. Павленко. Первыи в своей книге, которую я цитировал, пришел к выводу о народном характере стрелецких восстаний 1682 и 1698 гг. и о том, что они продолжали линию классовых выступлений более раннего времени (городских движений 1648 и 1662 гг., восстания Разина). Н. И. Павленко в рецензии на книгу Буганова оспорил этот тезис и выдвинул другой: движение стрельцов было антинародным («История СССР», 1971, № 3, с. 77-94. Ответ Буганова см.: «История СССР», 1973t № 2, с. 236-244). Я думаю, что столь кардинально противоположные оценки объясняются, с одной стороны, противоречими в источниках, а с другой - противоречивым характером самих выступлений стрельцов в силу наличия расслоения в их среде и различных настроений в разпых стрелецких группах, в силу того, наконец, что классовую борьбу стрельцов использовали в своих целях разные партии феодалов. Все эти существенные моменты социальной борьбы накладывали отпечаток на движение стрельцов, извращали его антифеодальную направленность, но не могли ее уничтожить и придать ей антинародный характер.
1443 ПСРЛ, т. 31, с. 189.
1444 Медведев С. Указ. соч., с. 47.
1445 ПСРЛ, т. 31, с. 189.
1446 Буганов В. И. Указ. соч., с. 102-105, 111; ААЭ, т. IV. СПб., 1836, с. 357- 358, № 254; Восстание в Москве 1682 года, с. 12, 20.
1447 ПСРЛ, т. 31, с. 188.
1448 Там же, с. 188-189.
1449 Там же.
1450 ПСРЛ, т. 31, с. 189-190; Соловьев С. М. Указ. соч., кн. VII (т. 13-14), с. 324; Восстание в Москве 1682 года, с. 12.
1451 Записки русских людей, изд. Н. Сахаровым, с. 9-10, 33.

<< Назад   Вперёд>>