Когда холод приводит в избу
Распределялись сборища, с работой и без нее в основном по календарным срокам, но были свои оттенки и по дням недели. Так, в Тверской губернии, начиная с «Филипповских заговен», то есть с 14 ноября, каждый вечер, кроме канунов воскресений и праздников, молодежь собиралась на посиделки поочередно в избе каждой девушки и каждого парня. При этом девушки приносили прялки, либо шитье, или пяльца с вышивкой полотенец. (К шитью и вышиванию обращались тогда, когда кончится лен.) На Святках собирались без работы, а «в зимний мясоед», то есть от Крещения до Масленицы,— опять с прялками или иной работой. В субботние вечера и накануне праздников собирались только 2—3 подруги — шили, вязали или вышивали. Делать же настоящую работу — прясть — в такие дни было не принято. На Масленице «поселок» совсем не бывало, молодежь развлекалась по-другому.
Подобное чередование вечеринок с работой и чисто развлекательных соблюдалось повсеместно, хотя и с некоторыми отклонениями. Помимо местных особенностей, в некоторых сообщениях отразились определенные изменения в соблюдении ограничений в сроках проведения посиделок. Так, из Пошехонского уезда сообщали, что сидеть на беседах в субботу, а тем более — в воскресенье, считается грехом, но при этом добавлялось, что «в последнее время» (материал был собран в 80-х годах XIX века) в некоторых местах стали устраивать беседы и накануне праздников.
На время Великого поста вечерние развлечения молодежи, как правило, прекращались либо становились более редкими и носили особенно строгий характер. На них пели только «протяжные» песни — всякое другое пение считалось великим грехом. «В говенны (Великий пост — от глагола «говеть») грех калёкать»,— такое утверждение бытовало в Обоянском уезде (Курская губерния). В Пошехонском уезде Ярославской губернии девушки собирались на посиделки Великим постом, но только днем и без парней. Не разрешалось петь никаких песен, кроме духовных стихов.
Резкое нарушение этой традиционной нормы поведения, с одной стороны, и стремление воздействовать на молодежь, чтобы сохранить аскетизм поведения в установленные сроки — с другой, нашли яркое отражение в быличке, бытовавшей в Ярославской губернии в первой половине 90-х годов XIX века. Приводим ее полностью в изложении чиновника А. Балова — корреспондента Географического общества, не сохранившего, к сожалению, язык и стиль былички, а передавшего лишь ее содержание.
«В одном селена первой неделе В ел и кого поста была у местной молодежи вечеринка. Молодежь пела и плясала, забыв о святости Великого поста. В самый разгар веселья в комнату вошел неведомый странник и обратился с строгим увещеванием к веселившейся молодежи, но увещевания старика были встречены насмешками и шутками. Один из молодых людей подошел даже к горевшей в комнате лампаде и закурил от нее папиросу. Тогда по мановению старика все бывшие в комнате молодые люди неистово заплясали. Прошло несколько времени, несчастные, несмотря на свое желание, никак не могли прекратить своей невольной пляски. Так прошло несколько дней. Родные несчастных обратились за помощью к отцу Иоанну Кронштадтскому, и последний сказал им, что грешники будут плясать так до великого четверга, и только в этот день господь помилует их. И до сих пор (легенда записана нами в середине Великого поста, замечает А. Балов) пляшут нечестивцы; от утомления все они почернели, но ни на минуту не прекращается их неистовая пляска. Так господь карает за кощунство и непочитание Великого поста».
Как правило, слова старших, следивших в каждой семье за строгим соблюдением поста, было достаточно для тех из молодых, чье поведение не определялось верой.
После Пасхи хоровод почти полностью вытеснял беседы, если не считать некоторые формы угощения в избе, чередовавшиеся с гуляньем на улице, которые вкрапливались местами в троицкий цикл развлечений или завершали окликальные обходы домов.
Местная традиция сроков сборищ молодежи в избах — посиделок, или бесед (мы выбираем из многообразия терминов именно эти два, как наиболее употребляемые у русских) в значительной мере зависела от климата: на Севере они во многих районах начинались с конца сентября или начала октября. В то же время открытие сезона бесед приурочивалось в каждом месте к конкретной дате церковного календаря; на Иоанна Богослова (26 сентября); на Покров (1 октября); на Козьму и Демьяна (1 ноября) и пр. В Сибири, даже в южной ее части, супрядки начинались уже с середины сентября — с Воздвиженья. В некоторых самых северных районах, например Сургутском уезде, вечерки устраивались круглый год. Там не было летней страды, на время которой всюду прерывались почти все увеселения и, кроме того, многие виды работ выполнялись молодежными «помочками» (конопаченье мхом домов, замес глины для кирпичей, носка земли на потолок для утепления и т. п.). А главное — холод загонял молодежные компании под крыши.
Возрастной состав посиделок различался в зависимости от местной традиции. Нижняя его граница определялась наличием или отсутствием самостоятельных посиделок подростков. В самой общей форме можно сказать, что он совпадал с составом хоровода: определенный возрастной рубеж, признаваемый в этом районе, как достаточный для приобретения качеств жениха или невесты, открывал для юного крестьянина и двери посиделок. По замечанию информатора из Адуевской волости Медынского уезда (Калужская губерния), парни, начинающие «женихаться» (16—17 лет), и девушки, начинающие «невеститься» (14—15 лет), посещали все «игрища, увеселения, хороводы, гулянья по лугам, «выставки» и посиделки». В Зарайском уезде Рязанской губернии девушки начинали ходить на посиделки тоже с 14—15 лет, парни — с 17—18-ти. Такой возрастной «ценз» был наиболее распространен. В некоторых местах Дорогобужского уезда Смоленской губернии парни ходили на посиделки не ранее 18 лет, девушки — не ранее 15. В Елатомском уезде Тамбовской губернии «средний возраст» на посиделках составлял 16—18 лет.
Широко распространены были ограничения другого рода. В Ростовском уезде (Ярославской губернии) молодая крестьянка, родившая внебрачного ребенка, в течение года не допускалась на беседы - этого обычая придерживались в большей части селений. Но и по истечении года другие девушки чурались ее, опасаясь, что в противном случае и о них может пойти дурная слава. Обычно такая крестьянка находила себе в какой-нибудь деревне подругу с похожей судьбой. Это отношение определялось тем, что потеря девственности считалась здесь большим грехом. Парень, соблазнивший девушку, обычно на ней уже не женился. Но если он обманул ее, давая обещание жениться и расписку в том, или обменялся с ней крестами (имеется в виду обручение, а не обряд побратимства), то, по мнению большинства крестьян, он должен был на ней жениться, и даже священник не должен был венчать его с какой-либо другой девушкой.
В Маленковском уезде (Владимирской губернии) на посиделки вообще не принимали девушек, которые были близки с парнями, да и сами они туда не ходили, «боялись быть осмеянными». Девушку с подобной репутацией, пришедшую на посиделки, кто-нибудь из парней мог просто выдворить из избы.
Замужние женщины во многих местах приходили на посиделки с работой. В развлекательных же сборищах молодежи зимой, как правило, замужние и женатые не принимали участия. Если это и не возбранялось местной традицией, то нередко они сами считали для себя такую форму развлечения неприличной. Иногда участие их вызывало протест со стороны холостой молодежи. Еще больше были различия местных норм в отношении участия молодых вдов в посиделках: от полного исключения такой возможности до активного и постоянного участия их наравне с девушками .
<< Назад Вперёд>>
