22 апреля 1904 года японские войска под прикрытием своей эскадры начали высаживаться на Квантуне у города Бицзыво, севернее бухты Кинчан.
На отряд в составе 4-й Восточно-Сибирской стрелковой дивизии с ее артиллерией и 5-го Восточно-Сибирского стрелкового полка под командой начальника 4-й Восточно-Сибирской стрелковой дивизии генерал-лейтенанта Фока возложена была задача задерживать неприятеля возможно дольше и далее от крепости Порт-Артур.
Для достижения этой цели ввиду высадки осадной японской армии к северу от перешейка Кинчжоу особо важное значение приобрел последний, представлявший собой очень сильную от природы позицию, протяжением по фронту всего около 1 ½ верст, которая запирала единственный путь на Квантуй с севера. Важность этой позиции понималась еще и до войны, с началом же военных действий на Кинчжоу было обращено особое внимание, и она была усилена укреплениями, вооруженными орудиями крупного калибра. Относительно характера обороны ее комендантом крепости Порт-Артур, впоследствии начальником Квантунской) укрепленного района генерал-лейтенантом Стесселем дан был генерал-лейтенанту Фоку ряд указаний: так, 15 февраля 1904 года в резолюции своей на постановления комиссии, осматривавшей позицию при Кинчжоу, генерал Стессель писал: «Я считаю, оборона кинчжоуской позиции, как бы она ни была атакована, должна быть до последней возможности, т. е. до штыковых свалок, и только при натиске, который заставит ее очистить гарнизон, ис-портя все, может оставить и, отходя с позиции на позицию, отступить к крепости. Полки 13-й и 14-й, составляя полевой резерв, прежде всего должны отбивать высадки, затем помогать кинчжоуской позиции и только при полной невозможности справиться с противником вместе с гарнизоном отходят к крепости. Позиция имеет чрезвычайную важность, и удержание ее до подхода в тыл противнику, атакующему ее с фронта, отрядов из Маньчжурской армии, для этого высланных, необходимо».
Когда затем выяснилось уже, что японцы высадились севернее Кинчжоу, генерал Стессель, телеграммой на имя генерала Фока от 6 мая 1904 года за № 3920, указывал: «Так как в тылу высадки нет и не видно приготовления, то атаки Кинчжоуской позиции можно ожидать только с севера, вернее с востока, так как они уже близко подошли, в этом случае, если нет высадки в тылу, то на самую упорную оборону позиции должно быть обращено все внимание, резервы должны быть усилены, одного полка там мало, пока Кинчжоу наш, Артур безопасен, батальон из Ичензы возьмите, я буду охранять ее отсюда».
2 мая днем выяснилось движение японцев в двух направлениях: около двух батальонов на Саншилипу и 5–6 батальонов по Бицзывоской дороге на Игядянь. Генерал-лейтенант Стессель предложил по телефону генерал-лейтенанту Фоку произвести, если это признается им нужным, усиленную рекогносцировку к северу от Кинчжоу. К вечеру этого дня части дивизии заняли следующее положение: 14-й полк у дер. Тунсализан; два батальона 13-го полка с двумя батареями по диспозиции должны были дойти до ст. Кинчжоу, но по приказанию генерал-майора Надеина остановились на ночлег на ст. Тафашин; 16-й полк оставался в г. Дальнем; две роты 5-го полка стояли у с. Чафантань, две другие роты того же полка близ дер. Шисалитеза, составляя авангарды дивизии; впереди авангардов находились конные охотники 5-го и 16-го полков.
В первом часу ночи на 3 мая генерал-лейтенант Фок приказал: 1-му батальону 14-го полка с 6-ю орудиями 3-й батареи перейти с рассветом к дер. Шисалитеза. Около 7 часов 3 мая на ст. Кинчжоу прибыли из Артура два батальона 15-го полка.
Диспозиции на 3 мая отдано не было, а утром в развитие диспозиции от 2 мая через начальника штаба дивизии отданы были приказания: двум батальонам 13-го полка с батареями перейти со ст. Тафашин к ст. Кинчжоу, батальонам 15-го полка со ст. Кинчжоу идти по Бицзывоской дороге по железнодорожному мосту. Общая картина расположения наших сил к началу боя следующая: у дер. Шисалитезы — авангард (левый) под начальством генерал-майора Надеина, в составе двух рот и конно-охотничьей команды 5-го полка, 3-й батареи и 4-х поршневых орудий Квантунской крепостной артиллерии, запряженных быками; резерв отряда составлял 1 батальон 16-го полка; у дер. Чафантань — авангард (правый) под начальством подполковника князя Ма-чабели, в составе трех рот и одной охотничьей команды 5-го полка; резерв его составлял 1 батальон. Промежуток между авангардами (около 4 верст) был закрыт 3-м батальоном 5-го полка. Остальные части дивизии с двумя батареями стали за серединой расположения у отрогов горы Самсон. Один батальон 5-го полка оставался на Кинчжоуской позиции и выдвинул от себя заслон (1 рота, 2 пешие охотничьи команды, два орудия 57-мм) для воспрепятствования обхода неприятелем нашего отряда между берегом и горой Самсон.
Японцы начали наступать с утра в значительных силах и столкнулись с нашими авангардами. Против левого нашего авангарда (генерал-майор Надеин) противник действовал пассивно, ограничившись сильным артиллерийским огнем, которым 3-я батарея (подполковник Романовский) была уничтожена. Против правого нашего авангарда (подполковник князь Мачабели) неприятель действовал активно, обрушившись 14-ю ротами на две наших роты и охотничью команду, бывшие в боевой линии.
После стойкого сопротивления эти роты, не будучи поддержаны, стали отходить. В 2 часа дня генерал-майор Надеин получил от генерал-лейтенанта Фока приказание отступать на Кинч-жоускую позицию. Роты отходили под сильным натиском противника, поддерживаемые артиллерий. Отступлением правого фланга руководил лично генерал-лейтенант Фок. Резерв введен в дело не был. Неприятель занял все окружающие город Кинч-жоу горы. Бухта Керр была очищена нами накануне. Наше сторожевое охранение пришлось поставить уже в 4–5 верстах от позиции.
4 мая утром по приказанию генерал-лейтенанта Фока полки отошли за кинчжоускую позицию, на которой остался только 5-й полк.
6 и 7 мая обнаружены окопные работы японцев на отрогах Самсона. 7-го же числа противник начал атаки города Кинчжоу, их было три, все отбиты гарнизоном. К 10 мая наша сторожевая цепь отошла на высоту города.
Решительные действия японцев против Кинчжоуской позиции начались 12 мая. В этот день в 5 часов утра неприятель открыл внезапно сильный артиллерийский огонь по Кинчжоу и по позиции, под прикрытием которого его пехота пыталась было штурмовать город с северной стороны, но была отбита со значительными потерями. Около 11 часов утра огонь неприятеля прекратился. По-видимому, это была сильная артиллерийская рекогносцировка нашей позиции. С 4 часов дня в Кинчжоуский залив стали входить японские канонерки и миноносцы, а к вечеру со стороны бухты Керр стали появляться колонны неприятеля, но останавливались вне наших выстрелов. Ночью атаки на город возобновились, и к вечеру 13 мая он был взят японцами. В 5 часу утра японцы со всех батарей открыли сильнейший огонь по позиции. Несмотря на энергичный ответный огонь наших батарей, сразу стало заметно превосходство противника в числе орудий и скорострельности их. Вследствие этого уже в 9 часов утра 13 мая наши батареи, достреляв свои последние снаряды, постепенно замолкали и отходили на ст. Тафашин. Последней замолкла около 11 часов утра батарея № 5. С этого момента позиция стала защищаться только стрелковым огнем, имея сравнительно слабую поддержку с батареи на Тафашинских высотах до 3 часов дня и с батарей полевой артиллерии, расположенных в 2–2 ½ верстах сзади позиции.
Одновременно с началом артиллерийского боя противник двинул свои пехотные колонны на наши фланги. Около 3 часов дня неприятельский огонь внезапно сильно ослабел; только канонерки его продолжали стрелять; и эта относительная тишина, наступившая на поле сражения, дала повод старшему из находившихся на нем начальников генерал-майору Надеину донести, что атаки неприятеля отбиты и орудия его принуждены огнем наших батарей к молчанию. В это время общее положение было такое: на левом фланге противник находился от наших окопов в 400 шагах; в центре на расстояния 500–700 шагов, а против правого фланга в 800–1200 шагов. Бой скоро возобновился, и под прикрытием своих цепей неприятель стал передвигать свои войска с правого фланга на левый. Заметив это, генерал-майор Надеин приказал двум батальонам выдвинуться из общего резерва и занять пустые окопы левого фланга. Но это не было исполнено, так как батальоны эти были встречены направлявшимся на позицию генерал-лейтенантом Фоком и возвращены им обратно. В 4 часа дня противник возобновил артиллерийский огонь, сосредоточив его теперь только по окопам и укреплениям, а из-за горы Самсон появились новые значительные части пехоты. Вследствие просьбы командира 5-го полка, занимавшего позицию, генерал-лейтенант Фок около 6 часов вечера прислал на позицию две роты 14-го полка, которые введены были в боевую линию, так как сосредоточенный огонь неприятеля по окопам левого фланга настолько их разрушил, что держаться в них было уже нельзя: люди отошли из них.
Заметив отступление наших частей на левом фланге и появление у батареи № 12 и дальше в тылу японцев, обходивших наш левый фланг по воде, полковник Третьяков приказал ротам 14-го полка рассыпать цепь и двинуться навстречу японцам; попытка же его путем личного воздействия на солдат остановить отступающих не удалась. Отступление стало общим, так как получено было приказание генерал-лейтенанта Фока отступать, переданное войскам помимо полковника Третьякова. Отступавшие роты были остановлены и устроены только на возвышенностях сзади позиции. Находившийся здесь батальон 14-го полка составил резерв цепи. Увезти позиционные орудия не успели и, по возможности их испортив, оставили на позиции.
Не принимавшие участия в бою полки 4-й дивизии находились сзади позиции, верстах в 2 1/2–3 на линии ст. Тафашин — дер. Маедзы.
Одновременно с очищением нами позиции японцы открыли сильный огонь по всему тылу позиции и по ст. Тафашин, вследствие чего войска наши понесли наиболее сильные потери именно при отступлении.
Отступление прикрывалось батальонами 15-го полка, занявшими Тафашинские высоты, затем их сменил 13-й полк, который держался на Тафашинских высотах до 8 часов утра следующего дня и отступил с них беспрепятственно, так как японцы не преследовали.
Утром 16 мая все части дивизии, перевалив через Шининзинский хребет, заняли Волчьи горы; 5-й полк проследовал далее и стал под самой крепостью.
15 мая японцы заняли г. Дальний, оставленный нами в ночь после боя на 14 число.
Спрошенный при следствии по поводу всех этих обстоятельств в качестве обвиняемого бывший начальник 4-й Восточно-Сибирской стрелковой дивизии, генерал-лейтенант Фок, не признавая себя виновным в том, что в то время как бой под Кин-чжоу начался 13 мая в 5 часов утра, он, генерал-лейтенант Фок, прибыл на позицию лишь в 2 часа дня; что, несмотря на заранее данные генерал-адъютантом Стесселем инструкции упорно удерживать Кинчжоускую позицию, он не исполнил приказания и не принял соответственных мер к отстаиванию позиции; не поддержал 5-й Восточно-Сибирский стрелковый полк, оборонявший позицию, имевшимися у него под рукой тремя полками 4-й дивизии и даже возвратил два батальона, посланные для сего командиром бригады; что при полной возможности удерживать позицию, несмотря на огонь японских канонерок, действовавших против нашего левого фланга, он депешею к генерал-адъютанту Стесселю преувеличил опасность положения отряда, чем и вызвал распоряжение отступить; и, наконец, что, вопреки приказанию, отступление совершено было засветло, что подвергло отряд потерям более значительным, чем даже во время самого боя, — объяснил:
Относительно самого боя.
Утром 13 мая, — в котором часу он не помнит — обвиняемому доложили, что появились японские суда; опасаясь высадки с них японцев в тылу Нангалина, он, обвиняемый, приказал командиру 15-го полка собрать офицеров и поехал с ними, чтобы указать им, как следует занять позицию на случай высадки противника (15-й полк, с 5 мая находясь в Порт-Артуре, не был знаком с местностью у Нангалина, куда прибыл только в ночь на 13 мая). Во время осмотра позиции, он, обвиняемый, получил известие, что японцы уже атакуют кинчжоускую позицию, вследствие чего он тотчас же со всем своим штабом отправился на ст. Тафашин, куда и прибыл часов в 11 или около 12-ти. Послав отсюда командиру 5-го полка полковнику Третьякову приказание держаться во что бы то ни стало, он, обвиняемый, телеграфировал генерал-лейтенанту Стесселю, что положение критическое. Затем, направляясь к левому флангу позиции и дойдя до берега, обвиняемый увидел, что японцы идут на него по воде. Тогда он приказал конно-охотничьей команде 5-го полка двинуться вперед и огнем остановить это наступление. Оно было действительно остановлено. Когда он, обвиняемый, проходил по позиции, к нему подошел командир 14-го полка полковник Савицкий и спросил: «Прикажите вести два батальона»? Он, обвиняемый, ответил ему: «Стойте». Теперь он знает, что полковник Савицкий вел эти батальоны по приказанию генерала Надеина и, вероятно, полагал, что это распоряжение ему, обвиняемому, известно. Тогда же он думал, что полковник Савицкий делает это по собственной инициативе, желая порисоваться ведением двух батальонов в такой огонь. Но если бы полковник Савицкий и доложил ему тогда о приказании генерал-майора Надеина, он, обвиняемый, все-таки остановил бы эти батальоны, так как считает, что для обороны Кинчжоуской позиции более одного 3-батальонного полка не надо, на деле же оказалось там пять батальонов, ибо к 5-му полку присоединились рабочие роты (две 14-го полка) и закладывавшие мины и державшие охрану охотничьи команды. Полковник Третьяков все время жаловался, что у него мало войск, он же, обвиняемый, находил, что слишком много. Полковник Третьяков предлагал накопать ложементов хотя бы на целую дивизию, обвиняемый же находил, что «если бы в них сидела целая дивизия, то оборона не выиграла бы, а проиграла, части не могли друг друга поддержать, а что всего хуже — 1, 2 и 3-я линии и даже резервы все поражались бы одинаково и одновременно. Противнику достаточно было бы прорваться где-нибудь, чтобы все бежало и давило друг друга. Попав в это положение, дивизия не ушла бы». Потери были бы значительнее, но оборона не была бы упорнее.
Когда получена была записка от полковника Третьякова о критическом положении позиции, о том, что все патроны расстреляны и пороховой погреб взорван, он, обвиняемый, приказал полковнику Савицкому направить две роты его полка с восемью двуколками на позицию. Прежде чем принять какое-либо решение, он, обвиняемый, хотел лично удостовериться в положения позиции и восстановить бой и потому поднялся на гору; тут к нему подошел полковник Савицкий и доложил, что Третьяков неправильно донес, будто пороховой погреб взорван. Он, обвиняемый, пошел и убедился, что погреб действительно цел.
Сколько времени пробыл он, обвиняемый, на позиции, он не помнит; находясь на ней, написал несколько приказаний и телеграмму генерал-лейтенанту Стесселю о том, что положение критическое — «гораздо хуже Шипки». Еще раз приказав держаться во что бы то ни стало, он пошел налево, когда начался отлив.
Возвратясь на ст. Тафашин, он, обвиняемый, решил ночью перейти в наступление ротами, расположенными у залива Хе-нуэза, и поддержать их охотничьими командами 15-го полка. Но когда уже начало темнеть, прибыл к нему адъютант 5-го полка поручик Глеб-Кошанский и от имени командира полка доложил, что одна из рот, расположенных на левом фланге (капитан Фофанов), оставила позицию и что за ней начал отступать весь полк; он, обвиняемый, приказал передать полковнику Третьякову, чтобы он, не останавливаясь, вел полк прямо в Порт-Артур, так как опасался, что люди 5-го полка перемешаются с полками дивизии и тем произведут беспорядок. Отменив предположенное наступление, он, обвиняемый, сделал распоряжение об отступлении; 15-й полк должен быть остаться на Тафашинской позиции до ухода последнего солдата; 13-му полку приказано было немедленно идти на ст. Перелетный пост и стоять там всю ночь, 14-му полку следовать за 13-м. В то же время чины штаба обвиняемого уничтожили на ст. Тафашин все, что было, подготовили станцию к взрыву и затем взорвали как ее, так и бывшие там склады.
Он, обвиняемый, полагает, что принял все меры к удержанию позиции, но не ввел всей дивизии в бой потому, что кинчжоускую позицию всегда предполагалось защищать одним полком, сам же он считал, что иметь на ней более одного полка не только бесполезно, но и вредно. Он, обвиняемый, предполагал оказать поддержку обороне Кинчжоуской позиции занятием тремя полками позиции на горе Самсон. Генерал-лейтенант Кондратенко соглашался для этого укрепить г. Кинчжоу. Но с этим предложением не согласился наместник-Главнокомандующий, который поставил обвиняемому целью не упорную оборону кинчжоуской позиции, а своевременный отход в Порт-Артур. Кинчжоуская позиция пала, по мнению обвиняемого, потому, что 240 японских орудий безнаказанно ее расстреливали с 10 часов, когда начала молчать наша артиллерия. Почему оставленные на позиции орудия не были испорчены, обвиняемый не знает; начальствовавший крепостною артиллерией, расположенной на кинчжоуской позиции, штабс-капитан Высоких, напротив, доложил обвиняемому, что все орудия испорчены, и он сам видел матросов, которые уносили с позиции замок от одной из пушек Канэ.
Показаниями свидетелей деятельность генерал-лейтенанта Фока во время боя за Кинчжоускую позицию выясняется в следующем виде.
Бывший старший адъютант штаба 4-й Восточно-Сибирской стрелковой дивизии генерального штаба капитан Романовский показал:
Генерал-лейтенант Фок вернулся на ст. Нангалин из рекогносцировки позиции для 15-го полка на случай высадки японцев в бухте Инчензы, в исход 9-го часа утра и в начале 10-го поехал верхом на кинчжоускую позицию, так как от начальника штаба дивизии генерального штаба подполковника Дмитревского, ранее туда уехавшего, пришло донесение о наступлении значительных сил и о вьезде наших полевых батарей на Тафашинс-кие высоты. В половине 11-го часа генерал-лейтенант Фок прибыл на ст. Тафашин. К этому времени наша позиционная артиллерия уже молчала, а скоро затем замолчали и 87-мм орудия, стоявшие на Тафашинских высотах. Уцелевшая орудийная прислуга находилась на станции. В начале 1-го часа дня генерал-лейтенант Фок прошел на гору, находящуюся в тылу левого фланга позиции, и отсюда наблюдал за боем. Отсюда же капитан генерального штаба Одинцов был послан с приказанием подтянуть к Тафашину 2 батальона 15-го полка из Нангалина. Около часа дня пришло от полковника Третьякова донесение с просьбой о поддержке. Генерал-лейтенант Фок ответил, что посылает в резерв левого фланга позиции две роты. Направив вызванные 6-ю и 7-ю роты 14-го полка оврагами на батарею № 15, генерал-лейтенант Фок сам поехал на позицию. Спешившись у казарм 5-го полка, прошли на батарею № 10 и пробыли здесь 30–40 минут. Отсюда генерал-лейтенант Фок послал генералу Стесселю телеграмму о положении дела. Уже тогда высказывал он предположение, что, вероятно, ночью придется отступить. Около 3 часов 30 минут дня генерал-лейтенант Фок перешел к левому флангу позиции, а оттуда вернулся на ст. Тафашин, куда прибыл около 4 часов 30 минут дня. Здесь генерал-лейтенант Фок продиктовал свидетелю телеграмму к генерал-лейтенанту Стесселю приблизительно следующего содержания: «Положение на позиции весьма серьезное, артиллерия поддержать пехоту не может, и он ждет ответа на предыдущую телеграмму». В исходе 5-го часа дня от полковника Третьякова пришло донесение, что он еще держится. По приказанию генерал-лейтенанта Фока донесение это передано было свидетелем по телеграфу генерал-лейтенанту Стесселю в Порт-Артур. В 6 часов 50 минут вечера свидетель увидел, что 5-й полк очищает позицию. Одновременно с этим японцы открыли страшный огонь по всему тылу позиции и по ст. Тафашин. Штаб дивизии переехал тогда на железнодорожный разъезд у дер. Наньгуалин. Бывший командир 5-го Восточно-Сибирского стрелкового полка генерал-майор Третьяков показал, что около часа или двух часов дня, когда всякая пальба прекратилась и на поле сражения водворилась тишина, он увидал с редута № 13 на дороге к батарее № 10 генерал-лейтенанта Фока с ординарцем (кажется, капитаном Романовским). Генерал присел на уступ дороги. Свидетель хотел идти к нему с докладом, но когда сошел вниз, то генерала уже не нашел. Через полчаса после этого снова затрещали винтовки. Получив донесение командира 5-й роты, что ему в окопах держаться нельзя, так как они совершенно разрушены огнем с моря, что потери в роте дошли почти до 50 процентов, и он отошел с людьми в овраг и там укрылся. Свидетель, чтобы поддержать 5-ю роту и занять находящиеся позади ее окопы, послал просить у генерал-лейтенанта Фока подкреплений, причем, сообщая о трудном положении 5-й роты, прибавил, что «мы еще держимся». Когда бой вновь разгорелся и правый фланг неприятеля стал подходить к нашим линиям, а из-за горы Самсон показалась новая дивизия и длинной змейкой-колонной вне нашего выстрела поползла по направлению ст. Кинчжоу. Свидетель, зная, что наш левый фланг разбит огнем неприятельских канонерок и крупных орудий правого фланга японцев, послал на поддержку 7-й роты своего полка одну из рот 14-го полка и донес генералу Фоку, что у него совершенно нет резерва и ему нечем возобновить бой, если неприятель прорвется на позицию. Командиры двух прибывших рот передали свидетелю записку от генерала Фока, в которой последний, обращая особое внимание свидетеля на левый фланг позиции, писал, чтобы он ни в каком случае не сажал присланные роты в траншеи, а воспользовался бы ими для прикрытия отступления. Между тем об отступлении и не думали, так как от генерала Стесселя было получено по телеграфу приказание обороняться до последнего человека. До 6 часов вечера полк стоял под убийственным огнем артиллерии; неприятель был остановлен; японцы, обходившие наш левый фланг по воде, были перебиты и лежали в мелкой воде грудами.
Заметив через некоторое время, что с нашего левого фланга начинают появляться у батареи № 12 и дальше в тылу солдаты в желтых куртках, чем дальше, тем больше, что наш левый фланг отступает, и имея в виду категорическое приказание стоять до последнего человека, свидетель пытался остановить отступавших. Но в это время неприятель с судов и с сухопутных батарей открыл такой адский шрапнельный огонь, что люди не выдержали и продолжали отступление. Выясняя впоследствии причины отступления, свидетель установил, что приказание о нем было послано генерал-лейтенантом Фоком с офицером, но последний его не довез, а послал с охотником, который явился на левый фланг, передал его охотникам 13-го и 14-го полков; те передали его командовавшему полуротой 10-й роты 5-го полка подпоручику Меркульеву, а этот последний командиру 7-й роты того же полка капитану Стеминевскому.
Факт этот подтверждается приложенным к показанию свидетеля письмом подпоручика Садыкова, в котором сообщается, что передать приказ полку об вступлении поручено было генерал-лейтенантом Фоком подпоручику Музалевскому и что приказание это было отдано вечером.
Свидетель, генерал-майор Третьяков, видел впоследствии подпоручика Музалевского, и тот подтвердил ему факт отдачи приказания об отступлении.
Для занятия и успешной обороны Кинчжоуской позиции, по мнению свидетеля, 11 рот 5-го полка было слишком недостаточно.
Об этом свидетель докладывал и генералу Фоку, и генералу Стесселю. Последний с этим соглашался и говорил генералу Фоку, чтобы он прибавил хоть один батальон. «Ну что вам стоит?» — убеждал он его, но генерал Фок резко отказывал. «Если бы я был на вашем месте, — говорил последний свидетелю, — я сказал бы начальству: «Мне не нужно полка, дайте мне две роты, и я буду с ними защищать позицию». По мнению свидетеля, если нужно было держать Кинчжоускую позицию, то нужно было дать ему три полка. Об этом он докладывал и генерал-адъютанту Алексееву, и адмиралу Макарову, когда те осматривали позицию, и оба они были с этим согласны.
Для увеличения своих сил свидетель оставил у себя для боя кроме рот своего полка еще две роты 14-го полка, находившиеся на работах, а также вышедшие ночью для сторожевой службы две пеших охотничьих команды 13-го и 14-го полков. Две первые были поставлены свидетелем в резерве, две последние заняли окопы, тянувшиеся от расположения 7-й роты 5-го полка к берегу моря. Как эти окопы, так и сплошная траншея вокруг всей подошвы занятых нами Кинчжоуских высот, были сделаны по настоятельному и категорическому приказанию генерала Фока.
Придавая при выборе места для стрелка доминирующее значение настильности выстрела и редкому размещению стрелков в окопах (10–20 шагов друг от друга), генерал Фок, по мнению свидетеля, пренебрегал остальными очень важными для успешности обороны элементами: нравственной поддержкой и трудной доступностью укреплений. Люди, находившиеся в 10 шагах друг от друга и спущенные к самой подошве горы, чувствовали себя нехорошо.
Для объяснения скорого прекращения огня нашей артиллерии следует отметить из показания этого свидетеля заявление, что ружейных патронов было вполне достаточно, но снарядов очень мало: по 60 для крупных калибров и несколько более для полевых орудий. Вследствие сего огонь наших батарей, по сравнению с японским, по выражению свидетеля, «был до порази-тельности жалок».
Бывший командир 1-й бригады 4-й Восточно-Сибирской стрелковой дивизии генерал-лейтенант Надеин показал, что, находясь в Нангалине, 12 мая около 9 часов вечера получил от генерал-лейтенанта Фока приказание отправиться на ст. Тафашин «для защиты Кинчжоуской позиции».
13 мая после 2 часов дня для усиления нашего левого фланга он послал приказание командующему 13-м полком немедленно с двумя батальонами занять окопы на левом фланге. Подполковник князь Мачабели, исполняя это приказание, около 3 часов дня встретил у Кинчжоуской позиции генерал-лейтенанта Фока, который остановил дальнейшее движение полка, о чем князь Мачабели и донес свидетелю. Около 3 часов 30 минут дня генерал Фок приехал на ст. Тафашин, а около 4 часов 30 минут — на батарее № 10 поднялся японский флаг. Увидев это, генерал-лейтенант Фок приказал немедленно отступать, а полку и двум батареям прикрывать отступление. Это было позже 5 часов вечера. Части отступали с позиции в беспорядке, так как некоторым приходилось пробиваться через проволочные заграждения, устроенные на случай атаки японцев с тыла, если бы высадка японцев последовала южнее Бицзыво — Кинчжоу.
По показанию инженер-капитана фон Шварца, к 9 часам утра наши батареи уже достреливали последние снаряды и стали постепенно замолкать, а их командиры с прислугой отошли на ст. Тафашин. Последней замолкла около 11 часов утра батарея № 5. С этого момента позиция стала защищаться только стрелковым огнем, имея слабую поддержку с батареи на Тафашинских высотах — до 3 часов и с батарей полевой артиллерии, расположившихся в 2–2 ½ верстах сзади позиции. Одновременно с началом артиллерийского боя противник двинул свои колонны на наши фланги.
Около часу или двух дня свидетель был послан полковником Третьяковым на ст. Тафашин к генералу Фоку с просьбой о присылке резерва. Так как скоро идти он не мог, то послал вперед кондуктора Якова. Когда вслед за Яновым свидетель подошел к станции, то увидел генерала Надеина, которому и передал просьбу полковника Третьякова. Генерал Надеин ответил на это, что он посылал (или хотел послать — точно слов не помнит) подкрепление, но генерал Фок его вернул. На вопрос свидетеля, почему, генерал Надеин ответил: «Вероятно, генерал Фок бережет резервы для штыкового удара».
Кондуктор же Янов, придя на ст. Тафашин, доложил генералу Фоку просьбу полковника Третьякова, но генерал Фок стал бранить Третьякова и сказал, что резерва не даст.
Когда после этого подошел сам свидетель, капитан фон Шварц, к генералу Фоку с тем же докладом, то последний стал на него, свидетеля, кричать и совершенно не дал возможности доложить. В это время генерал уже уходил со станции.
В 2 часа 30 минут дня огонь неприятеля внезапно сильно ослабел, его полевая и горная артиллерия почти совсем замолчала и только канонерки продолжали стрелять. Свидетель полагает, что японцы расстреляли свои снаряды, ибо видно было, что большие фургоны быстро удалялись за гору Самсон, а потом возвращались обратно. В это время общее положение дел было таково: на левом фланге противник находился от нас в 400 шагах, в центре от 500 до 700 шагов, и здесь две неприятельские роты, собравшиеся в дер. Хуань, попытались было штурмовать люнет № 4, но наткнулись неожиданно на проволочную сеть, остановились — и 5-ю залпами были все уничтожены. После этого неприятельская цепь залегла против центра в расстоянии 600 шагов, а против правого фланга в расстоянии 800–1200 шагов и не поднималась до вечера. Под прикрытием своих цепей неприятель стал передвигать свои войска с правого фланга на левый. Заметив это, генерал Надеин приказал двум батальонам 13-го полка из общего резерва занять пустые окопы левого фланга, но это не было сделано, так как, по словам генерала Надеина, генерал Фок встретил их возле позиции и вернул обратно. Таким образом, левый фланг наш в этот важный момент остался без поддержки.
В 4 часа дня возобновилась артиллерийская стрельба, сосредоточенная теперь уже только по окопам и укреплениям, а из-за Самсона появились новые силы противника (насчитано было 22 роты). Заметив это, полковник Третьяков вновь отправил просьбу о резерве. Его просьба была уважена, и около 6 часов были присланы две роты 14-го полка, но с категорическим приказанием не употреблять их в бой, а назначить в прикрытие отступления.
Однако к моменту их прихода выяснилась необходимость поддержать 8-ю роту; поэтому одна полурота была направлена туда, остальные полторы роты полковник Третьяков держал для исполнения приказания. Около 5 часов сосредоточенный огонь неприятеля по окопам левого фланга настолько разрушил окопы нижнего яруса, что держаться в них было нельзя, люди отошли из них. Поколебавшийся левый фланг полковник Третьяков уже ничем поддержать не мог, так как в его распоряжении не было ни одного солдата. Тогда полковник Третьяков решился ввести в бой те полторы роты, что назначались для прикрытия отступления, но в этот момент началось отступление войск нашего левого фланга, приказание о котором (исходившее, по словам Третьякова, от генерала Фока) было передано помимо полковника Третьякова через конного охотника капитану Стемпневскому 2-му, командиру 7-й роты. Свидетель слышал это от самого капитана Стемпневского и полковника Третьякова. Полковник Третьяков для восстановления боя, кроме своего личного влияния, ничего употребить не мог, но остановить отступающих ему не удалось, и они были остановлены и устроены только на возвышенностях сзади позиции. Находившийся здесь батальон 14-го полка составил резерв цепи. Отступление началось около 8 часов вечера. Так как позиция была укреплена нами и с юга, то взять ее обратно было уже невозможно. Кондуктор Янов, подтверждая показание инженер-капитана фон Шварца в части, касающейся поручения полковника Третьякова доложить генералу Фоку о необходимости выслать подкрепление, показал, что в начале 2-го часа дня вместе с инженер-капитаном фон Шварцем он получил приказание от полковника Третьякова отправиться в штаб 4-й дивизии к генералу Фоку и доложить, что «люди слабеют, снарядов и патронов нет, артиллерия бездействует, прошу подкрепления». С этим приказанием свидетель отправился вперед, а капитан Шварц следовал за ним. Около 2 часов дня свидетель прибыл на ст. Тафашин и увидел генерала Фока, стоявшего с генералом Надеиным, двумя адъютантами, врачом и двумя ординарцами — нижними чинами. Подойдя к генералу Фоку, свидетель изложил ему буквально вышеприведенную просьбу полковника Третьякова о подкреплении. На это генерал Фок нервно, раздраженным голосом, довольно громко сказал: «Передайте коменданту позиции командиру 5-го полка полковнику Третьякову, что он не комендант позиции, не командир полка, а... (тут генерал Фок употребил бранные выражения), сидит в окопах и требует подкрепления; ни одного человека я ему не дам, а патроны вышлю». После этого генерал Фок сейчас же распорядился послать три двуколки с патронами. Идти передавать полковнику Третьякову слова генерала Фока свидетель не счел возможным и только доложил об этом капитану фон Шварцу, когда же капитан Шварц начал докладывать генералу Фоку, то последний тотчас же прервал его и стал распекать за то, что фугасы не рвутся.
Бывший обер-офицер для поручений при штабе 3-го Сибирского армейского корпуса, Генерального штаба капитан Одинцов показал, что утром 13 мая генерал Фок приказал командиру 15-го Восточно-Сибирского стрелкового полка, батальонным и ротным командирам сопровождать его для выбора полку позиции на случай высадки японцев в бухте Хенуэза. Свидетель доложил генералу, что местность эта ему хорошо известна, что отряд невелик и, быть может, это несложное дело он поручит ему, свидетелю, совместно с полковником Грязновым. Но генерал Фок сказал, что едет сам. Поездка заняла много времени. В море были видны только два миноносца. Тогда генерал Фок направился обратно. При прибытии на ст. Нангадин свидетель испросил у генерала Фока разрешение не ставить 15-й полк на выбранные позиции ввиду отсутствия в море транспортных судов и невероятности ни высадки, ни демонстрации, а отвести его в общий резерв у разъезда Перелетный. Вернувшись на ст. Тафашин, свидетель нашел генерала Фока на высоте у места расположения охотничьей команды и полуроты 5-го полка со знаменем и взвода сапер. Все происходившее на правом фланге позиции было ясно видно невооруженным глазом. Наблюдалось приближение резервов, готовилась новая атака со стороны противника. С нашей стороны не были введены 13-й и 14 полки. Полагая, что 5-й полк к вечеру будет сменен одним из полков, стоявших сзади позиции, свидетель предложил генералу Фоку усилить левый фланг позиции саперами и полуротой 5-го полка, отвести знамя к 15-му полку, а последний подтянуть к ст. Тафашин ввиду возможности более сильного штурма. Получив согласие генерала Фока, свидетель отвел знамя и привел два с половиной батальона 15-го полка, посоветовав расположить их в двух неглубоких промоинах к югу и западнее станции. Полк там и расположился. Свидетель прибыл на ст. Тафашин, где нашел генерала Фока со штабом. Генерал Фок сказал свидетелю, что послал генералу Стесселю телеграмму, характеризующую положение дела, и ждет ответа. Свидетель понял, что генерал Фок находит нужным очистить позицию. Противник в это время вел артиллерийский огонь «по площадям». Скоро получена была телеграмма от генерала Стесселя, прочитав которую, генерал Фок сказал окружавшим: «Приказано отступать», — и почти немедленно уехал.
Бывший начальник штаба крепости Порт-Артур Генерального штаба полковник Хвостов объясняет недостаток артиллерийских снарядов, обнаруженный во время Кинчжоуского боя, нераспорядительностью начальников. Снаряды были доставлены из Артура и находились в вагоне на ст. Нангалин, но своевременно не были поданы на позицию.
Бывший начальник артиллерии 3-го Сибирского армейского корпуса генерал-лейтенант Никитин подтвердил, что для питания полевой артиллерии снарядами еще до боя был устроен на ст. Нангалин артиллерийский склад. Об этом знали и батареи, и штаб 4-й Восточно-Сибирской стрелковой дивизии.
Спрошенный в качестве свидетеля бывший начальник укрепленного Квантунского района генерал-адъютант Стессель показал, что план обороны кинчжоуской позиции основан был на совместном действии сухопутных войск, ее занимавших, с флагом, так как узкий перешеек оборонять продолжительно не представлялось возможным, если в тылу и на фланге появится противник, в виде 10-дюймовых судовых орудий. Предполагалось, на основании имевшихся примеров, что близко к берегу никто не подойдет, а в море будет наша эскадра. Но она 13 мая не вышла, несмотря на настоятельные представления свидетеля, что поддержка флота необходима, что огонь японских канонерок все сметет. Выслана была одна только канонерская лодка «Бобр», которая, войдя в залив Хенуэз, очень помогла нам, но действовала недолго. По величине позиции для обороны ее назначался полк трехбатальонного состава. Вводить в бой другие полки и не следовало. При полном разгроме позиции без поддержки флота, имея против себя более 200 орудий и 3–4 дивизии армии Оку, генерал Фок, если бы не отошел, а остался бы на позиции и на другой день, ничего другого не достиг бы, кроме уничтожения и другого полка. Приказание об отступлении с темнотой отдал генералу Фоку свидетель, когда получил от него донесение о невозможности держаться ввиду огромных потерь. Это было согласно с телеграммой командующего Маньчжурской армией.
В этой своей части показание генерал-адъютанта Стесселя подтверждается следующими документами:
1) Телеграммой генерал-адъютанта Куропаткина на имя генерал-лейтенанта Стесселя из Ляояна от 4 мая 1904 г. за № 667, в которой, между прочим, значится: «...По моему мнению, самое главное — это своевременно отвести войска генерала Фока в состав гарнизона Порт-Артур. Мне представляется весьма желательным вовремя снять и увезти с Кинчжоуской позиции орудия...».
2) Телеграммами генерал-лейтенанта Стесселя на имя генерал-лейтенанта Фока из Порт-Артура, поданными 13 мая:
а) в 5 часов 40 минут пополудни: «Сообщите свое решение, возможно ли удержание позиции; если невозможно, то надо организовать обстоятельно обход (отход?), для чего все орудия и снаряды, возможные для перевозки, надо, пользуясь прекращением боя; и ночью спустить и погрузить на поезда; которые невозможно, надо испортить и посбрасывать. 15-й полк должен занять тыльную позицию у Нангалина, а 16-й подвести к нему или двинуть по Приморской дороге на Сяобиндао и Меланхэ, бухты не обнажать пока. Отводить начать с резервов. С уходом 16-го полка жители Дальнего также могут выехать или пешком прибыть в Артур»;
б) в 6 часов 15 минут пополудни: «Раз у вас все орудия на позиции подбиты, надо оставить позицию и, пользуясь ночью, отходить. Я вам послал час назад подробную об этом»;
в) в 7 часов 5 минут пополудни: «Так как наша артиллерия на позиции действовать уже не может, то и держаться на этой позиции нечего. Надо хорошенько организовать отступление и с темнотой начать отходить. Для взрыва фугасов надо оставить маленькие части, охотничьи команды. Пулеметы и те орудия, которые можно, взять, остальные испортить, но не взрывами, так как они догадаются об отходе наших войск. Отступать на Шининзы и Волчьи горы, а после исправим расположение. Если возможно, скот гнать»;
3) Телеграммою, поданною 15 мая, в 4 часа 10 минут пополудни об отступлении к Волчьим горам, не задерживаясь без надобности на остальных позициях.
Таким образом, имея вполне определенную задачу — оборонять позицию при Кинчжоу наиболее упорным образом, не стесняясь расходованием резервов и не заботясь о своем тыле, и отойти к Артуру лишь при полной невозможности сдержать противника — генерал-лейтенант Фок, не обращая внимания на эти указания генерала Стесселя, а также и на то, что японцы 12 мая начали атаки Кинчжоу, вместо руководства боем отправился утром 13 мая к бухте Инчензы выбирать там позиции для 15-го Восточно-Сибирского стрелкового полка на случай высадки японцев. Затем, вернувшись к Кинчжоу и приняв руководство войсками, он, генерал-лейтенант Фок, из четырех полков (5, 13, 14 и 15-го), сосредоточенных к позиции, ввел в бой только 5-й полк, когда же генерал-майор Надеин по своей инициативе двинул два батальона на выручку левого фланга 5-го полка, то генерал Фок остановил эти два батальона и не позволил им принять участие в деле.
Назначив, таким образом, в боевую часть всего одну четверть своего отряда, не израсходовав совершенно своего резерва и не доведя дело до штыков и вообще не истощив всех средств обороны, как то приказано было генералом Стесселем, генерал-лейтенант Фок отправил последнему в Порт-Артур телеграмму, в которой, с целью получить приказание об отступлении, указывая на «критическое положение» и на полное отсутствие снарядов, чем действительно и вызвал приказание генерала Стесселя, хотя и условное, отступить с наступлением темноты. Между тем отступление началось засветло, вследствие чего отряд понес во время его большие потери; снаряды же в большом количестве имелись на станции Нангалин.
<< Назад
Вперёд>>
