Введение
Вершина ее развития совпадала со складыванием централизованной государственной машины, «с ее вездесущими органами: постоянной армией, полицией, бюрократией, духовенством и судейским сословием — органами, построенными по принципу систематического и иерархического разделения труда», основание которого К. Маркс связывает со временем абсолютной монархии как формы правления1.
Каждая из этих стадий имела свои особенности, сказывавшиеся в дальнейшем развитии русской бюрократии. Особое место среди них занимал XVII век, так как именно в это время вместо немногочисленной и зачастую случайной по составу группы лиц к работе в государственных учреждениях России приходит особая социальная прослойка, носившая объединенное наименование приказных людей. Формирование ее было несомненно связано с особенностями социально-экономического развития страны в «новый период» ее истории, который был отмечен зарождением буржуазных связей, обострением классовой борьбы и расширением задач, стоящих перед феодальной государственной машиной. В это время в силу его роста уже четко выступала двойственность аппарата власти эксплуататорского государства по осуществлению «общих дел, вытекающих из природы всякого общества, и специфические функции, вытекающие из противоположности между правительством и народными массами»2.
История приказной группы России XVII в. как особой категории служилого населения, определение ее социально-классовой сущности, структуры и места в управлении и является темой данной работы. Она представляется особенно важной в связи с тем, что не была еще предметом специального рассмотрения.
Остановимся кратко на тех основных направлениях, вокруг которых было сосредоточено до сих пор изучение интересующей нас темы.
Обращение к истории служащих государственного аппарата России в XVII в. было начато со второй половины следующего столетия историками дворянского направления, в том числе Г. Ф. Миллером и М. Г. Свиридовым, в работах которых, построенных на архивных материалах, преобладал интерес к истории дворянства и его роли в государственном управлении, а следовательно, и к истории государственного аппарата3. Появившиеся почти одновременно в конце XVIII в. их работы о дворянстве, «старых чинах» и московских приказах4 были первым серьезным обращением к вопросам, связанным с приказными людьми XVII в. и с их местом в социальной структуре государства. Они содержали конкретные данные об отдельных приказных деятелях верхнего слоя, а также обобщенные характеристики приказных чинов, носившие при этом сильный налет модернизации. Характерно, например, сделанное Спиридовым определение дьячества как «особого чиносостояния», находящегося между дворянством и мещанством5.
В первой половине XIX в. интерес к подобной проблематике несколько ослаб. Значительный сдвиг в области изучения истории штатов государственных учреждений XVII в. наметился только в середине и особенно во второй половине XIX в. в связи с обострением внимания буржуазной исторической науки к роли государства в историческом процессе и деятельностью историков так называемой государственной школы. Исследования этого времени связаны прежде всего с историей приказных учреждений и всей приказной системы в целом. Первой фундаментальной работой была книга Б. Н. Чичерина о местном управлении России в XVII в., где на основании опубликованных материалов был сделан экскурс и в историю разряда лиц, обслуживавших приказные и земские учреждения на местах. Относительно подьячих приказных изб автор ограничился при этом указанием на их местное происхождение. Во всех оценках работы превалирует негативное отношение ко всей организации системы местного управления как пережитку великокняжеских порядков и результату отсутствия подготовленных кадров6. В дальнейшем изучение проблемы шло параллельно с обработкой и введением в научный оборот крупного комплекса материалов Московского архива Министерства юстиции, и в первую очередь огромного фонда Разрядного приказа. Особенно большое количество исследований по истории приказов появилось в период с 80-х годов XIX столетия до начала второго десятилетия XX в. Для историков этого периода был обычен интерес к небольшим, кратковременно действовавшим приказам (Челобитному, Приказу купецких дел и др.)7 и их штатам, что, по мнению авторов, должно было заполнить пробелы в общей истории приказной системы. Только небольшая группа работ была посвящена более крупным приказам. Среди них наиболее интересны для данной темы книга И. Я. Гурлянда о приказе Тайных дел, снабженная пространными биографиями дьяков и подьячих8, работы С. А. Белокурова о Записном и особенно Посольском приказах с не менее подробными данными об их штатах9, а также исследование И. И. Шимко о Патриаршем казенном приказе, где автор на основании расходных книг не только устанавливает количественный состав приказных людей, но и дает подробную справку об особенностях оплаты их труда10. Вместе с тем история основных, особенно крупных по составу учреждений, Поместного и Разрядного приказов и др., в меньшей мере интересовала историков. Имеющиеся же о них работы очень фрагментарны и большей частью рассматривают деятельность отдельных столов приказов11.
Все названные выше труды дворянских и буржуазных историков в области истории государственных учреждений XVII в. и их личного состава очень фактологичны. Авторы их и не пытались прибегать к каким-либо оценочным выводам. В этом отношении характерна, например, работа М. К. Соколовского о деятельности Аптекарского приказа, где по поводу его штата автор ограничивается замечанием о том, что «дьяки и подьячие нужны были для ведения текущей переписки, каковой было немало»12.
Из ряда подобных работ выделяются исследования нескольких крупных историков, в которых вопросам личного состава приказов и приказных изб уделялось большее внимание. Наиболее насыщенным из них является обстоятельное исследование Н. Н. Оглоблина о происхождении подьячих местных учреждений, построенное на материалах Разрядного и Сибирского приказов13. Статья Оглоблина до сих пор остается единственной обобщающей работой в этой области. Она имеет большое конкретное наполнение и является серьезным рассмотрением источников комплектования местной подьяческой группы. Некоторым недостатком ее можно считать отсутствие внимания к изменениям этого процесса во времени, а также к его территориальным особенностям. Кроме того, при определении политики правительства в области комплектования штатов приказных изб Оглоблин основывается только на законодательстве конца века, что для более ранних периодов приводит к ошибочному впечатлению о социальной однородности базы пополнения местных подьячих.
В книге Н. П. Лихачева, посвященной разрядным дьякам XVI в., находим важное для нас положение о понижении в XVII столетии роли дьячества в государственном управлении, а также об уменьшении практики наследования дьяческой службы14. Приказному штату приказа Тайных дел и его группировке по разрядам уделено значительное внимание в монографии А. И. Заозерского15.
Большой интерес представляет также ранняя работа С. Б. Веселовского о приказном строе Московского государства, несмотря на то, что она носит несколько популярный характер16. В ней Веселовский впервые четко сформулировал свой взгляд на приказных людей как в основном простонародную по происхождению группу, еще не обособившуюся «в сильную позже администрацию».
Несколько больше обобщений, чем в работах по истории государственных учреждений, находим в трудах историков дворянства, которых интересовало в основном положение приказных людей в составе служилого сословия и связи их с формирующимся дворянским классом. Авторы этой группы в основном стояли на точке зрения о недворянском происхождении приказных людей (за исключением их верхних слоев)17. Ряд работ затрагивал также отношение приказной группы к феодальной земельной собственности18.
Таким образом, в работах дворянских и буржуазных авторов был накоплен известный фактический материал, но, как правило, они ограничивались рассмотрением только отдельных сторон интересующей нас проблемы.
После Великой Октябрьской социалистической революции изучение истории приказных людей вступило в новую фазу, хотя на первых порах оно и продолжалось по старой традиции главным образом в рамках изучения истории государственного аппарата. Ряд подобных работ выходит в 30-х годах. Так, например, в книге А. Н. Сперанского о Приказе каменных дел собраны сведения о приказных подьячих с 1616 по 1695 гг.19
Но уже с новых позиций написана фундаментальная статья С. К. Богоявленского о приказных дьяках, в которой приводятся данные об эволюции дьячьей группы на протяжении XVII столетия20. Статья является как бы итогом его многолетних наблюдений в этой области и обобщением материалов, вошедших в составленный Богоявленским справочник «Приказные судьи XVII в.» (см. ниже). В статье использован широкий круг неопубликованных ранее документов бывшего Архива Министерства юстиции (тогда ГАФКЭ, ныне ЦГАДА), в том числе фондов Разрядного приказа, Приказных дел старых лет, Дел о Посольском приказе и служащих в нем. Особую ценность представляют иллюстрирующие положения статьи цифровые подсчеты, хотя некоторым недостатком является отсутствие ссылочного аппарата к ним и объяснения их техники, относительность результатов которой признается самим автором21. В работе Е. С. Зевакина о подьячих Поместного приказа начала XVIII в. применен статистический метод исследования социальных процессов и сделана попытка дать классовую оценку подьячеству последнего периода его существования22.
Наиболее крупным в интересующей нас области является исследование А. В. Чернова по истории Поместного приказа23, которое значительно шире своего названия. В нем на примере истории поместных дьяков и подьячих приводятся общие наблюдения автора над процессом комплектования приказной группы в целом и дается большой конкретный материал по личному составу приказа. Основные выводы работы Чернова по вопросу о происхождении приказных людей приближаются к выводам Веселовского о недворянском в основном происхождении подьяческой группы, которая противопоставляется им дьякам как выходцам из городового дворянства. Следует оговориться, что эти выводы построены на материалах одного приказа и одного периода, а именно начала XVIII в., когда во всех социальных процессах наблюдались коренные изменения. Поэтому они могут иметь только ограниченное значение, и вряд ли правильным будет распространять их на более раннее время.
Известные итоги предшествующей разработки вопроса о приказных людях как социальной группе, обслуживавшей всю систему приказных учреждений, были подведены в 1955 г. Н. В. Устюговым в «Очерках по истории СССР», в главе «Приказы», а в 1979 г. А. И. Леонтьевым в «Очерках русской культуры XVII в.», в главе «Государственный строй»24.
Дискуссия 1968-1972 гг. о сущности русского абсолютизма привлекла внимание к теоретической стороне проблемы о месте бюрократии в структуре абсолютной власти в России. Разработка ее, пройдя стадию журнальных споров, обнаруживших недостаток конкретных знаний в этой области, в последующие десятилетия вступила в новую фазу монографических
исследований25.
Из числа появившихся в результате капитальных изысканий работ особо следует выделить книгу С. М. Троицкого, в которой впервые в советской исторической литературе было дано теоретическое определение бюрократии как «особого слоя, специализирующегося на управлении государством и обладающего рядом привилегий», появление и оформление которого было неразрывно связано с утверждением абсолютизма в России26. Перспективным представляется также направление исследований о бюрократии XVIII в., наметившееся в ряде статей А. Н. Медушевского27. Однако, за исключением последнего автора, основное внимание большинства современных исследователей привлекают главным образом высшие слои бюрократии и взаимосвязь их с господствующим классом. При этом большая часть вышедших работ (кроме нескольких журнальных статей)28 затрагивала в основном историю бюрократии времен зрелого абсолютизма XVIII—XIX вв., оставляя в стороне историю формирования бюрократии в период перехода от сословнопредставительной монархии к абсолютной, когда сам процесс бюрократизации государственного аппарата находился на одной из начальных стадий.
Следует сказать несколько слов об издании документов, в той или иной степени отражавших положение приказных людей, которое велось частью в качестве документальных приложений к исследованиям, частью же в виде самостоятельных публикаций. Материалы подобного рода в большом количестве вкраплены в крупные серийные издания общего характера, такие, как «Первое полное собрание законов Российской империи», «Акты исторические» и «Дополнения» к ним, «Акты, относящиеся до юридического быта» и многие другие, а также разбросаны в виде отдельных и журнальных публикаций в различных периодических изданиях. В 50-х годах XIX в. выходят в свет многотомные публикации «Дворцовых разрядов» и «Разрядных книг», содержащих конкретные росписи об административных назначениях на придворные, военные и гражданские должности, в том числе о назначениях в приказы, а также приказные и разрядные избы дьяков и подьячих с приписью29. В 80—90-х годах XIX в. публикуется большое количество массовых материалов приказного делопроизводства, в частности особенно ценные для выяснения личного состава приказов приходо-расходные книги. В это время увидели свет «Приходо-расходные книги Казенного приказа»30 и «Записные книги Разряда»31. Некоторые сведения о приказных людях находятся в помещенных в состав «Актов Московского государства» документах Московского стола Разрядного приказа32. В начале XX в. предпринимается издание «Дел Тайного приказа»33. В это же время С. А. Шумаков издает ряд списков приказных подьячих34, а в 1912 г. С. Б. Веселовский печатает «Приходно-расходные книги московских приказов» (кн. 1-я)35. Из опубликованных в последние годы источников нужно упомянуть разрядные книги 1550—1631 и 1637—1638 гг.36, являющиеся существенным дополнением к ранее изданным разрядам, и вторую книгу «Приходно-расходных книг московских приказов»37. Среди источников повествовательного характера следует выделить особо воспоминания и записки людей XVII в., среди которых несомненно первое место занимает книга Г. К. Котошихина, бывшего длительное время подьячим Посольского приказа, которая была впервые опубликована в 1840 г. и оказала огромное влияние на работы историков XIX и XX веков38. Хорошо знакомый с приказной средой середины века, Котошихин дает предельно четкую характеристику приказным группам Москвы и их положению в системе приказов, а также примерное численное соотношение их друг с другом. Меньший интерес представляют записки посетивших Россию иностранцев, интересующихся в основном системой учреждений России и персональными деятелями приказной верхушки. Их оценки нередко поверхностны и пристрастны. Так несомненно необъективен А. Олеарий в своей оценке дьяка Н. Чистова39. Вместе с тем группа источников этого рода 60—70-х годов представляет несомненный интерес, так как в совокупности фиксирует существенные изменения в количестве и положении московских приказных людей, которые происходили в этот период40.
Кроме исторических исследований и публикаций документов, мы располагаем рядом справочников, непосредственно относящихся к нашей теме. В их числе для истории местных приказных людей наибольшее значение имеет указатель А. П. Барсукова, где наряду с городовыми воеводами перечислены сидевшие на местах дьяки и подьячие с приписью41. Для дьячьей группы в целом известный материал находится в указателе П. И. Иванова к боярским книгам42. Среди вышедших в советское время указателей необходимо назвать справочник С. К. Богоявленского о приказных судьях, в котором учтен также дьячий состав судейских коллегий43. Несколько в ином плане составлен вышедший в 1975 г. справочник С. Б. Веселовского о дьяках и подьячих44, в котором впервые помещены биографические сведения не об одной приказной верхушке, как в большинстве предыдущих справочников, а и о подьячих приказов и приказных изб. Всего в нем находим около четырех тысяч биографий различной подробности. К сожалению, работа Веселовского использует в основном только опубликованную литературу, неопубликованные же источники привлечены мало и бессистемно. Поэтому книга не может претендовать на полноту, особенно в отношении подьяческого состава, для которого учтена только малая часть45.
Подводя итоги обзора литературы и опубликованных источников, следует сказать, что, несмотря на значительное количество и тех и других, они еще не дают ответа на ряд существенных вопросов в истории слоя населения, занятого в XVII в. обслуживанием деятельности государственных учреждений. Имеются требующие уточнения и детализации данные о количественном составе основных групп этого населения и о происходивших в нем изменениях, без чего мы не можем судить об эволюции аппарата управления в целом и его мобильности на разных этапах45а. Но остаются не до конца выясненными место, которое занимали различные части приказных людей в социально-классовой структуре общества, и связь их с базисными процессами феодальной формации. Не раскрыто само содержание приказной службы и ее роли в управлении и жизни населения. До сих пор бытуют различные точки зрения по этому поводу, причем значительная часть историков склонна свести роль приказной группы к чисто механическому выполнению технических заданий свыше. Только выяснение названного круга вопросов в их хронологическом и территориальном аспектах позволит воссоздать действительную историю этой части населения и ее роли в становлении абсолютной монархии в России.
Ответить на эти вопросы и пытается автор данного исследования на основе обобщения уже сделанного и введения в оборот нового круга источников, так как недостаточная разработанность истории приказных людей XVII в. объясняется отчасти особенностями сохранившихся материалов — обилием в архивах разрозненных дел и документов по частным вопросам и малым количеством материалов сводного характера.
В основу работы положены делопроизводственные материалы, отложившиеся в фондах центральных и местных учреждений XVII в., подавляющее большинство которых хранится в настоящее время в Центральном государственном архиве древних актов (ЦГАДА). Вкрапления отдельных групп документов подобного рода в собраниях других архивов и музеев сравнительно незначительны. Из их числа можно назвать часть фонда Пушкарского приказа в Отделе письменных источников Государственного исторического музея, ряда местных материалов в Архиве ЛОИИ АН СССР, книг Верхотурской приказной избы в Тобольском музее-заповеднике.
Из числа находящихся в ЦГАДА фондов приказов наиболее крупными являются фонды Разрядного (ф. 210), Посольского (ф. 138), Поместного (ф. 1209), Сибирского (ф. 214), Малороссийского (ф. 229), Смоленского (ф. 145), Преображенского (ф. 371), патриарших (ф. 235 и 236) и других приказов. Кроме того, материалы приказов входят в состав коллекций Оружейной палаты (ф. 396), Приказных дел старых лет (ф. 396), Приказных дел новой разборки (ф. 159), Боярских и городовых книг (ф. 137). Использованы также фонды местных (особенно сибирских) учреждений XVII в.
Основная часть материалов по теме сконцентрирована в фонде Разрядного приказа, который ведал учетом, комплектованием и обеспечением приказных людей как части служилого сословия. Несмотря на то, что делопроизводство XVII в. не знало статистических материалов в современном понимании этого слова, некоторое количество сводных документов различной полноты к данной работе все же удалось привлечь. Мы почти не имеем подобных материалов для всей приказной группы в целом. В качестве исключения можно назвать только окладные годовые росписи государственных расходов, в которых наряду с другими учитывались и суммы окладного жалования, выдававшегося приказным людям. К сожалению, сведения об этом далеко не всегда могут быть вычленены из данных об общих расходах, приходившихся на близкие к приказным группы дворцовых и других служителей. Особенно глухо они даются для местных подьячих, так как в росписях нередко приводятся только размеры общего подьяческого оклада без указания числа подьячих.
Для конца века мы располагаем уникальным комплексом материалов сводного характера, сложившимся в связи с распространением в 1699 г. «новоокладного сбора на дачу ратным людям» на группу приказных людей. Проведение этого мероприятия было поручено Оружейной палате. В результате в делопроизводстве палаты был сконцентрирован огромный, небывалый по полноте материал о количестве и окладах московских дьяков и подьячих. При этом особенно ценно, что были собраны также сведения о служивших в приказах, не ведавшихся в Разряде, — патриарших и мелких дворцовых46, а также о приказных людях архиереиских домов и крупных монастырей47. Значительно хуже представлены в материалах «сбора» 1699 г. списки приказных людей местных государственных учреждений, которые имеются только для городов ведения Сибирского и Новгородского приказов, а также приказа Малой России48.
Этими двумя видами источников по существу ограничиваются материалы обобщающего характера, охватывающие все группы приказных людей. Остальные виды сводных материалов учитывали только отдельные приказные группы. К ним следует отнести прежде всего учетные документы Разрядного приказа: для дьяков — боярские книги и списки, для подьячих — сводные годовые списки. В связи с тем, что боярские книги и списки широко исследованы в источниковедческом плане, остановимся кратко на их сохранности и разделах, относящихся непосредственно к приказным людям49. Являясь не только справочным, но и документом правового характера, боярские книги точно фиксировали положение определенных групп думных и московских служилых людей по отношению друг к другу, поэтому списки двух групп дьяков (думных и приказных) помещались в них раздельно в соответствии со значением каждой: думные дьяки замыкали всю думную, дьяки приказные — всю московскую группы. Внутри списков и те и другие размещались строго по времени пожалования в чин. В боярских книгах начала и конца века выделялись особо имена дьяков патриарших приказов, в остальное время патриаршие дьяки писались в общих дьячьих списках в соответствии с временем их назначения. В списках 20-х годов вслед за дьяками помещалось небольшое число московских подьячих с приписью, имена которых после 30-х годов полностью исчезают из состава боярских книг. Списки дьяков включали также указания на размеры их денежных и поместных окладов. В связи с тем, что каждая книга функционировала длительный период времени, иногда до 10 лет, в нее вносились более поздние изменения: указания на увеличение окладов, на смерть, опалу и т. д. (как правило, датированные). В конце списков думных и приказных дьяков вписывались более поздние пожалования, также датированные.
Боярские книги XVII в. дошли до нас не полностью. Кроме того, не все сохранившиеся книги находятся в хорошем состоянии. В связи с тем, что списки приказных дьяков помещались в самом конце книг, а думных — близко от начала, они гибли особенно часто. Так, полностью утрачены листы со списками и думных и приказных дьяков в боярской книге 1647 г.50, в книге 1667 г. не сохранился конец списка приказных дьяков51, в книге 1675 г. отсутствует список думных дьяков52, в книге 1686 г. — приказных дьяков53. Правда, некоторая часть утраченных сведений может быть восстановлена за счет записей в предшествующих и последующих по времени книгах.
К боярским книгам примыкают близкие к ним по характеру боярские списки, которые А. Л. Станиславский очень точно охарактеризовал как «оперативные, учетно-служебные документы»54, что объясняет и их отличия от боярских книг, а также периодичность их составления. По существу боярские списки являются перечнями служилых людей, расположенными по тем же группам, что и в боярских книгах, т. е. по градации служилых чинов, но без дополнительных указаний на размеры их окладного жалованья. Вместе с тем разнообразие форм списков дает значительную информацию служебного порядка.
«Подлинные» боярские списки, в которых расположение лиц внутри каждого чина совпадает с порядком расположения их в боярских книгах, интересны главным образом для установления размеров и состава дьяческой группы на определенный год. В частности, наличие боярских списков позволяет восстановить пробелы в боярских книгах середины века. В них наблюдается особый порядок в расположении приказных дьяков, при котором в конце помещались дьяки «не у дел». До 1633 г. между основной частью списка и дьяками «не у дел» выделялась особо группа дьяков патриарших приказов.
Очень важны также имеющиеся на полях подлинных списков отметки. Как правило, с правой стороны располагались сведения о службах дьяков, притом всегда только о службах вне Москвы — на дьячестве в городах, в полках и дипломатических посылках. Данных о службе в приказах в «подлинных» боярских списках, как правило, не имеется. Кроме того, здесь же отмечались изменения в службе. С левой стороны примерно с 60-х годов регулярно находим отметки с указанием количества принадлежавших дьякам дворов по переписным книгам (а не о формальных окладах, как в боярских книгах). Только в тех случаях, когда имеющиеся у них поместные земли не были заселены, указывалось количество четей с припиской «пусто». Несмотря на конкретность указания, эти цифры верны только на момент составления переписных книг и близкое к нему время, так как они не изменялись для книг, составлявшихся в период между двумя переписями, в то время как фактическое землевладение дьяков менялось очень быстро.
Более насыщенными по содержанию являются разделы о дьяках в «наличных» боярских списках, имеющих другую структуру. Если думные дьяки в них даются по-прежнему в порядке времени пожалования и их конкретная служба отмечается на полях, то приказные дьяки разбиваются на отдельные списки по характеру службы. Первым идет список дьяков, служивших в приказах и вообще на Москве (в объездах и др.). Внутри этого списка дьяки размещались в установленном порядке приказов: сначала дьяки Разрядного приказа, затем Посольского и т. д. После этого всегда шел список дьяков «не у дел» и после него — всех остальных дьяков, находившихся в городах, полках и других «посылках». Чаще этот список дается объединенно, однако в отдельных случаях разделяется на два самостоятельных,с выделением группы дьяков, которым «велено быть на его государеве службе». Городовые дьяки размещаются в порядке значения городов: Новгород, Псков, Казань, Астрахань и т. д.
Известным дополнением к боярским книгам и спискам могут служить дворцовые разряды, содержащие записи о конкретных назначениях дьяков в приказы и города.
К перечисленным выше сводным документам Разрядного приказа следует прибавить так называемые «кормленые книги» четвертей, содержащие записи размеров окладов служилых чинов Москвы, которые получали денежное жалованье в одном из четвертых приказов. Сохранились книги Устюжской, Галицкой и Владимирской четвертей за разные годы. На первый взгляд, они близки к боярским книгам, однако внутренняя структура их совсем иная. Имена думных и приказных дьяков не выделены в отдельные списки, а размещены в соответствии с размерами их окладов среди других чинов.
Несколько иначе был организован учет подьячих. В отличие от дьяков, для которых он осуществлялся в Разряде, первичные учетные документы подьяческой группы велись в тех учреждениях, в которых подьячие служили: в приказах и приказных избах. Для приказов это были столбцовые списки и расходные книги на выдачу жалования, которые составлялись ежегодно. Как правило, в основных списках учитывалась только та часть подьячих, которая была поверстана окладом, группа же неверстанных подьячих, иногда многочисленная, в них вовсе не указывалась. Дополнением к ним могут быть списки на выдачу денег «в приказ», т. е. единовременных дач. Однако они также охватывали не весь состав неверстанных подьячих. Кроме того, в них не всегда вносились и те из верстанных подьячих, которые в это время находились вне Москвы. Не учитывали в приказах и поместные подьяческие оклады, которые интересовали больше Разряд, чем администрацию приказов. Так, например, в 1676 г. дьяк Холопьего приказа, посылая список подьячих, добавил: «А кто верстан поместным окладом, и то ведомо в Разряде»55. Примерно теми же недостатками страдают и расходные книги приказов, в которых фиксировалась выдача окладов жалованной части подьяческого состава, а также разрозненные дачи отдельным неверстанным подьячим. Исключение составляют расходные книги патриарших приказов, куда вписывались списки всех подьячих. Таким образом, и приказные списки подьячих и расходные книги, взятые изолированно, дают заниженное число подьячих.
Больший интерес представляют составлявшиеся ежегодно в приказах и направлявшиеся в Разряд для учета в общей смете государства полные списки подьячих, которые частично сохранились в приказах в виде черновиков. В Разряде на их основании составлялся сводный подьяческий список. Наиболее ранний из сохранившихся подьяческих списков относится к 1627 г. Список снабжался заголовком, состав которого на протяжении времени претерпел некоторые изменения. В заголовке сводные списки датируются только годом, но потому, что приказы высылали первичные списки в течение ноября—декабря каждого года, они могут несколько условно датироваться началом следующего года. Составление в Разряде подлинных подьяческих списков в форме столбцов имело место на протяжении всего XVII в. Однако в истории этого вида документов следует выделить появление в 60-х годах, наряду со столбцами, подьяческих списков в виде книг. Они имеют твердо установившуюся форму. Тексту предпосылается оглавление. В конце списка нередко даются итоговые цифры. Имена подьячих внутри списка каждого приказа расположены согласно их служебному рангу: старые, средней статьи, молодые. Однако само разделение на ранги в списках не всегда указано. Разряд этого и не требовал в своих запросах, так как в основном интересовался размерами окладов в связи с первоначальным назначением документа как материала для годовой сметы расходов. К концу XVII в. сводные подьяческие списки в виде книг превратились в правовой документ, определявший служилое положение подьячих. До нас дошло 10 таких книг за 1667—1689 гг., т. е. примерно за 20 лет56. Книги конца века, по-видимому, погибли.
Подьяческие списки дают исчерпывающие сведения о подьяческом составе приказов. Однако в вопросе о жаловании они далеко не полны, так как приводят сведения только об окладах, опуская ряд денежных и натуральных выдач. Кроме того, в некоторых списках имеются пропуски отдельных приказов. Например, в списке 1675/76 г.57 в оглавлении указаны Конюшенный и Судный, оба дворцовые, приказы, а в самой книге под частным заголовком оставлены чистые листы58. Но наиболее важно то, что ряд приказов, неподведомственных Разряду в вопросах штатов, списков вовсе не представлял или представлял их нерегулярно. Из дворцовых приказов такие списки присылали только Большой дворец и Казенный приказ. Московские дворцовые учреждения — Золотая, Серебряная и мастерские палаты — их не представляли, Оружейная палата и Аптекарский приказ делали это изредка. Не подавали первичных материалов Разряду и патриаршие приказы. В 1699 г. Разряд писал по этому поводу: «А мастерских, и Оружейные и Золотые и Серебряные палат, и Патриарша Разряда, и Аптекарского приказа подьяческих списков нет для того, что ис тех приказов в Разряд по вся годы не присылают»59. Добавим к этому, что на протяжении XVII в. существовали и другие приказы, не подведомственные в штатных вопросах Разряду. Достаточно назвать приказ Тайных дел, подьяческим составом которого ведал сам царь.
Для подьячьих местных учреждений подобных общих списков в Разряде не составлялось. Основным учетным документом для них были сметные списки каждого города, один экземпляр которых оставлялся в приказной избе, другой же посылался в приказ, ведавший городом, в качестве отчетного финансового документа. В этих списках подьячие учитывались наряду со всеми служилыми людьми данного города. Следует сказать, что сведения о подьячих имеются далеко не во всех сметных списках первой половины XVII в., да и для второй половины века они указывались не всегда. В общей росписи государства 1677 г., составленной на основании сметных списков, по поводу приказных изб Арзамаса и Пошехонья отмечалось: «А хто имяны и сколь человек подьячих, того в сметных росписях не написано»60. В наиболее полном варианте сметные списки содержат перечни подьячих и данные о размерах их жалованья. Что особенно ценно, ряд списков сообщает сведения о происхождении подьячих и их служебном стаже. Как правило, сметные списки представлены подлинными документами, отдельными для каждого города. Только для разрядных изб, особенно для Белгородского разряда, имело место объединение списков подчиненных городов в разрядном центре.
Известным дополнением к сметным спискам могут служить «смотренные» и «росписные» списки городов, в отдельных, не слишком частых, случаях имеющие справки о подьячих. Включение сведений о подьячих в эти виды документов, как правило, не требовалось. Только в некоторых грамотах о проведении смотра служилых людей предписывалось прислать сведения и о подьячих61. Иногда же воеводы по своей инициативе указывали боеспособность приказных людей62.
Некоторой особенностью отличаются аналогичные документы сибирских городов, в которых сметные списки обычно не содержат конкретных данных о подьячих, а только общую сумму подьяческих окладов. Для сибирских подьячих учетным документом являются окладные книги выдачи денежного и хлебного жалованья городовым служилым людям, отложившиеся в фонде Сибирского приказа.
Сметные и окладные книги в составе фондов местных учреждений ЦГАДА почти не сохранились. В фондах же приказов и архивных коллекций находится немалое количество подобных документов, хотя и со значительными территориальными пробелами.
Кроме указанных сводных документов в работе использованы также комплексы сказок и росписей, которые составлялись в ходе сборов ратных людей и различных чрезвычайных налогов и отражали фактическое землевладение московских приказных людей. Подобных материалов для местной приказной группы обнаружить не удалось.
Сводные материалы не могут быть правильно поняты и использованы без обращения к документам другого рода. Они не дают также ответа на важнейшие вопросы, в том числе о происхождении приказных людей, содержании их работы и т. д. Поэтому в работе широко привлекается делопроизводственная документация, связанная с разного рода внутренними делами учреждений; в том числе челобитные, выписки и решения по «кадровым вопросам»: о назначениях, перемещениях отдельных должностных лиц, установлении и повышении выдававшегося им жалованья, а также судебные и следственные дела. Особое место в этом отношении занимает фонд «Дела о Посольском приказе и служащих в нем» (ф. 138), сформированный во время приведения в порядок в XVIII в. документов Посольского приказа. Его материалы охватывают период с конца XVI в. до 1725 г., хотя и имеют для XVII в. значительные хронологические пропуски. В совокупности они дают полное представление о всех вопросах, связанных с личным составом приказа.
Существенным дополнением к названным фондам являются материалы фонда Печатного приказа (ф. 233), содержащего краткие записи запечатывавшихся в Приказе грамот. Среди них важное место занимают записи актов на владение землей. При этом в книгах Печатного приказа отразились не только те из них, с которых собирались печатные пошлины, но и «беспошлинные», в том числе грамоты думным дьякам, как все думные чины пользовавшимся привилегией освобождения от печатных сборов. Кроме того, в книгах нашли отражение посылавшиеся на места грамоты по поводу назначения подьячих в приказные избы, определения им жалования и т. д. Последняя группа записей особенно ценна для местных учреждений ведения приказа Казанского дворца, архив которого не сохранился.
Известный интерес представляют также документы фондов более позднего происхождения, в том числе Портфелей Миллера (ф. 199) и Канцелярии Московского архива Министерства юстиции (ф. 337), в которых находятся сделанные в XIX—начале XX в. выписки из дел XVII в., относящихся к приказным людям. Часть из них опубликована, для другой же части не всегда удается обнаружить соответствующие им подлинные документы, поэтому сами выписки приобретают самостоятельную ценность.
Заканчивая краткий обзор основных видов использованных источников, следует добавить, что более детальные характеристики некоторых из них помещены в соответствующих разделах работы.
Прежде чем перейти к основному изложению следует уточнить объект исследования. В центре нашего внимания будет находиться специальная, сформировавшаяся в XVII в. в сословную прослойку группа служилых людей, основной обязанностью которой являлась работа в государственных учреждениях в центре и на местах. При этом берутся штаты не всех систем существовавших в России XVII в. учреждений, а только тех из них, которые прочно вошли в состав государственного аппарата. При этом следует учитывать, что на протяжении XVII в. происходило становление государственных учреждений как таковых, отделение их от институтов сословных служб-повинностей и земского самоуправления. Определяющими признаками государственных учреждений для этого времени можно считать непосредственное подчинение центральной власти, наличие постоянного штата и бюджета. Исходя из этих признаков, рассматривается в дальнейшем состав всей системы приказов (в том числе дворцовых и патриарших) и ряда городских учреждений Москвы, приближавшихся по своим функциям и положению к приказам. Для местных учреждений этот круг ограничивается учреждениями воеводского управления (приказными, или съезжими, избами) и местными дворцовыми приказами.
За рамками исследования остаются небюрократические органы верховного управления — Боярская дума и земские соборы, а также ряд учреждений невоеводского подчинения в городах (губные, земские, таможенные и кружечные избы) и институт площадных подьячих в центре и на местах. Сведения о них, необходимые для полноты картины, будут сообщаться параллельно с раскрытием основной темы.
Состав лиц, занятых в государственных учреждениях был неоднороден по своему характеру. Непосредственные руководители, т. е. судьи и воеводы, не включались в штаты учреждений и исполняли возложенные на них должности как временные сословные поручения. В ином положении были дьяки и подьячие, для которых работа в приказных учреждениях превращалась в постоянную профессию. Существование и развитие этой группы и являлось показателем роста бюрократических тенденций. Именно она и будет предметом дальнейшего рассмотрения. Другие обслуживающие группы центральных и местных учреждений — приставы, сторожа, реже толмачи и переводчики и др., не принимавшие непосредственного участия в процессе управления, нами не рассматриваются.
Несколько слов о терминологии. Сам термин «приказные люди» в документах XVII в. не был в достаточной мере четко определен и имел иногда различное употребление. Происходя от слова «приказ», в смысле царского распоряжения, он распространялся также на другие служилые группы — стрелецких и казачьих сотников и пятидесятников, а также на лиц, управлявших небольшими городами, которые по своему рангу не имели воевод, наконец — на управляющих избами в дворцовых волостях (в последнем случае трансформируется в «приказчик»). Однако употребление названия «приказные люди» применительно к служащим в учреждениях приказного типа (приказах и приказных избах) получило значительно более широкое и устойчивое распространение в официальной документации и полностью соответствует их месту в приказном управлении XVII в. Поэтому со сделанными оговорками мы будем в дальнейшем пользоваться им именно в этом смысле.
Слово «дьяк» как название представителя верхнего слоя приказных людей восходит к администрации великокняжеских и княжеских учреждений и употребляется уже в документах XIV в.63, являясь производным от «дьяка» в смысле «дьякона» (XI в.). Отождествление грамотного человека с духовным лицом было характерно для ранних этапов в развитии гражданского управления применительно ко многим народам. Разделение дьяков на думных (т. е. участвовавших в заседаниях Боярской думы) и приказных (по терминологии XVII в. просто дьяков) относится ко второй половине XVI в. Выделения особых «государевых дьяков», которое имело место в XVI в., в XVII в. мы не находим, за исключением наименования «государевыми» дьяков приказа Тайных дел.
Примерно к XIV в. относится также появление термина «подьячий» как обозначение помощника дьяка. Характерно, что в том же смысле бытовал и другой термин — «дьячек», так же очень близкий к церковной терминологии. Следует сказать, что для XVII в. наблюдалась некоторая разница в употреблении слов «подьячий» и «дьячек», хотя и подмена одного другим, особенно в первой половине века, имела место. Чаще слово подьячий употреблялось в смысле служащего в приказных государственных учреждениях, дьячок — в таможенной, губной или земской избах. И дьячками и подьячими назывались также лица, занятые изготовлением частных актов (площадным письмом).
По-видимому, более молодым и не получившим широкого распространения было название «писчик», применяемое к техническим переписчикам и в XVIII в. трансформировавшееся в термин «писец» (для XVII в. «писец» означал руководителя писцовой комиссии, который имел обычно высокий служилый чин).
Термины, применявшиеся для обозначения более дробных делений указанных основных групп приказных людей, были связаны с зарождением должностей, о чем смотри в главе 4.
Хронологические рамки исследования — конец первой четверти XVII в., когда полностью были восстановлены условия для нормального функционирования государственной машины, и конец XVII-начало XVIII в. как время коренной перестройки управленческого аппарата и пересмотра состава обслуживающей его группы населения.
1 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 17. С. 339.
2 Маркс К., Энгельс Ф. Там же. Т. 25, ч. 1. С. 422.
3 Каменский А. Б. История создания и публикации книги Г. Ф. Миллера «Известие о дворянах российских» // Археографический ежегодник за 1981 год. М., 1982. С. 164—172.
4 Миллер Г. Ф. Известия о дворянах российских. СПб., 1790; Древняя российская вивлиофика. 2-е изд. М., 1791. Ч. XX.
5 Древняя российская вивлиофика. Ч. XX. С. 150.
6 Чичерин Б. Н. Областные учреждения России в XVII в. М., 1856.
7 Попов Н. А. К вопросу о приказе Купецких дел // Журнал Министерства народного просвещения. 1884. Ч. 2. С. 239; Список подьячих 177 г.; Оглоблин Н. Н. К истории Челобитного приказа // Журнал Министерства народного просвещения. 1892. Ч. 4; Гурлянд И. Я. Приказ Сыскных дел // Сборник статей по истории права, посвященный М. Ф. Владимирскому-Буданову. Киев, 1904; Богословский М. М. Приказы Великого княжества Литовского и Княжества Смоленского в Московском государстве // Журнал Министерства народного просвещения. 1906. Ч. 8 (сведения о дьяках приказа); Яковлев А. И. Приказ сбора ратных людей // Учен. зап. МГУ. Отд. истории и философии. 1917. Вып. 46 (списки приказных людей 146-149 гг.).
8 Гурлянд И. Я. Приказ великого государя Тайных дел. Ярославль, 1902.
9 Белокуров С. Л. О Записном приказе // Из духовной жизни Московского общества XVII в. М., 1905; Он же. О Посольском приказе. М., 1906.
10 Шимко И. И. Патриарший Казенный приказ // Описание документов и бумаг, хранящихся в Московском архиве Министерства юстиции. М., 1894. Кн. 9.
11 Шумаков С. А. К истории Поместного приказа // Журнал Министерства народного просвещения. 1905. Ч. 8; Он же. Из розысканий о составе Поместного приказа // Чтения в Обществе истории и древностей российских при Московском университете. 1906. Кн. 4; Порфирьев С. И. Казанский стол Разрядного приказа // Известия Общества археологии, истории и этнографии при Казанском университете. 1913. Т. 28.
12 Соколовский М. К. Характер и значение деятельности Аптекарского приказа. СПб., 1904. С. 16.
13 Оглоблин Н. Н. Московская померная изба // Чтения в Обществе истории и древностей российских. 1889. Кн. 2; Он же. К истории Челобитного приказа // Журнал Министерства народного просвещения. 1892. Ч. 6; Он же. Происхождение провинциальных подьячих в XVII в.//Там же. 1894. Ч. 9—10; Он же. Из архивных мелочей // Чтения в Обществе истории и древностей российских. 1913. Кн. 3. Смесь. С. 1.
14 Лихачев Н. П. Разрядные дьяки XVI века. СПб., 1888.
15 Заозерский А. И. Царь Алексей Михайлович в своей вотчине. Пб., 1917.
16 Веселовский С. Б. Приказный строй управления Московского государства // Русская история в очерках и статьях. Киев, 1912. Т. 3. С. 19.
17 Карнович Е. П. Русские чиновники в былое и настоящее время. СПб., 1897;
Павлов-Сильванский Н. П. Государевы служилые люди. Происхождение русского дворянства. СПб., 1898.
18 Рождественский С. В. Служилое землевладение в Московском государстве
в XVI в. М., 1897; Яковлев А. И. Служилое землевладение по данным Приказа сбора ратных людей // Сергею Федоровичу Платонову. СПб., 1911.
19 Сперанский А. Н. Очерки по истории Приказа каменных дел. М., 1930.
20 Богоявленский С. К. Приказные дьяки XVII века // Ист. зап. Т. 1.
21 Там же. С. 224—225.
22 Зевакин Е. С. Подьячие Поместного приказа начала XVIII в. // Ист. зап. Т. 11.
23 Чернов А. В. К истории Поместного приказа // Труды Московского Историкоархивного института. М., 1957. Т. 9.
24 Очерки истории СССР. Период феодализма. XVI в. М.; Л., 1955. С. 366—384; Очерки русской культуры XVII в. М., 1979. Ч. I. С. 247—320.
25 Троицкий С. М. Русский абсолютизм и дворянство в XVIII в. М., 1974; Зайнчковский П. А. Правительственный аппарат самодержавной России в XIX в. М., 1978.
26 Троицкий С. М. Указ. соч. С. 5.
27 Медушевский А. Н. Развитие аппарата управления России в первой четверти XVIII века // История СССР. 1983. № 6; Он же. К изучению государственного аппарата в период утверждения абсолютизма в России (первая четверть XVIII в.) // Общественно-политическое развитие феодальной России. М., 1985.
28 Демидова Н. Ф. Бюрократизация государственного аппарата абсолютизма в XVII—XVIII вв. // Абсолютизм в России (XVII—XVIII вв.). М., 1964; Она же. Приказные люди XVII в.: (Социальный состав и источники формирования) // Ист. зап. Т. 90; Она же. Государственный аппарат России в XVII в. // Там же. Т. 108.
29 Дворцовые разряды. СПб., 1850—1855. Т. 1—IV; Дополнения к т. III Дворцовых разрядов. СПб., 1850—1855; Книги разрядные по оффициальному оных списку. СПб., 1854. Т. I—II.
30 Русская историческая библиотека. СПб., 1884. Т. 9.
31 Там же. СПб., 1890—1891. Т. 9—11.
32 Акты Московского государства. СПб., 1890—1901. Т. 1—3.
33 Дела Тайного приказа. Кн. I—II // Русская историческая библиотека. СПб., 1907—1909. Т. 21—23.
34 Шумаков С. А. Сотницы, грамоты и записи. М., 1904. Вып. III и др.
35 Приходо-расходные книги московских приказов // Русская историческая библиотека. СПб., 1912. Т. 28.
36 Разрядная книга 1550—1631 гг. М., 1975. Т. I—II; Разрядная книга 1637—1638 гг. М., 1983.
37 Приходо-расходные книги московских приказов 1619—1621 гг. М., 1983.
38 Котошихин Г. К. О России в царствование Михаила Федоровича. 4-е изд. СПб., 1906.
39 Олеарий А. Описание путешествия в Московию и через Московию в Персию и обратно. СПб., 1906.
40 Мейербере А. Путешествие в Московию // Чтения в Обществе истории и древностей российских при Московском университете, 1873. Кн. 3; 1874. Кн. 4; Коллинс С. Нынешнее состояние России, изложенное в письме другу, живущему в Лондоне // Там же. 1846. Кн. 1; Рейтенфельс Я. Сказания светлейшему герцогу тосканскому Козиме Третьему о Московии//Там же. 1905. Кн. 9; 1906. Кн. 3.
41 Барсуков А. П. Списки городовых воевод и других лиц воеводского управления Московского государства XVII столетия. СПб., 1902.
42 Иванов П. И. Алфавитный указатель фамилий и лиц, упоминаемых в боярских книгах. М., 1853.
43 Богоявленский С. К. Приказные судьи XVII века. М.; Л., 1946.
44 Веселовский С. Б. Дьяки и подьячие XV—XVII вв. М., 1975.
45 Демидова Н. Ф. // Вопр. ист. 1978. № 7. С. 166—168. — Рец. на кн.: Веселовский С. Б. Дьяки и подьячие XV—XVII вв. М., 1975.
45а Демидова Н. Ф. Государственный аппарат России в XVII веке // Ист. зап. Т. 198. С. 109—154.
46 ЦГАДА. Ф. 396. On. 1. Д. 48091. Л. 1—5; Д. 48086. Л. 1—6.
47 Там же. Д. 48087. Л. 1—2; Д. 48088. Л. 1—2.
48 Там же. Д. 33706. Л. 1—2; Д. 48107. Л. 3—13; Д. 48112. Л. 1.
49 Востоков А. А. Боярские книги как материал для истории высшего русского служилого сословия // Материалы для истории русского дворянства. СПб., 1885. Вып. III; Богословский М. М. Административные преобразования Петра Великого в 1699—1700 гг. // Изв. АН СССР. 1928. VII сер. Отд. гуманитарных наук. Л., 1929. С. 283; Лукичев М. П. Боярские книги XVII в. как источник сведений о поместно-денежном обеспечении чинов государева двора // Источниковедение и историография. М., 1980; Он же. Обзор боярских книг XVII в. // Археографический ежегодник за 1979 г. М., 1981; Станиславский А. Л. Боярские списки в делопроизводстве Разрядного приказа // Актовое источниковедение. М., 1979; Айрапетян И. Ю. Стольники как одна из категорий феодальной аристократии в 80-х годах XVII в. По материалам боярских списков // Вестн. МГУ. Сер. 8. История. 1980. № 6.
50 ЦГАДА. Ф. 210. Оп. 22. Кн. 8.
51 Там же. Боярские книги. Кн. 6.
52 Там же. Кн. 9.
53 Там же. Кн. 10.
54 Станиславский А. Л. Указ. соч. С. 128.
55 ЦГАДА. Ф. 210. Московский стол. Стб. 527. Л. 290.
56 ЦГАДА. Ф. 210. Московский стол. Кн. 64. 66, 70, 72, 73, 74, 82, 83, 146. Впервые глухо описаны в статье: Попов Н. А. К вопросу о Приказе купецких дел // Журнал Министерства народного просвещения. 1889. Ч. 2. Отд. II. С. 239.
57 ЦГАДА. Ф. 210. Московский стол. Кн. 74. Л. 1.
58 Там же. Л. 68, 112.
59 ЦГАДА. Ф. 396. Д. 48031. Л. 2.
60 ЦГАДА. Ф. 1209. Oп. 1. Д. 5086. Л. 441 об.
61 ЦГАДА. Ф. 210. Белгородский стол. Кн. 53. Л. 2.
62 Там же. Кн. 27. Л. 532; Кн. 30. Л. 2.
63 Там же. Кн. 27. Л. 532; Кн. 30. Л. 2.
Вперёд>>
