Глубокой ночью в Ставрополе в кабинете члена Реввоенсовета 11-й армии Кирова раздался телефонный звонок. Сергей Миронович снял трубку.
— Вас вызывает Ростов, — услышал он заспанный голос связиста, и тут же через расстояние до него донесся приятный баритон с легким кавказским акцентом.
— Здравствуйте, товарищ Киров! — говорил Серго Орджоникидзе. — Завтра я думаю выехать к вам. Привезу обмундирование на пятнадцать тысяч человек, деньги, патроны. Что у вас хорошего? Взят ли Грозный? Где Левандовский? В каком состоянии промыслы и нефтяной запас?
— Грозный взят вчера. Левандовский уже приехал. Работы здесь колоссальное количество. Промыслы в исправности. Запасы нефти еще не выяснены, — ответил Сергей Миронович.
Где-то на линии пронесся треск грозовых разрядов, звук пропал, потом снова через цепь помех прорвался далекий голос:
— Мы производим смену командования. Василенко переводим командармом-9, а Левандовского назначаем командующим 11-й армией.
Поутру Михаил Карлович предстал уже в новом качестве. Он вызвал адъютанта и продиктовал ему телеграмму Владикавказскому ревкому: «Командующий армией Левандовский просит сообщить, каково настроение народностей Терской области — казаков, ингушей, осетин, кабардинцев и других».
«За полтора года деникинского господства на Тереке многое изменилось, — думал командарм, — а для того чтобы принимать правильные оперативные решения, нужно учитывать все политические факторы». Просмотрев последние донесения с фронта, он пригласил к себе начальника штаба. Аккуратный и исполнительный Ремизов явился в мгновение ока.
— Александр Кондратьевич, познакомьте меня, пожалуйста, с положением армии, — попросил Михаил Карлович.
— 13 марта мы взяли Георгиевск, — начал свой доклад Ремизов. — Распространяясь вдоль железной дороги Ростов — Баку, наши войска освободили Пятигорск и Грозный. Сейчас идут бои в районе Петровска (ныне Махачкала. — Авт.), где, прижатые к морю, деникинцы оказывают упорное сопротивление.
Поздно вечером в штабе собрались командарм Левандовский, члены Реввоенсовета Киров и Мехоношин. Ждали Серго Орджоникидзе, который с минуты на минуту должен был приехать из Ростова. Он появился в штабе в половине второго ночи. Одним движением сбросил на диван мешавшую ему длинную шинель, обнялся с боевыми друзьями и тут же, без паузы, включился в деловой разговор. Речь пошла о положении в Азербайджане, к границам которого подходила 11-я армия. Правившая там Тюркская демократическая партия, или сокращенно «Мусават», не имела поддержки у народных масс, держалась лишь на штыках интервентов. Вначале на турецких, потом на английских.
— В Азербайджане готовится восстание, — сообщил Серго. — 15 марта бакинские большевики обратились с просьбой оказать им помощь в борьбе с мусаватистами. На вашу армию возлагается почетная миссия освобождения трудящихся Закавказья.
Лица командиров засветились радостью и гордостью за доверие.
— В ближайшее время в ваше распоряжение поступят новые соединения: 20-я, 28-я и 32-я стрелковые дивизии и отдельная кавбригада Петра Курышко.
— Против такой силы мусаватистам не устоять, — заметил Левандовский, — мы с ходу опрокинем их в море.
— У меня и у командующего фронтом Тухачевского было такое же мнение, но Владимир Ильич поправил нас. В телеграмме от 17 марта он дал согласие на военную помощь местным революционным силам, однако предложил сделать это не раньше, чем внутри Азербайджана созреют предпосылки для свержения правительства мусаватистов, а местные коммунисты и трудящиеся массы запросят помощь.
Вот что он пишет — Орджоникидзе достал из кармана листок бумаги: «Взять Баку нам крайне, крайне необходимо. Все усилия направьте на это, причем обязательно в заявлениях быть сугубо дипломатичными и удостовериться максимально в подготовке твердой местной Советской власти».
— Как видите, Владимир Ильич против нарушения права нации на самоопределение, инициатива помощи должна исходить от азербайджанских коммунистов.
— Вы поддерживаете связь с бакинским подпольем? — спросил Серго у Кирова.
— Конечно. По нашим сведениям в нелегальных условиях там работают три с половиной тысячи коммунистов. Создан Центральный военно-боевой штаб. Он действует под руководством Бакинского городского комитета партии. Формирует вооруженные отряды и дружины, выделяет инструкторов для обучения рабочих военному делу. По просьбе азербайджанских коммунистов в Баку переправлено большое количество винтовок. Часть оружия они получили морем из Туркестана от товарища Фрунзе. Все готово для выступления.
Серго умел втянуть людей в оживленную деловую дискуссию, был внимателен к их точке зрения. За обсуждением засиделись почти до рассвета, зато выработали обоснованную и четкую программу действий. Прямо из штаба Левандовский отправился на вокзал, где ждала его жена. Он спешил к войскам, которые теснили деникинцев к побережью Каспия. Путь лежал через Грозный, и поэтому Михаил Карлович решил заскочить на день в свой родной город, повидаться с родителями и оставить Лиду на это время в отчем доме.
Наспех восстановленные и скрепленные, как говорится, на живую нитку, пути не отличались надежностью, поэтому бронепоезд командарма двигался осторожно, как бы с опаской, и прибыл в Грозный значительно позже, чем предполагалось. Не дожидаясь полной остановки состава, Михаил Карлович спрыгнул на землю, помог соскочить с подножки Лидии. Вдвоем они торопливо зашагали по знакомым улицам.
К счастью, мать и отчим оказались дома. Обычно сдержанная, Варвара Степановна, увидев в дверях долгожданного сына, расплакалась, и Михаил долго не мог ее успокоить. Только когда немного отлегло от сердца, она поведала сыну о страшных месяцах деникинской неволи. Белогвардейская контрразведка жестоко расправлялась не только с коммунистами, их родными и близкими, но и всеми, кто им сочувствовал. Многие сторонники Советской власти погибли в мрачных тюремных застенках. Мать и отчима до прихода Красной Армии укрывали у себя бесстрашные и надежные люди.
За окнами багровый закат окрасил небо, потом яркие краски растворились, уступив место густой синеве вечерних сумерек. Чувствуя близость разлуки, Варвара Степановна все говорила и говорила, держа в своей руке горячую руку сына.
— Мама, мне пора, — произнес Михаил Карлович как можно ласковее. — Война еще не кончена, и меня ждут дела. Думаю, что наша разлука ненадолго. Пока у вас погостит Лида, а там и я вернусь.
Прибыв в полевой штаб армии, Левандовский сразу же включился в руководство боевыми действиями. Под его командованием части 11-й армии выбили белых из Петровска, захватив на подъездных путях пять исправных бронепоездов. Остатки деникинцев отходили вдоль морского побережья к Дербенту. В их руках оставался последний крохотный клочок России, и они отчаянно и судорожно за него цеплялись. Командарм не стал атаковывать противника по фронту. Он сумел отыскать в его обороне слабое место: по приказу Левандовского кавалерийская бригада обошла по горным тропам оборону деникинцев и ударила во фланг. Этот неожиданный для врага маневр оказался решающим. Опасаясь окружения и полного уничтожения, остатки белых бросились бежать, оставляя по дороге тяжелое вооружение. Поспешно перейдя через реку Самур, разбитые полки деникинской армии укрылись в Азербайджане. Завершив разгром белых на Северном Кавказе, Тереке и в Дагестане, закаленная в боях, но уставшая и сильно поредевшая 11-я армия вышла к границам Закавказья.
По железной дороге и в походном строю к ней прибывало пополнение. Каждый вновь влившийся полк приносил с собой устоявшиеся традиции и привычки, сложившиеся за годы войны, далеко не все из них были свободны от налета партизанщины и анархизма. Со стороны Левандовского и РВС требовалась немалая выдержка, настойчивость и сила воли, чтобы из огромной массы бойцов создать монолитную боеспособную армию. Любители «вольницы» сразу же почувствовали твердую руку молодого командарма. Особое внимание Левандовский обращал на политико-воспитательную работу.
Молодость и крепкий организм позволяли ему работать по 18–20 часов в сутки. Он сам был образцом исполнительности и от других требовал того же. Не терпел разгильдяйства, небрежности и неточности в порученном деле, добивался строжайшей согласованности в работе между командованием и политсоставом. Встречаясь с командирами и политработниками, он часто повторял: «В бою успех будет на стороне того, кто ясно видит цель, которой он хочет достигнуть, кто действует решительнее, смелее, искуснее, кто постоянно способен проявить упорство в достижении цели».
В своем стремлении укрепить армию Левандовский постоянно ощущал помощь Реввоенсовета и политотдела. Он не раз говорил своим друзьям, что ему несказанно повезло с партийными руководителями. Киров и Мехоношин — стойкие большевики, незаурядные личности, обладавшие огромным опытом политической работы, — сумели тесно сплотить вокруг себя людей, постоянно заботились о росте партийных рядов. В марте 1920 года 11-я армия имела одну из самых крупных партийных организаций в Красной Армии. В ее рядах насчитывалось 10 739 членов и 7524 кандидата в члены РКП (б), таким образом, каждый четвертый боец был коммунистом.
С выходом к границе Закавказья в частях стали больше уделять внимания пропаганде идей дружбы народов и пролетарского интернационализма, разъяснению значения освободительной миссии Красной Армии. Командарм Левандовский и член РВС Киров, хорошо знакомые с жизненным укладом горцев и законами шариата, воспитывали бойцов и командиров в духе уважения к укладу жизни, обычаям, нравам и традициям кавказских народов.
Во время короткой передышки в частях создавались школы и кружки по ликвидации неграмотности, самодеятельные театры. В одном из приказов С. М. Киров писал: «В стране, где народ сам управляет государством, не должно и не может быть ни одного неграмотного рабочего, ни одного неграмотного крестьянина».
В тот период некоторые командиры и комиссары с пренебрежением относились к интеллигенции. Сергей Миронович взял всех образованных специалистов на учет, привлек к занятиям в различных школах и кружках.
Регулярно проводились коллективные читки газет и брошюр. Особое внимание уделили разъяснению содержания телеграммы В. И. Ленина, в которой он просил действовать по отношению к мусульманам осторожно и максимально доброжелательно. «Всячески демонстрируйте и притом самым торжественным образом симпатии к мусульманам, их автономию, независимость и прочее», — писал Ильич Серго Орджоникидзе.
Левандовский, Киров и Мехоношин работали самоотверженно и продуктивно, успешно подготовив 11-ю армию к выполнению освободительной миссии. В короткий срок она превратилась в грозную и боеспособную силу, одну из самых лучших боевых единиц Красной Армии.
...Штабной поезд командарма стоял на подъездных путях станции Петровск-порт (ныне Махачкала). Справа возвышались островерхие скалы, поросшие низкими соснами, слева плескалось, омывая гранитные берега, ласковое в ту пору Каспийское море. В раскрытые окна проникал свежий ветерок, настоянный на запахе соли и йода, доносился монотонный шум набегавших на гальку волн. Левандовский просматривал почту, когда дверь открылась — и на пороге появился бравый адъютант.
— Товарищ командующий, вас просит зайти к себе Сергей Миронович, — сказал он Левандовскому.
В вагоне Кирова командарм увидел Серго Орджоникидзе, Константина Мехоношина и еще одного, незнакомого ему, человека. Был он небольшого роста, смуглолицый, с темными живыми глазами и аккуратно подстриженными усами.
— Вот и наш командующий армией, — представил Левандовского Киров.
Незнакомец с улыбкой протянул руку:
— Анастас Микоян, — назвал он себя. — Очень много слышал о вас хорошего.
Командарм постоянно получал сообщения из Баку о ходе подготовки к вооруженному восстанию, и в этих коротких письмах нередко упоминалась фамилия председателя подпольного Бакинского горкома партии Микояна. И вот теперь им довелось встретиться.
Анастас Иванович подробно поведал о своем путешествии из Москвы в Баку. Ехать пришлось через всю Среднюю Азию и далее морем. В свою очередь командарм подробно ознакомил Микояна с планом намечавшейся операции.
— Удар будет комбинированным, это должно ошеломить врага. Нужно совершить стремительный марш-бросок, преодолевая каждые сутки сорок с лишним верст, — говорил Левандовский, водя указкой по карте. — Отряду бронепоездов предстоит, сокрушая на своем пути укрепления и заграждения врага, ворваться в Баку, захватить железнодорожную станцию, пресечь все попытки мусаватистского правительства организовать сопротивление. Высаженный десант возьмет под свой контроль прежде всего склады горючего и нефтяные промыслы. Кавалерийские части будут наступать на Шемаху и Кюрдамир, с тем чтобы отрезать пути отхода мусаватистских войск к западной границе. Стрелковые дивизии, следуя вдоль берега Каспия, займут Апшеронский полуостров. Волжско-Каспийской флотилии поставлена задача — высадить десант в районе станции Алят, к югу от Баку, перерезать морские коммуникации и внезапным налетом овладеть в Бакинском порту всем нефтеналивным флотом.
Выслушав командарма, Анастас Иванович Микоян обратился к нему с просьбой разрешить ему отправиться в Баку вместе с отрядом бронепоездов.
— Я лично не возражаю, — ответил Михаил Карлович, — но должен предупредить, что это опасно. По данным нашей разведки, на подступах к Баку имеются две линии мощных укреплений, предстоит серьезное сражение.
— Это не может поколебать моего решения идти с броневым отрядом, — настойчиво просил Микоян.
— Надо удовлетворить просьбу, — вмешался в разговор Сергей Миронович. — Пусть Анастас Иванович отправится с отрядом в качестве политического уполномоченного Реввоенсовета армии. Не возражаете?
Левандовский согласился. На следующий день Анастас Иванович появился в штабном вагоне командующего с молодым человеком.
— Это член Бакинского комитета партии товарищ Ломинадзе, — представил он юношу. — Сегодня ночью он перешел границу возле Дербента и доставил ценные сведения.
Посланец из Баку сообщил, что мусаватисты сформировали армию численностью около 30 тысяч человек, подавляющая ее часть находится в районах Карабаха и Зангезура, где идут боевые действия против армянских дашнаков (так назывались сторонники националистической партии «Дашнакцутюн», стоявшей во главе существовавшей тогда Армянской буржуазной республики). На границе с Дагестаном расположено всего 3 тысячи солдат, а в Баку — пехотный полк и юнкерское училище.
— 22 апреля состоится нелегальное заседание Бакинского бюро Кавказского краевого комитета РКП (б), — сообщил Ломинадзе. — Товарищи просят прислать кого-нибудь из руководителей армии для согласования совместных действий.
Той же ночью посланец бакинских большевиков и представители 11-й армии отправились в обратный путь, а через несколько дней от них поступили важные известия — на экстренном заседании ЦК Компартии Азербайджана и Бакинского бюро Кавказского крайкома РКП (б) образован временный Азревком и утвержден план восстания. Все партийные организации Баку перешли на военное положение. Участники заседания приняли обращение ко всем коммунистам и членам профсоюза о необходимости взять власть в свои руки. Получив это сообщение, Левандовский вызвал из Дербента, где стояли бронепоезда, командира отряда М. Г. Ефремова и комиссара И. Г. Дудина. Они доложили о готовности к предстоящему походу.
— Почему захваченные у белых бронепоезда до сих пор значатся у вас под номерами? — поинтересовался Левандовский. — У нас в армии, как вы знаете, так не принято.
— Не успели, товарищ командующий, — виновато оправдывался Дудин.
Михаил Карлович тут же позвонил по телефону Мехоношину и попросил его зайти на несколько минут. Обменявшись мнениями, решили бронепоездам, идущим на Баку, дать имена: «3-й Интернационал», «Красный Дагестан», «За власть Советов», четвертый был назван именем Тимофея Ульянцева — большевика-подпольщика, погибшего за освобождение Азербайджана.
— Получен приказ командующего фронтом Тухачевского и члена Реввоенсовета Орджоникидзе, — продолжил разговор Михаил Карлович и взял со стола листки бумаги с отпечатанным текстом.
Ефремов и Дудин вытащили из планшетов блокноты, достали карандаши.
— Записывать ничего не надо, приказ вы получите перед началом операции, мне бы хотелось остановиться на трудностях, которые встретятся на вашем пути. Задача у вашего отряда особая. Сегодня утром из Баку доставлено письмо от члена ЦК Азербайджанской коммунистической партии большевиков товарища Нанейшвили. В нем он сообщает, что мусаватисты грозят в случае нашего наступления выпустить в море весь запас нефти и поджечь промыслы. Ваша задача — совершить молниеносный бросок и предотвратить это преступление.
— Приказ будет выполнен, товарищ командующий, — пробасил Ефремов, поднимаясь с места.
Михаил Карлович посмотрел на могучую фигуру командира отряда.
— Верю вам, Михаил Григорьевич! Но хочу еще раз предупредить и предостеречь. Первый угрожающий участок на вашем пути — Самурский мост, по которому проходит демаркационная линия. Разведка сообщает, что мост с той стороны минирован. Мощный опорный пункт обороны у мусаватистов создан и возле станции Ялма, где сосредоточены крупные воинские соединения. Но особое внимание надо обратить на станции Кизил-Бурун, Килязи-Яшма и Сумгаит. На этих участках железная дорога проходит по берегу моря и открыта для обстрела корабельной артиллерией. Вам передается несколько морских орудий с прислугой для возможной борьбы с вражескими судами. Серьезное препятствие ждет вас у станции Баладжары, где сквозь горный хребет проходит длинный тоннель. Подходы к нему прикрывают артиллерийская батарея и пехота противника. Для борьбы с нею в состав вашего отряда включается 299-й полк 28-й стрелковой дивизии. Действуйте решительно, инициативно, без колебаний, докладывайте о своем движении через каждые два-три часа.
Уже в дверях командарм остановил комиссара Дудина:
— Иван Григорьевич, с вами отправляется группа бакинских большевиков — Анастас Микоян, Габиб Джамбиев, Ганфар Мусабеков. Они подробно познакомят с положением в Баку, помогут выполнить поставленную задачу. Вы же, в свою очередь, головой отвечаете за их жизнь.
Спустя много лет Анастас Иванович Микоян писал о командующем 11-й армии: «Михаил Карлович Левандовский запомнился мне как решительный и волевой командир. Вдумчивый, скупой на слова, он говорил обычно кратко, но всегда продуманно и содержательно. Большие организаторские способности, выдающийся талант военачальника, беспредельная преданность Коммунистической партии и советскому народу — вот главные черты этого замечательного человека».
А тем временем в ночь на 27 апреля на улицах Баку появились вооруженные рабочие дружины. По заранее разработанному плану они начали занимать полицейские участки, арестовывали на квартирах мусаватистских министров и офицеров. Моряки Каспия во главе с большевиком Ченгизом Ильдрымом разоружили солдат береговой артиллерии, расположенной на Баиловских высотах, сняли орудийные замки. После этого они захватили здание радиостанции, лишив мусаватистское правительство связи с внешним миром. С восходом солнца на реях боевых кораблей Каспийского флота поднялись красные флаги. Суда вошли на бакинский рейд и направили свои орудия на здание, где помещался парламент буржуазных националистов.
Азербайджанский ВРК и президиум профсоюза нефтяников вручили правительству мусаватистов ультиматум о сдаче власти и тут же, воспользовавшись радиостанцией Каспийского пароходства, направили в Москву В. И. Ленину телеграмму: «Не имея возможности собственными руками удержать натиск соединенных банд внешней и внутренней контрреволюции, Временный революционный комитет Азербайджана предлагает правительству Российской Советской республики вступить в братский союз для совместной борьбы с мировым империализмом и просит немедленно оказать реальную помощь путем присылки отрядов Красной Армии».
Советское правительство немедленно откликнулось на просьбу рабочих и крестьян Азербайджана. Оно отдало распоряжение командованию Кавказского фронта о начале операции. Среди ночи Левандовского вызвал к телефону командующий фронтом Тухачевский и коротко сообщил:
— Михаил Карлович! Только что из Москвы поступило указание — перейти границу Азербайджана и оказать вооруженную помощь восставшему народу.
Через час во всех частях армии был зачитан приказ, подписанный командармом Левандовским и членами Реввоенсовета Кировым и Мехоношиным, которым предписывалось 20-й, 28-й, 32-й стрелковым дивизиям, 50-й Таманской бригаде и кавалерийскому корпусу Смирнова немедленно выступить на помощь бакинскому пролетариату. В приказе особо подчеркивалось требование — внимательно и чутко относиться к местному населению.
Наконец-то пришел волнующий, исторический день начала освобождения братских народов Закавказья. Громыхая колесами, по стальным рельсам от станции Дербент отошел броневой отряд. Впереди двигались «3-й Интернационал» и «Красный Дагестан» с десантом, за ними — бронепоезда «За власть Советов» и «Михаил Ульянцев». На рассвете Левандовский получил от Ефремова первое сообщение: «Благополучно миновали Самурский мост. В полуверсте от станции Ялама противник в составе двух рот пехоты, отряда жандармерии и эскадрона кавалерии с двумя орудиями пытался задержать наше продвижение, но после двухчасового боя десантный отряд наголову разбил противника и освободил дорогу».
Через несколько часов пришло еще одно сообщение — на разъезде Леджет произошел бой с бронепоездом противника, который, не выдержав нашего огня, ретировался. На станции Худат бронепоезд «Красный Дагестан» накрыл метким огнем орудий неприятельские батареи. Побросав пушки, прислуга разбежалась. Кавалеристами Курышко и десантным отрядом захвачено десять орудий и сто пленных. У станции Хичмас мусаватисты подожгли мост, но наши бронепоезда успели проскочить по пылающему настилу.
Броневой отряд 11-й армии неудержимо рвался к Баку. Специальные отряды, заброшенные в тыл противника, нарушали линии связи, обеспечивая внезапность продвижения. Поздно вечером 27 апреля возле станции Хурдалан бронепоезд мусаватистов сделал последнюю попытку задержать наступление советских войск, но «3-й Интернационал» и «Красный Дагестан» обрушили на него такой шквал огня, что тот скоро дал задний ход и, сильно дымя сбитой трубой, начал поспешно отходить в сторону Баку. Отступление противника было таким паническим, что он не успевал взрывать мосты и разрушать пути. Рейд бронепоездов был блестяще выполнен. Замысел Левандовского ворваться в Баку на плечах врага полностью осуществился.
Вот что об этом говорится в книге «Гражданская война в СССР»: «В истории гражданской войны и военной интервенции этот отлично задуманный и умело осуществленный рейд был первым опытом использования группы бронепоездов в наступлении с целью вклинения на значительную глубину (200 км) в тыл противника. Причем к основной его базе и крупному административному, экономическому и политическому центру, каким являлись Баку и бакинский нефтепромысловый и фабрично-заводской районы. Советские войска в максимально короткий срок прибыли на помощь восставшему бакинскому пролетариату.
Успешному рейду бронепоездов 11-й армии способствовал правильно выбранный и умело осуществленный внезапный удар по мусаватистским войскам. Важным условием, обеспечившим успех рейда, было умело организованное взаимодействие с Волжско-Каспийской военной флотилией и благожелательное отношение местного населения на пути движения бронепоездов».
Утром, когда первые солнечные лучи, скользнув по водной глади Каспия, залили город ласковым весенним теплом, советские бронепоезда подошли к Бакинскому вокзалу. Командарм и его штаб во время наступления двигались вслед за передовым отрядом. На полпути их встретил бронепоезд «3-й Интернационал». Левандовский, Киров, Мехоношин, Орджоникидзе перешли на открытую артиллерийскую площадку. Стальная громада медленно продвигалась под восторженные крики встречающих. По обе стороны железной дороги плескалось людское море, и свежий ветер с Каспия развевал полотнища красных флагов. С балконов домов в знак торжества свешивались пестрые ковры. Заглушая стук тяжелых колес, неслись революционные песни, им вторили звуки национальных инструментов. Народ праздновал освобождение.
Как только бронепоезд остановился у перрона, начался массовый митинг. Выступали С. М. Киров и Г. К. Орджоникидзе, а также руководители Компартии Азербайджана, которые от имени трудового народа выражали искреннюю признательность ЦК РКП (б), товарищу Ленину, правительству РСФСР и Красной Армии за бескорыстную братскую помощь. В телеграмме, направленной в Москву, говорилось: «Мы шлем наш горячий братский привет российскому пролетариату и Красной Армии. Мы страстно жаждем рука об руку с вами вступить в новую жизнь всеобщего труда и социалистического строительства».
Но конечную цель, которую ставило перед собой командование 11-й армии, — освобождение всей территории Азербайджана. Поэтому прямо с митинга Михаил Карлович отправился на радиостанцию, чтобы переговорить со штабами своих соединений. Части находились на марше, поэтому связаться с ними никак не удавалось. После неоднократных попыток он разыскал в Хичмасе начальника 28-й стрелковой дивизии Н. А. Нестеровского, с которым у командарма состоялся короткий разговор.
— В Баку Советская власть, — сообщил он начдиву, — но реальной силы у ревкома нет. Обстановка требует самого быстрого и стремительного продвижения частей армии в районы. Поэтому передайте начдиву-32 и комкору Смирнову: всю конницу двинуть походным порядком, чтобы она как можно скорее прибыла в район, указанный приказом».
В канун Первомая в Баку вошли пропыленные и прокопченные жарким солнцем красноармейцы 244-го полка 28-й стрелковой дивизии. Их радостно встречали жители города, зазывали к себе в лавки, духаны и чайханы, от души угощали вкусными лепешками, восточными сладостями, крепким чаем. Вечером того же дня на улицы города вступили части 32-й стрелковой дивизии и 290-й мусульманский полк.
В начале мая Левандовский вызвал к себе начальника броневых сил армии Ефремова:
— Вы блестяще справились с заданием. Завтра не позднее четырнадцати часов представьте мне списки особо отличившихся бойцов и командиров, тех, кто, по вашему мнению, достоин ордена Красного Знамени.
Вручение наград проходило в торжественной обстановке. На привокзальной площади выстроились войска. В десять часов утра подъехало несколько легковых автомобилей, из которых вышли руководители 11-й армии и члены Азербайджанского ревкома. Командующий парадом отдал Левандовскому рапорт. К шеренге бойцов, замершей по команде «смирно», подошел Серго Орджоникидзе.
— Сегодня ночью я разговаривал по прямому проводу с Владимиром Ильичем Лениным, — сообщил он красноармейцам. — Ильич поручил мне поздравить вас с блестяще выполненной задачей по оказанию помощи бакинскому пролетариату и выразил уверенность, что вы и впредь будете так же гордо и смело нести знамя большевиков.
Командарм зачитал приказ Реввоенсовета республики, которым за проявленную самоотверженность и распорядительность в боях во время наступления 28 апреля на город Баку орденом Красного Знамени награждалась большая группа отличившихся бойцов и командиров. Первой была названа фамилия начальника броневых сил армии М. Г. Ефремова. Придерживая рукой шашку, позванивая на брусчатой мостовой серебряными шпорами, от строя отделился высокий, статный командир. От имени ЦИК РСФСР Серго Орджоникидзе прикрепил к его гимнастерке боевую награду. Один за другим подходили: военный комиссар отряда бронепоездов И. Г. Дудин, командир бронепоезда И. М. Курдюмов, летчик С. А. Монастырев, который на самолете «фарман» пролетел из Астрахани в Баку с важными документами.
Награжденных восторженно приветствовали тысячи бакинских рабочих, собравшихся на площади. Находясь под впечатлением от яркой демонстрации дружбы, Серго Орджоникидзе вечером написал в Москву о своих чувствах: «Энтузиазм населения, особенно мусульман-рабочих, не поддается никакому описанию. Быть может, только сравним с октябрьскими днями в Петербурге».
Серго вместе с женой Зинаидой Гавриловной поселился на втором этаже дома № 16 по Будаговской улице. Одну из соседних комнат занял Киров со своей супругой Марией Львовной, другую — Камо, который только что приехал в Баку после совершенного им дерзкого побега из Метехского тюремного замка в Тбилиси. По вечерам в квартире было тесно от гостей. За одним большим столом вперемежку сидели штатские и военные. Приветливый, хлебосольный хозяин никого не отпускал, не накормив обедом.
Квартиру на Будаговской навещала Елена Стасова, назначенная одним из секретарей Кавказского Бюро ЦК РКП (б). Душой общества и желанной гостьей была юная Лариса Рейснер, поражавшая всех своей красотой. Дочь известного петербургского профессора-правоведа, она почти два года была комиссаром Генерального морского штаба, потом служила рядовой пулеметчицей в Волжско-Каспийской военной флотилии. Умная, начитанная, знавшая несколько иностранных языков, она постоянно была в центре внимания.
Глубиной своих суждений и точностью формулировок отличался в спорах Киров. Обширный теоретический багаж, который Сергей Миронович постоянно пополнял, политическое чутье обеспечивали ему бесспорный авторитет.
Деловые разговоры нередко затягивались до утра. Левандовский нечасто вступал в дискуссии, больше слушал. А говорили о многом: о передаче земли крестьянам, о введении рабочего контроля на производстве, о национализации нефтяных промыслов и проблемах межнациональной политики, о борьбе с влиянием мелкобуржуазной идеологии и перспективах начавшейся войны с белопанской Польшей.
Идеологическая борьба приобретала все большую остроту. Недруги Советской власти распространяли злостную клевету, будто Красная Армия является врагом мусульманских народов. Бывая на сходках крестьян и рабочих собраниях, армейские политработники опровергали эти лживые утверждения, разъясняли азербайджанцам советскую национальную политику, основанную на равноправии и уважении прав каждой нации.
В одном из своих приказов Михаил Левандовский писал: «Мы должны употребить все силы на то, чтобы азербайджанский народ понял, что не завоевателями мы пришли в их страну, а помощниками, братьями, наше дело святое, и оно восторжествует».
Встречаясь с армейскими коммунистами, он говорил:
— В агитации хороши не только слова. Нужна настойчивая, кропотливая работа. Следует наладить правильные отношения с местным населением, каждым своим шагом, каждым поступком создавать атмосферу дружеского взаимопонимания. Поменьше краснобайства, трескотни и пышности, побольше искренности и сердечного участия. Уверен, что умелое проведение важной политической работы будет встречено с полным доверием, быстро приобщит народы Кавказа к советским принципам.
В конце мая 1920 года С. М. Кирова назначили полномочным представителем РСФСР в Грузии. Вслед за ним уехал, получив новое задание, и К. А. Мехоношин. Командарм с сожалением и грустью расстался с видными деятелями партии.
На их место прибыли более молодые члены ленинской гвардии — Я. И. Весник и Б. Д. Михайлов. Старшие товарищи оставили им налаженное дело: в своей работе они могли опереться на развитую сеть коммунистических ячеек, которых насчитывалось в армии более 600. Члены партии находились на самых решающих участках, вели политическую работу непрерывно — под обстрелом врага в окопах и на батареях, на марше и привалах. При активном участии комиссаров и политработников создавались ревкомы, укреплялись Советы, проводилась земельная реформа. В обращении к красноармейцам, подписанном Левандовским и членом РВС армии Весником, говорилось: «Нужны величайшая выдержка, уважение к обычаям, дружественное разъяснение задач Советской власти, помощь в советском строительстве, в первую очередь в разделе бекских земель между крестьянами. Пусть каждый бедняк-мусульманин видит в нас защитника от посягательств на его землю, учителя в организации своей жизни, друга и брата в труде».
Надо сказать, что в тот момент Азербайджан испытывал острую нужду в продовольствии и одежде. Несмотря на то что Советская Россия сама находилась в труднейшем положении, она по-братски делилась с молодой республикой всем, что имела. С мая по октябрь 1920 года из России прибыло 1,4 миллиона пудов хлеба, полтора миллиона аршин мануфактуры, большое количество строительных материалов, сто вагонов труб для нефтяной промышленности и электрооборудование. В свою очередь трудящиеся Азербайджана отгрузили в Советскую Россию 160 миллионов пудов нефти.
В середине мая из Москвы в Баку прибыл Председатель Совнаркома Азербайджанской ССР Нариман Нариманов. Встречать стойкого большевика-ленинца пришли тысячи рабочих. В руках они несли транспаранты с надписью: «Добро пожаловать!» Выйдя из вагона, Нариманов в сопровождении Левандовского появился на запруженной народом площади. В своей краткой речи он дал высокую оценку дружбе двух братских народов, закончив ее словами:
— Мы живем до тех пор, пока жива Советская Россия. Не будет ее, не будет и Советского Азербайджана!
На одном из первых заседаний Совнаркома Нариман Нариманов предложил учредить орден Красного Знамени республики и наградить им командующего 11-й армией М. К. Левандовского и начальника броневых сил М. Г. Ефремова. При вручении высокой награды Нариманов выразил надежду, что командование 11-й армии окажет Советскому Азербайджану помощь в создании собственных вооруженных сил.
Командующий 11-й армии живо откликнулся на эту просьбу. На Левандовском лежала обязанность по руководству боевыми действиями, которые велись на юге республики с остатками мусаватистов и отрядом турецкого генерала Нури-паши. Тем не менее командарм находил время для формирования национальных частей. При самом активном его участии были созданы 1-й Бакинский Коммунистический полк имени Шаумяна, 1-й Армянский Коммунистический полк, образованный из участников майского вооруженного восстания в Армении, и 1-й Грузинский рабоче-крестьянский полк. Реввоенсовет и политотдел 11-й армии для всех частей подобрали комиссаров и политработников, помогли создать партячейки.
Для подготовки национальных кадров командарм предложил открыть школу красных командиров. Он лично подбирал для преподавательской работы штабных и строевых командиров. Но когда уже все было готово к открытию школы, выяснилось, что отсутствуют учебники по военному искусству на тюркском языке. Командарм пригласил переводчиков и вместе с ними составил конспекты лекций.
В конце июня войска под командованием Левандовского вели бои высоко в горах, в местности, где не было дорог, только узкие тропы вились вокруг диких скал. Во время одного из трудных переходов командарм получил извещение о новом назначении. Приказом РВС Кавказского фронта его утвердили командующим 9-й Кубанской армией. «С чувством глубокого сожаления вынужден оставить нашу армию, — писал Левандовский, обращаясь к бойцам и командирам. — На вашу долю выпала ответственная миссия, требовавшая кроме подвигов громадной политической осторожности и коммунистической стойкости. Великая честь выпала на долю 11-й армии. Она принесла Азербайджану освобождение и раскрепощение от ига европейских хищников. Результаты ваших революционных подвигов уже сказались — в Азербайджане прочно установлена Советская власть».
Михаил Карлович уезжал из Баку в солнечный июльский день. Его пришли провожать члены правительства республики, многие боевые соратники.
— От души желаем, чтобы и на новом месте службы вы пользовались такой же любовью и уважением, которую мы все питали к вам, — тепло говорили они напутственные слова. Михаилу Карловичу передали свежий номер газеты «Коммунист», которая в своей передовой статье писала: «С именем Левандовского у бакинских рабочих и всего трудового населения Азербайджана связаны воспоминания о незабываемых моментах борьбы за установление Советской рабоче-крестьянской власти. Молниеносный, почти феерический, налет на Баку авангарда армии тов. Левандовского и сказочно быстрое падение мусаватистов носят на себе яркую печать самородного военно-организаторского таланта тов. Левандовского, его имя навсегда сплетено со светлым праздником бакинского пролетариата 28 апреля 1920 года. В славной семье наших пролетарских полководцев тов. Левандовский по праву занимает самое видное место».
<< Назад
Вперёд>>
