Комплектование подьяческих штатов местных учреждений
Хотя основная база комплектования приказных людей на местах — различные слои служилого населения, семьи приказных людей и духовенства, а также выходцы их тяглых (в основном посадских) групп — были общими для всего государства, особенно до законодательства 40-х годов, для каждой из названных зон комплектование подьяческих кадров съезжих, или приказных, изб имело свои существенные особенности. В известной мере эти особенности нельзя понять без учета связи, имевшей место между приказными и неприказными учреждениями в городах, которая выражалась, с одной стороны, в значительном влиянии неприказных порядков на положение подьячих приказных изб, а с другой, в непосредственном пополнении их рядов за счет земских, губных, таможенных и других городовых дьячков. Вместе с тем на местах, в отличие от Москвы, в этом пополнении большую роль играла «писчая площадь», нередко более многочисленная, чем подьяческие кадры учреждений невоеводского управления.
* * *
Остановимся прежде всего на комплектовании подьячих в городах первой из названных зон. Общим для этого процесса в городах Центра и Севера было господство земских порядков. Устойчивый состав кадров приказных людей сложился здесь уже к первой половине XVII в., а порядок их комплектования находился под большим влиянием методов комплектования кадров писчих дьячков земских и губных учреждений. Последнее было особенно легко, так как здесь (за исключением Поволжья) процесс становления воеводского управления в первых десятилетиях XVII в. только завершался и имел, как мы уже видели в первой главе, известные отступления. Практика выбора и найма подьячих, когда основным критерием годности того или иного кандидата на подьяческое место было то, чтобы «приказные дела ему было за обычай», давала возможность для проникновения в ряды местных подьячих тяглых элементов. Происходило это, главным образом, путем широкого использования дьячков губных, земских и таможенных учреждений города, а также площадных подьячих.
О соотношении между выходцами из различных социальных групп в составе площадных корпораций свидетельствуют приводимые ниже типичные примеры. Во второй половине века в состав площадных подьячих Ярославля входило пять сыновей посадских людей, четверо сыновей площадных подьячих, трое сыновей священников, двое сыновей приставов63; Ржевы-Володимировой — двое сыновей посадских людей, двое сыновей приказных, пятеро пушкарских и четверо стрелецких детей64.
Подьяческий состав городских учреждений невоеводского типа на севере и в центре страны набирался из тех же слоев, что и площадные подьячие, причем здесь в еще большей мере имело место явное преобладание выходцев из тяглых групп населения. К наиболее демократическому по происхождению кругу принадлежали земские дьячки, среди которых иногда, чаще на Севере, находим и бывших крестьян.
Сделав эти предварительные замечания, рассмотрим имеющиеся в наших руках данные о происхождении подьячих приказных изб. Остановимся прежде всего на том, какое место занимали в этом процессе тяглые слои населения и какие именно. Так же, как для неприказной части городовых подьячих, ведущая роль в нем принадлежала посаду. Особенно распространено было использование в приказных избах посадских людей в северных и поморских городах, где служилый элемент населения заметно уступал экономически мощному и действенному посадскому. В 20-х годах подьячий Устюжской приказной избы Алексей Семенов в своей сказке сообщал, что он и другой устюжский подьячий были ранее тяглыми людьми устюжского посада65. В середине века с посадским миром были связаны все четверо сольвычегодских подьячих: двое из них сами в прошлом были посадскими, двое же остальных — сыновьями посадских людей66. При этом брат одного из них, подьячего М. Д. Пивоварова, продолжал оставаться в числе посадских67. Дед и отец вологодского подьячего И. Спиридонов также были посадскими68.
Существенно при этом, что набор в приказные избы посадских людей, несмотря на запрещение его указом 1640 г., продолжался и далее, так как управлявшие северными городами четвертные приказы, в противовес Разряду, «по старине» поддерживали эту практику. Обычай привлечения посадских людей в приказные избы северных городов был настолько прочен, что, когда в начале 80-х годов чердынский воевода определил в подьячие посадского А. Углицкого, Москва санкционировала это определение с характерной оговоркой: «...буде... наперед сего были в подьячих ис посадских людей»69. Подобные назначения имели место почти до конца века.
Наиболее четко выступает традиционность тяглой базы комплектования подьячих северных и северо-восточных городов в споре по поводу смещения подьячего Соликамской приказной избы С. В. Елисеева, разгоревшемся в 1686 г. между посадским и уездным населением. Елисеев был сыном торгового человека гостиной сотни. После смерти отца и разграбления его имущества во время башкирского восстания 1662 г. он не мог продолжить занятия торговлей и поступил подьячим сначала в таможню, а затем в приказную избу70. В 80-х годах Елисеев был старым подьячим, игравшим, по-видимому, заметную роль в жизни города. Конфликт его с соликамскими земскими старостами и приказчиками крупнейших солепромышленников, а также уклонение от очередной мирской службы в качестве торгового человека привели к требованию со стороны посадского мира об его отстранении от работы в приказной избе. В ходе разбирательства выявились различные позиции спорящих в вопросе о комплектовании подьячих. Представители посада, требуя возвращения Елисеева в состав гостиной сотни, выдвигали положение, что будто бы по распоряжению из Москвы «велено быть в городех у ваших, великих государей, приказных дел для письма по выбору ис посадских людей, а не гостиной сотни». При этом они прибавляли, что остальные подьячие «с ним в товарыщах сидят соликамские посадские люди по нашему выбору»71. Челобитная посада была поддержана Г. Д. Строгановым, который также настаивал на отстранении подьячего, но аргументировал это в духе правительственного законодательства: «...по вашему, великих государей, указу тяглым людем у ваших, великих государей, приказных дел быть не велено»72. Аргументация Строганова встретила протест со стороны представителей уездного населения, настаивавшего на оставлении подьячего в приказной избе. Ссылаясь не на законодательство, а на обычай, они писали: «А подьячие в Чердыне и у Соли Камской в приказных избах сидят посадские тяглые люди, а не тяглых людей в подьячих ни одного человека нет»73. Однако Новгородская четверть 80-х годов, подчиненная уже Посольскому приказу, не признала этот довод убедительным. По помете думного дьяка П. Б. Возницына 11 августа 1686 г. было предписано сменить подьячего, «а быть ему в купецком чину, в каком он написан»74. Решение Новгородского приказа совпало по времени с разборами конца века, решительно положившими и для Севера конец старой практике набора подьячих за счет посада.
Для более южных частей первой зоны официальное запрещение, несомненно, несколько сдерживало приток посадских в приказные избы. Вместе с тем и здесь проводимая приказами линия не всегда бывала последовательной. Так, в 1677 г. в ответ на жалобу можайского воеводы о том, что он подьячих из вольных «ис тяглых и ис служилых людей в приказную избу без указу великих государей взять не смеет», было разрешено в случае необходимости набрать их «ис тяглых людей, которых бы с приказное дело стало»75.
К сожалению, из-за гибели материалов приказа Казанского дворца мы почти не имеем сведений о происхождении подьячих поволжских городов. Косвенным подтверждением наличия среди них выходцев из посадских кругов могут служить имеющиеся в писцовой книге по Нижнему Новгороду начала XVII в. данные о широком участии подьячих Нижегородской приказной избы в городской торговле76.
Наряду с посадскими людьми и их детьми в ряды подьячих, несомненно, проникала небольшая часть крестьянских детей. Для северных приказных изб мы располагаем косвенными свидетельствами документов об этом для устюжских и яренских подьячих77. Однако наличие крестьянского элемента имелось и в более южных городах. Так, в 1683 г. в Арзамасскую приказную избу был зачислен крестьянский сын А. Лебедев78. В 1686 г. в Калужской приказной избе работал В. Филиппов, сын бобыля вотчины Московского Архангельского собора, до этого долгие годы писавший на калужской площади79.
Служилая среда в значительно меньшей мере питала приказные кадры центральных и северных городов. Как правило, в подьячие здесь попадали главным образом служилые люди по прибору или их дети.
Использование детей священников и других церковнослужителей в качестве подьячих было сравнительно редко для городов русского Севера. Значительно большее распространение оно получило в приказных избах городов Центра. В 1654 г. в Рузе в приказной избе в качестве подьячего работал церковный дьячок80. Церковный же дьячок «из наймах работал в 1666 г. в Борисовской приказной избе (Верейского уезда)81.
Вместе с тем ограничительное законодательство в этой области, несомненно, действовало во второй половине XVII в. Свидетельством этому являются попытки отдельных подьячих скрыть свое духовное происхождение.
Для всего этого огромного района со старым сложившимся населением уже в начале исследуемого периода важное место занимает обычай наследования подьяческих профессий, что способствовало складыванию особых подьяческих семей в городах, т. е. созданию устойчивой базы для пополнения квалифицированными кадрами приказных изб. Так, в первых десятилетиях XVII в. в Вологодской приказной избе были подьячими братья Колзаковы, Богдан и Михаил. В 1645 г. там же работал Г. Колзаков, а с 1677 г. И. Колзаков82. В Галицкую приказную избу в 1648 г. поступили Ефим и Карп Кусынины, а в 1673 г. — Василий Карпов, позднее же Ефим Карпов Кусынины83. Три поколения подьячих находим в Серпухове: в 1655 г. там сидел А. Я. Хрущев, которого сменил его сын Прокофий, того же в свою очередь — его сыновья Михаил и Никита, работавшие до конца века84. В течение 32 лет кеврольским подьячим был Н. Рубцов, после смерти которого в 1673 г. в приказную избу был взят его внук85.
Вырабатывается обычай, по которому наследственность приказной службы давала детям подьячих не только право на работу в той приказной избе, где работали их родные, но и на получение их конкретных должностей. В результате в городах складывались целые династии, представители которых постепенно забирали в свои руки ведущие места в приказных избах.
Более того, подьяческие семьи не ограничивались службой только в приказных избах, что вызывалось установлением в них «указного числа» подьячих. Постепенно члены подьяческих фамилий проникали и в другие городские учреждения — земские, таможенные и др. Таким образом, определенные приказные фамилии нередко в течение нескольких десятилетий удерживали в своих руках всю подьяческую службу города. В 90-х годах в Верее в приказной избе работали братья Збруевы, в то же время у крепостных дел находился подьячий И. Збруев, а площадным дьячком был Г. Збруев86. В 1696 г. в Белевской приказной избе старым подьячим был М. Добрынин, его родственник А. Добрынин являлся подьячим губной избы, а Е. Добрынин — конной избы87. Подобное положение позволяло представителям приказных семей занимать особое место в городе и пользоваться относительной безнаказанностью в своих действиях.
Таким образом, несмотря на значительные, хотя и ослабевшие, связи с посадской средой, постепенно сложившиеся на протяжении XVII в. наследственные подьяческие группы в городах первой зоны превращались в особые социальные прослойки городского населения, занятого только приказной работой и поставлявшего кадры для пополнения приказных изб. Причем доля их в комплектовании местных подьяческих групп на протяжении века все более возрастала.
В заключение следует остановиться на разборах подьячих в городах первой зоны, которые носили совсем иной характер, чем это имело место применительно к московским подьячим. Наиболее заметными были разборы в 80-х годах на Вятке и в 90-х на Белоозере. Грамоты о разборе посылались вятскому воеводе дважды, в 1682 и 1683 годах88. Сам же разбор был произведен только в 1684 г. Москва требовала: «Вятской приказной избы подьячих разобрать: кто какова отца сын, и тяглых ли отцов дети, и что за ними крестьянских и бобыльских дворов, и тягло с посадскими людьми платят ли»89. Сказки о подьячих были составлены земскими целовальниками, заверены 138 посадскими людьми и поданы воеводе 26 ноября 1684 г. По их данным из 24 вятских подьячих 14 человек было детьми посадских людей, остальные 10 — нетяглыми, главным образом приказного происхождения. В результате разбора 10 подьячих было положено в тягло90. Имеются глухие сведения о проведении подобного же разбора с участием выборных посадских людей в 1684 г. в Переяславле Рязанском91.
Разборы 1690 г. в Белозерской приказной избе и других городских учреждениях по характеру близки к вятскому. В грамоте белозерскому воеводе 1690 г. предписывалось: «...подьячих, которые сидят из крестьянских и бобыльских детей, отставить и велеть им жить на тягле и в посаде по-прежнему, где жили деды их и отцы»92. Приведенные сведения о разборах свидетельствуют о том, что для данного района они носили ярко выраженную направленность на удаление из штатов государственных учреждений выходцев из тяглых слоев населения.
Таким образом, основной линией процесса комплектования подьячих старых русских городов Севера, Центра и отчасти Поволжья было постепенное сужение массового в первой половине века притока в них выходцев из тяглых, главным образом посадских, кругов и создание здесь прочно сложившихся подьяческих династий, постепенно отрывавшихся от своих посадских корней. Для второй половины века этот процесс усиливается под воздействием политики правительства, тормозившей, с одной стороны, прилив новых подьячих тяглого происхождения, а с другой — последовательно сокращавшей практику мирского выбора подьячих.
* * *
В другую группу городов по особенностям комплектования подьяческих кадров их приказных изб входят города, расположенные на западной и южной окраинах Русского государства. Их объединяет преобладание служилого населения, а также отсутствие земского начала и преемственности в практике набора приказных подьячих. К их числу, с некоторыми оговорками, следует также отнести города, отторгнутые в начале века от основной территории страны и только впоследствии включенные в ее состав. К сожалению, мы не располагаем данными о восстановлении приказных кадров Новгорода после возвращения его в состав России во втором десятилетии XVII в. На основании более поздних данных можно сделать предположение о том, что для разрушенных войной и временно оккупированных районов очень редкими были случаи восстановления на старых местах бывших подьячих приказных изб.
Чаще непосредственно после возвращения города приказная работа в нем осуществлялась полковыми подьячими, находившимися в составе вошедших в город русских войск. Однако с назначением в такой город воеводы или приказного человека при них создавалась приказная изба и возникала необходимость укомплектования ее хотя бы минимальным количеством подьячих. Для приказных изб крупных и средних по размеру городов широко практиковались при этом переводы подьячих из Москвы Так, в 1660 г. в Киевскую приказную избу было послано из центра 7 подьячих93. В 1663 г. также из Москвы направляется подьячий в Полоцкую приказную избу94. В 70-х годах находим трех московских подьячих в составе приказной избы г. Рыльска95. В 80-х годах два подьячих Разрядного и Поместного приказов были определены в Полтавскую приказную избу, один московский подьячий в Рославль и т. д.96
Также за счет подьячих приказов была восстановлена Смоленская приказная изба, комплектование штатов которой московскими подьячими продолжалось и в дальнейшем. В 1672 г. смоленский воевода жаловался «что в Смоленску в приказной избе подьячих мало, и за тем дела у них стали, что делать некому97. Разряд распорядился направить туда десять подьячих из Земского, Монастырского и др. приказов. Однако фактически было послано только пять человек, что вызвало новые воеводские жалобы на то, что «за умалением подьячих многие дела у него стали»98.
Как правило, дальнейшее пополнение вновь созданных приказных изб подьячими велось из местных ресурсов, главным образом, из состава служилых людей по прибору. В упомянутой выше Смоленской приказной избе в середине 70-х годов два подьячих были детьми стрельцов, «взятыми для письма» воеводой99. В 1680 г. в Киевскую приказную избу было зачислено по воеводскому указу в подьячие три киевских пушкаря100. В 1685 г. там же «по рассмотрению бояр и воевод» работало 12 подьячих, взятых «из розных чинов неволею»101. В 1688 г. киевский воевода вновь берет в качестве подьячего пушкаря Д. Колпачникова, а в 1694 г. стрельца И. Селиварстова102.
Комплектование более мелких по размерам приказных изб приграничных уездов почти с самого начала шло за счет приборных служилых людей, так как посылка сюда московских подьячих бывала редкой. В 1632 г. в Серпейске имелся один подьячий, бывший калужский стрелец П. Ф. Сергеев103. В 1636 г. воевода за неимением подьячих для работы в Серпейской приказной избе «наймовал писать дьячков из ыных южных городов»104. В 1635 г. в Брянскую приказную избу был «взят поневоле» церковный дьячок И. Матвеев, который вскоре был сменен выходцами из служилой среды105. В 1663 г. в Невельской приказной избе подьячим был бывший стрелец И. Столбцов106. В 80-х годах среди великолуцких подьячих находим Т. Кудрявцева, взятого в приказную избу «из лучших казаков»107, и т. д.
Значительная прослойка выходцев из приборных людей имелась также в составе такого крупного центра Северо-Запада, как Псков. Так, из псковских пушкарей происходил подьячий приказной избы К. Волков, возвращения которого «в пушкарскую службу» требовал в 1690 г. пушкарский голова. При этом Волков не отрицал своей принадлежности к приборным людям, но писал по этому поводу в своей челобитной: «Наперед сего пушкари и пушкарские дети для письма имались в приказную палату в подьячие, и ныне также, и в ыные розные чины»108. В 1693 г. по помете думного дьяка Е. И. Украинцева было решено оставить его в подьячих, «потому что его братья, пушкарские дети, многие в подьяческом чину»109.
Разрозненные сведения о составе подьячих приказных изб в городах «от немецкой Украины» также свидетельствуют о присутствии в них значительного количества выходцев из приборных людей.
На протяжении первой половины XVII в. сохраняет по преимуществу служилый характер база комплектования подьячих в приказные избы южных городов по старой засечной черте. Еще более резко он выступает в составе приказных изб новых южных крепостей Белгородской и других оборонительных линий, возводившихся особенно интенсивно во второй трети XVII столетия. При этом формирование подьяческих кадров в приказных избах по старой (XVI в.) и новым оборонительным чертам имело много общего. Во-первых, оно происходило под непосредственным воздействием центральной власти в лице Разрядного приказа, в ведении которого находились эти города и их строительство. Кроме того, служилый характер населения городов, отсутствие или слабость в них посадов накладывали определенный отпечаток на ту среду, которая поставляла приказных подьячих. Складывание здесь площадных корпораций шло несколько замедленно и отставало от приказной группы. Они появлялись вначале в крупных центрах, которыми с середины века стали Белгород и Курск, в некоторых же мелких крепостях отсутствуют вплоть до конца века.
Сословная однородность городского населения привела к тому, что приказные подьячие набирались здесь из служилых людей по отечеству, а именно, из их низшего разряда — городовых детей боярских. Преобладание этой группы, как базы комплектования, над приборной объяснялось тем, что эти новые приказные избы городов Белгородской черты возникали почти одновременно с появлением и внедрением запретительного закона, касающегося прежде всего приборных служилых людей. Более того, возможно, что именно возникавшие при формировании штатов приказных изб Юга конфликты администрации и служилого города, а также постоянный недостаток людей для несения городовой службы и вызвал появление самого законодательства.
Первоначально многие из мелких изб новых оборонительных линий вовсе не имели здесь подьячих. В другие же на первых порах они посылались из Центра. Так, в Белгород, при превращении его из небольшой крепости в военно-административный центр, в 1666 г. вместе с новыми воеводами приехали два старых московских подьячих: М. Наборщиков из приказа Большого дворца и В. Михин из Монастырского приказа110. Для второй половины века пополнение приказных изб Юга московскими подьячими происходило главным образом за счет ссылки. В 1686 г. ссылается «за вину» в Воронеж и работает в приказной избе разрядный подьячий X. В. Васильев111. Во вновь построенный Ново-Богородск в 1690 г. был прислан на вечное житье «за вину его брата» подьячий приказа Малой России Т. П. Дровнин112.
Имели также место отдельные случаи переводов в новые города «по черте» подьячих из старых польских городов. Однако малочисленность подьячих приказных изб польских городов, где сидели, как правило, один-два человека, не давала возможности для удовлетворения спроса в приказных людях на Юге. Недостаток подьячих здесь ощущался особенно остро, что заставило Разряд поставить эти города в особое положение, в 60-х годах временно освободив от общих разверсток. В основном же комплектование приказных изб подьячими шло из местных сил. В результате во второй половине века в городах по Белгородской черте - Верхососенске, Ефремове, Каменном, Лебедине, Новосиле, Харькове и Чугуеве, в небольших приказных избах с составом от одного до трех человек работали подьячие, взятые для этого из числа местных детей боярских113. В 1676 г. в приказной избе Хотмыша находим трех подьячих из детей боярских; в Верхнесосенской приказной избе двух подьячих того же происхождения; в Коротоякской — одного, и т. д.114
Наряду с детьми боярскими в комплектовании подьячих приказных изб городов по Белгородской черте принимали участие, хотя в значительно меньшей степени, другие разряды населения, и в первую очередь духовенство. Очень редкими являются упоминания документов о приеме в подьячие посадских людей.
Примерное повторение тех же приемов комплектования приказных изб находим во второй половине века с продвижением линий крепостей на юг, юго-восток и юго-запад, постройкой Изюмской и других оборонительных линий.
Характерной чертой комплектования подьяческих кадров городов Слободской Украины являлось включение в их состав выходцев из переселившихся в их окрестности служилых украинцев. В 1668 г. двое подьячих «из черкас» работали в Маяцком городке115, в 1682 г. «черкашенин из полковых писарей» Р. Скачков работает в Ахтырской приказной избе116.
Вместе с тем с 70-80-х годов в рассмотренном выше процесс комплектования подьячих в городах всей второй зоны (за исключением вновь построенных городов по Изюмской и другим новым крепостным линиям) прослеживаются новые явления, основным из которых был известное нам уже по городам первой зоны создание в каждом городе устойчивых подьяческих семей, образование и здесь (правда, с различной быстротой) подьяческих династий, делающихся важным и вскоре преобладающим источником пополнения штатов приказных изб и существенно изменявших сословное лицо приказных городских миров. Подобной подьяческой династией для Козловской приказной избы были Топильские, работавшие в ней с 40-х годов и до конца века. За это время в Козлове сменилось два поколения Топильских: с 1642 г. до 1670 г. подьячим был Д. И. Топильский, в 1673 г. — А. Топильский117. В Землянской приказной избе в 1674 г. начал службу в качестве подьячего Н. Турбин, в 1683 г. туда же поступил С. Турбин, а в 1608 г. — П. Турбин. По два поколения подьяческих фамилий находим в Новом Осколе (Путиловы) и в Ольшанске (Хабаровы)118. Династию орловских подьячих представляли Оловянниковы, трое из которых (Иван, Алексей и Леонтий) работали в приказной избе в 70-х годах119.
Четко наметившееся среди приказных людей городов второй зоны формирование «подьяческого чина» получило дальнейшее развитие в результате массовых разборов конца XVII в. В отличие от основного направления разборов в городах первой зоны (удаления из состава подьячих выходцев из тяглых слоев), направленность разборов в большей части городов второй зоны предусматривала отставку от подьяческой службы детей служилых людей. До нас дошли характерные для приказных изб южных городов материалы разбора 1700 г. по Севску, которые позволяют детально ознакомиться с самой техникой проведения разбора. Она разнилась с той, которая была применена во время описанного выше разбора вятских подьячих, тем, что здесь к организации разборов не привлекались земские выборные. Общий указ о разборах подьячих приказных изб городов Севского и Белгородского разрядов предписывал собрать сказки у самих подьячих о том, «кто с какого году сидит, и по какому указу, и каких отцов дети, и кто где был на службах и в посылках, и у дел с каких годов, и у кого в полках или в городех, и что какие поместные и денежные оклады вновь, и к тем окладам придачи кому чинены, и в каких годех, и по какому указу, и за какие службы и посылки и за приказные работы порознь; также сколько за ними в поместьях крестьянских дворов и великого государя жалованья денежные оклады»120. На основании сказок составлялись разборные книги, выписка из которых представлялась в Разряд. Было разобрано более 40 подьячих Севской разрядной избы, из которых безоговорочно оставлено в подьячих 19 человек подьяческих детей, остальные же были признаны «служилых отцов детьми». Из них полностью отставили 17 человек. Вот несколько примеров: В. Самсонов, сын стрелецкого сотника, был записан «в конную службу», Ф. Морозов, сын казака, зачислен в солдаты121 и т. д. Еще четверо подьячих, происходивших из служилых семей, были временно оставлены в разрядной избе, так как были «у дел не считаны».
Подобные разборы были произведены и в других городах по черте. Так, известно, что по разбору 1700 г. три валуйских подьячих были зачислены в рейтары122.
* * *
Комплектование подьяческими кадрами приказных изб сибирских городов имело свои особенности, объясняемые как своеобразием местных условий, так и тем, что оно с самого начала проходило под надзором московских приказов: первоначально Казанского дворца, а с 30-х годов — Сибирского. Последнее в известной мере изолировало этот процесс от осуществлявшейся Разрядным приказом централизаторской политики. В результате в городах Сибири XVII в. при наборе подьячих мы наблюдаем, с одной стороны, единство подхода, а с другой — более терпимое, чем в Центре, отношение к нарушению общих законодательных норм в этой области. По существу социальная среда, на основе которой складывалась сибирская часть местных подьячих, была близкой к той среде, которая питала подьяческие кадры городов второй зоны, особенно ее западных районов.
Постепенное утверждение русской администрации на территории Сибирского региона способствовало некоторой неравномерности во времени формирования подьяческих кадров его западной и восточной частей. Для приказных изб западносибирских городов первоначальное складывание кадров подьячих приходится на предшествующий исследуемому период (конец XVI-начало XVII в.) и происходит в значительной мере путем перевода подьячих из Москвы. К 20-30-м годам XVII в. здесь уже можно говорить об устоявшемся приказном составе. Вместе с тем состав этот был сравнительно малочисленным и не всегда мог полностью удовлетворить потребности местной администрации в грамотных людях, о чем свидетельствуют многочисленные отписки сибирских воевод123. В 1639 г. Сибирский приказ был вынужден констатировать, что в городах Тобольского и Томского разрядов «перед прежним государевых дел прибыло, а подьячих мало, и впредь без прибылых подьячих... быть не уметь»124. Для острогов вновь осваиваемых земель Восточной Сибири процесс образования подьяческих групп в первой и отчасти второй половине XVII в. только идет. Понятно, что еще больше, чем для городов Западной Сибири, для отдаленных острогов ее восточной части ощущался острый недостаток подьячих для обслуживания приказных изб. Здесь так же, как первоначально для Тобольска, имела место присылка в крупные вновь создающиеся центры подьячих из Москвы. Например, в 1638 г. в приказную избу «на Великую реку Лену» были переведены из московских приказов старые подьячие Ю. Юрьев и С. Абрамов, а также таможенный подьячий В. Степанов, за счет которых была впервые сформирована Якутская приказная изба125.
Несколько позднее одним из путей пополнения подьячими сибирских приказных изб явилась ссылка. При этом использование в приказных избах ссыльных московских подьячих шло нередко вразрез с прямыми требованиями из Москвы. В 1656 г., когда в Красноярск был сослан подьячий Посольского приказа В. И. Еремеев, который «за вину» был отставлен от подьяческой службы и должен был быть по указу записан в казаки, красноярский воевода самовольно зачислил его в приказную избу126. В 1679 г. назначенный воеводой в Нерчинск И. Е. Власов взял с собою из Тобольска ссыльного Г. К. Соколова, который работал подьячим в Нерчинской приказной избе вплоть до 1687 г., когда был получен указ о его прощении и возвращении в Москву127. В 1689 г. сосланный по делу Ф. Л. Шакловитого, его ближайший сподвижник подьячий С. Надеин по указу также должен был нести казачью службу. Однако после прибытия его в Красноярск он вскоре был взят в штаты приказной избы и писал в своей челобитной, боясь наказания, что его «имали из казачей службы для письма в неволю»128.
Сибирский приказ пытался регулировать распределение подьяческих кадров между приказными избами, переводя подьячих из одних изб в другие, остро в них нуждавшиеся. Наиболее характерными в этом отношении являлись неоднократные переброски сибирских подьячих разных городов в приказную избу далекого Якутска. В 1651 г. туда переводится один из подьячих Илимской приказной избы, а в 1657 г. подьячий 3. Давыдов из Кузнецка129, для которого перевод явился одновременно и ссылкой130. Подобные переводы во второй половине века производились и в другие восточносибирские города.
Происходило подобное перераспределение и явочным путем и выливалось нередко в борьбу между воеводами за подьячих. Когда в 1683 г. Сибирский приказ распорядился послать из Тобольска в Нерчинск подьячего П. Шапкина, тот, однако, не доехал до места назначения, так как был перехвачен по пути енисейским воеводой и оставлен в Енисейской приказной избе131.
Конечно, все названное было полумерами и далеко не обеспечивало полного комплектования штатов сибирских приказных изб. Основное пополнение приказной группы здесь происходило за счет включения в нее выходцев из различных слоев русского населения Сибири. Для того чтобы понять, какие именно социальные слои населения питали собой группу сибирских подьячих, следует вспомнить особенности социальной структуры сибирских городов, а именно незначительность для большинства их посадской прослойки и преобладание в них служилого населения, в составе которого служилые люди по отечеству (даже их низший разряд — дети боярские) были малочисленны, преобладали же приборные люди, и в первую очередь пешие и конные казаки, игравшие в Сибири несравненно большую роль, чем в городах европейской части страны. Отсутствие в сибирских городах прочных земских традиций привело к тому, что выбор подьячих здесь не получил широкого распространения.
Следует сказать также, что не получили полного развития в Сибири земские учреждения в связи со слабостью посадов в большинстве городов, кроме Тобольска. Основным неприказным типом учреждений, откуда поступала в приказные избы некоторая часть подьячих, были таможни.
Основным слоем, из которого выходили подьячие сибирских приказных изб, были местные служилые люди, в меньшей степени служилые люди по отечеству в лице детей боярских, в большей — приборные группы, главным образом казаки. Приведем несколько примеров. В 1642/43 г. в Якутской приказной избе четверо подьячих происходило из казаков132. В 1668 г. туда же был назначен казачий сын Л. Титов133, а несколько позднее, «для малолюдства подьячих», взят из казаков О. Жарков134. В 1681 г. зачисленный в подьячие якутский казак И. Галыгин за проступки по службе из Якутской приказной избы был отставлен и возвращен в казачью службу135. В 1676 г. в Томской приказной избе работал казачий сын С. И. Великосельский, а в 1684 г. его брат Тихон136. В 1683 г. в число подьячих в Иркутскую приказную избу «для письма» был зачислен казак Г. Кибирев, однако в 1686 г. возвращен в прежний чин и заменен другим казаком137. В числе енисейских подьячих в 1685 г. состоял бывший казачий десятник С. Васильев138 и т. д.
Выходцы из сибирских детей боярских в составе подьячих приказных изб встречались нечасто.
Известная часть бралась в подьячие из «промышленных людей», то есть приходивших в Сибирь охотников-промысловиков. Как правило, они попадали в приказные избы через таможни. Н. Н. Оглоблин приводит в своей статье несколько подобных примеров139. Именно этим путем проникали в сибирские приказные избы посадские люди, пришедшие в Сибирь из городов Европейского Севера. Так, из числа охотников-промысловиков в Якутской приказной избе в 1690 г. работал Д. Бошков (по происхождению посадский человек)140, в Иркутской приказной избе в 1683-1688 гг. находился охотник, в прошлом посадский человек Лальского города, Я. Лобашков141. Из рядов промышленных людей в подьячие попадали не только посадские, но и какая-то часть выходцев из северных черносошных крестьян. В составе Верхотурской таможни, например, длительное время находился Ф. Лисицын, по происхождению «мужичий сын» Яренского уезда142. Сравнительно слабы были связи сибирских подьячих с духовными слоями. По подсчетам Н. Н. Оглоблина, из 78 сибирских подьячих 1640 г. только один, Г. Ключарев, носил фамилию духовного происхождения143.
Несмотря на отдельные пестрые вкрапления, социальная среда, питавшая подьяческие кадры Сибири, была в основной своей части однородна. На ее базе постепенно складывались подьяческие семьи, выходцы из которых почти полностью обеспечивали ведение приказных дел в своих городах, что мы видели ранее для других районов страны. Для Западной Сибири это происходит уже в первой половине XVII в. По мнению Д. Я. Резуна, о подьяческих династиях Пузаниных, Путиловых, Романовых, Гороховых и т. д. можно говорить уже с 40-х годов XVII в.144 Так, в 1646 г. пелымский подьячий Г. В. Путилов являлся уже подьячим в третьем поколении: его дед Путило Сергеев, родоначальник всей фамилии, в течение 50 лет служил подьячим в Пелымской приказной избе, а отец В. П. Путилов столько же лет прослужил в Верхотурье145. Прибавим к этому фамилии более поздних верхотурских подьячих Байбаковых и Борзуновых. Для Восточной Сибири выделение особых подьяческих фамилий заканчивается только к началу XVIII в.
Несколько автономное положение Сибири отразилось и на проводившихся здесь, как и по всей стране, подьяческих разборах. Разборы в сибирских приказных избах были по характеру ближе к разборам в московских приказах, чем к разборам в избах европейской части страны. Они не носили социальной направленности. В какой-то мере в этом сказалось отсутствие контроля за их проведением со стороны Разрядного приказа. Подготовкой к разбору сибирских подьячих в 1698/99 г. явилось рассмотрение судейской коллегией Сибирского приказа во главе с судьей А. А. Виниусом составленных в приказе спиской подьячих всех сибирских приказных изб. В результате были приняты уменьшенные указные цифры количества подьячих по городам (см. 1-ю главу). В данном случае нас интересует выработанный Сибирским приказом принцип для отставки излишнего числа подьячих, который был предложен всем сибирским воеводам. В составленном в феврале 1698 г. приговоре, оформленном в виде «памяти», черновик которой был сильно правлен рукой самого А. А. Виниуса, этот принцип был сформулирован следующим образом: «...которые [подьячие] явятся пьяницы, и в приказ ходят мало, и никаких дел не делают и делать не мыслят, и тех подьячих от приказов отставливать». Далее в случае необходимости разрешалось «на их место оставлять или вновь в уреченное число в подьячие прибирать людей добрых, не пьяниц и не грабителей, и кого бы с приказное дело стало, хотя и ссыльных подьячих, которые ни в каких пороках и в воровских причинах не бывали»146, т. е. видим чисто производственный подход при отборе подьячих. Интересно также, что приговор впервые узаконил право приема в подьячие сибирских приказных изб ссыльных московских подьячих, который ранее практиковался воеводами большей частью самовольно. Хотя в документе вовсе еще не шло речи о запрещении комплектования штатов приказных изб за счет служилых людей, в нем все же имеется знаменательная попытка противопоставления подьяческой службы службе городовых служилых людей: «которые подьячие в то уреченное число будут в съезжих избах, и тех в посылки, оприч по указам с Москвы, не посылать, а посылать детей боярских и служилых людей добрых, которые грамоте умеют»147. Указ о разборе сибирских подьячих последовал только 21 декабря 1698 г.148, а сами разборы проводились в 1699-1700 годах.
* * *
Рассмотренный выше сложный процесс комплектования подьяческого состава государственных учреждений XVII в., проходивший первоначально стихийно, а примерно с середины столетия ощущавший все более сильное воздействие централизаторского правительственного законодательства, имел сложную социальную базу. Если для подьяческого мира Москвы наиболее типичным был приток в приказы выходцев из сложившихся здесь приказных семей, городового дворянства и духовенства, то для съезжих изб в нем наблюдаются существенные территориальные отличия. Для городов Севера и Центра служилые элементы в нем играли второстепенную роль, а на первое место выступали тяглые городские слои. Для приказных изб остальных частей страны ведущими были служилые круги: служилые люди по прибору для западных и сибирских городов; служилые люди по отечеству для южных городов. К концу века имело место несомненное сглаживание этих различий, более четкое определение и унификация социальной базы комплектования, в которой ведущее место стали занимать приказные семьи. Вместе с тем пережитки местных особенностей, а также степень сохранения связей подьяческих групп со средой их комплектования определяли для каждой из них то место, которое она занимала в создании приказной группы как особой социальной прослойки населения.
63 ЦГАДА. Ф. 210. Дела разных городов. Кн. 73. Л. 329—350.
64 Там же. Кн. 63. Л. 455 об.—456 об.
65 ЦГАДА. Ф. 141. 1627—1630 гг. Д. 27. Л. 23.
66 Там же. 1663 г. Д. 18. Л. 6—7.
67 Там же. Л. 23.
68 ЦГАДА. Ф. 159. Оп. 3. Д. 257. Л. 160.
69 ЦГАДА. Ф. 159. Россыпь.
70 Там же. Оп. 3. Д. 442. Л. 27—32.
71 Там же. Д. 2233. Л. 27.
72 Там же. Д. 2556. Л. 9.
73 Там же. Л. 21.
74 Там же. Л. 23 об.
75 Оглоблин Н. Н. Указ. соч. С. 231.
76 Писцовые и переписные книги XVII в. по Нижнему Новгороду. СПб., 1896. С. 206, 236, 274.
77 ЦГАДА. Ф. 141. 1668 г. Д. 27. Л. 1.
78 Там же. 1683 г. Д. 424. Л. 1.
79 ЦГАДА. Ф. 210. Севский стол. Стб. 27. Л. 118, 120.
80 ЦГАДА. Ф. 210. Белгородский стол. Стб. 413. Л. 143.
81 ЦГАДА. Ф. 210. Дела разных городов. Кн. 19. Л. 6.
82 ЦГАДА. Ф. 210. Белгородский стол. Стб. 861. Л. 233.
83 ЦГАДА. Ф. 210. Севский стол. Кн. 11. Л. 350, 613—614.
84 Там же. Кн. 4. Л. 129 об., 350.
85 ЦГАДА. Ф. 159. Оп. 3. Д. 339. Л. 73.
86 ЦГАДА. Ф. 210. Дела разных городов. Кн. 23. Л. 106; Разрядные вязки. Вяз. 11. Д. 160. Л. 2 об.
87 ЦГАДА. Ф. 210. Белгородский стол. Кн. 70. Л. 489—491.
88 ЦГАДА. Ф. 159. Оп. 3. Д. 1598. Л. 50.
89 Там же. Д. 1873. Л. 1.
90 ЦГАДА. Ф. 141. 1684 г. Д. 131. Л. 1, 3—4.
91 ЦГАДА. Ф. 210. Разрядные вязки. Вяз. 11. Д. 39. Л. 2 об.—10.
92 Акты, собранные в библиотеках и архивах Российской империи Археографическою экспедициею императорской Академии наук. СПб., 1836. Т. IV. № 302. С. 451.
93 Акты Московского государства. СПб., 1901. Т. III. № 67. С. 70.
94 ЦГАДА. Ф. 137. Новгород. Кн. 2. Л. 239.
95 ЦГАДА. Ф. 210. Белгородский стол. Стб. 718. Л. 82.
96 Там же. Кн. 130. Л. 1067—1067 об.
97 ЦГАДА. Ф. 210. Московский стол. Стб. 470. Л. 34.
98 ЦГАДА. Ф. 210. Белгородский стол. Стб. 763. Л. 68, 100.
99 ЦГАДА. Ф. 145. Оп. 1/6. 1676 г. Д. 6. Л. 25 об.
100 ЦГАДА. Ф. 210. Киевский стол. Кн. 11. Л. 18 об.
101 Там же.
102 Там же. Кн. 13. Л. 38 об.; Кн. 26. Л. 22 об.
103 ЦГАДА. Ф. 210. Московский стол. Стб. 126. Л. 264.
104 Там же.
105 Там же. Л. 339.
106 ЦГАДА. Ф. 145. Оп. 1/6. 1666 г. Д. 3. Л. 60.
107 ЦГАДА. Ф. 210. Новгородский стол. Стб. 245. Л. 290.
108 ЦГАДА. Ф. 159. Оп. 3. Д. 4422. Л. 22—27.
109 Там же. Л. 21 об.
110 ЦГАДА. Ф. 210. Белгородский стол. Кн. 55. Л. 588.
111 Там же. Кн. 135. Л. 920 об.
112 ЦГАДА. Ф. 210. Дела разных городов. Кн. 53. Л. 645 об.
113 ЦГАДА. Ф. 210. Белгородский стол. Кн. 90. Л. 148; Кн. 97. Л. 534; Кн. 130. Л. 459; Кн. 132. Л. 748—749; Кн. 154. Л. 668; Дела разных городов. Кн. 15, Ч. 1. Л. 84; Кн. 36. Л. 84.
114 ЦГАДА. Ф. 210. Белгородский стол. Кн. 97. Л. 532, 796, 897; Кн. 130. Л. 420.
115 Багалей Д. И. Материалы для истории колонизации и быта южной окраины Московского государства. Харьков, 1886. С. 65.
116 ЦГАДА. Ф. 210. Белгородский стол. Кн. 117. Ч. 2. Л. 190 об.—197.
117 ЦГАДА. Ф. 210. Приказный стол. Кн. 11. Л. 3, 47; Стб. 1970. Л. 4, 8; Белгородский стол. Кн. 97. Л. 420; Кн. 130. Л. 1381; Кн. 135. Л. 656 об.; Кн. 177. Л. 140.
118 ЦГАДА. Ф. 210. Кн. 97. Л. 420, 759; Кн. 130. Л. 635 об., 1381; Кн. 135. Л. 656 об.; Кн. 177. Л. 140.
119 ЦГАДА. Ф. 1209. Оп. 3. Кн. 5086. Л. 466 об.
120 ЦГАДА. Ф. 210. Московский стол. Стб. 891. Л. 193.
121 ЦГАДА. Ф. 210. Севский стол. Стб. 1765. Л. 1.
122 Там же. Кн. 181. Л. 133.
123 Ряд таких отписок приводит в своей статье Н. Н. Оглоблин. См.: Происхождение провинциальных подьячих в XVII в. С. 132—133.
124 ЦГАДА. Ф. 214. Оп. 3. Стб. 83. Л. 31 об., 38 об.
125 Там же. Л. 41 об.
126 Там же. Кн. 438. Л. 99.
127 ЦГАДА. Ф. 1121. Oп. 1. Д. 63; Ф. 1142. Д. 44. Л. 19.
128 Бахрушин С. В. С. В. Бахрушин. Научные труды. М., 1959. Т. IV. С. 167.
129 ЦГАДА. Ф. 1147. Оп. 4. Кн. 419. Л. 3 об.
130 ЦГАДА. Ф. 214. Oп. 1. Кн. 438. Л. 99.
131 Там же. Д. 1589. Л. 160.
132 Там же. С. 223.
133 ЦГАДА. Ф. 1177. Oп. 4. Кн. 961. Л. 13 об.
134 Там же. Кн. 989. Л. 7 об.
135 Там же. Кн. 1281. Л. 12.
136 ЦГАДА. Ф. 214. Oп. 1. Кн. 622. Л. 127; Кн. 826. Л. 16.
137 ЦГАДА. Ф. 1121. Oп. 1. Д. 63. Л. 84; Ф. 214. Oп. 1. Кн. 522. Л. 44.
138 ЦГАДА. Ф. 214. Oп. 1. Кн. 841. Л. 61 об.
139 Там же. С. 233—234.
140 Там же. Кн. 1515. Л. 10—15.
141 ЦГАДА. Ф. 1121. Oп. I. Д. 116. Л. 117; Д. 544. Л. 10.
142 ЦГАДА. Ф. 1111. Оп. 2. Д. 148. Л. 165—166.
143 Оглоблин Н. Н. Указ. соч. С. 229.
144 Резун Д. Я. Очерки истории изучения сибирских городов конца XVI — первой половины XVIII в. Новосибирск, 1982. С. 30.
145 Оглоблин Н. Н. Указ. соч. С. 126.
146 Там же. Оп. 3. Стб. 1547. Л. 1.
147 Там же. Л. 2.
148 ЦГАДА. Ф. 396. Oп. 1. Д. 33706. Л. 2.
<< Назад Вперёд>>
