2. Правовые причины возвышения Москвы в XIV в. и династического кризиса XV в.
На рубеже XIV—XV вв. можно выделить новый этап в истории самого Московского княжества. Дело в том, что во второй четверти XV в. в Москве разгорелась династическая борьба, в ходе которой формально определялось то, какая ветвь великокняжеского дома закрепится на престоле.
Кризис имел правовую природу и был напрямую связан с вопросом о порядке и способе наследования великого княжения. В причинах этого кризиса и механизме его преодоления также следует искать, на наш взгляд, объяснение многих явлений процесса объединения русских земель вокруг Москвы.
Рассмотрим вначале существовавший в то время правовой механизм наследования престола. Традиционно в историко-правовой литературе выделяют несколько способов передачи власти: номинация или десигнация — то есть назначение преемника, переход власти к наиболее влиятельному лицу, узурпация и избрание1. Согласно статьям Судебника 1497 г., уже законодательно закреплялось два вида наследования: по закону и по завещанию2. То же правовое основание имело и наследование престола.
Если само существование наследования престола по завещанию во времена Киевской Руси, как было показано выше, может быть поставлено под сомнение, то наличие целого комплекса духовных грамот (завещаний) великих и удельных князей в XIV — начале XVI в., казалось бы, позволяет найти ответ на этот вопрос. Сохранилось десять завещаний великих и шесть удельных князей, относящихся к этому периоду. В течение же XIV в. только во второй духовной Дмитрия Донского, датируемой 13 апреля — 16 мая 1389 г., присутствует норма, свидетельствующая о передаче престола по завещанию: «А се благословляю сына своего, князя Василья, своею отчиною, великим княжением»3. Это было последнее завещание XIV столетия. Известны еще составленные до этого духовные Ивана Калиты, Симеона Гордого, Ивана Красного, первая духовная Дмитрия Донского; но ни в одной из них правовых норм, регулирующих порядок наследования великокняжеского престола, не содержится.
В XV—XVI вв. картина столь же неоднозначна. Из пяти великокняжеских духовных только в трех содержится норма, регулирующая наследование престола. Это вторая духовная великого князя Василия Дмитриевича, завещания Василия Темного и Ивана III.
В двух завещаниях великого князя Василия Дмитриевича из трех, в том числе в последнем, вступившем в действие после его смерти, присутствует следующая фраза: «А дастъ богъ сыну моему великое княжение, ино яз сына своего благословляю князя Василья»4. В этом случае завещатель поставил условием вступления в силу данного положения некие обстоятельства. В чем же причина такого сравнительно осторожного использования в княжеских завещаниях положений о передаче престола? Объяснений тому может быть два.
Во-первых, нельзя забывать, что формально до 1480 г. суверенитет над землями Северо-Восточной Руси осуществлял хан Золотой, а затем Большой Орды. Поэтому переход власти осуществлялся на основании специального документа — ханского ярлыка на великое княжение. Это резко снижало правовую силу завещаний. Достаточно вспомнить, что когда возник конфликт на почве престолонаследия между сыном вели-кого князя Василия Дмитриевича Василием Васильевичем и его дядей князем Юрием Дмитриевичем, спор пришлось разрешать у хана Большой Орды. При этом Юрий апеллировал к завещанию своего отца Дмитрия Донского («мертвой грамоте отца своего»), а сторона Василия ссылалась исключительно на волю хана. В итоге победил последний5.
Во-вторых, действие наследования по завещанию было ограничено другой формой — наследованием по закону. Как справедливо отмечал М.Ф. Владимирский-Буданов в своем «Обзоре истории русского права», «завещание, противоречащее обычаю, не исполняется»6.
Таким образом, анализ завещаний великих князей в рассматриваемый период показывает, что наследование по завещанию и в данный период по-прежнему нельзя считать определяющей формой перехода великокняжеского стола. Право наследования по завещанию в этот период было существенно ограничено верховным суверенитетом хана Золотой Орды и другим видом наследования — по закону (по обычаю).
Наследование по закону также допускалось в двух основных формах.
Первая форма — это наследование по принципу, который получил в литературе название родового старейшинства7. Он означал, что после смерти великого князя престол наследовался по очереди всеми братьями великого князя, а потом переходил к сыновьям старшего из них в той же последовательности. Во времена феодальной раздробленности такой порядок доминировал в большинстве русских земель. В частности, в XIII в. владимирский великокняжеский стол постоянно замещался в соответствии с этим принципом. Престол по очереди наследовался старшим в роде — попеременно сыновьями великого князя Всеволода Большое Гнездо: Юрием (1212—1216 и 1218—1238), Константином Ростовским (1216—1218), Ярославом (1238—1246), Святославом Стародубским (1246—1248). Затем по очереди сыновьями Ярослава Всеволодовича: Андреем Суздальским (1248—1252), Александром Невским (1252—1263), Ярославом Тверским (1263—1272), Василием Костромским (1272—1276) и т. д.8 При этом характерно, что, во-первых, до вступления на великое княжение они занимали княжеский стол в каком-либо удельном центре Северо-Восточной Руси, где потом и обосновывалось их потомство. Во-вторых, сыновья каждого из замещавших великокняжеский престол сохраняли на него формальные права в соответствии с существовавшим правовым обычаем. Эти два фактора, в свою очередь, препятствовали государственному единству и неоднократно вызывали конфликты на почве престолонаследия.
Вторая форма — наследование происходило по прямой нисходящей линии, согласно принципу династического старейшинства, когда престол последовательно переходил к старшему сыну великого князя, потом к старшему внуку и т. д.
Анализ свидетельствует, что процессам объединения земель и власти наиболее соответствовал принцип династического старейшинства. Это связано в первую очередь с тем, что происходило отделение центральной великокняжеской власти от феодальных владений на местах. Сам по себе комплекс земель великого князя был значительно обширнее уделов его родственников. Хотелось бы также отметить еще один фактор, напрямую связанный с особенностями средневекового правосознания. Как удалось выяснить исследователям, в основе междукняжеских отношений в средневековой Руси лежали нормы древнеславянского обычного семейного права9. Княжеский род мыслился как большая семья. Семья в древнеславянском семейном праве бывает двух видов. Во-первых, это отцовская семья, в которой власть отца над сыновьями весьма сильна, а следовательно, сводятся к минимуму внутренние конфликты. Этому типу семьи соответствует династическое наследование престола по прямой нисходящей линии. Во-вторых, семья братская, где власть старшего брата как главы семьи над младшими значительно слабее, отсюда и частые внутренние конфликты.10 И этому типу семьи соответствует наследование престола по правовому обычаю родового старейшинства.
Как уже отмечалось, исследователи до сих пор спорят о причинах возвышения Московского княжества в XIV в. На первый план выдвигаются выгодное географическое положение Москвы, целый ряд экономических факторов, умелая политика местных князей. При этом полагаю, что одной из самых важных причин было отсутствие конфликтов на почве наследования престола. Действительно, при других равных условиях Москва выгодно отличается от своих основных соперников — Тверского и Суздальско-Нижегородского княжеств — с точки зрения фактической процедуры перехода власти. До известного момента на протяжении всего XIV в. в Москве отсутствовали сами условия осуществления одновременно двух правовых механизмов наследования, а следовательно, и конфликтов между ними. Объективные обстоятельства привели к тому, что в 1325 г. Иван Данилович Калита стал единственным из оставшихся в живых детей Даниила Московского. В 1340 г. престол бесконфликтно перешел к его старшему сыну — Симеону Гордому. В 1353 г. он умер бездетным во время эпидемии чумы и власть вновь легитимно переходит к его единственному брату Ивану Ивановичу. В 1359 г. вновь существует единственный наследник — девятилетний Дмитрий Иванович.
Кроме этого, следует отметить, введенную первыми московскими князьями практику совместного владения Москвой и так называемого «старейшего пути»11. Весомым фактором возвышения также являлась политика первых московских князей, в частности Юрия Даниловича, и немногочисленность наследников по закону, что, в свою очередь, препятствовало феодальному дроблению княжества12.
Отсутствие конфликтов за право наследования престола также было весомым фактором, обеспечивающим политическое могущество княжества.
Для того чтобы убедиться в этом, необходимо кратко проанализировать процесс перехода власти в Суздальско-Нижегородском княжестве, соперничающем с Москвой.
Это мощное государственное образование возникло в 1341 г. путем объединения трех центров — Нижнего Новгорода, Суздаля и Городца суздальским князем Константином Васильевичем13, от которого пошла династия суздальско-нижегородских князей. Он умер в 1355 г. и оставил потомство из четырех сыновей: Андрея, ставшего великим князем и владевшего Нижним Новгородом, Дмитрия-Фомы — суздальского князя, Бориса — городецкого князя и Дмитрия Ногтя, владевшего землями в Суздальском княжестве14. Когда Дмитрий Константинович скончался летом 1383 г.15, появилось два претендента на престол: брат покойного князя Борис Константинович, апеллировавший к своему праву по принципу родового старейшинства, и сын — Василий Дмитриевич Кирдяпа, претендовавший на престол как наследник по прямой нисходящей линии. На этот раз конфликт был разрешен татарами, влияние которых усилилось после карательного похода Тохтамыша в 1382 г. Борис по воле хана был посажен на стол Нижегородского княжества16, а Василий Кирдяпа остался заложником у Тохтамыша17. В 1387 г. после освобождения Василия из плена сразу же возникает династический кризис. Василий объединяется с братом Семеном и при помощи Москвы добивается капитуляции Бориса, который уходит в свою отчину в Городец18. Бесконечная борьба продолжалась и после смерти Дмитрия Донского, наступившей в 1389 г. Борис в очередной раз отправился в Орду и вновь добился ярлыка на нижегородское княжение. Василий Кирдяпа и Семен вновь были взяты под стражу19. На этот раз княжение Бориса было непродолжительно, и уже в 1392 г. новый московский князь Василий Дмитриевич покупает в Орде ярлык на Нижний Новгород20 и на этом заканчивается внутренняя история единого Суздальско-Нижегородского княжества. Таким образом, краткий обзор истории Суздальско-Ниже-городского княжества показывает, что узловыми моментами, мешающими усилению его политического влияния, была борьба за право наследования и замещения великокняжеского стола. После первого раунда такой борьбы нижегородские великие князья должны были отказаться от общерусских притязаний в 1365 г., а неурегулированность двух видов наследования престола по правовому обычаю привела к незатухающим междоусобным конфликтам и в конечном итоге к присоединению этого княжества к Москве. Неурегулированность вопроса наследования явилась главным фактором, который делал возможным внешние вмешательства в борьбу за власть в княжестве, в основном со стороны Золотой Орды и Москвы.
Но есть и другая сторона этого явления, напрямую связанная с наследованием престола. Как мы выяснили, Москва вплоть до конца XIV в. не знала наследования престола по завещанию.
Чередование перехода власти то к старшему сыну, то к брату (старшему в роде) свидетельствует о том, что в это время в Москве не было выработано и правового обычая, регулирующего наследование главного стола княжества. Юридический анализ норм духовных грамот московских князей свидетельствует о том, что происходит заметный рост доли наследственной массы старшего сына, так называемого «старейшего пути». Впервые этот термин появляется во второй духовной Дмитрия Донского, где его старшему сыну Василию полагалась большая часть наследственной массы, чем другим его братьям21. Это значительно укрепляло правовой статус старшего сына, создавая в известной мере возможности для его доминирования над братьями.
Итак, для Московского княжеского дома в XIV в. было характерно:
— практически полное отсутствие случаев наследования престола по завещанию;
— чередование двух возможных форм наследования власти по правовому обычаю;
— как следствие, это привело к отсутствию правового механизма престолонаследия.
Вместе с тем объективные обстоятельства исключали столкновения известных форм и способствовали тому, что к началу XV в. так и не был выработан правовой механизм перехода власти.
Это было одной из основных причин возникновения кризиса, который породил кровавую усобицу второй четверти XV в.
Поэтому чрезвычайно важным является анализ завещания Дмитрия Донского. В данном документе была заложена известная неопределенность в регулировании наследования великокняжеского стола. С одной стороны, наследником престола объявлялся старший сын Дмитрия Василий. Но при этом регламентировалось, что в случае его смерти престол наследует следующий по старшинству брат Дмитрия — Юрий: «А по грехом, отнимет богъ сына моего, князя Василья, а хто будет под тем сын мои, ино тому сыну моему, княжь Васильев удел»22. Вполне возможно, что при составлении завещания не учитывалось возможное появление у Василия наследника, который родился в 1416 г. Эта правовая неопределенность создавала противоречие между двумя возможными вариантами наследования престола. Она не могла быть разрешена на основании правового обычая, который, как было показано, не сложился в Москве в предшествующее столетие. Если в период правления Василия I это обстоятельство было лишь источником политической напряженности, то после его смерти в 1425 г. оно вылилось в открытое противостояние, в ходе которого престол неоднократно переходил из рук в руки.
Ключевым эпизодом феодальной войны был так называемый заговор Дмитрия Шемяки, в результате которого Василий II вновь потерял престол и был ослеплен.
События 1446 г. неоднократно рассматривались исследователями. При этом принципиальным вопросом является социальный состав участников заговора. Это позволяет, в частности, понять, почему Василию Темному впоследствии удалось одержать победу над силами удельнокняжеской оппозиции.
Так, А.А. Зимин говорил о «широкой оппозиции» великому князю и отмечал, что «на сторону Шемяки перешли многие из московских гостей, бояр, старцев Троицкого монастыря». Более того, рассматривая одну из последующих жалованных грамот Дмитрия Шемяки монастырю, историк писал, что «троицкие старцы, выдав головою Василия II, оказали новому великому князю столь важную услугу, что, право же, грешно было их не отблагодарить»23.
Л.В. Черепнин занял сходную позицию. Анализируя социальный состав участников заговора, он сделал вывод о связи московских гостей со старцами Троице-Сергиева монастыря, в большинстве своем выходцами из боярской среды. Принимая во внимание это обстоятельство, а также летописное сообщение, о котором речь пойдет ниже, Черепнин сделал вывод об активном участии троицких монахов «в заговоре против Василия II»24.
Похожую точку зрения высказал и Е.Е. Голубинский25.
Данная оценка социального состава сторонников Дмитрия Шемяки весьма прочно утвердилась в историографии. Тем не менее находились историки, избегавшие столь категоричных суждений. А.В. Экземплярский, например, рассказывая о событиях из жизни Шемяки, писал: «В Москве также много было недовольных великим князем, в их числе были бояре, гости и даже чернецы»26. Близкие к этому высказывания содержатся в работах Н.М. Карамзина и С.М. Соловьёва27, которые, впрочем, просто приводили сообщение одной из групп летописей. Н.С. Борисов, оценивая в целом позицию монастырских старцев в этот период, писал, что она «была, по-видимому, далеко не столь определенной, как в истории с Митяем»28.
Чтобы разобраться в позиции троицких монахов, необходимо тщательно рассмотреть события февраля 1446 г., происходившие в Троице-Сергиевом монастыре, не упуская из виду тот факт, что монахи монастыря не представляли собой единой монолитной массы, а его официальная позиция определялась игуменом и сравнительно немногочисленной группой старцев29.
Летописи сохранили две основные версии событий 1446 г. Первая объединяет такие памятники, как Ермолинская летопись, Софийская первая по списку Царского, а также Соловецкий, Погодинский и Мазуринский виды Сокращенного свода30. Эти летописи свидетельствуют об участии монахов Троице-Сергиева монастыря в заговоре князя Дмитрия Шемяки.
Вторая версия представлена всем великокняжеским летописанием второй половины XV столетия, а также более поздними сводами. Сюда могут быть отнесены Московский свод конца XV в., Софийская, Львовская, Симеоновская, Никаноровская, Вологодско-Пермская, Никоновская, Воскресенская31 и ряд других летописей. Согласно этим памятникам, в рассматриваемом эпизоде феодальной войны фигурируют не троицкие старцы, а безымянные чернецы32.
Уверенность исследователей в большей достоверности сообщений первой группы летописей основывалась на том, что в Софийской первой летописи отразился ранний и непосредственно приближенный к интересующим нас событиям свод 1448 г., а Ермолинская представляет летописание, не имевшее «официального характера и иногда противостоявшее великокняжеским сводам»33. Вместе с тем известно, что Софийская первая летопись дошла до нас в двух редакциях: старшей (Списки Карамзина и Оболенского)34 и младшей. Однако известия старшей редакции доходят только до 1418 г.35
Списки Софийской первой летописи младшей редакции весьма многочисленны. На один из них — список Царского, продолженный до 1508 г. и составленный, вероятно, в это же время, — неоднократно ссылались исследователи.
Действительно, в нем присутствует занимающее нас известие: «И сдумаши князь Дмитрий Юрьевич Шемяка да князь Иван Андреевич Можайский, а с ними коромолил с Москвы Иван Старков, а и от гостей да и от троицких чернецов»36. Здесь необходимо отметить ряд обстоятельств. Во-первых, во всех остальных списках младшей редакции Софийской первой летописи, а их около десяти, процитированного сообщения нет37. Поэтому можно предположить, что оно было вставлено в список Царского, а не перешло туда из свода 1448 г. Дополнительным аргументом в пользу такого мнения служит факт, что и в Новгородской четвертой летописи, связываемой обычно со сводом 1448 г., названное известие отсутствует38.
Исследователи уже отмечали, что список Царского «отражает влияние Летописного свода сокращенного»39. Но этот вывод распространялся только на известия после 1448 г. А между тем наше известие в Сокращенных сводах дословно совпадает с сообщением списка Царского.
Таким образом, сообщение об участии троицких монахов в заговоре 1446 г. могло попасть в список Царского Софийской первой летописи, либо из самих Сокращенных сводов, либо из их протографа. И это вполне возможно, поскольку все виды Сокращенных сводов были составлены в конце XV в., а список Царского — в начале XVI в.40
Во-вторых, нельзя не обратить внимание на такой момент летописно-го сообщения. В первой группе летописей, принадлежащей к великокняжескому летописанию 70-х гг. XV столетия, читаем: «Мнози же москвичи в думе с ними бяху, бояре же и гости бъ же и от чернецов в той думе с ними»41. Московские сторонники Шемяки называются здесь «мнози же москвичи». На наш взгляд, имеются в виду какие-то московские, а не Троицкие (как утверждается в Сокращенных сводах) монахи, ибо их монастырь не являлся московским. Откуда же взялось данное сообщение? Исследователи отмечали, что Сокращенные своды и Ермолаевская летопись восходят к общему источнику, для которого были характерны вполне независимые суждения о политике великих князей42.
В самом деле, известие Ермолинской летописи близко сокращенным сводам, если не по форме, то по содержанию: «Не утаися злоначального врага мысль, князя Дмитрия Юрьевича Шемяки: здумаша со князем Иваном Андреевичем Можайским, а с ними и от бояр великого князя и от гостей московских и от Троицких старцев Сергиева монастыря...»43 Я.С. Лурье называл общий источник двух летописей Кирилло-Белозерским сводом, составленным в начале 70-х гг. XV в. в этом монастыре44. Исследователем была отмечена характерная черта Свода, весьма важная для нас: в нем «подчеркивается решающая роль Кириллова монастыря и его игумена Трифона (и отрицательная роль троицких старцев) в борьбе Василия против Шемяки и в освобождении Василия в 6955 г. (1447 г.)»45. Это легко обнаруживается хотя бы в статье 1447 г. Ермолинской летописи, где роль белозерских монахов выдвигается на первый план: «А игумен Трифон и инь старец свят именем Симан Карлсмазов, и со всею братьею благословили князя великого пойти на Москву а ркуще «буди твои трехъ на нас, еже еси целовал неволею»46, тогда как в велико-княжеском летописании о цели поездки вообще не упоминается: «Князь же великы пришед таки и побыв немного (на Вологде. — С.М.) поиде со всеми своими в Кириллов монастырь, творя ся тамо сущую братию накормити и милостыню дати... Побыв же князь великы на Беле озере поиде прочь»47. Не вызывает сомнений, что Кирилло-Белозерский свод использовал материалы Великокняжеского летописания, вероятно, свода 1472 г.48 Как уже отмечалось, известие о московских монахах — участниках заговора первично в группе великокняжеских летописей, оттуда оно, видимо, и было взято составителем Северного свода, редактор которого придал этому сообщению новое звучание в соответствии со своими симпатиями к Кириллову и антипатиями к Троицкому монастырю.
И уж во всяком случае нельзя считать данное известие идущим из свода 1448 г., самого раннего источника последующего летописания. Интересно также, что известия 40-х гг. из летописей, которые, как принято считать, отражают влияние свода 1448 г., менее подобраны и более схематичны, чем великокняжеское летописание второй половины XV в.
Теперь рассмотрим внимательно сами события 1446 г. Подробности этих событий хорошо известны по летописям и дошли в двух редакциях — краткой и пространной, — а также в ряде промежуточных версий49. После неудачной для великого князя Василия битвы с татарами под Спасо-Ефремовским монастырем близ Суздаля 7 июля 1445 г. великий князь попал в плен. Дмитрий Шемяка приложил максимум усилий для того, «чтобы великому князю убиену быти, а ему сести на великом княжении».
Однако хан Улуг-Мухамед совсем в духе прежней ордынской политики согласился отпустить Василия II в Москву, но сделал это так, что посеял семена новой вражды между великим князем и Шемякой. Москва должна была внести за своего князя огромный выкуп — 200 тыс. рублей серебром (по новгородским летописям). Деньги были собраны, и 17 ноября 1445 г. великий князь прибыл в Москву50. Надо сказать, что положение Москвы как внутреннее, так и внешнее к этому времени заметно ухудшилось. Обременительный выкуп, перспектива длительного татарского контроля создали взрывоопасную обстановку в Северо-Восточной Руси.
Кроме того, к 1446 г. Москва оказалась в политической изоляции. Активизировалась Литва; с литовскими князьями в альянсе находилось великое княжество Тверское, где неизменно получали убежище политические противники Василия (1433 г. — Иван Дмитриевич Всеволжский, 1434 г. — Иван Андреевич Можайский, 1435 г. — Василий Косой). И если учесть связи Великого Новгорода с Шемякой и с Казимиром IV — великим князем Литовским, с которым вольный город именно в середине 40-х гг. заключил договор51, то становится понятным, что против Василия II сложилась международная коалиция. Антивеликокняжеский альянс возник и на Руси, где Шемяку поддерживали князья Иван Андреевич Можайский, Борис Александрович Тверской, часть московского боярства, братья Добрынинские, Иван Старков и другие52. В начале февраля 1446 г. великий князь задумал поклониться святыням Троице-Сергиева монастыря. На богомолье Василий II выехал с небольшой охраной и со своими «чадами» Иваном и Юрием53. Удивляет, что Василий отправился в монастырь, «среди монахов которого были участники заговора»54, да еще «с малыми зело людьми» и «чадами». Л.В. Черепнин объяснял это «исключительной беспечностью и недальновидностью» великого князя, а также его «неумением ориентироваться в сложных обстоятельствах55.
С подобным выводом трудно согласиться. Вряд ли Василий II был столь наивным и несведущим. Но если вспомнить, что в летописном сообщении речь идет о московских чернецах — участниках заговора, то станет ясно, почему к Троице великий князь поехал без боязни, а может, вовсе в надежде отсидеться там.
На протяжении 30—40-х гг. XV в. семейство Василия II с монастырем связывали самые тесные узы. В 1440 г. Троицкий игумен Зиновий крестил родившегося наследника княжича Ивана («крести его игумен Зиновий Троицкий»)56. В 1442 г. Зиновий помирил Василия II с Дмитрием Шемякой57, что соответствовало тогда интересам Василия II. Отношение великого князя к монастырю не изменилось и после событий 1446 г., закончившихся ослеплением Василия. В 1447 г., когда мать Василия II великая княгиня Софья Витовтовна была отпущена из шемякинского плена, великий князь «поиде противу и сретошася у Троице в Сергиевом монастыре»58.
Бывал Василий Васильевич в монастыре и просто для души: «Того же лета (1449. — С.М.) родися князь Борис, а князь великий был у Троицы в Сергиевом монастыре59. Таким образом, взаимное доброжелательство в отношениях великокняжеской власти и крупнейшей духовной корпорации на протяжении 40-х гг. XV в. — факт, который трудно отрицать. Любопытные подтверждения тому есть и в актовом материале 40-х гг. Известна история владения селом Шухобаловым Суздальского уезда. После присоединения к Москве Суздальско-Нижегородским княжеством распоряжался великий князь Московский. В начале 40-х гг. XV в. это право Василий Васильевич передал князю Ивану Андреевичу Можайскому. И уже 26 октября 1442 г. появляется Жалованная, данная, льготная и несудимая грамота этого князя Троице-Сергиеву монастырю на село Шухобалово. Однако после пленения Василия татарами Шемяка вел переговоры по созданию антивеликокняжеской коалиции. В его планы входило восстановить Суздальско-Нижегородское княжество, каким оно было при Дмитрие Константиновиче. Великими князьями этого княжества должны были стать внуки Василия Кирдяпы Суздальского — князья Василий и Федор Юрьевичи60. Таким способом Шемяка планировал, вероятно, приобрести себе новых политических союзников. Докончание между сторонами, как показали В.А. Кучкин и Б.Н. Флоря, было заключено между июлем и октябрем 1445 г.61 В тексте докончания есть слова, касающиеся села Шухобалова: «А что, господине, брат твои князь Иван Андреевич держа за собой отчину нашу Суздаль, инъ дал святой Троице село наше Суздальское Шухобалово... а оу княгини оу Марьи купил себе князь Иван Село Шокшовъ, то, господине, те села нам по старине»62. Более того, Суздальско-Нижегородское княжество было восстановлено и существовало, видимо, с 7 июля 1445 г. по 14 марта 1446 г.63 Ясно, что выполнение условий докончания должно было повлечь за собой потерю Троице-Сергиевым монастырем не только иммунитета, но и самого права владения Шухобаловым. В этом контексте также маловероятной кажется поддержка монастырскими старцами князя Дмитрия Шемяки, ибо его победа реально повлекла бы потерю монастырем одного из своих владений. Интересно, что 15 мая 1445 г. датируется грамота Василия II монастырю на то же самое село (большинство исследователей считает ее подложной)64. Видимо, узнав о готовящемся докончании, старцы монастыря попытались закрепить за собой владение Шухобаловым. А уже после событий 1446 г. Василий Васильевич в 1448—1449 гг. вновь подтвердил права Троицы на села Шухобалово и Микулинское и жаловал монастырю широкие иммунитетные права65. Не стал бы Василий II так щедро вознаграждать сторонников Шемяки.
Теперь обратимся к некоторым деталям поездки великого князя в Троице-Сергиев монастырь в феврале 1446 г. Помимо отмеченного уже неправдоподобия ситуации (поездка с малыми силами и детьми в предполагаемый «лагерь заговорщиков»), имеется и еще ряд интересных подробностей. Когда Василий II получил известие, что заговорщики прибыли в монастырь, он стал искать спасения: «притек и отомче церковь» пономарь инок Никифор, который немедленно спрятал в соборе великого князья и запер дверь снаружи.
После того как Иван Андреевич Можайский начинает спрашивать о Василии II, последнего выдают не троицкие монахи, а он сам выдает себя («князь же великий внутри церкви оуслыша князя Ивана глаголюща и возопи великими, глаголя...»). И, наконец, трудно не обратить внимания на момент, сыгравший ключевую роль в дальнейших событиях. Речь идет о судьбе «чад» великого князя — шестилетнего Ивана и пятилетнего Юрия. В то время как их отец находился в руках заговорщиков, княжичи скрывались где-то в монастыре. На следующее утро они беспрепятственно бежали оттуда в Юрьево-Польскую вотчину князей Ряполовских, а потом стали знамением оппозиции Дмитрию Шемяке, под которое на первом этапе борьбы за возвращение престола Василию II стекались сторонники бывшего великого князя66.
Заслуживает внимания перечень лиц, которые в этот период были игуменами Троицкой обители. Осенью 1445 г. скончался давний доброжелатель Василия II игумен Зиновий67. После него в списке П.М. Строева упоминается некий Досифей68, иногда называемый Звенигородцем, ставленник Шемяки. Это, казалось бы, позволяет связать период его игуменства с февральскими событиями 1446 г. На самом же деле — нет. Одна из жалованных грамот начала 1446 г. дана была на имя келаря монастыря Авраамия69. Это он исполнял обязанности игумена с момента смерти Зиновия и возглавлял монастырь во время «поимания» Василия II70. Нельзя не отметить два факта, свидетельствующих о том, что в феврале 1446 г. Авраамий и, вероятно, старчество монастыря заняли позицию, которой Шемяка остался недоволен, а именно — в интересах Василия II. Во-первых, почти сразу после утверждения князя Дмитрия в Москве Авраамий был отстранен от своих обязанностей. Шемяка вознамерился создать себе оплот в монастыре и поставил в игумены своего человека — Досифея, видимо, пришлого, о чем говорит его прозвище — Звенигородец. Во-вторых, Авраамий стал игуменом Троицким уже при сыне Василия II Иване III71. Вряд ли монах, запятнавший себя причастностью к трагическим событиям, в которых, кстати, присутствовал сам Иван, мог снискать его благосклонность.
Неудивительно поэтому, что, вернувшись в Москву в 1447 г., Василий II удалил с игуменства ставленника своего врага — Досифея72.
Итак, анализ отношений Троице-Сергиева монастыря с великокняжеской властью на протяжении 40-х гг. XV в. позволяет говорить о более или менее систематическом совпадении интересов обеих сторон. Анализ ключевого момента в этом сюжете (заговор Дмитрия Шемяки) показывает, что нет оснований предполагать существование в монастыре сколько-нибудь значительной группировки, принимавшей участие как в подготовке, так и в осуществлении заговора. Это тем более относится к руководству монастыря, проводившему его официальную политическую линию, в чем убеждают сопоставление летописных сообщений, наблюдения за иммунитетной политикой Василия II.
Носителям центростремительных тенденций, одним из которых, несомненно, являлся великий князь Василий Васильевич Темный (1462—1505), было понятно, что, пока не создан правовой механизм, обеспечивающий легитимный переход престола, конфликты будут повторяться и впредь.
В связи с этим чрезвычайно важной задачей великокняжеской власти являлось создание такого механизма, который обеспечивал бы выход из затяжного династического кризиса.
1 См.: Пресняков А.Е. Княжое право Древней Руси. С. 21.
2 См.: Российское законодательство. Т. 2.
3 ДДГ. № 12. С. 33.
4 ДДГ. № 22. С. 61.
5 Зимин А.А. Витязь на распутье. С. 7.
6 См: Владимирский-Буданов М.Ф. Обзор истории русского права; Товстамес Н.Н. Свобода завещательной воли по русскому праву в различные периоды его развития // Журнал министерства юстиции. 1902. № 8.
7 Пресняков А.Е. Княжое право в Древней Руси. С. 62; Толочко А.П. Князь в Древней Руси: власть, собственность, идеология. Киев, 1992.
8 Экземплярский А.В. Великие и удельные князья Северо-Восточной Руси в татарский период с 1238 по 1505 г. Т. 2. СПб., 1881.
9 Пресняков А.Е. Княжое право в Древней Руси. С. 7—27.
10 Леонтович Ф.И. О значении верви по «Русской Правде» и «Полицкому статуту» сравнительно с задругою юго-западных славян // ЖМНП. 1867. № 4. С. 140—143.
11 Аверьянов К.А. Московское княжество Ивана Калиты. Московские «трети». Звенигород. История вхождения в состав Московского княжества. М., 1993. С. 3—9.
12 Борисов Н.С. Политика московских князей. Конец XIII — первая половина XIV века. М., 1999. С. 85-150.
13 ПСРЛ. Т. 15. Вып. 1. С. 55. «...И бысть в Орде суд крепок и достася княжение Новгородское князю Константину».
14 Кучкин В.А. Формирование государственной территории... С. 219—223.
15 ПСРЛ. Т. 15. Вып. 1.С. 148.
16 Там же. Согласно Никоновской летописи, Борис посажен «на великом княжении на отчине и на дедине его в Суздале и в Нижнем Новгороде и на Городце». ПСРЛ. Т. 11. С. 84.
17 То, что он был взят заложником, основательно доказал А.В. Экземплярский. См.: Экземплярский А В. Великие и удельные князья Северо-Восточной Руси... Т. 2. С. 425.
18 ПСРЛ. Т. 15. Вып. 1.С. 154.
19 Пресняков А.Е. Образование Великорусского государства. С. 276.
20 ПСРЛ. Т. 15. Вып. 1. С. 162-163.
21 ДДГ. № 12. С. 33.
22 ДДГ. № 12. С. 34.
23 Зимин А.А. Витязь на распутье. С. 108—109, 114.
24 Черепнин Л.В. Образование Русского централизованного государства... М., 1960. С. 793.
25 См.: Голубинский Е.Е. Преподобный Сергий Радонежский и созданная им Троицкая лавра. 2-е изд. М., 1909. С. 108. Прим. 4.
26 Экземплярский А.В. Великие и удельные князья Северо-Восточной Руси... Т. 2. С. 242.
27 См.: Карамзин Н.М. История государства Российского. М., 1989. Кн. 2. Т. 4. Стб. 184; Соловьёв С.М. История России с древнейших времен. Соч. Кн. 2. Т. 4. С. 404.
28 Борисов Н.С. Русская церковь в политической борьбе XIV—XV вв. М., 1988. С. 143—144.
29
30 ПСРЛ. T. 5, 23, 27.
31 Там же. T. 6, 8, 12, 20, 25-27.
32 Еще более интересно свидетельство Львовской летописи. Оно звучит так: «...совет сотворите изгонити великого князя, а самому (Дмитрию Шемяке. — С. М.) сести на великом княжении; а с ними коромолил с Москвы Иван Старков. И послаша на дороги переимати, ком едут к Москве, да гостей Троицких чернецов повеле имати, а кои от града от Москвы едет, а тех пускати. Се все творяху, дабы не было вести про них великому князю». (ПСРЛ. Т. 20. Пол. 1. С. 259.) Как видим, здесь Троицкие чернецы упомянуты в качестве сторонников Василия II, которые хотели предупредить его об опасности.
33 Шахматов А.А. Общерусские летописные своды XIV—XV веков. С. 90—176; Лурье Я. С. К проблеме свода 1448 года // ТОДРЛ. Л., 1969 Т. 24.; Лурье Я.С. Общерусские летопи¬си... С. 168.
34 Центральный государственный архив древних актов (ЦГАДА). Ф. 135. Рубр. 2. № 3.
35 Словарь книжников и книжности Древней Руси. Ч. 2. С. 58.
36 ПСРЛ. Т. 5. С. 269.
37 Там же. Т. 5.
38 Там же. Т. 4.4. 1. Вып. 2. С. 443.
39 Словарь книжников и книжности Древней Руси.
40 См.: Лурье Я.С. Общерусские летописи... С. 170; ПСРЛ. Т. 5. С. 3—4. См. также: Клосс Б.М. Список Царского Софийской I летописи и его отношение к Воскресенской летописи // Летописи и Хроники. 1984. С. 37.
41 ПСРЛ. Т. 25. С. 195; Т. 27. С. 110.
42 См.: Шахматов А.А. Ермолинская летопись и Ростовский владычный свод. С. 12—14.
43 ПСРЛ. Т. 23. С. 152.
44 См.: Лурье Я.С. Общерусские летописи... С. 207.
45 Там же. С. 202.
46 ПСРЛ. Т. 23. С. 153.
47 Там же. Т. 25. С. 268; Т. 27. С. 113.
48 См.: Насонов А.Н. История русского летописания XI—XVIII вв. С. 250—251; Приселков М.Д. История Русского летописания. С. 173—176; Лурье Я.С. Общерусские летописи... С. 200.
49 См.: Черепнин Л.В. Образование Русского централизованного государства... С. 793.
50 ПСРЛ. Т. 5. С. 268; Греков И.Б. Очерки по истории международных отношений Восточной Европы XIV-XVI вв. М., 1963. С. 133-134; НПЛ. С. 426; ПСРЛ. Т. 27. С. 119. У А.А. Зимина дана ошибочная дата — на Дмитриев день (26 октября), на деле в большинстве летописей этой датой обозначается прибытие Василия II в Переяславль (Зимин А.А. Витязь на распутье. С. 108).
51 ПСРЛ. Т. 27. С. 109; Черепнин Л.В. Образование Русского централизованного государства... С. 770. ГВНП. № 70. С. 115-116.
52 ПСРЛ. Т. 27. С. 110-111; Т. 5. С. 268.
53 Там же. С. 110.
54 Лурье Я.С. Русские современники Возрождения. М., 1987. С. 17.
55 Черепнин Л.В. Образование Русского централизованного государства... С. 794.
56 ПСРЛ. Т. 5. С. 167.
57 Там же. T. 27. С. 272, 346; T. 23. С. 151.
58 Там же. T. 25. С. 269.
59 Там же. С. 270.
60 См.: Черепнин Л.В. Русские феодальные архивы XIV—XV вв. М. ; Л., 1948—1951. Т. 1. С. 130—133; Т. 2. С. 141—143; Зимин А.А. Витязь на распутье. С. 95; Акты социально-экономической истории Северо-Восточной Руси конца XIV — начала XVI в. М., 1951 — 1959. (Далее — АСЭИ.) Т. 1. № 171. С. 124—125; Черепнин Л.В. Образование Русского централизованного государства... С. 787—788.
61 См.: Кучкин В. А, Флоря Б.Н. О докончании Дмитрия Шемяки с Нижегородско-Суздальскими князьями // Актовое источниковедение. М., 1979. С. 216.
62 ДДГ. №40. С. 120.
63 См.: Кучкин В.А., Флоря Б.Н. О докончании Дмитрия Шемяки... С. 218.
64 См., напр.: Черепнин Л.В. Русские феодальные архивы... Т. 1. С. 131.
65 АСЭИ. Т. 1. № 121. С. 156-158.
66 ПСРЛ. Т. 25. С. 266; Т. 26. С. 202; Т. 23. С. 152.
67 АСЭИ. Т. 1. Комментарий. С. 604.
68 См.: Строев П.М. Списки иерархов и настоятелей монастырей Российской церкви. СПб., 1872. С. 138.
69 АСЭИ. Т. 1. № 180. С. 130.
70 Там же. С. 130. Примечание.
71 См.: Строев П.М. Списки иерархов и настоятелей монастырей Российской церкви. С. 138.
72 Там же.
<< Назад Вперёд>>
