Северный Кавказ
Осенью 1932 г. в крае, как и на Украине, начался голод. Из 75 районов 48 зерновых района зимой 1932/33 г. голодали. В числе их было 20 районов на Кубани, 14 — на Дону, 13 — в Ставрополье и один — в Адыгейской автономной области. Десятки тысяч крестьян голодающих районов отправлялись в поисках хлеба в другие районы страны. После принятия ЦК ВКП(б) и СНК СССР директивы о запрещении массового выезда крестьян от 22 января 1933 г., Северо-Кавказский крайком партии 25 января по предложению. Б. П. Шеболдаева запретил сельсоветам и другим сельским организациям выдачу разрешений на выезд за пределы края, а также внутри края — в национальные области. Была запрещена продажа билетов на железнодорожном и водном транспорте без удостоверений сельсоветов и командировочных удостоверений, кроме станций крупных городов, где установлен особый контроль за выдачей билетов. В дополнение к действующим на железных дорогах заслонам ГПУ и опергруппам, закрывающим выход за пределы края и внутри края, в национальные области, — увеличивалась численность заслонов и опергрупп для закрытия выходов на Украину, ЦЧО и Нижне-Волжский край. Взято было под контроль органами ГПУ и милиции и местного актива движение по грунтовым путям за пределы селений, граничащих с Украиной, ЦЧО, НВК и Закавказьем.
«Предупредить сельские партийные и советские организации, — говорилось в постановлении, — что всякое ослабление борьбы с бегством будет рассматриваться как прямое содействие срыву мероприятий партии и Советской власти на селе со всеми вытекающими отсюда последствиями»336.
В приложении к постановлению крайкома ВКП(б) определялась дислокация оперативных заслонов и опергрупп по борьбе с бегством на выходах из края в северных районах, внутри края и на выходах из края в Закавказье.
23 февраля 1933 г. крайком партии в одном из документов вынужден был признать факты «прямого голодания» в «отдельных» станицах края, в это время был уже массовый голод — в январе 1933 г. умерло от голода 17693 человека, в феврале — 25 049 человек. В 1932 г. в эти месяцы количество умерших составляло соответственно 8673 и 8140 человек, т. е. в три раза меньше.
Крайком по степени тяжести голода разделил районы на три категории: «особо неблагополучные», «неблагополучные» и «прочие». К первым отнесены 13 районов (10 районов Кубани, 2 — Ставрополья и один — Адыгеи). К неблагополучным — 20 районов, в том числе 6 кубанских, 7 донских, 7 ставропольских. Остальные («прочие») распределялись так: кубанских — 4, донских — 7, ставропольских — 4337.
В то время как крайком признавал «прямое голодание» в отдельных станицах, М. А. Шолохов писал И. В. Сталину: «Вешенский район (на Дону) идет к катастрофе. Скот в ужасном состоянии. Что будет весной — не могу представить даже при наличии своей писательской фантазии... Большое количество людей пухлых. Это в феврале, а что будет в апреле, мае»338.
А в это время Сталин, выступая на Первом всесоюзном съезде колхозников-ударников (19 февраля 1933 г.), говорил, что «главные трудности уже пройдены, а те трудности, которые стоят перед вами, не стоят даже того, чтобы серьезно разговаривать о них... ваши нынешние трудности, товарищи колхозники, кажутся детской игрушкой»339.
И это говорилось тогда, когда многие тысячи колхозников голодали и умирали от голода!
Что касается февральского письма Шолохова Сталину, то 8 марта 1933 г. Политбюро ЦК ВКП(б) командировало М. Ф. Шкирятова в Вешенский район «для обследования причин тех недопустимых перегибов по линии хлебозаготовок, которые были допущены местными работниками и представителями краевых органов»340. Однако перегибы продолжались, а голод обострялся.
Начальник политотдела Ейской МТС в одном из донесений сообщал: «Состояние людей в январе 1933 г. (в момент организации политотделов. — Авт.) было жутким. За январь-апрель по ряду колхозов умерло от 365 до 290 человек. Итого по четырем колхозам — свыше 1000 человек. В Ейукреплении был ряд случаев трупоедства и людоедства своих близких и родных. Трупы разворовывались с кладбища».
Другой начальник политотдела (Черноерковская МТС Славянского района) так характеризовал обстановку в станицах: «поголовное, полное опухание, ежедневные смерти до 150 человек в одной станице и больше»341.
В зоне деятельности Пластуновской МТС весной 1933 г. умерло от голода 1300 человек; в станице Старонижнестеблиевской за три месяца умерло 873 человека; в зоне Должанской МТС в январе-мае 1933 г. — 435 человек; в селении Ново-Золотовское — 140 человек и т. д.342.
Интересные данные о смерти населения в Северо-Кавказском крае привел проф. Е. Н. Осколков на международной научной конференции, посвященной 60-летию голода на Украине343.
Анализ таблицы показывает, что смертность населения Северного Кавказа в первой половине 1933 г. была в пять раз выше, чем в тот же период 1932 г. И даже во второй половине 1933 г., когда голод в крае уже прекратился, а во второй половине 1932 г. голод набирал силу, даже тогда смертность в 1933 г. была в 2,3 раза выше, чем в тот же период 1932 г. Это говорит о том, что последствия голода осени 1932 г. — весны 1933 г. продолжали сказываться и позднее ввиду ослабления организма людей, переживших голод.
Разумеется, эти данные неполные и неточные, что признавал и Е. Н. Осколков. К сожалению, мы не располагаем прямыми сведениями о числе умерших от голода в 1932-1933 гг. на Северном Кавказе. Но и косвенные сведения позволяют сделать вывод о массовой гибели людей. Так, в докладной записке заместителя начальника сектора населения и здравоохранения ЦУНХУ Госплана СССР от 7 июня 1934 г. говорилось, что численность населения на Северном Кавказе по состоянию на 1 января 1933 г. уменьшилась на 1,2 млн человек. Тоже самое (уменьшение на 1,2 млн человек) относилось к Украине. Конечно, нельзя это уменьшение численности населения относить за счет только голода, начавшегося осенью 1932 г., но влияние его несомненно. Также следует учитывать, что пик голода 1932-1933 гг. приходился на зиму-весну 1933 г., когда больше всего и погибло людей.
По информации Секретно-политического отдела ОГПУ от 7 марта 1933 г., «в отдельных населенных пунктах СКК (Северо-Кавказского края. — Авт.) отмечается обострение продзатруднений» — в Курганинском, Армавирском, Ново-Александровском, Лабинском, Невинномысском, Моздокском, Ессентукском, Крымском, Анапском, Ейском, Старо-Минском, Кущевском, Каневском, Краснодарском, Павловском, Кореновском, Майкопском, Вешенском, Калмыцком, Константиновском и Тимашевском. По далеко не полным данным, в этих районах было учтено: опухших от голода 1742 человека, заболевших от голода — 898, умерших от голода— 740 человек, случаев людоедства и трупоедства — 10.
В голодавших населенных пунктах люди употребляли в пищу: мясо павших животных (в том числе сапных лошадей), кошек, собак, крыс и т. п.
В этой информсводке, посланной председателям ОГПУ В.Р.Менжинскому и его заместителям Г. Г. Ягоде, Г. Е. Прокофьеву и Я. С. Агранову, начальник СПО ОГПУ Г. А. Молчанов приводил ряд фактов голодания крестьян. Так, в Ейском районе (станица Ново-Щербиновская) колхозница Голояд, имевшая 500 трудодней, питалась древесными опилками, а единоличник Довженко с семьей в 6 человек питался собачьим мясом и крысами. Все умерли от голода. В станице Колнеболотской (Ново-Покровский район) только за две недели умерло 100 человек. В станице Ново-Щербиновской на кладбище обнаружено 30 трупов, выброшенных ночью и т. д., и т. д.344.
В другом спецсообщении СПО ОГПУ по данным на 26 марта 1933 г. отмечались факты массовой гибели людей, употреблявших протравленное посевное зерно, а также другие не пригодные для пищи продукты. Умирали в большинстве своем мужчины и дети. «Вследствие значительной смертности (Кущевский район, станица Шкуринская. — Лет.) трупы населения выбрасываются на кладбище, во двор, сараи и пр., — говорилось в сводке. — На кладбище скопилось до 100 человеческих трупов, лежащих на поверхности земли. Часть трупов зарыта в землю на глубину до 1 аршина. Умирают в большинстве дети и мужчины. Значительно увеличилось количество опухших от голода, особенно в колхозах, среди них — примерные колхозники», бригадиры, активисты345.
В политдонесении начальника политотдела Ново-Джерелиевской МТС СКК сообщалось (апрель): «Случаи опухания, смерти от голода все увеличиваются. Так, далеко по неполным сведениям, в сельсовете не регистрируют, а прямо возят на кладбище, не закапывая ставят гробы, а то и не вывозят из дома. За январь по ст. Н.-Джерелиевской умерло 18 колхозников, 10 единоличников, февраль — 24 и 10, март — 17 и 50. За один день, 31 марта, вывезено 48 трупов...»346.
Начальник политотдела Водораздельской МТС в апреле 1933 г. докладывал в политсектор крайземуправления о том, что по Султановскому сельсовету в 4-х колхозах («Луч», «Заря», «Гарантия» и «Хлебороб Кавказа») 1337 человек опухших и больных от голода и 279 единоличников. Умерло в марте — начале апреля — 162 человека; в Кианкизском сельсовете — 144, в Казинском — 130 человек347.
Весной 1933 г. М. А. Шолохов пишет очередное письмо Сталину о положении в Вешенском районе Северо-Кавказского края. В письме 4 апреля Шолохов сообщает, что не только в Вешенском, но и в других районах края «умирают от голода колхозники и единоличники, взрослые и дети пухнут и питаются всем, чем не положено человеку питаться, начиная с падали и кончая дубовой корой и всяческими болотными кореньями». В таком положении, по словам писателя, находится до 99% «трудящегося населения» района. Произошло это потому, что урожайность в 1932 г. была определена в полтора раза выше фактической и, исходя из этого, установлен план хлебозаготовок в 53 тыс. тонн, при валовом сборе в 56-57 тыс. Уполномоченный крайкома ВКП(б) Г.Ф.Овчинников дал установку: «Хлеб взять любой ценой! Дров наломать, но хлеб взять!»
И «дрова ломали». В Плешаковском колхозе Вешенского района уполномоченные по хлебозаготовкам широко практиковали «допрос с пристрастием»: колхозников ночью допрашивали с применением пыток, затем надевали на шею веревку и вели к проруби в Дону топить. В другом колхозе (Грачевском) подвешивали колхозниц за шею к потолку, допрашивая, потом, полузадушенных, их вели к реке, избивая по дороге ногами. Колхозников раздевали до белья и босого сажали в амбар при 20-градусном морозе; практиковались массовые избиения колхозников и единоличников. В Ващиевском колхозе колхозницам обливали ноги и подолы керосином, зажигали, а потом тушили, спрашивая: «Скажи, где яма? Опять подожгу!» и т. д., и т. д.
В поисках хлеба разваливали печи в домах, раскрывали крыши, выбрасывали семьи колхозников с детьми на улицу. «Я видел такое, чего нельзя забыть до смерти, — писал Шолохов Сталину, — в хуторе Волоховском Лебяженского колхоза, ночью, на лютом ветру, на морозе, когда даже собаки прячутся от холода, семьи выкинутых из домов жгли костры и клали на оттаявшую от огня землю. Сплошной детский крик стоял над проулками. Да разве же можно так издеваться над людьми?»
Уполномоченный крайкома по хлебозаготовкам в Вешенском и Верхне-Донском районах директор завода «Красный Аксай» В. И. Шарапов, «распекая» секретаря партячейки Малаховского колхоза, заявил: «Детишек ему жалко стало выкидывать на мороз! Расслюнявился! Кулацкая жалость одолела! Пусть как щенки пищат и дохнут, но саботаж мы сломим!».
«Это не отдельные случаи загиба, — писал Шолохов, — это узаконенный в районном масштабе «метод» проведения хлебозаготовок».
О размахе репрессий в Вешенском районе можно судить по приведенным в письме Шолохова таким данным: из 13 813 хозяйств района (52069 человек) во время хлебозаготовок было арестовано 3128 человек, осуждено нарсудами и тройками ОГПУ 2300 человек, из них 52 человека к расстрелу. Исключено из колхоза 1947 хозяйств, оштрафовано (конфисковано продовольствие и скот) 3350 хозяйств, выселено из домов 1090 семей. В результате осуществления репрессий из Вешенского района в 1932-1933 гг. изъято 2 млн 300 тыс. пудов зерна, т. е. практически почти весь валовый сбор 1932 г. Население района было обречено на голодную смерть — из 50 тыс. человек голодало 49 тыс.
«Если все описанное мною заслуживает внимания ЦК, — заканчивал письмо Шолохов, — пошлите в Вешенский район доподлинных коммунистов, у которых хватило бы смелости, не взирая на лица, разоблачить всех, по чьей вине смертельно подорвано колхозное хозяйство района, которые по-настоящему бы расследовали и открыли не только всех тех, кто применял к колхозникам омерзительные «методы» пыток, избиений и надругательств, но и тех, кто вдохновлял на это...
Простите за многословность письма. Решил, что лучше написать Вам, нежели на таком материале создавать последнюю книгу «Поднятой целины».
Ст. Вешенская СКК
4 апреля 1933 г.
С приветом, М. Шолохов»348.
Получив письмо М. А. Шолохова, 16 апреля 1933 г. И. В. Сталин ответил ему телеграммой: «Ваше письмо получил пятнадцатого. Спасибо за сообщение. Сделаю все, что потребуется. Сообщите о размерах необходимой помощи. Назовите цифру».
В тот же день Шолохов сообщает о размерах необходимой помощи:
«Потребность в продовольственной помощи для двух районов (Вешенского и Верхне-Донского), насчитывающих 92 000 населения, исчисляется минимально в 160 000 и для Верхне-Донского — 40 000. Это из расчета, что хлеба хватит до нови, т. е. на три месяца... пухлые и умирающие от голода есть и в Верхне-Донском районе, но все же там несравненно легче»349.
Сталин дает указание Молотову:
«Вячеслав!
Думаю, что надо удовлетворить просьбу Шолохова целиком, т. е. дать дополнительно вешенцам 80 тыс. пудов и верхнедонцам 40 тысяч. Дело это приняло, как видно, «общенародную» огласку, и мы после всех допущенных там безобразий — можем только выиграть политически. Лишних 40-50 тыс. пудов для нас значения не имеют, а для населения этих двух районов — имеют теперь решающее значение.
Итак, давай сейчас же голосовать (скажи Чернову).
Кроме того, нужно послать туда кого-либо (скажем, т. Шкирятова), выяснить дело и привлечь к ответу Овчинникова и всех других, натворивших безобразия. Это можно сделать завтра».
22 апреля Сталин посылает в Вешенскую еще одну телеграмму:
«Ваше второе письмо только что получил.
Кроме отпущенных недавно сорока тысяч пудов ржи (фактически было отпущено 22 тыс. — Авт.) отпускаем дополнительно для вешенцев восемьдесят тысяч пудов, всего сто двадцать тысяч пудов. Верхне-Донскому району отпускаем сорок тысяч пудов.
Надо было прислать не письмом, а телеграммой. Получилась потеря времени».
А еще через две недели, 6 мая 1933 г., Сталин отвечает Шолохову:
«Дорогой тов. Шолохов!
Оба Ваши письма получены, как Вам известно. Помощь, какую требовали, оказана уже. Для разбора дела прибудет к Вам, в Вешенский район, т. Шкирятов, которому очень прошу Вас оказать помощь.
Это так. Но это не все, тов. Шолохов. Дело в том, что Ваши письма производят несколько однобокое впечатление. Об этом я хочу написать Вам несколько слов. Я поблагодарил Вас за письма, так как они вскрывают болячки нашей партийно-советской работы, вскрывают то, что иногда наши работники, желая обуздать врага, бьют нечаянно по друзьям и докатываются до садизма.
Но это не значит, что я во всем согласен с вами. Вы видите одну сторону, видите неплохо. Чтобы не ошибиться в политике (Ваши письма — не беллетристика, а типичная политика), надо обозреть, надо уметь видеть и другую сторону. А другая сторона состоит в том, что уважаемые хлеборобы Вашего района (и не только Вашего района) проводили «итальянку», саботаж и не прочь были оставить рабочих, Красную Армию без хлеба. Тот факт, что саботаж был тихий и внешне безобидный (без крови), — этот факт не меняет и того, что уважаемые хлеборобы вели «тихую войну» с Советской властью. Войну на измор, дорогой тов. Шолохов.
Конечно, это обстоятельство ни в коей мере не может оправдать тех безобразий, которые были допущены, как уверяете Вы, нашими работниками. И виновные в этих безобразиях должны понести должные наказания. Но все же ясно, как божий день, что уважаемые хлеборобы не такие уж безобидные люди, как это может показаться издали.
Ну, всего хорошего и жму вашу руку.
Ваш Сталин»350.
И это писалось в ответ на сообщение о том, что в районе есть «пухлые и умирающие», что люди «пожирали не только свежую падаль, но и пристреленных сапных лошадей, и собак, и кошек, и даже вываренную в салотопке, лишенную всякой питательности, падаль». Правда, по письму Шолохова были приняты некоторые меры. В Вешенский район был послан член президиума ЦКК ВКП(б) коллегии Наркомата РКП М. Ф. Шкирятов, который создал комиссию по рассмотрению жалоб и восстановлению в партии и колхозах всех необоснованно исключенных в период с ноября 1932 г. по апрель 1933 г.
23 мая 1933 г. Шкирятов докладывал Сталину: «Проверку я начал с выезда в сельсоветы и колхозы для опроса потерпевших... Вместе со мной выезжали т. Зимин (второй секретарь крайкома ВКП(б). — Л виг.), а также т. Шолохов, как хорошо знающий район, который помог мне в проведении этой работы. Мы побывали в 6 сельсоветах — Лебяженском, Меркуловском, Колундаевском, Варваринском, Грачевском, Боковском, а также в отдельных бригадах колхозов — Тарновском, Поповском, Ольшанском, Боковском...
Для подтверждения показаний потерпевших мною было опрошено 35 чел. В этом числе я опросил ряд участников перегибов — коммунистов (Пашинского, Ширикова, Чупруна, Чукарина, Плоткина, Мирошниченко, Баюкова, Ковтуна, Максаева)».
В записке говорилось также, что ОГПУ края продолжает создавать ложные дела на честных людей, применяются физическое насилие и длительные допросы; против Шолохова подбираются ложные материалы, распускаются провокационные слухи. Особо подчеркивалось в записке Шкирятова Сталину, что в ходе хлебозаготовок применялись «незаконные репрессии» как против «классово-чуждых элементов», так и к «преданным, активным и честным колхозникам».
В заключение Шкирятов писал, что результаты расследования перегибов в Вешенском районе полностью подтвердили правильность письма Шолохова. В проекте постановления ЦК ВКП(б) в п. 8 (не вошедшего в постановление) предлагалось: «Бывших руководителей агитколонны — т. Пашинского (чл. ВКП(б) с 1930 г., служащий) и т. Плоткииа (чл. ВКП(б) с 1926 г., рабочий) за незаконное выселение из домов и изъятие имущества, за дачу, неправильных указаний участникам агитколонны, что привело к издевательствам над отдельными колхозниками, и за непринятие мер борьбы с этими фактами, — исключить из рядов ВКП(б)»351.
2 июля 1933 г. в ЦК ВКП(б) состоялось заседание, на котором кроме Сталина, Молотова, Кагановича, Ворошилова присутствовали Шкирятов (докл.) и Шолохов (свидетель), а также Зимин, Овчинников, Плоткин, Пашинский (обвиняемые). Обсуждался проект постановления ЦК ВКП(б).
4 июля 1933 г. Политбюро ЦК ВКП(б) приняло постановление, в котором признавались «перегибы» в Вешенском районе, но признавались в такой форме, что фактически их оправдывали. «ЦК считает, — говорилось в постановлении, — что совершенно правильная и абсолютно необходимая политика нажима на саботирующих хлебозаготовки колхозников была искривлена и скомпрометирована в Вешеском районе благодаря отсутствию достаточного контроля со стороны крайкома». Виновники издевательств над крестьянами понесли мягкое наказание: крайкому указано на «недостаточный контроль над действиями своих представителей и уполномоченных»; второй секретарь крайкома Зимин освобожден от работы; инициатору перегибов Овчинникову объявлен строгий выговор, он был снят с работы с запретом на один год работать в деревне; районным работникам Плоткину и Пашинскому объявили строгие выговоры, «воспретив им работать в Вешенском районе».
Для характеристики действующих лиц в событиях в Вешенском районе приведем некоторые факты.
Второй секретарь Северо-Кавказского крайкома Н.Н.Зимин был направлен в распоряжение ЦК ВКП(б) и как член ЦКК ВКП(б) был делегатом XVII съезда партии (январь-февраль 1934 г.) и избран членом Комиссии партийного контроля при ЦК ВКП(б)352.
Г.Ф. Овчинников был делегатом XVI конференции ВКП(б) (апрель 1929 г.). В 1928-1930 г. был секретарем Вольского окружкома партии Нижне-Волжского края. После окончания курсов марксизма-ленинизма откомандирован в распоряжение Северо-Кавказского крайкома ВКП(б), где работал секретарем парткома завода «Сельмаш», а затем секретарем Ростовского горкома ВКП(б). Будучи «особоуполномоченным» крайкома по хлебозаготовкам в Вешенском районе, он заявил секретарю райкома партии: «Ты думаешь крайком не знает о перегибах? Знает, но молчит. Хлеб-то нужен? План-то надо выполнять?» И рассказал случай из своей практики: «В 1928 г. я был секретарем Вольского ОК ВКП(б) Нижне-Волжского края. Во время хлебозаготовок, когда применяли чрезвычайные мероприятия, мы не стеснялись в применении жесточайших репрессий и о перегибах не разговаривали! На XVI Всесоюзной партконференции во время перерыва стоим мы с т. Шеболдаевым, к нам подходит Крыленко и спрашивает у Шеболдаева: «Кто у тебя секретарем Вольского ОК? Наделал во время хлебозаготовок таких художеств, что придется его, как видно, судить?»
«А вот он, секретарь Вольского ОК», — отвечает Шеболдаев, указывая на меня.
«Ах, вот как! — говорит Крыленко. — В таком случае, товарищ, зайдите после конференции ко мне».
Я подумал, что быть неприятности, дал телеграмму в Вольск, чтобы подготовили реабилитационные материалы; но после конференции на совещании с секретарями крайкомов Молотов заявил: «Мы не дадим в обиду тех, кто обвиняется в перегибах. Вопрос стоял так: или взять даже поссорившись с крестьянином, или оставить голодными рабочего. Ясно, что мы предпочли первое». После этого Крыленко видел меня, но даже и словом не обмолвился о том, чтобы я к нему зашел».
Этот факт характеризовал не только инициатора и вдохновителя перегибов Овчинникова, но и Молотова, взявшего под защиту перегибщиков.
Что касается других виновников перегибов, то Политбюро ЦК ВКП(б) фактически реабилитировало их. Так, Пашинский, работавший руководителем совхоза «Красный колос» и проводивший вместе с «агитколонной» хлебозаготовки в Вешенском районе, местными органами был исключен из партии, арестован и выездной сессией нарсуда был приговорен к расстрелу. Однако Политбюро ограничилось вынесением ему строгого выговора. Решение суда в отношении Пашинского и членов его «агитколонны» было аннулировано.
Не поднималась рука у Сталина на исполнителей его воли. Зато не дрогнула она в отношении крестьян.
Написанный им драконовский закон от 7 августа 1932 г. беспощадно карал смертной казнью или с заменой при смягчающих обстоятельствах 10-летним заключением «за хищение (воровство) колхозного и кооперативного имущества»353.
Действительный смысл этого ужасного закона (утверждавшего беззаконие!) был современникам вполне ясен: «за каждый срезанный колосок человека расстреливать». Так его оценила «группа Смирнова-Толмачева-Эйсмонта», члены которой — старые большевики — были исключены из партии и впоследствии репрессированы. Они считали, что «неуспех хлебозаготовок в Северо-Кавказском крае и на Украине объясняется старыми ошибками по сельскому хозяйству в проведении коллективизации», а А.П.Смирнов прямо заявлял: «Сволочи, подлецы, мерзавцы, до чего страну довели, черт знает, до чего докатились, до чего и царское правительство не докатывалось»354.
Резко отрицательно отнеслись к закону от 7 августа 1932 г. крестьяне. В сводке ОГПУ признавалось, что большинство крестьян-единоличников прямо заявляли, что этот декрет «в первую очередь направлен на создание голода и загон единоличников в колхозы». Не лучше относились к нему и колхозники: «Этот декрет направлен против всех колхозников», «колхознику теперь один выход — или погибнуть с голоду или быть расстрелянным», «от пули легче умереть, чем от голода» и т. п. (Северо-Кавказский край).
Применение постановления от 7 августа 1932 г. сразу же приняло массовый характер. На Северном Кавказе за два месяца (август-сентябрь) в связи с хищениями хлеба было возбуждено 1884 следственных дел, по которым привлечено 3359 человек, среди них 450 колхозников, 821 бедняка, 1272 середняка, 521 зажиточный. К 25 сентября 1932 г. было осуждено 1525 человек — 63 к расстрелу, 1008 человек — к 10 годам лишения свободы, до 10 лет — 353, к принудительным работам — 61 и к условной мере наказания — 40 человек355.
Всего по РСФСР менее, чем за год (август 1932 г. — июнь 1933 г.) был осужден 207831 человек, в том числе: к расстрелу — 9163 человека, к 10 годам лишения свободы — 152 908 человек и менее 10 лет лишения свободы — 46 760 человек356.
Заметим, что по мере нарастания голода репрессии усиливались. Так, по закону от 7 августа 1932 г. в августе-декабре 1932 г. был осужден 76 961 человек, т. е. в среднем 15 392 человека в месяц, в январе-апреле 1933 г. — 20 313, а в мае-июне — 24810 человек. Это и понятно, голод заставлял людей идти на «преступления», чтобы не умереть от голода. На Северном Кавказе ст. 162 Уголовного кодекса РСФСР (мелкие хищения) почти не применялась. Поданным о 26 563 осужденных, эта статья применена только в отношении 4,4% осужденных. Но репрессии применялись не только по закону от 7 августа, но и за так называемый саботаж сева и хлебозаготовок, «контрреволюционные» выступления и т.п.
По данным Е. Н. Осколкова, в конце 1932 г.— начале 1933 г. в крае было арестовано и брошено в тюрьмы около 100 тыс. человек, в том числе 26 тыс. выслано на Север357.
От голода в Северо-Кавказском крае погибло около одного миллиона человек.
336 Там же. С. 115.
337 РГАСПИ. Ф. 81. Оп. 3. Д. 215. Л. 74.
338 Цит. по: Осколков Е.Н. Голод 1932-1933 года в Северо-Кавказском крае. Ростов н/Д, 1991. С. 71.
339 Сталин И.В. Соч. Т. 13. С. 243.
340 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 3. Д. 2035. Л. 4.
341 Осколков Е.Н. Указ. соч. С. 73-74.
342 Там же. С. 74.
343 Голодомор 1932-1933 рр. ... С. 119.
344 ЦА ФСБ РФ. Ф. 2. On. 11. Д. 42. Л. 62-64.
345 Там же. Л. 151-152.
346 РГАСПИ. Ф. 112. Оп. 25. Д. 6. Л. 2-3.
347 Там же. Д. 22. Л. 50-51.
348 Писатель и вождь. М., 1997. С. 28-54.
349 Там же. С. 67.
350 РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 1. Д. 3459. Л. 1-7.
351 Бывший Архив Политбюро ЦК КПСС.
352 XVII съезд Всесоюзной коммунистической партии (большевиков). 26 января — 10 февраля 1934 г.: Стеногр. отчет. М., 1934. С. 681, 705.
353 СЗ СССР. 1932. № 62. Ст. 360.
354 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 2. Д. 356. Вып. II. С. 41.
355 ЦА ФСБ РФ. Ф. 2. Оп. 10. Д. 522. Л. 767.
356 Трагедия советской деревни... Т. 3. С. 764-771.
357 Голодомор 1932-1933 рр. ... С. 120.
<< Назад Вперёд>>
