Вся молодежь вместе
Русская деревня знала и будничные, и праздничные хороводы смешанного состава — мужская и женская молодежь вместе. Житель села Алексеевского Малоархангельского уезда (Орловская губерния) подчеркивал, что молодежь водит хороводы, в которых встречаются парни и девушки не только в праздники, но и в конце лета — после уборки хлеба и в будние дни. О постоянных «карагодах», в которых разыгрывались действия по ходу песни (парень ходит в кругу, выбирает девушку и т. д.), писали по наблюдениям в селе Муравлеве, деревне Борщовке Орловского уезда и селе Крестовоздвиженском Волховского уезда (той же губернии). В селе Шелковка Обоянского уезда на Курщине «водили танки» смешанного состава, начиная с четверга пасхальной недели и до Красной горки. Эти праздничные хороводы сопровождались пляской и игрой на дудках. Здесь были в ходу три вида дудок: девичьи — из пяти тростниковых дудочек разных тонов; мужицкие — из просверленного дерева с пятью этверстиями; пужатки — длинные дудки с шестью отверстиями, издававшие низкие, журчащие звуки.

Сначала молодежь, взявшись за руки, проходила с песнями под специально натянутыми поясами, затем образовывался «карагод» (круг), в середине которого становились «парни, девки и бабы», играющие на самодельных дудках. Вокруг музыкантов внутри «карагода» возникал кружок пляшущих: «девки и молодайки, взявшись за руки, поджав губы и стараясь не шелохнуться ни одним членом, вытоптывают ногами в такт музыке, а один или несколько мужиков выплясывают перед ними, поводя платочком и покрикивая: «ну што, а ну-ну!» Иные пронзительно свистели при этом. В таком хороводе было принято, чтобы парень плясал больше перед той девушкой, которая ему нравилась. Веселье оканчивалось около 12 часов. По домам расходились с песнями».
Во время храмовых праздников почти повсеместно устраивались смешанные хороводы. На Орловщине (материалы ряда волостей Карачаевского и Орловского уездов) в день престольного праздника танки возникали после обедни, на базаре. Парни и девушки брались за руки, образуя круг. Потом «в таком виде» шли по деревне, «играя таношные песни». Примечательно, что в одной из исполнявшихся здесь в смешанном хороводе песен говорилось о девичьем танке («по той по улице красны девки танки водили»), и величали в ней только девушек хоровода. Возможно, что прежде в такой же ситуации хоровод был чисто девичьим, потом стал смешанным.
Часто смешанный хоровод на храмовый праздник сопровождался гармошкой, балалайкой, пляской под ритм хлопков в ладоши или «под приказки» (частушки), свистом в такт танца. Парень и девушка во время пляски соревновались «коленцами» и отвечали друг другу «приказками». Устав, кланялись гармонисту, пожимали руки друг другу и выходили из круга.
Подобные же свидетельства относятся к Медынскому, Жиздринскому и Калужскому уездам Калужской губернии. Парни и молодые женатые мужчины ходили в хороводе с девушками И; женщинами, взявшись за' руки, «играли» песни. Двигался круг «по солнцу». Когда песня доходила до определенного места, парень выбирал девушку, и в центре круга эта пара изображала сцены по тексту песни. По окончании песни оба возвращались в общую цепочку, а внутри круга их сменяла новая пара.
Из определившихся пар внутри круга мог возникнуть второй, малый, круг. Соединялись же пары в этом случае не сразу, а через определенные игровые действия. Поведение парней и девушек при таком «гулянье всем хороводом» описано по Середниковской волости Егорьевского уезда Рязанской губернии. Речь идет о престольном празднике (9 мая, Николая-чудотворца), когда молодежь, накупив гостинцев на устроенном около церкви на этот день базаре (парни угощали девушек), отправлялась катать яйца, бродить в поле и по лесу, водить хоровод на лугу. Когда хоровод пел:

Нате вам белый платок, поканайтеся,
Ой ли, ой да люли, поканайтеся!
Ну кому ж из вас я достануся!
Ой ли, ой да люли! Я достануся,—


девушка внутри круга давала парням (стоявшим там же) платок, который они скручивали и «канались» — чья рука придется наверху, того и девушка. Этот парень оставался на месте, напротив девушки, а другой шел пс хороводу и выбирал новую. Возникал внутренний, тоже двигавшийся круг из пар, взявшихся за руки. Потом парни целовали девушек и выходили из круга. Приводится несколько таких песен-игр — во всех присутствуют девичий платок и поцелуи. Но в ходу было и много хороводных песен другого типа.
Часам к 11 вечера хоровод здесь заканчивался. «Играющие» парни старались «улизнуть» со своими девушками, остальные еще долго бродили по улицам с песнями.
Иногда уходили в соседнюю деревню, славившуюся более свободными нравами девушек. Корреспондент-крестьянин описывает свои собственные похождения, характеризуя определенную свободу отношений парней и девушек. В то же время он подчеркивает, что, «играя», даже и ложась вместе (иногда и в избе, при спящих родителях), старались избегать близости. В соседней деревне с более свободными нравами тоже добрачное сближение было редкостью. «Когда про девушку пойдут нехорошие толки или слава», родители принимают «крутые меры». Следует заметить, что мужская молодежь этой волости почти поголовно ходила на заработки, так что новые веяния по части свободы нравов доходили сюда непосредственно.
По описанию С. И. Гуляева, на юге Западной Сибири «играющие девушки и молодые мужчины берут друг друга за руки, становятся в круг и потом, запев круговую, начинают ходить в одну которую-нибудь сторону, скоро или медленно, смотря по такту песни». Смешанные хороводы здесь водили на улицах с первого дня пасхальной недели до Троицы, «от вечеров до поздней ночи». Но «с наступлением постов и страды, то есть времени сенокоса, жатвы, уборки льна и других сельских работ редко слышны круговые песни, и то разве на однех помочах». Если круг собирал очень много молодежи, то он превращался в подковообразную фигуру, чтобы уместиться на той же территории. Внутри круга пары разыгрывали сцены по содержанию песни.

Очень широкий состав хоровода с активным участием старших — зрителей собирался на улице для «величания» молодых женщин, недавно вышедших замуж. В нашем распоряжении есть подробное описание исполнения этого обычая в селе Подзовалове Бунинской волости (Волховский уезд Орловской губернии), сделанное в 1898 году. Намерение величать молодую возникало в хороводе неожиданно (или как бы неожиданно?), во всяком случае, явной предварительной договоренности не было. Уже из хоровода посылали кого-нибудь из девушек за молодой, а какого-либо парня — оповестить всю деревню. Тем не менее молодая заранее готовилась к этому моменту, так как от нее ожидалось точное исполнение всех деталей обычая, знание рифмованных ответов, присказок, прибауток. Приглашали и всех жителей селения к участию в «величании».
Молодую ставили в середину хоровода. Она кланялась на все четыре стороны, приговаривая: «Низко кланяюсь красным девушкам, молодым молодушкам, парням холостеньким, дедушкам, дядюшкам, бабушкам, тетушкам! Сватам и свахам, всем за одним махом! Прошу меня принять к себе, а не принять — отогнать от себя».
Отвешивала она эти поклоны на четыре стороны по три раза: первый раз — поясные, второй — несколько ниже, третий — почти до земли. В ответ на первый и второй ряд поклонов хоровод хранил молчание; на третий — раздавалась величальная песня девушек. Обычно исполнялось несколько песен, включавших обращение к молодой, величание ее по имени и отчеству. После каждой песни молодая должна была благодарить: «Благодарим покорно, красные девушки! Молодые молодушки! Усех вас поравенно, усех за едино! За ваше угощенье сорок одно почтенье! Маленький поклончик примите, а большой поболее подождите».
При этом из публики подавались реплики, критические замечания: «Матушка, покорись да ниже поклонись!» «Чего спину-то не согнешь? Аи лом проглотила?» Если молодая сбивалась, не проявляла достаточную находчивость, все кричали: «Не умеет!» Если молодая совсем терялась, с ее мужа брали штраф. Возможно, что обычай величания молодой относился первоначально только к женам, взятым из другой деревни,— их как бы принимали при этом в свое общество, в свой хоровод. Об этом говорит просьба молодой принять ее к себе.
Особенно больших размеров достигали смешанные хороводы, устраивавшиеся на местах встреч молодежи нескольких селений. В двух верстах от деревни Ямны (Щелкановская волость) на горе, среди леса встречалась молодежь многих селений двух смежных уездов. Участвовали деревни Слобода, Новая, Федоровка, Жеремыслы, Жилетова — Мещевского уезда и деревни Вороново, Дворки, Кулиги, Куркино, Подолемье, Любимове — Мосальского уезда. Это называлось «ходить на курганы». За лето там собирались 3—4 раза по воскресным дням и водили хороводы, сопровождавшиеся игрой на гармошке и пляской. Но мужская часть этих больших встреч молодежи численно сокращалась по мере развития в этих местах летнего отходничества парней на заработки.
В Середниковской волости Егорьевского уезда на Петров день собирались «где-нибудь у речки парни и девушки всех окрестных деревень» — водили хороводы, плясали под гармошку. На таком широком сборище полагалось все-таки оказывать внимание девушкам своей деревни. Если же кто-либо хотел поухаживать за «чужой» девушкой, он должен был давать выкуп парням ее деревни.
В хороводах разного состава повсюду бытовали подвижные коллективные игры, но особенно характерны они были при смешанном составе. Чаще всего встречаются в описаниях широко известные «горелки», а также игры «в редьку» (вариант — «в хрен»), «дитятки», «в лебеду», «задавки» (современный «третий лишний») и др. Эти динамичные игры на лужайках включали элементы бега и борьбы по заданным правилам и в то же время сопровождались на определенных этапах песнями или игровыми речитативами. В некоторые игры молодежь охотно принимала детей.
Например, очень популярная среди крестьянской молодежи летняя игра «в редьку» охватывала самый широкий возрастной состав — от взрослых парней до малышей, которых старшие охотно принимали в ходе игры. Один из самых сильных участников — «бабка» — садился на землю, к нему на колени — другой или другая. Местами было принято, чтобы парни и девушки непременно чередовались. Пристраивались все желающие. Последними садились самые юные и слабые. Все держались друг за друга. Не садился один из сильных участников игры или иногда — четверо: две девушки и два парня. Эти водящие «покупали» у «бабки» «редьку» — пели, расхаживая вдоль «плетенки» сидящих, или прибаутками выясняли, поспела ли «редька». По сигналу «бабки» (сигналом служил текст, разрешающий «дергать редьку», или крик «поспела!») «покупатели» бросались к концу плетенки и начинали «таскать» по одному, а то и сразу по 3—4 человека. Если водил один человек, «выдернутые» ему помогали. Иногда делали перерыв, и выдергивающие снова ходили с песней вдоль «редьки». Победа завершалась тем, что все катали по траве «бабку» с песней.
В играх ценили подвижность и быстроту реакции, в том числе и у девушек. «Считалось большим срамом», по выражению описания из Орловской губернии, если девушка долго водила в подвижной игре, где надо было обогнать соперницу.
Иногда среди парней во время хоровода случались драки. По мнению жителя села Семеновского (Владимирского уезда), эти драки бывали «в большинстве из-за хождения в первой паре хоровода, одним словом, из-за главенства; а так как у каждого вожака были сторонники, то схватки иногда принимали серьезный оборот». Тогда вступали в дело окружающие мужики и водворяли порядок. Корреспондент подчеркивал, что драки эти всегда обходятся без полиции — «парни обыкновенно мирятся сами на вечеринках».
В этом сообщении привлекает внимание понятие — первая пара хоровода, которое связывается с ролью вожака в молодежной компании. Хоровод жил своей сложной внутренней жизнью, в которой, естественно, проявлялись взаимоотношения, выходившие далеко за пределы сегодняшнего увеселения. По-видимому, выход первой пары (и тогда, когда участники хоровода по всему кругу делились на пары, и тогда, когда пары выходили по ходу песни внутрь круга), не был случайным. В Семеновской волости Владимирского уезда, о которой идет речь, было принято открытое закрепление пар на долгий срок. Здесь каждый парень, не моложе 17—18 лет, выбирал себе «из своей ровни» девушку, с которой «и гулял свое холостое время» — «иногда года два и даже три». С нею он «ходил в кругу хоровода»; гулял, когда парами гуляли по селу; катался на лошадях и на санях на Масленицу, выделял ее в играх на посиделках.
Девушка могла не принять выбор парня, и общественное мнение молодежи не оказывало на нее никакого давления. Она могла отказаться и «не стоять с ним». Но если уж она принимала выбор и пара их становилась постоянной, то парень считал себя ее защитником и в то же время приобретал некоторое право распоряжаться ее поведением: запрещал идти в хоровод с другими (особенно из другого селения) без его согласия. Он мог даже запретить ей ходить в хоровод в течение нескольких вечеров. И в этой ситуации мнение молодежи было уже на его стороне. Девушку, не посчитавшуюся в этом отношении с парнем, могли не принять вообще в компанию. «Парни в этом случае солидарны между собою и всегда найдут средство прекратить выказанную девушкою самостоятельность». Как в хороводе, так и за пределами его, парни должны были соблюдать правило - не мешать друг другу в ухаживании за девушками.
Как видно из разнообразных рассказов наблюдателей и участников, нормы поведения в хороводе имели немало конкретных местных различий при единстве основных этических позиций. Следует отметить, кроме того, расхождения в оценках допустимого и запретного по возрастным группам крестьян.

В Ростовском уезде Ярославской губернии (Карашская волость, село Пречистое) крестьяне в конце XIX века различали два понятия: «ходить песни» и «плясать». Под первым понималось плавное, спокойное движение хороводом с пением; под вторым — русская пляска, включающая движение «вприсядку». Старики не считали предосудительным «ходить песни»: «Ежели тихо ходят, не топают, ногами кверху не задирают, то пусть ходят. Бог с ними, греха большого тут нет». Пляску же все пожилые считали здесь большим грехом. У молодежи, наоборот, особенно ценились плясуны и плясуньи. «Ходить песни» умели все уже с 10—12 лет; плясать - только отдельные парни и девушки, они-то и имели наибольший успех у сверстников. В Пошехонском уезде Ярославской губернии считалось непозволительным, чтобы замужняя женщина или женатый мужчина плясали вместе с молодежью. Исключение делалось только для молодоженов — в течение одного года.
Четко выражены возрастные различия в оценке поведения в хороводе в районах с заметным влиянием старообрядческого крестьянства. Так, у семейских Забайкалья (село Заган) в начале XX века звучанье в хороводе частушки (на фоне старинных круговых песен) вызывало ворчанье стариков: «Забрехали по-собачьему!»
У старообрядцев Верхней Камы женщины в пожилые годы — после 60—65 лет — слушали и исполняли только служебные песнопения и духовные стихи. Особенности старшей возрастной группы определялись здесь в значительной мере принадлежностью к «собору», так как нормы поведения «мирских» и «соборных» у верхокамских старообрядцев сильно отличались. При этом в отдельных группах требовалось не только самим не исполнять мирские песни, но и не разрешать их в своем присутствии. Отсюда нежелание у старших даже видеть хоровод и осуждающее отношение ко всему, что с ним связано.
У большинства православного крестьянства хороводы вообще и в дни церковных праздников, в частности, проходили при благожелательном отношении старших. Более того, местами можно отметить даже сочетание хоровода с посещением богомольцами почитаемых мест. В Валдайском уезде Новгородской губернии в день святой Параскевы стекался народ к часовне, стоявшей на ключе в 14 верстах от села Короцка и связанной с преданием о чудесном явлении иконы Параскевы. Из церкви села к часовне в этот день бывал Крестный ход, а девушки и женщины «по обетам или по вере в целительность вод» купались в ключах. При этом, как сообщал житель этой волости, многие пришедшие на богомолье девицы отправлялись в этот же день на «гулянье и хороводы», проходившие в соседней деревне Бор.

<< Назад   Вперёд>>