Еще инцидент с газетой. Вчера адмирал Григорович прислал в редакцию «Нового края» письмо, в котором ставит на вид, что в газете печатается зачеркнутое им как цензором морского района, в «известиях «Нового края» (сведения о ходе событий для этого отдела даются начальником штаба генерала Стесселя полковником Рейсом, т. е. они из официального источника), что уже неоднократно печатались вредные (?!) для нас сведения...
Что в этих сведениях вредного, так и осталось тайной для всех. Ясно, что при таком усердии господ цензоров двух ведомств в газете можно будет печатать лишь всегда одну и ту же фразу: «Все обстоит благополучно»...
П. передает маленький инцидент из штаба генерала Стесселя. Так как в последнее время генерал Стессель воспретил производить вылазки без его разрешения, то каждый раз предварительно докладывают ему о задуманном предприятии. На этот раз генерал Горбатовский объяснял ему на плане готовящуюся вылазку. Генералу Стесселю вздумалось изменить план действий по своему усмотрению.
— Нет, ваше превосходительство, — будто сказал на это Горбатовский, — так нельзя. Пальцем по плану можно произвести все как угодно, а на деле только так, как я о том сейчас доложил вашему превосходительству...
Пришлось согласиться.
31 октября
(13 ноября). В 7 часов утра +8° по Реомюру; пасмурно, ветер, дождь тучами, но лишь порывами.Сообщают, что ночью была удачная вылазка около укрепления № 3, наверное, вышибли японцев из ближайшего окопа и засыпали его. Такие дела большого значения не имеют, но все же замедляют осадные работы японцев, наносят им урон.
Около 6 часов утра оживилась канонада и перестрелка в том же направлении, но ненадолго.
Рассказывают, что третьего дня один наш миноносец, выходивший в море, наскочил на японскую мину, ему оторвало всю корму. Притащили на буксире в гавань.
Получил несколько приказов генерала Стесселя. Из них интересны в том или ином отношении следующие.
«№ 797(27 октября, экстренно). Объявляю глубочайшую благодарность инженеру Подполковнику Рашевскому за его беззаветную деятельность на самых опасных местах атакованного фронта».«№ 798. Вновь указываю и приказываю, чтобы на всех участках инженеры жили, а на атакованном фронте на вр. укр. № 3, фортах № 2 и 3 постоянно жили инженеры и давали все решительно указания и вели бы работы постоянно, а не приходили бы как гости. — Наши строевые офицеры не специалисты и, разумеется, не могут справиться с задачами без постоянных указаний, теперь же каждый час дорог, вы видите, что теперь японцы стреляют мало, что это значит? Значит это, что у них еще не подвезены снаряды, надолго ли? Нам это неизвестно, а потому и гоните работы, пока возможно».
«№ 811 (31 октября). Ввиду незначительного количества консервов, предписываю крепостному Индентанту: 1) Отпуск консервов в войска прекратить с 30-го октября; 2) Имеющиеся консервы отпускать только для больных в госпиталях по расчету ½ банки в день на человека в течение пяти дней в неделю и два дня конское мясо по ¼ фунта на человека, г.г. Офицерам, находящимся на позициях, отпускать ежедневно ½ банки на человека; 3) На довольства остальных нижних чинов выдавать конское мясо четыре раза в неделю по ¼ фунта на человека».
Кто-то сказал крылатое слово, которое слышишь теперь всюду:
— У японцев Того, а у нас никого...216
СИ часов дня ветер перешел в бурю и стало прохладнее, под вечер пошел дождик. Весь день был слышен редкий грохот орудий, но трудно сказать, стреляли ли японцы по городу и гавани. Буря не давала различать, кто и куда стреляет. Быть может, стреляли и по городу.
Пришла Т. М. и рассказывает про порядки, вернее — про отсутствие таковых в № 8 запасном госпитале (бывшей городской больнице), в котором лежит ее раненый муж. Там недостает многого, самого необходимого для ухода за тяжелоранеными, например, в палатах для нижних чинов нет ни одного подкладного судна, всего там одна сиделка, и та приходит лишь на ночь, в остальное время раненые сами помогают друг другу, насколько в силах. Два слабосильных солдата, раны которых уже зажили, но которые неспособны к строевой службе, ухаживают за другими особенно усердно, но утомляются при этом в такой степени, что когда они уснут, то уже не слышат стонов и криков тяжелораненых.
Порядки в наших полевых госпиталях заставляют желать много лучшего. На должной высоте находится лишь Красный Крест. Лучше других казенных госпиталей поставлен Сводный госпиталь и, пожалуй, еще № 10 (бывшая городская гостиница); впрочем, о том, где лучше и где хуже, могут верно судить лишь специалисты. Говорят, что везде худо. Сравнительно хорошо обставлен офицерский госпиталь морского ведомства.
Думается, что государство, если оно не может поставить военно-медицинское дело на должную высоту, не должно бы вообще воевать; это нужно бы обусловить международным соглашением. Впрочем, таким же соглашением следовало бы вменять в обязанность воюющих держав полное обеспечение после войны всех искалеченных на войне, лишившихся трудоспособности. Это обеспечение должно было быть оказано не в виде какой-то милости, снисхождения, подачки, а стать должным и бесспорным правом каждого, имеющего на то причины. Это обеспечение — сознание солдата наперед, что если он будет искалечен, то все же ему не будет грозить в будущем крайняя нужда и даже голодная смерть, — придавало бы каждому из них более нравственной стойкости, готовности жертвовать собой для Отечества.
Мне могут возразить на это, что во время боя не приходится задумываться над этим, что русский солдат и без того охотно жертвует собой. Но это-то обстоятельство, по-моему, еще сильнее подчеркивает долг государства пред теми, кто стал жертвой войны, хотя и остался в живых. Семьи же павших на войне, лишившиеся кормильца, должны быть также обеспечены217.
Следовательно, всякое государство, прежде чем решиться на войну, должно бы взвесить, в силах ли оно не только дать на войну необходимый материал людьми, оружием и прочим, но в силах ли оно, кроме того, обеспечить существование всех тех, которые так или иначе могут быть обездолены войной. Если нет, то оно не имеет права разрешать свои споры посредством войны.
Помимо недостатка в пищевых продуктах нам приходится привыкать к попортившимся продуктам. Первое явление было — затхлый в большей или меньшей степени хлеб, потом пришлось довольствоваться и прогоркшим маслом и мясом, и солониной с душком; теперь и рис, и манная крупа пахнут плесенью. Как еще Бог хранит здоровье!
8 часов 40 минут вечера. На дворе темень, буря воет и стучит по крышам и заборам оторвавшимися досками; таких оторвавшихся досок везде вдоволь, где они оторваны снарядами, а где здания и заборы требуют починки, разваливаются; теперь некому их починять, да и к чему?
На позициях идет редкая орудийная пальба, видны вспышки, но не знаешь, что там творится. Быть может, там под покровом темноты и пыли, несомой бурей, творятся ужасные вещи — идет жестокая рукопашная борьба, а ручные бомбочки и фугасы, быть может, довершают там этот ад. Не дай Бог, если бы японцам вздумалось сейчас серьезно наступать одновременно в разных местах! Впрочем, холод, темень и буря и им непривычны.
Пришел С. и сообщает, что по направлению Пресного озера только что просвистел 11-дюймовый снаряд.
Не слыхать ни свиста, ни падения, ни взрывов. Так-то лучше — будто нет ничего.
1/14 ноября
В 7 часов утра — 0,5° по Реомюру. Буря утихла к полуночи, утром было совсем тихо; сейчас поднялся небольшой ветерок, но прямо с севера и режет холодом лицо.Снова пронесся слух, что будто около Кинчжоу происходит бой. Говорят, что, по сообщению какого-то очень правдивого китайца (имеющего уже медали за оказанные нам услуги), японцы укрепляли в последнее время Тафашинские высоты. Одни допускают полную возможность этого боя, другие сомневаются.
Пришедший с форта III артиллерист уверяет, что сейчас японцы не в силах взять Артур.
Сообщают, что какие-то китайцы принесли депеши в бамбуковых палках, но не могут сказать, что в этих депешах.
Г. говорит, что на днях пострадал не один, а несколько миноносцев. Говорит, что достоверно то, что «Скорый» погиб, а у «Сильного» оторвало корму. На последнем будто погибли спасенные с первого раненые: мичман Соколов, механик Носович и трое матросов, помещенных в кают-компании.
Ко мне зашел по делу артиллерийский фейерверкер, участвовавший 17 октября в отбитии штурма на Куропаткинский люнет.
— Ох, и поливали они нас тогда артиллерийским огнем, — рассказывает он, — не знаю, как мы еще уцелели; положим, не много нас осталось. Когда начальник скомандовал «по местам», я должен был стать у скорострельного орудия, заряженного картечью. Гляжу — японцы уже у проволочного заграждения; офицер ихний машет шашкой и кричит что-то. Я — раз — и как под метелочку... Но уже другая колонна тут как тут, успей только заряжать и стрелять. Положили их там множество, тем временем японцы налегали на другой угол люнета и было уже взобрались там на бруствер, с ними разделались штыками. Тогда они оставили нас в покое, но, глядим, другие колонны лезут на Литербу218; начальник скомандовал винтовками к брустверу; пушку мою увезли к форту III отбивать там штурмовые колонны. Мы залегли и расстреливали их; пока колонна дошла до бруствера, уцелевших было не больше 15 человек. Их оттуда вышибли штыками. Вся дорога к батарее устлана трупами. Убегавших назад мы также расстреливали.
Он рассказывает ровным, спокойным голосом, как будто в этом не было ничего особенного:
— Как под метелочку!..
Ужасно! Десятки, сотни людей были сметены картечью в один миг с лица земли, вычеркнуты из книги живота, корчились там в предсмертных судорогах. Но не до них было солдату, а знай только заряжай — и снова «раз»!
Массы людей лишаются в миг драгоценнейшего их достояния — жизни — из-за того, что государства не могут разрешить свои споры мирным путем, — потому, что их интересы диаметрально противоположны; а это происходит оттого, что на свете еще преклоняются пред правом сильнейшего, — что человечество еще не развилось нравственно до такой высокой степени, чтобы презирать это гнусное «право», — чтобы преклоняться лишь пред справедливостью.
А мы воображаем себя нередко чуть не полубогами!..
2/15 ноября
В 7 часов утра +1° по Реомюру. За ночь выпал снежок.Сегодня объявлены два экстренных приказа генерала Стесселя:
«№ 814. 26-го В. С. Стрелкового полка 4-й роты стрелок Егор Третъяков убит на Укреплении № 3 вчера 31-го октября с. г.Я помню Егора Третьякова; он бежал из своего Звенигородского полка, пробрался в Артур и за побег из полка был переведен в разряд штрафованных. Я недоверчиво отнесся к его заявлению о том, что он, желая драться, убежал. Служба его, полная отваги, показала, что он говорил правду, штраф ему был прощен; командир полка полковник Семенов уже представил его к Георгиевскому кресту, и, разумеется, он бы по заслугам носил его, но Бог распорядился иначе, вчера, 31-го октября на Укреплениии № 3 вражеская пуля уложила молодца на месте. Царство тебе Небесное, Герой Егор Третьяков, об упокое души твоей будем молиться Богу, а грехи человека ты искупил своей геройской смертью. По предоставленной мне Высочайше власти я пожаловал тебя еще 30-го октября знаком отличия военного ордена 4-й степени, но ты об этом не узнал219. Родные и родина будут тебя чтить, а славные Звенигородцы простят твой поступок, за тебя я прошу у них прощения».
«№ 816. По полученным сведениям японцы занимают Ляоян, но южнее Ляояна на запад от Ташичао находится значительный отряд нашей кавалерии, а на юг от Ташичао по направлению к Порт-Артуру движется значительный наш отряд из пехоты и артиллерии. Японцы намерены еще атаковать Порт-Артур, а потому нам надо не зевать и тщательно готовиться, дабы, при помощи Божьей, вновь дать славный русский отпор, учить Вас этому нечего — я только напоминаю».
Последний приказ нам очень благоприятен; но к нему относятся скептически.
В одной телеграмме, опубликованной в полученной из Чифу иностранной газете, сообщается из Петербурга, что адмирал Вирениус настаивает на необходимости освобождения Артура посредством флота. Это как бы противоречить приказу, ибо если предпринято освобождение с суши, то помощь с моря Артуру пока не нужна. Было бы другое дело, если бы было сказано, что нам необходимо завладеть морем и флот посылается только для этой цели.
Разбираемся с этим вопросом на все лады. Кто-то говорит, что пока придет флот, это такая долгая история, что до той поры можем все успеть помереть с голоду и что ему думается, что адмирал Алексеев все еще настаивает на необходимости скорейшего освобождения Артура. Нельзя же допустить падения крепости! Другие возражают, что таким настаиваньем можно лишь расстроить весь разработанный план кампании Куропаткина, который знает, что он делает... Говорят, что даже не важно, если бы пал Артур, а тем временем была бы выиграна сама кампания.
— Положим, — говорит с раздражением в голосе полковник П., — я не знаю, какой это там у Куропаткина разработан план, но весь ход событий пока не утешает меня нисколько. Когда Куропаткин прибыл в армию, то первым долгом отступили из Кореи, потом отступили с Ялу, далее с Фынхуанчена, с Инкоу, с Ташичао и — наконец — с Ляояна. Докуда мы будем отступать, не понимаю; также не понимаю, как можно побеждать посредством отступления! Например, и у нас все отступали: с Кинчжоу, с Зеленых и Волчьих гор, но я не вижу, чтобы этим улучшилось наше положение. Еще одно отступление Куропаткина и — нечего думать о какой-нибудь выручке Артура.
Ему возражают, что очень может быть, что понадобится и пожертвовать Артуром...
— Как вам угодно, — разводит П. руками, — но в таком случае мы потеряем весь свой престиж на Дальнем Востоке; японцы укрепятся здесь и на Кинчжоуском перешейке так, что их ничем не сшибешь с места — укрепятся не по-нашему и ни за что не отдадут нам Артура.
— Но Куропаткин же знает, что он делает!
— Эх, не слушал бы! — горячится старик. — Мы не знаем, знает он что или не знает. Я говорю, что его тактика не нравится мне с самого начала, и я не верю в нее! Но вот чему я удивляюсь: я знаю, что наместник высказался с самого начала войны, что не следует японцам уступать ни пяди земли без самого упорного сопротивления; знаю, что он не только знает значение Артура, но и любит его. Но почему он не мог настоять на подаче помощи нам, не могу понять — он все же главнокомандующий!
— Не забудьте, что Куропаткин — самостоятельный командующий армией и не особенно-то подчинен наместнику, — замечает Л., ярый поклонник Куропаткина. — Не может же он подчиняться адмиралу! Это само собою разумеется.
— Ничего не вижу тут самого собою разумеющегося, — огрызается П. с нескрываемым сарказмом. — Быть может, что моя башка отказывается мыслить, но я до сей поры не могу понять таких вещей, как самостоятельный командующий, который все еще не проявил ровно никакой активной инициативы, не подчиняется главнокомандующему, у которого несомненно больше энергии. Не понимаю также, как и то — почему понадобилось поставить здесь над комендантом высшего начальника, не предусмотренного никакими законоположениями. Все это вне закона!
Китайцы сообщают, что японцы разгружают в бухте Луизы какие-то пароходы и джонки. Быть может, эти суда были предназначены нам и перехвачены японскими миноносцами.
Впрочем, и они сами могут подвозить провиант и снаряды прямо сюда, чем возить через Дальний.
Японцы обстреливали сегодня город и гавань с 1 часу до 4 часов, не слыхать, чтобы что-нибудь набедокурили.
3/16 ноября
В 7 часов утра — 0,5°, облачно, но иногда проглядывает и солнце. Снег пристыл.Встретил солдата с позиции. Говорит, что японцев осталось здесь очень мало; на левом и правом фланге почти совсем пусто. И орудий осталось у них здесь всего несколько; из них-то и стреляют по городу и гавани. Но он не вполне доверяется этому. Как бы, говорит, не кинулись вдруг в такое место, где их не ожидают.
Был в Новом городе и попал там под бомбардировку. Первый снаряд пролетел так низко над головой, что, казалось, чуть не задел шапку. Пришлось стать под ближайшую стену. Стал неудачно — шагах в 30 упал снаряд и разорвался. В этот момент вспомнилось, будто следует ложиться на землю, чтобы осколки не задели. Какой вздор! Покуда ляжешь — это уже поздно.
В течение 55 минут японцы пустили по городу 19 снарядов, а потом перенесли огонь на Старый город и обстреливали его довольно долго.
Передают, что в госпитале на Тигровом полуострове (кажется, № 11), куда в последнее время перевели большинство больных дизентерией, тифом и цингой, умирают ежедневно не меньше 15 человек. Обстановка и порядки, говорят, там незавидны, чтобы не сказать из рук вон плохи.
Вес эти ужасные болезни, пожирающие столько жертв, происходят главным образом от плохого питания.
Дизентерия началась первой. И мудрено ли, когда солдат стали кормить даже прогоркшим бобовым маслом, как это было видно из одного из приказов генерала Стесселя.
Говорили, что среди войск появился брюшной тиф; врачи же утверждают, что это не что иное, как голодный тиф.
Цинга возникает также главным образом на почве недостаточного питания и отсутствия растительной пищи. С ней бороться легко при помощи того же питания, которого у нас недостает.
За что, спрашивается, гибнет такая масса людей, за что крепость лишается стольких защитников?
Ответ на это один — из-за наших порядков, из-за того, что начальство наше не заботится, не желает заботиться об интересах дела, заботится лишь о своих личных делишках и выгодах!
4/17 ноября
В 7 часов утра 2° мороза, утро солнечное, ясное. Военный корреспондент Е. К. Ножин отправился на днях на миноносце «Расторопный» в Чифу, ему помогли в этом комендант и морское начальство, чтобы ему избавиться от преследования со стороны генерала Стесселя. В последние дни его усердно разыскивали жандармы. Генерал Стессель, чтобы обезвредить этого корреспондента, который может написать сообщения, далеко не благоприятные для первого, обвиняет его чуть ли не в шпионстве. Будто этим путем вся ложь сразу станет правдой и правда ложью!..Готовы, кажется, повысить человека, лишь бы он не сообщил о том, что было на самом деле.
Вчера во время бомбардировки Нового города ранен офицер и контужен священник 5-го полка.
Кажется, уже в сотый раз повторяются слухи о том, что Балтийская эскадра прошла во Владивосток и — что порт-артурская эскадра получила приказание выйти к Кинчжоу.
Говорят, будто крейсер «Всадник» или другая такая же малоценная «посудина» ушел в Чифу, значит, решили в случае чего пожертвовать им. Но не понимаю, что за нужда жертвовать даже таким судном. Ушел же на днях в Чифу «Расторопный» и увез официальную почту!
Зашел М. А., он слышал, будто прапорщик флота Дейчман вернулся из Чифу и привез известия, подтверждающие приказ от 1 ноября о том, что Куропаткин наступает.
Японцы обстреливали батареи левого фланга и Перепелоч-ную, наши батареи стреляли целый день. По направлению форта V, будто к Голубиной бухте, одно время была слышна частая пальба из мелких, полевых или горных пушек. Что там творится, не знаю.
С конца октября отряду крайнего левого фланга (капитана Романовского) приказано сильно укрепиться на горке между большой и малой Голубиной бухтами и оказать самое упорное сопротивление, так как левый наш фланг вообще ослаблен и нужно предотвратить прорыв в этом месте японцев, противопоставить им хотя что-нибудь. Хорошо, что они еще серьезно не наступали в этом месте. Форт V все еще не совсем достроен, а про форт VI и говорить нечего.
Когда я вернулся в Старый город, то узнал, что здесь была сегодня довольно жестокая бомбардировка до самых сумерек. Разрушено несколько фанз. В соседстве нашем, за греческой столовой, снаряд попал во вход в блиндаж, убил одну женщину и ранил трех человек. В типографию Иогансона попал опять снаряд, это уже в который раз — только успеете убрать развороченное, заколотить окна и крышу, как снова попадает снаряд и превращает все в груду обломков.
Вечером был в госпитале и беседовал с участниками боев на Зеленых горах. Разговор коснулся и отступления капитана Лопатина с Куинсана.
В то же время, оказывается, на горе Уайцелаза была охотничья команда под начальством прапорщика запаса Диатроптова220. Японцы начали наступать по долинам в больших силах и, таким образом, отряд на вершине Уайцелазы был обойден ими с двух сторон. Положение было таково, что горсти людей нельзя было и думать оказать сопротивление. Отряд этот считали уже погибшим, когда генерал Кондратенко получил записку Диатроптова, чтобы ему разрешили отступить. Конечно, Кондратенко послал тотчас приказ отступить, но не надеялся, чтобы это удалось. Диатроптову удалось организовать отступление так, что он не потерял при этом даже ни одного человека.
Говорят, что положение отряда капитана Лопатина на Ку-инсане было тождественно с отрядом Диатроптова на Уайцелазе, но он не должен был отступить, не получив на то приказания. Юридически это так. Вину Лопатина увеличивало то, что Куинсан оказался ключом позиций, чего не признавало до этого наше начальство... А разница в этих двух случаях та, что отряд Диатроптова был в районе генерала Кондратенко, который распоряжался быстро и точно, а отряд Лопатина — в район генерала Фока, от которого он не получил, как говорится, ни ответа ни привета на свои донесения о необходимости или дать помощь, или же разрешить отступить221.
Дело прошлое и теперь уже не важно, прав или не прав был покойный Лопатин, отступая с Куинсана; но разговоры эти выяснили мне разнородное отношение наших генералов к делу.
Генерал Кондратенко был искренно обрадован, когда Диатроптову удалось вывести отряд невредимым; генерал же Фок кричал, рвал и метал, собирался расстреливать и предал суду Лопатина, который отступил с большими потерями.
5/18 ноября
В 7 часов утра +6,5° по Реомюру, пасмурно.Слух: будто 3 солдата из Северной армии прибыли ночью на лодке в Голубиную бухту и тотчас сообщили по телефону генералу Стесселю о своем прибытии.
Сообщения с позиции: колонны японской пехоты двигаются к Артуру; вчера было замечено передвижение японцев против Высокой горы. Вчера и сегодня наши батареи стреляли по замеченным войскам неприятеля. Прошлой ночью будто очень удачно взорвали у форта II минную галерею, направленную против работ японцев. Японцы, видимо, заложили тоже заряд — у них получилась детонация, и все обвалилось в их сторону; это застало их врасплох. Занятый ими капонир вновь в наших руках.
Навестил М. Л. в морском госпитале; ему предстоит еще одна операция. Он передал мне, что недавно ушел на миноносце в Чифу доктор Штернберг, вызвавшийся доставить сведения извне. Главная его задача, наверное, состоит в том, чтобы приобрести для Артура перевязочный материал. Он еще не вернулся.
Миноносцу приказано в случае чего взорваться222.
И он слышал о гибели будто четырех наших миноносцев.
Удивительно трудно добыть сведения хотя бы только об убитых в бою и умерших от ран офицерах. Редакция «Нового края» печатает начиная с 11 августа чуть ли не ежедневно большое объявление, посредством которого она просит товарищей погибших сообщать редакции необходимые для некрологов материалы, чтобы ими почтить память павших за Отечество печатным словом.
Но, как ни странно, сведений этих не поступает. Казалось бы, в такое время, где каждый из нас может стать в любую минуту жертвой войны, можно бы удосужиться на сообщение этих кратких данных об уже умерших товарищах.
Явление это объясняют двояко: во-первых, будто много офицеров озлоблено на «Новый край» за то, что в статьях военных корреспондентов Купчинского и Ножина, а также и в других случайных статьях и сообщениях будто давались не вполне правдивые сведения о ходе событий и о подвигах — сообщая об одних, умалчивают о других, как будто в этом возможно найти умысел223; во-вторых, говорят, будто начальство воспрещает давать какие-либо сведения для газеты.
Сегодня японцы бомбардировали город и гавань недолго. Говорят, что японцы начали на днях бомбардировать Новый город потому, что туда перевозят наши интендантские запасы.
Вернулся из Нового города к 6 часам вечера при чудной погоде. Солнце закатилось уже давно, но на западе багровая вечерняя заря; высоко в зените луна в половинном фазисе. Поэтому сумерки не сгустились, а царил какой-то полусвет. На западе, на фоне яркой вечерней зари резко выделялись Ляоте-шань, Высокая гора и укрепления; севернее контуры гор сливались с небосклоном, на котором редкие облачка. К луне сперва стягивались облака в виде длинных прядей волос, постепенно покрывших ее прозрачной пеленой, в это время вокруг луны образовалось желтовато-красное кольцо, на наружных краях его были слабо заметны и остальные цвета радуги. Заря угасала больше и больше, и получился какой-то фантастически прекрасный полумрак. Вокруг все тихо. Вдруг с батареи Золотой горы вылетает огромный сноп огня, посыпались большие искры, словно от ракеты. Вздымается колоссальный столб дыма, верхушка которого отделяется в виде широкого кольца; раздается выстрел, повторяющийся многократным эхом в окружающих горах. Другой выстрел — та же картина и тот же красивый грохот — и все смолкло. Снаряды поднялись ввысь бесшумно и улетали куда-то вдаль. На позициях засверкали огоньки — затеялась редкая орудийная перестрелка; защелкали и ружья, и пулеметы.
Тотчас забыл про поэзию вечерней тиши и чудных атмосферических явлениях.
216 Ныне, конечно, это, с одной стороны, будто подтвердилось еще ярче Цусимой но, с другой — теряет много блеска; стоит только поставить вопрос: какие чудеса мог совершить Того, командуй он нашими
217 Оказывается, что весь японский народ взял на себя это обязательство по отношению всех ушедших на войну. На каждом жилище семьи, члены которых на войне, вывешены особые флаги, обозначающие, что всякий должен помогать этой семье, чем может. И это у них выше всякого закона. Этим японцы превзошли культурный Запад.
218 Сперва я не понял это слово; он пояснил мне, что не особенно смышленые солдаты называют батарею литера Б по своему разумению «Литерба» и склоняют это слово, смотря по надобности; они говорят: с Литербы, к Литербе, за Литербой и т. д. Это так понравилось всем, что и остальные усвоили себе это название, и оно вошло в привычку.
219 Говорят, что Третьяков награжден крестом post factum; прежние представления были оставлены без внимания, этим приказом желают поправить упущенное должное.
220 Участвовавшего в свое время в англо-бурской кампании.
221 Мне передают, что на вопрос суда по делу Лопатина, обращенный к генералу Фоку — было ли приказано капитану Лопатину не отступать (после разных противоречивых распоряжений), — Фок ответил, что он отдал это приказание полковнику Савицкому; полковник Савицкий заявил, что он послал это приказание через своего адъютанта; последний в свою очередь объяснил, что он послал с этим приказанием к Лопатину стрелка, но не знает, как звали этого стрелка и куда он девался...
222 Дело касается «Расторопного». Командир взорвал его в гавани Чифу, как сообщают, без достаточного на то основания.
223 Эти упреки выпадут, наверное, и на мою долю. Но невозможно же одному побывать везде и даже собрать отовсюду сведения, тем более, если эти сведения даются неохотно.
<< Назад
Вперёд>>
