Глава 11. Отступление русской армии. Царь становится главнокомандующим. Растущее влияние царицы (февраль – сентябрь 1915 г.)
Несмотря на успехи русской армии в Галиции осенью 1914 года, весной 1915 года ситуация оставалась очень неопределенной. Обе стороны готовились к возобновлению борьбы, прелюдией к которой были сражения января и февраля. Если говорить о русской армии, то, казалось, было сделано все возможное, чтобы усилить ее боеспособность и обеспечить беспрерывное снабжение боеприпасами и амуницией. По крайней мере, царь, полагаясь на донесения, которые он получал, думал, что это именно так. Он возлагал все свои надежды на успех весенней кампании.
Австрийцы первыми перешли в наступление, но русские отчаянно контратаковали, и скоро их превосходство стало ощутимым по всему фронту. В первой половине марта русские войска закрепили свой успех. 19 марта они взяли крепость Перемышль. Они захватили гарнизон крепости и значительный запас оружия. В стране с ликованием встретили известие об этой победе. 21 марта царь вернулся из штаб-квартиры Генштаба. Он был в приподнятом настроении. Неужели война наконец-то начала складываться в пользу России?
В середине апреля русские дивизии стояли на гребне Карпатской гряды и угрожали занять богатейшие равнины Венгрии. Австрийская армия была на последнем издыхании. Но все эти успехи были достигнуты ценой огромных потерь, а бои в горах продолжались в условиях невыносимо тяжелых даже для победителя. Продолжающиеся военные действия начали сказываться на численности и структуре населения. Стало очевидным, что высокие цены на продукты питания и плохие дороги почти парализовали экономическую жизнь страны. Необходимо было без промедления искать выход из этой ситуации.
Однако Германия не могла оставаться равнодушной к разгрому австрийской армии и, как только она осознала опасность, сразу же решила не допустить этого всеми доступными способами. Несколько германских соединений были переброшены на восток от Кракова. Командование ими было поручено генералу Макензену, который должен был начать наступление на фланги российской армии и попытаться отрезать от остальных войск армию, действующую в Карпатах. Наступление началось в первые дни мая, и под давлением немцев русская армия, расквартированная в Западной Галиции, была вынуждена отступить на восток. Она должна была признать потерю Карпат, завоевание которых досталось столь дорогой ценой, и спуститься на равнину. Войска сражались с необыкновенным мужеством, но им катастрофически не хватало оружия и амуниции.
Отступление продолжалось. 5 июня была сдана крепость Перемышль, а 22 июня – Лемберг. К концу месяца вся Галиция – эта исконно славянская земля, взятие которой наполнило сердца русских такой радостью, – была оставлена российскими войсками.
Тем временем германские войска начали массированное наступление в Польше и стали быстро продвигаться на восток, несмотря на упорное сопротивление русских. Это был очень тяжелый период. Весь русский фронт подвергся атаке и в нескольких местах под давлением австро-германской армии был прорван. Люди хотели знать, кто виноват в этой катастрофе. Они требовали назвать виновных и наказать их.
Подобное развитие событий стало страшным ударом для царя. Это был настоящий шок: ничего подобного он не ожидал. Однако он не опустил руки. 25 июня он уволил военного министра генерала Сухомлинова, чья преступная халатность привела к тому, что армия не имела запасов оружия, боеприпасов и амуниции. 27-го он созвал заседание Генерального штаба, на котором присутствовали все министры. На повестке дня стоял один вопрос: как поднять дух страны, как мобилизовать все ее силы и ресурсы на борьбу не на жизнь, а на смерть против ненавистного врага?
Было решено созвать сессию Думы. Первое заседание Думы состоялось 1 августа, в годовщину объявления войны Германией России. Твердая и мужественная позиция, занятая Думой, способствовала тому, что взбудораженная общественность несколько успокоилась. Однако, призвав всю нацию сплотиться для защиты Отечества, Дума потребовала найти и наказать виновных. Через несколько дней царь назначил «следственную комиссию», чтобы определить, кто ответственен за позор страны.
Тем временем наступление Германии в Польше продолжалось. 5 августа русские войска оставили Варшаву и отошли на правый берег Вислы. 17 августа пал Ковно. Под натиском врага сдавались одна за другой все русские крепости. Казалось, врага остановить уже невозможно. К концу августа вся Польша оказалась в руках немцев.
Поражения русской армии приобрели масштаб катастрофы, что угрожало самому существованию страны. Сможем ли мы остановить вражескую орду, или нам придется повторить ситуацию 1812 года и отойти в глубь территории, отдав часть русской земли неприятелю? Неужели все принесенные жертвы были напрасны?
Страна стонала из-за оттока мужчин на фронт и постоянных сборов денег и продовольствия в пользу армии. Сельскому хозяйству катастрофически не хватало рабочих рук и тягловой силы. В городах непрерывно росла стоимость жизни из-за дезорганизации работы железных дорог и притока беженцев. Из уст в уста передавались самые пессимистические новости. Говорили о предательстве, саботаже и т. д. Русское общественное мнение, переменчивое и склонное к преувеличению как в радости, так и в печали, погрузилось в пучину самых мрачных ожиданий.
Именно в этот момент, когда Россия переживала острейший кризис, Николай II решил взять на себя командование русской армией.
В течение нескольких месяцев царица уговаривала царя решиться на это, но он отклонял ее предложение, не желая смещать великого князя с поста, на который сам же и назначил его. Когда началась война, его первой мыслью было возглавить русскую армию, но, поддавшись уговорам министров, он решил оставить эту столь милую его сердцу идею. Царь всегда жалел об этом, и теперь, когда немцы взяли Польшу и продвигались по русской земле, он посчитал преступлением оставаться вдали от фронта и не принимать активного участия в защите своей страны.
11 июля царь вернулся из Ставки и провел в Царском Селе два месяца. Там он и принял это важное для себя решение. Я хочу передать разговор, который состоялся у нас с ним 16 июля. Этот разговор ясно показывает, какие идеи вдохновляли его в это время. В тот день мы с Алексеем Николаевичем гуляли в парке, и он присоединился к нам и начал рассказывать сыну о последней поездке на фронт. Затем, повернувшись ко мне, он сказал:
– Вы не представляете, как тяжело быть вдали от войск. Кажется, что здесь все высасывает из меня энергию и лишает воли и решимости. Повсюду ходят какие-то нелепые и страшные слухи и рассказы, и им все верят. Людей здесь не интересует ничего, кроме интриг и всякого рода мистики; на первом плане у них только свои низменные интересы. На фронте солдаты сражаются и умирают за свою страну. Там всеми владеет единственная мысль – решимость победить любой ценой. Все остальное забыто, и, несмотря на все наши потери и отступления, все уверены в победе. Все, способные носить оружие, должны быть сейчас в армии. Если же говорить обо мне, то никогда я так не спешил вновь оказаться вместе с моими солдатами.[35]
Царица смогла воспользоваться таким настроем мужа. Она твердо решила преодолеть все трудности, но двигали ею несколько другие соображения. Она страстно желала отстранения от командования войсками великого князя Николая, которого она обвиняла в попытках погубить репутацию и престиж царя и в тайной подготовке дворцового переворота, который служил бы его собственным интересам. Основываясь на определенного рода информации, полученной от Вырубовой, она была убеждена, что Генштаб – центр заговора, целью которого был захват царицы в отсутствие мужа и заточение ее в монастырь.
Царь же, напротив, был полностью уверен в верности великого князя Николая. Он считал его неспособным на преступление, но вынужден был признать, что великий князь участвовал в заговоре против царицы. Тем не менее он не поддавался на уговоры царицы до тех пор, пока внутреннее стремление встать во главе своих войск не переросло в веление совести. Личным участием в общей борьбе он надеялся показать всему миру, что это будет война до последнего солдата, и доказать, что уверен в конечной победе России. В этот трагический момент он считал своим долгом поставить на карту свою жизнь и личную судьбу, а как глава государства – взять на себя весь груз ответственности. Своим присутствием в войсках он надеялся восстановить доверие, поскольку их дух был подорван чередой поражений; солдаты устали сражаться с врагом, чья сила главным образом состояла в превосходстве в вооружении.
Несмотря на последние события, престиж великого князя Николая все еще был очень велик. В этот первый год войны он доказал и свой характер, и железную волю. Тот факт, что он был снят со своего поста в период поражений, свидетельствовал о том, что именно на него возложили ответственность за эти поражения. Его отстранение от командования неизбежно рассматривалось как наказание, в равной степени несправедливое и оскорбительное для него. Царь прекрасно все понимал, но все-таки пошел на этот шаг – против своей воли, как, впрочем, многое из того, что он делал. Сначала он хотел оставить великого князя при Генштабе, но это поставило бы экс-главнокомандующего в неловкое положение. Царь решил назначить его генерал-губернатором Кавказа и главнокомандующим войсками, сражавшимися против турок.
Царь передал решение взять в собственные руки Верховное командование армией своим министрам. Это произошло на совете, который собрался в Царском Селе за несколько дней до его отъезда в Генштаб. Новость ошеломила всех присутствующих, и они изо всех сил пытались убедить царя изменить решение, указывая на то, что оно может иметь серьезные последствия для положения в стране: ведь глава государства будет проводить большую часть времени в Ставке, в 500 километрах от столицы. Они напомнили ему о его бесчисленных обязанностях и просили не взваливать на свои плечи дополнительный груз. В качестве последнего довода они заявили, что в столь критический момент царю не стоит становиться во главе войск. В случае нового поражения он мог сам стать объектом критики, что могло подорвать его престиж и власть.
Но царь был непоколебим. Некоторые члены его ближайшего окружения предприняли еще несколько попыток переубедить его, но им это не удалось, и 4 сентября вечером он отбыл в Могилев, где в то время находилась Ставка. На следующий день он подписал приказ, которым объявлял войскам, что лично возглавил командование. В конце он собственноручно приписал: «С непоколебимой верой в милосердие Божие и твердой уверенностью в победе мы выполним свой священный долг по защите Отечества и никогда не позволим врагу топтать нашу землю».
Он повторил клятву, которую принял в самом начале войны, и тем самым поставил на кон свою корону.
Во Франции и Англии известие об этом было воспринято с удивлением и не без опаски. Однако этот его поступок расценили как клятву, которой Россия (в лице царя) связывала себя с Антантой. Это было как раз в тот момент, когда серия военных неудач послужила толчком к зарождению сепаратистских настроений. Все ведущие газеты стран Антанты подчеркивали важность принятого царем решения. Выражалась надежда, что оно поднимет дух русского войска и будет способствовать победе в войне. Русские газеты пестрили восторженными статьями, однако на самом деле поначалу мнения относительно разумности принятого решения резко разделились. В самой армии, как мы увидим, присутствие царя способствовало подъему духа войска и придало новый импульс военной кампании.
Когда-нибудь история покажет, каковы были политические и военные последствия этого шага, который, без сомнения, со стороны царя являлся актом мужества и веры.
Как я и боялся, очевидное безразличие, с которым относились к Распутину зимой, было временным явлением. Во время майских поражений русской армии его влияние опять возросло и даже стало еще сильнее, чем было. Впрочем, это легко объяснимо. В начале войны и царь, и царица были полностью захвачены одной идеей – идеей спасения России – и часами упивались мыслью о том, как они любят свой народ и как народ отвечает им взаимностью. Это ощущение единства монархии и народа наполняло их сердца надеждой. Они искренне верили, что являются центром общенационального движения, охватившего всю Россию. События следующих месяцев не поколебали их мужества и решимости. Они сохранили веру в то, что весеннее наступление приведет к победе русского оружия.
Последовавшая за этим катастрофа на театре военных действий погрузила их в пучину отчаяния. В своем горе царица не могла не обратиться за моральной поддержкой к тому, кого уже считала не только спасителем сына, но и представителем всего русского народа, ниспосланным Богом, чтобы спасти Россию и императора.
Неверно полагать, что личные амбиции или жажда власти заставили царицу начать вмешиваться в политику. Она боготворила своего мужа так же, как боготворила своих детей, и пределу ее преданности любимым не было. Ее единственным желанием было оказаться полезной царю в его тяжелой работе и помогать ему советом.
Убежденная, что самодержавие является единственной формой правления, подходящей для России, царица полагала, что любая уступка требованиям либералов – преждевременна. По ее мнению, необразованные массы русского народа может повести за собой только царь, с личностью которого ассоциируется вся полнота власти. Она была убеждена, что для русского мужика царь является символом единства, величия и славы России, главой государства и помазанником Божьим. Посягать на его власть (даже частично!) означало подорвать веру русского крестьянина и навлечь самые ужасные несчастья на страну. Царь должен не только править – он должен управлять государством твердой и сильной рукой.
К этой новой задаче царица подошла с той же решимостью, мужеством и – увы! – с той же слепотой, которые она в полной мере проявляла в борьбе за жизнь своего сына. Но по крайней мере, она была последовательна и логична в своих ошибках. Уверенная, что единственная опора династии – народ и что Распутин избран Богом (ведь она же была свидетельницей действия его молитв!), она твердо верила, что этот простой мужик может использовать свою сверхъестественную силу, чтобы помочь империи и царю.
Хитрый и проницательный, Распутин никогда не давал советов в политических вопросах – в лучшем случае он осторожно предостерегал. Он всегда старался быть в курсе того, что происходило при дворе, быть в курсе личных переживаний царя и его жены. Поэтому, как правило, его пророчества отвечали тайным желаниям царицы и подтверждали их. Фактически не могло быть сомнений в том, что именно она вдохновляла «прорицателя», но, так как ее желания интерпретировались Распутиным, в ее глазах они приобретали вид откровения.
Перед войной влияние царицы на решение политических вопросов было эпизодическим. Обычно оно ограничивалось требованием удалить от двора всякого, кто проявлял враждебность к «старцу». В первые месяцы войны в этом смысле ничего не изменилось, однако после поражений русской армии весной 1915 года, а в особенности после того, как царь принял на себя командование войсками, царица стала играть все большую роль в делах управления государством, поскольку она хотела помочь мужу, который взвалил на свои плечи груз непомерной ответственности. Она была измучена и больше всего на свете хотела мира и покоя, но по собственной воле пожертвовала личным комфортом во имя того, что считала своим священным долгом.
Сдержанная и в то же время импульсивная, царица, а прежде всего – жена и мать, никогда не была счастлива за пределами своего домашнего очага. Она была хорошо образованна, артистична, любила искусство. Ей нравилось мечтать и философствовать, и очень часто она полностью уходила в свои мысли и переживания. Однако она моментально выходила из этого состояния погруженности в себя, как только чувствовала приближение опасности. И тогда она бросалась на противника со всем пылом страстной натуры. Она обладала прекрасными человеческими качествами и всегда стремилась к достижению самых высоких идеалов. Но страдания сломили ее. Она стала лишь тенью себя прошлой, и у нее часто случались периоды мистического экстаза, во время которых она теряла всякое чувство реальности. Примером тому может служить ее вера в Распутина.
Именно поэтому в своем желании спасти мужа и сына, которых она любила больше жизни, она своими руками выковала оружие их гибели.
Австрийцы первыми перешли в наступление, но русские отчаянно контратаковали, и скоро их превосходство стало ощутимым по всему фронту. В первой половине марта русские войска закрепили свой успех. 19 марта они взяли крепость Перемышль. Они захватили гарнизон крепости и значительный запас оружия. В стране с ликованием встретили известие об этой победе. 21 марта царь вернулся из штаб-квартиры Генштаба. Он был в приподнятом настроении. Неужели война наконец-то начала складываться в пользу России?
В середине апреля русские дивизии стояли на гребне Карпатской гряды и угрожали занять богатейшие равнины Венгрии. Австрийская армия была на последнем издыхании. Но все эти успехи были достигнуты ценой огромных потерь, а бои в горах продолжались в условиях невыносимо тяжелых даже для победителя. Продолжающиеся военные действия начали сказываться на численности и структуре населения. Стало очевидным, что высокие цены на продукты питания и плохие дороги почти парализовали экономическую жизнь страны. Необходимо было без промедления искать выход из этой ситуации.
Однако Германия не могла оставаться равнодушной к разгрому австрийской армии и, как только она осознала опасность, сразу же решила не допустить этого всеми доступными способами. Несколько германских соединений были переброшены на восток от Кракова. Командование ими было поручено генералу Макензену, который должен был начать наступление на фланги российской армии и попытаться отрезать от остальных войск армию, действующую в Карпатах. Наступление началось в первые дни мая, и под давлением немцев русская армия, расквартированная в Западной Галиции, была вынуждена отступить на восток. Она должна была признать потерю Карпат, завоевание которых досталось столь дорогой ценой, и спуститься на равнину. Войска сражались с необыкновенным мужеством, но им катастрофически не хватало оружия и амуниции.
Отступление продолжалось. 5 июня была сдана крепость Перемышль, а 22 июня – Лемберг. К концу месяца вся Галиция – эта исконно славянская земля, взятие которой наполнило сердца русских такой радостью, – была оставлена российскими войсками.
Тем временем германские войска начали массированное наступление в Польше и стали быстро продвигаться на восток, несмотря на упорное сопротивление русских. Это был очень тяжелый период. Весь русский фронт подвергся атаке и в нескольких местах под давлением австро-германской армии был прорван. Люди хотели знать, кто виноват в этой катастрофе. Они требовали назвать виновных и наказать их.
Подобное развитие событий стало страшным ударом для царя. Это был настоящий шок: ничего подобного он не ожидал. Однако он не опустил руки. 25 июня он уволил военного министра генерала Сухомлинова, чья преступная халатность привела к тому, что армия не имела запасов оружия, боеприпасов и амуниции. 27-го он созвал заседание Генерального штаба, на котором присутствовали все министры. На повестке дня стоял один вопрос: как поднять дух страны, как мобилизовать все ее силы и ресурсы на борьбу не на жизнь, а на смерть против ненавистного врага?
Было решено созвать сессию Думы. Первое заседание Думы состоялось 1 августа, в годовщину объявления войны Германией России. Твердая и мужественная позиция, занятая Думой, способствовала тому, что взбудораженная общественность несколько успокоилась. Однако, призвав всю нацию сплотиться для защиты Отечества, Дума потребовала найти и наказать виновных. Через несколько дней царь назначил «следственную комиссию», чтобы определить, кто ответственен за позор страны.
Тем временем наступление Германии в Польше продолжалось. 5 августа русские войска оставили Варшаву и отошли на правый берег Вислы. 17 августа пал Ковно. Под натиском врага сдавались одна за другой все русские крепости. Казалось, врага остановить уже невозможно. К концу августа вся Польша оказалась в руках немцев.
Поражения русской армии приобрели масштаб катастрофы, что угрожало самому существованию страны. Сможем ли мы остановить вражескую орду, или нам придется повторить ситуацию 1812 года и отойти в глубь территории, отдав часть русской земли неприятелю? Неужели все принесенные жертвы были напрасны?
Страна стонала из-за оттока мужчин на фронт и постоянных сборов денег и продовольствия в пользу армии. Сельскому хозяйству катастрофически не хватало рабочих рук и тягловой силы. В городах непрерывно росла стоимость жизни из-за дезорганизации работы железных дорог и притока беженцев. Из уст в уста передавались самые пессимистические новости. Говорили о предательстве, саботаже и т. д. Русское общественное мнение, переменчивое и склонное к преувеличению как в радости, так и в печали, погрузилось в пучину самых мрачных ожиданий.
Именно в этот момент, когда Россия переживала острейший кризис, Николай II решил взять на себя командование русской армией.
В течение нескольких месяцев царица уговаривала царя решиться на это, но он отклонял ее предложение, не желая смещать великого князя с поста, на который сам же и назначил его. Когда началась война, его первой мыслью было возглавить русскую армию, но, поддавшись уговорам министров, он решил оставить эту столь милую его сердцу идею. Царь всегда жалел об этом, и теперь, когда немцы взяли Польшу и продвигались по русской земле, он посчитал преступлением оставаться вдали от фронта и не принимать активного участия в защите своей страны.
11 июля царь вернулся из Ставки и провел в Царском Селе два месяца. Там он и принял это важное для себя решение. Я хочу передать разговор, который состоялся у нас с ним 16 июля. Этот разговор ясно показывает, какие идеи вдохновляли его в это время. В тот день мы с Алексеем Николаевичем гуляли в парке, и он присоединился к нам и начал рассказывать сыну о последней поездке на фронт. Затем, повернувшись ко мне, он сказал:
– Вы не представляете, как тяжело быть вдали от войск. Кажется, что здесь все высасывает из меня энергию и лишает воли и решимости. Повсюду ходят какие-то нелепые и страшные слухи и рассказы, и им все верят. Людей здесь не интересует ничего, кроме интриг и всякого рода мистики; на первом плане у них только свои низменные интересы. На фронте солдаты сражаются и умирают за свою страну. Там всеми владеет единственная мысль – решимость победить любой ценой. Все остальное забыто, и, несмотря на все наши потери и отступления, все уверены в победе. Все, способные носить оружие, должны быть сейчас в армии. Если же говорить обо мне, то никогда я так не спешил вновь оказаться вместе с моими солдатами.[35]
Царица смогла воспользоваться таким настроем мужа. Она твердо решила преодолеть все трудности, но двигали ею несколько другие соображения. Она страстно желала отстранения от командования войсками великого князя Николая, которого она обвиняла в попытках погубить репутацию и престиж царя и в тайной подготовке дворцового переворота, который служил бы его собственным интересам. Основываясь на определенного рода информации, полученной от Вырубовой, она была убеждена, что Генштаб – центр заговора, целью которого был захват царицы в отсутствие мужа и заточение ее в монастырь.
Царь же, напротив, был полностью уверен в верности великого князя Николая. Он считал его неспособным на преступление, но вынужден был признать, что великий князь участвовал в заговоре против царицы. Тем не менее он не поддавался на уговоры царицы до тех пор, пока внутреннее стремление встать во главе своих войск не переросло в веление совести. Личным участием в общей борьбе он надеялся показать всему миру, что это будет война до последнего солдата, и доказать, что уверен в конечной победе России. В этот трагический момент он считал своим долгом поставить на карту свою жизнь и личную судьбу, а как глава государства – взять на себя весь груз ответственности. Своим присутствием в войсках он надеялся восстановить доверие, поскольку их дух был подорван чередой поражений; солдаты устали сражаться с врагом, чья сила главным образом состояла в превосходстве в вооружении.
Несмотря на последние события, престиж великого князя Николая все еще был очень велик. В этот первый год войны он доказал и свой характер, и железную волю. Тот факт, что он был снят со своего поста в период поражений, свидетельствовал о том, что именно на него возложили ответственность за эти поражения. Его отстранение от командования неизбежно рассматривалось как наказание, в равной степени несправедливое и оскорбительное для него. Царь прекрасно все понимал, но все-таки пошел на этот шаг – против своей воли, как, впрочем, многое из того, что он делал. Сначала он хотел оставить великого князя при Генштабе, но это поставило бы экс-главнокомандующего в неловкое положение. Царь решил назначить его генерал-губернатором Кавказа и главнокомандующим войсками, сражавшимися против турок.
Царь передал решение взять в собственные руки Верховное командование армией своим министрам. Это произошло на совете, который собрался в Царском Селе за несколько дней до его отъезда в Генштаб. Новость ошеломила всех присутствующих, и они изо всех сил пытались убедить царя изменить решение, указывая на то, что оно может иметь серьезные последствия для положения в стране: ведь глава государства будет проводить большую часть времени в Ставке, в 500 километрах от столицы. Они напомнили ему о его бесчисленных обязанностях и просили не взваливать на свои плечи дополнительный груз. В качестве последнего довода они заявили, что в столь критический момент царю не стоит становиться во главе войск. В случае нового поражения он мог сам стать объектом критики, что могло подорвать его престиж и власть.
Но царь был непоколебим. Некоторые члены его ближайшего окружения предприняли еще несколько попыток переубедить его, но им это не удалось, и 4 сентября вечером он отбыл в Могилев, где в то время находилась Ставка. На следующий день он подписал приказ, которым объявлял войскам, что лично возглавил командование. В конце он собственноручно приписал: «С непоколебимой верой в милосердие Божие и твердой уверенностью в победе мы выполним свой священный долг по защите Отечества и никогда не позволим врагу топтать нашу землю».
Он повторил клятву, которую принял в самом начале войны, и тем самым поставил на кон свою корону.
Во Франции и Англии известие об этом было воспринято с удивлением и не без опаски. Однако этот его поступок расценили как клятву, которой Россия (в лице царя) связывала себя с Антантой. Это было как раз в тот момент, когда серия военных неудач послужила толчком к зарождению сепаратистских настроений. Все ведущие газеты стран Антанты подчеркивали важность принятого царем решения. Выражалась надежда, что оно поднимет дух русского войска и будет способствовать победе в войне. Русские газеты пестрили восторженными статьями, однако на самом деле поначалу мнения относительно разумности принятого решения резко разделились. В самой армии, как мы увидим, присутствие царя способствовало подъему духа войска и придало новый импульс военной кампании.
Когда-нибудь история покажет, каковы были политические и военные последствия этого шага, который, без сомнения, со стороны царя являлся актом мужества и веры.
Как я и боялся, очевидное безразличие, с которым относились к Распутину зимой, было временным явлением. Во время майских поражений русской армии его влияние опять возросло и даже стало еще сильнее, чем было. Впрочем, это легко объяснимо. В начале войны и царь, и царица были полностью захвачены одной идеей – идеей спасения России – и часами упивались мыслью о том, как они любят свой народ и как народ отвечает им взаимностью. Это ощущение единства монархии и народа наполняло их сердца надеждой. Они искренне верили, что являются центром общенационального движения, охватившего всю Россию. События следующих месяцев не поколебали их мужества и решимости. Они сохранили веру в то, что весеннее наступление приведет к победе русского оружия.
Последовавшая за этим катастрофа на театре военных действий погрузила их в пучину отчаяния. В своем горе царица не могла не обратиться за моральной поддержкой к тому, кого уже считала не только спасителем сына, но и представителем всего русского народа, ниспосланным Богом, чтобы спасти Россию и императора.
Неверно полагать, что личные амбиции или жажда власти заставили царицу начать вмешиваться в политику. Она боготворила своего мужа так же, как боготворила своих детей, и пределу ее преданности любимым не было. Ее единственным желанием было оказаться полезной царю в его тяжелой работе и помогать ему советом.
Убежденная, что самодержавие является единственной формой правления, подходящей для России, царица полагала, что любая уступка требованиям либералов – преждевременна. По ее мнению, необразованные массы русского народа может повести за собой только царь, с личностью которого ассоциируется вся полнота власти. Она была убеждена, что для русского мужика царь является символом единства, величия и славы России, главой государства и помазанником Божьим. Посягать на его власть (даже частично!) означало подорвать веру русского крестьянина и навлечь самые ужасные несчастья на страну. Царь должен не только править – он должен управлять государством твердой и сильной рукой.
К этой новой задаче царица подошла с той же решимостью, мужеством и – увы! – с той же слепотой, которые она в полной мере проявляла в борьбе за жизнь своего сына. Но по крайней мере, она была последовательна и логична в своих ошибках. Уверенная, что единственная опора династии – народ и что Распутин избран Богом (ведь она же была свидетельницей действия его молитв!), она твердо верила, что этот простой мужик может использовать свою сверхъестественную силу, чтобы помочь империи и царю.
Хитрый и проницательный, Распутин никогда не давал советов в политических вопросах – в лучшем случае он осторожно предостерегал. Он всегда старался быть в курсе того, что происходило при дворе, быть в курсе личных переживаний царя и его жены. Поэтому, как правило, его пророчества отвечали тайным желаниям царицы и подтверждали их. Фактически не могло быть сомнений в том, что именно она вдохновляла «прорицателя», но, так как ее желания интерпретировались Распутиным, в ее глазах они приобретали вид откровения.
Перед войной влияние царицы на решение политических вопросов было эпизодическим. Обычно оно ограничивалось требованием удалить от двора всякого, кто проявлял враждебность к «старцу». В первые месяцы войны в этом смысле ничего не изменилось, однако после поражений русской армии весной 1915 года, а в особенности после того, как царь принял на себя командование войсками, царица стала играть все большую роль в делах управления государством, поскольку она хотела помочь мужу, который взвалил на свои плечи груз непомерной ответственности. Она была измучена и больше всего на свете хотела мира и покоя, но по собственной воле пожертвовала личным комфортом во имя того, что считала своим священным долгом.
Сдержанная и в то же время импульсивная, царица, а прежде всего – жена и мать, никогда не была счастлива за пределами своего домашнего очага. Она была хорошо образованна, артистична, любила искусство. Ей нравилось мечтать и философствовать, и очень часто она полностью уходила в свои мысли и переживания. Однако она моментально выходила из этого состояния погруженности в себя, как только чувствовала приближение опасности. И тогда она бросалась на противника со всем пылом страстной натуры. Она обладала прекрасными человеческими качествами и всегда стремилась к достижению самых высоких идеалов. Но страдания сломили ее. Она стала лишь тенью себя прошлой, и у нее часто случались периоды мистического экстаза, во время которых она теряла всякое чувство реальности. Примером тому может служить ее вера в Распутина.
Именно поэтому в своем желании спасти мужа и сына, которых она любила больше жизни, она своими руками выковала оружие их гибели.
<< Назад Вперёд>>
