Патриоты
Понятия «Святая Русь», «своя сторона», «государство Российское», «земля святорусская», «Россиюшка», «мать Россия», как обозначения Отечества, часто встречаются в исторических песнях и всегда с теплом, любовью, заботой, гордостью или тревогой. Вот несколько вариантов зачина песен, посвященных войне 1812 года:
Мать Россея, мать Россея,
Мать россейская земля.
Про тебя, мати Россея,
Далеко слава прошла.
Или:
Мать российская земля
Много крови пролила.
Святорусская земля
Много горя приняла,
Прошла слава про тебя!
Хороши, по представлениям крестьян, те государи, полководцы, генералы, бояре, солдаты, которые действуют на пользу Отечества. Осуждение бояр или дворян, как правило, в песнях, преданиях, разговорах связывалось с их изменой Отечеству.
Д. В. Шишлов из села Белоомут Зарайского уезда Рязанской губернии, отвечая на вопросы Этнографического бюро, писал в 1899 году: «В народе существует глубокое убеждение в непобедимости России». Подобные утверждения повторяются и в сообщениях из других мест. «Сколько мы ни воевали — всегда нам удача была!» — говорили в крестьянских беседах.
«Наши солдаты на аржанине воспитаны — не тронь их!» - это из крестьянских разговоров на Рязанщине. А в Вяземском уезде Смоленской губернии была записана беседа крестьян, в которой называли две причины силы русских в войнах: едят «ржанину» и готовы друг за друга насмерть — сильны «дружготой».
Идеал смелого, сильного, верного Отечеству воина, надежного товарища в трудную годину проходит через весь фольклор — от былин до поздних солдатских песен. Примечателен сам факт широкого бытования солдатских песен в крестьянской среде — темы их были близки всему крестьянству.
Как правило, в песнях, где героями были солдаты, государь выступал как символ, знамя Отечества, а если возникала «критическая» тема, она была направлена против «господ», но не царя. Характерна в этом отношении песня о смерти Александра I; несколько вариантов ее были записаны в разных районах страны:
Как во матушке во святой Руси,
Во святой Руси в Каменной Москви,
У Ивана было Великого,
У собора было у Успенского,
Тут ударили те в большой колокол
Разунылым славным голосом,
Слышно, помер же наш батюшка
Александр Павлович.
Не в Москве-то он умер и не в Питере,
В Таганроге преставился.
Подходили ж к нему два полка солдат,
Два полка солдат, два любимых,
Два любимые семитысящны.
Поднимали они его на головушки,
Понесли они его мимо городу, мимо Питеру,
Мимо стенушки белокаменной,
Мимо крепости государевой.
Понесли-то они его в Каменну Москву,
Ко Ивану несут ко Великому,
Ко собору несут ко Успенскому.
У святых-то ворот
Солдат на часах стоит,
Во руках держит ружье чистое,
Заряженное, припасенное.
Он ударил же ружьем во сыру землю:
«Расступись-ка ты на четыре стороны,
Раскинься, распахнись, золотая парча,
Ты раскройся, раскройся, гробовая доска,
Восстань-ка, восстань, наш православный царь.
Православный царь Александр Павлович.
Твой любимый полк во Сибирь пошел,
Полк Семеновский.
Барабанщички в барабаны бьют,
Господа-то, шельмы, по трактерам пьют.
Эта песня была записана от крестьян-переселенцев в Оренбургской губернии в 1880 году. В окончании песни, по-видимому, выступают отголоски восстания 14 декабря 1825 года, соединившиеся с популярным в ряде песен сюжетом наказания Семеновского полка после его восстания 1820 года.
С уважением относились крестьяне к солдату из своей деревни и неизменно приветливо, гостеприимно встречали прохожих или проезжих солдат из чужих мест. Проводы в солдаты всегда проходили торжественно. Новобранца благословляли родители, а также крестные отец и мать. Возвращение со службы тоже составляло событие для всего селения .
Способность крестьянства оценить интересы государства в целом особенно проявилась в период Отечественной войны 1812 года. Об этом говорят прежде всего крестьянское партизанское движение, добровольные вступления в ополчение и армию и пожертвования крестьян на нужды войны. Партизанское движение 1812 года хорошо известно, поэтому я ограничусь лишь частным случаем — рассказом Сергея Николаевича Глинки о «делах воинов-земледельцев по Звенигородской округе». Рассказ важен тем, что передает дух этого движения. С. Н. Глинка — писатель, автор пьес, поэм, рассказов, основатель журнала «Русский вестник». Он сам был участником ополчения, и его «Записки о 1812 годе» — живые свидетельства очевидца.
«Приближаясь к Москве, неприятель занял почти весь Звенигородский уезд, кроме малой части селений к стороне за упраздненный город Воскресенск, который и при приходе всех его сил не был захвачен. Жители окрестные, жители Воскресенска и жители тех селений, которые или захвачены были, или сожжены, собрались к общей обороне. Призывая на помощь Бога, они единодушно положили защищать Воскресенск и не перепускать за него врагов».
Глинка отмечает разумность, продуманность действий крестьянских партизан. «Предприятия свои основали они не на слепой отважности, но на благоразумии и осторожности. Они учредили денную и ночную стражу, расставили караулы по лесам и по всем местам, откуда скрытно можно наблюдать неприятелей; часто влезали для наблюдения на вершины дерев, хотя, может быть, и не слыхали, что Суворов то же делал. В перелесках, за буераками, везде осторожные воины-земледельцы расставляли недремлющую стражу. Сверх того установили, чтобы по звону колокольному собираться им немедленно верхами и пешком, где услышат первый звон. На повестку[Повестка — здесь: вызов колокольным звоном.] сбегалось множество осторожных воинов-земледельцев: иные были вооружены ружьями, другие копьями, топорами, вилами и косами».
Вооруженные крестьяне неоднократно прогоняли неприятельские отряды, приходившие от Звенигорода и от Рузы. «Таким образом,— заключает Глинка,— воинами-поселянами защищен город Воскресенск, спасен монастырь, Новым Иерусалимом называемый, и охранена некоторая часть селений».
По мнению специалистов по военной истории, народное ополчение охватывало больше населения, чем партизанские отряды. Основной контингент ополченцев составляли крестьяне. Кроме смоленских, московских, калужских, в ополчении участвовали и крестьяне районов, которых непосредственно война не коснулась,— Костромы и Нижнего Новгорода, Вятки и Пензы, Дона и Урала.
Война 1812 года обнаружила высокий уровень национального самосознания крестьянства. Специально исследовавший этот вопрос молодой историк А. В. Буганов пишет о песнях о 1812 годе: «В центре изображения песен, независимо от места их создания, остается судьба России как единого целого. Осознание общенациональных интересов явно преобладает над возможным местным влиянием».
Сделать подобный вывод исследователю позволило и изучение ареала бытования песен. Выявился «устойчивый интерес крестьян к Отечественной войне по всей территории расселения русских, понимание ее национального и государственного значения, единство национального самосознания». В ходе войны проявлялись и классовые интересы крестьян — отказ Некоторых из них повиноваться помещикам, слухи об освобождении от крепостной зависимости участников ополчения. Но первоочередной задачей для подавляющего большинства было освобождение Отечества, изгнание иноземных завоевателей (Глинка, 433—434; Жилин, 233—234; Буганов А., 20—21.).
Прочно бытовало в крестьянской среде представление, что «если умрешь на войне за Христову веру, то Господь грехи отпустит». Религиозная сторона патриотических настроений крестьянства больше всего проявилась в связи с русско-турецкой войной 1877—1878 годов. Пожертвования крестьян в пользу национально-освободительного движения на Балканах начались уже в 1875 году, продолжались все три следующие года и носили, как свидетельствуют многочисленные документы, несомненно, массовый и абсолютно добровольный характер.
Да, эти «темные» крестьяне, ничем, по мнению некоторых наших публицистов, якобы не интересовавшиеся за пределами своей деревни, в 70-х годах прошлого века делали массовые пожертвования в пользу братьев-славян, единоверцев, вступивших в тяжкую борьбу за свое освобождение. Пожертвования крестьян «поступали из Псковской, Рязанской, Московской, С.-Петербургской, Самарской, Вятской, Ярославской, Курской, Тульской, Новгородской и других губерний». При этом во многих губерниях суммы, пожертвованные крестьянами, «существенно превышали» пожертвования дворян, купечества, мещан.
Движение добровольцев в Сербию приобрело массовый характер в середине лета 1876 года. Изучение материалов полицейских донесений привело А. В. Буганова к выводу, что в добровольческом движении, как и в сборе пожертвований, главную роль играли крестьяне. В частности, агент, наблюдавший за деятельностью Славянского комитета в Петербурге, доносил: «между волонтерами... очень часто являются теперь крестьяне, пришедшие на заработки в Петербург и его окрестности и окончившие уже свои контракты с подрядчиками».
В общинах добровольцы встречали поддержку. Так, в Орловском уезде вспоминали в конце века о 1876—1878 годах: «Некоторые крестьяне решились тогда бросить семьи и идти на войну, чтобы сразиться с неверными за православную веру. Об этом охотники сообщили волостному старшине и просили его передать об этом куда следует. Из Мышковой пошло охотно на войну пять человек крестьян, и их обществом наградили как следует». Настроение крестьян отчетливо выразилось и при наборе молодых солдат. В Острогожском уезде Воронежской губернии, например, в декабре 1877 года «многие забракованные заявляли желание служить добровольно, а зачисленные на службу просили об отправлении их в Действующую армию».
Кроме движения добровольцев, пожертвований деньгами и вещами, помощи семьям солдат, существовала еще такая форма содействия: крестьяне бесплатно перевозили на своих лошадях и подводах рекрутов и припасы.
Подобные же настроения, но в меньшем масштабе, были отмечены современниками во время греко-турецкой войны 1894 года. Сочувствие русских крестьян было на стороне единоверцев-греков. Активнее стало чтение газет. Некоторые крестьяне высказывали намерение отправиться в Грецию добровольцами, если это будет разрешено. При этом проводили сравнение с русско-турецкой войной, память о которой в деревнях была еще очень свежа.
Представления об общих интересах с братьями по вере, общегосударственных и национальных интересах сочетались у крестьян с местным патриотизмом, то есть с особым отношением к тому, что сейчас принято называть «малой родиной». Многие крестьяне, ставшие купцами или разночинцами и уехавшие из родных мест, стремились потом содействовать личными средствами или хлопотами развитию своей волости, уезда.
«Достойна также замечания примерная любовь жителей к родине,которую они питают до конца жизни»,— писал В. Дашков о крестьянах Олонецкой губернии. Факты, которые он приводит в доказательство - благотворительные пожертвования, сделанные богатыми петербургскими купцами, уроженцами Олонецкой губернии, в пользу бедняков некоторых ее уездов,— показывают, что речь идет именно о «малой родине».
Николай Мартемьянович Чукмалдин, вышедший из крестьян Тюменского уезда в московские купцы, собирал на свои средства коллекцию редкостей, которая предназначалась для будущего музея Тюмени. «Как ликовал он, заполучив великолепный подлинный экземпляр «Апостола» знаменитого русского первопечатника Ивана Федорова или Острожскую Библию!» — вспоминал о Чукмалдине современник. Николай Мартемьянович хотел, чтобы именно в Тюмени был музей, имеющий «лучшие экземпляры древних изданий, чем Императорская Публичная Библиотека».
Местный патриотизм проявлялся в основании школ, библиотек на свои средства в родных селениях по отъезде из них, а также в написании некоторыми крестьянами местной истории.
А. Н. Зырянов, крестьянин из села Верхний Яр Шадринского уезда, написал целую серию краеведческих работ, используя рассказы старожилов, свои воспоминания и документы волостных архивов. Он же создал в 1859 году общедоступную библиотеку в селе Иванищевском, где тогда жил.
История села Самарова Тобольского округа была написана крестьянином Хрисанфом Лопаревым, получившим образование на средства самаровской общины. Яркую и обстоятельную статью о быте родного села Усть-Ницынского Тюменского округа опубликовал в журнале «Живая старина» крестьянин Филипп Зобнин. Статья получила высокую оценку Отделения этнографии Географического общества.
<< Назад Вперёд>>
