19 июля
(1 августа). Вчера с моря, со стороны бухты Тахэ, была слышна канонада, бортовые залпы. По собранным сведениям оказалось, что вчера не выходило в море ни одно наше судно, на море был полосами туман. Около одного из крейсирующих японских судов взорвалась мина. Подозревая, что тут действуют наши подводные лодки102, японцы открыли огонь с бортов в воду. В это время сквозь туман появился отряд японских миноносцев, бывших впереди артурского рейда, спешивших к месту канонады. Японские суда приняли этот отряд за наш, охраняющий подводные лодки, и открыли по нему огонь до тех пор, пока не выяснилась ошибка.Сведения эти сообщают с береговых батарей.
Батареи сухопутного фронта и суда стреляют изредка по придвигающимся с Волчьих гор японцам. Наступление японцев на Дагушань отбито вчера без всяких потерь с нашей стороны и с большим уроном для них. При этом сбиты две японские батареи.
20 июля (2 августа)
Сегодня состоялась резолюция военного суда по обвинению капитана Лопатина в самовольном оставлении позиции (за отступление с горы Куинсан). Он отрешен от должности ротного командира и присужден к заключению в крепости на 2 года, без лишения чинов. Козел отпущения за чужие грехи найден.Перед судом развернулась довольно гнусная картина, настоящие виновники свалили всю свою вину на бедного Лопатина, и суд, ввиду строгости военных законов, не имел возможности оправдать его. Члены суда и обвинитель говорили, что это было самое тяжелое дело за все время их практики. Они были бы рады, если бы могли не принимать участия в нем. Некоторые из свидетелей защиты высказали много горькой правды и навлекли на себя этим гнев начальства. Это, вероятно, не пройдет им даром.
Это дело показало нам лишний раз, что нечего искать справедливости там, где властвует грубая сила. Другие говорят, что Лопатину не следовало отступать без приказания; они сознают, что Куинсан все равно был бы занят японцами, значит, от Лопатина требовалось лишь умереть там.
Истинными виновниками отдачи Куинсана японцам считают генерала Фока, начальника его штаба подполковника Дмитревского, полковника Савицкого и подполковника Киле-нина, не принявших мер для серьезной обороны этой горы.
25 июля
(7 августа). Сегодня назначено торжественное молебствие на площади об избавлении нас от надвигающихся бедствий. Да, в минуту жизни трудную все мы охотно прибегаем к Богу, ищем у него защиты. В настоящее время вопрос жизни и смерти более чем когда-либо близок нам.После литургии в Отрядную церковь собралось духовенство и молящиеся из других церквей, и с иконами и хоругвями крестный ход двинулся на набережную. На углу у аптеки Бишофа был отслужен молебен; потом пошли по Пушкинской улице, здесь также отслужили молебен против почтовой конторы. На цирковой площади, куда прибыл крестный ход, стеклось много народу. Молебствие уже близилось к концу, народ молился усердно, искренно. Лица всех серьезны, сосредоточенны.
Наши батареи стреляли изредка по замеченному неприятелю или по производимым им работам. Вдруг раздался выстрел — но с каким-то особенным, тимпаническим звуком. Что-то другое. Слышится в воздухе какой-то свист, переходящий в шипение — дзиу-с-ш-ж-ж-ж-крах! Сначала как бы тонкой ниточкой этот звук проходит через наши головы, потом все с большим и большим шипением и заканчивается зловещим воем и взрывом на набережной, где вся толпа народа была четверть часа тому назад...
Все лица побледнели — помертвели. Да, это неприятельский снаряд, японцы начали бомбардировать город! Мы было надеялись, что бомбардировка начнется с батарей, с крепости, а до нас, до города, быть может, будут долетать лишь перелетные снаряды...
Как будто кто сообщил японцам, что здесь собралось так много народу! Снаряд перелетел прямо через нас...
Благочинный отец Николай Глаголев опускается на колени, народ следует его примеру. Громко произносит он слова молитвы, повторяемые молящимися, но еще громче раздается снова выстрел с характерным тимпаническим звуком — снова свистит, воет через наши головы неприятельский снаряд и разрывается где-то по направлению набережной... Снова замирают все сердца. Что, если вдруг снаряд ляжет среди толпы молящихся?..
Еще и еще, снаряд за снарядом, но молебствие кончается благополучно. Народ рассыпается во все стороны. Но куда бежать, куда укрыться, никто не знает. Со стороны набережной бегут люди с помертвелыми лицами: «Стреляют! Там есть уже раненые и убитые!» Муж разыскивает жену, жена мужа, родители детей, а дети родителей. Там уже плачут; слышны возгласы:
— Ах, Господи! Спаси и помилуй!
А там, со стороны Волчьих гор, раздается выстрел за выстрелом; летит снаряд за снарядом, и все в том же направлении, к гавани. Некоторые из них не рвутся — значит, попадают в воду. Должно быть, цель бомбардировки — наши суда в гавани или же центр Старого города. Куда деваться? Что делать?
И нет ответа на эти все навязывающиеся вопросы. Блиндажи устроены лишь несколькими торговыми фирмами для своих служащих да более состоятельными людьми для себя. Но людям менее состоятельным негде укрыться, да и выстроить такие укрытия, где было бы вполне безопасно, почти невозможно. Почва скалистая, и равнина Старого города так низка (чуть над уровнем моря), что подвалов вообще нет, их залила бы подпочвенная вода, горы — сплошной камень, и чтобы выстроить себе нору, нужен динамит, силы, умение и время. Как будем мы жить, если начнут нас этак обстреливать изо дня в день!
Божья воля! И только. Суждено — уцелеем, не суждено — погибнем. Но как приходится погибать-то! Изуродованным, разорванным на клочки! Какая мерзость эта война! Солдаты хотя имеют то удовлетворение, что и они могут также уничтожать врага, они защищают крепость с оружием в руках, с таким же смертоносным оружием. А мы — как мыши в ловушке. Над головами только и слышно зловещее джиуу, а там — крах!
Затихла стрельба — слава Богу!
Пообедали. Обед кажется безвкусным, не идет в глотку. В голове вертятся какие-то мысли, без связи, ясен лишь вопрос: что делать? Куда деваться? Что же будет? Значит, японцы подступили уже так близко, что свободно могут расстреливать нас как зайцев. На сердце лежит что-то тяжелое, и давит, и давит. А там, вдали, в России, наши родные и друзья не знают, что над нашими головами, вокруг нас, витают ужасы, разрушения, смерть. Увидимся ли мы еще?..
Стараешься отгонять эти назойливые, мучительные мысли, но они лезут в голову пуще и быстрее, как бы пляшут вокруг тебя волшебным хороводом и не выпускают тебя из этого заколдованного круга.
— Божья воля! — вырывается из глубины груди с тяжелым вздохом. — Божья воля!..
Пришедшие знакомые рассказывают, что там вот снаряд попал в дом и обратил все в щепы, к счастью, жильцов никого не было дома. На улице убило солдата, здесь какого-то портового десятника, там ранило солдата, в другом месте городового. Аптеку Бишофа разбило. Попади снаряд в то время, как там, на углу, молилась толпа, что бы только было... и т. д. Все это слушаешь как во сне.
Снова начинается бомбардировка, снова шипят над головой снаряды, летят по направлению к набережной и гавани. Выходим на веранду и прислушиваемся к каждому пролетающему снаряду — где он ляжет. А что, если вдруг да японцы изменят прицел? Куда деваться? Что делать? Снова кружатся мысли беспорядочной вереницей, путаются — и нет выхода из этого лабиринта. Божья воля!
Небо заволокло тучами, начинает накрапывать дождик. Подходят еще знакомые из обстреливаемого района — женщины с детьми. Их навещают здесь знакомые, между мужчинами есть и выпившие. Это раздражает. Эх, даже в такие тяжелые минуты не можем мы не напиваться!
Так просидели мы на веранде до вечера, до окончания бомбардировки, и сидели большей частью молча. Каждый сосредоточенно разбирался в своих мыслях, ища какой-нибудь выход, какое-нибудь утешение, успокоение.
Сидеть в это время в доме нет никакого смысла — стены не спасут от гранаты. На дворе, на вольном воздухе хоть дышит легче сдавленная ужасными впечатлениями грудь.
Прошел изрядный дождик, стало темнеть. Кто-то сбегал и узнал, что женщин и детей можно на ночь укрыть в блиндаже фирмы «Чурин и K°». Проводил жену в блиндаж и решил провести ночь под открытым небом.
Все дружинники призваны под ружье и расставлены по местам, биваками, на случай ночного штурма или попытки японцев прорваться в крепость.
Удалось собрать сведения о последствиях бомбардировки. Снаряды падали около моста на набережной, в склад Кларксона, за мостом, где убило 1 рядового 28-го полка и ранило 2, в бухту, между складом Кларксона и помещением «Нового края» — разбило грузовую шаланду, падали у магазинов Кондакова, экономического общества, Константинова и Зазунова, где ранен 1 китаец, в квартиру техника Скорновича, в магазин Поздеева и аптеку Бишофа, у угольной панели убило десятника и ранило городового, в артиллерийском городке убит 1 солдат, 2 снаряда попали на броненосец «Цесаревич», рвались во внутреннем порту (Восточном бассейне), где легко ранен адмирал Витгефт, во дворе фирмы «Кунст и Альбере» — ранен индус-караульный, 2 снаряда упали у телефонной станции, 3 снаряда около крейсера «Диана», 1 — в квартиру доктора Гласко. В полицейском правлении ранен осколком дежурный городовой, где разорвался снаряд — неизвестно, нужно предполагать, что это был осколок от снарядов, рвавшихся на набережной, хотя расстояние дотуда не меньше полуверсты.
Чиновником артиллерии Грибановым пойман китаец с биноклем — вероятно, японский шпион, наблюдавший за падением снарядов.
Получены сведения с укреплений, что японцы обстреливали сегодня форт III и укрепление № 3 (в центре).
Бой за Дагушанем и Сяогушанем (на крайнем правом фланге крепости) начался в 2 часа дня. Японцы отбиты. Но не подлежит сомнению, что они поведут усиленные атаки на эти выдвинутые вперед позиции.
Ночь теплая, но довольно темная, иногда моросит дождик. Лежу на дворе под крышей. Не спится, одолевает какая-то полудремота, кошмар. На правом фланге начинается ружейная трескотня, стрельба залпами и пачками и переходит в частую, непрерывную дробь. Японцы наступают на Дагушань. Слышны и орудийные выстрелы. Потом все это постепенно утихает и замолкает, но через некоторое время бой возгорается снова. И так почти всю ночь. Дрожь пробегает по всему телу, когда прислушиваешься к этим зловещим звукам; там сражаются люди в непосредственной близости, быть может, даже на штыках. Какие ужасные сцены страданий и смерти прикрываются ночной тьмой и туманом, спутником нашего тропического дождя!
26 июля (8 августа)
Ожидаемой атаки со стороны моря брандерами не было. С раннего утра японцы вновь бомбардировали гавань и прилегающие местности. Одним из первых снарядов убит проходивший около продовольственного магазина, под Перепелочной горой, прапорщик Левицкий и ранен часовой. Под Золотой горой загорелся склад смазочного масла, огонь локализован. Около порта разбиты квартиры двух чиновников, из которых один ранен.Потом японцы перенесли огонь на помещение 3-й батареи, расположенной на Перепелочной горе, за Сводным госпиталем, и почти все время стреляли по одному месту, но, к счастью, разбит только один офицерский флигель и убиты 2 лошади. Были перелеты и в район госпиталя, но вреда они не причинили.
Вчера принесли с позиций 2 раненых офицеров и 25 солдат.
2 7 июля (9 августа)
Ночью наши отряды принуждены были очистить Дагушань и Сяогушань, продержавшись на этих позициях с большим мужеством против целых полчищ японцев, выдержав целый ряд штурмов. Попытки наших санитаров убрать убитых и раненых не удались. Японцы стреляли по Красному Кресту, как это было уже не раз на передовых позициях. Так как было убито и ранено несколько санитаров, то санитарный отряд должен был отступить, не исполнив своего долга. Весь правый фланг отступил в крепость.Сегодня принесли с позиции 1 раненого офицера, капитана 16-го полка С.З. Верховского, и 49 солдат.
Сообщают, что после отступления наших войск с Волчьих гор (17/30 июля) генерал Стессель явился к коменданту, генералу Смирнову, со словами: «Ваше превосходительство, моя роль кончена. Теперь ваше дело — вам и книги в руки...»
Вследствие этого комендант объявил приказ, призывающий гарнизон к дружной защите крепости — этого маленького клочка русской земли — всеми силами.
Известие, что командование перешло к генералу Смирнову, подействовало на всех очень ободряюще. Всем было известно, что он человек очень образованный и сочувствующий мирному населению, бывает сам везде, где это нужно. Благодаря этому пал сам собою вопрос о насильственном удалении генерала Стесселя от командования. Впрочем, трудно сказать, насколько этот вопрос имел под собой реальную почву; кто-то высказал эту мысль, и она, кажется, осталась лишь теоретическим предположением.
Если бы Волчьи горы были настолько укреплены, что наши войска могли бы на них держаться, то не пали бы так скоро Дагушань и Сяогушань и не началась бы так скоро бомбардировка гавани и Старого города. Точно так же, если бы горы Юпилаза и Куинсан103 были укреплены и снабжены пулеметами и пушками, то удержали бы японцев вдали от крепости еще, пожалуй, несколько недель.
В прошлую ночь наши батареи, в том числе и Золотая гора, засыпали смертоносным дождем снарядов Дагушань и Сяогушань, чтобы не дать японцам укрепиться на них и поставить орудия.
Сообщают, что одному тяжелораненому солдату пришлось пролежать там, под адским огнем наших батарей, пока только сегодня утром санитарам-смельчакам не удалось его унести оттуда в крепость; бедняга будто поседел за ночь.
Попытки «Новика», канонерок и миноносцев еще и сегодня обстрелять из бухты Тахэ японские позиции не удались вследствие появления большого отряда неприятельских судов; пришлось вернуться в гавань. Сегодня японцы обстреливали только суда в Западном бассейне, в том числе госпитальное судно «Ангара», которое видно с западных отрогов Волчьих гор. Один снаряд упал около вокзала, но не ранил, к счастью, никого.
Начинаем привыкать к обстрелу. Японцы стреляют, видимо, по определенному квадрату — значит, вне сферы огня можно быть в безопасности.
Неприятно отзывается на всех то, что все дружинники дежурят на бивуаках, вследствие чего все магазины закрыты. Не только жителям, но и солдатам, присылаемым с позиций, негде купить самого необходимого. Вероятно, будут установлены известные часы для торговли.
Сегодня изловили около нового дока одного китайца с зеркалом; подозревая в нем сигнальщика-шпиона, толпа рабочих расправилась с ним без суда.
Под вечер затишье, японцы не стреляют; замолкли и наши батареи. Ожидают ночного штурма.
102 Подводных лодок у нас не было, если не считать одну стародавнего типа, которая была испытана, но не дала удовлетворительного результата. Потом подполковник Меллер и какой-то любитель сооружали новую, но она так и осталась неоконченной. Но еще в начале войны «Новый край» пустил «утку» о том, что наши подводные лодки дали при испытаниях блестящие результаты. Цель этой «утки» ясна — желание удержать японцев вдали от берега.
103 Как Юпилазу, так и Куинсан считают тактическими ключами передовых позиций, потеря которых повлекла за собой потерю всех позиций.
<< Назад
Вперёд>>
