17 июля войска наши, оборонявшие передовые горные позиции между Кинчжоу и Порт-Артуром, под общим начальством генерал-лейтенанта Фока, отошли в крепость. Генерал-лейтенант Фок был назначен начальником общего резерва.
Заставив нас очистить в ночь на 27 июля позиции на горах Дагушань и Сяогушань, заняв 1 августа предгорья Угловой горы, японцы 6 и 7 августа открыли сильнейший огонь по укреплениям восточного фронта от Куропаткинского люнета до форта № III. Одновременно неприятелем поведены были атаки на Кумирнский и Водопроводный редуты, но все они были отбиты. 8 августа начался ряд отчаянных штурмов против северо-восточного фронта крепости на участке от укрепления № 2 до форта III, причем главный удар был направлен против редутов № 1 и № 2.
В этот именно день руководивший непосредственно обороной атакованного фронта комендант крепости генерал-лейтенант Смирнов отдал генерал-лейтенанту Фоку, как начальнику общего резерва, приказание вывести 14-й полк из казарм 16-го полка и подвести его к северо-восточному фронту, расположив эшелонами в укрытых местах (в лощине за Большим Орлиным Гнездом и у Питательного погреба); генерал-лейтенант Фок, по показанию спрошенного в качестве свидетеля генерал-лейтенанта Смирнова, ответил последнему запиской, в которой подробно изложил свои соображения об опасности, в смысле потерь, от такого расположения резерва, в особенности у Питательного погреба. Между тем свидетель отдавал свое распоряжение с Опасной горы, у подножия которой расположен этот Питательный погреб, прекрасно укрытый местностью и в то время вовсе не обстреливавшийся неприятелем. Не отвечая генерал-лейтенанту Фоку по существу высказанных им соображений, генерал-лейтенант Смирнов вторично запиской в категорической форме приказал ему немедленно двинуть 14-й полк, куда было раньше приказано, и через полчаса уехал с позиции в город, чтобы проверить, будет ли на этот раз исполнено генерал-лейтенантом Фоком его приказание. В городе он нашел 14-й полк выстраивающимся на плацу, но генерал-лейтенанта Фока при нем не было. В последующем, при непрерывных штурмах северо-восточного фронта, свидетель никак не мог доискаться одного батальона 14-го полка. Оказалось, что этот батальон с охотничьими командами оставался, как полагает свидетель, с ведома генерал-лейтенанта Фока в казармах. «К счастью, добавляет свидетель, момент не был упущен и батальон этот также отослан был им на позицию. Сам генерал-лейтенант Фок остался на своей квартире и с этим последним полком резерва на позицию не вышел. Не признавая себя виновным в том, что назначенный начальником резерва в крепости и получив в дни августовских штурмов приказание коменданта крепости двинуть к передовым фортам северо-восточного фронта оставшийся в резерве 14-й Восточно-Сибирский стрелковый полк, он вошел в неуместное пререкание с комендантом о направлении им полка в обстреливаемые неприятелем пункты и не только не повел сам последнюю часть командуемого им резерва к назначенным местам, но даже и не проследил за исполнением приказания коменданта, вследствие чего один батальон 14-го полка остался в казармах и к назначенному пункту не пошел, генерал-лейтенант Фок при следствии объяснил: 8 августа, в 12 часов дня, комендант крепости генерал-лейтенант Смирнов с горы Опасной прислал ему, обвиняемому, записку за своею подписью следующего содержания: «Предписываю двинуть два батальона 14-го полка к Питательному погребу за лит. А, что лежит между Большой горой и укреплением № 2». Через 15 минут генерал Смирнов с той же горы прислал вторую записку: «Вторично предписываю двинуть немедленно два батальона 14-го полка в лощину у Питательного погреба, что за лит. А». Эти записки были получены им, обвиняемым, в расположении штаба дивизии, находившемся в одной или более версте от горы Опасной. Приказание было исполнено немедленно, и в 12 часов 25 минут он, обвиняемый, «послал коменданту крепости донесение следующего содержания: «Распоряжение об отправлении двух батальонов резерва было отдано мной тотчас же по получения приказания, но в то же время я считал долгом донести, что место, которое назначено для расположения резерва, обстреливалось всю ночь шрапнельным огнем, а также я ожидаю, что японцы и ночью поведут атаку, а потому желал иметь свежий, неутомленный резерв. В настоящее время японцы действуют строго по рецепту Зауэра — на удочку им достаточно и резерва генерала Горбатовского». (Подлинная записка в приложения № 20, тетрадь от 8 августа 1904 г.). Ни в какие объяснения по этому предмету ни устно, ни письменно, он, обвиняемый, не входил, да и сам генерал Смирнов ничего не говорил ему, обвиняемому, по поводу отправки резерва. Идти вместе с резервом он, обвиняемый, не считал себя обязанным, так как резерв шел не в бой, а только менял место своего расположения, причем, составляя там резерв генерала Горбатовского (начальника обороны восточного фронта), выходил из-под его, обвиняемого, командования. Из имеющейся в приложениях к делу записки генерала Смирнова к генералу Фоку видно, что генерал Смирнов просил выслать к Питательному погребу за лит. А два батальона 14-го полка (приложение № 20, тетрадь от 8 августа 1904 г.).
Пятидневный штурм (с 6 по 10 августа включительно) японцами укреплений восточного фронта потребовал такого напряжения сил гарнизона, что весь общий резерв введен был в боевую линию, и генерал-лейтенант Фок остался лишь номинально его начальником. Образованный впоследствии резерв назывался «резервом коменданта» и находился в непосредственном подчинения у последнего. Оставаясь фактически не у дел, в смысле боевой роли, с 8 августа до назначения своего 3 декабря 1904 г., за смертью генерал-лейтенанта Кондратенко, начальником сухопутной обороны крепости, генерал-лейтенант Фок постоянно посещал форты и укрепления атакованных фортов крепости.
Результаты своих наблюдений он излагал в особого рода «заметках». Ознакомление с ними приводит к следующим выводам:
1) писались они собственноручно генералом Фоком и затем отпечатывались на пишущей машине или литографским способом;
2) предназначались они для рассылки начальствующим лицам, имена которых обозначались на оригинале «заметок», а именно: генералам Стесселю, Кондратенко, Горбатовскому, Белому, Никитину, полковникам Ирману, Григоренко, подполковникам Науменко, Гандурину, а также в штабы: укрепленного района и крепости; 3) содержание «заметок» касается главным образом разного рода усмотренных автором их недочетов обороны и желательных, с его точки зрения, для устранения их мероприятий.
Проходя, таким образом, через значительное число рук, «заметки» эти, как видно из данных предварительного следствия, читались не только начальствующими лицами, для которых предназначались, но и другими офицерами, и даже нижними чинами. Между тем содержание заметок генерал-лейтенанта Фока, писавшихся в насмешливом и резком тоне, кроме указаний на недочеты в обороне, очень часто заключало в себе несправедливую критику действий лиц, руководивших обороной крепости, выставляло их бездарными и бросало иногда даже тень на их доброе имя. Вследствие сего некоторые из оскорбленных генералом Фоком лиц вошли даже по команде с ходатайством об ограждении их личных интересов и интересов обороны, ибо «заметки» эти подрывали авторитет начальников и дисциплину. Так, командир 2-й бригады 7-й Восточно-Сибирской стрелковой дивизии генерал-майор Церпицкий (умер в Порт-Артуре от раны, полученной в ноябре месяце 1904 года, в дни штурма японцами Высокой горы), ознакомившись с заметкой генерал-лейтенанта Фока от 16 августа и приняв содержащееся в ней выражение: «Вновь я посетил Ляотешань. Воздух несколько очистился, падаль поубрана...» на свой счет, обратился, надо полагать, к генералу Кондратенко с письмом, в котором, объясняя, между прочим, что «никакого стремления уходить с Ляотешаня» у него не было, а было желание отстоять его до крайности, почему все окопы, указанные сделать Зедгенидзе, делались и делаются только для этой цели, «заявляет, что считает личным для себя оскорблением допущенную генералом Фоком фразу в начале заметок, нисколько им не заслуженную».
Равным образом и командир 1-й бригады той же дивизии генерал-майор Горбатовский, бывший в дни августовских штурмов начальником обороны восточного фронта, ознакомившись случайно с заметками генерал-лейтенанта Фока от 10 августа, почел себя обиженным содержащейся в ней критикою действий его как начальника оборонительного отдела и вошел к командующему 7-ю дивизией, генерал-майору Кондратенко с рапортом от 30 августа за № 43, в котором, возражая по пунктам на касающиеся его замечания генерал-лейтенанта Фока, между прочим, писал: «...Нельзя же в самом деле писать неосновательные, неправдивые заметки официального характера, которые создаются лишь для того, чтобы другого обдать грязью, а самому прослыть за человека, страдающего за родное дело...»
Спрошенный при следствий в качестве свидетеля по поводу этого рапорта генерал-майор Горбатовский, ссылаясь на вышеуказанную заметку генерал-лейтенанта Фока и на свою переписку с ним, показал, что считает его виновником отозвания своего с восточного фронта и злым гением Артура, который своими заметками всех между собою ссорил.
В том же духе отозвались о заметках генерал-лейтенанта Фока спрошенные в качестве свидетелей: бывший комендант крепости Порт-Артур генерал-лейтенант Смирнов; бывший командир 4-й Восточно-Сибирской артиллерийской бригады и начальник обороны северного фронта генерал-майор Ирман; бывший командир 26-го Восточно-Сибирского стрелкового полка и начальник обороны западного фронта, Свиты его величества генерал-майор Семенов; бывший начальник штаба крепости Порт-Артур Генерального штаба полковник Хвостов; бывший командир порта «Артур», контр-адмирал Григорович и инженер-капитаны фон Шварц и Родионов.
Спрошенные при следствии в качестве обвиняемых, бывшие начальник 4-й Восточно-Сибирской стрелковой дивизии генерал-лейтенант Фок и бывший начальник укрепленного Квантун-ского района генералгадъютант, ныне уволенный от службы генерал-лейтенант Стессель, не признавая себя виновными в предъявленных к ним обвинениях: первому в том, что рассылавшимися в период осады различным начальствующим лицам своими заметками, содержащими во многих случаях критику действий начальствующих лиц, он подрывал к ним доверие и колебал в войсках веру в возможность и необходимость держаться в укреплениях до последней крайности, т. е. умирать в них, но не уступать врагу, а, напротив того, указывал на необходимость очищать укрепления и форты, как только защита их требовала больших жертв; а второму — в том, что, получая заметки генерал-лейтенанта Фока относительно действий различных начальствующих лиц и зная, что такие заметки, посылаемые многим лицам, могли доходить и до войск гарнизона и что в этих заметках помещаются совершенно несправедливые и весьма оскорбительные выражения для лиц, ведущих оборону крепости, он, генерал-лейтенант Стессель, не принял мер к прекращению этих заметок, вызывавших справедливое негодование затронутых начальников и сеявших вражду между ними и генерал-лейтенантом Фоком и тем самым подрывавших дружную и согласную работу по обороне крепости, — объяснили:
Генерал-лейтенант Фок, — что заметки его вызваны были необходимостью помочь генерал-майору Кондратенко в исполнении им его служебных обязанностей обнаружением различных недостатков на позициях и указанием мер для их устранения. Генерал Кондратенко сам иногда просил его, обвиняемого, поехать посмотреть, результатом чего и явились заметки. Из начальствующих лиц он, обвиняемый, посылал свои заметки: генералу Кондратенко — все; генералу Стесселю — все важные; генералу Никитину — все, посылавшиеся генералу Стесселю; некоторые заметки, касавшиеся отдаленных частей и участков — генералу Горбатовскому, коменданту крепости и другим. Заметки эти принимались генералами Стесселем и Кондратенко и по ним делались распоряжения. Если бы они приносили вред, то начальство или сделало бы ему, обвиняемому, замечание за них, или запретило бы их вовсе писать. Между тем ими пользовались до конца осады, и генералы Стессель, и Кондратенко его за них благодарили. Что касается заметок, может быть, резких, например той, где он, обвиняемый, называет начальника инженеров крепости как бы исполняющим обязанности вахтера, то резкость была им допущена по необходимости, чтобы обратить внимание генерал-лейтенанта Стесселя на незначительное с виду, но очень важное по существу обстоятельство. Вопрос о том, когда и при каких обстоятельствах следует защищать укрепления и позиции, по глубокому его, обвиняемого, убеждению, разрешается в том смысле, что удерживать их надлежит до последней крайности, но не дожидаться, пока люди сами побегут от невозможности держаться, как это было на Дагушане и при защите Угловых гор. Подробно эти взгляды изложены им, обвиняемым, в заметке 24 сентября, но они изложены только для начальствующих лиц, подчиненным же всегда внушалось, что в каком бы отчаянном положения они ни находились, они должны держаться и умирать, пока не получат приказания оставить позицию.
Генерал-адъютант Стессель, — что генерал Фок — старый боевой офицер, человек отлично храбрый, преданный военной службе, зорко следящий за внутренним состоянием человека. Все его заметки клонились к пользе. Заметки эти препровождались ему, обвиняемому, генералам Кондратенко и Смирнову и, может быть, Никитину и Рейсу. Попасть к младшим чинам они не могли. По поводу некоторых замечаний он, обвиняемый, говорил генералу Фоку, что есть резкие выражения, но никаких дисциплинарных мер против этого не принимал, так как с некоторыми взглядами генерал-лейтенанта Фока он, обвиняемый, был согласен, а относительно других, с которыми не соглашался, говорил с генералом Фоком только в разговоре.
<< Назад
Вперёд>>
