Д. Законодательство
Общий ход истории источников права в Московском государстве хотя и ведет к окончательному торжеству закона над обычным правом, но указывает, что самое законодательство старается лишь узаконить обычай. Установление произвольных норм начинается лишь с конца XVII в. Поэтому мы вправе назвать московский период временем равновесия закона и обычая.
1) Жалованные и Уставные грамоты (XIV–XV вв.)
В Московском государстве уже с XIV в. нет никаких следов действия Русской Правды (кроме одной – ст. 55 Судебника 1497 г.). Напротив, несомненно, что византийские источники получают все большую применимость, благодаря возрастающему влиянию духовенства и расширению его имуществ, но в светских судах они не могли иметь применения. Известны были в Москве и местные кодексы – Новгородский и Псковский, но, конечно, не имели силы закона. Итак, почти вся юридическая жизнь народа предоставлялась в продолжение двух столетий действию обычного права и частной воле князей, не выраженной в письменной форме закона. Единственными письменными формами закона того времени были: а) Жалованные; б) Уставные грамоты.
а) Жалованные грамоты суть привилегии, или частные законы (privalex). Начало их относится еще к 1-му периоду; сверх того, их особенности проникают отчасти в княжеские «уставы» того времени. Но вполне плодородная почва для развития этой формы закона явилась лишь в Московском государстве, когда власть сосредоточена была в лице великого князя, который стал единственным источником правовых норм. Число жалованных грамот того времени весьма велико и виды их разнообразны; уже Горбунов при своем исследовании: «Льготные грамоты, жалованные монастырям и церквам» (Арх. ист. и практ. сведений, 1860, I, V и VI), имел перед собой до 230 изданных таких грамот; ныне число изданных еще увеличилось, и большая масса остается неизданной (г. Мейчик в своей работе: «Грамоты XIV и XV вв. Моск. арх. Минист. юст.». М., 1883, – указывает около 110 грамот того времени). Большая часть их дается монастырям и другим церковным учреждениям, меньшая – светским лицам. По источнику пожалования, грамоты должны быть разделены на исходящие от великого князя и исходящие от церковных властей и князей служилых; но последние могут быть включены в число законодательных актов лишь тогда, когда пожалование укреплено государственной властью. – Что касается до предметов пожалования, то под названием «Жалованных грамот» разумеется три рода совершенно различных актов правительственной деятельности: это грамоты: 1) Жалованные в тесном смысле, т. е. дарственные акты на имущества от государства частным лицам; они содержат в себе пожалование недвижимых имуществ, угодьев и промыслов, или укрепляют сделки на недвижимые имущества между частными лицами, равно между этими последними и князем. Такой вид грамот, как заключающий в себе совершенно частную норму, не имеет никакого значения в истории источников права, если только пожалование не соединяется со льготами, причем этот вид грамот сливается в следующем. – 2) Льготные (иммунитеты), т. е. содержащие в себе освобождение грамотчика от общих тягостей суда и дани; в них получивший пожалование освобождается от суда местных властей (с подчинением суду князя), а лица, живущие в его имении, или вполне подчиняются суду своего землевладельца, или только частью (последнее гораздо чаще; обыкновенно владельцу вручается суд, кроме душегубства, разбоя и татьбы с поличным). То же и относительно дани и повинностей в пользу местных властей и пошлин при проезде и перевозке товаров. По этому последнему признаку грамоты этого рода именуются обельными. Грамоты, содержащие полное освобождение, именуются тарханами. Обе льготы (от суда и дани) могут быть даны раздельно, но большей частью соединяются вместе в одном пожаловании. Заключая в себе изъятия из общих норм, жалованные грамоты уясняют нам эти общие нормы лишь отрицательно, т. е. общим правом должно быть признано то, от чего освобождается грамотчик. Иммунитеты или привилегии занимают весьма важное место в истории общих источников права новоевропейских народов: при огромном количестве пожалований, частный закон может обратиться в общий, исключение – в общее правило; таким образом права лиц всего высшего класса общества (который один и пользовался всеми гражданскими правами) обращаются из частных привилегий в общесословное право, а затем в общий закон. В Московском государстве этого не случилось, во-первых, вследствие того, что привилегии не были столь многочисленны и обыкновенны (как, например, в Польше); во-вторых, потому, что содержание привилегий не было однообразно и одинаково полно и, наконец, в-третьих, твердость привилегий (сохранение их в потомстве) ничем не гарантировалась, хотя иногда в грамоте обозначается, что привилегия дается без отнятия: при пожаловании частным лицам иногда не указывается, что в привилегии участвуют и наследники получившего пожалование; каждый новый князь мог взять пожалование назад. Отсюда, при перемене лица князя и при вступлении в наследство получившего пожалование, каждый раз обращаются с просьбой о подтверждении грамоты. То же было сначала и в иммунитетах Западной Европы, а также в Польше и Литве, но там вскоре подобное подтверждение обратилось в обязанность нового государя. У нас уже Иоанн IV уничтожил тарханы в принципе (см. выше), а потому из грамотчиков не успело выработаться привилегированное сословие, а из жалованных грамот – общий закон. 3) Третий вид актов, именуемых Жалованными грамотами, может быть назван грамотами охранительными (иногда называют их заповедными или указными): это акты, утверждающие общую законодательную норму в применении к частному случаю и лицу. Общие нормы не установляются этими грамотами, а лишь подтверждаются и санкционируются угрозами наказаний за их нарушение; самые же нормы предполагаются уже существующими или в силу обычного права, или в силу пожалования; например, каждому гражданину принадлежит право иска и назначения срока явки к суду против разбойников, воров и грабителей, но это право специально утверждается особой грамотой за известным лицом; всякий может защищать свой лес от сторонних порубок, свой пруд – от чужой ловли, но все эти права могут быть укреплены и укрепляются за некоторыми частными лицами. Обычное право требовало отказывать крестьян от другого владельца в один срок в году и разумеется не иначе, как при полном удовлетворении прежнего владельца, – но Белозерский князь укрепляет это именно за Кирилловым монастырем. – Как акты, не усыновляющие норму, а охраняющие ее, грамоты этого рода мы могли бы относить не к законам, а (выражаясь нынешним термином) к распоряжениям, если бы нормы права были тогда в точности определены и известны; они иногда избирают для укрепления одну из колеблющихся норм (например, отказы крестьян совершались уже не в один Юрьев день; леса и воды могли быть и предметом частного владения и общего пользования, пока не становились заповедными). Подобное же значение для источников права имеют и судебные приговоры князей (правые грамоты), как укрепляющие по частному случаю общую норму; в Московском государстве (XIV и XV вв.) и законодательная и судебная власть сливалась в одном лице великого князя. Самый важный вид подобных «заповедей» относится к воспрещению беззаконных деяний и превышения власти со стороны наместников и их людей. Защита государства от этих последних, обращенная ко всему населению провинции, составляет главное содержание другого рода грамот – Уставных.
б) Уставными грамотами называются акты, определяющие местное управление той или другой области. К эпохе XIV и XV вв. относится лишь один вид их, именно грамоты наместничьего управления; прочие, т. е. губные грамоты и уставные земские, относятся уже к эпохе Судебников (но по тесной связи предмета мы рассмотрим их тут же). Уставными наместничьими грамотами определяются отношения наместника или волостеля к жителям уезда или волости, управляемых ими (древнейшие и важнейшие грамоты этого рода, именно – Двинскую 1397 г. и Белозерскую 1488 г. см. в нашей Хрестоматии, вып. I и II; полный указатель их см. в исследовании проф. Загоскина: «Уставные грамоты XIV и XV вв.». Вып. 1 и 2). Уставная грамота не есть наказ, определяющий обязанности правителя, а пожалование прав населению провинции однажды навсегда: «Великий князь Василий Дмитриевич пожаловал… бояр своих Двинских… и всех своих черных людей Двинские земли». В них безграничная государственная власть, представителем которой является наместник, приводится в определенные границы, именно определяется не то, что должен делать наместник, а то, чего он не должен делать. – Однако, Уставная грамота отнюдь не есть привилегия: в ней содержатся не исключения из общих норм, а местное применение их: это есть закон местный (но не частный). Существенное содержание наместничьих грамот совершенно одинаково: в них определяется корм наместника, судебные пошлины и уголовные штрафы в пользу наместника, пошлины за вызов к суду и от ареста обвиняемого в пользу слуг наместника (его дворян); торговые и свадебные пошлины; далее определяется отношение судебной власти наместника к суду центральному, никто не может вызвать провинциала в Москву помимо местного правителя, но на неправый суд и беззаконные действия самого наместника жители имеют право жалобы великому князю; потом определяется состав лиц наместничьего управления (тиунов, праветчиков и доводчиков, назначаемых самим наместником), с целью оградить население от излишних поборов и издержек на них. Далее, воспрещаются незаконные действия со стороны слуг наместника (очевидно, те, которые были особенно обычны: например, вторжение незваными на пиры и братчины). Наконец, в Уставных грамотах содержатся иногда немногочисленные нормы материального уголовного права, но лишь по связи их с правами наместника на уголовный суд и пошлины. – Сравнивая Уставные грамоты Московского государства с Земскими грамотами Литовско-русского, находим, что последние несравненно богаче содержанием, именно в них определяются все отношения подданных к государственной власти, а не отношения их лишь к местным правителям. Другое важное отличие Уставных грамот Московского государства от Земских грамот литовских заключается в том, что первые, кроме одной Двинской 1397 г., все обращены лишь к тяглым – податным классам; литовские – преимущественно к высшим классам общества. Тем не менее, как в Литве, так и в Москве из местных уставных грамот выработался потом общий закон, именно в Москве Судебник 1497 г.
а) Губные грамоты. С тех пор, как правительство обратилось к устройству самоуправления в провинциях, появился и новый род уставных грамот. Грамоты, которыми установляются губные учреждения (см. выше с. 237), именуются губными. Они начинаются с 30-х годов XVI в. и продолжаются потом до конца XVII в. (несмотря на существовавший уже общий закон – Уставную книгу разбойного приказа). Губные грамоты, хотя и даются по просьбе самого населения, но менее имеют характер пожалования, ибо ими возлагается на население обязанность ловить и карать разбойников. Важное отличие губных грамот от уставных заключается в том, что губные обращены ко всему населению (со включением служилых классов). Содержание губных грамот, кроме учредительной части, где определяется избрание, состав и обязанности губных властей, – касается (более, чем в уставных грамотах) материального уголовного права. Общие черты их содержания составили потом общий уголовный закон.
б) Уставные земские грамоты суть грамоты, определяющие местное земское самоуправление, как оно установлено реформами Грозного. Они начинаются с 1552 г. и продолжаются до 2-й четверти XVII в. (важнейшие из них: Важская грамота 1552 г. и Двинская 1556 г.). Хотя грамоты этого рода имеют более широкие задачи, чем губные (так как земское самоуправление гораздо шире губного), но значение тех и других среди источников права одинаково. Вообще земские грамоты поглощают в себе и отчасти перерабатывают содержание как уставных наместничьих, так и губных грамот, касаясь финансового, полицейского, уголовного и отчасти гражданского права с точки зрения ведомства, компетенции земских учреждений. Все три рода уставных грамот имеют специальный учредительный характер. Вне этой черты большей частью случайных постановлений и некоторых других, вся область права подлежала еще действию обычаев. Впрочем, бедность норм, содержащихся в губных и земских грамотах, изъясняется уже отчасти существованием в то время общего кодекса в форме Судебников.
а) Жалованные грамоты суть привилегии, или частные законы (privalex). Начало их относится еще к 1-му периоду; сверх того, их особенности проникают отчасти в княжеские «уставы» того времени. Но вполне плодородная почва для развития этой формы закона явилась лишь в Московском государстве, когда власть сосредоточена была в лице великого князя, который стал единственным источником правовых норм. Число жалованных грамот того времени весьма велико и виды их разнообразны; уже Горбунов при своем исследовании: «Льготные грамоты, жалованные монастырям и церквам» (Арх. ист. и практ. сведений, 1860, I, V и VI), имел перед собой до 230 изданных таких грамот; ныне число изданных еще увеличилось, и большая масса остается неизданной (г. Мейчик в своей работе: «Грамоты XIV и XV вв. Моск. арх. Минист. юст.». М., 1883, – указывает около 110 грамот того времени). Большая часть их дается монастырям и другим церковным учреждениям, меньшая – светским лицам. По источнику пожалования, грамоты должны быть разделены на исходящие от великого князя и исходящие от церковных властей и князей служилых; но последние могут быть включены в число законодательных актов лишь тогда, когда пожалование укреплено государственной властью. – Что касается до предметов пожалования, то под названием «Жалованных грамот» разумеется три рода совершенно различных актов правительственной деятельности: это грамоты: 1) Жалованные в тесном смысле, т. е. дарственные акты на имущества от государства частным лицам; они содержат в себе пожалование недвижимых имуществ, угодьев и промыслов, или укрепляют сделки на недвижимые имущества между частными лицами, равно между этими последними и князем. Такой вид грамот, как заключающий в себе совершенно частную норму, не имеет никакого значения в истории источников права, если только пожалование не соединяется со льготами, причем этот вид грамот сливается в следующем. – 2) Льготные (иммунитеты), т. е. содержащие в себе освобождение грамотчика от общих тягостей суда и дани; в них получивший пожалование освобождается от суда местных властей (с подчинением суду князя), а лица, живущие в его имении, или вполне подчиняются суду своего землевладельца, или только частью (последнее гораздо чаще; обыкновенно владельцу вручается суд, кроме душегубства, разбоя и татьбы с поличным). То же и относительно дани и повинностей в пользу местных властей и пошлин при проезде и перевозке товаров. По этому последнему признаку грамоты этого рода именуются обельными. Грамоты, содержащие полное освобождение, именуются тарханами. Обе льготы (от суда и дани) могут быть даны раздельно, но большей частью соединяются вместе в одном пожаловании. Заключая в себе изъятия из общих норм, жалованные грамоты уясняют нам эти общие нормы лишь отрицательно, т. е. общим правом должно быть признано то, от чего освобождается грамотчик. Иммунитеты или привилегии занимают весьма важное место в истории общих источников права новоевропейских народов: при огромном количестве пожалований, частный закон может обратиться в общий, исключение – в общее правило; таким образом права лиц всего высшего класса общества (который один и пользовался всеми гражданскими правами) обращаются из частных привилегий в общесословное право, а затем в общий закон. В Московском государстве этого не случилось, во-первых, вследствие того, что привилегии не были столь многочисленны и обыкновенны (как, например, в Польше); во-вторых, потому, что содержание привилегий не было однообразно и одинаково полно и, наконец, в-третьих, твердость привилегий (сохранение их в потомстве) ничем не гарантировалась, хотя иногда в грамоте обозначается, что привилегия дается без отнятия: при пожаловании частным лицам иногда не указывается, что в привилегии участвуют и наследники получившего пожалование; каждый новый князь мог взять пожалование назад. Отсюда, при перемене лица князя и при вступлении в наследство получившего пожалование, каждый раз обращаются с просьбой о подтверждении грамоты. То же было сначала и в иммунитетах Западной Европы, а также в Польше и Литве, но там вскоре подобное подтверждение обратилось в обязанность нового государя. У нас уже Иоанн IV уничтожил тарханы в принципе (см. выше), а потому из грамотчиков не успело выработаться привилегированное сословие, а из жалованных грамот – общий закон. 3) Третий вид актов, именуемых Жалованными грамотами, может быть назван грамотами охранительными (иногда называют их заповедными или указными): это акты, утверждающие общую законодательную норму в применении к частному случаю и лицу. Общие нормы не установляются этими грамотами, а лишь подтверждаются и санкционируются угрозами наказаний за их нарушение; самые же нормы предполагаются уже существующими или в силу обычного права, или в силу пожалования; например, каждому гражданину принадлежит право иска и назначения срока явки к суду против разбойников, воров и грабителей, но это право специально утверждается особой грамотой за известным лицом; всякий может защищать свой лес от сторонних порубок, свой пруд – от чужой ловли, но все эти права могут быть укреплены и укрепляются за некоторыми частными лицами. Обычное право требовало отказывать крестьян от другого владельца в один срок в году и разумеется не иначе, как при полном удовлетворении прежнего владельца, – но Белозерский князь укрепляет это именно за Кирилловым монастырем. – Как акты, не усыновляющие норму, а охраняющие ее, грамоты этого рода мы могли бы относить не к законам, а (выражаясь нынешним термином) к распоряжениям, если бы нормы права были тогда в точности определены и известны; они иногда избирают для укрепления одну из колеблющихся норм (например, отказы крестьян совершались уже не в один Юрьев день; леса и воды могли быть и предметом частного владения и общего пользования, пока не становились заповедными). Подобное же значение для источников права имеют и судебные приговоры князей (правые грамоты), как укрепляющие по частному случаю общую норму; в Московском государстве (XIV и XV вв.) и законодательная и судебная власть сливалась в одном лице великого князя. Самый важный вид подобных «заповедей» относится к воспрещению беззаконных деяний и превышения власти со стороны наместников и их людей. Защита государства от этих последних, обращенная ко всему населению провинции, составляет главное содержание другого рода грамот – Уставных.
б) Уставными грамотами называются акты, определяющие местное управление той или другой области. К эпохе XIV и XV вв. относится лишь один вид их, именно грамоты наместничьего управления; прочие, т. е. губные грамоты и уставные земские, относятся уже к эпохе Судебников (но по тесной связи предмета мы рассмотрим их тут же). Уставными наместничьими грамотами определяются отношения наместника или волостеля к жителям уезда или волости, управляемых ими (древнейшие и важнейшие грамоты этого рода, именно – Двинскую 1397 г. и Белозерскую 1488 г. см. в нашей Хрестоматии, вып. I и II; полный указатель их см. в исследовании проф. Загоскина: «Уставные грамоты XIV и XV вв.». Вып. 1 и 2). Уставная грамота не есть наказ, определяющий обязанности правителя, а пожалование прав населению провинции однажды навсегда: «Великий князь Василий Дмитриевич пожаловал… бояр своих Двинских… и всех своих черных людей Двинские земли». В них безграничная государственная власть, представителем которой является наместник, приводится в определенные границы, именно определяется не то, что должен делать наместник, а то, чего он не должен делать. – Однако, Уставная грамота отнюдь не есть привилегия: в ней содержатся не исключения из общих норм, а местное применение их: это есть закон местный (но не частный). Существенное содержание наместничьих грамот совершенно одинаково: в них определяется корм наместника, судебные пошлины и уголовные штрафы в пользу наместника, пошлины за вызов к суду и от ареста обвиняемого в пользу слуг наместника (его дворян); торговые и свадебные пошлины; далее определяется отношение судебной власти наместника к суду центральному, никто не может вызвать провинциала в Москву помимо местного правителя, но на неправый суд и беззаконные действия самого наместника жители имеют право жалобы великому князю; потом определяется состав лиц наместничьего управления (тиунов, праветчиков и доводчиков, назначаемых самим наместником), с целью оградить население от излишних поборов и издержек на них. Далее, воспрещаются незаконные действия со стороны слуг наместника (очевидно, те, которые были особенно обычны: например, вторжение незваными на пиры и братчины). Наконец, в Уставных грамотах содержатся иногда немногочисленные нормы материального уголовного права, но лишь по связи их с правами наместника на уголовный суд и пошлины. – Сравнивая Уставные грамоты Московского государства с Земскими грамотами Литовско-русского, находим, что последние несравненно богаче содержанием, именно в них определяются все отношения подданных к государственной власти, а не отношения их лишь к местным правителям. Другое важное отличие Уставных грамот Московского государства от Земских грамот литовских заключается в том, что первые, кроме одной Двинской 1397 г., все обращены лишь к тяглым – податным классам; литовские – преимущественно к высшим классам общества. Тем не менее, как в Литве, так и в Москве из местных уставных грамот выработался потом общий закон, именно в Москве Судебник 1497 г.
а) Губные грамоты. С тех пор, как правительство обратилось к устройству самоуправления в провинциях, появился и новый род уставных грамот. Грамоты, которыми установляются губные учреждения (см. выше с. 237), именуются губными. Они начинаются с 30-х годов XVI в. и продолжаются потом до конца XVII в. (несмотря на существовавший уже общий закон – Уставную книгу разбойного приказа). Губные грамоты, хотя и даются по просьбе самого населения, но менее имеют характер пожалования, ибо ими возлагается на население обязанность ловить и карать разбойников. Важное отличие губных грамот от уставных заключается в том, что губные обращены ко всему населению (со включением служилых классов). Содержание губных грамот, кроме учредительной части, где определяется избрание, состав и обязанности губных властей, – касается (более, чем в уставных грамотах) материального уголовного права. Общие черты их содержания составили потом общий уголовный закон.
б) Уставные земские грамоты суть грамоты, определяющие местное земское самоуправление, как оно установлено реформами Грозного. Они начинаются с 1552 г. и продолжаются до 2-й четверти XVII в. (важнейшие из них: Важская грамота 1552 г. и Двинская 1556 г.). Хотя грамоты этого рода имеют более широкие задачи, чем губные (так как земское самоуправление гораздо шире губного), но значение тех и других среди источников права одинаково. Вообще земские грамоты поглощают в себе и отчасти перерабатывают содержание как уставных наместничьих, так и губных грамот, касаясь финансового, полицейского, уголовного и отчасти гражданского права с точки зрения ведомства, компетенции земских учреждений. Все три рода уставных грамот имеют специальный учредительный характер. Вне этой черты большей частью случайных постановлений и некоторых других, вся область права подлежала еще действию обычаев. Впрочем, бедность норм, содержащихся в губных и земских грамотах, изъясняется уже отчасти существованием в то время общего кодекса в форме Судебников.
2) Судебники и указные книги (XVI и 1-я половина XVII в.)
Судебник великого князя Иоанна Васильевича 1497 г. Как ни однообразно было содержание уставных грамот в существенных чертах, между ними были существенные различия в подробностях: центральному правительству приходилось каждый раз справляться с этими местными законами. Далее, при многочисленных местных законах, центральное управление и суд не были определены никаким законом. Поэтому, когда в конце XV в. все области Северной Руси собрались вокруг Москвы, то Иоанн III решился объединить местные законы в один общий. Проект такой работы был выполнен дьяком Владимиром Гусевым, а затем получил силу закона в 1497 г. с сентября (тогдашнего нового года), будучи утвержден великим князем с детьми его и боярами. Новый общий закон сам не придал себе никакого названия, но он обыкновенно именуется Судебником по аналогии с Судебником Иоанна IV и по существу своего содержания (этот памятник, после появления царского Судебника, был утрачен, и до XIX столетия о нем знали только по выдержкам, в латинском переводе, которые приложил к своим мемуарам барон Герберштейн; лишь в 1817 г. он был найден и напечатан в 1819 г. Строевым и Калайдовичем). Судебник разделен на статьи, большая часть которых отделена особыми заглавиями, остальные – пунктуацией и совершенно очевидной разницей содержания[76]. Источник, из которого заимствованы постановления в Судебник, составляют уставные грамоты местного управления; это не только основной, но почти единственный источник первой и второй части памятника, с той разницей, что относительно суда центрального заимствуется содержание уставных грамот в выдержках, а относительно провинциального переписывается почти буквально. Но составитель Судебника имел также в руках и Псковскую Судную грамоту, из которой сделал (весьма бедные) заимствования материального гражданского права[77]. При этом московский рецептор приспособлял вечевое законодательство к особенностям низового государства: так, закон о послушестве (ст. 50) получил здесь, несмотря на внешнее сходство, совершенно иной внутренний смысл: послушество уже не зависит от воли послуха; явка на суд обязательна для послуха, как и для простого свидетеля. Затем, московский рецептор сокращал узаконения Пск. Судн. гр., причем иногда извращался их смысл (по ст. 54 всякий наймит, без различия – будет ли то дворный, или для урочного дела, лишается всей заработной платы, если не дослужил срока). Иногда Судебник дополняет пояснениями текста Пск. Судн. гр., совершенно излишними для юридического псковского языка, который был непонятен в Москве (см. ст. 9, где к техническим словам: «живота ни дати» прибавлен плеоназм: «казнити его смертною казнию»). Иногда, напротив, Судебник заимствует буквально из Пск. Судн. гр. постановления, противоречащие другим законам Московского государства, которые внесены в тот же Судебник (см. ст. 9 и 52 о послушестве). Вообще же Судебник гораздо беднее Пск. Судн. гр. по содержанию, юридической концепции и искусству редакции. – Далее, перед московским законодателем была и Русская Правда, но он взял из нее (несомненно) лишь одну статью (55-ю – о займе, т. е. о взыскании с несостоятельного). – Благодаря своему одностороннему содержанию (о судопроизводстве), Судебник почти совсем не мог воспользоваться живым обычным правом, кроме некоторых единичных понятий уголовного права (например, о различии ведомого лихого человека от простого преступника) и немногих понятий гражданского права (ст. 63 – о 3-летней давности; ст. 61 – об ответственности за потраву соседей, обязанных огораживать поля; ст. 57 – 0 переходе крестьян в Юрьев день). Некоторые постановления, несомненно, должны быть приписаны, как новые, Иоанну III: таковы, например, запрещение отказывать в правосудии (ст. 2), законы о взяточничестве и лжесвидетельстве (67) и некоторые другие.
Содержание и система Судебника определяются отчасти его источниками. Его можно разделить на три части: первая (ст. 1-36) о суде центральном (со вставочной частью уголовного содержания); вторая (ст. 37–44) о суде провинциальном (наместничьем); так как содержание этих обеих частей взято из Уставных грамот, то в той и другой части постановления иногда буквально повторяются (ср., например, ст. 8 со ст. 39 о татьбе). Третья часть (ст. 46–66 с добавочными ст. 67–68) содержит в себе главным образом материальное гражданское право (о давности, наследстве, договорах займа и найма, купле-продаже, о переходе крестьян, о холопстве). Из такого состава Судебника само собой ясно, что основное содержание его есть процессуальное право: «уложил великий князь… о суде, как судити бояром и окольничим»; таким образом, первая форма общего закона в Московском государстве далеко не обнимает всех правовых норм, бывших в юридическом обороте, а потому Судебник отнюдь не исключает огромного применения в жизни обычного права.
Судебник царский 1550 г. Такая односторонность и недостаточность 1-го Судебника обнаружилась вскоре по издании его; сын Иоанна III – великий князь Василий – дополнил законы отца; судебник Василия Иоанновича не дошел до нас, но сын Василия – Иоанн IV, создавая новый Судебник, конечно имел перед собой законы отца и включил их в свои. – Судебник царский издан так же, как и 1-й, царем с участием его братьев и бояр. Говоря о земских соборах, мы выразили предположение, что большие реформы 50-х годов XVI в. могли быть вызваны совещаниями с первым земским собором. Хотя в том же 1550 г. Судебник был изготовлен, но на Стоглавом соборе 1551 г. (на котором присутствовали не одни духовные лица, но и «братья великого князя, князи, бояре и воини») царь предложил его на рассмотрение и утверждение: «Прочтите и рассудите, – говорил он, – …аще достойно сие дело, на св. соборе утвердив подписати на Судебники и на уставной грамоте». Подлинник Судебника, подписанный членами собора, должен был храниться «в казне» (где хранились тогда вообще госуд. акты). Итак, Судебник должен был получить свою силу только с 1551 г. С изданием Уложения царя Ал. Мих. и этот Судебник, подобно 1-му, был забыт и утрачен; несколько экземпляров его открыл Татищев; сличив их, он собрал дополнительные статьи, присоединил свои примечания (с учебно-практическим направлением) и в таком виде сдал рукопись в Академию наук; но лишь в 1768 г. появился в печати этот памятник в татищевской обработке. С тех пор Судебник был издаваем несколько раз.
Основным источником для царского Судебника послужил 1-й Судебник, с дополнениями вел. кн. Василия Иоанновича и новыми узаконениями самого Грозного. Из сличения обоих судебников оказывается, однако, что царский Судебник не просто заимствует из 1-го, а перерабатывает заимствуемое двояким образом: а) в Судебнике 1-м нередко постановления не имеют второй существенной части (о последствиях нарушения закона), которая и придается им в Судебнике царском; например, Судебник 1-й (ст.
2) запрещает судьям отказывать в правосудии тем лицам, которые им подсудны; но не полагает никакого наказания за такой отказ; Судебник цар. (ст. 7) прибавляет: «Быти от государя в опале». Судебник 1-й (ст. 1) запрещает судьям брать взятки и решать дела по пристрастию, но не полагает за то никакого наказания; Судебник царский (ст. 3–5) назначает несколько наказаний за разные виды умышленного неправосудия. Вообще 1-й Судебник представляет собой закон в виде lex minus perfecta; Судебник царский – lex perfecta. – б) Судебник царский расчленяет постановления 1-го Судебника, создавая нередко из одной его статьи несколько статей: так, в приведенном сейчас примере умышленное неправосудие может быть совершено по вине боярина (судьи), дьяка или подьячего; оно может быть следствием подкупа судьи, подлога или искажения акта дьяком; все это разделено в царском Судебнике в отдельные статьи. Впрочем, гораздо чаще добавления Судебника царского вмещаются внутрь текста той же статьи, не создавая новых (например, ст. 7-15). – Значительную часть (Уз) Судебника царского составляют новые статьи (всех с статьями разъяснительными – 32), из которых некоторые могли быть составлены при самом издании царского Судебника, но большая часть их должна быть отнесена на счет утраченного Судебника Василия Иоанновича и вообще указов, дополнявших 1-й Судебник от 1497 г. по 1550 г. Выделить эти две группы новых статей одну от другой довольно трудно, лишь до некоторой степени можно исполнить эту задачу, приписав самому Грозному те статьи, в которых заметно направление к сокращению произвола бояр и к усилению самоуправления низших классов. Можно указать следующие цельные группы новых постановлений: 1) ст. 20–26, 28–30 (о некоторых формах обвинительного процесса и о бесчестье); 2) ст. 64, 63, 68–71 и 73 (о наместничьем суде); 3) ст. 77–82, 85 (о холопстве, кабале и о праве родового выкупа); 4) ст. 97–98 (о силе действия и порядке составления законов). Иоанну IV можно приписать постановления об уничтожении тарханных грамот (ст. 43), дополнительные постановления об участии старост и целовальников в наместничьем суде (ст. 62, 68, 69, 70).
Сила действия закона и отношение его к обычному праву в эпоху Судебников. Вообще же из сравнения содержания двух Судебников оказывается, что закон в пространство времени, разделяющее их, сделал весьма незначительные успехи, охватив собой немного новых норм; и царский Судебник есть памятник преимущественно процессуального права; почти все право гражданское стояло еще вне сферы определений закона. – Несмотря на такую бедность юридического содержания, Судебник царский объявил закон всеобъемлющим и единственным источником права: «Вперед всякие дела судити по сему Судебнику» (ст. 97), если же возникнут дела о предметах, не предусмотренных Судебником, то они должны решаться не по обычному праву, а должны быть представляемы для разрешения законодательной власти, которая, по этим поводам, дает новые законы (ст. 98). Едва ли такая идеальная всеобъемлющая сила закона тотчас же осуществилась в практике: многие дела и после могли быть разрешаемы по установившимся обычаям судьями, не восходя к законодателю. – В тех же статьях царского Судебника содержатся определения о способах составления закона: инициатива закона (кроме непосредственной инициативы законодательной власти, что само собой разумелось) могла исходить от подчиненных властей, представляющих к разрешению новые вопросы, возникающие на практике. Самое творчество закона принадлежит царю и Боярской думе в возможно полном составе ее («всех бояр приговору»). Действие закона начинается с момента его издания («с которого дни уложил»), что, впрочем, на практике должно было сводиться к тому моменту, когда закон сделался известным для подданных. О публикации закона Судебники молчат; они предписывают чрезвычайные меры публикации лишь для одного постановления, вошедшего в них, именно о воспрещении брать посулы и лжесвидетельствовать («велети прокликати по торгам на Москве и во всех городех…»); особые меры публикации (кроме обыкновенной рассылки списков закона в присутственные места) едва ли и нужны были для такого закона, который содержал в себе процессуальные нормы и обращен был к судьям и правителям, а не к населению. Закон не имеет обратного действия: «…которые дела преж сего Судебника вершены… быти тем делом всем… как прежде сего вершены…» (ст. 97, ср. ст. 78). – Общий закон действует на пространстве всего государства (ср. ст. 99 царского Судебника) в противоположность прежним местным законам[78].
Стоглав. Под именем Стоглава разумеются постановления церковно-государственного собора 1551 г. (разделенные искусственно на 100 глав по подражанию Судебнику царскому, имеющему 100 статей). Посредством этого собора царь думал произвести такие же реформы в церковном управлении, какие он в то же время проводил в государстве; вопросы для обсуждения (письменные) предложил собору царь. Постановление Стоглава и его судьба имеют двоякое значение для истории светских источников права: во-первых, в нем содержится много определений, прямо касающихся светского права: семейного права (о браке – гл. 18–24), гражданского (о церковных вотчинах – гл. 75, где собор старается защитить церковь от начинающихся попыток секуляризации церковных имуществ, о договоре займа в отношении к церковным учреждениям – гл. 76), уголовного (о лжеприсяге – гл. 37–38; о некоторых преступлениях против веры и церкви – гл. 92–94) и, наконец, государственного права (о святительском суде – гл. 53–69, где церковь старается утвердить неприкосновенность церковного суда и вводит в организацию его участие выборного элемента духовного и земского). Второе значение Стоглава касается самой судьбы закона и отношения его к обычному праву; побуждением к законодательству служит рознь обычаев, совершенно нетерпимая в сфере церковной жизни; царь заявляет, что «обычаи в прежние времена… поисшаталися… предания законы порушены, или ослабно дело и небрегомо». Закон, напротив, стремится установить вечно однообразные нормы: собор исполнил свою задачу, но впоследствии оказалось, что он узаконил некоторые такие обычаи, которые противны учению или практике древней церкви и за которые потом держались и держатся наши раскольники. Поэтому собор 1667 г. совершенно отменил все постановления Стоглава. К этому подало повод и то, что собор 1551 г. не выразил своих постановлений в твердой общей письменной форме[79] (после в провинции посылаемы были «наказы» от митрополита о соборных решениях с произвольной группировкой и формой их; см. «Наказные списки соборного уложения 1551 г.», изд. Ил. Беляевым. М., 1863), а потому списки соборых определений изменялись и искажались в народе (Стоглав издан Казанской академиею в 1862 г. и в Петербурге 1863 г.). Подтверждение некоторых постановлений Стоглава государственным законом было дано одною из первых дополнительных статей к Судебнику (см. Ук. кн. ведом, каз., ст. II).
Указные книги приказов. Дальнейшее уяснение способов возникновения закона и его свойств дается Указными книгами приказов. Способ образования их таков: недостаточность постановлений царского Судебника, предвиденная им самим, восполнялась от 1550 г. по 1649 г. отдельными указами, которые должны были приписываться к Судебнику. Запросы о законе (инициатива) исходили от приказов (каждого по своему ведомству), причем или представлялось для разрешения самое дело, вызвавшее запрос (судебно-законодательная инициатива), или, по мере накопления таких вопросов, из них составлялись и представлялись списки (независимо от дел), так называемые «статейные списки» законодательных вопросов (собственно – законодательная инициатива). Такие списки подготовлялись преимущественно в челобитенном приказе, куда стекались разнообразные дела по всем ведомствам, а потому челобитенный приказ обратился в подготовительное законодательное учреждение и в общее хранилище законов, куда обращались прочие приказы, желая осведомиться, нет ли уже указа по вопросу, который приказу казался новым. Подобную же роль играл иногда и разряд (см. ниже об Уставн. кн. разбойн. прик.). Впрочем, и другие приказы не лишились права непосредственного представления законодательных вопросов. Выше была указана инициатива законов со стороны членов земских соборов. Допускалась также частная инициатива граждан и целых классов общества (см. Ук. кн. земск. прик., ст. XXXI). По разрешении вопроса законодательной властью, новый закон обращаем был в тот приказ, откуда вышел запрос. Закон мог быть дан словесно (см. Ук. кн. ведом, казн., ст. XI), мог быть выражен не в догматической, а в диалогической форме (см. Там же, ст. VIII); самому приказу предоставлялось уже привести его в письменную догматическую форму. Однородные указы могли быть даны в разные времена; сам приказ сводил их вместе и нередко из двух создавал одну статью (см. Ук. кн. ведомств, казнач., ст. XVI) и подписывал (см. Там же, ст. V, 17 и 18) ее к тому экземпляру Судебника, который был у него. Таким образом, в каждом ведомстве собирались указы одинакового содержания и вместе с царским Судебником составляли, так сказать, специальные уложения. – Лишь в редких случаях, а именно указы общего содержания, рассылались по всем приказам (см. Ук. кн. вед. казн., ст. VII); в обыкновенном же порядке закон, обращенный в подлежащий приказ, не подлежал дальнейшей публикации. Результатом этого была: а) возможность утраты закона (пожар 1626 г. истребил все узаконения о поместьях и вотчинах в поместном приказе); б) повторение закона, ибо один приказ мог не знать, что требуемый закон уже дан и находится в Указной книге другого приказа; отсюда в) справки о законе между приказами.
Число и содержание Указных книг. Изложенным путем образовались следующие специальные уложения: 1) Указная книга судных дел (или ведомства казначеев, как названа она в нашем издании, так как указы, содержащиеся в ней, обращены к казначеям, ведавшим суд гражданский при Грозном; Указные книги судных приказов или утрачены, или не изданы еще); указы ее относятся ко времени Иоанна IV (1550–1582 гг.), за исключением одного (1588 г.); содержание ее составляют нормы обвинительного процесса, обязательственного и отчасти вотчинного права. 2) Указная книга приказа холопьего суда (1597–1620 гг.), в ней законы о холопстве и прикреплении крестьян. – 3) Указная книга земского приказа (1622–1648 гг.) – сборник узаконений, относящихся к управлению городом Москвой (о тяглых городских имуществах, о формах обвинительного процесса и полицейские постановления по городу Москве, важнейшие из статей: X, XIII и XXXI). – 4) Указная книга поместного приказа, собранная после пожара 1626 г. из отрывков уцелевших дел в самом поместном приказе (1587–1624 гг.), из сообщений («памятей») из других приказов о законах, подведенных в решениях дел, производившихся в этих приказах (1611–1625 гг.), и, наконец, из новых узаконений после пожара (1629–1651 гг.). Без сомнения, много узаконений о поместьях и вотчинах до 1626 г. совершенно исчезло. – 5) Уставная книга разбойного приказа составляет исключение из прочих: в основании ее лежит не Судебник, а особое уголовное уложение, созданное Иоанном IV около 1555 г.; затем в смутную эпоху деятельность разбойного приказа и движение уголовного законодательства вовсе прекратились, а потому в 1617 г. составлена новая Уставная книга в разряде дьяком Трет. Корсаковым и подьячим Никитой Постниковым из прежней Уставной книги и дополнительных узаконений к ней времен царей Феодора Иоанновича и Бориса Годунова. Затем к ней присоединены новые законодательные вопросы без ответов (ответы были получены уже в Уложении царя Алексея Михайловича). Наконец, с 20-х годов XVI в. (1624–1631 гг.) приписаны новые уголовные законы по запросам приказа.
Практическая рецепция чужого права в эпоху Судебников и Указных книг. Изложенное движение законодательства не вполне удовлетворяло потребностям в законе. Приказные дельцы, лишенные живой связи с народным сознанием обычного права, не могли обращаться к этому последнему и потому принуждены были создать сами для себя субсидиарные источники права из постановлений Литовского статута (3-й ред.). К этому открыт путь постоянным сближением с Литовским государством в начале XVII в. Из статута делались выписки (из разделов X, XI и XIII) дьяками, переводились (весьма неискусно) на московское наречие, расчленялись на статьи, приписывались в Указные книги (именно Устав, кн. разбойного приказа) и, несомненно, применялись к практике. Впоследствии все они, в более искусной редакции, вошли в Уложение царя Алексея Михайловича (см. прибавления к Уставной книге разбойничьего приказа в нашем издании Указных книг – Хрест. по ист. рус. пр. Вып. III).
Содержание и система Судебника определяются отчасти его источниками. Его можно разделить на три части: первая (ст. 1-36) о суде центральном (со вставочной частью уголовного содержания); вторая (ст. 37–44) о суде провинциальном (наместничьем); так как содержание этих обеих частей взято из Уставных грамот, то в той и другой части постановления иногда буквально повторяются (ср., например, ст. 8 со ст. 39 о татьбе). Третья часть (ст. 46–66 с добавочными ст. 67–68) содержит в себе главным образом материальное гражданское право (о давности, наследстве, договорах займа и найма, купле-продаже, о переходе крестьян, о холопстве). Из такого состава Судебника само собой ясно, что основное содержание его есть процессуальное право: «уложил великий князь… о суде, как судити бояром и окольничим»; таким образом, первая форма общего закона в Московском государстве далеко не обнимает всех правовых норм, бывших в юридическом обороте, а потому Судебник отнюдь не исключает огромного применения в жизни обычного права.
Судебник царский 1550 г. Такая односторонность и недостаточность 1-го Судебника обнаружилась вскоре по издании его; сын Иоанна III – великий князь Василий – дополнил законы отца; судебник Василия Иоанновича не дошел до нас, но сын Василия – Иоанн IV, создавая новый Судебник, конечно имел перед собой законы отца и включил их в свои. – Судебник царский издан так же, как и 1-й, царем с участием его братьев и бояр. Говоря о земских соборах, мы выразили предположение, что большие реформы 50-х годов XVI в. могли быть вызваны совещаниями с первым земским собором. Хотя в том же 1550 г. Судебник был изготовлен, но на Стоглавом соборе 1551 г. (на котором присутствовали не одни духовные лица, но и «братья великого князя, князи, бояре и воини») царь предложил его на рассмотрение и утверждение: «Прочтите и рассудите, – говорил он, – …аще достойно сие дело, на св. соборе утвердив подписати на Судебники и на уставной грамоте». Подлинник Судебника, подписанный членами собора, должен был храниться «в казне» (где хранились тогда вообще госуд. акты). Итак, Судебник должен был получить свою силу только с 1551 г. С изданием Уложения царя Ал. Мих. и этот Судебник, подобно 1-му, был забыт и утрачен; несколько экземпляров его открыл Татищев; сличив их, он собрал дополнительные статьи, присоединил свои примечания (с учебно-практическим направлением) и в таком виде сдал рукопись в Академию наук; но лишь в 1768 г. появился в печати этот памятник в татищевской обработке. С тех пор Судебник был издаваем несколько раз.
Основным источником для царского Судебника послужил 1-й Судебник, с дополнениями вел. кн. Василия Иоанновича и новыми узаконениями самого Грозного. Из сличения обоих судебников оказывается, однако, что царский Судебник не просто заимствует из 1-го, а перерабатывает заимствуемое двояким образом: а) в Судебнике 1-м нередко постановления не имеют второй существенной части (о последствиях нарушения закона), которая и придается им в Судебнике царском; например, Судебник 1-й (ст.
2) запрещает судьям отказывать в правосудии тем лицам, которые им подсудны; но не полагает никакого наказания за такой отказ; Судебник цар. (ст. 7) прибавляет: «Быти от государя в опале». Судебник 1-й (ст. 1) запрещает судьям брать взятки и решать дела по пристрастию, но не полагает за то никакого наказания; Судебник царский (ст. 3–5) назначает несколько наказаний за разные виды умышленного неправосудия. Вообще 1-й Судебник представляет собой закон в виде lex minus perfecta; Судебник царский – lex perfecta. – б) Судебник царский расчленяет постановления 1-го Судебника, создавая нередко из одной его статьи несколько статей: так, в приведенном сейчас примере умышленное неправосудие может быть совершено по вине боярина (судьи), дьяка или подьячего; оно может быть следствием подкупа судьи, подлога или искажения акта дьяком; все это разделено в царском Судебнике в отдельные статьи. Впрочем, гораздо чаще добавления Судебника царского вмещаются внутрь текста той же статьи, не создавая новых (например, ст. 7-15). – Значительную часть (Уз) Судебника царского составляют новые статьи (всех с статьями разъяснительными – 32), из которых некоторые могли быть составлены при самом издании царского Судебника, но большая часть их должна быть отнесена на счет утраченного Судебника Василия Иоанновича и вообще указов, дополнявших 1-й Судебник от 1497 г. по 1550 г. Выделить эти две группы новых статей одну от другой довольно трудно, лишь до некоторой степени можно исполнить эту задачу, приписав самому Грозному те статьи, в которых заметно направление к сокращению произвола бояр и к усилению самоуправления низших классов. Можно указать следующие цельные группы новых постановлений: 1) ст. 20–26, 28–30 (о некоторых формах обвинительного процесса и о бесчестье); 2) ст. 64, 63, 68–71 и 73 (о наместничьем суде); 3) ст. 77–82, 85 (о холопстве, кабале и о праве родового выкупа); 4) ст. 97–98 (о силе действия и порядке составления законов). Иоанну IV можно приписать постановления об уничтожении тарханных грамот (ст. 43), дополнительные постановления об участии старост и целовальников в наместничьем суде (ст. 62, 68, 69, 70).
Сила действия закона и отношение его к обычному праву в эпоху Судебников. Вообще же из сравнения содержания двух Судебников оказывается, что закон в пространство времени, разделяющее их, сделал весьма незначительные успехи, охватив собой немного новых норм; и царский Судебник есть памятник преимущественно процессуального права; почти все право гражданское стояло еще вне сферы определений закона. – Несмотря на такую бедность юридического содержания, Судебник царский объявил закон всеобъемлющим и единственным источником права: «Вперед всякие дела судити по сему Судебнику» (ст. 97), если же возникнут дела о предметах, не предусмотренных Судебником, то они должны решаться не по обычному праву, а должны быть представляемы для разрешения законодательной власти, которая, по этим поводам, дает новые законы (ст. 98). Едва ли такая идеальная всеобъемлющая сила закона тотчас же осуществилась в практике: многие дела и после могли быть разрешаемы по установившимся обычаям судьями, не восходя к законодателю. – В тех же статьях царского Судебника содержатся определения о способах составления закона: инициатива закона (кроме непосредственной инициативы законодательной власти, что само собой разумелось) могла исходить от подчиненных властей, представляющих к разрешению новые вопросы, возникающие на практике. Самое творчество закона принадлежит царю и Боярской думе в возможно полном составе ее («всех бояр приговору»). Действие закона начинается с момента его издания («с которого дни уложил»), что, впрочем, на практике должно было сводиться к тому моменту, когда закон сделался известным для подданных. О публикации закона Судебники молчат; они предписывают чрезвычайные меры публикации лишь для одного постановления, вошедшего в них, именно о воспрещении брать посулы и лжесвидетельствовать («велети прокликати по торгам на Москве и во всех городех…»); особые меры публикации (кроме обыкновенной рассылки списков закона в присутственные места) едва ли и нужны были для такого закона, который содержал в себе процессуальные нормы и обращен был к судьям и правителям, а не к населению. Закон не имеет обратного действия: «…которые дела преж сего Судебника вершены… быти тем делом всем… как прежде сего вершены…» (ст. 97, ср. ст. 78). – Общий закон действует на пространстве всего государства (ср. ст. 99 царского Судебника) в противоположность прежним местным законам[78].
Стоглав. Под именем Стоглава разумеются постановления церковно-государственного собора 1551 г. (разделенные искусственно на 100 глав по подражанию Судебнику царскому, имеющему 100 статей). Посредством этого собора царь думал произвести такие же реформы в церковном управлении, какие он в то же время проводил в государстве; вопросы для обсуждения (письменные) предложил собору царь. Постановление Стоглава и его судьба имеют двоякое значение для истории светских источников права: во-первых, в нем содержится много определений, прямо касающихся светского права: семейного права (о браке – гл. 18–24), гражданского (о церковных вотчинах – гл. 75, где собор старается защитить церковь от начинающихся попыток секуляризации церковных имуществ, о договоре займа в отношении к церковным учреждениям – гл. 76), уголовного (о лжеприсяге – гл. 37–38; о некоторых преступлениях против веры и церкви – гл. 92–94) и, наконец, государственного права (о святительском суде – гл. 53–69, где церковь старается утвердить неприкосновенность церковного суда и вводит в организацию его участие выборного элемента духовного и земского). Второе значение Стоглава касается самой судьбы закона и отношения его к обычному праву; побуждением к законодательству служит рознь обычаев, совершенно нетерпимая в сфере церковной жизни; царь заявляет, что «обычаи в прежние времена… поисшаталися… предания законы порушены, или ослабно дело и небрегомо». Закон, напротив, стремится установить вечно однообразные нормы: собор исполнил свою задачу, но впоследствии оказалось, что он узаконил некоторые такие обычаи, которые противны учению или практике древней церкви и за которые потом держались и держатся наши раскольники. Поэтому собор 1667 г. совершенно отменил все постановления Стоглава. К этому подало повод и то, что собор 1551 г. не выразил своих постановлений в твердой общей письменной форме[79] (после в провинции посылаемы были «наказы» от митрополита о соборных решениях с произвольной группировкой и формой их; см. «Наказные списки соборного уложения 1551 г.», изд. Ил. Беляевым. М., 1863), а потому списки соборых определений изменялись и искажались в народе (Стоглав издан Казанской академиею в 1862 г. и в Петербурге 1863 г.). Подтверждение некоторых постановлений Стоглава государственным законом было дано одною из первых дополнительных статей к Судебнику (см. Ук. кн. ведом, каз., ст. II).
Указные книги приказов. Дальнейшее уяснение способов возникновения закона и его свойств дается Указными книгами приказов. Способ образования их таков: недостаточность постановлений царского Судебника, предвиденная им самим, восполнялась от 1550 г. по 1649 г. отдельными указами, которые должны были приписываться к Судебнику. Запросы о законе (инициатива) исходили от приказов (каждого по своему ведомству), причем или представлялось для разрешения самое дело, вызвавшее запрос (судебно-законодательная инициатива), или, по мере накопления таких вопросов, из них составлялись и представлялись списки (независимо от дел), так называемые «статейные списки» законодательных вопросов (собственно – законодательная инициатива). Такие списки подготовлялись преимущественно в челобитенном приказе, куда стекались разнообразные дела по всем ведомствам, а потому челобитенный приказ обратился в подготовительное законодательное учреждение и в общее хранилище законов, куда обращались прочие приказы, желая осведомиться, нет ли уже указа по вопросу, который приказу казался новым. Подобную же роль играл иногда и разряд (см. ниже об Уставн. кн. разбойн. прик.). Впрочем, и другие приказы не лишились права непосредственного представления законодательных вопросов. Выше была указана инициатива законов со стороны членов земских соборов. Допускалась также частная инициатива граждан и целых классов общества (см. Ук. кн. земск. прик., ст. XXXI). По разрешении вопроса законодательной властью, новый закон обращаем был в тот приказ, откуда вышел запрос. Закон мог быть дан словесно (см. Ук. кн. ведом, казн., ст. XI), мог быть выражен не в догматической, а в диалогической форме (см. Там же, ст. VIII); самому приказу предоставлялось уже привести его в письменную догматическую форму. Однородные указы могли быть даны в разные времена; сам приказ сводил их вместе и нередко из двух создавал одну статью (см. Ук. кн. ведомств, казнач., ст. XVI) и подписывал (см. Там же, ст. V, 17 и 18) ее к тому экземпляру Судебника, который был у него. Таким образом, в каждом ведомстве собирались указы одинакового содержания и вместе с царским Судебником составляли, так сказать, специальные уложения. – Лишь в редких случаях, а именно указы общего содержания, рассылались по всем приказам (см. Ук. кн. вед. казн., ст. VII); в обыкновенном же порядке закон, обращенный в подлежащий приказ, не подлежал дальнейшей публикации. Результатом этого была: а) возможность утраты закона (пожар 1626 г. истребил все узаконения о поместьях и вотчинах в поместном приказе); б) повторение закона, ибо один приказ мог не знать, что требуемый закон уже дан и находится в Указной книге другого приказа; отсюда в) справки о законе между приказами.
Число и содержание Указных книг. Изложенным путем образовались следующие специальные уложения: 1) Указная книга судных дел (или ведомства казначеев, как названа она в нашем издании, так как указы, содержащиеся в ней, обращены к казначеям, ведавшим суд гражданский при Грозном; Указные книги судных приказов или утрачены, или не изданы еще); указы ее относятся ко времени Иоанна IV (1550–1582 гг.), за исключением одного (1588 г.); содержание ее составляют нормы обвинительного процесса, обязательственного и отчасти вотчинного права. 2) Указная книга приказа холопьего суда (1597–1620 гг.), в ней законы о холопстве и прикреплении крестьян. – 3) Указная книга земского приказа (1622–1648 гг.) – сборник узаконений, относящихся к управлению городом Москвой (о тяглых городских имуществах, о формах обвинительного процесса и полицейские постановления по городу Москве, важнейшие из статей: X, XIII и XXXI). – 4) Указная книга поместного приказа, собранная после пожара 1626 г. из отрывков уцелевших дел в самом поместном приказе (1587–1624 гг.), из сообщений («памятей») из других приказов о законах, подведенных в решениях дел, производившихся в этих приказах (1611–1625 гг.), и, наконец, из новых узаконений после пожара (1629–1651 гг.). Без сомнения, много узаконений о поместьях и вотчинах до 1626 г. совершенно исчезло. – 5) Уставная книга разбойного приказа составляет исключение из прочих: в основании ее лежит не Судебник, а особое уголовное уложение, созданное Иоанном IV около 1555 г.; затем в смутную эпоху деятельность разбойного приказа и движение уголовного законодательства вовсе прекратились, а потому в 1617 г. составлена новая Уставная книга в разряде дьяком Трет. Корсаковым и подьячим Никитой Постниковым из прежней Уставной книги и дополнительных узаконений к ней времен царей Феодора Иоанновича и Бориса Годунова. Затем к ней присоединены новые законодательные вопросы без ответов (ответы были получены уже в Уложении царя Алексея Михайловича). Наконец, с 20-х годов XVI в. (1624–1631 гг.) приписаны новые уголовные законы по запросам приказа.
Практическая рецепция чужого права в эпоху Судебников и Указных книг. Изложенное движение законодательства не вполне удовлетворяло потребностям в законе. Приказные дельцы, лишенные живой связи с народным сознанием обычного права, не могли обращаться к этому последнему и потому принуждены были создать сами для себя субсидиарные источники права из постановлений Литовского статута (3-й ред.). К этому открыт путь постоянным сближением с Литовским государством в начале XVII в. Из статута делались выписки (из разделов X, XI и XIII) дьяками, переводились (весьма неискусно) на московское наречие, расчленялись на статьи, приписывались в Указные книги (именно Устав, кн. разбойного приказа) и, несомненно, применялись к практике. Впоследствии все они, в более искусной редакции, вошли в Уложение царя Алексея Михайловича (см. прибавления к Уставной книге разбойничьего приказа в нашем издании Указных книг – Хрест. по ист. рус. пр. Вып. III).
3) Уложение царя Алексея Михайловича и новоуказные статьи
При изложенном выше характере движения законодательства после Судебника царского (т. е. при разнообразии и малоизвестности законов и при полной отмене норм обычного права), право сделалось трудно распознаваемым, что открыло дорогу для правителей и судей к произволу и притеснениям управляемых. В начале царствования Алексея Михайловича начались бунты в Москве, Пскове, Новгороде и других городах, вызванные, между прочим, указанными обстоятельствами. Это побудило приступить к новой полной кодификации.
История составления Уложения. 16 июля 1648 г. царь и дума вместе с собором духовенства решили согласить между собой все источники действовавшего права и, дополнив их новыми постановлениями, свести в один кодекс. Проект кодекса тогда же поручено составить комиссии из бояр: кн. Н.И.Одоевского, кн. Сем. В.Прозоровского, окольничего кн. Ф.Ф.Волконского и дьяков Гавр. Леонтьева и Фед. Грибоедова (последние были образованнейшими людьми своего века). Тогда же решено было собрать, для рассмотрения и утверждения этого проекта, земский собор к 1 сентября. Активное участие собора в деле составления и утверждения Уложения не подлежит сомнению (см. выше с. 222 и 223). В частности, например, 30 октября 1648 г. от дворян и посадских была представлена челобитная об уничтожении частных боярских и церковных слобод и пашней вокруг города Москвы и других городов, а также о возвращении городам перешедших к тем же боярам и монастырям тяглых городских имуществ внутри городов; предложение выборных принято и вошло в гл. XIX Уложения. Около того же времени «выборные от всея земли» просили о возвращении назад в казну и о раздаче служилым лицам церковных имуществ, неправильно приобретенных церковью после 1580 г., когда всякое новое приобретение было уже ей воспрещено; закон в этом смысле введен в гл. XVII Уложения (ст. 42). Точно так же светские выборные, не находя управы на обиды со стороны духовенства, просили подчинить иски на него государ. учреждениям; в удовлетворение этого ходатайства возникла XIII гл. Уложения (о монастырском приказе). Но главная роль собора состояла в утверждении всего Уложения. Обсуждение Уложения закончено в следующем 1649 г. Подлинный свиток Уложений, отысканный по приказанию императрицы Екатерины II Миллером, хранится ныне в Москве. Уложение есть первый из русских законов, напечатанный тотчас по утверждении его. Оно печатано было в первый раз от 7 апреля по 20 мая 1649 г.; а затем, когда все экземпляры быстро разошлись, то в том же 1649 г. Уложение напечатано во 2-й раз с 26 августа по 21 декабря (с некоторыми изменениями и поправками в редакции статей). Когда было сделано 3-е издание Уложения при Алексее Михайловиче, неизвестно. С тех пор печатание законов входит необходимым условием в состав публикации законов.
Источники Уложения отчасти указаны были законодателем при назначении редакционной комиссии, отчасти взяты самими редакторами. Это: 1) Судебник царский и Указные книги приказов; первый составляет один из источников гл. X Уложения – «О суде», которая, сверх того, по всей вероятности, черпала из Указных книг приказов судных (ныне утраченных). Указные книги послужили источниками каждая соответствующей главе Уложения[80]. 2) Источники Уложения греко-римские взяты из кормчей, а именно из эклоги, прохирона, новелл Юстиниана и правил Василия В.; из них более обильным источником был прохирон (для гл. X, XVII и XXII Уложения); новеллы послужили источником гл. 1 Уложения («О богохульниках»). Вообще же заимствования из кормчей немногочисленны и фрагментарны и иногда противоречат постановлениям, взятым из туземных источников о том же самом предмете и включенным в то же Уложение (ср. гл. XIV ст. 10 Уложения с гл. XI ст. 27). Многие черты жестокости уголовного права проникли в Уложение из кормчей[81]. – 3) Обильнейшим источником Уложения был Литовский статут 3-й редакции (1588 г.)[82] Заимствования из статута отмечены (но далеко не все) на подлинном свитке Уложения. Путь для заимствований был облегчен тем, что уже раньше (как сказано) приказные дьяки брали и переводили из статута некоторые пригодные артикулы. Способ заимствования разнообразен: иногда заимствуется содержание статута буквально, иногда берется только система и порядок предметов, иногда заимствуется только предмет закона, а решение дается свое; большей частью Уложение дробит один артикул на несколько статей. Заимствования из статута иногда вводят Уложение в погрешности против системы и даже разума узаконений. Но вообще статут, как памятник также русского права, весьма сходный с Русской Правдой, может быть признан почти туземным источником Уложения (см. наше исследование: «Уложение и Литовский статут» в сб. гос. знаний. Т. IV. 1877). – Несмотря на такое множество заимствований из чужих источников, Уложение не есть компиляция иноземного права, а кодекс вполне национальный, переработавший чужой материал по духу старомосковского права, чем он совершенно отличается от переводных законов XVIII в. – 4) Что касается до новых статей в Уложении, то их, вероятно, немного (некоторые из них указаны выше, как составленные по просьбам земского собора); надо думать, что комиссия (до собора) сама не сочиняла новых узаконений (кроме заимствований).
Содержание и система Уложения. Уложение состоит из XXV глав, весьма неравных, разделенных (в совокупности) на 967 статей. Система (впрочем, довольно беспорядочная), усвоенная Уложением, в 1-й части кодекса копирует систему статута. Все главы Уложения могут быть разделены на пять групп: 1) гл. I–IX составляют тогдашнее государственное право, здесь ограждается богопочтение (I), личность государя (II) и честь государева двора (III), воспрещается подделка государственных актов (IV), монеты и драгоценных вещей (V), что включено сюда потому, что подделку монеты статут считал преступлением против величества; здесь же паспортный устав (VI) и устав военной службы и вместе специальное военно-уголовное уложение (VII), законы о выкупе пленных (VIII) и, наконец, о мытах и путях сообщения (IX). – 2) Главы X–XV содержат устав судоустройства и судопроизводства; здесь (X) изложено и обязательственное право. – 3) Гл. XVI–XX – вещное право: вотчинное, поместное, тяглое (XIX) и право на холопов (XX). – 4) Главы XXI–XXII составляют уголовное уложение (1-я из Уставной книги разбойного приказа, 2-я – из Литовского статута), хотя и во все прочие части Уложения вторгается уголовное право по частям. – 5) Главы XXIII–XXV составляют добавочную часть (первые две о стрельцах и казаках, последняя – устав питейный: «О кормчах»).
Форма постановлений Уложения отличается ясностью и определенностью, за что так хвалила этот кодекс Екатерина Великая. Этим Уложение обязано своему конкретному приему выражения (но не «казуистическому», как говорят нередко).
Значение уложения. Несмотря на чужие источники и на новые статьи свои, Уложение есть не более, как итог ко всему предшествующему законодательству Московского государства, свод его.
Новоуказные статьи. Как ни казалось Уложение полным, как ни старалось оно воплотить в себе все правовые нормы, но опыт тотчас показал, что оно (как и вообще какой бы то ни был кодекс) не может ни обнять всю сумму действующих норм, ни остановить дальнейшее развитие юридической жизни народа. В самом деле, в Уложении вовсе нет многих главных частей права (например, так называемых законов основных, законов о государственных учреждениях как центральных, так и местных; нет семейного права, общего наследственного права и др.). Во 2-й половине XVII в. возникают, во-первых, законы, дополняющие и изменяющие Уложение (Новоуказные статьи в точном смысле); во-вторых, законы новые – уставы уже с реформаторским направлением.
а) Новоуказными статьями в обширном смысле называются все законы, изданные после Уложения; но в тесном смысле этим названием обозначаются законы, касающиеся предметов, уже вошедших в Уложение, но дополняющие и изменяющие постановления о них этого кодекса. Таковы: 1) Новоуказные статьи о разбойных и убийственных делах 1669 г. (П.С.З., № 441) – уголовный кодекс, превышающий своей полнотой уголовную часть Уложения и существенно дополняющий его; в нем уголовный закон, хотя постоянно обращается к греко-римским источникам, но значительно смягчает ту строгость кар, которая в Уложении навеяна была кормчей и статутом; 2) Новоуказные статьи о поместьях 1676 г. (П. С. 3., № 633) и Новоуказные статьи о поместьях и вотчинах 1677 г. (П. С. 3., № 700) показывают, что не всегда законодательство неуклонно идет к усовершенствованию: первый из упомянутых законов во многом без нужды отменяет постановления Уложения, 2-й – большей частью восстанавливает вотчинное право Уложения; 3) Писцовый наказ 1684 г. (П. С. 3., № 1074) и 4) Новоуказные статьи о чернослободских и беломестцовых дворах 1686 г. (П. С. 3., № 1157) дополняют вотчинное право Уложения. Первый составлен на основании прежних наказов.
б) Уставы представляют новую форму закона преимущественно учредительного характера; они служат уже предвестием петровских регламентов. Уставом именуется законодательный акт, установляющий что-либо новое, по теоретическому усмотрению законодателя. Дух реформы начинает веять уже вскоре по издании Уложения; таковы уставы финансовые: Уставная грамота 1654 г. (П. С. 3., № 122), в которой законодатель заявляет, что он действует «на лучшее преуспевающе, якоже Богу угодно и нам», и старается искоренить «злодейство превзошедшее в обычай»; самая форма этого закона имеет характер церковного поучения. Новоторговый устав 1677 г. (П. С. 3., № 408), хотя издан «по всенародному слезному челобитию», но заключает в себе совершенную реформу торгового права и управления торговым классом (который превращается в сословие) по примеру «всех государств окрестных», именно по системе меркантилизма. Но вполне реформаторский дух и формы принимает наше законодательство со времени царствования Феодора Алексеевича: в 1682 г. задуман закон о призрении «по новым еуропским обычаям». – С того времени (в периоде империи) закон идет впереди права, создает его, а не следует за ним, фиксируя его, как было в целый московский период.
История составления Уложения. 16 июля 1648 г. царь и дума вместе с собором духовенства решили согласить между собой все источники действовавшего права и, дополнив их новыми постановлениями, свести в один кодекс. Проект кодекса тогда же поручено составить комиссии из бояр: кн. Н.И.Одоевского, кн. Сем. В.Прозоровского, окольничего кн. Ф.Ф.Волконского и дьяков Гавр. Леонтьева и Фед. Грибоедова (последние были образованнейшими людьми своего века). Тогда же решено было собрать, для рассмотрения и утверждения этого проекта, земский собор к 1 сентября. Активное участие собора в деле составления и утверждения Уложения не подлежит сомнению (см. выше с. 222 и 223). В частности, например, 30 октября 1648 г. от дворян и посадских была представлена челобитная об уничтожении частных боярских и церковных слобод и пашней вокруг города Москвы и других городов, а также о возвращении городам перешедших к тем же боярам и монастырям тяглых городских имуществ внутри городов; предложение выборных принято и вошло в гл. XIX Уложения. Около того же времени «выборные от всея земли» просили о возвращении назад в казну и о раздаче служилым лицам церковных имуществ, неправильно приобретенных церковью после 1580 г., когда всякое новое приобретение было уже ей воспрещено; закон в этом смысле введен в гл. XVII Уложения (ст. 42). Точно так же светские выборные, не находя управы на обиды со стороны духовенства, просили подчинить иски на него государ. учреждениям; в удовлетворение этого ходатайства возникла XIII гл. Уложения (о монастырском приказе). Но главная роль собора состояла в утверждении всего Уложения. Обсуждение Уложения закончено в следующем 1649 г. Подлинный свиток Уложений, отысканный по приказанию императрицы Екатерины II Миллером, хранится ныне в Москве. Уложение есть первый из русских законов, напечатанный тотчас по утверждении его. Оно печатано было в первый раз от 7 апреля по 20 мая 1649 г.; а затем, когда все экземпляры быстро разошлись, то в том же 1649 г. Уложение напечатано во 2-й раз с 26 августа по 21 декабря (с некоторыми изменениями и поправками в редакции статей). Когда было сделано 3-е издание Уложения при Алексее Михайловиче, неизвестно. С тех пор печатание законов входит необходимым условием в состав публикации законов.
Источники Уложения отчасти указаны были законодателем при назначении редакционной комиссии, отчасти взяты самими редакторами. Это: 1) Судебник царский и Указные книги приказов; первый составляет один из источников гл. X Уложения – «О суде», которая, сверх того, по всей вероятности, черпала из Указных книг приказов судных (ныне утраченных). Указные книги послужили источниками каждая соответствующей главе Уложения[80]. 2) Источники Уложения греко-римские взяты из кормчей, а именно из эклоги, прохирона, новелл Юстиниана и правил Василия В.; из них более обильным источником был прохирон (для гл. X, XVII и XXII Уложения); новеллы послужили источником гл. 1 Уложения («О богохульниках»). Вообще же заимствования из кормчей немногочисленны и фрагментарны и иногда противоречат постановлениям, взятым из туземных источников о том же самом предмете и включенным в то же Уложение (ср. гл. XIV ст. 10 Уложения с гл. XI ст. 27). Многие черты жестокости уголовного права проникли в Уложение из кормчей[81]. – 3) Обильнейшим источником Уложения был Литовский статут 3-й редакции (1588 г.)[82] Заимствования из статута отмечены (но далеко не все) на подлинном свитке Уложения. Путь для заимствований был облегчен тем, что уже раньше (как сказано) приказные дьяки брали и переводили из статута некоторые пригодные артикулы. Способ заимствования разнообразен: иногда заимствуется содержание статута буквально, иногда берется только система и порядок предметов, иногда заимствуется только предмет закона, а решение дается свое; большей частью Уложение дробит один артикул на несколько статей. Заимствования из статута иногда вводят Уложение в погрешности против системы и даже разума узаконений. Но вообще статут, как памятник также русского права, весьма сходный с Русской Правдой, может быть признан почти туземным источником Уложения (см. наше исследование: «Уложение и Литовский статут» в сб. гос. знаний. Т. IV. 1877). – Несмотря на такое множество заимствований из чужих источников, Уложение не есть компиляция иноземного права, а кодекс вполне национальный, переработавший чужой материал по духу старомосковского права, чем он совершенно отличается от переводных законов XVIII в. – 4) Что касается до новых статей в Уложении, то их, вероятно, немного (некоторые из них указаны выше, как составленные по просьбам земского собора); надо думать, что комиссия (до собора) сама не сочиняла новых узаконений (кроме заимствований).
Содержание и система Уложения. Уложение состоит из XXV глав, весьма неравных, разделенных (в совокупности) на 967 статей. Система (впрочем, довольно беспорядочная), усвоенная Уложением, в 1-й части кодекса копирует систему статута. Все главы Уложения могут быть разделены на пять групп: 1) гл. I–IX составляют тогдашнее государственное право, здесь ограждается богопочтение (I), личность государя (II) и честь государева двора (III), воспрещается подделка государственных актов (IV), монеты и драгоценных вещей (V), что включено сюда потому, что подделку монеты статут считал преступлением против величества; здесь же паспортный устав (VI) и устав военной службы и вместе специальное военно-уголовное уложение (VII), законы о выкупе пленных (VIII) и, наконец, о мытах и путях сообщения (IX). – 2) Главы X–XV содержат устав судоустройства и судопроизводства; здесь (X) изложено и обязательственное право. – 3) Гл. XVI–XX – вещное право: вотчинное, поместное, тяглое (XIX) и право на холопов (XX). – 4) Главы XXI–XXII составляют уголовное уложение (1-я из Уставной книги разбойного приказа, 2-я – из Литовского статута), хотя и во все прочие части Уложения вторгается уголовное право по частям. – 5) Главы XXIII–XXV составляют добавочную часть (первые две о стрельцах и казаках, последняя – устав питейный: «О кормчах»).
Форма постановлений Уложения отличается ясностью и определенностью, за что так хвалила этот кодекс Екатерина Великая. Этим Уложение обязано своему конкретному приему выражения (но не «казуистическому», как говорят нередко).
Значение уложения. Несмотря на чужие источники и на новые статьи свои, Уложение есть не более, как итог ко всему предшествующему законодательству Московского государства, свод его.
Новоуказные статьи. Как ни казалось Уложение полным, как ни старалось оно воплотить в себе все правовые нормы, но опыт тотчас показал, что оно (как и вообще какой бы то ни был кодекс) не может ни обнять всю сумму действующих норм, ни остановить дальнейшее развитие юридической жизни народа. В самом деле, в Уложении вовсе нет многих главных частей права (например, так называемых законов основных, законов о государственных учреждениях как центральных, так и местных; нет семейного права, общего наследственного права и др.). Во 2-й половине XVII в. возникают, во-первых, законы, дополняющие и изменяющие Уложение (Новоуказные статьи в точном смысле); во-вторых, законы новые – уставы уже с реформаторским направлением.
а) Новоуказными статьями в обширном смысле называются все законы, изданные после Уложения; но в тесном смысле этим названием обозначаются законы, касающиеся предметов, уже вошедших в Уложение, но дополняющие и изменяющие постановления о них этого кодекса. Таковы: 1) Новоуказные статьи о разбойных и убийственных делах 1669 г. (П.С.З., № 441) – уголовный кодекс, превышающий своей полнотой уголовную часть Уложения и существенно дополняющий его; в нем уголовный закон, хотя постоянно обращается к греко-римским источникам, но значительно смягчает ту строгость кар, которая в Уложении навеяна была кормчей и статутом; 2) Новоуказные статьи о поместьях 1676 г. (П. С. 3., № 633) и Новоуказные статьи о поместьях и вотчинах 1677 г. (П. С. 3., № 700) показывают, что не всегда законодательство неуклонно идет к усовершенствованию: первый из упомянутых законов во многом без нужды отменяет постановления Уложения, 2-й – большей частью восстанавливает вотчинное право Уложения; 3) Писцовый наказ 1684 г. (П. С. 3., № 1074) и 4) Новоуказные статьи о чернослободских и беломестцовых дворах 1686 г. (П. С. 3., № 1157) дополняют вотчинное право Уложения. Первый составлен на основании прежних наказов.
б) Уставы представляют новую форму закона преимущественно учредительного характера; они служат уже предвестием петровских регламентов. Уставом именуется законодательный акт, установляющий что-либо новое, по теоретическому усмотрению законодателя. Дух реформы начинает веять уже вскоре по издании Уложения; таковы уставы финансовые: Уставная грамота 1654 г. (П. С. 3., № 122), в которой законодатель заявляет, что он действует «на лучшее преуспевающе, якоже Богу угодно и нам», и старается искоренить «злодейство превзошедшее в обычай»; самая форма этого закона имеет характер церковного поучения. Новоторговый устав 1677 г. (П. С. 3., № 408), хотя издан «по всенародному слезному челобитию», но заключает в себе совершенную реформу торгового права и управления торговым классом (который превращается в сословие) по примеру «всех государств окрестных», именно по системе меркантилизма. Но вполне реформаторский дух и формы принимает наше законодательство со времени царствования Феодора Алексеевича: в 1682 г. задуман закон о призрении «по новым еуропским обычаям». – С того времени (в периоде империи) закон идет впереди права, создает его, а не следует за ним, фиксируя его, как было в целый московский период.
<< Назад Вперёд>>
