Научная и техническая мысль в трудах крепостных интеллигентов
О жизни и труде техников и изобретателей из народа начали писать еще в дореволюционный период. Но в широком плане эта тема начала разрабатываться только после Октября. Однако материалы накапливались постепенно, и даже Е. С. Коц, оценивая возможности крепостной интеллигенции в разных областях науки и культуры, делает вывод о том, что наиболее доступными для крепостных были такие профессии, как живопись, музыка, театральное искусство. Эта область искусства дала основное ядро крепостной интеллигенции. Объясняется такое положение следующими причинами. Гораздо большая подготовка требовалась для того, чтобы стать писателем или ученым, почти недоступными были специальные знания — для профессий врача, техника и т. д. Здесь, пишет Е. С. Коц, встречаем лишь одиночек245.
Иные суждения в те годы и не могли быть, так как данные, которыми располагала наука, были крайне ограниченными. Более широкая источниковедческая база давала возможность исследователям ставить новые проблемы и определять пути их решения.
Немало фактических данных было собрано в книге А. Яцевича.
Опираясь на накопленный в литературе материал и привлекая новые архивные источники. Е. В. Гаккель в своей кандидатской диссертации делает важные выводы, касающиеся группы крепостной технической интеллигенции. Автор отмечает, что, подобно крепостным литераторам, крепостные ученые и техники принадлежали к той интеллигенции, в существовании которой помещики не были заинтересованы и которая в большей части не использовалась в помещичьем хозяйстве. Поэтому им приходилось проявлять особую энергию для достижения образования и выхода на арену самостоятельной деятельности. И тем не менее эта группа росла. Появление разнообразных интеллигентских профессий Е. В. Гаккель объясняет, как и большинство советских исследователей, уровнем социально-экономического развития России.
Е. В. Гаккель приходит к выводу, что в отличие от Москвы — центра художественной деятельности крепостных интеллигентов — Петербург был своего рода центром ее научной деятельности246. Не только в больших городах или в непосредственной их близости создавались центры технической интеллигенции. В первой четверти XIX в. в связи с потребностями развивающейся промышленности они возникли в восточных районах России — в пермских владениях Строгановых, Лазаревых, Демидовых247.
С одной стороны, Е. В. Гаккель пишет о том, что дворяне не были заинтересованы в существовании технической интеллигенции, с другой — что центры, сосредоточившие техническую интеллигенцию, создавались ими в своих интересах, что классовые установки обусловливали создание этой части интеллигенции из среды крестьян248. Чтобы эти положения, верные для определенных периодов, не содержали противоречия, следует связывать их с условиями времени, которые определяли характер деятельности господствующего класса.
В литературе поставлен вопрос о том, как общие условия отражались на итогах работы творцов новой техники. Главной причиной того, что многие из них не увидели осуществления своих творений, Н. Раскин справедливо считает борьбу между «стремлением капиталистических элементов, складывавшихся в русском феодально-крепостническом обществе, развивать отечественную промышленность на основе передовой машинной техники и стремлением правящей верхушки дворянской России XVIII в. к подавлению этих элементов на всех участках общественной жизни»249.
Советские исследователи выявили новые имена, неизвестные дореволюционной исторической науке. В то же время имена десятков, возможно, сотен творцов техники не дошли до нас, не сохранились и материалы, освещающие их труд. Об этом пишет академик И. Артоболевский в предисловии к книге рукописных материалов И. П. Кулибина250. Сохранившиеся материалы — свидетельство широкой деятельности представителей народа в развитии науки и техники. Их труд, приводил ли он к большим открытиям или частным усовершенствованиям, шел на пользу экономического прогресса. Немалые научные заслуги принадлежат М. А. Матинскому, автору ценных для своего времени научных трудов («Описаний различных мер и весов», «Начальных основ геометрии». «Сокращения всеобщей географии»).
Долгое время руководство по архитектуре И. И. Свиязева использовалось студентами Горного института и других учебных заведений. Из крепостных Строгановых вышел лесовод и археолог А. Е. Теплоухов, геолог и горный инженер П. С. Шарин, историк-этнограф Ф. А. Волегов.
Ф. А. Волегов (1790—1856) известен своими трудами по истории Пермского края. Крепостной почти до 30-летнего возраста, он оставил научные труды, из которых лишь немногие были напечатаны (преимущественно по истории Строгановых). Ф. А. Волегов много трудился, чтобы научить грамоте детей крестьян251. В свое время он старательно собирал материалы о родословной своей семьи. Благодаря этому известны интересные подробности из ее истории. Волеговы в прошлом были государственными крестьянами села Карагайского Оханского уезда (на реке Обве). Сюда они переселились в конце XVII в. с реки Иньви (соседней Обве). До 1700 г. эти места не входили в состав владений Строгановых. В 1725 г. на следствии барона Н. Г. Строганова один из Волеговых показывал: «Он, Григорий Ерофеев Волегов,— природный обвинский крестьянин, а не помещичий, и в переписных книгах 186 (1678 г.) в Карагайском приходе в починке Марковине, отец его, Ерофей и он, Григорий, написан»252.
Таким образом сыновья упомянутого Иерофея, Тимофей. Ефрем, Абрам и Григорий, числились уже крепостными людьми Строгановых. От Григория пошла отдельная линия Волеговых, многие из которых были заняты на службе у Строгановых.
Из материалов, собранных Ф. А. Волеговым, известно, что его дед «по недостатку земли в Карагайском ведомстве, до ревизии 1762 года переселился на жительство в деревню Лысвинскую, тогда принадлежавшую к заводу Очерскому, а ныне (т. е. в 1830-х годах и доселе) именуемую Старым Посадом и состоящую в ведомстве села Вознесенского». Эта деревня Старый Посад Оханского уезда, расположенная возле села Воскресенского, соседнего с Карагаем, и была родиной Ф. А. Волегова. В своих рукописных заметках он пишет, что его отец, Алексей Никитич, «всю жизнь свою состоял в звании крестьянском и занимался хлебопашеством, грамоты сам не знал, но научении детей много заботился: из 8 сыновей его один только Петр не умел читать, прочие все были учены, хотя неодинаково. В этом отношении он исполнил долг родительский более, нежели от него зависело»253.
О своем раннем детстве Федот Алексеевич вспоминал: «Я родился в начале 1790 года в Старом Посаде и почти до 10-летнего возраста жил по большей части у бабушки своей по матери в селе Карагайском». Когда он вернулся домой, его начали учить грамоте и первым учителем был брат Александр. Впоследствии Александр уехал к тетке — вдове Ксении Афанасьевне, жившей на Усть-Сепычевской мельнице (ведомство Путинской земской избы). Здесь в течение 40 лет он обучал детей «простой грамоте» (чтению часослова, псалтыри и проч.) «за самую ничтожную плату, а многих и даром». Около 100 мальчиков обязаны ему тем, что были приобщены к началам знаний254.
Выучив к 1801 г. азбуку и псалтырь «почти наизусть», Ф. А. Волегов начал обучаться письму у «карагайского пищика» О. А. Черепанова. В 1805 г. отец отдал его в Ильинскую приходскую школу, где он пробыл два года. На этом кончилось школьное учение Волегова, продолжавшееся в общей сложности семь лет.
С 17 лет началась его служба у Строгановых. В апреле 1807 г. Ф. А. Волегова отправили в Петербург отвезти «господские припасы». Там он был определен в графскую контору. Служба у Строгановых продолжалась до 1819 г., когда он получил отпускную на волю и мог поступить на государственную службу. Но одновременно с этой службой Ф. А. Волегов до отъезда из Петербурга продолжал заниматься в конторе Строгановых, оставаясь в фактическом их подчинении. Поэтому он считает, что прослужил у Строгановых 21 год. Об этом времени Волегов вспоминал: «В декабре 1818 г. за усердие по службе я получил от графини Софьи Владимировны вечную отпускную, с которою в марте 1819 года вступил в казенную службу по Сенату, через 4 года канцелярской службы получал офицерский чин сенатского регистратора и перешел в департамент путей сообщения в помощники контролера, а оттуда после двух лет в июле 1826 года определился контролером в Военно-конно-заводское управление. Тут получил второй чин 12-го класса и вышел в отставку в ноябре 1827 года, когда по убеждениям графини и зятя ее, князя Голицына, решился ехать в пермское имение для преобразования счетоводства»255.
Многолетняя канцелярская служба принесла Ф. А. Волегову скромные чины, но она давала средства к жизни. Занятый на службе, отнимавшей много сил и времени, он не забывал пополнять свое образование. Врожденная любознательность, незаурядные способности, необыкновенное трудолюбие содействовали этому. Хорошей школой самообразования послужило Волегову пребывание в Петербурге, а впоследствии свои знания он пополнял, знакомясь с богатым собранием древностей в старинном доме Строгановых, материалами фамильного архива и богатой библиотеки. Из прочитанных книг и из жизни накапливались наблюдения и развивалось стремление изложить их на бумаге. Так создавались труды Ф. А. Волегова, прежде всего по истории Пермского края. Известно, что отец Волегова от родственников-пермяков познакомился с пермяцким языком и впоследствии мог говорить на нем. Видимо, это и занятия историей местного края подтолкнули и сына к изучению пермяцкого языка, что позволило ему позднее составить краткий пермяцко-русский словарь.
Из крепостных Строгановых вышел Ф. А. Прядильщиков, педагог-фольклорист, составитель «Летописи губернского города Перми».
Д. И. Цикулин и К. И. Бронников, по происхождению крепостные, были писателями-путешественниками. Главное внимание в своем творчестве они уделяли географическим описаниям.
Талантливым химиком и физиком был крепостной помещицы Скульской С. П. Власов. Родился он в 1789 г. в имении, расположенном в Любимском уезде Ярославской губернии. Мальчиком пас помещичий скот. Позже, добившись разрешения уйти на заработки, он поступил работником в аптеку, а затем на фабрику Грейсона. Работа в аптеке и на фабрике помогла ему приобрести некоторые познания в химии. В январе 1811 г. Власов подает прошение императору Александру I, в котором просит допустить его к испытанию по химии и, если он выдержит эти испытания, принять в число воспитанников Медико-хирургической академии. При этом он представил модель гидростатической машины, облегчающей труд при поливке полей. Власова экзаменовала конференция академии. К удивлению присутствующих он обнаружил познания в области химии и физики. Однако крепостному человеку путь в академию был закрыт. Подобные ситуации в те годы были довольно частым явлением и во многих случаях разрешались не в пользу крепостных. Правда, история с Власовым закончилась благополучно: генерал-губернатор, информированный об его успехах, обратился к помещице Скульской с запросом. Она потребовала за освобождение Власова от крепостной зависимости 5 тыс. руб. После долгих перипетий договоренность со Скульской была достигнута, правительство выдало ей льготную зачетную рекрутскую квитанцию с правом продать ее.
С. П. Власов обнаружил в академии такие способности к изучению химии, что был определен лаборантом к профессору химии, оставаясь в то же время студентом. В течение 1814—1815 гг. он сделал открытия, наиболее важным из которых было получение серной кислоты. Ему же принадлежит предложение заменить паровые машины сложного устройства более простым. Власов разработал средство, усиливавшее действие электрической машины на большие расстояния, состав для снятия лака со старых картин, способ составления доброкачественных и дешевых чернил256. Но Власову не удалось напечатать свои труды, и они остались неизвестными в научных кругах того времени.
Из среды крепостных вышел ряд крупных врачей-специалистов. Сведения о них включены Л. Ф. Змеевым в словарь русских врачей-писателей. Таковы военный врач М. С. Басин, бывший крепостной А. И. Воронцова, переведший с итальянского языка руководство по анатомии для художников; автор работ по туберкулезу и эпидемическим заболеваниям А. И. Карпачев; профессор гинекологии А. М. Хоменко; исполняющий во второй половине 1850-х годов должность главного врача Туркестана Ф. В. Пивоваров; автор научных трудов, военный хирург П. Д. Григорович и, наконец, выдающийся хирург Ф. Г. Ушаков, в прошлом дворовый Голицыной, сделавший в течение 30 лет врачебной деятельности более 600 операций257.
Из крепостных вышло много техников-изобретателей. В XVIII — начале XIX в., от крестьян поступали реальные проекты о способах улучшения земледелия, финансов, торговли, транспорта, сохранения и умножения природных богатств.
Из крепостных крестьян заводчиков Демидовых вышли известные изобретатели паровых машин, строители первой русской и одной из первых в мире железных дорог Е. А. и М. Е. Черепановы. Крепостной мастеровой из Нижнего Тагила Е. М. Артамонов построил велосипед, Е. Г. Кузнецов, крепостной Демидовых,—катальную машину и путемерные дрожки. Плотинный мастер Е. Плохов сконструировал машину для полировки снарядов и картечи. Строителем плотин и каналов был К. К. Ушаков. Уже в начале XIX в. С. И. Бадаев создал новый способ производства стали, братья Дубинины осуществили перегонку нефти. Новые конструкции машин изобрели К. В. Соболев, Л. Л. Шамшуренков. Последний, кроме того, был автором разводных мостов. Крепостной помещицы Засецкой Дм. Петров осуществил передвижение на катках церковного здания (по способу, предвосхитившему современный). А. А. Бабурин, В. Колесников, Д. П. Плигин предложили новые способы производства красителей.
В Останкинском театре сцена могла в короткое время преображаться в парадный зал и затем снова принимать прежний вид благодаря передвижным колоннам, полу и потолку с поднимающимися и опускающимися частями. В устройстве механизмов для этих превращений принимал участие крепостной мастер сцены Ф. И. Пряхин (1751—1805). Он был творцом театральных машин (сохранились машины грома и дождя), позволяющих производить сценические эффекты. В прошлом столяр-краснодеревщик Пряхин создал замечательные паркетные полы Останкинского дворца.
И. А. Батов (1767—1841) изготовлял струнные и клавишные инструменты для музыкантов Шереметевых, а после прекращения театральных постановок в Останкине начал трудиться в Петербурге над производством скрипок. Крепостному мастеру нелегко было добиться признания, поэтому он вынужден был выдавать свои инструменты за итальянские. В дальнейшем искусство Батова обеспечило ему признание и известность в России и за рубежом.
Крестьянину Ивану Мошкину было 43 года, проживал он в селе Ландах Суздальского уезда, где был записан и в подушный оклад. По его собственному признанию, с «самых же еще молодых лет имел склонность к изобретению машин». Мошкин ездил по заводам графа Воронцова, Осокина, Демидовых, на заводы Екатеринбурга продавать «мелочные товары». «Примечая заводские работы», он находил «в них по рассуждению своему некоторые излишества»258. Он изобретал разные машины, делал к ним чертежи. В декабре 1778 г. Мошкин специально приехал в Петербург, чтобы «объявить заводчикам о своем знании к изобретению полезной для раскопки железа машины, кою вместо молотов употребить возможно». План этой машины он показал Никите и Александру Демидовым, Андрею Баташову, Михаилу Федоровичу Соймонову. Никита Демидов обещал давать часть прибыли, которую он будет получать с помощью машины, однако договор заключен не был. Соймонов обещал по приезде из Москвы познакомиться с планом машины.
В марте 1779 г. Мошкин представил во Всероссийское экономическое общество рисунки и чертежи молотильной машины, а в Академию художеств — модель машины для поднимания воды на мельницу, на которой можно было пилить лес и камни и молотить хлеб. Однако к началу 1780 г. эти проекты не были рассмотрены. У Мошкина имелись также проекты машин для рытья земли, выварки соли.
Он давно вынашивал идею сделать машину, «посредством которой великое защищение от неприятеля иметь можно, а паче в случае морских баталий, ибо не только без урону войска, но, не допустя до сражения, или совсем истребить, или в бегство обратити неприятеля можно»259. Это дело «почитал он великой важности». По совету и при помощи своего племянника, человека князя Хованского Петра Константинова*, он написал прошение на имя Екатерины II «для того, чтобы кроме ее величества никто того секрета узнать не мог». Так как передать прошение Екатерине было почти невозможно, они решили сделать это через царевича Павла во время посещения им манежа. К нему они также обратились с прошением. Поскольку самого Мошкина «в простой одежде» не допустили бы к Павлу, передать прошение взялся Константинов. Он поджидал выезд Павла у дворца, но при попытке передать пакет был задержан. Константинова отправили на гауптвахту, а оттуда к князю Г. А. Потемкину. Затем вместе с Мошкиным они предстали перед генерал-прокурором А. А. Вяземским260. Видимо, проектом Мошкина (в деле имеется чертеж) заинтересовались, и уже 25 января 1780 г. автор получил от Вяземского на покупку материалов, необходимых для изготовления модели машины, 150 руб., обязуясь представить ее в начале марта.
24 марта 1780 г. Мошкин поздравлял Вяземского с «новым оружием к большой славе и счастия е. и. в.». Он сообщал, что 26 марта привезет модель, и предлагал испытать ее в присутствии князя261. На этом сведения о крепостном изобретателе обрываются.
Сохранился интересный архивный документ, содержащий сведения еще об одном изобретателе. Это рапорт Сената от 2 декабря 1774 г. Екатерине II о крестьянине г. Олонца Агафоне Коншееве, предложившем «известным якобы ему секретом» увеличить водные ресурсы Ладожского канала. Коншеев считал, что в канале можно поднять уровень воды «во всякое время и в самых мелких местах не менее как на 6 четвертей аршина». Проект был ко времени. Водный Ладожский путь уже давно требовал ремонта и улучшения, тем более что развитие рыночных связей и экспорта через Архангельск трудно было осуществлять без Ладожского канала.
Коншеев обратился в Сенат с просьбой заключить с ним контракт на основе представленных им «кондиций» проекта, после чего он откроет «секрет» своего изобретения. Контракт был заключен, и Коншеев представил рисунок с объяснениями. Однако после обсуждения проекта предложенные Коншеевым «способы» Сенат оценил как недостаточные и «к достижению желаемого невозможными». В своем рапорте Сенат, излагая возражения, просил императрицу разрешить расторгнуть контракт с Коншеевым.
Без знакомства с самим проектом трудно судить о том, что представлял он по существу (да еще по такому специальному делу), а также о том, насколько квалифицированно он выполнен. Из рапорта можно лишь предполагать, что основой проекта Коншеева были «пловучие плотины». Наиболее существенное возражение Сената касалось того, что автор не принял в расчет уровень воды в Ладожском озере и уровень воды в канале. По мнению Сената, более низкий уровень воды в озере не позволял поднять уровень воды в канале. Ставилась под сомнение реальность «оттягивания» «пловучей плотины» от острова до г. Шлиссельбурга из-за быстрого течения воды в этом месте и большого расстояния между этими пунктами.
Проект встретил и другие возражения. Так, автора упрекали в том, что он не указал ни «размера расстояния» места, где предполагал производить работу, ни материалов, ни количество кубических сажен, нужных для «выемки» земли для устройства водосточных проходов. Кроме того, считал Сенат, следовало указать время, которое потребуется на работу, и размер расходов. К сожалению, неизвестно, как в конечном итоге после доклада императрице было решено дело.
Очевидно одно, что проект Коншеева привлек внимание высших правительственных сфер. Рапорт свидетельствует, что Екатерина II информировалась об этом проекте не в первый раз. Но реализован он не был. По указанию Сената бумаги Коншеева были переданы в архив262. Интересно, что работы по ремонту канала в конце 1770-х годов почти совпали с составлением проекта Коншеевым.
В 1810 г. за многие изобретения и сделанную пожарную лестницу по модели, доставленной из Швейцарии, К. В. Соболев был награжден 2 тыс. руб. из Кабинета е. в. императора. К. В. Соболев был крепостным отставного капитана Макарова. Он жил в сельце Таракинине Чухломского уезда Костромской губернии. Стремясь посвятить себя любимому делу, Соболев просил помещика отпустить его с семьей на волю. Макаров согласился, но просил для себя 2 тыс. дес. из земли, принадлежавшей г. Любиму Ярославской губернии. Когда это не получилось, он потребовал три рекрутские квитанции с правом их продажи (семья Соболева состояла из трех человек). В 1811 г. Соболев с женой и двумя сыновьями получили свободу. При вручении отпускной под расписку оказалось, что Соболев недостаточно владеет грамотой и пишет трудом. Видимо, воспользовавшись этим, Макаров не включил и отпускную его дочь 13 лет. Это вскоре обнаружилось, так как Макаров потребовал от Соболева уплаты оброка, угрожая продать дочь как крепостную. Лишь по повелению государя Макаров отказался от своих претензий и отпустил дочь Соболева263.
Крестьянин Нижегородской губернии Михаил Сутырин, знавший, сколько трудов стоило судоходное движение по Волге, изобрел в 1815 г. судовзводную машину для передвижения судов против течения, но использовать ее на практике не удалось. Тогда он построил пассажбот, на котором применил свой механизм. Отсутствие средств и большой долг шереметевской канцелярии вынудили его продать привилегию на пассажбот. Но это не спасло изобретателя от разорения и преследования кредиторов264. Продажа изобретения оказалась для Сутырина делом хлопотным и потребовала немало времени. Чтобы продать привилегию на изобретение, необходимо было ее получить. Но получить ее можно было лишь после внесения 1500 руб. пошлинных денег. Крестьянину Сутырину это было не под силу, к тому же за ним числился долг шереметевской канцелярии в размере 500 руб. Покупатель изобретения мог бы в счет переходящей к ему привилегии дать Сутырину необходимые деньги, но он, как свидетельствует черновик письма, который сохранился в архивном деле о Сутырине, считал, что ему, как крестьянину, «более 5 рублей по закону верить не можно». Более того, он просит не выдавать привилегию Сутырину, пока не будет заключен акт на постройку машины и пока Сутырин не вернет долг в 500 руб.265
Следующий документ этого дела - письмо графа Н. П. Румянцева министру внутренних дел О. П. Козадавлеву от 2 мая 1816 г.— также излагает обстоятельства с получением привилегии и продажей изобретения Сутырина. В нем говорится, что крестьянин графа Шереметева Михаил Сутырин уступает право на постройку «судовзводных» машин по рекам Днепру и Саже румянцевской Гомельской экономии на 10 лет за 1 тыс. руб. Но поскольку Сутырин не имеет еще на это привилегии, потому что не внес 1500 руб. пошлинных денег, Румянцев просит разрешения внести за него 1 тыс. руб. В то же время он считает, что не следует выдавать Сутырину привилегию, пока с него не будут получены права на постройку машины и оставшиеся 500 руб. С Сутырина потребовали письменные обязательства. Оригинал этого документа сохранился и говорит о том, что Сутырин должен сразу же после утверждения его права на изобретение машины передать привилегию графу Румянцеву за 1500 руб. (1 тыс. руб. за машину и 500 руб. в счет долга)266. Как свидетельствует ответ Козадавлева Румянцеву от 6 мая 1816 г., «давно» назначенная Сутырину привилегия так и не была выдана ему «в руки», власти поддержали сторону покупателя. В апреле 1819 г. Румянцев запрашивал Козадавлева, каким актом оформить передачу права на машину Сутырина — от крепостных дел записью или у маклера.
Одновременно Сутырина обвинили в заимствовании изобретения инженер-механика Пуадебарда. В результате начавшегося разбора правда оказалась за Сутыриным. Указ Сената от декабря 1818 г., основываясь на донесении Совета путей сообщения, в ведомство которого входило усовершенствование судоходства, констатировал, что машина Сутырина «не подделка таковой же Пуадебарда, на кою он получил привилегию, а изобретение самого Сутырина, отличающееся от изобретения Пуадебарда не в маловажных, а в существенных частях». У Пуадебарда лошади ходят вокруг шкива, а у Сутырина шкив обращается, а лошади стоят на одном месте, у Пуадебарда веревка оборачивается посредством зажимов, а у Сутырина без них. Машина Сутырина, заключает указ, «служит весьма много к облегчению лошадей и работников и простотою своего много превосходит машину Пуадебарда»267.
Высоко оценивается изобретение Сутырина и в привилегии. Оно названо «полезнейшим изобретением» и указано на необходимость в беспрепятственном ему содействии268. На практике содействия не было, хотя изобретение было признано специалистами и применение его облегчило бы труд рабочих и уничтожило надобность в работе бурлаков.
Почти одновременно с Сутыриным подобную машину (для приведения в действие судов) изобрел крестьянин села Иванова Владимирской губернии Александр Бабурин. Министерство внутренних дел признало машину «первым и единственным изобретением», но шереметевская вотчинная администрация не оказала никакой поддержки Бабурину, и его машина не нашла применения.
Ценные материалы выявляются из такого богатого по содержанию источника, как крестьянские челобитные. В них находим стремление крестьян не только обратить внимание на жестокость помещиков, но и поставить более широкие вопросы. Так, Семен Филисов в 1796 г. писал жалобу о неправильной рубке заповедного леса вологодским купцом Степаном Митрополовым269. Другой крестьянин, Михаил Слепышев, жаловался на злоупотребления при рубке лесов чиновниками Костромского наместничества, мотивировав свою жалобу тем, что чиновники подобными действиями наносят ущерб казне и местным жителям. Слепышев подавал челобитную дважды. Сенат начал расследование, которое обросло бумагами в несколько сотен листов270. Слепышев с беспокойством пишет, что лес «всякого сокровища дороже», «золото, серебро можно приобрести от земли, а лес надо вырастить за 100 лет». Рубка заповедного леса, пишет он, за три года, с 1793 по 1796 г., причинила государству не тысячные, а миллионные убытки. Он горячо просит принять меры к «государственной и общенародной пользе». Справедливое наказание виновных послужит тому, что «подчиненные и угнетенные, не страшась власти их, могли обнаружить истину»271.
Крестьянин Владимирской губернии И. Ф. Плавильщиков успешно производил опыты по окраске бумаги и хотел передать свои знания ученикам. Изобретатель-самоучка хотел, «чтобы таковое искусство не осталось забвенным в России, которое для пользы народов весьма нужно и выгодно». Его стремление приносить пользу народу не находило понимания со стороны местных властей. Тогда Плавильщиков попытался подать прошение императрице с целью получить разрешение преподавать красильное дело. За такую смелость крепостной был подвергнут по распоряжению помещика телесному наказанию на мирском сходе272.
Трагическая судьба постигла крестьянина Федора Маковкина. Он пытался передать Екатерине II свой проект о развитии в России торговли. Проект был подан в форме челобитной на высочайшее имя, запретной в ту пору.
В 1787 г. после следствия в Тайной экспедиции по распоряжению самой Екатерины II автор был сослан в Долматов монастырь на пять лет. В декабре 1794 г. он умер.
Приезд Маковкина в Царское село и его попытка обратиться к Екатерине II были вызваны двумя причинами: надеждой найти защиту от преследований, которым он подвергался, и желанием ознакомить с текстом записки, касающейся, по его выражению, «важных государственных дел»273. Иными словами, интересы личного и общественного характера руководили Маковкиным, когда он решился нарушить существующий закон, касающийся челобитных. Копия прошения имеется в деле, из нее мы узнаем, что, несмотря на то что Маковкин принадлежал к числу зажиточных крестьян, ему жилось нелегко. Его предпринимательская деятельность не была ограждена от злоупотреблений местных властей. В свое время он на имя графа Г. Г. Орлова купил Салминскую вотчину с пильными заводами (бывшие государственные). Благодаря его заботам эти предприятия были приведены в «совершенное состояние»274. Кроме того, с 1777 г. сроком на 15 лет он взял в аренду мельницы. Но после смерти Г. Г. Орлова все было у него отобрано поверенным Орлова действительным статским советником И. А. Фирсовым и управителем Салминского погоста крестьянином Ив. Одинцовым. Они напечатали «в предосторожность общенародной опасности» в местных ведомостях объявление, касающееся Маковкина. Содержание этого объявления остается для нас неизвестным. Видимо, оно было крайне неблагоприятным для него. Маковкин в прошении указывает, что из-за этого объявления он не может пользоваться, как прежде, кредитом. Лишившись имущества и оказавшись без кредита, Маковкин не смог отдать долг в 26 279 руб. В челобитной он просит императрицу заступиться за него, «беспокровного человека», лишенного недоброжелателями «доверия и имущества». Характерно, что он не оставляет надежды стать «полезным членом общества».
Обратился Маковкин к Екатерине II из опасения «погубления» своего и своей семьи. О своих детях он пишет, что все они «приуготовились науками»275. Челобитную Маковкин заканчивает просьбой вернуть ему мельницу, срок аренды которой еще не истек, а также опровергнуть публикацию в ведомостях.
В деле имеются положительные отзывы о деятельности Маковкина. Личная история Маковкина переплелась с общественной. К челобитной был приложен специальный пакет, содержащий бумаги о «важных государственных делах»,— проект развития коммерческой торговли. Иными словами, несмотря на жизненные неурядицы, крестьянин Маковкин размышляет на темы, касающиеся торговых интересов России. В этой области он надеялся принести пользу стране. Цель его — «приохочивание российских подданных к коммерческой торговле, особливо от санкт-петербургского порта»276. Проект был написан в 1784 г. В 1786 г. Маковкин передал его генерал-адъютанту графу Ангальту, который обещал познакомить с ним заинтересованных лиц. Не надеясь, что о проекте будет доложено императрице, Маковкин решил действовать сам, подав его вместе с челобитной. Он отдавал себе отчет в том, что в проекте были «некоторые недостатки», но считал, что устранение их не потребует много времени. Доработать проект он хотел бы в Выборге при содействии выборгского губернатора фон Гинцеля. Городская дума, считал он, могла бы затем рассмотреть проект.
В своем проекте Маковкин высказывается за продажу «деревянных материалов», т. е. за разумную и выгодную торговлю лесом за границей. Он пишет, что в России леса много, его добыча не потребует больших капиталов (не в пример другим товарам), а спрос обеспечит быструю продажу. Он предлагает конкретный план отправки 50 кораблей из Петербурга в Испанию, Португалию и другие страны. Если дать более широкую оценку этих предложений, то следует отметить их направленность на развитие торговых связей России.
Вопросы развития торговли и промышленности поднимал крестьянин В. В. Попугаев в своей книге «О благоденствии народных обществ», опубликованной в 1807 г.277
По его мнению, в народе, угнетенном бедностью, не может быть просвещения, удел такого народа невежество. Бедность — неизбежный источник всех пороков. «Народ, живущий в бедности, представляет всегда глазам нашим картину ужасного деспотизма и беспрестанного волнения»278. Новые народы живут в отличие от древних духом коммерции, нежели войны. «Форма правления изменяется, промышленность народов живет»,— таков тезис работы Попугаева. Он считает, что Россия, имеющая огромные территории и большое число жителей, разные природные условия, должна развивать промышленность и торговлю.
Рассмотренная сфера деятельности крепостных весьма показательна. Предложения, с которыми выступали крестьяне начиная со второй половины XVIII в., разные по содержанию и по значению, имели общее: оно заключено в поиске новых научных и технических решений. Проблемы, над которыми размышляли и творчески работали выходцы из народа, - это проблемы большего эффекта в экономическом развитии страны, облегчения труда непосредственных производителей. Они были социальными. Возникновение этих проблем было вызвано развивавшимися в недрах феодально-крепостнической системы новыми явлениями. В свою очередь, решение их стимулировало развитие буржуазных отношений. В этом взаимодействии шло поступательное развитие производительных сил.
Приведенные материалы свидетельствуют о том, что в среде крепостного крестьянства, несмотря на тяготы жизни, бесправие, забитость, жила мысль о благе Родины, о пользе «для всех», вера в свое гражданское предназначение. Именно поэтому талантливые одиночки, движимые общим настроением, подавали советы по важнейшим государственным делам, особенно в области экономики. Эта забота крестьян об усилении своей страны имела большое значение. Тысячи ценных предложений крестьян внедрялись в хозяйства помещиков. Крестьянин осознавал свое место в жизни, укреплялся в вере требовать свободной хозяйственной деятельности. Под влиянием таких настроений крестьяне обходили стеснительное крепостное законодательство, что в конечном итоге способствовало развитию производительных сил.
* Петр Константинов был грамотным человеком. Он написал прошения, его красивым почерком написаны также объяснения к чертежу машины (ЦГАДА, Госархив, ф. 7. Тайная экспедиция, д. 2546, л. 1—3).
245 Коц Е. С. Крепостная интеллигенция. Л., 1926, с. 44, 45.
246 Яцевич Л. Г. Крепостной Петербург пушкинского времени. Л., 1937; Гаккель Е. Б. Крепостная интеллигенция в России во второй половине XVIII — первой половине XIX в.: Дис. ... канд. ист. наук. Л.. 1953, с. 110.
247 В. Познанский также отмечает, что XIX век в отличие от XVIII века характеризовался появлением среди крепостных интеллигентов большого количества техников и изобретателей (Познанский В. Таланты в неволе. М., 1962, с. 78, 79).
248 Гаккель Е. В. Указ. соч., с. 155, 156, 110.
249 Рукописные материалы И. II. Кулибина в Архиве Академии наук СССР. М.: Л., 1953, с. 30.
250 Там же, с. 3.
251 В Пермском губернском правлении служил еще один Волегов — Николай Яковлевич, в прошлом макшейдерский ученик Екатеринбургских заводов. В 1818 г. он успешно окончил Казанский университет (Гаккель Е. В. Указ. соч.. с. 172).
252 Дмитриев А. А. Федот Алексеевич Волегов: Очерк его жизни и переписка.— В кн.: Пермский край. Пермь, 1895, т. 3, с. 123.
253 Там же, с. 123—124.
254 Средства к жизни давала обработка пашни и покосов (Там же, с. 124).
255 Там же, с. 125.
256 Платонова Н. Крестьяне-самоучки.— В кн.: Архив истории труда в России. Пг., 1921, кн. 2, с. 138, 139; Прямков А. Крепостной ученый Семен Власов.— В кн.: Ярославский альманах. Ярославль, 1948; Яцевич А. Г. Указ. соч.. с. 168.
257 Змеев Л. Ф. Русские врачи-писатели. СПб., 1886.
258 ЦГАДА, Госархив, ф. 7. Тайная экспедиция, д. 2546, л. 4.
259 Там же, л. 5.
260 Там же, л. 5—7 об.
261 Там же, л. 10—11 об.
262 Там же, ф. 16, Внутреннее управление, оп. 1, д. 298, л. 1—3.
263 Платонова Н. Указ. соч., с. 139, 140.
264 Яцевич А. Г. Указ. соч.. с. 168—170; Данилевский В. В. Русская техника. Л.. 1948, с. 188.
265 ЦГАДА, Госархив, ф. 17, д. 18 доп., л. 1, 2.
266 Там же, л. 3—5.
267 Там же, л. 9—9 об.
268 Там же, л. 12.
269 Там же, ф. 7, д. 2886. л. 11.
270 Там же, л. 18—18 об.
271 Там же, л. 7 об.—8 об., 17 об.
272 Гаккель Е. В. Указ. соч., с. 139.
273 ЦГАДА, Госархив. ф. 7, д. 2718, л. 7.
274 Там же.
275 Там же, л. 12, 16 об.
276 Там же, л. 8—10 об.
277 На титуле фамилия автора не указана, но имеется следующая надпись: «Сочинение члена Вольного экономического общества любителей словесности, наук и художеств». Это общество и одобрило книгу к печати 27 августа 1805 г. Автор установлен по изданию В. Сопикова (Сопиков В. Опыт российской библиографии. СПб.. 1904, ч. 2).
278 О благоденствии народных обществ. СПб.. 1807, ч. 1, с. 58—59.
<< Назад Вперёд>>
