Краткий обзор общественного мнения в 1828 году
Уже давно общественное мнение не было столь оживленно и в то же время столь доблестно, как в течение этого года. Внимательно наблюдавший за его развитием и за его главными двигателями высший надзор считает своим долгом представить в конце года мотивированный обзор результатов своих наблюдений.
Россия желала войны с Турцией не по политическим расчетам, а из национальных чувств: она столько же желала освобождения Греции, как и своего собственного освобождения от опеки со стороны Австрии, политика коей была для нее оскорбительна. Третьей причиной, побуждавшей Россию желать войны, была надежда, что она вызовет усиленное обращение денег, которое оживит национальную промышленность и земледелие, находящиеся в полном упадке за отсутствием рынков для сбыта.
Война возгорелась, но, к большому удивлению всех, народная масса не проявила ожидавшегося энтузиазма. Какова могла быть тому причина? По общему мнению, это объясняется тем, что при объявлении войны обращались к Европе, не подарив не единым взглядом Россию. Снабженный объемистыми приложениями, преисполненный совершенно отвлеченной и для большей части населения непонятной политической декламацией, манифест ничего не говорил сердцу. В нем не было ни слова ни о Греции, ни о вере православной, ни о матушке России. Все дело рассматривалось как простая ссора между двумя дворами, которая должна была быть улажена армией без участия в том народа. Манифест этот скорее походил на простую декларацию по адресу европейских кабинетов, чем на манифест, обращающийся к нации, которая всегда и везде любит, чтобы льстили ее самолюбию и хотя бы делали вид, что действуют в ее интересах и сообразуются с ее желаниями. Свобода торговли на Черном море - мера из области политической экономии, которая может принести выгоду только двадцатой части российского населения. Масса в этом ничего не понимает. Оскорбление русского флага никого не трогало, потому что все русские купцы того мнения, что на Черном и Средиземном морях под русским флагом ведут торговлю только иностранцы. Таким образом, при объявлении войны массы остались пассивными, между тем как некоторые люди старого закала, ссылаясь на манифесты императрицы Екатерины и Императора Александра, распространяли в своих кругах праздные, а иногда и злостные толкования последнего акта. Отъезд Государя Императора в армию1 еще усиливал это брожение умов. Все партии единодушно жаловались на то, что Государь подвергается опасностям войны и нездорового климата, не думая о малолетнем Наследнике, судьбе которого, так же как и всему государству, был бы в случае несчастия нанесен удар. Твердость характера Государя и проявленная Им при подавлении беспорядков в момент восшествия на престол справедливость рассматривается как залог спокойствия для Империи. Но, - прибавляют при этом, - чтобы держать гидру революции запертой в вырытом страстями и софизмами вертепе, необходимы сильная рука и просвещенный ум. Наша аристократия лишена какого-либо авторитета в глазах нации, она в этом отношении совершенно утратила популярность, кто же будет в состоянии, - раздаются возгласы, - поручиться за будущее, если твердость и правосудие покинут трон, если уже не будет стремления к введению улучшений, которые характеризуют современное правительство? Вообще отсутствие Государя произвело неприятное впечатление, вызвавшее различные толки, главное зло коих заключалось в том, что они воскресили пагубные по своим последствиям идеи. Вопросы: что будет, если произойдет такое-то или такое-то несчастье, подавали повод к неблагоприятным для нынешнего строя ответам.
Успехи наших армий в Азии и в начале кампании в Европе, конечно, льстили национальной гордости, но не могли сделать приятной самую войну. Надежды на усиление денежного обращения исчезли по мере того, как вводилась система реквизиций, которую, ввиду наносимого ею населению материального ущерба, следовало бы применять, пожалуй, исключительно в завоеванных, богатых и густонаселенных странах.
Среди всех этих рассуждений, всей этой критики, которую фрондирующие старательно распространяли, а толпа подхватывала, было, однако, приятно видеть, что внимание всех классов населения сосредоточивалось исключительно на особе Государя; бюллетени из армии ждали лишь для того, чтобы узнать что-нибудь о Государе. Это служило доказательством тому, что Россия признает Императора Николая нужным и необходимым для поддержания ее благоденствия и процветания.
Дошли слухи о некоторых неудачах, и вот все настроенные неодобрительно пришли в движение. Общее недовольство выбрало своей жертвой графа Дибича2; все стали бросать в него камнями. Двор, знать, генералы, офицеры и гражданские чиновники, вплоть до мелких торговцев, все обвиняют графа Дибича в неумении вести дело. Все говорят, что граф Витгенштейн был только ширмой. Высшее общество задает тон, другие повторяют. Фрондирующие и группа так называемых патриотов не преминули воспользоваться этим настроением для того, чтобы обесценить все без разбора.
Граф Александр Христофорович Бенкендорф
В глазах образованных классов и народа самыми ценными качествами Государя являются: Его способность к административной деятельности, Его любовь к правосудию, Его стремление самому все видеть, все знать, уничтожать злоупотребления, наказывать виновных и награждать зa заслуги. Неоспоримой истиной для России, - раздаются голоса, - является положение, что правительственный механизм может хорошо действовать только при условии, чтобы хозяин ежедневно приводил его в действие каким-либо актом доброты, справедливости или даже строгости, оказывая бюрократам и народу, что, как говорит последний, око земного бога блюдет над ними подобно Провидению. После отъезда Государя и особенно во время осады Шумлы и Варны фрондирующие старались посеять беспокойство, постоянно утверждая, что Государь увлечется войной, что гражданские дела начали уже Ему надоедать, что воспитанный по-военному Монарх занимался административной частью управления только по необходимости. Так как Россия считает самой блестящей эпохой своей истории царствование Петра I и Екатерины II единственно потому, что эти Государь и Государыня держали бразды правления в своих руках, все
душою и сердцем были преданы молодому Монарху, который сосредоточивал все свое внимание на этой основе всех сторон национального благоденствия. Потому, чтоб взволновать умы, фрондирующие и не могли выбрать ничего более действительного, чем подобные толки. Достигшая высокой степени продажность правосудия, проявленное по отношению к некоторым бесстыдным взяточникам покровительство, оказанные некоторым состоятельным людям льготы, усилившийся в отсутствие Императора деспотизм министров, наконец, испытываемые всеми тяготы общего обеднения и плохое состояние внутренней торговли, которая процветала только в министерской газете, все эти затруднения располагали умы к недовольству и как бы давали возможность относиться с доверием к злостной болтовне фрондирующих. Пословица, гласящая, что отсутствующий всегда виноват, казалось, подтверждалась и здесь. Однако большая часть общества, глубоко преданная государю, ждала Его возвращения с нетерпением, даже со страхом, и 14 октября было днем общей радости и веселья. На улицах друг друга поздравляли.
С другой стороны, победы Паскевича3 льстили национальному самолюбию и вселяли надежды на то, что если действующая в Европе армия будет вверена опытному и искусному полководцу, обстоятельства скоро изменятся и кампания увенчается успехом. Деятельность Государя Императора по Его возвращении в столицу и неопровержимые доказательства того, что Он опять усердно предается административным делам, подействовали успокоительно. В короткое время при Министерстве народного просвещения, Министерстве финансов и в части военных поселений были устроены полезные благотворительные учреждения, причем особенно сильное впечатление произвели распоряжения касательно солдатских детей и, в частности, сирот. С нетерпением ожидается принятие некоторых суровых мер против хищений и продажности в судах. Фрондирующим нечего сказать, и они могут только кричать о мнимой неспособности некоторых стоящих во главе администрации лиц; они и усердствуют, крича встречному и поперечному, что все эти прекрасные правительственные мероприятия существуют только на бумаге и никогда не будут осуществлены. Благоразумные же люди, между тем, воздерживаются от всяких догадок и в восторге от того, что слухи о мнимой бездеятельности Государя Императора оказываются лишенными всякого основания.
Следя с величайшим вниманием за всеми фазами общественного мнения, высший надзор усмотрел несколько очагов интриг, недоброжелательства и политических махинаций. По возвращении Государя Императора и после прискорбнейшего события - кончины Императрицы-матери4 - начались всевозможные интриги и трения. Вот как их объясняли в обществе: Государь счел нужным отличить и возвысить некоторых придворных, не игравших ранее никакой роли; Он выказывает расположение некоторым лицам, носящим прославленное их предками имя. Говорят даже, что на дипломатические посты и государственные должности были назначены царедворцы, не имеющие никаких заслуг, кроме своего самодовольства. Много говорили о том, что некоторые женщины пользуются особым расположением царствующей Императрицы и влияют на распределение монарших милостей. По обыкновению, в этом отношении сильно преувеличивали. Так как распространилось убеждение, будто Император не видит никого, за исключением лиц, имеющих к нему доступ по своему придворному званию, то все, имеющие какое-либо состояние или имя, устремились без оглядки в сферу интриг с целью получения места при дворе. Пробудилось даже честолюбие людей бесталанных и небогатых, предполагающих, что достаточно быть хорошо принятым при дворе, чтобы достигнуть всего. Люди эти группируются вокруг особ, которых они считают имеющими власть и пользующимися доверием. Таким образом, образовалось несколько маленьких дворов, кружков всевозможных оттенков, начался шум, крики, сплетни и слухи, которые просители-клиенты изобретали для того, чтобы быть приятными своим меценатам и умалить значение покровителей тех из должностных лиц, кои имели несчастье им не понравиться. Лесть и честолюбивые подстрекательства самых ловких и наиболее пресмыкающихся искателей породили вражду между некоторыми видными лицами - как военными, так и гражданскими. К этому примешалась взаимная зависть между власть имеющими и добивающимися милости. Старые приятели становились холодны друг к другу, в их отношения проникал дух соперничества. Старались исчислять недостатки и неспособность тех, на долю которых выпадали милости, и так как обыкновенно каждый приписывает себе больше заслуг, чем их имеет, то интриги и соревнования множились и становились все упорнее. Наконец, стало необходимым собираться для того, чтобы иметь возможность обмениваться надеждами и взаимными подозрениями. Вновь появились тайные собрания, происходившие у некоторых старых дам, находившихся в пренебрежении у правительства. Вообще женщины опять начинают добиваться влияния и власти, которые они, казалось, утратили.
Между тем министры и некоторые видные особы, убедившись, что до тex пор, пока жандармерия и высший надзор, под руководством чуждых всяким интригам и всяким влияниям лиц, высоко держат голову, им не удастся ослепить Государя, - повели заметную кампанию против указанных органов власти. Они проявляли намерение их уничтожить или, по крайней мере, водить их за нос, отдав в руки какого-либо избранного из тесного круга аристократии члена. Все партии, казалось, желали соединиться для того, чтобы действовать в этом направлении. Некоторые даже старались преследовать людей, которых они считали преданными органам надзора, поставить их в ложное положение, повредить их репутации. Различные средства были пущены в ход в целях лишения надзора его морального авторитета. Судя по словам некоторых болтунов, поднимался, очевидно, вопрос о том, чтобы сбить с толку Государя и возбудить Его недоверие к деятельности надзора. Должностные лица и лихоимцы, несомненно, настроены против жандармерии, но народ в целом стоит за это учреждение, принесшее, конечно, немало пользы. Частные и доверительные письма свидетельствуют о том, что в провинции, где нет жандармов, все классы желают их присутствия как защитников от чинимых властями неприятностей и раздоров между ними. До сих пор все интриги и глухие инсинуации разбивались о порог надзора, который внушает страх честолюбцам, интриганам, лихоимцам и взяточникам.
Надзор направил свое внимание, главным образом, на раскрытие демагогических происков. За три года своего существования он отмечал на своих карточках всех лиц, в том или ином отношении выдвигавшихся из толпы. Так называемые либералы, приверженцы, а также и апостолы русской конституции в большинстве случаев занесены в списки надзора. За их действиями, суждениями и связями установлено тщательное наблюдение. Число этих либералов довольно значительно, особенно среди молодых людей хорошего происхождения и среди офицерства. Но ввиду того, что наиболее видные из них пользуются покровительством влиятельных лиц, надзор уже не раз скомпрометировал бы себя, если бы эти самые либералы не выдавали бы себя своей корреспонденцией и не доставляли, таким образом, сами подтверждения собранным о них справкам. Главные очаги этого либерализма находятся в Москве. Но так как они не обладают ни достаточной консистенцией, ни достаточным материалом для того, чтобы образовать твердое тело, т.е. определенно сгруппироваться вокруг одного из членов с подобающей репутацией, то деятельность их направлена только на достижение следующих двух целей: 1) овладеть общественным мнением, т. е. формировать его и давать ему желательное для них направление, и 2) всеми средствами добиваться должностей, которые давали бы им возможность оказывать влияние на воспитание юношества. Надзору удалось до известной степени противодействовать их деятельности, направленной к достижению первой цели, - что касается второй, то она относится к области, для нас недоступной. Либеральная партия очень сильна в Москве, потому что ей удалось при посредстве женщин и аристократической клики совершенно овладеть умом генерал-губернатора. В Петербурге некоторые члены этой партии облекаются в тогу патриотизма и в силу родства и кровных связей пользуются покровительством самых высокопоставленных лиц. Надзору это известно, и он не теряет их из виду.
На основании некоторых сведений надзор с некоторой уверенностью предполагает, что Австрия и Англия ведут здесь систематический шпионаж и что их происки направлены не только на то, чтобы своевременно добывать нужные сведения о политических планах нашего кабинета, но и чтобы воздействовать на него путем внушения ложных конфиденциальных сообщений. Верность некоторых низших чиновников и агентов находится под сомнением. Дом графа Лаваля5 считают очагом австрийского шпионажа, а дом графа Людольфа6 - очагом шпионажа английского. Княгиню Яблоновскую7 и г-жу Хитрово8 называют австрийскими агентами и уверяют, что дом княгини Куракиной9 служит местом встреч, служащих этой цели. Говорят даже, что Австрия приложила руку и к делу снабжения армии.
Графа Нессельроде10 обвиняют в беспечности и упрямстве, проявляемом в желании во что бы то ни стало покровительствовать пользующимся плохой репутацией чиновникам, и уверяют, что в военном министерстве ненависть служащих к князю Чернышеву облегчает иностранным агентам выполнение их планов. Надзором собрано по этому поводу множество указаний. Он деятельно продолжает свои изыскания, но еще не считает для себя возможным действовать открыто. У надзора имеются указания на то, что слабость нашего посланника в Константинополе11 причинила вред нашим там интересам и что дела по управлению княжеств идут плохо вследствие злой воли стоящих около графа Палена12 людей. Надзор уже доносил об этом ранее, в настоящее же время он ограничивается наблюдением за происходящим. В обществе говорят, что австрийская политика начинает опять приобретать влияние, что Англия тесно связана с Австрией общими интересами, а именно, чтобы препятствовать росту России и ослаблять ее значение в Европе. Говорят, что если бы русским удалось перейти Балканы и двинуться на Адрианополь, Австрия, в согласии с Англией, объявила бы России войну, постаралась бы поднять Персию и Швецию и оторвать от нас Францию. Но ввиду того, что результаты кампании, как говорят, не соответствуют ожиданиям русского двора, Австрия и Англия рука об руку стараются исподтишка противодействовать всем военным операциям, вплоть до поставок на армию, для того, чтобы истощить Россию безуспешной, бесцельной и бесконечной войной, если только она не согласится на предложенный этими двумя державами план умиротворения; план этот в принципе основывается на сохранении Турции достаточно сильной для того, чтобы в случае австрийской войны она могла во всякое время производить диверсии, на предоставлении Англии полного протектората над Мореей и Архипелагом, на предоставлении Австрии главенства над славянскими провинциями в целях удаления от России ее естественных помощников на границе Оттоманской империи.
Общее объединение в земледельческих губерниях становится, как уверяют, все чувствительнее и чувствительнее. Почти три четверти помещичьих земель заложены в ломбардах, банках или частных руках; помещики не могут больше выплачивать процентов, а крестьянам не из чего вносить казенных налогов. В богатых хлебом губерниях громко жалуются на Военное министерство. Единственным имевшимся там сбытом зерновых хлебов была продажа их казне. Когда-то хлеб покупался по установленным ценам (по справочным ценам), хоть и очень дешево, но это было законно оформлено. Теперь военный министр, зная, что землевладельцы крайне нуждаются в деньгах, опубликовал, что будет допускать покупку хлеба только со значительной сбавкой с установленных цен. Страдающие от безденежья помещики вынуждены продавать по какой бы то ни было цене.
Таким образом, покупая хлеб дешевле его стоимости, Военное министерство сэкономило, говорят, полтора миллиона рублей, а Министерство финансов потеряло более трех миллионов вследствие задержки поступления податей. Южные губернии страдают, как говорят, от реквизиций, при производстве которых происходят величайшие злоупотребления. Погонщики, доставляющие в армию быков, - в отчаянии; они говорят, что о скоте никто не заботится и что он должен погибнуть. Застой торговли в Одессе якобы лишает соседние губернии всяких доходов и делает их неспособными к уплате налогов. Балтийские провинции тоже жалуются на полное отсутствие сбыта своих продуктов, что ведет к разорению землевладельцев. Одна Рига держится еще продажей Балтийским и Польским провинциям колониальных товаров и вин; все остальные города в полном упадке, как вследствие застоя промышленности, так и вследствие системы запретительных пошлин.
Рекрутские наборы производятся теперь повсеместно с гораздо меньшими злоупотреблениями и неприятностями для населения, чем прежде; слышатся, однако, частичные жалобы на слишком большую строгость при выборе людей.
Банкротство дворянства, продажность правосудия и крепостное право - вот элементы, которые русские патриоты считают возможным использовать в подходящий момент, чтобы возбудить волнения в пользу конституции. Слишком распространено мнение, что в России все, что разумеется под словом казна, в том числе банки и ломбарды, рассматриваются как собственность Царской Фамилии. Самые тщательные наблюдения за всеми либералами, за тем, что они говорят и пишут, привели надзор к убеждению, что одной из главных побудительных причин, породивших отвратительные планы людей «14-го», были ложные утверждения, что занимавшее деньги дворянство является должником не государства, а Царствующей Фамилии. Дьявольское рассуждение, что, отделавшись от кредитора, отделываются от долгов, заполняло головы главных заговорщиков, и мысль эта их пережила; до сих пор, однако, на это нет указаний, могущих внушить тревогу. Люди благонамеренные, искренно любящие свою родину, считают, что необходимо, чтобы правительство позаботилось о каких-либо действительных средствах для изменения положения крепостных, а также и по вопросу о погашении долгов во имя спасения дворянства от неминуемого банкротства. Следует, впрочем, заметить, что выше упомянутые пагубные идеи не имеют широкого распространения. Надзор усмотрел их в рассуждениях русских патриотов, стараясь ознакомиться с точкой зрения и образом мыслей последних.
В провинции вообще Государя очень любят; там уверены, что Он желает счастья своих подданных и печется о нем. Жалуются только на окружающих Его: «Государя обманывают министры; каждый из них представляет дела в самом благоприятном свете для того, чтобы получать награды». Но в Финляндии и Польше дела обстоят иначе. Финляндцы считают себя обиженными тем, что Император еще не посетил их и что изданием нескольких указов допущено нарушение их привилегий и конституции. Старания русского правительства введением военного управления в Финляндии умалить там значение конституции, с одной стороны, и, с другой, инсинуации шведских патриотов, возбуждают недовольство и поддерживают надежду, что, в случае общей европейской войны, Финляндия могла бы вновь быть присоединена к Швеции. Политические интересы этой державы побуждают ее, может быть, поддерживать некоторое недовольство в пограничной провинции, хотя бы на случай войны, но оппозиция или густависты стараются воздействовать на умы в Финляндии в совершенно противоположном направлении. Обе партии, однако, прибегают к одному и тому же оружию, возбуждая в финнах опасения, что введением указов их конституция мало-помалу будет уничтожена. Впрочем, дело управления Финляндией идет хорошо; русское правительство не раздражает население какими-либо придирками или подозрениями.
Находящиеся на военном положении и под военным управлением Польские провинции испытывают ужасный гнет. Надзором по этому поводу было представлено несколько записок с приведением в них более или менее интересных фактов. Провинции эти управляются коалицией лихоимцев. Непостижимо, каким образом администрация университета в Вильне могла захватить в свои руки управление всех этих губерний. Главные члены этой коалиции следующие: г. Новосильцев, ректор Пеликан, прокурор [?] Ботвинка и варшавская канцелярия, за исключением г. Данилова13. Все жители этих провинций дрожат перед этой коалицией, которая каждому из них угрожает обвинением в карбонаризме и ссылкой в Сибирь. Примеры распространяемого коалицией террора, облекшие столько семейств в траур, повергли всех в состояние ужаса. Покрой жилета, цвет шляпы служат поводом к доносам и преследованиям. Все дела этих провинций подвергаются воздействию коалиции, позволяющей себе всевозможные хищения; она разграбила даже университетские фонды. Поляки уже не смеют говорить друг с другом о своем несчастии, и всякий раздавшийся звук колокольчика повергает их в содрогание. В то же время им стараются внушить, что Государь их терпеть не может, видит в них революционеров, и что Царство Польское было бы давно разделено на губернии, если бы его не оберегало покровительство Его Императорского Высочества Великого Князя14. Довести до сведения Государя это плачевное положение вещей осмеливается не один только надзор. Все проезжавшие по этим провинциям сенаторы, все чиновники и офицеры говорят то же самое. Поляки считают себя париями в Российской Империи и, приехав в Петербург, не могут надивиться царящему там порядку вещей; они проливают слезы о том, что в России они одни находятся в состоянии угнетения. Судя вообще по рассказам и донесениям, все зло заключается в Новосильцеве, который, предаваясь вину и обществу женщин, тратит огромные суммы, доставляемые ему его агентами - Ботвинкой и Пеликаном. Учреждение жандармерии влило несколько капель надежды в сердца поляков, которые подумали, что Государь несколько заинтересуется их участью. Посланный в Вильну полковник Рутковский приобрел там всеобщее расположение и уважение; но как только в Варшаве заметили, что он стремится видеть вещи в их истинном свете и является борцом за правое дело, его тотчас удалили, а, вопреки всему, покровительствуют известным взяточникам. Вот образец власти коалиции, которая уже не боится Петербурга и поддерживает здесь только связи, нужные ей в целях шпионажа, чтобы быть в состоянии своевременно парировать могущие ей быть нанесенными удары и чтобы наблюдать за людьми, которые могли бы проникнуть в их интриги. Все убеждены в том, что удаление Новосильцева было бы не только благодеянием для польских провинций, но и мудрой мерой предосторожности при запутанных обстоятельствах настоящего момента. Медленный ход пресловутого процесса государственных преступников также угнетает все сердца и возбуждает сочувствие даже в России. Все поляки были уверены, что Государь Император будет, согласно конституции, короноваться королем Польши; но эта надежда рассеялась и оставила неприятное впечатление в умах населения, настроенного в этой местности и вообще плохо.
Убежденный в том, что Государь стремится узнать истину, надзор берет смелость представить ее ему без каких-либо прикрас и комментарий.
Он только собрал то, что мог наблюдать в течение года и о чем велись разговоры среди населения. Строгая проверка каждого слова, каждого симптома, каждого мнения, даже каждого слуха может убедить Государя в том, что надзор действовал во всем согласно закона.
Делаем общий вывод о настроении умов. Настроение в войсках особенно хорошо. То, что рассказывают о военных операциях в Персии и в Азии вернувшиеся с Кавказа герои, не может посеять ни малейших сомнений. Они скромно говорят о самих себе и превозносят выдающиеся качества своих генералов. В высших слоях общества настроение не может считаться удовлетворительным, потому что там происходят постоянные столкновения и трения между партиями, они сплачиваются только в тех случаях, когда ставится вопрос об их первенствующем значении и о распространении их взглядов. Средние классы в массе настроены превосходно, так как они более или менее получают импульсы сверху; крупные и мелкие интриги появляются иногда в их кружках и тайных собраниях. Принадлежность к этому классу всего так называемого государственного чиновничества вносит туда постоянно отравляющий умы яд. Касательно низших торговых классов и буржуазии можно дать только вполне удовлетворительные сведения; они, как и народ, искренно любят Государя и возлагают на него все свои надежды за свое благосостояние. Во всяком случае, покой не будет никогда нарушен простым народом.
Надзор почел бы себя счастливым, если бы представленная им небольшая картина результатов его наблюдений пролила свет на пути деятельности правительства.
Печатается по: «Красный Архив». Т. 36 (37). М.-Л. 1929. С. 156-169.
1 Николай I выехал в действующую армию в конце апреля 1828 г. Ввиду возможности длительного отсутствия императора в столице, 24 апреля 1828 г. была учреждена Временная верховная комиссия с чрезвычайными полномочиями в составе графа В.П. Кочубея, князя А.Н. Голицына и графа П.А. Толстого. Великий князь Михаил Павлович на случай гибели Николая I был облечен «саном и властью правителя государства».
2 Дибич Иван Иванович (1785-1831), граф, генерал-фельдмаршал, участник Отечественной войны 1812 года и заграничных походов (1813-1814), начальник Главного штаба. Во время Русско-турецкой войны (1828-1829) фактически руководил военными действиями на Балканах при престарелом главнокомандующем П.Х. Витгенштейне, с февраля 1829 г. сам занимал этот пост. Титул “Забалканский” получил за удачный исход этой войны, завершившейся подписанием Адрианопольского мирного договора. В 1830-1831 гг. - главнокомандующий русской армией, действовавшей против польских повстанцев.
3 Паскевич Иван Федорович (1782- 1856), генерал-адъютант (1825), граф Эриванский (1828), генерал-фельдмаршал (1829), светлейший князь Варшавский (1831). Участник Русско-турецкой войны (1806-1812), Отечественной войны 1812 г. и заграничных походов (1813-1814). С 1826 г. - командующий русской армией в Закавказье, с 1827 - наместник на Кавказе. Командовал восками во время Русско-иранской (1826-1828) и Русско-турецкой (1828-1829) войн. 4 (16) июня 1831 г. назначен главнокомандующим армии, действовавшей против польских повстанцев. В 1832-1856 гг. - наместник Царства Польского.
4 Императрица Мария Федоровна умерла 12 ноября 1828 г.
5 Лаваль Иван Степанович (1761-1846), граф, тайный советник, гофмейстер. Его дочь Зинаида Ивановна была замужем за австрийским посланником в Петербурге (1816-1826) графом Лебцельтерном.
6 Людольф Джузеппе-Константино (1787-1875, посланник Неаполя и Обеих Сицилий в Санкт-Петербурге.
7 Вероятно, Яблоновская (урожд. кнж. Любомирская) Терезия Михайловна (1790-1847), жена (с 1811 г.) обер-гофмейстера князя Максимилиана Антоновича Яблоновского (1785-1846).
8 Хитрово (урожд. Кутузова, в первом браке за графом Ф.И. Тизенгаузеном) Ели¬завета Михайловна (1783-1839), в салоне которой собирались виднейшие государ¬ственные деятели, дипломаты и писатели той эпохи. Ее дочь (от первого брака) Д.Ф. Тизенгаузен (1804-1863) была замужем за графом К.Л. Фикельмоном, назначенным в 1829 г. австрийским посланником в Петербурге.
9 Вероятно, Куракина (урожд. Головина) Наталья Ивановна (1768-1831), вдова князя А.Б. Куракина.
10 Нессельроде Карл Васильевич (1780-1862), граф, министр иностранных дел России (1816-1856). Дипломатическую службу начал в 1801 г. Участник Венского конгресса (1814-1815), а также конгрессов в Ахене, Троппау-Лайбахе и Вероне. Член Государственного совета (1821), канцлер (1845).
11 Рибопьер Александр Иванович (1781-1863), граф, обер-камергер, член Государственного совета; посол в Константинополе (1824-1830), затем в в Берлине (1831-1839).
12 Граф Ф.П. Пален являлся полномочным председателем диванов (советов) Дунайских княжеств.
13 Данилов Иван Данилович (1768-1852), с 1801 г. состоял при великом князе Константине Павловиче, управлял его военно-походной канцелярией.
14 Константин Павлович (1779-1831), великий князь, сын Павла I. Командовал гвардией (1812-1813); главнокомандующий польской армией в Варшаве (с конца 1814 г.), фактически - наместник Царства Польского. Заключив морганатический брак с княгиней Лович, урожденной графиней Грудзинской, отказался от престола в пользу брата, Николая Павловича.
<< Назад Вперёд>>
