Приказом наместника его императорского величества на Дальнем Востоке от 12 марта 1904 года № 289 коренным образом изменены были устанавливаемые положением об управлении крепостями командные отношения между начальником укрепленного Квантунского района, генерал-лейтенантом Стесселем, и комендантом крепости Порт-Артур, генерал-лейтенантом Смирновым, и объем прав последнего. Такое изменение их не могло не отразиться и на обязанностях означенных лиц, и на самом характера их. Посему, в видах объединения и урегулирования власти в Порт-Артуре и в пределах его эспланады, наместником 14 апреля 1904 года отдан был приказ № 339, которым подтверждалось к неуклонному исполнению следующее:
1) Так как внутренний порядок в крепости и ее районе (от Сяо-Биндао до бухты 10 кораблей) устанавливается и поддерживается властью коменданта крепости и находится на его ответственности, то местная администрация, городская полиция и чины надзора пограничной стражи на основании ст. 77 положения об управлении крепостями поступают в полное его подчинение и исполняют все его распоряжения.
2) В видах устранения из крепости неблагонадежных жителей и прекращения сношений с внешним миром на основании статей 79 и 80 коменданту принадлежит исключительное право разрешения проживания в городе, а равно и удаление из него тех, кои признаются нежелательными для пребывания в пределах крепостного района, равно и задержания лиц, неблагонадежность коих будет признана.
3) Ему же принадлежит и право разрешения въезда в город лицам не военного звания, а также запрещение покидать город лицам, проживание которых в крепости признается необходимым или полезным (ремесленники, мастеровые и т. п.).
4) Вывоз из города и крепостного района тех или других продуктов, фабрикатов и вообще предметов потребления может быть делаем только с разрешения коменданта крепости.
5) Общий санитарный надзор в пределах города и верков крепости вверяется коменданту крепости.
6) Установление цен на съестные припасы и вообще на предметы первой необходимости (фураж, дрова, уголь и пр.) предоставляется ему же.
Из показания бывшего коменданта крепости Порт-Артур генерал-лейтенанта Смирнова видно, что приказ этот отдан был вследствие доклада генерал-адъютанту Алексееву лиц гражданского управления о вмешательстве генерал-лейтенанта Стессе-ля в сферу их деятельности, производящем недоразумения и вредящем жизни и делам города.
Однако с изданием приказа № 339 и отъездом наместника из Порт-Артура взаимные отношения трех наиболее крупных представителей власти в Порт-Артуре — начальника укрепленного района генерал-лейтенанта Стесселя, коменданта крепости генерал-лейтенанта Смирнова и гражданского комиссара Квантунской области и председателя городского совета подполковника Вершинина не только не стали нормальными, но постепенно ухудшались.
По показанию бывшего начальника штаба крепости Порт-Артур полковника Хвостова, генерал-лейтенант Стессель истолковал вышеприведенный приказ № 339 в том смысле, что приказ этот отдан с целью подтвердить коменданту крепости его обязанности и что «власть, принадлежащая младшему, — принадлежит всецело и старшему начальнику, почему все права, предоставленные приказом коменданту крепости, принадлежат и ему, генералу Стесселю, как старшему начальнику». Этот свой взгляд генерал-лейтенант Стессель высказал вполне определенно в письме генералу Смирнову по поводу одного случая, когда он, свидетель, полковник Хвостов, ссылаясь на приказ № 339, не выдал разрешения одному офицеру на вывоз из Порт-Артура продовольственных продуктов. Руководствуясь таким взглядом, генерал Стессель не стеснялся впоследствии публично заявлять, что он «упразднит коменданта».
Спрошенные в качестве свидетелей, генерал-лейтенант Смирнов и подполковник Вершинин указывают, каждый отдельно, на целый ряд случаев вмешательства генерал-лейтенанта Стесселя в пределы их прав и обязанностей, отмены их распоряжений и игнорировании таковых. Обобщая этот разнообразный фактический материал, можно установить две главные категории фактов в деятельности генерал-лейтенанта Стесселя: вмешательство его в распоряжения коменданта крепости и вмешательство его в дела гражданского управления Порт-Артура и пренебрежение интересами последнего и подведомственного ему населения.
Первая из указанных категорий в свою очередь распадается на следующие отделы:
1) По части интендантской: вмешательство генерал-лейтенанта Стесселя в деятельность генерал лейтенанта Смирнова выражалось в объявлении им приказами по району размеров суточной дачи и способа довольствия, что делалось и комендантом крепости; в самовольном пользовании всеми средствами и запасами крепости, нарушавшем соображения и расчеты коменданта ее, и в отдаче своих распоряжений непосредственно крепостному интенданту, подполковнику Достовалову. Примерами подобного рода случаев указывается на то, что генерал-лейтенант Стессель приказал увеличить дачу крупы с 24 золотников до 32 и отменил отданное генерал-лейтенантом Смирновым подполковнику Достовалову приказание выделывать крупу из овса.
Подполковник Достовалов, подтверждая эти факты, между прочим показал, что согласно штату, утвержденному наместником его императорского величества на Дальнем Востоке, объявленному в приказе по крепости № 476, он именовался интендантом крепости Порт-Артур и укрепленного района, почему считал себя подчиненным и генерал-лейтенанту Стесселю, и генерал-лейтенанту Смирнову.
2) По части инженерной: подчинил инженерные войска генерал-майору Кондратенко, указывал места жительства инженерным офицерам, отдавал начальнику инженеров крепости полковнику Григоренко, помимо генерал-лейтенанта Смирнова, приказания относительно отпуска строительных материалов и шанцевого инструмента.
3) По части артиллерийской: назначил бывшего начальника артиллерии 3-го Сибирского армейского корпуса генерал-лейтенанта Никитина начальником всей полевой артиллерии, без подчинения его коменданту крепости, отдавал непосредственно начальнику артиллерии крепости, генерал-майору Белому, распоряжения относительно распределения орудий и снарядов. Так, генерал-лейтенант Стессель отменил распоряжение генерал-лейтенанта Смирнова передвинуть 120-дюймовую пушку на колесном лафете для обстреливания неприятельских блиндажей на Куинсане. В половине октября (числа 13-го или 14-го) генерал-лейтенант Стессель приказал генерал-майору Белому (помимо генерала Смирнова) с заходом солнца открыть огонь с северовосточного фронта, предполагая, что японцы поведут штурм. Но штурма не было, и вследствие такого необдуманного распоряжения было бесполезно истрачено несколько тысяч снарядов.
4) По части санитарной: отменил распоряжение генерал-лейтенанта Смирнова о переводе так называемой Дальнинской больницы в казармы 28-го полка и его распоряжение о занятии околотками366 некоторых частей казарм 10-го полка; назначил бывшего корпусного врача 3-го Сибирского армейского корпуса статского советника Рябинина заведующим медицинской частью, а потом и инспектором госпиталей без подчинения его коменданту и отдавал ему непосредственно распоряжения.
5) По части внутреннего распорядка: удалил крепостную жандармскую команду из крепости на Ляотешань; приостановил издание газеты «Новый край»; воспретил корреспонденту названной газеты г. Кожину выезд из крепости и лишил его звания корреспондента; исключил из службы брандмейстера Порт-Артурской команды Вейканена; разрешал самостоятельно выезд из крепости и вывоз из нее продуктов; отдавал приказания непосредственно полицмейстеру и гражданскому комиссару и воспрещал отправку телеграмм без ведома штаба укрепленного района.
6) По части руководства делами обороны: предписал прекратить работы по оборудованию 2-й и 3-й линий обороны; удалил генерал-майора Церпицкого от командования левым флангом обороны, без сношения с комендантом; назначил генерал-лейтенанта Фока начальником сухопутной обороны крепости и, вопреки распоряжению коменданта же, без ведома и согласия последнего, приказал генералу Фоку очистить форт № 11 и батарею Б, и, наконец, приказал представлять себе на утверждение журналы совета обороны.
Вместе с тем генерал-лейтенант Смирнов свидетельствует, что генерал-лейтенант Стессель не стеснялся формой, в которой отдавал ему, свидетелю, свои распоряжения и отменял его, свидетеля, распоряжения. Так, приказом по крепости от 14 апреля 1904 г. № 317 он, генерал-лейтенант Смирнов, установил обязательство закрывать во всех домах огни в окнах и на балконах, обращенных к морскому фронту, дабы по этим огням неприятельские миноносцы и брандеры не могли ориентироваться. Все население крепости строго соблюдало это требование; огни не закрывались только в доме генерала Стесселя. Когда же через жандармов сделано было домашним генерала Стесселя напоминание о том, генерал Стессель пригрозил начальнику жандармской команды, ротмистру князю Микеладзе, посадить его под арест и продолжал держать огни в своем доме открытыми.
Такое отношение генерала Стесселя к распоряжениям коменданта крепости породило то, что все недовольные им обращались к генералу Стесселю, рассчитывая на его поддержку. Так, подполковник Невядомский, будучи назначен приказом свидетеля от 13 мая 1904 г. № 373 председателем комиссии по освидетельствованию опротестованных нижних чинов и не желая нести этот труд, обратился непосредственно или через других лиц к генералу Стесселю с просьбой отменить распоряжение свидетеля, что и было им сделано.
Вообще генерал-лейтенант Стессель не стеснялся без спроса и ведома свидетеля как коменданта крепости выкомандировывать подчиненных последнему лиц. Так, полицмейстер города Порт-Артур Тауц просил его, свидетеля, снять с него временно обязанности полицмейстера и позволить ему составить партизанский отряд, с которым и отправиться на передовые позиции. В этой просьбе Тауцу было отказано. Тогда недели через две он обратился с той же просьбой непосредственно к генералу Стесселю, который и удовлетворил ее, не уведомив даже об этом его, свидетеля.
Об избрании командира 27-го Восточно-Сибирского стрелкового полка полковника Рейса на должность начальника штаба укрепленного района генерал-лейтенант Стессель также не счел нужным уведомить свидетеля.
Наилучшей, по мнению генерал-лейтенанта Смирнова, иллюстрацией отношений генерал-лейтенанта Стесселя к нему лично и к делу подготовки крепости к обороне вообще служит следующее обстоятельство. Когда сообщение Порт-Артура с Маньчжурскою армией было прервано, то большинство жителей поспешило взять из Русско-Китайского банка свои вклады, вследствие чего фактически не представлялось возможным использовать кредит обороны, находившийся тогда в банке в размере 200 тысяч рублей. Между тем в корпусном казначействе 3-го Сибирского армейского корпуса находилось тогда наличными деньгами более 1 200 000 рублей. Наличные деньги нужны были для ежедневной расплаты с рабочими-китайцами, состав которых ежесуточно менялся. Вследствие этого свидетель поручил начальнику инженеров крепости полковнику Григоренко отправиться к генералу Стесселю и просить его о ссуде 50 000 рублей из сумм корпусного казначейства. Генерал Стессель полковнику Григоренко в этом отказал. Тогда свидетель лично отправился к генералу Стесселю и изложил ему крайнюю необходимость для крепости в этой сумме. Генерал Стессель вторично отказал без всяких мотивов отказа и лишь прибавил, что деньги эти принадлежат 3-му Сибирскому корпусу и должны при нем остаться. На заявление свидетеля, что он вынужден будет приостановить работы на укреплениях, генерал-лейтенант Стессель ответил, что это не его дело. Только через посредничество генерал-майора Кондратенко удалось свидетелю получить несколько десятков тысяч рублей из корпусного казначейства, а затем явилась возможность черпать понемногу средства из банка. В общем, хотя денежный кризис и миновал, и работы не прекращались, но все-таки приходилось сдерживаться в размере ведения их.
Особого внимания заслуживает отмена генерал-лейтенантом Стесселем работ по укреплению 2-й и 3-й оборонительных линий.
По показанию бывшего начальника штаба крепости Порт-Артур полковника Хвостова комендант крепости генерал-лейтенант Смирнов придавал особо важное значение своевременной подготовке 2-й и 3-й линий обороны. Работы на них начаты были в сентябре, но по недостатку рабочих велись довольно медленно. Однако и при таком успехе их они могли быть закончены к половине декабря. Но генерала Стесселя убедили в том, что комендант напрасно лишь утомляет людей этой работой, почему в ноябре месяце им и было дано предписание генерал-лейтенант Смирнову прекратить работы по устройству 2-й и 3-й линий. Однако некоторое время работы еще продолжались тайком, по ночам, причем он, свидетель, давал рабочих на эти линии на свой страх.
Заведовавший работами по укреплению 2-й оборонительной линии инженер-капитан Родионов показал, что слышал от генерал Смирнова, чаще других посещавшего эту позицию, что она его «детище», что на ней он будет обороняться с моряками, как народом более сильным; при этом генерал Смирнов комбинировал оборону позиции на всякий случай, при наличии и взятии у нас некоторых пунктов главной оборонительной линии. Генерал-лейтенант Стессель был на позиции всего два-три раза.
Наконец, генерал-лейтенант Смирнов показал, что производство работ по обороне он распределил следующим образом: восстановление верков и блиндажей 1-й линии должно было вестись войсками этой линии с помощью войск частного резерва; работы на 2-й линии — войсками частного резерва при помощи войск общего резерва и, наконец, возведение укреплений 3-й линии — войсками общего резерва. Между тем генерал-лейтенант Стессель, помимо его, свидетеля, отдал приказание контр-адмиралу Вирену отправить из морского резерва на Западный фронт 300 моряков для работ на Высокой и Плоской горах. Такое вмешательство генерала Стесселя нарушило весь порядок работ и ослабило как самые работы на 3-й линии, так и временно — силы общего резерва, который предназначался генералом Смирновым для отбития штурмов на Восточном фронте. Впоследствии, при содействии генерал-майора Кондратенко, 200 моряков удалось вернуть с западного фронта на восточный.
В начале ноября свидетель получил от генерал-лейтенанта Стесселя предписание, которым запрещалось производить работы на 2-й и 3-й линиях и вместо того предлагалось посылать людей общего резерва для работ на 1-ю линию. Оборона крепости с переходом на 2-ю, а затем и на 3-ю линию была для генерала Стесселя крайне несимпатична, так как с перенесением обороны на эти линии все здания Старого города подвергались обстрелу и негде было скрыться от опасности. Хотя он, свидетель, и исполнил предписание генерал-адъютанта Стесселя относительно посылки рабочих на 1-ю линию, но работ на 3-й линии не прерывал, и к началу декабря почти вполне их закончил. Особое внимание он, свидетель, уделял 3-й линии, где были поставлены орудия, принадлежавшие флоту, и где отлично разбитые редуты и глубокие траншеи он имел в виду поручить защите исключительно моряков, назначив начальником обороны 3-й линии контрадмирала Вирена, о чем последний и был предупрежден им еще в сентябре.
Вмешательство генерал-лейтенанта Стесселя в дела гражданского управления, по показанию бывшего гражданского комиссара Квантунской области и председателя городского совета в Порт-Артуре подполковника Вершинина выразилось, между прочим, в следующих фактах: будучи еще комендантом крепости Порт-Артур, генерал-лейтенант Стессель, приказом от 20 февраля 1904 г. № 152, освободил жителей города на время осадного положения от разных городских платежей, а также и от арендной платы за городские фанзы (распоряжением наместника платежи эти были восстановлены); приказом от 29 февраля 1904 года № 190 объявлена повышенная такса на кушанья и напитки в ресторанах города; также изменена такса для извозчиков; приказом от 31 января 1904 г. № 47 предписано домовладельцам впредь до организации ассенизационного обоза рыть ямы для свалки нечистот. Будучи начальником укрепленного Квантунской) района, генерал-лейтенант Стессель взял в свое ведение городскую паровую прачечную, учредил в ней свой надзор, вследствие чего пользование ею стадо затруднительно, а в октябре приказал здание прачечной взорвать; во время бомбардировок города воспретил закрывать магазины; выселял владельцев и жильцов из частных домов без всякого внимания к их нуждам; приказал свидетелю принять в командование одну из передовых батарей и назначил всех начальников участков области на должности в войсках без предварительного сношения с свидетелем, вследствие чего начальники участков оставили свои должности, не сдав дел и не представив отчетов. Затем свидетель приводит несколько фактов грубого обращения генерал-адъютанта Стесселя как с ним лично, так и с обывателями города Порт-Артур. Заявляя, что такое отношение высшего военного начальника к гражданской администрации не могло не отразиться на отношении войск к гражданскому населению и на отношении самого населения к делу обороны, подполковник Вершинин свидетельствует, что таковое отношение не вызывалось обстоятельствами, ибо городское население, считая себя обеспеченным в своих нуждах, все свои силы, все средства и всю энергию беззаветно предоставляло в течение всей осады общему делу — защите крепости.
Спрошенные по содержанию изложенных фактов при следствии в качестве обвиняемых бывший начальник укрепленного Квантунского района генерал-адъютант Стессель и бывший начальник штаба укрепленного Квантунского района генерал-майор Рейс, не признавая себя виновными в предъявленных к ним обвинениях:
первому — в том, что, оставшись самовольно в Порт-Артуре, он, генерал-адъютант Стессель, в нарушение приказа наместника его императорского величества на Дальнем Востоке от 14 апреля 1904. г. № 339, разъяснявшего права коменданта крепости, позволял себе вмешиваться в распоряжения коменданта по гражданской части в явный ущерб населению, вызывая своим несправедливым к нему отношением и грубостью недовольство, которое не могло способствовать, особенно в среде с образованием, к подъему патриотизма до самопожертвования, а возбуждало, напротив, ропот; в том, что совершенно произвольно, без законного основания, изменял и отменял распоряжения младших начальников и, таким образом, вносил полную неопределенность в отношении административных лиц и учреждений, что не могло не отразиться вредно на деле обороны;
и второму — в том, что, исполняя приказания начальника укрепленного района, явно нарушавшие существующие узаконения и превышавшие власть его, он, обвиняемый, не докладывал своему начальнику соответствующие статьи законов и положения о крепостях, как того требует смысл узаконений, определяющих обязанности начальников штабов, — объяснили.
Генерал-адъютант Стессель что, будучи в силу приказа наместника оставлен по высочайшему повелению в Порт-Артуре старшим начальником с подчинением ему коменданта, он, обвиняемый, считал, что все предоставленное младшему предоставлено и старшему. Ввиду этого он и отдавал распоряжения непосредственно. Он, обвиняемый, часто говорил генералу Смирнову, что обязанности их сходятся; он даже хотел, чтобы генерал Смирнов был его помощником, но, по совету генерала Кондратенко, от этого отказался. Поступал же как комендант потому, что был таковым по существу. Вмешательство свое, иногда в кажущиеся мелочи, он, обвиняемый, объясняет тем, что в то время мелочи эти были важны, к тому же все к нему обращались, и часто сам генерал Смирнов посылал к нему за разрешением. Что касается ущерба населения и грубости с ним, то он, обвиняемый, признает, что, может быть, кого-нибудь и выругал, и взыскал, но делал это по необходимости, в ущерб же населению никогда не действовал. В частности, обвиняемый объяснил, что распоряжение коменданта о Дальнинской больнице отменил потому, что для нее было отведено лучшее помещение, чем казармы 28-го полка, — Пушкинская школа; в казармы 10-го полка, занятые околотками, перевел 9-й госпиталь только в ноябре, после падения Высокой горы, когда здание госпиталя в Новом городе было все разбито; на 2-й линии обороны работы были приостановлены потому, что необходимо было немедленно укрепить 1-ю линию, так как японцы, атакуя Китайскую стенку, прорвались и были остановлены только 14-м полком; таково было мнение и генерала Кондратенко; жандармскую команду отправил на Ляотешань потому, что признавал присутствие жандармов на фортах бесполезным, а весьма полезным в местности Ляотешаня, у дер. Белинцзы, где постоянно прибрежные китайцы выходили в море.
Генерал-майор Рейс — что случаи вторжения генерал-адъютанта Стесселя в сферу прав коменданта действительно были, но они объясняются отсутствием регламентации отношений между начальником укрепленного района и комендантом крепости, и так как приказ наместника от 14 апреля 1904 г. за № 339 был известен генералу Стесселю, то он напоминать о нем считал излишним.
Ограничив, а по некоторым вопросам совершенно отстранив коменданта и приняв на себя обязанности его, генерал-адъютант Стессель оказывал вместе с тем бездействие власти в вопросах существенно важных для обороны относительно увеличения и улучшения средств питания гарнизона, а именно: 1) не использовал своевременно в возможной мере местных средств Кван-тунского полуострова, разрешив производство реквизиции лишь с 15 мая 1904 г., когда северная часть полуострова была уже в руках неприятеля и когда после поражения нашего под Кинч-жоу содействие нам китайцев не могло не уменьшиться; 2) во время осады в недостаточной степени заботился об улучшения питания гарнизона, несмотря на заявление о сем коменданта, а именно: а) не пополнил запаса овощей, несмотря на то что имел к тому возможность; б) не принял мер к правильному производству реквизиции лошадей, предусмотренной мобилизационным расписанием, и к увеличению в крепости числа голов скота, и в) не утверждал представлений коменданта об увеличении выдачи конины в конце осады крепости, когда это увеличение обусловливалось необходимостью поддержать физические силы истомленного гарнизона и бороться против цинги.
По данным предварительного следствия обстоятельства эти представляются в следующем виде:
Крепостной контролер, надворный советник Успенский показал, что ко дню прекращения сообщения крепости с Маньчжурскою армией в крепостном интендантстве было запасов (для гарнизона 40 тысяч человек): муки и сухарей примерно на 10 месяцев, крупы — на 4 месяца, солонины до 20 тысяч пудов и несколько сот голов скота. Квантунский полуостров далеко не был использован для приобретения у населения всего, что могло послужить довольствию войск, в особенности не были использованы северные участки полуострова, в которых, по заявлению начальника участка капитана Павловского, было много скота. Против покупки у населения полуострова скота возражал комиссар по гражданской части подполковник Вершинин, который ссылаясь на указания, данные ему наместником, говорил, что этим можно разорить население, так как оно будет лишено возможности обрабатывать свои поля. Реквизиция была назначена с 15 мая и по ней было взято мало скота, до 700 голов крупного и до тысячи — мелкого скота; покупкой же его до 15 мая было приобретено более. До обложения крепости можно было бы, по мнению свидетеля, сделать запас овощей, достаточный для продолжительной обороны, но об этом своевременно не позаботились.
Бывший гражданский комиссар Квантунской области подполковник Вершинин показал, что спрос на скот предъявлен был войсками немедленно после начала военных действий, и он быстро выбирался около центров расположения войсковых частей. 6 февраля штаб крепости сделал распоряжение о сгоне до 500 голов скота в распоряжение крепостного интенданта.
Так как приходилось для исполнения этого распоряжения забирать лишь оставшийся к этому времени скот, а не возбуждая крайнего неудовольствия в населении этого сделать было нельзя, то свидетель просил ограничиться в Порт-Артурском участке закупкой только мелкого скота, оставив крупный до окончания полевых работ. Просьба эта была, насколько помнит свидетель, уважена. Вместе с тем он полагает, что заготовка скота войсками в этот период не была бы особенно успешной, так как 24 апреля 1904 г. начальник 4-й Восточно-Сибирской стрелковой дивизии, генерал-лейтенант Фок сделал распоряжение о том, чтобы со всех участков полуострова скот сгонялся на северо-восток от кинчжоуской позиции. В подтверждение этого распоряжения последовал приказ по укрепленному району от 26 апреля 1904 года за № 171.
При обсуждении этого вопроса со старшинами выяснилось, что продажей рабочего скота население будет обездолено, хотя через две недели, когда закончатся посевы, оно охотно пойдет навстречу нуждам русских войск. Докладом от 28 апреля за № 2396 все вышеизложенное свидетелем было представлено на благоусмотрение начальника укрепленного района, который приказом по району от 30 апреля за № 195 разрешал населению продавать лишь такое количество скота, которое оно признает нужным. 2 мая 1904 года последовал приказ по укрепленному району № 201, которым реквизиция скота назначалась с 15 мая, однако последняя имела место только в одном Порт-Артурском участке, так как за два дня до наступления назначенного для реквизиции срока вся остальная часть области была уже в руках неприятеля. Свидетель полагает, что реквизиция в Кинчжоуском участке, будь она произведена 15 мая, все равно не дала бы никаких результатов, так как еще 11 мая начальник Кинчжоуского участка доносил, что все розыски скота скупщиками его от войск и города остаются тщетными и что севернее Нангалина все уже начисто взято, даже мелкий скот. Начальникам участков было приказано при приближения неприятеля скот угонять, запасы продовольствия увозить и уничтожать. Начальник Кинчжоуского участка вполне это выполнил и очистил от скота и запасов всю полосу между нашими войсками и передовыми силами неприятеля. Грузы и скот при хозяевах, снабженных особыми квитанциями, он отправил в дер. Судятынь в тылу кинчжоуской позиции, где и производилась приемка, расценка и расплата.
В отношении собственно реквизиции лошадей свидетель показал: 27 января 1904 года приказом наместника его императорского величества на Дальнем Востоке № 40 было указано, что при комплектовании войск лошадьми надлежит руководствоваться мобилизационным расписанием № 2; 29 января командующий войсками сообщил, что из этого расписания гражданскому управлению надлежит руководствоваться пунктами 26 и 27, но копии или выписки из них ни ранее, ни в этот раз прислано не было. Частной справкой было установлено, что мобилизационное расписание № 2 устанавливает комплектование войск лошадьми не на принципе военно-конской повинности, а путем реквизиции. Не имея этих сведений, гражданское управление не могло сделать предварительных распоряжений и не подготовило население и служащих. Вследствие этого к конскому набору путем реквизиции приступили с опозданием, без предварительной подготовки и без заранее выработанного плана. Доставка лошадей на сдаточные пункты производилась без маршрутов, довольствие их зависело от случайностей; население, не ознакомленное с сущностью этого набора, не только не способствовало ему, а наоборот, потребовались особые меры надзора и административного воздействия; туземная сельская администрация, пользуясь незнакомством населения с этой повинностью, не замедлила сделать из нее источник личных доходов. Первоначально население скрывало лошадей из опасения, что их отберут безвозмездно, но когда убедилось, что за каждую лошадь, независимо от ее качеств, выдается определенная сумма, то стало скрывать хороших лошадей и мулов и старалось сбыть плохих. Бороться с этим явлением можно было лишь при достаточном количестве административных агентов. По мобилизационному расписанию в помощь гражданской администрации надлежало назначить нижних чинов от войск. Но войска эту часть мобилизационного плана выполнили с большими отступлениями, а именно: начальник Бицзывоского участка получил троих нижних чинов вместо 16; начальник Годзялинского участка также троих вместо 22, а начальнику Порт-Артурского участка не было дано ни одного, хотя полагалось 18. При таких условиях из реквизиции лошадей китайцы извлекли значительные выгоды в ущерб интересам казны и особенно в ущерб качественному составу поставленных в войска лошадей. Реквизиция лошадей по мобилизационному расписанию должна была окончиться 31 января, а закончилась: в Кинчжоу — 5 февраля, а в Порт-Артуре — 6 февраля.
В Кинчжоу было сдано войскам: лошадей — 138 и мулов — 37, в Порт-Артуре: лошадей — 394 и мулов — 55. Другими данными он, свидетель, не располагает, однако полагает, что число всех взятых по реквизиции лошадей и мулов превышает число их, установленное пунктом 27-м мобилизационного расписания.
Кроме того, в Бицзывоском участке 11 мая было приобретено по добровольному соглашению еще 70 лошадей, и в Порт-Артуре реквизировано еще 15 лошадей для артиллерии.
Невзирая на происходивший конский набор, войска продолжали забирать подводы для работ и тем способствовали туземцам уклоняться от него. Были случаи, когда от поставки лошадей в войска освобождал сам генерал-лейтенант Стессель, так, например, это было допущено в отношении пары лошадей купца Верещагина.
Бывший крепостной интендант подполковник Достовалов, подтверждая в общем изложенные выше факты, дополняет их следующими цифрами: в период времени от начала войны до тесного обложения крепости было заготовлено: через посредство подрядчиков выписано из Инкоу и Маньчжурии до 2000 голов скота и из них заготовлено 18 554 пуда солонины; по соглашению с владельцами и реквизиционным путем было приобретено: быков и коров — 2288, козлов и баранов — 2046, свиней — 237; прислано из Ляояна и Кинчжоу мяса — 3859 пудов; всего было выдано войскам 49 532 пуда мяса, считая в этом числе вес конины от убоя 1331 лошади. Мясных консервов было получено 442 442 порции. К 27 января 1904 года было: муки 127 287 пудов, зерна пшеницы 553 850 пудов, крупы и рису 60 644 пуда, сухарей 64 529 пудов; за время осады приобретено покупкой риса и изготовлено на мельнице: крупы пшеничной, овсяной и ячменной — 46 939 пудов. Фуража было заготовлено: овса — 193 937 пудов; ячменя — 159 388 пудов и перевезено из Дальнего — 113 616 пудов бобов. Сено заготовлялось попечением самих войск, бывшее же в Кинчжоу, Дальнем и Талиенване было перевезено в Порт-Артур до 13 мая. Для закупки продуктов с шаланд, заходивших в бухты, по распоряжению генерал-лейтенанта Стесселя было выдано капитану Павловскому 5 тысяч рублей в середине сентября. От капитана Павловского свидетель получил в конце ноября 420 пудов капусты, 20 пудов луку и 2 пуда чесноку. Более продуктов от него не поступало, так как шаланды окончательно перестали заходить в бухты.
В заседании совета обороны 25 ноября 1904 года инженер-полковником Григоренко возбужден был вопрос об увеличении выдачи войскам конины, которая выдавалась по ½ фунта на человека два раза в неделю. Предлагая выдавать по ½ фунта на человека ежедневно, а больным в госпиталях по ½ фунта ежедневно, полковник Григоренко мотивировал это увеличение быстрым развитием цинги в войсках и даже в госпиталях.
Совет обороны единогласно решил этот вопрос в утвердительном смысле и определил: ввиду увеличивающейся заболеваемости среди нижних чинов и наступивших холодов выдавать на человека ежедневно по ½ чарки водки, ½ фунта конины и ½ фунта сухарей (из полковых запасов), сверх положенной дачи хлеба.
По поводу этого постановления генерал-адъютант Стессель в резолюции своей на журнале совета обороны 25 ноября изложил: «Относительно увеличения довольствия, все возможное будет сделано, но я предлагаю коменданту и начальникам дивизии строго проверить и требовать, чтобы не было получаемо довольствие на большее число людей, особенно это вредно отзывается на мясе — убой лошадей более требуемого изведет конский состав, а на чем же работать, на людях, что ли?».
Неосуществлением на деле со стороны генерал-лейтенанта Стесселя вышеприведенного постановления совета обороны 25 ноября генерал-лейтенант Смирнов объясняет быстрое развитие в войсках цинги.
Спрошенный при следствии в качестве обвиняемого генерал-адъютант Стессель, не признавая себя виновным в бездействии власти относительно увеличения и улучшения средств питания гарнизона, объяснил, что реквизиции приказано было производить задолго до Кинчжоуского боя и часть их была уже выполнена, но гражданский комиссар подполковник Вершинин сделал ему, обвиняемому, представление произвести реквизицию не ранее 15 мая, дабы не обездоливать китайцев и дать им возможность окончить полевые работы, на что он и согласился. Но события шли, и 13 мая была взята кинчжоуская позиция; севернее ее делать реквизиции было уже нельзя, а южнее делались и позже. Лошади принимались комиссией; никаких лошадей купцу Верещагину он, генерал-лейтенант Стессель, не освобождал. Все запасы зелени — капуста, лук, чеснок, картофель — были взяты. Подвоз припасов китайцами морем был то больше, то меньше, но это не было следствием злоупотреблений. Китайцам аккуратно платили. Но иногда под предлогом подвоза припасов они являлись шпионами, для присмотра за ними жандармская команда была переведена в дер. Велинцзы. Крепость сдалась не по недостатку хлеба, а вследствие невозможности держаться после взятия Большего Орлиного Гнезда.
Понимая, что дешевая уступка японцам позиции при Кинч-жоу, а равно и отдача им без боя всех остальных позиций вплоть до Зеленых гор, могут произвести неблагоприятное впечатление в армии и повлечь за собою отозвание его из Порт-Артура, генерал-лейтенант Стессель в донесениях своих о бое при Кинчжоу старался убедить командующего армией и наместника его императорского величества, что более упорное сопротивление у Кинчжоу было невозможным, что отступление от Кинчжоу к Нан-галину было произведено в отличном порядке и что отряд генерал-лейтенанта Фока «постепенно» отходит к Волчьим горам. Вместе с тем генерал-лейтенант Стессель, остававшийся во время боя при Кинчжоу в Порт-Артуре, т. е. приблизительно в 60 верстах в тылу, придал всем своим донесениям об этом бое такую редакцию, которая не оставляла сомнения, что он лично и притом с большою энергией руководил действиями войск. Так, в телеграмме командующему Маньчжурской армией о Кинчжоус-ком бое изложено: «Бой шел до 8 часов вечера, затем я приказал отходить с позиции на Нангалин, забрав легкие орудия и пулеметы, а тяжелые, бывшие китайские, приказал уничтожить. Теперь отходим постепенно в Артур». В другой телеграмме говорится: «Бой длился с 4 часов утра до 8 ½ часов вечера, когда я отдал приказание оставить позицию, уничтожив и испортив все тяжелые невывозные орудия...»; «...в этом жарком деле мы выпустили все снаряды...»; «...отступили в отличном порядке до Нангалина, а здесь частные лица, уходящие со станции, произвели беспорядок, некоторым показалась японская кавалерия, они начали стрелять, некоторые дробью, начали стрелять и наши тринадцатого и четырнадцатого...»; «...прошу генералам Фоку и Надеину Георгия 3-го класса, остальных представлю». 15 мая генерал-лейтенант Стессель донес командующему Маньчжурской армией: «Отряд генерала Фока постепенно отходит к Волчьим горам...»; «Твердо убежденный, что войска Квантуна покроют себя славой героев, но предел есть во всем, будем драться до последнего». В письме своем генерал-адъютанту Куропаткину от
I июня 1904 года генерал-адъютант Стессель совершенно не согласно с действительностью писал, что начиная с 26 января он лично не пропустил ни единой бомбардировки и всегда бывает при всех возможных столкновениях, тогда как в местах боя его никогда не видали.
Обстоятельства обороны нашими войсками кинчжоуской цо-зиции, очищения ее и отступления к Волчьим горам изложены уже выше. В частности, характер отступления и обстоятельства возникшей во время отступления паники у Нангалина, по данным предварительного следствия, основанным на показаниях участников-очевидцев Кинчжоуского боя, представляются в следующем виде:
Бывший командир оборонявшего Кинчжоускую позицию 5-го Восточно-Сибирского стрелкового полка генерал-майор Третьяков, излагая обстоятельства, при которых полк его начал очищать позицию, свидетельствует, что это было «общее отступление, но никак не бегство». Двигаясь с остатками полка к Нангалину, свидетель этот услыхал вдруг позади себя страшную ружейную пальбу; мимо него промчались какие-то повозки, а за ними какая-то артиллерия; за артиллерией повалили обозы; все неслось и что-то кричало; в хвосте колонны послышались крики «кавалерия!», и затрещали винтовки; пронесся мимо поезд, его обстреливали какие-то стрелки, но затем все успокоилось и полк с музыкой вошел на ст. Нангалин. Дальнейшее движение полка к Порт-Артуру затруднено было тем, что дорога была буквально запружена беглецами из г. Дальнего; в дер. Палиджуань, около Артура, полк встретил генерал-лейтенант Стессель и похвалил за молодецкое дело, раненые и оставшиеся в строю (более 50 человек) были награждены им Георгиевскими крестами.
Генерального штаба капитан Романовский показал, что мимо него прошли остатки 5-го полка сравнительно в порядке. Около
11-ти часов у железнодорожного разъезда близ дер. Нангалин началась паника, во время которой телеграфист разъезда, сняв аппарат, убежал, а поезд с ранеными, к которому прицеплен был и вагон штаба дивизии, несмотря на крики «стой, стой!», полным ходом умчался к Нангалину. Как только началась паника, генерал Фок вышел из вагона и приказал играть сигнал «стой!» и «отбой!», около разъезда находился 1-й батальон 13-го полка, который скоро собрался в порядке. В тылу же, где находились 15-й и 14-й полки, стрельба продолжалась еще 10–15 минут. Генерал Фок верхом поехал к Нангалину. Причиной паники, как потом говорили свидетели, было появление нескольких наших конных охотников, которых кто-то принял за японцев и крикнул: «Кавалерия!». Поздно ночью у Нангалина сосредоточились все части и на рассвете продолжали отступление.
Генерал-лейтенант Фок — что паника была следствием боевого возбуждения людей и скоро была остановлена его распоряжением играть сигнал «сбор».
По показанию бывшего командира 4-й Восточно-Сибирской стрелковой артиллерийской бригады генерал-майора Ирмана отступление началось засветло, и так как штатом дивизии не был своевременно определен порядок отступления, то произошел беспорядок, и как следствие его паника в обозе и в некоторых ротах, стрелявших в темноте друг в друга. Дивизия ночевала на ст. Нан-галин. Арьергард ее — у дер. Наньгуалин. На рассвете 14 мая он начал отступать в полном порядке и, дойдя, не преследуемый противником, до ст. Нангалин, занял здесь позицию, дивизия же в порядке потянулась по Средней Артурской дороге. По пути к ней присоединился Дальнинский отряд — 16-й Восточно-Сибирский стрелковый полк и 4-я батарея вверенной свидетелю бригады под командой полковника Раздольского. Этот отряд занял позицию и, пропустив дивизии с арьергардом, сталь отходить в качестве последнего. В горах, у дер. Топингоу, дивизия остановилась для ночлега на 15 мая, 5-й же и 15-й полки и две батареи 7-го Восточно-Сибирского стрелкового артиллерийского дивизиона последовали прямо в Порт-Артур. От дер. Топингоу, по Средней дороге, через Шининзинский перевал дивизия с ее артиллерией отошла на 11-ю версту от Порт-Артура по железной дороге и расположилась биваком впереди Волчьих гор.
По показанию бывшего командира 1-й бригады 4-й Восточно-Сибирской стрелковой дивизии, генерал-майора Надеина части отступать от Кинчжоу в беспорядке и некоторым из них приходилось пробиваться через бывшие в тылу позиции для обороны ее с юга проволочные заграждения. Наконец, бывший начальник артиллерии 3-го Сибирского армейского корпуса генерал-лейтенант Никитин показал, что генерал-лейтенант Стессель приказал генералу Фоку отступить со всеми войсками в Порт-Артур и ждал их здесь, нервничая и спрашивая окружающих: «Чего они не идут? Скоро ли они придут?».
Спрошенный при следствии в качестве обвиняемого генерал-лейтенант Стессель, не признавая себя виновным в предъявленном к нему обвинении в неправильных донесениях высшим начальствующим лицам о Кинчжоуском бое, не оставляющих сомнения в прямом и непосредственном участии его как в этом бою, так и в других боях — до 1 июня, когда им отправлено было вышеуказанное письмо генерал-адъютанту Куропаткину, — объяснил:
В телеграммах своих он, обвиняемый, ничего не говорил, что был на позиции, но в некоторых случаях руководил обороной кинчжоуской позиции; так, он, обвиняемый, по телеграфу приказал сотне казаков двинуться для захвата будто бы брошенных японцами орудий, но донесение о сем генерала Надеина оказалось преждевременным. Так как распоряжение это отдал он, обвиняемый, то и написал в телеграмме: «Я приказал казакам...». Доказательством, что войска отступили в отличном порядке, служит то, что 13,14,15 и 16-й полки шли расстояние 25–30 верст до позиции между Нангалином и Волчьими горами от вечера 13-го числа по 17-е включительно, т. е. четыре дня. Тот факт, что 5-й полк потерял почти половину своего состава и более половины офицеров, доказывает, как стойко дрался этот полк, отступивший только тогда, когда не было возможности более держаться без поддержки своей артиллерии; нервности у него, обвиняемого, никакой не было, а только жаль было 5-го полка, которым он когда-то командовал. Кажется, 14 или 15 мая он, обвиняемый, выезжал навстречу этому полку к Кумирнскому редуту. Что войска отходят в порядке и 16 мая будут на Средней Артурской дороге в Талингоу, он имел сведения и говорил, что очень уж медленно Фок отходит. Беспорядок в тылу произошел потому, что несколько служащих на ст. Тафашин и на полустанке Перелетном, ошалевшие, выбежали к отступавшим войскам, стреляли из дробовиков и кричали: «Кавалерия!». Порядок был скоро восстановлен командирами, офицерами и самим Фоком, а поручик 13-го полка Ясевич успел даже захватить на ст. Тафашин депеши и уничтожить самую станцию. Начиная с 27 января, т. е. со дня первой бомбардировки крепости с моря, он, обвиняемый, был во всех делах: так, 27 января он во все время бомбардировки крепости с судов 12-дюймовыми бомбами находился на Электрическом утесе; там же был во время бомбардировок с моря 11 и 26 февраля, 9 или 11 и 31 марта. Это могут подтвердить бывший командир батареи Электрического утеса капитан (ныне подполковник) Жуковский и офицеры соседних батарей Золотой горы и Лагерной. Затем он, обвиняемый, всегда был на передовых позициях, где расположились войска по отступлению от Кинчжоу; так, он был на позициях генерала Никитина, охотников 13-го полка (поручиков Афанасьева и Филиппова), полковника Савицкого, подполковника Русакова, генерала Надеина. Он, обвиняемый, не был только в стычке севернее Кинчжоу в первых числах мая и в бою на кинчжоуской позиции 12 и 13 мая. В этот последний день он, обвиняемый, не мог быть у Кинчжоу потому, что назначенный для него паровоз взят был Генерального штаба подполковником Иолшиным, другого же совсем не было. После этого боя до 10 июня боев не было, а были только стычки и поиски охотничьих команд, в которых ему также быть не случалось, кроме поисков охотников 13-го полка поручика (ныне штабс-капитана) Афанасьева у горы Юпилаза.
Стремясь еще более уверить своих начальников, что в бою под Кинчжоу было сделано все возможное для упорного удержания этой позиции, генерал-лейтенант Стессель в тех же донесениях ходатайствовал о награждении орденом Св. Георгия III степени генерал-лейтенанта Фока, который проявил в означенном бою полную нераспорядительность и растерянность, и генерал-майора Надеина, который не имел возможности оказать в этом бою выдающегося подвига, так как бой велся, главным образом, командиром 5-го Восточно-Сибирского стрелкового полка полковником (ныне генерал-майором) Третьяковым.
Предварительным следствием обнаружено и в других случаях неправильное, а иногда даже ложное представление генерал-лейтенантом Стесселем подведомственных ему чинов к наградам. Так, например, начальник штаба укрепленного района полковник (ныне генерал-майор) Рейс получил четыре боевых награды, и в том числе орден Св. Георгия IV степени.
Спрошенные при следствии по сему поводу в качестве свидетелей показали:
Генерал-майор Рейс, — что представления к ордену Св. Георгия, ввиду затруднительности представлять наградные листы, делались телеграммами, в которых описания подвигов не было; телеграммы эти составлялись лично генералом Стесселем, и чем именно он руководствовался при каждом данном представлении ему, свидетелю, неизвестно. Он, свидетель, был в боях 20 и 21 июня и 13–17 июля, и участие его выражалось в объезде с генералом Стесселем позиции, в передаче его распоряжений и в докладе ему полученных сведений о ходе боя. К ордену Св. Георгия IV степени он, свидетель, был представлен генералом Стесселем за участие в боях по отбитию августовских штурмов включительно; особых подвигов, дающих право на получение такой высокой награды, он не совершал и не считает себя заслужившим ее.
Генерал-лейтенант Надеин — что орден Св. Георгия III степени получил за отступление с передовых позиций 12 июня и с Волчьих гор 15 июля, где взял обратно у японцев захваченную ими батарею штабс-капитана Швиндта и удержал натиск противника на наш левый фланг с самыми незначительными потерями.
Бывший комендант крепости Порт-Артур генерал-лейтенант Смирнов, — что генерал-лейтенант Фок во время действий в пределах района не совершил никакого подвига, который подлежал бы награждению орденом Св. Георгия III степени; что полковник (ныне генерал-майор) Рейс ни в каком деле не был и что генерал Надеин Георгиевский крест заслужил, будучи бесспорно храбрым, хотя в пределах крепости подвигов и не совершил; никакого подвига, заслуживающего награждения орденом Св. Георгия IV степени, по мнению свидетеля, не совершили также награжденные им бывший командир 15-го Восточно-Сибирского стрелкового полка полковник (ныне генерал-майор) Грязнов, командир 4-й сотни 1-го Верхнеудинского полка Забайкальского казачьего войска есаул Канцевич, капитан (ныне подполковник) 16-го Восточно-Сибирского стрелкового полка Музеус и личный адъютант генерала Стесселя, поручик князь Гантимуров.
Генерал-майоры Горбатовский и Ирман и полковник Хвостов отозвались неведением, за что награждены орденами Св. Георгия генералы Фок и Надеин и полковник Рейс. По мнению свидетеля, генерала Горбатовского, пристрастие и несправедливость при награждении орденом Св. Георгия были. То же полагает свидетель, генерал-майор Ирман.
Бывший командир Порт-Артура контр-адмирал Григорович и бывший помощник коменданта по морской части и заведовавший морской и минной обороной крепости контр-адмирал Лощинский свидетельствует о пристрастии генерал-адъютанта Стесселя в наградах к чинам армии в ущерб чинам флота.
Командовавший в Порт-Артуре отдельным отрядом броненосцев и крейсеров контр-адмирал Вирен показал, что обостренные отношения между высшими начальниками военно-сухопутного и морского ведомства отражались в том, что многие морские офицеры и нижние чины не получали вполне заслуженных наград; со стороны генерал-лейтенанта Стесселя, по мнению свидетеля, в этом деле было мало справедливости, «был хаос». Особенно много было обиженных среди матросов.
Из приложенных к следственному производству донесений генерал-адъютанта Стесселя видно, что о награждения генералов Фока и Надеина и полковника (ныне генерал-майор) Рейса сделаны им были следующие представления:
Его императорскому величеству:
15 июля 1904 г. о генерале Фоке: «...Священной обязанностью почитаю свидетельствовать об особых отличиях генералов Фока и Кондратенко...», 10 августа 1904 года о генерале Фоке и полковнике Рейсе: «...И среди достойных есть достойнейшие...», 13 августа о генерале Фоке: «...Генералы Кондратенко и Фок заслуживают всякой награды...».
Наместнику его императорского величества на Дальнем Востоке: в донесении о Кинчжоуском бое о генералах Фоке и Надеине: «...Прошу Георгия III степени...», 22 июня о генерале Фоке: «...Долгом считаю ходатайствовать об особом награждения моих ближайших помощников, генералов Фока и Кондратенко...», 13 июля о генерале Фоке: «...Священной обязанностью почитаю свидетельствовать об особых отличиях генерала Фока...», 2 августа — о полковнике Рейсе: просится об утверждении его в должности начальника штаба корпуса с производством в генералы; 17 августа о генерале Фоке: «...Особенно прошу о награждении Кондратенко и Фока...»; 10 октября о генерале Надеине, который назван в числе «особенно отличившихся своею деятельностью».
Командующему Маньчжурской армией: 13 мая, 22 июня, 13 июля и 18 августа о генерале Фоке и 10 октября 1904 года о генерале Надеине, все в тех же выражениях, как и наместнику.
Из имеющегося в деле и составленного в Главном штабе списка лиц бывшего Порт-Артурского гарнизона, награжденных орденом Св. Георгия и золотым оружием с надписью «За храбрость», видно, что генерал Фок и полковник (ныне генерал-майор) Рейс награждены: первый орденом Св. Георгия III степени, а второй — орденом Св. Георгия IV степени — «За мужество и храбрость, оказанные в делах против японцев в период бомбардировок и блокады Порт-Артура»; что генерал-лейтенант Фок награжден золотым оружием с надписью «за храбрость» с бриллиантовыми украшениями — «за мужество и храбрость, оказанные при отбитии штурмов Порт-Артура в августе, сентябре и октябре месяцах 1904 года», и генерал-майор (ныне генерал-лейтенант) Надеин орденом Св. Георгия III степени — «за отличия в делах против японцев при отбитии штурмов Порт-Артура в октябре месяце и с 7-го по 19-е ноября 1904 года», все трое, во всех случаях по непосредственному его императорского величества соизволению, согласно ходатайства генерал-адъютанта Стесселя (Высочайшие приказы 24 октября 1904 года и 27 января 1905 года). Спрошенный при следствии в качестве обвиняемого генерал-адъютант Стессель, не признавая себя виновным в неправильном и даже ложном представлении подведомственных ему чинов к наградам, объяснил, что генералов Фока и Надеина представил к ордену Св. Георгия III степени за то, что они распоряжались боем на Циньчжоуской позиции, который хотя и был для нас неудачен, но остановил немедленное движение трех японских дивизий вперед; полковник Рейс представлен был им, обвиняемым, к ордену Св. Георгия IV степени за рекогносцировку путей, которыми японцы могли продвинуться к Зеленым горам, и за то, что очень часто бывал на передовых позициях. Поручик князь Гантимуров был представлен к ордену Св. Георгия IV степени не им, обвиняемым, а собранною под его председательством Кавалерскою думою ордена, за то, что был два раза посылаем охотником в армию, а 20 июня на Зеленых горах оказал подвиг мужества, выведя под огнем пулеметы и установив их удачно на позицию, причем был тяжело ранен.
366 Околоток — часть лазарета, в которой живут выздоравливающие.
<< Назад
Вперёд>>
