Отъемыш и телка
О знаниях в скотоводстве говорит уже обильность, многообразие в русском народном языке названий, относившихся к различным стадиям роста и биологического поведения телят и коров. Приведем лишь некоторые из них, по В. И. Далю. До года называли — теленок, телок, бычок, теля, телка, телочка, телушка; молодую корову, еще не телившуюся,— яловка; яловая корова — без теленка, недойная; стельная (телая) — корова, которая должна в срок отелиться; дойная — дающая молоко; корова ходит межмолок (межумолок) — перед новотелом, когда не доят; переходница — не стельная корова, осталась в данном году яловою; нетель — всегда яловая; корова о двух (и более) телятах - это определение возраста (с прибавкою трех лет к числу телят, то есть в данном случае корова пяти лет). Отъемыш — отсаженный от матери сосунок; селеток — теленок до года; лоншак, бурун — годовалый теленок; двулеток, однотравок, бушмак и пр.— теленок двух лет; трехлеток, гунак и пр.— теленок трех лет; телец — молодой бычок от двух до трех лет; телица, юница — молодая корова от двух до трех лет и пр.
Приемы ухода за скотом, различные по видам, породам и возрасту, имели, кроме того, заметные местные отличия и основывались на детальнейшем знании особенностей развития домашних животных и птицы. В формировании, например, знаменитой холмогорской породы скота сыграла роль техника разведения, содержания и ухода, учитывающая специфику природных условий. Здесь следует отметить: первый отел в возрасте около трех лет (то есть когда животное вполне сформировалось); учет крестьянами значения «запуска», отдыха коров от доения перед последней лактацией; особый «бычий» промысел — выделение в отдельное стадо быков — производителей; тщательность отбора телят для племенного разведения — по нескольким показателям; выкармливание телят «выпойкой», то есть отниманием от матери с обильным продолжительным кормлением молоком. Взрослый скот кормили сеном с заливных лугов, с приготовлением его «запариванием» (иногда делалось даже специальное помещение в нижней части крестьянского дома для приготовления теплого корма скоту — «паревня») и с солевой подкормкой. Зимнее стойловое содержание крупного рогатого скота в теплых хлевах, которые строили на севере под одной крышей с жилым домом, сочеталось с регулярным внимательным досмотром.
Способы зимнего содержания скота отличались у русских крестьян большим многообразием — в зависимости от географических условий и задач конкретного вида скотоводства. В Тверской губернии скотный двор покрывали на зиму соломенной крышей. Животных, особенно нуждавшихся в тепле, помещали в отдельных мшенниках (омшанниках) или брали в жилую избу. Во Владимирской губернии тоже зимой, в стужу, скот содержался «в огороженных заборами и плетнями, покрытых соломою, дворах». При этом годовалых телят, овец, свиней помещали отдельно — в утепленных омшанниках. Коров для обогрева и на время дойки забирали в избу. На Рязанщине, как сообщал наблюдатель во второй половине XVIII века, «каждый крестьянин содержит скот зимою под навесами. Где есть лесные места, то сии навесы огорожены бывают забором, а в безлесных — плетнем, и от ветру и снегу скважины затыкают мохом и соломою».
В Каширском уезде и южнее него такие сооружения утеплялись менее тщательно и назывались полусараями, навесами или плетенками. Каждый вид скота здесь распределялся «в особое место». На юге в крупных скотоводческих хозяйствах «загонные дворы» для содержания лошадей делались с настилом. В пограничных с Украиной районах практиковалось и скотоводство совсем без стойлового содержания - лошадей и овец держали зимой под открытым небом. Но в целом для русского крестьянского овцеводства было характерно использование крытых утепленных овчарен, что позволяло делать стрижку овец дважды в году — осенью и весной. Это давало шерсть лучшего качества. В Ишимском уезде, где разводили «скот, как конный, так и рогатый, по большей части степной киргизской мелкой породы», его оставляли до самого снега в поле, на подножном корму — на жнивье и отаве. Большинство крестьян зимой держало здесь скот в сараях южного, облегченного, типа,— плетни, крытые жердями и соломой. Только зажиточные хозяева имели зимние скотные дворы. Кроме конного и крупного рогатого скота, в этом районе разводили много и мелкого: коз, овец и свиней. Разведение крупного рогатого скота ориентировалось на приплод (торговля салом и кожами).
В южных степях Западной Сибири, на таких участках, где снега выпадало немного, крестьяне зимой сочетали стойловое содержание с выпасом. Коров кормили на ночь соломою, утром доили и выпускали в поле.
Развернутую картину крестьянских приемов животноводства в Тарском округе в 50-х годах XIX века дал один из самых активных корреспондентов Географического общества, Г. Колмогоров. Особенно ценно то, что его описание содержит данные о различии приемов скотоводства в зависимости от степени обеспеченности крестьянина.
В течение 5—6 холодных месяцев скот всех пород содержали здесь в глухих крытых дворах. Для мелкого скота дворы делали обычно прочными, из бревен. Для крупного скота, если его было много и он не предназначался для убоя или продажи, строили повети — обширные загоны, стены которых делались из плетня, а покрытие — из жердей и соломы. Такие повети могли быть при доме крестьянина или на отдельном скотном дворе вне деревни, ближе к выпасу.
Богатые крестьяне имели особые «скотные заимки», удаленные от постоянного жилья на 40 и более верст, где держали молодняк и табуны лошадей. На заимках большие скотные дворы состояли из нескольких отделений, предназначенных для разных косяков лошадей и разных пород скота, с разделением даже по возрастным группам. На скотной заимке выстраивалась изба для работников и жилище для приказчика. Это были хозяйства предпринимательского типа, занимавшиеся, в частности, товарным коневодством. «Табуны лошадей от 100 до 150 голов, собственно, для получения доходов от этой статьи, держат одни большесемейные богатые крестьяне и для улучшения породы записывают так называемых заводских жеребцов. От смеси киргизской и русской породы выходят сильные и статные лошади, и часто рысаки и иноходцы. Из табунов продают лошадей от 5—7 лет и часто уже приученных к запряжке...».
Крестьяне среднего достатка владели в Тарском округе малыми табунами лошадей — косяками в 15—20 маток, с одним жеребцом; приплод они использовали для смены домашних рабочих лошадей и продавали его лишь от случая к случаю, не более одной головы от хозяйства в год. Бедняки имели по 1—2 матки, и для случки брали жеребцов у зажиточных соседей за плату; приплод использовался исключительно для своего хозяйства.
Различия в достатке накладывали отпечаток на характер крестьянского животноводства и в других видах скота. Богатые крестьяне имели стада рогатого скота, а также русских и киргизских овец в 200—300 голов, в том числе по нескольку быков и баранов. Коров в этом случае содержали и для удоя, и производства масла, и для убоя на мясо. В таком стаде убой приплода доходил до 200 и более голов скота в год. Телят били на мясо исключительно в хозяйстве богатых крестьян. «Достаточные» крестьяне, поданным Г. Колмогорова, держали по 30—40 голов крупного рогатого скота (в том числе 1—2 быка), предназначенного преимущественно для выработки масла; мелкого скота — овец, коз, свиней - крестьяне среднего достатка имели по 30—50 голов, используя их в пищу и частично на продажу сала и мяса. У бедных крестьян и малосемейных, а также вышедших из поселенцев и каторжан, содержавших по 2—3 коровы и 6—8 овец и свиней, продукция животноводства шла почти исключительно на собственное потребление: мясо, молоко, масло, сало, кожи, овчины для шуб и для дома. Продавали только понемногу и по необходимости — масло, сало, щетину и кожи.
Благополучие крестьянского животноводства нередко разрушалось в одно лето под ударом эпизоотии[Эпизоотия - повальная болезнь скота.], приводивших беднейшую часть крестьян к разорению, а зажиточную верхушку — к потере капиталов. Однако восстановление происходило относительно быстро. «...Промышленники, лишась половины своих стад, в первую же осень вновь закупают в Петропавловске по ярмаркам скот, часто вдруг по 100 голов и более, на значительные суммы, приобретенные в течение трех-четырех благоприятных лет. Крестьяне достаточные также приобретают взамен убылого скота, всевозможными средствами по нескольку голов, а бедные, лишась иногда последнего копыта, идут в работники с целью приобресть, посредством заработной платы, двух кобыл, корову, чтобы в следующую весну оставшиеся в доме работники, иногда несовершеннолетние и престарелые, могли пахать пашню; или же идут на неводы, занимаются рыболовством, звероловством, добычею кедровых орехов, приготовлением мочал, каким-либо ремеслом, черной работою, не теряя из виду своей цели — приобретения кобылы или коровы. При новом несчастьи на скот в семействах этих годные члены нанимаются в рекруты; остающиеся старики, женщины и малолетние, уничтожая хозяйство, продавая домы, влачат бедственную жизнь по наймам».
В Тарском округе, как мы видим, животноводство играло самостоятельную, а не подсобную роль, именно в скотоводстве четко обозначились элементы предпринимательства. Наблюдатель отмечал, что «уход за скотом во всем округе самый тщательный» и даже в зимнее время состоит «в беспрестанном надзоре и трудах». Молодняк — ягнят, телят, иногда и жеребят,— в первые недели после рождения и в сильные морозы помещали в отдельные черные избы; свиней с приплодом тоже содержали в теплых бревенчатых сараях. Обычно получали приплод поросят 3—4 раза в год, по 10 и более голов одного приплода. Принято было зимой в тихие и солнечные дни выпускать весь скот из закрытых помещений и пускать бродить по улицам деревни.
В бедных хозяйствах все тяготы ухода за скотом ложились на женскую часть семьи. У богатых крестьян использовали наемных работников, которых на больших скотных дворах распределяли по отделениям. Такие работники вставали до рассвета; мужчины с первыми лучами солнца гнали скот на водопой, затем повторяли это в полдень и вечером. Между выгонами скота вывозили навоз, утепляли скотные дворы, заваливая их снаружи снегом, возили сено. Женщины поили и кормили молодняк и свиней, доили коров, изготовляли творог и масло.
Но самая горячая пора приходилась на жаркие летние месяцы. «Во время жаров и сильного овода загоняют табуны в места открытые, в озера, реки (...) в скотные дворы, где во многих местах раскладывают курева (...) Всякий день по два раза, утром и вечером, осматривают каждую скотину, и при признаках сибирской язвы немедленно отделяют зараженных (... ) и лечат. Хозяин или один член семейства, почти постоянно в ум> время живет при табунах, находящихся в заимках, а при усилении заразы съезжаются целые семейства, женщины и девушки, и все днем и ночью осматривают скот и лечат. Павших немедленно зарывают в глубокие ямы, здоровых отгоняют в отдаленные и сколько-нибудь сухие места и там среди лугов и полей вновь и в большом количестве раскладывают курева».
Народная ветеринария эмпирическим путем нащупывала способы пресечения инфекции; несомненно, рациональную основу имели описанные здесь меры — регулярный осмотр животных, изоляция больных, глубокое закапывание павших, перегон стада на новое место. Для XVIII века описаны И. П. Фальком и попытки лечения, дававшие нередко положительные результаты: «Некоторые разрезывают желваки до крови и, помазав их мазью из нашатыря и табака, смоченных слюною или водою, завязывают тряпицею; другие надрезывают желваки, натирают их нашатырем и перевязывают с листовым табаком; иные в разрезанное место кладут сулему и завязывают; но если надрез сделан очень глубоко, то животные околевают; другие прижигают больные места каленым железом и, присыпав его нашатырем, завязывают тряпицею. Сии средства часто бывают благоуспешны». Во всяком случае, наука того времени мало что могла прибавить к этим мерам, о чем свидетельствуют наивные рассуждения самого академика Фалька о причинах появления и распространения чумы.
В общинных деревенских табунах и стадах принимались те же меры, что и на скотских заимках. Скот осматривали ежедневно пастухи и владельцы — каждый своих животных. Во время сильных эпизоотии полевые работы останавливались, и все ухаживали за скотом. Если днем животные из-за оводов и жары отказывались от пищи, кормили по ночам. Для рабочих лошадей и дойных коров, а если хватало хлеба, то и для всех животных, готовили смесь из муки отрубей и барды от винокурения; отдельно готовилось пойло из творога и муки для молодняка, лишенного материнского молока.
И. Завалишин в «Описании Западной Сибири» подтвердил данные Колмогорова о скотоводстве Тарского округа, отметив, что оно ведется «с тщательным уходом за скотом, с расчетливым воспитанием лошадей и с заимками, представляющими нечто вроде европейской фермы...». Характеризуя бедствия тарского скотоводства - насекомых и сибирскую язву,— Завалишин сообщает некоторые дополнительные подробности: «Скот и лошадей не иначе выгоняют на пастбище, как обмазанных дегтем; люди вынуждены, хоть задыхаясь, работать в пропитанных дегтем рубашках, в сетке, с тщательно укрытыми руками и ногами».
В лесистых районах Канского, Нижнеудинского, Иркутского и Киренского округов у русских крестьян сложились приемы животноводства, приспособленные к условиям тайги и холодного климата. Летом из-за обилия мошки крупный рогатый скот выгоняли пастись в лес только ночью, днем же держали его в селении под защитой дыма от тлеющих куч навоза или костров; стойловое содержание здесь начиналось ранней осенью. Для защиты от гнуса в Восточной Сибири скот тоже мазали дегтем. Ночной выгон скота производился преимущественно на огороженных выгонах — поскотинах или островах. Строила изгородь вся община совместно. При отсутствии поскотины пасли прямо в тайге или же на паровом поле. Община распоряжалась распределением разных видов пастбищ по видам скота; обычно дойных коров пасли на удобных близких выгонах — на поскотине, на паровом поле, ближних островах; молодняк крупного рогатого скота и овец — на дальних островах.
На дальних пастбищах скот держали постоянно, и в этом случае женщины ходили или ездили туда доить коров. Если пастбищные условия этого требовали, стадо несколько раз в течение лета перегоняли, а местами и перевозили на больших лодках — «перевознях». В некоторых районах устанавливались постоянные места для «веснования», «летования» и «осенования» скота. Практиковался и выпас скота на жнивье, в связи с чем все спешили сложить к этому моменту сжатый хлеб в «остожья» — загородки, а также огородить и ближайшие к сжатому полю «зароды» — стога сена.
П. С. Паллас отметил вольный беспастушеский выпас лошадей у русских крестьян южной части бассейна Оби. «Скотом обские крестьяне также богаты, и получали, как и в Кузнецке, особенно много лошадей, кои весьма хорошего, здорового и к работе способного роду. Однако же с несколько лет на Иртыше обыкновенно царствующий конский падеж начал показываться и здесь: а за пять лет и падеж на рогатый скот причинил великое опустошение. Здесь есть обыкновение большие конские стада отпускать свободно и без всякого присмотру бегать по лесам. Видно бывает иногда, как они, имея жеребца себе предводителем, бегают везде...».
В Забайкалье русское животноводство испытало наибольшее влияние местного — бурятского. Скот круглый год пасся в поле, на подножном корму. Тем не менее русские крестьяне и здесь запасались на зиму сеном. В отличие от степей Западной Сибири крупные табуны лошадей не были здесь признаком продуктивного товарного животноводства за отсутствием соответствующего рынка сбыта. Они использовались в собственном хозяйстве, «да разве еще хозяин любуется табунами своими, как страстный охотник до цветов восхищается, смотря на выращенные им великолепные камелии».
Важны были сроки стрижки скота, разводившегося ради шерсти. Как только начинался весенний выпас овец, стригли осенчаков — ягнят, родившихся осенью минувшего года; это была первая их стрижка, и такая шерсть — пояртина — считалась самой качественной. Шерсть старых овец, состриженная в это же время, называлась Веснина и обладала достоинствами среднего уровня.
<< Назад Вперёд>>
