Комплектование подьяческих штатов московских учреждений
Понятно, что эти кадры приказных людей нового правительства отличались социальной пестротой и случайностью комплектования. Однако именно они положили основу созданию круга приказных семей, из которого в дальнейшем выходила значительная часть московских подьячих первой половины XVII в., когда общее число подьячих в приказах росло сравнительно медленно. Характерным для 20-50-х годов становится наследование детьми профессии и даже должности отца — подьячего. Приведем характерный для середины века пример. В 50-е годы подьячий Московского судного приказа М. Дубинин сообщал о себе в своей челобитной, что он «сидит отца своего на Исаеве месте Дубинина»23.
Уже в это время зарождается получившая во второй половине века широкое распространение практика перераспределения подьяческих кадров между приказами. Она являлась, например, одним из приемов пополнения подьячими Посольского приказа, о комплектовании которых мы имеем наиболее полные сведения. В 1614 г. из Ямского приказа был переведен в Посольский приказ подьячий Ф. Димашев24. В 1618 г. туда же переводится из Новгородской четверти Н. Иванов; в 1619 г. — из приказа Большого прихода В. Аникеев и Б. Горяинов, из Печатного приказа Ф. Никитин25, в 1623 г. — из Поместного И. Хрипов; в 1624 г. — из приказа Большого дворца М. Фокин и из приказа Большого прихода Н. Федоров26. К середине века переводы значительно расширяются. Только в 1645-1646 годах в Посольский приказ переводятся подьячие из шести приказов27.
Однако и на этом этапе московские приказные семьи не были единственным кругом, из которого черпались приказные кадры. Уже в это время некоторым пополнением для них становятся местные подьячие. Среди приказов, использовавших местные силы, первое место занимал тот же Посольский приказ, на протяжении существования которого имело место несколько крупных переводов с мест.
Следует отметить, что для центра почти отсутствуют сведения о пополнении приказных подьячих за счет подьячих площадных, среди которых преобладали приборные служилые люди, главным образом, стрельцы и их дети28.
Кроме подьяческой среды Москвы и городов, подьяческие кадры приказов впитывали в себя выходцев и из других городских слоев. В литературе традиционным стало мнение о духовенстве как об одном из источников для комплектования подьяческих кадров до указа 1640 г. Это несомненно подтверждается распространением среди московских подьячих таких фамилий как Поповы, Протопоповы, Ключаревы и др. Так, например, в 1635 г. среди подьячих Ямского приказа находим И. Ключарева, бывшего внуком крутицкого митрополита Ионы и сыном ключаря Архангельского собора. Поступление его в подьяческую службу, по его словам, было связано со ссылкой его отца в Сибирь29. В споре с дьяком В. Ушаковым дьяк А. И. Козлов говорил, что настоящее имя его не Ушаков, а Попов, так как «отец его и родные его исконные попы и пономари и дьячки»30. Также сыном попа был подьячий Посольского приказа Петр Андреев31. Таких примеров можно привести немало. Достаточно сказать, что неоднократно упоминавшийся подьячий Посольского приказа Г. К. Котошихин был сыном келаря одного из московских монастырей32.
Вместе с тем это не совсем точно. Правильнее говорить о существовании в городах общей среды грамотных семей, из которых пополнялись ряды как духовенства, так и приказных людей. Нередки бывали случаи, когда один из братьев был подьячим, а другой священником. Также имело место «становление» подьячих в попы и, наоборот, поступление расстриг-попов в подьячие.
По-видимому, известный процент московских подьячих был связан и с торговыми кругами городского населения.
Во второй половине века с усложнением функций приказов увеличивается и потребность в подьяческих кадрах. Как мы видели выше, это привело в 70-х годах к резкому росту количества московских подьячих. Вместе с тем этот рост происходил в обстановке ограничения социальной базы их комплектования. Поэтому в это время получила особенно заметное распространение появившаяся еще в первой половине века практика перераспределения подьячих между приказами и приказными избами. Руководящую роль в ее осуществлении все больше приобретает Разрядный приказ, который ранее ограничивался пассивной фиксацией подобных переводов. Теперь в приказе не только готовились предварительные количественные наметки переводов, определяемые потребностями того или иного приказа, но на основании ведущихся в Разряде погодных списков московских подьячих судейская коллегия намечала и конкретные кандидатуры.
При массовых передвижениях отчетливо прослеживается связь их с изменениями значения того или иного приказа, а также с общими реформами в области системы центральных учреждений. Так, в 1660/61 г. значительная часть подьячих приказа Большого дворца была передана в Казенный приказ, что соответствовало некоторому перераспределению функций между обоими приказами33. Крупное перераспределение подьяческих кадров между учреждениями было связано с реорганизацией приказной системы и централизацией финансового управления 80-х годов, когда в приказ Большой казны «для счету великого государя денежной казны таможенных и кабацких книг» переводится 11 старых подьячих и 30 подьячих средней статьи34. Здесь сосредоточились подьячие, работавшие до этого в четях и других финансовых учреждениях, благодаря чему штаты приказа с 1681 г. по 1686 г. увеличились со 116 до 212 человек, т. е. почти вдвое35.
Особенно крупные переброски подьячих происходили при создании новых приказов. За счет уменьшения штатов других приказов был сформирован подьяческий состав приказов Тайных дел нечетного.
В еще большей степени использовались кадры приказов при организации временных приказных учреждений. По указу 1661 г. при создании очередного временного приказа Сбора даточных людей и хлебных запасов специальным правительственным указом предписывалось, чтобы в новом приказе «быти подьячим из розных приказов, старым 6 человеком да молодым 10 человеком добрым»36.
Перераспределение подьячих между приказами отнюдь не удовлетворяло все растущую потребность центральных учреждений в подьяческих кадрах. Во второй половине века огромную роль в их пополнении начинает играть привлечение в Москву местных подьячих, которое в предыдущий период еще не достигало подобных масштабов. Непрерывный приток в центральные учреждения подьячих с мест в значительной степени определил лицо всего процесса комплектования московской подьяческой группы в этот период.
Некоторым толчком в этом направлении явилась эпидемия 1654 г., заметно уменьшившая количество подьячих Москвы. Приказы поспешили восстановить эту убыль за счет приказных изб. В 60-х годах переводятся в Москву крупные подьяческие группы из Пскова и Новгорода для работы в приказах Большой казны и Посольском37. В 1669 г. ряд городовых подьячих был взят в Малороссийский приказ, в том числе из Киевской приказной избы С. Щеголев38. В 1676 г. туда же вызывается козловский подьячий 3. Выхтин39.
Н. Н. Оглоблин считал, что подобным переходам способствовала предшествующая служба судей и дьяков в городах, откуда они вывозили при возвращении в Москву наиболее способных людей40. Подобные случаи несомненно имели место. Показательна в этом отношении и судьба севского подьячего А. Фролова, которого вместе с его сыном воевода Г. А. Козловский перевез в 1667 г. в Киев, а затем в Москву, где он был зачислен в состав Разрядного приказа41. Не менее часты переводы в приказы подьячих из тех городов, которые находились в их ведении. Это позволяло вводить в состав центральной администрации людей, хорошо знакомых с местной спецификой и лично известных приказным судьям и дьякам. Подобному знакомству крайне способствовал порядок ежегодного вызова из городов старых подьячих вместе с составляемой ими финансовой отчетностью — сметными списками. Подьячие подолгу задерживались для проверки в приказах и нередко вовсе оставались в Москве. Так, в начале 60-х годов из Брянска в Москву со списками и казной были посланы подьячие Ф. Л. Шакловитый и С. Никифоров, которые оба были зачислены в штаты Разрядного приказа42.
Еще большее число местных подьячих использовалось в Москве на временных службах. Правда, подобные временные вызовы в Москву нередко приводили к переводу приехавших подьячих в штаты приказов. Так, вызванного в 70-х годах «для письма» в Разряд суздальского подьячего вскоре находим в составе подьячих приказа Сбора стрелецкого хлеба43.
Этот отлив подьячих из местных учреждений беспокоил городовых воевод, что особенно четко прослеживается в реакции администрации небольших приказных изб. Когда в 1668 г. по требованию Разряда из ряда городов было предписано взять в Москву всех имевшихся там подьячих, а на время их отсутствия в приказных избах «для письма быть губной избы и из площадных и из церковных дьячков, коликое число пригож, до тех мест, как... подьячие с Москвы отпущены будут»44, некоторые из воевод отказались выполнить распоряжение. В том числе отказались выслать своего единственного подьячего мещевский, болховский, калужский и мосальский воеводы45.
В результате подобной «кадровой» политики правительства значительная часть местных подьячих перекочевывала в Москву. Из городовых подьячих происходили многие московские подьяческие и дьячьи фамилии, не утратившие при этом связей с родиной.
Рассмотренные нами пути комплектования подьяческих штатов центральных учреждений, при всей их важности, являлись только частью общего процесса, который был значительно сложнее и трудно поддается выяснению. Особенно сложным он сделался в конце века, когда количественный рост всей московской группы подьячих был наиболее силен. Некоторое представление о тех социальных слоях, из которых в этот период черпались необходимые для приказов кадры подьячих, дают собранные в 1707 г. в Поместном приказе сказки, детально исследованные Е. С. Зевакиным и А. В. Черновым. Табл. 8 повторяет в несколько обобщенном виде таблицу, приведенную в статье А. В. Чернова, группировка материалов в которой наиболее соответствует нашей теме46. Как свидетельствуют данные таблицы, источники комплектования представляли собой смешение пестрых социальных прослоек. Некоторые из них несомненно случайны (как, например, военнопленные и ямщики). Определяющими и составляющими 75,5% от общего числа явились приказные, служилые и духовные слои населения.
Подьячие приказов, происходившие из приказных семей, составляли 79 человек, т. е. 31%. При этом среди них явно преобладали дети подьячих (70 человек) и только 5 являлись детьми дьяков, остальные же — мелких приказных служащих (сторожей и др.). Таким образом, и здесь можно говорить о ведущем значении наследования подьяческой службы.
Значительный процент (30%) выходцев из семей духовенства находится в противоречии с общим ограничительным законодательством XVII в. Правда, можно предположить, что он явился результатом некоторого пересмотра правительственной политики в самом конце XVII в., о чем говорилось выше.
Меньшая часть подьячих (18%) была связана со служилой средой. Из 37 подьячих, которые происходили из служилого сословия и принадлежали к группе служилых людей по отечеству, только один человек вышел из столичного дворянства47. Есть основания считать, что в более ранний период число выходцев из московского дворянства было больше. Так, в Поместном же приказе в 1670 г. работал В. Свиридов, родственники которого, по словам его челобитной, служили по московскому и жилецкому спискам48. К московскому дворянству принадлежали в 90-х годах родные подьячего того же приказа Г. Александрова, брат которого был в это время стряпчим49. Однако и тогда, как в начале XVIII в., большее число подьячих было связано с городовым дворянством. Отец поместного подьячего И. Аммосова в 60-х годах служил по Курску по выбору50. Другой поместный подьячий М. Полозов в это же время сообщал, что дед и отец его служили по Костроме с городом51. Третий был сыном выборного рязанского дворянина52. То же находим и в других приказах.
Сравнительно небольшое место, всего 6,5%, среди учтенных в 1707 г. подьячих занимали дети посадских людей.
Таким образом, подьяческие сказки 1707 г. позволяют судить не только о комплектовании московских подьячих в конце XVII-начале XVIII в., но при сравнении с документами иного характера дают возможность отметить и те изменения, которые происходили в это время. Одним из наиболее существенных, на наш взгляд, новых явлений следует считать уменьшение среди подьячих Москвы непосредственных выходцев из приборных служилых людей.
Известным способом регулирования роста количества подьячих в приказах были проводимые во второй половине века разборы, сопровождавшиеся частичными отставками. Отличительной чертой московских разборов являлся их строго производственный принцип — выяснение профессиональной пригодности того или иного подьячего к приказной работе. По-видимому, то, что подьяческий состав московских приказов складывался под непосредственным надзором судейских коллегий и Разряда, объясняло тот факт, что правительство не считало нужным выяснять его социальные корни, как это делалось на местах. Начавшиеся в 70-х годах и особенно усилившиеся к 80-м годам разборы в Москве являлись выражением стремления правительства сократить разбухающие штаты приказов, и в первую очередь наиболее крупных из них — Поместного и Разрядного. В 1675 г. был проведен разбор подьячих Поместного приказа, возглавленный думным дьяком Г. С. Дохтуровым, который «смотрил их (подьячих. — И. Д.) по списку» и отставил около полутораста человек. Отставленным разрешалось поступать в другие приказы, «где кто в котором приказе похочет»53. В том числе 6 человек было переведено в Ямской приказ к переписке старых дел54. В этом же году из Посольского приказа было отставлено 12 подьячих. Отставлялись при этом только подьячие средней и меньшей статей, т. е. наименее опытные. По словам одного из отставленных подьячих, это было сделано «для того, что было в то время молодых подьячих в Посольском приказе много»55. Сама судейская коллегия приказа четко сформулировала критерий для отставки: «…которые в Посольский приказ негодны, писать плохи и в приказ не ходят»56. Наиболее массовым был разбор 1686 г., имевший целью привести количество находившихся в приказах подьячих в соответствие с указным числом57. По смотровому и разборному спискам с 6 по 13 апреля были пересмотрены штаты Поместного приказа, проведены некоторые должностные перемещения и отставлено 49 человек58. Из них трое подьячих были переведены в другие приказы, двое написаны по жилецкому списку, три молодых подьячих «стали в попы и во дьяконы». Судьба остальных неизвестна59.
В 1689 г. посольский думный дьяк Е. И. Украинцев «разобрал» подьячих Посольского приказа и установил новые сокращенные размеры его штатов60. В 90-х годах было отставлено 35 подьячих и из подведомственных Посольскому приказу учреждений61, в 1697 г. 27 разрядных подьячих62 и т. д. Следующий общий разбор подьячих произошел уже в начале XVIII в.
Как уже говорилось, разборы только временно сокращали количество подьячих в приказах, которое, несмотря на них, непрерывно возрастало. Вместе с тем они способствовали отбору для работы в приказах людей, наиболее соответствовавших бюрократическим порядкам и обычаям государственных учреждений.
20 ЦГАДА. Ф. 396. Oп. 1. Д. 39479. Л. 1.
21 Там же. Д. 123. Л. 1.
22 Платонов С. Ф. Московское правительство первых Романовых. СПб., 1906. С. 382.
23 ЦГАДА. Ф. 210. Московский стол. Стб. 320. Л. 426.
24 ЦГАДА. Ф. 138. 1613—1617 гг. Д. 1. Л. 320.
25 Там же. 1622 г. Д. 5. Л. 71.
26 Там же. Л. 46, 48—49.
27 Там же. 1645—1648 гг. Д. 5. Л. 70, 191, 204, 212.
28 Злотников М. В. Подьячие Ивановской площади // Сб. статей, посвященный А. С. Лаппо-Данилевскому. Пг., 1916. С. 107.
29 ЦГАДА. Ф. 137. Устюг. Кн. 25. Л. 19, об,—20.
30 Богоявленский С. К. Приказные дьяки XVII века. Ист. зап. Т. 1. С. 223.
31 Там же. С. 222.
32 Котошихин Г. К. О России в царствование Алексея Михайловича. С. V.
33 Там же. Стб. 321. Л. 118, 119.
34 ПСЗ. Т. II. № 824. Л. 267—268.
35 Зерцалов А. Н. Окладная расходная роспись денежного и хлебного жалования за 1681 г. М., 1893.; ЦГАДА, Ф. 210. Боярские списки. Кн. 25. Л. 42.
36 ЦГАДА. Ф. 210. Московский стол. Стб. 375. Л. 501.
37 ЦГАДА. Ф. 138. 1655 г. Д. 5. Л. 215, 218, 227; 1671 г. Д. 1. Л. 2—3; 1672 г.
Д. 18. Л. 11.
38 ЦГАДА. Ф. 229. Оп. 2. Кн. 47. Л. 36 об.
39 ЦГАДА. Ф. 210. Белгородский стол. Стб. 861. Л. 250.
40 Оглоблин Н. Н. Указ. соч. С. 122.
41 ЦГАДА. Ф. 210. Московский стол. Стб. 470. Л. 122.
42 Русская историческая библиотека. Т. 11. № 1. С. 234.
43 Там же. Стб. 470. Л. 223 об.
44 Там же. Стб. 325. Л. 751, 756, 758, 760.
45 Там же. Л. 758, 762—763, 765.
46 Чернов А. В. К истории Поместного приказа//Тр. Моск. ист.-архив. ин-та. М., 1957. Т. 9. С. 234.
47 Там же. С. 236.
48 ЦГАДА. Ф. 210. Приказный стол. Стб. 1101. Л. 87.
49 ЦГАДА. Ф. 210. Московский стол. Стб. 969. Ст-к 5. Л. 14.
50 Там же. Стб. 536. Л. 490.
51 ЦГАДА. Ф. 210. Владимирский стол. Стб. 188. Л. 105.
52 ЦГАДА. Ф. 210. Приказный стол. Стб. 1101. Л. 82.
53 Дворцовые разряды. СПб., 1852. Т. III. С. 1614—1615.
54 ЦГАДА. Ф. 210. Московский стол. Стб. 515. Л. 9.
55 ЦГАДА. Ф. 159. Oп. 1. Д. 839. Л. 226.
56 ЦГАДА. Ф. 138. 1672 г. Д. 18. Л. 117.
57 Там же. 1694 г. Д. 2. Л. 3—5.
58 ЦГАДА. Ф. 1209. Оп. 3. Кн. 2344. Л. 61.
59 Там же. Л. 223.
60 ЦГАДА. Ф. 138. 1692 г. Д. 13. Л. 2; Ф. 141. 1689 г. Д. 171. Л. 28—32.
61 Там же. Ф. 138. 1698 г. Д. 16. Л. 7—12.
62 ЦГАДА. Ф. 210. Приказный стол. Стб. 234. Л. 61.
<< Назад Вперёд>>
