Обзор истории русского права

   Из многочисленных наших разногласий с проф. Сергеевичем проф. Дьяконов соглашается с нами в одном лишь предмете (взгляде на Боярскую думу, как учреждение); мы разногласим с В. И. Сергеевичем и по вопросу о вече и притом в пунктах весьма немаловажных, как, например, в самом понятии о вече: было ли оно собранием граждан старшего города или жителей всей волости? Всякое ли собрание, наименованное в летописях вечем, есть та политическая власть, о которой говорят те же летописи (и мы за ними)? Были ли периодические (срочные) собрания для решения текущих дел? Проф. Дьяконов обходит молчанием все эти предметы разногласий: полагать надо, что он молча соглашается с проф. Сергеевичем, не взвешивая вовсе наших аргументов. Он выбрал для своей оценки лишь один предмет разногласий, и выбор его нельзя назвать весьма удачным, именно: на с. 56–57 прежнего (т. е. 3-го изд.) мы устанавливаем (в примечании) истинное значение «веча», как власти политической, отличая его от других понятий, которые иногда выражаются тем же термином, и заключаем так: «Этими замечаниями о слове “вече” отнюдь не предрешается вопрос о различии законных и незаконных народных собраний. Мы полагаем, что наши летописные факты не дают нам оснований устанавливать такое различие». Яснее выразиться трудно. Между тем проф. Дьяконов пишет следующее о нашем взгляде: «Попытка разграничить нормальные вечевые собрания от ненормальных поставила автора (т. е. меня) в весьма трудное положение: ему пришлось сделать такие уступки, после которых настаивать на том разграничении совершенно невозможно». Как объяснить такой оборот, мы не знаем. Где были выражены наши попытки и уступки? Итак, проф. Дьяконов выбрал для полемики такой пункт наших разногласий (мнимый) с проф. Сергеевичем, в котором мы никогда не спорили. Что же могло подать повод проф. Дьяконову впасть в такое недоразумение? Вероятно, совершенно другая наша мысль, которой мы держались и теперь держимся, а именно: внешняя форма вечевых собраний постепенно упорядочивалась; утвердился обычай собираться на одном определенном месте; определился способ созыва колоколом; самый колокол («вечный») был специально для того назначен и сделался символом народной свободы; на местах собрания установилась даже канцелярия веча и завелось письменное делопроизводство; обычаем определилось лицо, председательствующее на вече. Не сомневаемся, что все это давно известно проф. Дьяконову из Новгородских летописей и др. памятников. Мы лишь решились предположить (и даже подтвердить), что нечто подобное совершалось и в других землях, например, в Киеве. Едва ли кто-либо будет спорить, что и в Киеве обычно собирались на Софийской площади и Ярославовом дворе и лишь по исключению в других местах. Мы пытались даже объяснить эти самые исключения. Почему бы народ, привыкший собираться у св. Софии или у княжеского терема, ни с того ни с сего сбежался на торговище – на Подоле? Думаем, что произошло что-нибудь необычайное, ненормальное. И действительно, в 1067 г. произошло нечто весьма ненормальное: народ окончательно разошелся со своим князем и его боярами; князь не находит возможным продолжать борьбу с половцами, а народ рвется в битву и требует оружия. Странно было бы при таких условиях собираться чинно к княжескому дворцу и здесь творить спокойно свое совещание, результат которого – изгнание князя, творить его на глазах князя и его бояр! Народ сбегается, где ему удобнее, где больше всего бывает и без того людей – на торгу, поближе к собственным жилищам и подальше от князя. На гору он ломится уже тогда, когда дело решено. Это – несомненно вече, но происходящее при ненормальных условиях и формах. Впоследствии киевляне сами назвали это «злом» (а мы, однако, нигде не называем и этого веча незаконным: как говорить о законности в минуту политических переворотов?). Мы и делаем вывод, что соблюдение форм, установленных обычаем, есть признак спокойного, нормального отправления веча, и наоборот. – Внешние формы веча установлены обычаем; в этом смысле, т. е. в смысле обычных, мы употребляем слово «законность». Но, как бы предчувствуя возможность недоразумений, поспешили в примечании добавить, что нарушение даже установленных обычаем форм само по себе не ведет к признанию веча незаконным (если нет существенных других условий для такого признания; например, собрания шайки ночью по домам и т. п.) и привели примеры других правовых явлений, показывающих это. Но тщетно: это не гарантирует нас от недоразумений – не по нашему адресу.