4. Переход третьего отряда кораблей. Вывод оставшихся кораблей из Финляндии
Оперативная обстановка для Балтийского флота резко ухудшилась в связи с высадкой германских войск в Финляндии. Быстро продвигаясь по северному берегу Финского залива, германские войска создавали непосредственную угрозу захвата Гельсингфорса и других баз с суши. Находившаяся в море сильная германская эскадра, имевшая теперь мощные ледоколы, могла в любой момент оказать активное противодействие операции по перебазированию оставшихся в Финляндии кораблей. Правда, Германия находилась в состоянии мира с Советской Россией, но было ясно, что германские империалисты склонны соблюдать мирный договор лишь постольку, поскольку нарушение его не повлечет за собой для них неблагоприятных последствий.
Антисоветские и контрреволюционные элементы внутри флота усилили свою враждебную деятельность.
Перед большевиками флота — подлинными руководителями операции — на этом этапе возникли особенно большие трудности. Организация перехода морем разнородных соединений в короткие сроки вообще представляет собой сложную задачу, а ведь предстояло совершить не просто плавание морем в обычных условиях, а переход громадного количества различных кораблей, частью неспособных двигаться самостоятельно, в условиях всевозможного противодействия врагов, в трудной ледовой обстановке, при отсутствии надлежащего ледокольного обеспечения, при катастрофическом некомплекте команд и недостатке некоторых видов материально-технического обеспечения.
Особенностью рассматриваемого этапа операции является также то, что в этот период для ее обеспечения потребовалось проведение мер дипломатического характера с целью добиться от немцев соблюдения условий Брестского мира в отношении Балтийского флота.
Как мы видели, одной из форм вредительской деятельности Щастного и его пособников в штабе флота являлась дезинформация высшего командования в отношении обстановки, в которой находился Балтийский флот. Именно этим объясняется тот факт, что высшие органы управления флотом, Коллегия Морского Комиссариата и "Советское правительство были поставлены перед совершившимся фактом высадки немцев в Финляндию.
Зная заранее о готовящейся немцами высадке в Ганге десанта, имея точные сведения о фактическом начале ее осуществления, Щастный сообщил об этом в Коллегию Морского Комиссариата только тогда, когда немецкая эскадра была уже в Ганге. Этим самым Щастный сорвал проведение необходимых мер по обеспечению безопасности флота, причем не только тех, которые могли быть осуществлены непосредственно командованием флота, но и тех, которые могли предпринять органы высшего военного руководства и Советское правительство.
Более того, Щастный организовал непосредственные переговоры с германским командованием, в результате чего условия базирования флота в Финляндии были значительно ухудшены даже по сравнению с теми, которые были определены Брестским договором.
Решение начать переговоры с германским командованием было принято командованием флота 2 апреля, то есть еще до высадки германского десанта в Ганге.
Вступая в переговоры, Щастиый формально не выходил из рамок «Временного положения об управлении Балтийским флотом», утвержденного Совнаркомом 29 марта 1918 г. Согласно ст. X этого Положения начальнику морских сил предоставлялось право по соглашению с главным комиссаром вступатгь в переговоры с германским военным командованием и финляндским правительством, руководствуясь при этом особой инструкцией и донося о переговорах Коллегии Морского Комиссариата.
Инструкция, которая была дана делегации, назначенной для переговоров с немцами, гласила:
«Делегация должна, войдя в сношение с германским командованием, узнать, каковы его намерения по отношению к флоту и крепости Свеаборг. Если германский отряд высадился для помощи белой финской гвардии, то потребовать от него:
1. а) полной неприкосновенности флота и крепости на предмет планомерной эвакуации, согласно п. 6 мирного договора, а также и для личного состава судов, крепости и граждан русско-подданных; б) железнодорожный и морской пути на Петроград должны быть свободны как для эвакуации, так и для снабжения продовольствием;
2. а) свободное плавание всех русских судов; б) если германское командование имеет в виду репрессии по отношению к России, в связи с их протестом от 24 сего марта, то, сообщив, что флот участия в гражданской войне в Финляндии не принимал, потребовать от германского командования исполнения условий, указанных в п. 1, и предложить ему дальнейшие переговоры вести непосредственно с нашим правительством; в) если германское командование имеет в виду открытие военных действий против флота и крепости, то, осведомившись о причинах возобновления военных действий, передать ему, что делегация поставит в известность об этом главное командование.
В случае предоставления достаточной гарантии в исполнение вышеозначенных требований, каковыми могут считаться, в случае вступления германцев в Гельсингфорс, оставление неприкосновенными рейдов, островов, крепости и территории порта и имущества русских, подлежащего эвакуации, поставить в известность германское командование, что флот не будет принимать никаких действий. В случае отрицательного ответа по первым пунктам или непредставления достаточных гарантий, передать германскому командованию, что флот оставляет за собой свободу действий вплоть до таких мер, которые повлекут за собой угрозу целости города».
Однако делегация оказалась не на высоте возложенных на нее задач и по существу капитулировала перед германским командованием.
Прежде всего следует отметить, что полномочная делегация, представлявшая главное командование Балтийского флота, согласилась вести переговоры не с главными начальниками германских морских и сухопутных сил, высадившихся в Ганге, или соответствовавшими ее значению уполномоченными, а всего лишь с капитан-лейтенантом Клипом, который был назначен германским командованием, в присутствии майора, представлявшего штаб германских сухопутных войск.
В результате переговоров 5 апреля было подписано соглашение, которое в нашей литературе известно под названием «гангутского (или гангеского) соглашения». По содержанию и форме его правильнее было бы назвать гангутским «ультиматумом или гангутской капитуляцией.
Вот что говорилось в этом документе:
«На основании германо-русского мирного договора и в целях выяснения положения русского флота в Гельсингфорсе, при занятии этого города германскими военными силами, а также в целях предотвращения, вследствие чьих-либо неосторожных действий, возникновения враждебных действий или производства каких-либо разрушений, германский морской начальник в Ганге сообщает командующему русским флотом в Гельсингфорсе, в ответ на его запрос, переданный комиссией Балтийского флота, после совещания с этой комиссией и в согласии с ней, нижеследующее:
Находящемуся в Гельсингфорсе русскому флоту и его личному составу предоставляется полная безопасность и защита при соблюдении нижеследующих условий:
1) С момента прибытия возвращающихся членов комиссии в Гельсингфорсе не должно производиться никаких разрушений как на военных и торговых кораблях, так и в портовых сооружениях и береговых укреплениях.
2) После прибытия германских военных сил на русских военных кораблях могут остаться только немногочисленные охранные команды (см. п. б). Береговые укрепления и морские сооружения очищаются русскими.
3) Замки и прицелы всех орудий всех кораблей и береговых укреплений, а также все зарядные отделения мин, подрывные патроны и тому подобное должны быть немедленно собраны на баржах и транспортах, которые должны быть поставлены на внешнем рейде. Это мероприятие должно быть закончено через пять дней после отъезда из Ганге возвращающихся членов комиссии...
4) Все остающиеся на русских военных кораблях, согласно п. 6 и 7-му, команды будут германским морским начальником в полной сохранности переведены в Россию...
5) Немедленно, по прибытии в Гельсингфорс возвращающихся членов комиссии, должно быть начато изготовление русских военных «кораблей к долговременному хранению для передачи их остающимся затем на них русским, сохранным командам. Это мероприятие должно быть проведено в срочном порядке. Ожидается, что оно будет закончено не позднее 14 (четырнадцати суток).
6) Охранные команды, включая офицеров, могут
быть не больше:
для линейных кораблей по 30 человек
для крейсеров по 20 »
для кораблей типа «Новик» по 10 »
для эскадренных миноносцев по 5 »
для подлодок всего 30 »
для всех малых миноносцев и остальных малых военных кораблей 50 »
для минных судов, соответственно их величине, как у крейсеров или судов типа «Новик».
7) Команды, остающиеся, наряду с охранной командой, на кораблях до окончания изготовления последних к долговременному хранению, могут быть не больше двойного числа охранных команд, определенных в п. 6.
8) В знак того, что все вышеуказанные мероприятия проведены или проводятся и что русский флот и береговые укрепления намерены соблюдать полнейший нейтралитет, все русские военные корабли и береговые укрепления при приближении германских вооруженных сил поднимают на хорошо заметном месте бело-красный флаг».
В п. 9 указывалось, что 4 члена делегации «по военным соображениям» остаются в качестве заложников в Ганге до занятия Гельсингфорса германскими войсками.
«10) На остающихся, при соблюдении, вышеизложенных условий, в Гельсингфорсе русских военных кораблях сохраняется русский военный флаг».
При сравнении этого соглашения с приведенной выше инструкцией становится ясно, что делегация не добилась ни одной из поставленных перед ней задач.
Прежде всего в «соглашении» нет ни слова о праве перехода кораблей в русские базы и о создании для этого соответствующих условий, хотя это право было обусловлено статьями V и VI Брестского договора, на который имеется ссылка в преамбуле «соглашения».
Вместо того, чтобы потребовать от германского командования соблюдения условий Брестского мира», гарантирующих перевод кораблей из Финляндии в русские базы, и предложить ему, в случае безрезультатности переговоров, вступить в переговоры непосредственно с Советским правительством, делегация, вопреки данным ей полномочиям, «в согласии» с германским командованием подписала и приняла к исполнению ультимативные требования последнего. Цель этих требований заключалась в том, чтобы привести оставшиеся IB> Гельсингфорсе корабли в такое состояние, при котором было бы невозможно какое бы то ни было сопротивление в случае агрессивных действий со стороны германских вооруженны* сил. Полнейшее разоружение кораблей и береговых укреплений, очищение последних, оставление на кораблях ничтожного количества безоружных людей (на подводных лодках, например, должно было остаться менее двух человек на каждой) — все эти требования свидетельствовали о намерении немецких интервентов легко и просто завладеть кораблями.
Что немцы преследовали именно эту цель, подтверждается рядом других фактов, в частности агентурными данными. В одном из агентурных сообщений, полученных Морским генеральным штабом, говорилось: «Высадка немцев в Ганге имеет целью в ближайшее время занятие Гельсингфорса, дабы помешать русским военным судам выйти в Кронштадт. Завладев ими, в случае возобновления войны с Россией, немцы будут смотреть на суда, как на военную добычу, в противном случае суда будут переданы Финляндской республике, дабы надолго обессилить Россию в Финском заливе. Во всяком случае немцы хотят покончить с русским флотом до начала навигации в Финском заливе, дабы иметь там полную свободу действий в могущих быть весною операциях. По слухам немцы высадили в Ганге около 40 тысяч войск и большое количество артиллерии».
Конечно, «соглашение», которое максимально упрощало эту задачу, весьма устраивало немецких интервентов. Как указывает в своих воспоминаниях член делегации бывший капитан 1 ранга П. В. Гельмерсен, немцы, после отбытия двух отпущенных с ультиматумом членов делегации, стати весьма любезны, предлагали оставшимся делегатам консервы «превосходнейшего качества», а затем даже пригласили Гельмерсена в кают-компанию флагманского корабля, «так как ведь все недоразумения с советским морским командованием выяснены, между обеими сторонами царит согласие...»
Подписав «соглашение», имея в своих руках захваченными все (кроме «Ермака») мощные ледоколы, германские интервенты заранее ликовали, ибо вывод флота из Гельсингфорса, отрезанного от Кронштадта мощным двухсотмильным ледяным барьером, казался им совершенно невероятным. Действительно, история подобных случаев не знала. Самоуверенная прусская военщина не в состоянии была понять, на какие подвиги способны революционные русские моряки, вдохновляемые и руководимые Коммунистической партией.
Балтийские матросы оказались менее «покладистыми», чем члены делегации, посланной в Ганге. Они заставили германских оккупантов испытать жестокое разочарование, отправив в Кронштадт второй отряд сильнейших кораблей 5 апреля, то есть еще до прибытия отпущенных членов делегации, которые привезли «соглашение» в Гельсингфорс 7 апреля.
Заключенное в Ганге соглашению не только поставило находившиеся в Гельсингфорсе силы Балтийского флота в чрезвычайно трудное положение, но также весьма серьезно затруднило высшему командованию и Советскому правительству ведение дипломатической борьбы с германскими империалистами.
Еще 3 апреля, немедленно по получении от командования флотом сообщения о высадке немцев в Ганге, Коллегия Морского Комиссариата обратилась в Народный Комиссариат по иностранным делам с просьбой о срочном выяснении «...путем сношения с германским правительством вопроса о неприкосновенности наших военных и торговых судов, находящихся в Гельсингфорсе, а равно и. .запасов и имущества флота в Свеаборгской крепости, сосредоточенных в этом городе, в случае занятия Гельсингфорса германскими войсками»
В соответствии с этим Народный Комиссариат по иностранным делам на следующий день обратился со следующей телеграммой к германскому правительству:
«Согласно § 6 Брестского договора, суда военного и торгового флота, равно как и имущество и личный состав, находящийся в портах Финляндии, не подлежат захвату со стороны Германии. Между тем, германский флот нарушает этот пункт договора», занимая крепости и воды русских портов. Германский десант высадился в Рустаро и обезоружил личный состав батарей. В Ганге прибыла флотилия и поставила нашу подводную лодку в необходимость взорваться. Дальнейшее продвижение германских судов к Гельсингфорсу может привести к последствиям, одинаково печальным для обеих сторон, подписавших мир в Бресте. Народный Комиссар по иностранным делам выражает уверенность, что германским морским командованием будет незамедлительно дано указание о согласовании своих действий с мирным договором. Комиссар по иностранным делам Чичерин».
На следующий день германское правительство, информированное о подписании «соглашения» в Ганге, которое значительно улучшало дипломатические позиции» немцев, ответило новым ультиматумом, потребовав немедленного разоружения русского флота
В телеграмме германского министерства иностранных дел говорилось: «В согласии с Финляндией, •императорское германское правительство предлагает немедленно приступить к разоружению русских судов, находящихся в Балтийском морс вис русских гаваней. Под предварительным разоружением подразумевается своз с судов всех орудийных замков и минных ударников.
Императорское германское правительство считает, что предварительное разоружение должно быть выполнено в течение одной недели, т. е. до 12 час. дня 12 апреля. Если к указанному сроку это не будет исполнено, то германское правительство, совместно с Финляндией, сохранит за собой право принять надлежащие меры. За министра иностранных дел фон Буше»
Советское правительство оказалось в весьма» затруднительном положении. Необходимо было принять решение, которое оградило бы корабли, находившиеся в базах Финляндии, от посягательств германских империалистов и в то же время не дало повода германскому правительству для нарушения Брестского мира.
А в это время другие враги Советской России предпринимали одну за другой попытки серьезного ослабления Балтийского флота.
Первая такая попытка была предпринята английским правительством в Петрограде. 2 апреля здесь начал свою работу съезд моряков торгового флота Балтийского моря. Как сообщает в своих воспоминаниях участник съезда П. Г. Кононов, британское правительство «...в лице своего представителя мистера Стольп 4-го апреля предложило съезду продать весь торговый флот, находящийся в Гельсингфорсе, Англии по высокой цене того времени, с возвратом после войны, если то будет нам угодно.
После неудачных попыток связаться с Москвой, где в то время находилось правительство, съезд поручил решить столь важный вопрос государственного значения старейшинам съезда. Старейшины съезда быстро приняли решение... Было принято решение не продавать флот, хотя это лишало нас пятнадцати-двадцати миллионов рублей золотом»
Отвергнув предложение английского правительства, съезд постановил немедленно послать в Гельсингфорс отряд моряков для спасения торгового флота, т. е. для срочного вывода судов в Кронштадт.
Нетрудно понять, в каком тяжелом положении оказалось бы Советское государство в условиях уже начавшейся на Севере и на Дальнем Востоке англо-американской и японской интервенции, если бы английским империалистам удалось добиться своей цели.
Вторая попытка использовать трудное положение, в котором оказался Балтийский флот в апреле 1918 г., была предпринята в эти дни в Гельсингфорсе представителями белофинского «правительства».
6 апреля к Щастному явилась делегация белофиннов в составе барона Индрениуса, директора лоцманского ведомства бело]'1 Финляндии и уже упоминавшегося ранее бывшего капитана 2 ранга Графа, которые заявили, что хотят купить эскадренные миноносцы типа «Новик», миноносцы, тральщики и минные заградители. Делегация сообщила при этом, что покупка производится для «правительства» белой Финляндии и что для ее осуществления организуется консорциум банков.
Вместо того, чтобы решительно отвергнуть предложение белофиннов, Щастный предложил делегации прислать для переговоров «полномочное представительство» белофинского «правительства».
Сообщая об этом в Морской генеральный штаб, Щастный надеялся, что его решение, как и представленное им ранее решение Совета флагманов от 3 апреля о взрыве военных кораблей и от 4 апреля о продаже торговых судов «частной фирме», будет одобрено.
Однако начальник Морского генерального штаба Е. Беренс дал следующий ответ: «Относительно передачи торговых судов, — пока никому не передавайте, ибо по сведениям из Москвы вопрос только сегодня решится... Все это дело докладывается сегодня на окончательное решение Совнаркому и до выноса этого решения передавать никому не следует. Если все приготовлено на случаи уничтожить корабли, то надо быть спокойным и отнюдь с этим не торопиться... Относительно предложения финляндцев продать «им часть наших судов думаю, что передача или продажа нами судов Финляндии под тем или иным видом равносильна или передаче их немцам, или же содействию началу формирования финляндского флота. И то и другое нам невыгодно с военной точки зрения, и я в этом духе передам сегодня правительству, от которого, конечно, зависит окончательное и принципиальное решение этого дела».
Сообщая в тот же день вышеизложенное Коллегии Морского Комиссариата, Беренс просил довести это до сведения Высшего Военного Совета.
6 апреля Совет Народных Комиссаров на заседании под председательством В. И. Ленина обсудил вопрос «О спасении торговых судов, принадлежащих Военному ведомству и находящихся в Финляндии (проект, предложенный тов.Чичериным), и принял следующее решение:
«а) Проект тов. Чичерина отклонить.
в) Поручить Коллегии Морского Комиссариата отдать немедленно распоряжение начальнику морских сил Балтийского флота о выполнении условий, указанных в германском радио от 5-го апреля в соответствии с 5 и б пп. Брестского договора и о представлении к 11 апреля с. г. в Совет Народных Комиссаров копии акта о свозе с судов замков и ударников.
с) Вспомогательные военные суда, состоящие при флоте, не продавать частным русским фирмам и поручить начальнику морских русских сил Балтийского флота представить к 11 апреля сего года через Коллегию Морского Комиссариата в Совет Народных Комиссаров список этих судов, с указанием, с каких судов сняты замки. (Отправку радио поручить Морской Коллегии).
Председатель Совета Народных Комиссаров
В. Ульянов (Ленин)»
В тот же день командованию Балтийского флота и начальнику Морского генерального штаба была направлена следующая директива:
«По докладу Коллегии Морского Комиссариата Совнарком постановил: вспомогательные транспортные суда, состоящие при Балтфлоте, не продавать частным русским фирмам и лицам. К 11 апреля представить Коллегии Морского Комиссариата для доклада Совнаркому список этих судов, с «указанием, с каких именно судов этой категории и какие именно орудийные замки сняты. Во исполнение сего Коллегия Морского Комиссариата приказывает изложенное принять к руководству и исполнению. N 25, 6 апреля 191S г. За Народного Комиссара но морским делам Вахрамеев»
Разъясняя эту директиву командованию Балтийского флота, начальник Морского генерального штаба Беренс сообщал:
«В дополнение телеграммы Коллегии за N 25 могу сообщить те главные мотивы, по которым Совнарком решил этот вопрос. Если немцы захотят нарушить мирный договор, то они захватят эти суда, кому бы они ни принадлежали. С другой стороны, полученное от немцев радио как бы указывает на то, что они будут считаться с мирным договором, а при этом условии эти суда, со снятыми замками на тех судах, где есть пушки, могут остаться в Финляндии; фиктивная же продажа в критический момент отдельным лицам и фирмам этих судов может подтолкнуть немцев, знающих о декрете об национализации, на их захват, или к их скупке. Сообщаю для сведения».
Вопрос о спасении торговых судов, по которому Совет Народных Комиссаров принял приведенное решение, был частью рассмотренного на том же заседании вопроса о спасении Балтийского флота в связи с создавшейся в Финляндии обстановкой и германским ультиматумом от 5 апреля. По этому вопросу Совет Народных Комиссаров принял соответствующее постановление, во исполнение которого Коллегия Морского Комиссариата 7 апреля в 7 ч. 30 м. утра направила командованию балтийского флота и начальнику Морского генерального штаба» директиву. В ней вначале приводился текст радиограммы германского правительства от 5 апреля, а затем говорилось:
"Совнарком, ознакомившись с этой радиограммой, постановил: «Коллегии Морского Комиссариата отдать немедленно распоряжение намерен (начальник морских сил Балтийского моря) о выполнении тех условий, кои указаны в вышеприведенной германской радио от 5 апреля в соответствии со статьями 5 и 6 мирного договора. Об исполнении сего, а равно акт о свозе замков и минных ударников представить через Коллегию Морского Комиссариата. Совнарком».
Во исполнение сего Коллегия Морского Комиссариата приказывает безотлагательно приступить к выполнению вышеуказанного с таким расчетом, чтобы к 11 апреля эта работа была окончена. Снимаемые части надлежит отправить в Кронштадт или Петроград по вашему усмотренною.
Возможный увод судов из Гельсингфорса в Кронштадт продолжать.
За Народного Комиссара по морским делам:
Вахрамеев".
Таким образом, усложнившиеся условия проведения операции вынудили Советское правительство отдать распоряжение о разоружении флота в соответствии с условиями Брестского мира, но это мероприятие рассматривалось как крайняя мера и применить ее надлежало лишь в отношении кораблей, которые не смогут быть уведены из Финляндии до истечения срока германского ультиматума, т. е. до 12 апреля.
Принимая это решение, Советское правительство и его глава В. И. Ленин исходили из глубочайшей уверенности в том, что балтийские моряки приложат все силы, чтобы довести проводимую операцию до успешного завершения и тем самым спасти флот для Советской республики. В мудром ленинском решении, основанном на величайшем доверни к морякам Балтийского флота, к их революционной сознательности, решимости и энергии.
Отразилась неразрывная и теснейшая связь Коммунистической партии и Советского правительства с революционными матросами Балтики, которые всегда были в первых рядах самоотверженных борцов за победу пролетарской революции, за победу и упрочение Советской власти.
Решение Советского правительства о доведении операции по перебазированию флота до победного конца было встречено балтийцами с огромным воодушевлением. С еще большей энергией и» настойчивостью они продолжали подготовку кораблей к скорейшему переводу в Кронштадт, и уже 7 апреля из Гельсингфорса вышел первый эшелон третьего отряда. Но прежде чем перейти к описанию перехода третьего отряда, рассмотрим, как развивалась дипломатическая борьба, обеспечивавшая дальнейшее проведение операции.
С получением директив Коллегии Морского Комиссариата командование Балтийского флота, несомненно, в результате вмешательства Совкомбалта в действия Щастного, в тот же день обратилось по радио к оставшимся в качестве заложников членам делегации в Ганге с требованием добиться пересмотра подписанного Мейрером «соглашения». При этом обращалось внимание на несоответствие пунктов 2, 5 и 6 «гангутского соглашения» со статьей 6 Брестского договора, предоставлявшей право перевести корабли в русские порты, и с радиограммой германского правительства от 5 апреля, в которой ничего не говорилось по поводу приготовления кораблей для долговременного хранения под охраной немногочисленных команд.
Документами не установлено, что было предпринято оставшимися в Ганге делегатами для выполнения этого указания командования Балтийским флотом. Но если что-либо и было предпринято, то без успеха. Очевидно, Мейрер отклонил предложение о пересмотре «соглашения», мотивировав это тем, что в Брестском договоре якобы отсутствует указание на право перевода кораблей из Финляндии в русские базы после очищения моря от льда. Что это было так, видно из телеграммы начальника Морского генерального штаба Беренса члену Высшего Военного Совета Альтфатеру от 8 апреля, в которой Беренс, ссылаясь на полученные от командования флотом телеграммы, просил «сейчас же выяснить с Берлином: 1) отчего пропущена в германском тексте (Брестского договора.— Н. К.) статьи шестой фраза «пока лед делает невозможным переход военных судов в русские порты, на них должны быть оставлены лишь незначительные команды». Из-за этого пропуска, видимо, происходит противоречие между требованиями германского министерства иностранных дел и требованием, предъявленным к нашей делегации от Балтфлота. 2) Срочно выяснить вопрос о флаге...чтобы из-за этого не произошло новых недоразумений, могущих лишь ухудшить наше положение и дать немцам повод выставить какие-нибудь новые требования, для нас невыгодные».
На следующий день, 9 апреля, Альтфатер сообщал Беренсу: «Доношу, что комиссариатом Иностранных Дел посланы германскому правительству следующие радио:
1) «Правительство Российской Республики считает, что военное и военно-морское имущество, предметы вооружения и запасы, принадлежащие России и находящиеся в настоящее время в Финляндии, подлежат эвакуации из последней в Россию: такое свое заключение правительство Российской Республики основывает на смысле ст. 6-й Брестского мирного договора... Правительство Российской Республики обращается к императорскому германскому правительству, в целях избежания возможных недоразумений, с предложением сообщить мнение императорского германского правительства о порядках и сроках (эвакуации. — И. К.) указанного выше имущества, предметов вооружения и запасов».
2) «Из переговоров между представителями командования флотом Балтийского моря и начальником отряда особого назначения германского флота Мейрер выяснилось, что командование германским флотом считает, что в ст. 6-й Брестского мирного договора в 3-й ее части не имеется следующей фразы: «Пока лед делает невозможным перевод военных судов в русские порты, на них должны быть оставлены лишь незначительные команды».
Вследствие сего со стороны указанного германского Морского командования были сделаны предложения русскому военно-морскому командованию Балтийского моря, не соответствующие принятым, согласно Брестскому договору, взаимным обязательствам. Точно так же вышеуказанные переговоры выяснили» несоответствие между некоторыми предложениями, сделанными германским военно-морским командованием в Ганге, и предложением, сделанным германским министерством иностранных дел в радиотелеграмме последнего на имя Народного Комиссара по иностранным делам от 5 апреля сего года. Сообщая изложенное, правительство Российской Республики обращается к императорскому германскому правительству с предложением выяснить военно-морскому командованию в Ганге неправильность сделанных им русскому военно-морскому командованию предложений, вследствие несоответствия их со статьей 6-й Брестского мирного договора и радиотелеграммой германского министерства» иностранных дел от 5-го апреля сего года.
Вопрос о флаге передан Совнаркомом на срочное решение Центрального Исполнительного Комитета и Комиссариата Иностранных Дел».
Таким образом, из-за грубых ошибок, допущенных делегацией в Ганге, Советскому правительству приходилось предпринимать меры к тому, чтобы ликвидировать тяжелые последствия, вытекавшие из послушно принятого делегацией ультиматума Мейрера.
В тот же день, 9 апреля, Беренс обратился к члену Высшего Военного Совета Альтфатеру с просьбой доложить Советскому правительству о необходимости потребовать от германского правительства гарантии безопасности перехода кораблей в Кронштадт, так как трудности ледовой обстановки могут привести к тому, что не все корабли к указанному немцами сроку (12 апреля) успеют выйти из территориальных вод Финляндии.
На следующий день Народным Комиссариатом по иностранным делам была направлена германскому правительству следующая радиограмма:
«Согласно ст. 5-й Брестского мирного договора, русские военные суда должны быть переведены в русские гавани. Во исполнение этого обязательства, а разно и принимая во внимание сложившуюся ныне в Финляндии обстановку, правительство Российской Республики отдало распоряжение о немедленном переводе русских военных судов из Гельсингфорса в Кронштадт, насколько это будет возможным по состоянию ледяного покрова. Имея в виду, что по состоянию льда малые суда должны будут продвигаться очень медленно, продолжительность этого перехода потребует более или менее значительного промежутка времени, в течение которого суда эти будут находиться в пределах территориальных вод Финляндии. Так как суда эти имеют определенное назначение следовать в Кронштадт, являющийся ближайшим русским портом, то во время этого перехода является необходимым, чтобы со стороны германских военно-морских сил, находящихся в Финском заливе, не были бы произведены действия, препятствующие этому переходу русских судов. Сообщая изложенное, правительство Российской Республики просит императорское германское правительство о преподании соответствующих указаний германскому военно-морскому командованию в Балтийском море»
•Это представление Советского правительства германскому правительству имело большое значение для обеспечения безопасности перехода в Кронштадт малых военных кораблей и транспортных судов, так как оно предупреждало возможные агрессивные действия немецкого флота в Финском заливе.
В то время, когда велись переговоры в Ганге, немецкие самолеты и агенты разбрасывали в Гельсингфорсе листовки такого содержания: «Оккупация Гельсингфорса германскими войсками предстоит в кратчайшем времени. Капитуляция неизбежна. Многие жертвы могут быть не принесены и участь гарнизона может быть много улучшенной, если суда, как военные, так и коммерческие, останутся целы. Командующий германским флотом в Финском заливе оставит на свободе и даст награду судовому составу каждого судна, которое останется неповрежденным. Единоличные действия по приведению в негодность своего судна подвергнутся строжайшему взысканию. Германский флот находится уже вблизи Гельсиигфорса».
Так германское командование пыталось запугать балтийских моряков и предупредить возможное уничтожение кораблей, которые немцы хотели захватить в исправном виде.
Вместо того, чтобы разъяснить личному составу флота истинный смысл провокационных листовок и призвать к усилению бдительности и к проведению всех мероприятий по выводу кораблей, Щастный 5 апреля издал объявление, якобы «для успокоения личного состава», в котором от имени командования флотом сообщалось, «что воззвание является анонимным... и распространяется нелегальным подпольным способом, на который германскому командованию нет оснований идти», и заявлялось, что «командование флотом Российской Республики считает распространение воззвания недостойным желанием неизвестных злонамеренных лиц нарушить состояние мира между Россией и Германией».
Не рискуя стать на путь открытого нарушения Брестского мира и оказать открытое вооруженное противодействие переходу кораблей, германское командование использовало для этой цели белофиннов, которые при благосклонном невмешательстве немцев обстреливали русские корабли из береговьих батарей, а захваченные немцами и белофиннами русские ледоколы держали близ трассы перехода русского флота, надеясь при удобном случае захватить тот или иной отставший или потерявший способность двигаться корабль. Однако ню немцам, ни белофиннам так и не удалось осуществить своих намерений. Бдительность советских моряков и мероприятия по обеспечению перехода сорвали их замыслы.
Мерами дипломатического воздействия германское правительство было поставлено перед необходимостью выполнять условия Брестского договора, относящиеся к флоту, или идти на прямое их нарушение вопреки взятым на себя обязательствам. Германское правительство не рискнуло пойти по пути явного нарушения мирного договора и в дальнейшем не настаивало официально на точном соблюдении предъявленных Мейрером в Ганге требований. Это было несомненным и важным успехом советской и столь же явным и серьезным поражением германской дипломатии.
Высадка немецких интервентов в Ганге, создавшая угрозу захвата значительной части Балтийского флота, требовала ускорения перевода кораблей в Кронштадт. Принятые Советом Народных Комиссаров решения и отданные во исполнение этих решений директивы высшего «командования ставили перед моряками Балтийского флота задачу — перевести возможно большее количество кораблей и ценного имущества в Кронштадт до прибытия в Гельсингфорс немецких войск, а .в отношении кораблей, состояние которых не позволяет совершить переход,— приступить к разоружению в соответствии с условиями Брестского договора.
Активные участники Великой Октябрьской социалистической революции, балтийские матросы ясно сознавали, что борьба с внешними «и внутренними врагами Советской власти еще не окончена, что предстоит еще длительная и упорная борьба с сил а империалистической реакции и внутренней контрреволюции, для успешного завершения которой Советской республике нужен флот.
На собраниях и митингах личного состава, посвященных обсуждению положения, создавшегося в связи с вторжением германских интервентов в Финляндию, команды принимали единодушное решение — приложить все силы к скорейшему выводу кораблей из Гельсингфорса. Так, личный состав 1-го дивизиона подводных лодок принял 5 апреля решение:
«Сего числа, ввиду высадки германских войск в Ганге и движения их к Гельсингфорсу, состоялось общее собрание 1-го дивизиона, на котором было решено уйти всем дивизионом из Гельсингфорса в «Кронштадт, для чего немедленно начать приготовление к походу: опробовать механизмы, зарядить батареи и принять провизию»Подобные решения принимались и на других кораблях.
Совкомбалт, комиссары « коммунисты вели непрерывную работу среди личного состава, организуя и направляя его усилия на подготовку кораблей к предстоявшему походу. Уже 7 апреля, в день получения директивы Коллегии Морского Комиссариата — «возможный увод судов из Гельсингфорса в Кронштадт продолжать» из Гельсингфорса вышел первый эшелон третьего отряда кораблей.
Мероприятия партийно-политического обеспечения проводимой операции, игравшие огромную роль на всем ее протяжении, приобретали особенно важное значение на данном ее этапе, который был самым сложным и трудным, самым сжатым по срокам и характеризовался резким усилением классовой борьбы, выражавшейся в активном противодействии контрреволюционных элементов выводу флота из Финляндии.
Высадившиеся в Ганге немецкие войска, преодолевая упорное сопротивление финских красногвардейцев, продвигались к Гельсингфорсу. Положение с каждым часом усложнялось. От моряков требовались нечеловеческие усилия, чтобы вывести корабли из Гельсингфорса до прибытия туда немецких войск. Балтийцы трудились день и ночь — собирали механизмы, грузили топливо, продовольствие, готовили аварийно-спасательные средства. В результате героических усилий команд уже через два дня после высадки немцев многие корабли были готовы к выходу в море.
После провала попыток Щастного и его сообщников уничтожить корабли путем взрыва и передать торговый флот в руки частных лиц или фирм враги направили свои усилия на то, чтобы задержать корабли в Гельсингфорсе до занятия его немецким» войсками.
Так, в частности, решил поступить Щастный с подводными лодками. Когда лодки были подготовлены к выходу в море, он 6 апреля сообщил начальнику Морского генерального штаба следующее: «Сегодня снабжаю месячным запасом семь больших подлодок и посылаю их в лед. Пусть вмерзнут и постепенно подвигаются к Кронштадту. Через три недели, полагаю, лед разойдется, и лодки подойдут к Кронштадту».
Зная о том, что в Финском заливе находится сильная германская эскадра, Щастный хотел послать подводные лодки прямо в руки немецких интервентов. Но эта преступная затея была отвергнута. На следующий день в составе третьего отряда подводные лодки вышли в Кронштадт.
Благодаря вмешательству судового комитета был отменен вредительский приказ штаба о подготовке к взрыву яхты «Полярная звезда» под предлогом невозможности отремонтировать ее. Усилиями команды яхта была отремонтирована и благополучно дошла до Кронштадта
С целью срыва операции Щастный и его сообщники организовали массовый саботаж офицерского состава. Контрреволюционно настроенные офицеры вели подрывную работу среди команд кораблей, стремясь внушить макросам мысль о невозможности перехода во льдах, всячески поощряли дезертирство, срывали ремонт механизмов и т. д. Дезертирство офицеров, начавшееся уже перед уходом кораблей из Ревеля, после высадки немцев в Финляндию еще более возросло. Предатели рассчитывали, что команды, лишившись специалистов, не смогут уйти в «Кронштадт и корабли достанутся немцам.
Уходя под всевозможными предлогами с кораблей, командиры и офицеры, как правило, забирали с собой казенные деньги и ценное имущество.
Так, командир эскадренного миноносца «Самсон» Иванов перед уходом кораблей скрылся, похитив почти все корабельные деньги и 5500 рублей, взятые под расписку у командира эскадренного миноносца «Азард».
Ревизор «Аза1])да» мичман Державин ушел с корабля накануне его выхода из Гельсингфорса, присвоив 2215 рублей казенных денег.
Капитан 2 ранга Ракинт, командир эскадренного миноносца «Страшный», самовольно оставив миноносец, похитил из судовой кассы около 17 000 рублей.
Под предлогом болезни покинули корабли лейтенант Штернберг, инженер-механик Реклайтис, лейтенант Антонович (эскадренный миноносец «Самсон»). Мичманы Мартынов и Виноградов (эскадренный миноносец «Капитан Изыльметьев») ушли, заявив о своем нежелании служить. Лейтенант Моисеев (эскадренный миноносец «Финн») свой уход с корабля объяснял страхом перед опасностями похода. Капитан 2 ранга Михайлов, командир эскадренного миноносца «Финн», подал в отставку за день до ухода корабля, мотивируя свой уход болезнью жены. Командир эскадренного миноносца «Сторожевой» лейтенант Тошаков объяснял свой уход с корабля тем, что корабли якобы не смогут дойти до Кронштадта. По далеко не полным данным перед уходом третьего отряда из Гельсингфорса самовольно покинули корабли 17 офицеров, подали в отставку перед уходом из Гельсингфорса 8 офицеров, «не проявили должной энергии к выводу своих кораблей, следствием чего явилось оставление их в Гельсингфорсе», 10 офицеров.
Однако не все офицеры были изменниками и предателями.
Среди них были люди, преданные Родине и честно служившие Советской власти.
Именно об этой части офицерского состава И. В. Сталин в 1919 году говорил:
«...Отрадно, что язва части русского офицерства — её продажность — менее всего задела командный состав флота: нашлись всё же люди, которые, к чести своей, достоинство и независимость России ценят выше, чем английское золото». Эта часть офицерского состава обеспечивала управление кораблями на походе, сражалась против интервентов на Балтийском, Черном и Каспийском морях, а после войны принимала активное участие в строительстве советских Военно-морских сил. Многие офицеры, принимавшие участие в «Ледовом походе», стали впоследствии видными деятелями Советского Военно-Морского Флота: адмирал флота, профессор И. С. Исаков, вице-адмиралы Ю. Ф. Ралль, Г. А. Степанов, С. П. Ставицкий, инженер-вице-адмирал И. Я. Стеценхо, контр-адмиралы Н. Б. Павлович, А. А. Томашевич, Е. И. Салмин, В. И. Иванов, Е. Е. Шведе, заслуженный врач РСФСР полковник медицинской службы Л. Е. Гилянов и многие другие.
Чрезвычайно затруднял переход третьего отряда в Кронштадт большой некомплект личного состава на кораблях. К апрелю 1918 года с кораблей ушли демобилизованные моряки старших возрастов. Много матросов сражалось в частях Красной Армии и в партизанских отрядах на фронтах гражданской войны на Украине, в Белоруссии, в Средней Азии, Закавказье, в Сибири. Немало матросов было выдвинуто на руководящую работу в центральные и местные партийные и советские органы. Меньшая, наименее сознательная часть личного состава ушла с флота и разошлась по домам.
В результате всего этого к началу похода третьего отряда недостаток в людях чувствовался особенно остро. Так, на эскадренном миноносце «Финн» вместо 7 офицеров и 92 человек команды по штату было 3 офицера и 23 матроса. На эскадренном миноносце «Самсон» было 60 матросов при штате в 150 человек. На эскадренном миноносце «Эмир Бухарский» из 7 офицеров остался только один, а из 92 матросов — 32. При той же штатной численности на эскадренном миноносце «Амурец» было 5 офицеров и 8 матросов, а на «Забайкальце» — 4 офицера и 8 матросов.
В ряде случаев для пополнения командного состава приходилось прибегать к прямому принуждению. Вывший командир дивизиона эскадренных миноносцев Н. Н. Несвицкий, впоследствии контр-адмирал Советского Военно-Морского Флота, в своих воспоминаниям пишет: «Без минимального числа командиров идти нельзя было. Вместе с представителями судового комитета мы снарядили конвои из матросов и привели на корабли пять «господ офицеров». Они были назначены на командные посты, причем назначение это сопровождалось предупреждением:
— Не вздумайте что-либо сотворить, за вами все время будет смотреть зоркий и внимательный глаз.
Нечего и говорить, что такие, с позволения сказать, командиры еще больше затрудняли условия ледового похода».
Командир эскадренного миноносца «Боевой» в своем рапорте сообщает, что выход 7-го дивизиона эскадренных миноносцев едва не был сорван вследствие того, что командир портового ледокола «Черноморский № 3», назначенного сопровождать дивизион, сбежал с частью команды. Несмотря на то, что машины и котлы ледокола были неисправны, команда быстро произвела необходимый ремонт, и «Черноморский № 3» обеспечил проводку дивизиона, причем работа его отмечалась как «блестящая и в высшей степени полезная».
Но оставшиеся на кораблях матросы были сильны духом, обладали высокой революционной сознательностью. Лучшие из них были коммунистами.
Участник перехода третьего отряда инженер-вице-адмирал И. Я. Стеценко в своих воспоминаниях рассказывает, что на миноносце «Лихой», на котором он служил, из 65 матросов осталось только 16, в том числе четыре кочегара, два машиниста, один рулевой, а из офицеров, кроме него, были только минный офицер, врач и лекарский помощник. «Командир корабля, — рассказывает И. Я. Стеценко, — лейтенант барон Вреде сбежал. Мне пришлось остаться за командира и при помощи оставшейся команды привести миноносец в порядок. В несколько дней были произведены сборы и проверка механизмов. Предстояла погрузка угля. К ней мы приступили пятого апреля, и через 24 часа угольные ямы моего судна: приняли 80 тонн угля. Грузили так: сами подкатывали вагоны к стенке, у которой стояли корабли, и выгружали и откатывали обратно. Грузили все, не разбирая ни чинов, ни рангов».
Ввиду опасности ледового плавания для малых кораблей с их слабыми корпусами особое внимание было обращено на подготовку аварийно-спасательных средств. Тщательно проверялась и приводилась в порядок трюмно-пожарная система, уточнялось аварийное расписание, заготовлялись пластыри, деревянные брусья, щиты и другой аварийный материал. То обстоятельство, что ни один корабль не погиб на переходе, несмотря на значительное количество серьезных повреждений (на ряде миноносцев была затоплена часть отсеков), объясняется прежде всего хорошим аварийно-спасательным обеспечением перехода.
Переход третьего отряда был организован шестью эшелонами, которые отправлялись в море по мере готовности кораблей.
Навигационно-гидрографическое обеспечение перехода достигалось прежде всего правильным выбором фарватеров для кораблей различных классов. Для малых кораблей, составлявших большую часть третьего отряда, был избран так называемый стратегический фарватер, проходивший по опушке шхер.
Целесообразность перехода малых кораблей этим фарватером определялась тем, что на нем в апреле сохранялся еще неподвижный лед, в то время как в средней части залива началось уже движение льдов, представлявших большую опасность для подводных лодок, миноносцев и тральщиков.
Однако переход стратегическим фарватером был связан с преодолением значительных трудностей, определявшихся специфическими особенностями шхерного района. Он изобиловал большим количеством подводных камней и банок разнообразной величины, причем навигационные ограждения во многих местах были разрушены финскими белогвардейцами. Кроме того, переход стратегическим фарватером значительно удлинял путь кораблей.
Крупные корабли с большой осадкой и более прочным корпусом должны были следовать по фарватеру в средней части залива с расчетом использования канала, проложенного во льдах кораблями второго отряда.
Ввиду недостатка на многих кораблях топлива и продовольствия была запланирована доставка угля в район Бьерке, а также высылка на ледоколах топлива и продовольствия навстречу шедшим кораблям.
Выход кораблей третьего отряда начался 7 апреля и продолжался до 11 апреля.
7 апреля из Гельсингфорса вышел первый эшелон в составе подводных лодок: «Волк», «Вепрь», «Пантера», «Рысь», «Ягуар», «Ерш», «Леопард» и «Змея», сопровождаемых сторожевыми судами ледокольного типа «Руслан» и «Ястреб».
9 апреля вышел второй эшелон. В составе его были подводные лодки «Кугуар» и «Угорь», шедшие на буксире транспортов «Тосно» и «Иже». За ними следовали эскадренные миноносцы «Ловкий», «Молодецкий», «Лихой», «Искусный», «Дельный» и «Достойный» с частью транспортов и других кораблей. Эшелон сопровождали портовые ледоколы «Аванс» и «Колывань».
10 апреля ушли основные подразделения минной дивизии и дивизии сторожевых кораблей с приданными транспортами, составлявшие три эшелона, в которые входили 30 эскадренных миноносцев, 9 тральщиков, 5 сторожевых кораблей, 2 заградителя, 28 транспортов, 13 буксиров и другие корабли. Кроме того, в этот же день отдельной группой вышли 9 тральщиков, 5 сторожевых кораблей, 2 заградителя, 28 транспортов, 13 буксиров и другие корабли. В этот же день отдельной группой вышли 9 тральщиков, 2 заградителя, 3 сторожевых корабля, 2 вспомогательных и несколько других кораблей К
11 апреля отдельными группами вышли около сорока кораблей последнего, шестого эшелона. Глубокосидящие корабли — учебный корабль «Петр Великий» и транспорт «Анадырь» в сопровождении ледокола «Трувор» отправились в Кронштадт по фарватеру в средней части залива. Когда последние корабли покидали гавань, на ближних подступах к Гельсингфорсу уже шли бои финской Красной гвардии с наступавшими войсками германских интервентов, а внутри города начались выступления белофинских контрреволюционных подпольных отрядов. Финские красногвардейцы, сдерживая натиск немцев и маннергеймовцев, сражались на окраинах города, прикрывая отход советских кораблей.
Участник «Ледового похода» писатель Леонид Соболев рассказывает: «Мы стояли в Южной гавани... Утром в городе затрещали выстрелы финских белогвардейцев. Возле миноносцев высился портовый кран. На верхней его площадке простым глазом, без бинокля, были видны пять фигур финнов-рабочих с красными повязками на рукавах, среди них одна женщина. Они прильнули к решетчатым фермам крана, сжимая в руках револьверы. На Торгет-плац появились перебегающие фигуры с винтовками. Они стреляли по окнам, по подвалам, оттесняя в переулки рабочие отряды финских красногвардейцев. Тогда с крана началась редкая, но точная стрельба. Невольные свидетели, скованные условиями мирного договора, мы лишь смотрели, как на Торгет-плац падали одна за другой одетые в добротные штатские пальто фигуры с белыми повязками. Наступавшие стали прятаться от этого точного огня за фонтаном посреди торговой площади. Потом откуда-то появился пулемет и застрекотал по крану. Он стучал долго, видимо, патронов жалеть не приходилось, и лишь тогда на кране прекратилось всякое шевеление, туда поднялись трое с белыми повязками. Они сбросили с крана тела убитых красногвардейцев и последним — раненого».
Сломив героическое сопротивление красногвардейцев, германские интервенты и белофинны захватил» город и порт, но к этому времени все корабли третьего отряда были уже в море.
Всего в составе шести эшелонов вышло из Гельсингфорса 167 кораблей. В Гельсингфорсе осталось 38 кораблей под военным флагом, 10 под флагом Красного Креста и 38 под коммерческим флагом.
Таким образом, несмотря на исключительно тяжелую обстановку, сложившуюся к моменту выхода третьего отряда, большевикам удалось перебазировать основную массу кораблей Балтийского флота.
Большую помощь балтийцам в спасении вспомогательных кораблей и транспортных судов оказали моряки торгового флота.
Как указывалось выше, 1-й съезд моряков торгового флота, происходивший в начале апреля в Петрограде, отвергнув предложение представителя английского правительства о продаже Англии всех вспомогательных военных и торговых кораблей, постановил принять немедленные меры к спасению флота, находившегося в Гельсингфорсе. Для руководства специально созданными отрядами, в которые входили торговые моряки и петроградские рабочие, всего 350 человек, была создана комиссия («пятерка») во главе с уполномоченным съездом и отделом торгового мореплавания ВСНХ Л. Г. Кононовым.
Прибывшие в Гельсингфорс отряды торговых моряков натолкнулись на ожесточенное сопротивление Щастного и его сообщников. Щастный отказался признать полномочия П. Г. Кононова на эвакуацию вспомогательных и торговых кораблей и даже пытался арестовать «пятерку». Однако в действия Щастного вмешался Совкомбалт, ввел Кононова в число своих членов и оказал торговым морякам всяческую поддержку.
Но враги не унимались. Как рассказывает И. Яковлев, участник описываемых событий, команды торговых судов отнеслись к призыву «пятерки» о спасении кораблей с подъемом, и только на четырех пароходах — «Жулан», «Русь», «Лахта» и «Паллада» — команды колебались. Пароходом «Жулан» командовал капитан дальнего плавания Барковский, акционер и ярый защитник интересов сбежавших за границу судовладельцев. Барковский и его подручный штурман Шенкер призывали моряков «... не слушать «обезумевших» большевиков, не «губить» флот, а выждать весны и» тогда идти в Петроград, по-скольку флаг Красного Креста и мирный договор, заключенный с немцами, являются якобы гарантией сохранения кораблей. Задержать флот в Гельсингфорсе до прихода немцев, когда судовладельцы получат возможность предъявить права на суда,—таков был маневр Барковского и компании»
«Грустную картону, — пишет И. Яковлев, — представлял торговый флот в то время. Очевидно, по заранее намеченному плану на большинстве судов не пополнялся запас топлива, были разобраны машины, израсходован неприкосновенный запас продовольствия, не выплачивалась зарплата, часть команды была отпущена. Каждое судно требовало упорной работы для приведения в готовность к походу».
В результате самоотверженного труда команд и прибывших из Петрограда отрядов моряков большинство транспортов было выведено из Гельсингфорса вместе с военными кораблями.
В последние дни перед уходом флота из Гельсингфорса положение финской Красной гвардии ухудшилось.
6 апреля немцы и белофинны после упорных боев захватили Таммерфорс. Германские интервенты и белофинны учинили кровавую расправу над пленными красногвардейцами. По сообщению финских газет, все взятые в плен русские, а также все ротные командиры Красной гвардии были расстреляны. Из красногвардейцев был расстреляй каждый пятнадцатый. Все раненые были перерезаны.
7 апреля отряд германских кораблей высадил близ Ловизы 3-тысячный отряд под командованием полковника фон Бранденштейна, который, соединившись с белофинскими отрядами, повел наступление на север в направлении Лахти. Захватив 9 апреля эту узловую железнодорожную станцию, немцы перерезали железную дорогу Гельсингфорс—Выборг.
Немцы и белофинны настойчиво рвались к Гельсингфорсу, желая захватить город до того, как успеет уйти флот. Узнав, что флот все же уходит, германское командование, вопреки установленному германским правительством сроку, решило ускорить занятие Гельсингфорса. С кораблей германской эскадры 11 апреля была передана радиограмма: «Германское командование вынуждено занять Гельсингфорс для защиты интересов Финляндии сегодня, а не 12 апреля, в 12 часов дня. Все суда и вооруженные пункты просят поднять бело-красные флага». Однако, когда германская эскадра подошла к Гельсингфорсу, немцы увидели на горизонте лишь дымы ушедших русских кораблей.
Переход третьего отряда кораблей был связан с еще большими трудностями, чем переход первых двух отрядов.
Вышедшие 7 апреля подводные лодки, сопровождаемые сторожевыми судами «Руслан» и «Ястреб», вскоре оказались в сплошном ровном льду, достигавшем 60 см толщины. Такой лед был непреодолим для сторожевых судов. Тогда моряки применили метод спаривания ледоколов, который ранее осуществил «Ермак». К корме «Ястреба» был ошвартован «Руслан». Работая машинами на полный ход, «Ястреб», толкаемый в корму «Русланом», успешно пробивал лед. В кильватер сторожевым судам шли подводные лодки.
Вскоре условия перехода ухудшились. Южный ветер вызвал передвижку льда, образовались торосы в несколько метров высотой. Подводные лодки стало сжимать льдами. Особенно трудным было положение 13 и 14 апреля,когда первый эшелон преодолевал торосы к северу от острова Кивикари.
Бывший командир посыльного судна «Кречет» В. Янкович так описывает создавшуюся обстановку: «Сжимаемый ветром лед влезал на затертые подводные лодки, над поверхностью льда виднелись лишь надстройки, а проводившие их до этого «Ястреб», «Руслан» и «Азимут» сидели сами на торосах, требуя помощи. Положение было настолько серьезно, что команды сдавливаемых лодок вышли на лед.
Освободив из торосов «Ястреба», «Руслана» и «Азимут», «Кречет» начал спасение подводных лодок. После усиленной работы он пробивался вплотную к лодкам, раздробляя лед вокруг них, подавал буксир и вытаскивал их из опасного положения, выводи до места, откуда они могли следовать дальше со своими конвоирами».
15 апреля первый эшелон дошел до Бьерке. где были пополнены запасы угля. На) следующий день подводные
Лодки и сопровождавшие их корабли прибыли в Кронштадт. 18 апреля все подводные лодки были в Кронштадте. Некоторые из них получили значительные повреждения, но ни одна не была потеряна.
Не меньшие трудности испытали на переходе миноносцы, шедшие в составе второго и следующих эшелонов. В первый день корабли, вышедшие из Гельсингфорса 10 апреля, прошли десять миль и остановились на ночь у острова Фагере. 11 апреля, как сообщал участник перехода, «шли довольно свободно, временами задерживаясь из-за остановки впереди идущих судов... Транспорты вносили беспорядок, пытаясь обогнать друг друга, врезываясь в сплошной лед, и замедляли, таким образом. движение идущих сзади судов».
Подобные нарушения порядка движения транспортами, не имевшими достаточного опыта эскадренного плавании, происходили в течение всего перехода, что, несомненно, несколько замедляло движение. Однако не следует, как это делают некоторые авторы, преувеличивать значение этого обстоятельства. Совместное плавание разнородных кораблей вообще является делом сложным. Когда, например, англичане вынуждены были в 1916 году из-за подводной опасности вводить систему конвоев, английское адмиралтейство долго не решалось на эту меру, не веря в способность капитанов торговых судов держать в море строй. Перед выходом в море транспортные суда, входившие в конвой, проходили специальную тренировку, и требовалось немало времени для того, чтобы они приобрели навыки плавания в составе конвоя. Об этом же говорит и опыт второй мировой войны, давший много примеров нарушения английскими и американскими судами правил совместного плавания при проводке конвоев.
Путь по шхерному фарватеру в нескольких местах был загроможден торосами и ледяными заторами, особенно у Тамио, Мерен-Кари, Гоуэр, Видшер и Рондо. Это приводило к длительным стоянкам, скоплениям кораблей.
Неоднократно вблизи трассы перехода появлялись захваченные немцами ледоколы «Сампо», «Тармо» и "Волынец". Поэтому для охраны хвоста колонны от возможных нападений был выделен эскадренный миноносец «Лейтенант Ильин», оставленный у мигалки Альватиниемн.
13 апреля к кораблям третьего отряда подошли ледоколы «Ермак», «Силач» и «Город Ревель», которые приступили к проводке кораблей в местах наибольшего скопления торосов и ледяных заторов.
Ледоколу «Ермак», работавшему беспрерывно уже вторую неделю, и малым ледоколам приходилось не только взламывать лед, но и протаскивать через торосы миноносцы и транспорты, отчего у них гнулись форштевни и ломались винты.
Особенно усложнились условия перехода с 15 апреля, когда началось движение льда. Движущийся лед представлял еще большую угрозу для кораблей, чем торосы.
Эскадренный миноносец «Боевой» был сжат льдами у Стирсуддена настолько, что чуть было не погиб. У эскадренного миноносца «Сибирский стрелок» из-за сдвига валов заливало водой машинное отделение, у эскадренного миноносца «Меткий» после удара кормой о лед заполнило водой кормовое отделение.
Эскадренный миноносец «Инженер-механик Дмитриев» получил течь в носовом помещении около минного погреба, так как вследствие удара о льдину нос корабля был завернут. «Всю ночь, — доносил командир,— команда выкачивала воду ведрами не минного погреба, чтобы заделать щели в дверях, откуда все текла вода. К утру щели заделали, пришлось для облегчения носа сбросить два якоря».
Сутками, без сна и отдыха, самоотверженно трудились команды кораблей, преодолевая невероятные трудности.
«Бесконечное число раз, — пишет в своих воспоминаниях П. Г. Кононов, — рвались буксиры- (буксирами являлись просто швартовые концы), команда, бывшая почти в половинном составе, бесконечное количество раз выбирала обледенелые стальные буксиры, сращивала их и снова повторялось то же днем и ночью».
«Перед концом перехода, — рассказывает другой участник, — иссяк запас продовольствия. Но это не так беспокоило нас, как то, что на многих кораблях был на исходе уголь. Мы — люди, поймем, выдержим. А чем заполнить жадные пасти котлов, чтобы дать пар машинам? Жили в жутком холоде, отказавшись от отопления. Ломали столы, стулья, сдирали обшивку кают, все, что может гореть — в топки. Пар — жизнь, пар — спасение флота. И пар был».
Об исключительных трудностях перехода третьего отряда свидетельствуют полученные кораблями повреждения. Как видно из прилагаемого «Списка аварий и повреждений, полученных кораблями при переходе из Гельсингфорса в Кронштадт», значительные повреждения получили 21 эскадренный миноносец, все подводные лодки, сторожевые и посыльные корабли и многие транспорты. У 12 миноносцев были свернуты и повреждены форштевни. На всех миноносцам была обнаружена течь о носовых и кормовых отсеках, образовавшаяся от ударов о лед. У многих были повреждены винты, а «Искусный» потерял левый винт и обломал наполовину лопасти правого винта. Все подводные лодки имели повреждения в носовых цистернах, горизонтальных рулях, винтах и крышках торпедных аппаратов. На ряде транспортов были сломаны и утрачены винты.
16 апреля первые корабли начали прибывать в Кронштадт, к 22 апреля весь отряд закончил переход. Так завершился исторический «Ледовый поход». Боевой приказ Советского правительства, приказ Ленина был выполнен.
Посте ухода главных сил флота из Гельсингфорса все оставшиеся там корабли были сведены в отряд.
12 апреля германские войска и белофинны, сломив героическое сопротивление финских красногвардейцев, ворвались в Гельсингфорс. После упорных боев в конце апреля интервентами и белофиннами был взят Выборг. Часть сил финской Красной гвардии и Совет народных уполномоченных перешли на территорию Советской России.
Этим закончилась гражданская война в Финляндии. Начался белый террор. Тысячи сдавшихся в плен красногвардейцев были расстреляны. При истреблении финского и русского населения, например в Свеаборге, были пущены в ход пулеметы и гранаты. В Свеаборге много пленных красногвардейцев потопили в море. Зверство палачей дошло до того, что они сжигали людей живыми. В Гельсингфорсе они захватили Абосские казармы, в которых находилось много красногвардейцев, женщин, стариков и детей, и, никого не выпускай, подожгли их. Опьяненные кровавой победой, немцы и белофинны не разбирали ни пола, ни возраста казнимых. Например, в Выборге шюцкоровцы расстреляли малолетних русских учеников реального училища.
Точную цифру жертв германского и белофинского террора в Финляндии трудно установить, но даже по значительно преуменьшенным официальным данным число убитых достигло 40 тысяч человек. Кроме того, около 15 тысяч человек было замучено в тюрьмах и концентрацнонных лагерях.
В такой обстановке оставшиеся в Гельсингфорсе моряки под руководством комиссара Б. А. Жемчужина вели упорную борьбу за спасение оставшихся там кораблей и имущества.
Германское командование, формально придерживаясь гангутского «соглашения», на деле всячески поощряло белофиннов на захват русских кораблей. Под предлогом того, что гарантия была дана только кораблям под военным флагом, немцы помогли белофиннам захватить все тральщики, госпитальные и вспомогательные суда и транспорты. Немцы захватили Свеаборгскую крепость, порт, склады боеприпасов и снаряжения, мотивируя это «военными соображениями». Все протесты оставались без последствий.
Захват кораблей производился самым наглым образом: личный состав выгонялся, флаги срывались, отбиралась провизия, деньги, расхищалось корабельное и личное имущество.
Вот один из многочисленных фактов. 20 апреля группа белофиннов во главе с немецким офицером захватила и разграбила миноносец «№ 220». Как сообщал командир миноносца, «...все замки с входных дверей в офицерское и унтер-офицерское помещение, также в носовое помещение команды и в подшкиперскую сбиты, и все помещения носят характер полного разгрома. Как выяснилось затем при ближайшем осмотре, из каюты командира оказались похищенными «из взломанных ящиков письменного стола четверо стенных судовых часов, а из буфета похищен ящик консервов; в кают-компании все содержимое буфета и шкафов оказалось выброшенным на палубу, занавески были сорваны. Такой же разгром усмотрен и во всех других помещениях миноносца, причем имущество оказалось расхищенным».
По отношению к личному составу флота немцы и белофинны применяли всяческие насилия.
Вечером 8 мая на территории Свеаборгского порта с санкции германского командования белофиннами был незаконно арестован комиссар при старшем морском начальиике в водах Финляндии, видный деятель большевистской партии Б. А. Жемчужин. Утром 9 мая Б. А. Жемчужин был расстрелян, несмотря на все протесты нашего морского командования.
Вот что рассказывает об обстоятельствах гибели Б. А. Жемчужина один из офицеров штаба старшего морского начальника в водах Финляндии:
«Тяжелое это было время. Опьяненные «победой» белофинны упивались властью, добытой при помощи немецких штыков. Трусливо прятавшиеся по разным углам буржуа с приходом немцев высоко подняли голову и развернулись вовсю. Началось поголовное истребление оставшихся в городе красногвардейцев. Без суда, без какого-либо намека на законность расстреливались согни и тысячи рабочих по одному только подозрению в сочувствии «красным». Наш флот, его моряков-революционеров белогвардейцы ненавидели особенно сильно за братскую помощь и поддержку Красной гвардии. Маленькая кучка оставшихся в Финляндии судов Балтфлота, небоеспособных и разоружившихся согласно соглашению, заключенному в Ганге, с горстью оставшихся для охраны их русских моряков в полной мере испытали на себе эту ненависть.
Несмотря на гарантированную соглашением неприкосновенность оставшихся в Финляндии команд, русских моряков неоднократно хватали на улицах, и с каким трудом (и то не всегда) удавалось вырвать их из жадных рук белогвардейской своры.
Корабли во льдах на пути в Кронштадт
С первых же дней белые с невероятной наглостью и цинизмом нарушали один за другим пункты соглашения, расхищая и грабя оставшееся русское имущество и захватывая наши суда. С приходом немцев глумлению и издевательствам не было предела...
Тов. Жемчужин особенно мучительно переживал это время. Энергичный и деятельный, он не мог и не хотел примириться с ролью пассивного наблюдателя белогвардейского произвола. С нетерпением ждал он возможности вернуться в Россию, чтобы принять участие в кипучей и плодотворной работе, о которой до нас, почти отрезанных от своих строгой цензурой, доходили только отрывочные сведения и слухи. Сколько раз в беседах в кают-компании штаба мечтал он об этом, твердо веря в конечную победу власти пролетариата и рисуя нам картины из будущей жизни на новых основаниях.
Но не суждено было дожить до этого времени и увидеть на деле то, во что он так твердо верил. Незадолго до нашего возвращения в Кронштадт, он, Жемчужин, был арестован и расстрелян... Произошло это так.
Тов. Жемчужин с кем-то из сотрудников штаба возвращался из города, куда они пошли за покупками. Часов около 6 вечера они подошли к воротам военного порта в Скатуддене. Обычно часовой, не читая пропуска, смотрел только на печать. В этот же день и накануне все выходившие в город обратили внимание на то, что часовые внимательно разглядывали и прочитывали пропуска, переспрашивая фамилию (пропуска были именные). Только после выяснилась причина этого — очевидно, поджидали и подкарауливали тов. Жемчужина.
Когда он и его спутник предъявили свои пропуска, часовые вызвали караул, который окружил тов. Жемчужина. Его спутник попытался вступить в объяснения, но ему грубо приказали идти своей дорогой. Тов. Жемчужин спокойно попрощался с ним, говоря, что «это, вероятно, недоразумение», просил сообщить об этом старморначу и передал ему сверток со своими покупками (кусок мыла и пачка конвертов).
Вот как произошел этот гнусный факт. Не буду говорить, какое впечатление произвело на всех нас, знавших и любивших тов. Жемчужина, это сообщение. И память об этом будет жить...»
Советские моряки никогда не забудут славное имя Жемчужина, отдавшего свою жизнь борьбе с врагами социалистического отечества.
Ввиду систематического нарушения условий Брестского мира и других соглашений со стороны германского командования в Финляндии Совет Народных Комиссаров 13 мая заявил германскому правительству, что очистка моря от мин, предусмотренная Брестским договором, не будет проводиться, пока немцы не возвратят захваченных кораблей. Немцы были вынуждены выполнить требование Советского правительства. Однако многие корабли,захваченные белофиннами, немцы отказались вернуть, ссылаясь на то, что они являются собственностью Финляндии.
После длительной переписки и выполнения всяческих мелких полицейских формальностей, в начале мая начался уход ив баз Финляндии оставшихся там кораблей.
2 мая прибыл отряд кораблей, базировавшихся на Котку: вспомогательный крейсер «Роксана», посыльные корабли «Эрос» и «Ильза», кабельный пароход «Молния», транспорты «Христиания» и «Балтоиия», плавучий маяк «Люзерорт» и 8 буксиров.
9 мая из Гельсингфорса прибыли: эскадренные миноносцы «Всадник», «Разящий», «Достойный», «Видный», «Гремящий», «Легкий»; заградители «Нина» и «Елена» и посыльное судно «№ 142» 2.
18 мая пришли минный заградитель «Нарова», «канонерская лодка «Грозящий», эскадренный миноносец «Сильный», спасательное судно «Волхов», транспорт «Рига:» и блокшивы № 2 и 93. На кораблях было эвакуировано несколько тысяч советских граждан.
28 мая вышел из Гельсингфорса последний корабль — учебное судно «Память Азова» под флагом старшего морского начальника, пришедшее в Кронштадт 29 мая около 9 часов утра 4. Вывод кораблей из Финляндии был закончен.
Всего было выведено 211 кораблей: 6 линейных кораблей, 5 крейсеров, 54 миноносца и эскадренных миноносца, 12 подводных лодок, 10 тральщиков, 5 заградителей, 15 сторожевых кораблей, 13 вспомогательных судов, 4 посыльных судна, 45 транспортов, 25 буксиров, 1 паром, 1 пловучий маяк, 7 ледоколов, 7 яхт и одно вспомогательное судно для подводных лодок.
Таким образом, героическими усилиями моряков Балтийского флота, руководимых Коммунистической партией, в «исключительно трудных и сложных условиях были спасены все крупные боевые корабли и почти полностью остальная часть корабельного состава флота, а также значительное количество ценного военного имущества.
Подводя итоги «Ледового похода», необходимо указать на те потери, которые понесла Советская республика в результате действий германские интервентов, белофиннов и их пособников — предателей Троцкого, Щастного и других.
По неполным данным, полученным Морским генеральным штабом в августе 1918 г., «общая стоимость судов и плавучих средств, захваченных финляндским правительством в Гельсингфорсе, составляет по расценке довоенного времени 50 миллионов рублей (золотом). Стоимость всего этого имущества в настоящее время, когда ощущается недостаток как в металле, так и в топливе, а также принимая во внимание падение курса, следует увеличить по крайней мере в 15 раз (750 000 000 руб.). При этом не учтено обстоятельство, что задержка судов в чужом порту лишает возможности их эксплуатации, доход которой в одну навигацию составляет около половины стоимости, т. е. 375 000 000 руб.
В эту сумму не входит стоимость большого количества мелких кораблей и плавучих средств, а также всевозможного имущества, захваченного Финляндией в других портах (Або, Ганге, Котка, Марисихами, Выборг).
Группа миноносцев в Петрограде, прибывших из Гельсингфорса
<< Назад Вперёд>>
