Положение крепостной интеллигенции
Министр внутренних дел Л. А. Петровский в записке «Об уничтожении крепостного состояния в России» (1845), рассматривая положение крестьян, утверждал, что «житейское состояние большинства вовсе не так дурно, как многие воображают». Он возражал против мнения, что «самостоятельное развитие человека, умственное и нравственное, может произойти только на свободе, что рабство унижает человечество и проч.», ссылаясь на то, что из «крепостного состояния у нас вышло едва ли не более замечательных в том или другом отношении людей, чем из крестьян казенных, что даже промышленность и торговля находятся преимущественно в руках богатых помещичьих крестьян»150. Все это он обращает в защиту крепостного права, якобы не подавляющего творческих возможностей народа.

В литературе, посвященной истории крепостной интеллигенции, вопрос о ее социальном положении привлекает особое внимание. Драматическая, а подчас и трагическая судьба многих выходцев из беднейшего крестьянства освещена довольно подробно.

Остановимся на положении крепостной интеллигенции в той степени, в какой это необходимо для раскрытия ее духовного облика. Крепостная интеллигенция была «одним из самых ярких проявлений противоречий, предвещавших наступление новых форм жизни». Это определяло положение ее как социальной категории. Крепостной интеллигент — это «крещенная» собственность и в то же время представитель «свободных профессий» — поэт, художник, музыкант и т. д.151

Образованность, начитанность и наличие профессии не давали крепостным никаких сословных преимуществ. Экономическое положение представителей крепостной интеллигенции мало отличалось от положения крепостного крестьянства в целом. Они обязаны были нести тяжелые повинности в пользу помещика или государства. Часть из них, которая оставляла свое хозяйство, лишалась даже того ничтожно малого, что давал им труд на земле после выплаты государственных или помещичьих податей. Новые занятия приносили им небольшие и нерегулярные заработки. Не лучше было положение той категории крестьянской интеллигенции, которая жила в числе дворовых в помещичьих домах под надзором хозяев и их приближенных.

Подготавливая собственных актеров, художников, певцов и пр., помещики должны были создавать для них условия существования, отличные от тех, в которых находилась остальная дворня: им отводилось особое помещение для жилья, кроме продуктов и предметов туалета, они обычно получали жалованье (натуральное и денежное), т. е. становились в этом отношении в положение наемных работников152. Но зависимость от помещика оставалась. Денежное вознаграждение получали далеко не все, большая часть жила в помещичьем доме на всем готовом. По указу Н. П. Шереметева от 21 марта 1799 г. актерам его театра было назначено жалованье в размере от 10 до 60 руб. в год. Актриса П. Жемчугова получала высший оклад — 80 руб. Положение актеров считалось привилегированным, так как 50—60 руб. в год получали лишь графский камердинер и управитель. Впоследствии оклады актеров были еще повышены. Некоторым танцовщикам назначили жалованье по 115 и 121 руб., а Т. Шлыковой даже 313 руб.153

По данным В. И. Семевского, дворовые графа Румянцева-Задунайского в селе Чеберчино Алатырского уезда получали от 50 коп. до 6 руб . в год. Помимо этого, им выдавались съестные припасы — 3 четв. ржаной муки, 1,5 четверика круп, 12 фунтов соли в год. Некоторые получали одежду (шубу и кафтан) на два-три года154.

В доме А. М. Голицына писарский ученик С. Тимофеев зарабатывал жалованья 7 руб., «харчевых на месяц» по 80 коп., всего 16 руб. 16 коп. в год. Певчий Т. Луганский получал жалованье 7 руб. в год, «харчевых» — 18 руб., всего 25 руб. Такая же сумма выплачивалась певчим Михаилу Клященоку, Ивану Буткову, Самуилу Маликову. Выше оплачивался труд вотчинной администрации. Писарский ученик Григорий Бочков получал 7 руб. жалованья, 18 руб. «харчевых», на платье 5 руб., всего 30 руб. Другой писарский ученик, Алексей Иванов Ловышев, получал одни «харчевые» в год (18 руб.). Писарю села Симы Юрьевского уезда Михаилу Карелину выплачивалось жалованье 15 руб. и 4 четв. ржи. Приказчику Андрею Беляеву платили в год 60 руб. жалованья, кроме того, 14 четв. ржи, 14 четв. овса155. Управителю Семену Смирнову, находящемуся на «мирском содержании», не выдавалось жалованье, он получал 25 четв. ржи и 16 четв. овса. В пензенских деревнях приказчик Сергей Федоров получал на свечи 10 руб., 5 четв. пшеницы, 5 четв. пшена, 25 четв. овса. В гжатских деревнях приказчик Федор Чирков получал денежное жалованье 30 руб., сверх этого: 12 четв. ржи, 6 четв. ячменя, 3 четв. круп, 25 четв. овса, 500 пуд. сена. Кроме того, ему выплачивали с мельничного сбора («из господской суммы») 20 руб. Получал он «свиного мяса» 15 пуд., баранов с овчинами — 18, коровьего масла — 2 пуд. 3 пуд. постного масла. Писарь этой вотчины Фома Садовников получал 6 руб. жалованья, 7 четв. ржи, 1 четв., 4 четверика ячменя, 1 четв., 4 четверика овса, 100 пуд. соли156. Князь Г. А. Потемкин 27 музыкантам «большого рогового» оркестра жаловал от 8 до 12 руб. в месяц*, 20 музыкантам «малой роговой музыки» — 5 руб. «порционных денег»*.

Архитекторы П. Аргунов, А. Миронов, Г. Дикушин получали по 40 руб. в год. В 1794 г. в период строительства Останкинского дома Миронов получал 50 руб. Декоратору Г. Мухину был определен оклад в 30 руб., вместе с продуктами — 62 руб. 58 1/2 коп. Архитектор Н. Б. Юсупова В. Я. Стрижаков, помимо обычных харчевых, выдававшихся всем дворовым, получал в 1813 г. 60 руб. ассигнациями в год, а к 1816 г. оклад его увеличился до 115 руб. в год157. Для сравнения приведем пример оплаты труда лиц свободного состояния. Так, Карлу Лау, бывшему у Потемкина капельмейстером, надлежало заплатить за 16 месяцев (1790 г.) жалованья 1600 руб., кроме того, стоимость рациона — 245 руб., за два года 4 пары платья — 200 руб., за содержание работника в течение 11 месяцев — 55 руб.158

Однако жалованье выплачивалось нерегулярно. Так, 10 марта 1789 г. певчие Гаврила Вышневецкий, Егор Соколов, Яков Шумилевич, Матвей Вологов, Андрей Кленовский (шестая подпись неразборчива) жаловались князю Г. А. Потемкину на свое «бедственное и горестное житие», притеснения инспектора Ивана Селецкого и др. Они но получают целый год жалованье (кроме порционных денег), никакой одежды и обуви. Имеющие жен и детей лишились «последней рубахи». Селецкий поступает с ними «бесчеловечно, сажает в острог и угнетает железными цепями за шею и посылает с каторжными на городовые работы и без милосердия наказывает телесно за малые наши погрешности». Крестьяне хотели бежать, но потом решили обратиться к князю с просьбой защитить их от самоуправства Селецкого и распорядиться выдавать жалованье и одежду в установленные сроки159.

В своем рапорте В. С. Попову от 4 июля 1788 г. дирижер Сарти сообщал (из г. Кременчуга), что певчие жалованье не получили и поэтому они, особенно прикомандированные из полков, «претерпевают чрез то крайнюю нужду», остаются без одежды и обуви. «Нужда также, — писал он,—немалая и в другом — в чернилах, бумаге»160. Нерегулярность выплаты содержания доходила до пределов, так что люди, работавшие с крепостными интеллигентами и близко наблюдавшие положение, не могли оставаться безучастными и пытались как-то облегчить их участь. Капельмейстер Розетти напоминает Потемкину, чтобы тот указал выплатить ему 320 «червонных», израсходованных из личных средств на содержание танцевальной группы девочек и мальчиков161.

Оставшимся не у дел крепостным интеллигентам иногда удавалось получить разрешение помещика искать на стороне применение своим знаниям. Отпуск на оброк, хотя и незначительно, но ослаблял зависимость. В этом случае крепостной пользовался некоторой свободой в личной жизни, поэтому его не останавливало даже требование помещика увеличить денежные платежи. Увеличение оброка практиковалось во многих вотчинах. Этим не пренебрегали и такие крупные вельможи, как Шереметевы, Голицыны, отпускавшие на заработки своих образованных крепостных. Дворовые люди князей Голицыных почти все платили по 3 руб. с семьи в год. Более распространенным был оброк в размере 2 руб. Но с дворового человека — живописца — князь Д. М. Голицын получал 5 руб. в год. Известен случай, когда крепостной художник платил оброк в размере 50 руб. Разорившийся князь Одоевский жил за счет своего оркестра: его крепостные музыканты, зарабатывая выступлениями в разных местах, содержали своего хозяина162.

Крепостные актеры жили изолированно в отдельных флигелях под строгим присмотром. О положении крепостных актеров свидетельствуют данные о театре князя Н. Г. Шаховского. С 1798 г. этот театр начал действовать в Нижнем Новгороде (до этого находился в селе Юсупове). Князь Шаховской ввел в своей труппе дисциплину, подобную монастырской. Актеры жили в доме, разделенном на две половины — мужскую и женскую, всякое сообщение между которыми было строжайше запрещено. Провинившихся наказывали розгами и палками; случалось, употреблялись «рогатки» или приковывание к стулу в ошейнике.

Граф С. М. Каменский не жалел денег на театр, но с актерами был жесток. Во время спектакля он записывал замеченные им ошибки, а после его окончания, снимая висевшие в его ложе плетки, отправлялся «за кулисы и там начиналась расправа с виновными, крики которых иногда доходили до слуха зрителей»163.

Если Шаховской любил монастырские порядки, то Каменский предпочитал военные. Хор был одет в военную форму, все актеры жили на пайках «на общем столе», собираясь на обед и расходясь по барабану с валторной. Есть надо было непременно стоя, чтобы, по мнению Каменского, легче было ограничить их в питании. Частые телесные наказания еще более напоминали условия жизни военных той эпохи164.

В записках известного крепостного актера М.С. Щепкина рассказывается о встрече с одаренной русской актрисой театра Каменского Ивановой, которая не вынесла преследований и безвременно скончалась в Орле.

Н. П. Шереметев при жизни отца мало вмешивался в дела управления хозяйством, не был связан с государственной службой. Весь свой досуг молодой граф отдавал театру, который не был для него просто забавой. Сам способный и образованный музыкант, он привлекал к преподаванию музыки и актерского мастерства крупных музыкантов и артистов. Участники театральных представлений жили в сравнительно приличных условиях, имели в отличие от другой дворни сытый стол, приличную одежду, денежное жалованье. Однако дальнейшая судьба этой прекрасной театральной труппы типична для того времени.

В 1797 г. Павел I назначает графа Н. П. Шереметева на высокий придворный пост обер-гофмаршала, и тот переезжает с женой П. И. Жемчуговой в Петербург. С ним выехала лишь небольшая часть его артистов и музыкантов, которые давали представления в концертном зале дома Шереметевых на Фонтанке. Артисты, оставшиеся в усадьбе, выступали на сцене лишь тогда, когда Шереметев наезжал в Останкино. В 1800 г. труппа была распущена. Актеры, которые оказались ненужными Шереметеву, были назначены лакеями, швейцарами, конторщиками. Девушек-актрис выдали замуж или отправили к родителям. Никому из актеров не удалось получить волю и поступить на профессиональную сцену. По завещанию Н. П. Шереметева, скончавшегося в 1809 г., было освобождено из 123 тыс. крестьян только 22 человека, в том числе четыре художника165.

Юридически на крепостных интеллигентов распространялись все законы, касающиеся зависимого населения. Будучи крепостными, они не были защищены от произвола помещика, который распоряжался талантами своих крепостных как хотел. Крепостным интеллигентам приходилось постоянно ощущать свое подневольное положение. Крепостной графа В. Г. Орлова Яковлев, знавший «грамоту и писать», служил дворником166. Федор Казаринов, сын куренного смотрителя Архангелопашийского завода Григория Казаринова, в 1793 г. после окончания Пермского училища «к отдаче во обучение аптекарскому делу представляем был и признан способным», но назначение это, по-видимому, не состоялось. В 1798 г. он был назначен лакеем и отправлен в Москву167. Даже выдающихся представителей крестьянской интеллигенции отвлекали хозяйственными поручениями: П. И. Аргунов вынужден был наблюдать за уборкой комнат господского дома, И. П. Аргунов занимал управительскую должность. Переводчик и режиссер В. Г. Вороблевский был дворецким и экономом.

Граф И. И. Морков заставлял В. А. Тропинина красить у себя в деревне колодцы, стены и каретные колеса, служить в качестве лакея за обеденным столом. Крестьянин Поляков, проявивший большие художественные способности, был учеником отца академика Я. А. Васильева, который, надеясь на данное слово помещика относительно будущей участи мальчика, занимался его образованием. Став художником, Поляков писал портреты в богатых петербургских домах. Его работы отмечались академическими медалями. Но вдруг хозяин потребовал его к себе навсегда. Я. А. Васильев пробовал хлопотать, но безуспешно. Полякова определили сопровождать своего господина на запятках кареты по Петербургу.

Зависимость от помещика вызывала нравственные страдания крепостных интеллигентов и отрицательно сказывалась на их жизни и творчестве. Малейшее проявление непослушания с их стороны влекло суровое наказание. П. И. Аргунов, которому Н. П. Шереметев обязан созданием своего великолепного дворца в Останкине, подвергся «немилости» господина за «потворство мастеровым». Этот талантливый архитектор умер 38 лет. Архитектор А. Ф. Миронов, начав терять зрение, не раз обращался к Н. П. Шереметеву с просьбой о «вольной». В ответ граф приказывал «вразумить его, что таким наглым и безумным способом от господина просить ничего не дозволено» и рекомендовал «покричать на него, но не наказывать телесно»168.

Декоратор Г. С. Мухин был наказан на конюшне «за неявку в дом с просроченным паспортом, за неплатеж оброка». Граф Н. П. Шереметев с негодованием ответил на просьбу В. Г. Вороблевского об увеличении оклада169. В крайней нищете кончил свои дни С. А. Дегтярев (1766—1813). Отпущенный на оброк художник И. Ф. Прошаков (из слободы Борисовки Курской губернии) был подвергнут аресту по клеветническому обвинению в бродяжничестве, возведенному на него украинским помещиком, но заказу которого он расписывал церковь170.

О своих переживаниях пишет крепостной поэт Иван Сибиряков в одном из стихотворений:

Могу ли жизнь еще сносить
С растерзанной душою?
Ужасна бедность, но стократ
Презренье тяжелее;
С ним жизнь не благо — лютый ад
И ада мне страшнее,
Увы, и я, и я рожден
В последней смертной доле.
Природы чувством наделен
Столь гибельным в неволе
171.

И в XIX в. мало что изменилось в положении крепостного интеллигента. Выкупиться на волю удавалось немногим. Из 32 крепостных художников Юсуповых только один Иван Горбунов в 1831 г. был отпущен на волю. После ликвидации «живописного заведения» одних отпустили на оброк в Петербург, других «исключали в крестьянство», определяли в «хлебопашество»172.

Наряду с жестокой эксплуатацией дарований крепостных интеллигентов порой случалось, что из-за уважения к таланту или под давлением общественного мнения помещик отпускал на волю своего крепостного, нередко получив многотысячный выкуп по общественной подписке. Тот факт, что просвещенная часть русского общества не оставалась равнодушной к положению крепостной интеллигенции, играл здесь решающую роль. Однако из-за суровой нужды долгожданная свобода не всегда приносила облегчение, не успевший окрепнуть талант погибал под бременем лишений.

П. Берлин, освещая расслоение крепостного крестьянства, приводит интересные данные о выкупах крестьян на волю. В Костромской губернии встречались выкупы в 4—5 тыс. руб. с души. Но эти случаи были редкими, в среднем крестьяне откупались за 200—625 руб. В Ярославской губернии обычный размер выкупа в начале XIX в. колебался между 219 и 666 руб., в Нижегородской — от 250 до 400 руб.

В первой четверти XIX в. на волю выкупилось в общем 28 944 душ муж. пола, из них 900 человек заплатили за выкуп по 139-199 руб., 7172-от 200 до 300 руб., 1667 — около 400 руб., 14 968 человек — около 500 руб. Выкуп 1—5 тыс. руб. заплатили 68 человек173. Среди промышленных и торговых людей из крестьян, которые платили крупные суммы, были, видимо, и крепостные интеллигенты.

В предшествующий период, в XVIII в., их не только наказывали, но дарили, меняли, они являлись предметом купли-продажи, но ценились на крепостническом рынке неизмеримо дороже рядовых крестьян. Большая часть продаваемых дворовых людей была обучена грамоте, они умели не только читать, но и писать. Цена такого дворового колебалась от 300 до 700 руб.174 Надо думать, между продажей и выкупом значительной разницы не было. В среднем крепостных в XVIII в. продавали за 10-80 руб. В то же время известен случай купли крепостной актрисы за 5 тыс. руб. Романович-Славатинский в книге «Дворянство в России» упоминает об одном скрипаче, за которого помещик предлагал владельцу 20 тыс. руб.

За актеров мужа и жену Кравченковых с шестилетней дочерью граф Каменский уступил Офросимову целую деревню в 250 душ. Фельдмаршал Разумовский продал Потемкину оркестр музыкантов за 40 тыс. руб. (по 800 руб. за каждого музыканта). 20 музыкантов, по словам И. Д. Якушина, он продал за 10 тыс. руб.175

22 июля 1779 г. И. И. Шувалов просил доложить Екатерине II следующее: за живописца, которого после его ходатайства императрица указала купить «с тем, чтобы ему дать волю», князь Черкасский просит 1 тыс. руб.— «меньше не отдаст». Шувалов просит сообщить, разрешает ли императрица выкуп живописца за такую суму. Об искусстве этого живописца Шувалов слышал от Рокотова и нашел «достойным милости нашей государыни»176. В работе П. Столпянского, обработавшего 5 тыс. объявлений «Санкт-Петербургских ведомостей» о продаже крепостных, приведено такое объявление 1797 г.: «Колежский советник и кавалер Петр Федорович Мартьянов» продает живописца, «который пишет образа и всякого рода картины, с женою в 30 лет, могущего быть в лакейской и других домовых должностях, и который знает читать и писать». Продается живописец и в то же время указывается, что он может быть и лакеем. В XIX в, грамотные крестьяне, знающие какое-либо ремесло, особенно крепостные актеры и живописцы, ценились дороже177.

В 1801 г. был объявлен указ, запрещающий публикации о продаже крестьян без земли. Объявления о продаже исчезли, но торговля людьми не прекратилась. В начале XIX в. довольно частым явлением были приглашения крепостных актеров на сцену императорских театров. Так, передал императорскому театру в Москве свою труппу (около 70 человек) А. Е. Столыпин (за 32 тыс. руб.). В начале XIX в. за 30 тыс. ассигнаций были проданы в казну 30 актеров труппы Бахметева. В 1807 г. A. Л. Нарышкин, ввиду стесненных материальных обстоятельств, предложил на службу казенных театров более 20 крепостных певчих178. Исключению из податного состояния актеры подлежали спустя несколько лет после начала их работы в театрах Петербурга и Москвы.

Новые занятия открывали путь к свободе немногим. Большая часть крепостных интеллигентов на протяжении всей жизни оставались в личной зависимости, переживая всю тяжесть этой зависимости.




* В составе оркестра названы: Алексей Нарышкин, Иван Зиновьев, Кузьма Белой, Осип Луковинин, Иван Латышов, Дмитрий Гуслаков, Федор Крупной, Михаил Капорский, Степан Куренков, Степан Быков, Яков Белясников, Гаврила Полев, Гаврила Ласунский, Федор Зотов, Николай Фитюлкин, Василий Богданов, Иван Фитюлкин, Михаил Исаев, Федор Ломакин, Михаил Шманкин, Степан Гоголев, Радион Радионов, Карп Крылов, Иван Полев, Василий Быльцев, Николай Кошечкин, Иван Барков (ЦГАДА, Госархив, ф. 17, д. 285, л. 42, 44. Рапорт Потемкину от губернатора екатеринбургского наместничества статского советника Ивана Тижкина 25 июля 1788 г., л. 146, 89 об.).
* В составе этого оркестра были Антон Петров, Иван Ждановис, Иван Левицкий, Трофим Харкевич, Логин Степанов, Павел Кабелинский, Андрей Карпов, Николай Трофимов, Михаил Трофимов, Иван Козлов, Степан Ильин, Роман Богдановис, Иван Богдановис, Влас Васильев, Максим Баксаков, Иван Петров,
Федор Никитин, Савелий Болотенко, Кузьма Соловьев (ЦГАДА, Госархив, ф. 17, д. 285, л. 91).

150 Семевский В. И. Крестьянский вопрос в России в XVIII и первой половине XIX в. СПб., 1888, т. 2, с. 137.
151 Сивков К. В. Крепостные художники в селе Архангельском.— В кн.: Исторические записки, т. 6, с. 195.
152 Там же, с. 145.
153 Яцевич А. Г. Указ. соч., с. 131, 146.
154 Семевский В. И. Крестьяне в царствование императрицы Екатерины II, т. 1, с. 157.
155 ЦГАДА, ф. 1263. Голицыных, оп. 1, т. 4, 1780 г., д. 6370, л. 1—4.
156 Там же.
157 Яцевич А. Г. Указ. соч., с. 155-157; Безсонов С. В. Архангельское. М., 1952, с. 34; Дедюхина В. С. Указ. соч., с. 88, 90.
158 ЦГАДА, Госархив, ф. 17, д. 285, л. 34.
159 Там же, л. 190.
160 Там же, л. 91.
161 Там же, л. 29.
162 Семевский В. И. Крестьяне в царствование императрицы Екатерины II, т. 1, с. 160; Леткова Е. Крепостная интеллигенция.— Отечественные записки, 1883, № 11, нояб., с. 163, 164; Коц. Е.С. Указ. соч., с. 28.
163 Евреинов Н. Н. Крепостные актеры. 2-е изд. Л., 1925, с. 85, 86, 105.
164 Там же, с. 106.
165 Станюкович В. К. Крепостные художники Шереметевых: К двухсотлетию со дня рождения Ивана Аргунова. 1727—1927.—В кн.: Записки историко-бытового отдела Государственного русского музея. Л., 1928, т. 1, с. 161; Познанский В. В. Таланты в неволе. М., 1962, с. 70—72; Елизарова Н. А. Театры Шереметевых. М., 1944, с. 328, 329.
166 ЦГАДА, Госархив, VII разряд (Тайная экспедиция Сената), д. 2416, л. 3 об., 7.
167 Узунова Н. М. Указ. соч., с. 127.
168 Станюкович В. К. Указ. соч., с. 172—177; Безсонов С. Крепостные архитекторы, с. 47, 71, 72.
169 Елизарова Н. А. Указ. соч., с. 198.
170 Яцевич А. Г. Указ. соч., с. 143; Гаккель Е. В. Указ. соч., с. 126.
171 Гроссман Л. Указ. соч., с. 54.
172 Сивков К. В. О судьбе крепостных художников села Архангельского.— В кн.: Исторические записки. М., 1951, т. 38, с. 271.
173 Берлин П. Крепостная буржуазия.— Современный мир, 1911 № 10, с. 197; Леткова Е. Указ. соч., с. 184.
174 Столпянский П. Торговля людьми в Старом Петербурге.— Наша старина, 1916, № 1/3, с. 214—215.
175 Семевский В. И. Крестьяне в царствование императрицы Екатерины II, т. 1, с. 174; Мельгунов. Дворянин и раб на рубеже XIX в.—В кн.: Великая реформа. М., 1911, т. 1, с. 249; Романович-Славатинский А. В. Дворянство в России от начала XVIII века до отмены крепостного права. Киев, 1912, с. 335; Леткова Е. Указ. соч., с. 182.
176 ЦГАДА, Госархив, ф. 17, д. 48, л. 41.
177 Столпянский П. Указ. соч., с. 143; Яцевич А. Г. Указ. соч., с.56.
178 Евреинов Н. Н. Указ. соч., с. 27, 54, 59.

<< Назад   Вперёд>>