Эшелон неспеша ползет в ночную весеннюю мглу. Мерно постукивают на стыках колеса, изредка, на поворотах короткими сигналами будит тишину паровоз. Спят утомленные за день бойцы.
А к Щорсу сон не идет. Ведь надо же такое — без малого четыре года носит его война по земле, от Восточной Пруссии до Крыма, а впереди — первый самостоятельный бой. Первый бой, за исход которого полностью отвечает он, командир Семеновского красногвардейского отряда. Здесь он и генерал, и взводный. Ни за чью спину не спрячешься. Под его началом триста бойцов, а впереди тревожная неизвестность. Где, на каком полустанке или просеке уготовлена им встреча с врагом?
Из Семеновки двинулись на Новозыбков. Щорс надеялся найти там революционные отряды, отступившие от Гомеля и Чернигова. Узнали, что где-то на гомельском направлении в эшелонах, как и они, рейдируют два небольших отряда черниговских красногвардейцев.
Но что делать дальше, не решили. Отряд невелик, огневая сила и того меньше: три пулемета да старенькая пушка.
Положение обсуждали сообща, вместе и приняли решение — снова погружаться в эшелон и двигаться на Злынку. Там оккупанты. Ударят на них внезапно — сразу прояснится обстановка. Получится своеобразная разведка боем. Да и трофейное оружие, если удастся захватить, будет очень кстати. Ведь у него чуть ли не половина бойцов без винтовок.
Решение принято, а тревожная неизвестность отгоняла сон. Как это легкомысленно, непрофессионально. Разведки не высылали, данные о Злынке основаны на противоречивых показаниях. Щорс посмотрел в окно. Небо уже серело. На востоке над кромкой леса разбегалась розовая полоса.
Он круто повернулся, растолкал паренька, сладко спавшего на лавке.
— Матвей! Матюха!
Парень сонно щурил карие глаза, потом быстро вскочил на ноги.
— Слушаю, товарищ командир!
Матвей прибился к нему в Семеновке. Пятнадцатилетний мальчишка разыскал его, стал проситься в отряд.
— А ты кто будешь? — с улыбкой спросил его Щорс.
— Матвей Ребенок!
— Да вижу, что не старик. Но доложить надо по форме: как фамилия, кто да откуда.
— А я и докладываю, — немного обиженно сказал паренек. — Ребенок. Это фамилие у меня такое. Хочу воевать против мировой буржуазии...
Щорс залился смехом.
— Ну, братец, сконфузил ты меня. Придется исправлять ошибку. Будешь моим ординарцем.
И вот уже почти неделю Матвейка при нем неотлучно, каждый приказ ловит на лету, следит, чтобы командир Поел, отдохнул. И сейчас, очевидно, корит себя за то, что Николай Александрович раньше его на ногах.
— Матвей, — поглядев на часы, сказал Щорс. — Двигай к машинисту, скажи, пусть на ближайшем разъезде тормозит.
Ординарец, застегивая на ходу куртку, побежал по вагону. Проснулись от шума братья Лугинцы, поднялся, протирая глаза, Квятек. Недоуменно смотрели на Щорса.
— Что случилось, командир?
Щорс какое-то время молчал, а когда качнулись, залязгали буферами вагоны, сказал:
— Будем выгружаться.
— Как выгружаться? — удивился Квятек. — А удар по Злынке? Что надумал, Николай Александрович?
Щорс резко повернулся.
— Команды не обсуждают, а выполняют! — почти крикнул, он.
Но, увидев сразу помрачневшие от обиды лица товарищей, добавил:
— Однако на первый раз разъясняю. С германцами воевать на колесах не приходится. Сами знаете, у них бронепоезда, артиллерия, сила, одним словом. Потому принял решение: выгрузимся, займем оборону, разведаем обстановку. Удастся — заманим немцев в лес малыми группами и ударим. Отходить придется — опять же в лесу легче затеряться, чем в эшелоне. Триста штыков — это не армия. Значит, и действовать нам надлежит, как партизанам. Понятно?
Больше разъяснять каждый свой приказ не стану. Буду требовать неукоснительного выполнения!
Константин Лугинец толкнул локтем брата.
— А командир-то молодец. Времени на обкатку не оставил, сразу бьет в яблочко!
— Вы чем-то недовольны, товарищ комиссар? — спросил Щорс.
— Наоборот, действуй, командир! — ответил за брата Петр.
Через несколько минут, будоража предрассветную тишину леса, раздались команды. По деревянным сходням сводили из теплушек лошадей. Более тридцати коней удалось реквизировать у семеновских богатеев. Так у Щорса появилась конная разведка, на которую он возлагал немалые надежды.
Принятое им решение не было внезапным. В Новозыбкове, когда разрабатывали план операции, уступил товарищам — их было большинство. Но чем больше анализировал обстановку, тем более укреплялся в мысли, что затея рискованная. Нарваться на немецкий бронепоезд — значит погубить отряд. А местные крестьяне говорили, что в селах близ Злынки замечено много небольших вражеских отрядов, преимущественно обозов, прибывших взимать с населения контрибуцию. Попросту — грабить. Вот если выследить несколько таких отрядов, разгромить — тогда сразу прояснится положение. На стрельбу наверняка отзовутся черниговцы, курсирующие где-то на затерянных в лесах железнодорожных ветках. Да и немецкий бронепоезд, местонахождение которого пока неизвестно, обязательно объявится.
Щорс внимательно осмотрел местность. Для засады — неплохо. Дорогу, тянущуюся от Злынки к хутору Скачки, перерезает речка, вздувшаяся от талых снегов. Через нее — мостик. Если его как следует оседлать, можно держать крепкую оборону. А немцам один путь — на мост. Речушка хоть и неглубока, но берега топкие, да и в такую ростепель едва ли кто рискнет ее форсировать.
Организовав оборону и выкатив единственную пушку на взгорок, чтобы при необходимости по мосту можно было ударить прямой наводкой, выслал конную разведку.
К вечеру доставили «языка». Пленный оказался разговорчивым. Чувствовал себя уверенно, не выказывал страха. Рассказал, что в Гомеле сосредоточиваются германские войска. Оттуда выходят небольшие отряды, собирают по селам масло, сало, яйца. Из Гомеля скоро двинутся на Брянск, потом — на Москву.
У Щорса от возмущения перехватило дыхание.
— Слышали? — зло сказал товарищам. — Мирный договор с Россией заключен, а войска, сволочи, сосредоточивают. Вот она какова ситуация! Украину же избрали как плацдарм. Нет, терпеть такое нельзя!
План созрел молниеносно. Выслать ночью конников на Злынку. Гарнизон там, как показывает пленный, небольшой. Три десятка смелых бойцов внезапным налетом могут сделать много. А когда за ними погонятся каратели, вот тут им и устроят встречу.
Щорс так явственно все это представил, что с трудом преодолел желание самому отправиться во главе конной разведки в ночную Злынку. Трезвый рассудок взял верх. Лихачествовать ни к чему. Он командир, за всех в ответе. Как в шахматной партии, на десять ходов вперед нужно все предусмотреть. Главный ход будет не в Злынке, а здесь!
Беспокоило то, что посланные на поиски черниговцев связные не подавали никаких известий. А что, если германский бронепоезд не за Гомелем, а где-то совсем рядом? Подкатит под правый фланг, ахнет со всех стволов — останутся от отряда рожки да ножки...
Разведка прискакала на рассвете. Обошлось без потерь, шума наделали, да все же не совсем удачно. Оказывается, к ночи в Злынку подошло вражеское подкрепление. Пока громили гарнизон на одном краю местечка, отозвались немцы с другого. Они еще и спать не легли, только расквартировывались. Едва ноги унесли.
Следом за конниками появились немцы. Крытые брезентом фургоны сползали к речке. Черт их знает, что там, под брезентом?
Подбежав к пулеметчику, Щорс коротко скомандовал:
— Ну-ка полосни по первому фургону!
Короткая очередь прорвала утреннюю тишину, отозвалась раскатистым эхом в долине реки.
Из-под брезента начали выпрыгивать солдаты, рассыпались по берегу, ползком стали приближаться к речке.
— Ага, — как бы радуясь собственной прозорливости, проговорил Щорс, — думали обмануть. Не вышло!
Но радоваться было нечему. Несколько раз поднимались немцы в атаку и хоть залегали, прижатые к земле свинцом, однако вели интенсивный ружейно-пулеметный огонь. В отряде появились первые раненые, убитые.
Уже к вечеру случилось то, чего так опасался Щорс. Прошелестев над кронами сосен, справа от моста плюхнулся первый снаряд. За ним второй, третий.
— Черниговцы отошли на Новозыбков, открыли путь. Бронепоезд бьет — голов не поднять. Но главное не в этом, — Квятек тыльной стороной ладони вытер со лба пот, — бегут наши. Понимаешь, бросают позиции и бегут...
Решение созрело молниеносно.
— Без шума, тихо и организованно снимайте людей с позиций, — приказал он командирам. — Нужно сохранить отряд, пока он не поддался общей панике. Будем отходить на Новозыбков, оторвемся от врага, а дальше — время покажет...
Боевое охранение возглавил сам Щорс. На каждом удобном рубеже пулеметным огнем тревожили немцев, старались задержать их подольше. Пока добрались до Новозыбкова, отряд значительно поредел. Не столько от убитых, сколько из-за дезертиров. Там погрузились в эшелон.
Вместе с ними на Унечу отступали и другие красногвардейские отряды. К счастью, подошел бронепоезд из Питера. Он и прикрывал отступление.
Под Злынкой 6 апреля 1918 года приняли боевое крещение сновские и семеновские партизаны. Ими командовал Н. А. Щорс. Они более чем на сутки задержали натиск интервентов.
<< Назад
Вперёд>>
