Путиловский завод в 1915-1917 годах
Агент Петроградского охранного отделения, проникший на съезд металлозаводчиков, который состоялся в конце февраля — начале марта, доносил: «На закрытом заседании... было сделано внеочередное заявление, посвященное вопросу о секвестре Путиловского завода». Ораторы говорили о том, что «исключительность настоящего факта заставила всех промышленников взволноваться». «Смертельная опасность, — считали они, — грозит частной промышленности, связанной с работами по обороне страны, и даже самой обороне»; «Это хуже немца... если так пойдет дальше, мы, промышленники, приостановим производство». Негодованием и раздражением была проникнута речь директора правлений Русско-Азиатского банка и еще десятка зависимых от него крупных предприятий (в том числе Путиловского завода) А.И. Путилова: «Нам говорят, что крайние партии жаждут крови и думают использовать Путиловский завод для устройства беспорядков. Секвестр завода, переход завода в казну якобы успокоит рабочих... Но, гг., правительство идет по ложному пути, по пути социализма». Социалисты же — меньшевики-оборонцы — поспешили откреститься от померещившегося призрака. «Приемы сваливания с больной головы на здоровую были и будут», — успокаивал военно-промышленную «общественность» К.А. Гвоздев, председатель рабочей группы ЦВПК. Власти, говорил он, хотят «вселить мысль», будто в рабочей группе «есть элементы, которые какими-то подвохами вызывают забастовку, содействуют ей». Какая клевета!2 Протесты последовали не только из среды металлозаводчиков (их съезд принял соответствующую резолюцию — обращение к правительству), но и по дипломатическим каналам — от заинтересованных лиц в парижских банках.
Чем же мог реально обернуться секвестр Путиловского завода для «всей промышленности» и «самой обороны»? Путиловское предприятие, на котором трудилось тогда до 26 тыс. рабочих, расположенное «на далекой окраине города, за Нарвской заставой, в центре народной нищеты»3, отличалось не только исключительными размерами, но и являло собой пример переплетения интересов финансовых групп, которые соединенными усилиями стремились добиться больших для себя выгод, чем в конкурентной борьбе друг с другом. Уже к началу мировой войны Общество Путиловских заводов вместе с Русско-Азиатским банком служило центром самой мощной в стране военно-промышленной группы, находившейся в альянсе с таким же французским объединением (Шнейдер и К°, Банк Парижского союза). В 1915 г. эта монополия предложила сотрудничество своему главному конкуренту в России — финансовой группе, возглавляемой Петроградским международным банком. Входивший во вторую группу Коломенский завод был приглашен участвовать в выгоднейшей сделке на поставку фугасных снарядов (гранат). Созданное на этой основе объединение во главе с Гранатным комитетом официально представляло Общество Путиловских заводов, поэтому его называли еще «Путиловской группой»4.
В декабре 1914 — январе 1915 г. Ставка заявляла, что именно нехватка снарядов и винтовок заставила русскую армию перейти от наступления к обороне, и это истолковывалось в Петрограде как сваливание полевым командованием своей вины на органы снабжения. От начальника ГУГШ М.А. Беляева ген. Е.К. Смысловскому, по его словам, неоднократно приходилось слышать, что, предъявляя заведомо неисполнимые требования, Ставка старается «заручиться для будущего “документом”: “Мы, дескать, требовали, но нам этого не дали, а потому нас и нельзя винить...”»5.
Стремясь подхлестнуть промышленность, военно-бюрократические верхи в то же время не желали сами прибегать к действиям, которые могли бы вызвать недовольство монополистов. В январе 1915 г. генерал-инспектор артиллерии вел. кн. Сергей Михайлович даже нашел необходимым умерить рвение генералов-артиллеристов из своего окружения (Н.Ф. Дроздов, А.А. Маниковский и др.), предлагавших поднять производительность Путиловского завода крутыми мерами. Они намеревались «отобрать» завод у «немецкого» акционерного правления и, «сместив все начальство», передать управление заводом в руки «исключительно военных инженеров-технологов»6.
Но весной-летом 1915 г. кризис боевого снабжения приобрел такую остроту, что в правительственных кругах одной из тем разговоров и переписки стал вопрос, на кого бы возложить вину за поражения и жертвы7. «Вопрос патронов и ружей, скажу, — кровавый»8, — писал 27 апреля 1915 г. начальник штаба верховного главнокомандующего Н.Н. Янушкевич военному министру В.А. Сухомлинову. В мае, в «тяжелые дни» отступления, великие князья Николай Николаевич (верховный главнокомандующий) и Сергей Михайлович решили, что такой популярный шаг, как изъятие известнейшего завода в казенное управление, поможет им выгородить себя, и для исполнения столь острой меры удобными подставными фигурами могут послужить вожди оппозиционной «общественности»: нужно лишь вынудить их «не только критиковать, но и активно действовать». «Родзянко так много шумит, пусть же он теперь сам поработает, а участие его снимет у них возможность потом критиковать сверхмеры, т. е. реквизицию заводов», — пояснял этот замысел Сухомлинову Янушкевич. «Надо все сделать, чтобы Родзянко и всем членам Думы казалось, что это новое и важное дело, и чтобы они сознавали свою ответственность», — развивал ту же мысль А. В. Кривошеин при обсуждении в Совете министров вопроса об учреждении Особого совещания по обороне9.
В такой атмосфере и родилось «дело» Путиловского завода. Обставлено оно было даже «демократически»: формальное начало ему положил донос черносотенцев (составленный как бы от имени рабочих-путиловцев) на администрацию завода. По распоряжению вел. кн. Николая Николаевича Янушкевич переслал копии доноса председателю Государственного совета (он же председатель Наблюдательной комиссии Особого совещания по обороне, контролировавшей военную промышленность) А.Н. Куломзину и Родзянко10. Правые в Думе и через печать вели подготовку «общественного мнения».
Доказать, что завод срывает важнейшие заказы, не составило большого труда, и Наблюдательная комиссия высказалась за секвестр. Предполагалось при этом объявить, что назначаемое Особым совещанием правление, приняв дела, постарается не причинять акционерам ущерба, в частности не уменьшит «стоимости вверенного ему имущества»11.
План Наблюдательной комиссии состоял, далее, в том, чтобы выяснить коммерческие связи Путиловского общества, его финансовое положение и вообще подготовить необходимые данные для предстоящего «объявления Общества несостоятельным». Следующим шагом было бы издание особого закона о принудительном отчуждении завода. Согласно этому замыслу, в случае «доведения Общества до несостоятельности» государство могло приобрести завод с минимальными затратами («за сумму, вероятно, лишь незначительно превышающую его задолженность казне») и не отягощенным прочими долгами. Это оградило бы казну как будущего владельца завода «от предъявления необоснованных требований» со стороны его частных кредиторов12. Тем самым на будущее правление возлагалась двоякая задача: обеспечивая бесперебойное исполнение заказов и подготовляя переход завода в собственность государства, не допустить, однако, ущемления «законных» интересов акционерного общества.
28 октября 1915 г. доклад Наблюдательной комиссии был утвержден Особым совещанием. Это решение военный министр А.А. Поливанов 31 октября сообщил Совету министров13, одновременно началось формирование казенного правления. В его состав нужно было подобрать специалистов, разбирающихся в машиностроительном производстве и в артиллерийском деле. Лица, считавшиеся наиболее подготовленными, полковник князь А.Г. Гагарин и генерал Г.Г. Кривошеин, с октября 1915 г. были прикомандированы к правлению Путиловского общества для надзора. Но, будучи специалистом в технических вопросах, профессор Инженерной академии Кривошеин не имел какого-либо опыта в руководстве предприятиями. Не менее авторитетный инженер и теоретик, один из лучших в России специалистов артиллерийского дела профессор Гагарин (бывший директор Петербургского политехнического института14) изучил постановку металлургических и механических производств в Европе и в США, до 1900 г. несколько лет заведовал механической мастерской в Петербургском арсенале, а затем служил помощником начальника казенного Петербургского орудийного завода (и был убежден в преимуществах снабжения вооруженных сил с помощью казенной промышленности, выступал за регулирование на этой основе цен при частных поставках вооружения15). Но и ему не приходилось вести крупных коммерческих дел. Во главе создаваемого правления мог быть уместен профессор (в 1916 г. избранный академиком) А.Н. Крылов. В 1915 г. он не занимал на государственной службе никаких должностей, связанных с исполнением чиновничьих функций. Этот крупный специалист военно-морского дела числился генералом для особых поручений при морском министре И.К. Григоровиче и одновременно состоял платным консультантом частных фирм и казенных заводов по техническим вопросам (артиллерия, судостроение), а также директором правления полуказенного Русского общества пароходства и торговли. Эта деятельность дала Крылову знание коммерческих сфер, опыт в юридических и финансовых вопросах. Как бывший председатель Морского технического комитета (1908-1910 гг.), Крылов столь же хорошо знал постановку дела на казенных заводах, их технические возможности и условия деятельности. Государственное значение таких заводов он видел, как и Гагарин, в том, что они конкурировали с частными предприятиями, регулируя производство в интересах казны16. Многолетние деловые взаимоотношения связывали его с Гагариным и начальником ГАУ А.А. Маниковским. «Во исполнение полученного мною приказания, — докладывал Крылов Григоровичу, — я имел честь 31 сего октября представиться г. военному министру... Алексей Андреевич изволил предложить мне принять председательствование в правлении Путиловских заводов, секвестрованных казною».
Немедленного согласия Крылов не дал, сославшись на неподготовленность к подобной роли, но пообещал подумать. По совету Поливанова он обсудил положение с Гагариным и Кривошеиным, но после этого окончательно пришел к мнению о недопустимости секвестра. Смена правления, писал он в рапорте Григоровичу 3 ноября 1915 г., нарушит коммерческие связи Путиловского завода и «вместо усиления производительности» даст «весьма пагубное умаление ее». Как и Кривошеин, Крылов советовал не прибегать к секвестру, а еще раз поддержать предприятие деньгами и «не вносить расстройства в руководительство делом». Секвестр — это «лишь установление над ним казенного управления. Само же предприятие... составляет по-прежнему собственность Общества в лице акционеров его». Объясняя, почему он при таких условиях отказывается принять назначение, Крылов писал, что «при окончании секвестра этому [правительственному] правлению придется дать отчет акционерам... были ли его действия направлены к выгодам предприятия, не принесли ли эти действия убытков предприятию, притом не только прямых, но и в виде недополучения возможных и законных прибылей». Если же при возвращении акционерам их имущества (или, наоборот, при окончательном переходе завода в собственность государства) выявится какая-нибудь «нехватка против инвентарей и книг», то она «будет отнесена к деятельности правления за время секвестра», и у него может не оказаться «никаких доказательств для своего оправдания перед судом»17.
С подобными соображениями приходилось считаться всем, кто участвовал во временном казенном управлении секвестрованными предприятиями. 3 ноября, в тот же день, когда Григорович и Поливанов прочитали рапорт Крылова, в Совете министров обсуждался проект общего закона о секвестре, предусматривавший, что учреждения, управляющие секвестрованными предприятиями, «не ответственны перед их собственниками за свои распоряжения по управлению»18. Но пока существовал лишь проект закона, ничто не ограждало чиновников от ответственности за нарушение материальных интересов частных собственников, так что на место уклонявшихся от управления Путиловским заводом Крылова и Кривошеина Военному министерству нелегко было подыскать добросовестных кандидатов. Таким образом, казенное управление Путиловским заводом распалось, так и не приступив к исполнению своих обязанностей. «Когда дело коснулось проведения в жизнь этого постановления, — писал позднее Поливанов министру финансов, — явился целый ряд затруднений, вызываемых главным образом предположением, что по сложности дела, по запутанности финансовых отношений завода как к акционерам, так и к банкам, члены правления от правительства не будут в состоянии справиться с делами»19, и вопрос о секвестре пришлось пересмотреть. 18 ноября 1915 г. Особое совещание обсудило два предложенных Наблюдательной комиссией варианта нового решения (что отражало разногласия, возникшие в самой комиссии). Одни считали необходимым отменить постановление о секвестре, другие — предоставить военному министру привести его в исполнение, но «не прежде, чем окажется возможным найти соответствующий состав сведущих должностных лиц» для правления. По докладу комиссии Поливанов решил: «Секвестр Путиловских заводов не производить, оставив в составе правления общества этих заводов нынешних инспекторов... с тем, чтобы расходы по этим заводам не производились без разрешения названных инспекторов»20.
Первая попытка секвестровать Путиловский завод окончилась безрезультатно не только из-за отсутствия лиц, готовых взяться за управление гигантским предприятием, но и в связи с недопустимостью даже непродолжительного снижения выпуска военной продукции, неизбежного при передаче завода в другие руки.
Директора Путиловского общества, понятно, всеми силами старались не допустить секвестра. И все же не подтверждается пущенная в оборот Родзянко версия о том, будто в их пользу дело решилось благодаря влиянию Г. Распутина. По воспоминаниям Родзянко, первоначальное «решение о наложении секвестра было принято в Совещании почти единогласно, но неожиданно получилось высочайшее приказание вновь пересмотреть вопрос. Это было сделано с помощью того же Распутина, с которым Путилов на всякий случай поддерживал хорошие отношения. Действительно, в следующем заседании все представители министров голосовали против секвестра... Секвестр был отменен, я оказался почти в одиночестве: сила золота меня победила»21. Однако, по зафиксированному в журнале от 28 октября 1915 г. поименному голосованию, соотношение голосов было не почти единогласным, а 18 к 20. И 18 ноября, голосуя за сохранение в силе решения о секвестре, Родзянко тоже был не «почти в одиночестве», а в компании еще 14 членов Особого совещания, и для того, чтобы получить перевес, им не хватило двух голосов. В цитированных воспоминаниях, видимо, сказалась склонность их автора к «значительному преувеличению и искажению фактов»22. Сам же он признавал, что, помимо собственных впечатлений, воспроизводит в воспоминаниях «и бродившие в русском обществе слухи» и вообще всякие «рассказы», рисующие «настроения умов»23. Из таких источников, скорее всего, и почерпнул Родзянко легенду о «высочайшем приказании», продиктованном Распутиным24.
Хотя от наложения секвестра и пришлось воздержаться, контроль за финансовой жизнью предприятия усилился: в этих целях Министерство финансов запретило Русско-Азиатскому банку выдавать Путиловскому заводу «какие бы то ни было дальнейшие ссуды»25. 3 ноября число инспекторов пополнилось представителем Морского министерства Н.Н. Оглоблинским (профессор Морской академии). Затем всех их было приказано ввести в состав правления Общества на равных правах с выборными директорами — доверенными лицами акционеров; 23 ноября Григорович доложил царю о полученном им согласии Крылова «взять на себя труд вступления в правление Путиловских заводов», и Николай II велел «благодарить» его. 5 декабря он был включен в число членов правления26.
В тот период, когда представители Особого совещания контролировали деятельность смешанного правления, их взаимоотношения с выборными директорами оставляли желать лучшего27. Постоянным источником напряженности служила неспособность завода выполнить в срок военные заказы. На этой почве заводскую администрацию обвиняли в недобросовестности и даже в измене. По предложению инспекторов Особое совещание 28 октября вывело из состава правления К.К. Шпана (вакантное место и занял Крылов; к тому времени Шпан уже был выслан в Вятскую губернию как бывший германский подданный; молва о нем как о шпионе поддерживалась официальными источниками, хотя имеются основания считать его представителем французских интересов в правлении Путиловского общества28). С трудом удалось директорам Общества Путилову и Н.Е. Понафидину упросить Поливанова не исключать из членов правления К.М. Соколовского и А.К. фон Дрейера. Понафидин же 28 декабря сам поспешил выйти из его состава (на освободившееся место акционерное общество поставило другого своего представителя — А.Ф. Бринка)29. Место еще одного устраненного директора, Л.А. Бишлягера (много сделавшего для упрочения деловых связей Путиловского общества с германской фирмой Блом и Фосс30), 11 октября занял представитель Министерства финансов В.Ю. Мебес. В конечном счете число назначенных директоров правления приблизилось к половине всего его состава; без их согласия оно, казалось, не могло предпринять никакого важного шага.
Однако истинные пределы своих полномочий правительственные директора вскоре познали на практике. В ноябре Кривошеин запросил у Министерства финансов разрешения потребовать, чтобы Русско-Азиатский банк вернул доверенность Общества, на основании которой он получал казенные платежи за гранаты (удерживая в свою пользу, согласно контракту с заводом, по 40 коп. за каждый снаряд). Ответ Министерства финансов был получен обескураживающий: инспектора могут контролировать лишь расходование той казенной ссуды, которая послужила поводом для их назначения, во всех же иных вопросах они «не имеют никакого касательства» к коммерческим делам завода, а следовательно, и к платежам по гранатному заказу. Действительно, этот заказ Путиловский завод получил в июле, поводом же для назначения инспекторов послужили ссуда, предоставленная правительством в мае, и только что выявленные «недочеты» в работе предприятия. Разъяснение Министерства финансов, весьма пространное и казуистическое, вызвало со стороны начальника Канцелярии Военного министерства А.С. Лукомского иронические замечания: «Вот так заключение», «Ну и писатели!», но в компетентности этого заключения сомневаться не приходилось. Единственное, чего, по указанию министерства, следовало добиваться, — это отказа от гарантий (принимая на себя ответственность перед казной за выплаченные ею Путиловскому заводу авансом десятки миллионов рублей, Русско-Азиатский банк брал с него за это 4% годовых от суммы авансов). Кроме того, считалось желательным понизить цены по договорам с Путиловским заводом, но как это сделать, военное ведомство должно было решить само31. Эту задачу упростило изданное 12 января 1916 г. положение Совета министров «О порядке заведования и управления секвестрованными предприятиями и имуществами». Новый закон наделял чиновников, становившихся во главе секвеструемых предприятий, «всеми правами собственника» (за исключением права отчуждения и залога недвижимости); казенные управляющие могли («если сие вызывается государственными интересами») без согласования с собственниками заключать и расторгать договоры, даже изменять «и самое назначение» предприятия, и становились «не ответственны» перед собственниками «за свои распоряжения по хозяйственному заведованию и управлению»32.
Закон устранял многие из препятствий, заставивших в октябре-ноябре 1915 г. отказаться от секвестра Путиловского завода. Так, прежде сторонникам секвестра приходилось признавать, что убытки «от нехозяйственных действий» казенного правления «падут только на государственное казначейство»33. По новому же закону никаких убытков казна на себя не принимала. Отпала и обязанность казенного правления блюсти имущественные интересы акционеров34. Если в ноябре 1915 г. Крылов считал неизбежным понижение производительности завода оттого, что технический персонал в основном будет занят «бесполезной и излишней» работой — учетом имущества для составления передаточного баланса35, то после издания нового закона полагалось учитывать не имущество, переходящее из частного в казенное управление, а лишь расходы казны за время секвестра, и надобности в составлении особого баланса более не возникало.
Таким образом, январские законы 1916 г. разрешали вопросы, возникавшие в практике взаимоотношений казны с некоторыми военно-промышленными монополиями. Путиловскому обществу предстояло первым испытать на себе действенность закона о секвестре. Подготовлен был и личный состав нового правления36. Наконец, в феврале 1916 г. отпало и последнее, едва ли не главное препятствие, мешавшее привести замысел в исполнение: на протяжении нескольких недель на заводе шли забастовки, и теперь, каковы б ни были последствия смены администрации, падение производительности легко было истолковать как результат деятельности революционеров.
Между тем были причины торопиться с вмешательством. 15 января Кривошеин доложил Особому совещанию по обороне, что «дело по изготовлению гранатных патронов, сданных Путиловским заводом другим заводам, обстоит неблагополучно». 24 января комиссия по артиллерийским вопросам в секретном заседании выслушала сообщение Гагарина о том, что завод имеет «полную возможность» справиться с программой производства 11-дм бомб, но правление намеренно ограничивает эту работу для того, чтобы усилить выпуск, вместо бомб, полевых орудий, более выгодных по цене. Затем тот же доклад обсуждался в Наблюдательной комиссии. 13 февраля Кривошеин снова доложил, что изготовление снарядов Гранатным комитетом «сильно запаздывает», и Особое совещание признало, что ввиду «такой неисправности» «совершенно не оправдываются те весьма высокие цены, по которым Путиловскому заводу предоставлена эта поставка»37.
Забастовочное движение началось 3 февраля, когда свыше 200 рабочих электрического цеха потребовали увеличить заработную плату на 70%. Директор завода А.П. Меллер заявил, что нынешний их заработок он находит достаточным. Рабочие возразили: чтобы его получить, приходится трудиться вдвойне, по 17-18 часов в сутки (вместо «нормальных» 10 часов), так что количество рабочих дней в месяце увеличивается. На это директор ответил: «А едите вы все равно 30 дней в месяц!» На заводе было вывешено объявление, что «таких требований Общество Путиловских заводов удовлетворить не в состоянии»38, хотя полное их удовлетворение вызвало бы увеличение платы едва ли более чем на 200 тыс. руб. в год. Это было бы не так уж разорительно для предприятия по сравнению с тем, что, например, двое из 11 директоров правления, Путилов и Дрейер, получали каждый до 600 тыс. руб. в год только наградных (не считая жалованья, дивидендов и др.). Сверх того, владельцы завода обогащались трудом этих же самых рабочих, получая жалованье и премии как директора тех предприятий, с которыми Путиловскому обществу приходилось делиться прибылями (Шнейдер и К°, Банк Парижского союза, Русско-Азиатский банк и др.)39. В то же время, в условиях роста дороговизны, требуемое рабочими номинальное повышение платы, в сущности, означало лишь восстановление ее довоенного уровня. «Стачки с требованием повышения заработной платы не меньше как на 50-100% — это наш первый ответ на дороговизну»40, — агитировал ЦК большевиков.
Вызывающее поведение заводской администрации, активное вмешательство на ее стороне военных властей обострили конфликт. К концу февраля путиловская стачка начала перерастать в общегородскую политическую. Петербургский комитет большевиков с самого начала взял руководство забастовочным движением на заводе в свои руки, преодолевая противодействие оборонцев и выдвигая политические лозунги. На совещании представителей (старейшин) думских фракций товарищ председателя ЦВПК А.И. Коновалов рассказал, как меньшевики-гвоздевцы «в отчаянии пришли к нам». «Мы порвали с путиловцами, — жаловались они, — нас отвергли, обратиться некуда»41. В дни забастовки на заводе было распространено воззвание Нарвского райкома большевиков к путиловцам. Напомнив, что 9 января завод не участвовал в однодневной политической стачке, комитет призвал их «смыть это пятно со своей революционной чести»: «Нас никто не защитит, если мы сами будем спать... рабочий класс может заставить уважать себя и свои требования»; «Мы не можем позволить погромным шайкам черносотенцев позорить славные традиции Путиловского завода. Вспомним, что начиная с 1905 г. Путиловский завод всегда шел впереди»42.
Единственное средство против «чрезмерных требований» рабочих, докладывал правлению Общества Меллер, — «закрытие завода на более или менее продолжительный срок», но применить это средство не позволяют обстоятельства военного времени. Окружное военное начальство тоже не брало на себя такой ответственности. Их «мирволенье и пасование» привели в бешенство начальника ГАУ. Он требовал дать рабочим «урок», «иначе пойдет такая эпидемия забастовок, с какой уже не справиться никакими силами»43. 22 февраля правление с участием правительственных директоров поставило вопрос о закрытии предприятия44. Взвесив ситуацию, военные и гражданские власти Петрограда пришли к мнению, что без локаута, чистки, арестов и террора сладить с рабочими не удастся, и 23 февраля с разрешения Совета министров45 завод был остановлен.
27 февраля вопрос о забастовках на Путиловском заводе обсуждало Особое совещание по обороне. Докладчик, «бравый морской офицер, специалист по кораблестроению, весьма искусный и знающий» (А.Н. Крылов), по свидетельству Милюкова, начал с того, что заявил: «Относительно качки корабля я могу рассчитать все в подробностях, а рабочим вопросом я никогда не занимался», «однако же, позвольте мне высказать свое мнение»46.
Изложив последовательность событий, Крылов оправдывал действия заводской администрации (и своего друга Меллера): «Правление не нашло возможным пойти навстречу рабочим, на том основании, что ряд состоявшихся с августа 1915 г. прибавок, вызвавших в общей сумме расход до 7 млн руб., довел до крайнего напряжения бюджет предприятия, а также потому, что забастовки держатся не только на экономической, но и на политической почве, вследствие чего борьба с ними повышением расценок обречена на неуспешность».
«Политическую подкладку» забастовки он видел в социал-демократической агитации и ссылался на речь председателя рабочей группы ЦВПК К.А. Гвоздева на заседании Комитета 3 декабря 1915 г. Гвоздев, по словам Крылова, считал обязанностью рабочей группы «отстаивать интересы рабочих классов против правящих кругов и капитализма», давая рабочим возможность использовать военно-промышленные комитеты для «правильной организации своих сил», и ставил целью созыв Всероссийского рабочего съезда. В целом, подытожил Крылов, «отношение рабочих к войне отрицательное: настоящая война есть борьба правящих классов и противоречит интересам рабочих безотносительно к их национальности, так как интересы эти во всех странах — одинаковы»47.
Взяв после него слово, Милюков опровергал утверждение докладчика, что стачка имеет революционную «подкладку» (подстроена рабочей группой ЦВПК), и, оправдывая меньшевиков-оборонцев рабочей группы, доказывал, что социал-демократическое течение «отнюдь не выражает собою общего настроения рабочих. Даже крайние представители названного течения учитывают исключительность переживаемого времени и не чужды патриотическому чувству», а забастовка вызвана «патриотическими» настроениями рабочих, их «недоверием к администрации завода, подозреваемой в германских симпатиях»48. Умеренные настроения в рабочей среде могли бы окрепнуть и «создать опору для правительственных начинаний». «Выход из создавшегося тревожного положения возможен лишь в сторону сближения властей с рабочими на почве переговоров и мирного улаживания возникающих недоразумений».
Доклад начальника ГАУ генерала А.А, Маниковского помощнику военного министра генералу А.С. Лукомскому с требованием репрессий против бастующих путиловских рабочих. 21 февраля 1916 г.
РГВИА. Ф. 504. Оп. 32. Д. 532. Л. 38. Автограф. Помета Лукомского «Военному министру доложено. 21/II».
На закрытом заседании Думы, посвященном этому событию, он разъяснял реакционному большинству суть дела, призывая отличать социал-шовинистов от настоящих революционеров: «Это, гг., не “пораженцы”, это люди, которые стоят вместе с нами в одних рядах». Без гвоздевцев рабочие — пыль; из них вы «веревки не совьёте». «Где же начинается пораженчество?? Нам показывали прокламацию, подписанную “Пб. Комитет РСДРП”, распространявшуюся в последние волнения третий раз». Вот там, указывал Милюков, истинная опасность49. Кадетский лидер науськивал черную сотню на большевиков.
В речи на заседании Особого совещания по обороне Милюков, в противоположность Крылову, указывал на корень зла: дело не только в примитивности полицейского подхода к рабочему движению, но и в чрезвычайной жадности хозяев предприятия. По существу, требования рабочих, не свыше 70% прибавки, «нельзя признать чрезмерными, так как доныне Путиловский завод оплачивал своих рабочих ниже, чем другие заводы. Если общая сумма прибавок составит несколько миллионов рублей, то несомненно также, что прибыли завода значительно увеличились за последнее время; благодаря этим прибылям многие лица из состава высшей администрации могли получать чрезвычайно крупные прибавки, которые, становясь известными рабочим, поселяют в них естественное раздражение». Его поддержал Н.В. Савич: «Раздражение рабочих в значительной степени питается теми чрезмерными окладами, какими пользуется ныне высшая администрация завода, причем именно секвестр является единственным средством устранить этот повод недовольства». М.С. Аджемов добавил: «По действующим законам, прибыль, ныне получаемая администрацией завода, сохранится за ней по-прежнему даже и при секвестре его; для того, чтобы лишить администрацию этой прибыли, следует сверх секвестра произвести конфискацию завода казной».
«Если действительно масса рабочих и их депутаты в промышленном комитете настроены умеренно, — говорил член Государственного совета из группы правых В.И. Гурко, — то власть должна отыскать тех отдельных лиц, которые стоят во главе социалистических волнений на заводе, и устранить их». Его мысль развил лидер правых Н.Е. Марков: преступления рабочих «должны быть незамедлительно и сурово покараны военным судом. Что же касается до предупреждения забастовок в будущем, то для этого необходимо секвестровать завод, устранив прежнее правление, пересмотреть и повысить расценки рабочим, объявив им, что впредь все попытки нарушения правильной работы будут строго преследуемы». Гурко выразил сомнение в необходимости повышения расценок, но уж если на это придется пойти, сказал он, то нужно сделать «так, чтобы рабочие не усмотрели» в новых расценках «признака слабости власти».
Лукомский напомнил, что в прежнее время секвестр вызывал опасения из-за неизбежной ломки управления. Назначение директоров Особым совещанием не устранило технических непорядков и не воспрепятствовало «появлению рабочих волнений». Переход же завода в полное распоряжение военных властей становился, по заключению Лукомского, «лучшим и единственным решением вопроса, тем более что он прекратит недовольство рабочих чрезмерной наживой акционеров». Перед тем как состоялось голосование, Гурко предложил «спросить членов правления завода от правительства», примут ли они на себя полное управление предприятием «без ущерба для его производительности», но совещание признало это излишним. Гурко удовольствовался личным заверением Кривошеина, что они с делом «справятся». Голосование было почти единогласным50. Таким образом, писал А.Л. Сидоров, «несмотря на финансовую мощь А.И. Путилова, ему не удалось отстоять знаменитые Путиловские заводы от государственного вмешательства и назначения правительственных директоров. То же самое было и со многими другими предприятиями»51.
Секвеструя и милитаризуя Путиловский завод, правительство, конечно, не имело в виду идти «по пути социализма», как утверждал Путилов. Локаут, объявленный 23 февраля, дополнялся арестами. Активная часть рабочих понесла тяжелые потери. Число арестованных достигло 250, среди них оказались члены заводской большевистской организации, ряд работников Нарвского райкома. 19-20-летних рабочих и значительную часть остальных военнообязанных (всего до 2 тыс. человек) отправили в дисциплинарные батальоны. Там, прежде чем послать забастовщиков в окопы, их «перевоспитывали». По свидетельству путиловца, побывавшего в одном из таких батальонов, в с. Медведь, унтер-офицеры, в чье распоряжение попали репрессированные рабочие, отличались «особой жестокостью, выслуживаясь всеми способами, только бы не попасть на фронт», и всячески издевались над мобилизованными. Одним из способов воспитания покорности была порка, после которой истязуемого приводили в чувство, обливая водой, и затем сажали под арест52.
После локаута и секвестра Нарвский комитет большевиков обратился к путиловцам с призывом к стойкости: «Это не должно ослабить нашу боевую энергию в предстоящей борьбе с новым эксплуататором — правительством»53. Условия борьбы, однако, осложнились. Каждый военнообязанный (а они еще до локаута составляли примерно половину рабочих) постоянно чувствовал угрозу разделить судьбу своих товарищей. С фронта, из запасных полков, Кронштадтской крепостной артиллерии на завод прибывали тысячи замуштрованных, запуганных военно-полевыми судами солдат, которыми заменяли призванных в армию рабочих. Согласно распоряжению Маниковского от 1 мая 1916 г., прикомандированных «нижних чинов» в случае «умышленного уклонения от возложенных работ» полагалось передавать уездному воинскому начальнику «с письменным изложением обстоятельств дела, для направления их в свою войсковую часть». Такой проступок приравнивался к неисполнению приказа ротного командира54. Сначала солдатам разрешалось селиться на частных квартирах, но разместить таким способом всех вблизи предприятия было невозможно, и в июне 1916 г. заводская территория стала обрастать палаточным городком.
В управление делами Общества Путиловских заводов вступили А.Н. Крылов, А.Г. Гагарин, Г.Г. Кривошеин, В.А. Жандр (от Министерства финансов, вместо Мебеса), А.Д. Приселков (от Государственного контроля). Директором завода был назначен профессор Артиллерийской академии, бывший сотрудник Особой распорядительной комиссии по артиллерийской части генерал Н.Ф. Дроздов, только что закончивший обследование строительства Царицынского орудийного завода.
Первое впечатление, врезавшееся в память новому председателю правления, было полное отсутствие оборотных средств, почти полностью исчерпанный текущий счет в банке. «Приняли мы дело в среду, всех средств 136 руб. 15 коп., а в субботу одной заработной платы предстояло уплатить около 2 500 000 руб., да по счетам других заводов за разные материалы и прочее около 4 000 000», — писал четверть века спустя Крылов. Объяснение нехватки средств он видел в том, что «предыдущее правление, заранее ожидавшее секвестра», перекачало имевшиеся у завода средства в финансировавший Общество Русско-Азиатский банк (Крылов по старой памяти назвал его Северным банком), так что, приняв дела, новые люди вдруг обнаружили, что «денежки-то тю-тю»55.
По сохранившимся документам, обстоятельства рисуются в несколько ином виде. Отсутствие кредита в Русско-Азиатском банке не должно было удивить руководителей предприятия: к тому времени прошло уже четыре месяца с тех пор, как этот банк отказал Обществу в кредите (не имея разрешения Министерства финансов превысить максимально допустимую по закону сумму), и правление, контролируемое инспекторами, включая Крылова, черпало средства лишь из казенных ссуд. Исчезновение собственных оборотных средств предприятия объяснялось тем, что их приходилось тратить не по назначению — на расширение производства. Таким образом, текущий счет в Русско-Азиатском банке не мог послужить для перекачивания средств в этот банк.
Другое дело — платежи Путиловского общества по гарантийным контрактам, на основании которых Русско-Азиатский банк взимал 4% со всех платежей за исполненные заводом казенные заказы.
Тем временем искоренением крамолы на предприятии занялась уже и контрразведка, а не только сыскная и охранная полиция. Контрразведывательное отделение в штабе Петроградского военного округа имело «заводское делопроизводство», которое обзавелось собственной агентурой. Достаточно было ложного доноса провокатора, продававшего свои услуги контрразведке за 60 коп. в день, чтобы рабочий был выслан из Петрограда и сдан в солдаты. Февральские события 1916 г. привлекли ее особое внимание. Агентов поощряли за доставление нужных данных, и сами они широко практиковали вымогательство. «Никто не был застрахован от обвинения в германофильстве, хотя бы оно высказалось в форме сомнения в победе России», не исключая и чинов администрации, что вызывало конфликты с артиллерийским ведомством56. С марта по май продолжались попытки контрразведки убрать с завода начальника пушечной мастерской Б.П. Федорова, который во время февральской стачки назвал рабочим восьмерых доносчиков (их тут же вывезли с территории завода на тачках)57.
Контрразведка обвиняла Федорова в том, что он «охотно принимает вновь на работу лиц, уволенных с завода за подстрекательство к забастовкам». Добавлялось, что его мастерская «могла бы с самого начала увеличить свою производительность на 50%», но Федоров оказывает этому «противодействие». Ознакомившись с докладом контрразведки, начальник ГАУ усмотрел в попытках устранить Федорова происки владельцев завода, которые поставили целью любыми средствами «доказать, что секвестр Путиловского завода — мера... явно вредная». Равноценного Федорову специалиста не найти, писал Маниковский военному министру, и если его убрать, то выпуск пушек сразу сократится. В «благонадежности» Федорова Маниковский обещал разобраться сам: «Ведь теперь я, а никто другой, полный хозяин и ответчик за Путиловский завод... Никто не должен вмешиваться в мои дела... Такое положение недопустимо и должно быть немедленно прекращено». В результате протестов ГАУ Военное министерство предписало штабу округа не трогать Федорова58.
Резкая реакция Маниковского на вторжения со стороны в дела Путиловского завода становится особенно понятной, если иметь в виду проблемы, возникшие как раз в это время при перестройке управления заводом. 5 апреля подал в отставку Крылов. В рапорте военному министру (председателю Особого совещания по обороне) он формально ссылался на свою некомпетентность — якобы такую, что от него не только нет пользы, но и вред («не могу и не умею»), и это к тому же отвлекает его от науки — дела, «которым я не по принуждению, а с любовью и успехом занимался всю свою жизнь»). 17 апреля Шуваев сообщил Крылову, что он может сдать должность председателя правления генералу Н.Ф. Дроздову59. После этого в письме Маниковскому Крылов разъяснил действительную причину своего ухода. Проведенный секвестр он считал «половинчатой мерой»: «Если завод состоит в ведении Военного министерства, то и принцип управления им должен быть чисто военный, то есть на началах единовластия, а не коллегиальности». Между тем решения в существующем правлении принимаются «коллегиальными постановлениями правления, согласно уставу (акционерному)», голосованием, отсюда «совершенно напрасные проволочки». «В самом деле, — жаловался Крылов, — мы, военные члены правления, руководствуемся лишь соображениями о нуждах обороны», все остальное ничтожно. Представитель же финансового ведомства «имеет всегда в виду прежде всего денежный интерес или казны, или акционеров, перед которыми так или иначе казне придется отчитываться». Еще один директор, представитель контрольного ведомства, «на первый план ставит чисто формальную сторону дела», а не его сущность и смысл. «Из-за этого приходится выслушивать бесконечные пререкания по самым пустым и мелочным вопросам. Эти пререкания доводят до исступления, так что в конце теряешь не только выдержку и самообладание, а даже приличие», вплоть до нецензурной брани. «Контролю в управлении не место... Чтобы от междуведомственного обсуждения избавиться, способ один: переход заводов в казну... по приказу верховного главнокомандующего», т. е. «по-военному», «не обсуждая порядка его в междуведомственных комиссиях» с участием ведомств вплоть до «ведомства православного исповедания». Тогда во главе управления заводом будет стоять «полномочный и полноправный начальник», не скованный в своих решениях мнениями коллегиальных органов. Но «такое управление может быть установлено лишь после перехода заводов в собственность казны». А после этого пусть ведомства финансов, иностранных дел, юстиции и контроля озаботятся «справедливым удовлетворением владельцев предприятия», пусть создают для этого «комиссию, которая может заседать и обсуждать всякие законные формальности хоть десять лет — оборона не пострадает, ибо... деятельность завода от этих суждений зависеть не будет»60.
Маниковский получил письмо Крылова 20 апреля и в этот же день на заседании. Особого совещания по обороне потребовал, чтобы ему «было предоставлено право собственной единоличной властью вести управление Путиловскими заводами, вне зависимости от мнений правления и находящихся в нем членов финансового и контрольного ведомств». Как гласит журнал заседания, «исходя из основных начал казенного управления заводом, предоставляющих владеющему им ведомству право полного распоряжения заводом, Совещание не встретило возражений против указанного порядка»61.
Одновременно приходилось сдерживать натиск и с другой стороны. Еще не успело Особое совещание разослать нотариусам запрещения на секвестрованное имущество Путиловского общества, как помощник военного министра получил заявление (датировано 2 марта 1916 г.) от председателя правления Московского военно-промышленного товарищества на паях 1915 г.: «Ввиду заявленной нам ныне нужды в ремонте орудий... решаемся представить на благоусмотрение вашего высокопревосходительства вопрос о передаче военных цехов Путиловского завода, секвестрованного правительством, в наши руки». Это предложение не вызвало интереса. «Претензии г. Кузнецова и Ко просто смешны, — доложил 5 марта военному министру Маниковский. — Люди, в жизни не сделавшие ни одной пушки, хотят взять в свои руки такой завод, как Путиловский, приплетя ни к селу ни к городу "ремонт” орудий... Ясно, что эти гг. говорят о вещах, мало им известных». Их предложение, «как не сериозное, внимания не заслуживает»62.
Приступившие к управлению заводом чиновники начали перестраивать его взаимоотношения с казной и частными контрагентами. Все важнейшие вопросы, касавшиеся деятельности Путиловского завода, обсуждались, как и раньше, в междуведомственных совещаниях, а решало их правительство. Специальное междуведомственное совещание изучало финансовое положение предприятия. Оно установило, что стоимость заводского имущества еще обеспечивает долг Путиловского общества казне, но о дальнейшей его кредитоспособности и даже жизнеспособности судить трудно. На взгляд же Министерства финансов, тревожиться за устойчивость Путиловского общества не следовало: «Пусть в финансовом положении Общества имеются те или другие неправильности, пусть даже они грозят несостоятельностью Общества, — если они не отражаются на деятельности заводов, они должны быть сейчас безразличны» (действительно, несостоятельность даже облегчила бы для казны операцию выкупа). «Неправильности» эти, как выяснило Совещание, были замаскированы при составлении акционерным правлением баланса (финансовое положение Общества в нем прикрашивалось путем безосновательной переоценки недвижимостей и т.п. бухгалтерских ухищрений)63.
В соответствии с законом от 12 января 1916 г. новое правление в течение трех месяцев со дня секвестра имело право расторгать договоры, заключенные акционерным правлением. 21 мая военный министр Д.С. Шуваев утвердил представленный Маниковским список 40 расторгаемых контрактов64. Перечень открывался соглашениями 1912-1914 гг. с Продвагоном, Продпаровозом и синдикатом мостостроительных заводов. Эти контракты, докладывал Маниковский, «направлены к парализованию конкуренции между заводами во вред казенному железнодорожному хозяйству» и поэтому правительственное правление «не считает возможным соблюдать» их65. О результате предпринятого шага можно судить по тому, что производство паровозов на связанном с Путиловским обществом Невском заводе, которое в 1915 г. давало прибыль в 24%, после секвестра стало приносить убытки66. Русско-Азиатский банк тоже «пострадал» при пересмотре договоров. После секвестра нужда в кредите от этого банка, а равно и в банковской гарантии, «отпадает», доложил председатель правления Крылов, поэтому завод прекращает платить банку проценты и комиссионные, «составляющие ныне лишний расход», и впредь казна будет расплачиваться с заводом без посредников67. Жестокий урон понес французский концерн. Фирма Шнейдер и К° не только потеряла своих представителей в правлении и заводской администрации. Порвалось звено, на котором держалась цепь соглашений Гранатного комитета68, уничтожались выгоднейшие контракты о поставке частей снарядов69 и о техническом содействии Путиловскому заводу. Конечно, фирма не была поставлена в какое-то особенно невыгодное положение. Разрушив Гранатный комитет, ГАУ намеревалось лишь избавиться от «уплаты бесцельного комиссионного вознаграждения» Русско-Азиатскому банку, Обществу Путиловских заводов и фирме Шнейдер. С прямыми же исполнителями заказов — бывшими участниками Гранатного комитета — имелось в виду заключить новые договоры70, минуя посредничество финансовых групп. Военная администрация самого Путиловского завода, принимая от ГАУ новые заказы, под давлением Маниковского соглашалась на цены, пониженные по сравнению с ценами по заказам частным заводам, исключая из калькуляции цен не только «коммерческую прибыль завода», но иногда и расходы производственного характера71. Расчет оказался в основе верным: выждав несколько месяцев и убедившись, что уступок не будет, контрагенты Путиловского общества по Гранатному комитету согласились заключить новые договоры непосредственно с казной. А так как острая нужда фронта в гранатах миновала, они согласились понизить цену по сравнению с той, на какую рассчитывали в Гранатном комитете72. От фирмы Шнейдер предполагалось— «во избежание международных осложнений73»— принять «все недопоставленное» ею по просроченным заказам Гранатного комитета74. Однако французы проявили сговорчивость лишь после того, как безуспешно применили все доступные методы нажима на заказчика.
Уже с самим фактом секвестра родственного предприятия фирме трудно было примириться, ее представители постарались дать русской казне почувствовать «отрицательное влияние» случившегося «на прилив капиталов в военную промышленность». Первые же известия о том, что произошло с Путиловским заводом, побудили фирму Шнейдер и парижские банки потребовать возвращения кредита в 8,5 млн руб., предоставленного Обществу в 1913-1914 гг. (вместе с кредитом от Русско-Азиатского банка, также требовавшего свою долю, — 12,5 млн руб.). Лишение кредита у частных банков перевело бы завод «на иждивение казны». Междуведомственное совещание нашло, что это «противоречило бы основным положениям закона о секвестре»75. Правительственное правление дало французским финансистам ответ: правление «не имеет в виду» расторгать договор о ссуде 8,5 млн руб., и кредиторы не получат своих денег назад по крайней мере до конца войны76. Окончательное решение вопроса последовало 17 мая 1916 г., когда Совет министров постановил считать сохранившими «полную силу» обязательства прежнего правления Путиловского общества перед русско-французской группой кредиторов (в частности о возвращении ей 12,5 млн руб.). Для правительственного же правления эта выплата была «признана необязательной»77.
В дальнейшем французским капиталистам так и не удалось высвободить вложенные в Путиловское предприятие капиталы и добиться восстановления Гранатного комитета, несмотря ни на визиты по этому поводу посла М. Палеолога к председателю Совета министров Б.В. Штюрмеру, ни на просьбы министра вооружений французского правительства А. Тома (во время его пребывания в Петрограде), обращенные к царскому военному министру. Штюрмеру Палеолог заявил, что французское правительство «придает самое серьезное значение этому вопросу, в котором заинтересованы как крупнейшее французское металлургическое предприятие Шнейдер, так и французские банки». Не помогли ни угроза ответить на расторжение контрактов прекращением более важных для русской армии поставок (42-линейных пушек и тяжелых снарядов), ни ходатайства других участников Гранатного комитета, ни настойчивые «советы» министра иностранных дел военному министру78. Палеолог вступился за Путиловское общество немедленно, даже еще не получив специальных инструкций из Парижа. Из переписки французского Министерства иностранных дел, как сообщают Б. Бонвеч и X. Хауманн, видно, что французское правительство, стремясь сохранить французское влияние на Путиловское общество, было особенно озабочено судьбой его контракта с фирмой Шнейдера о техническом содействии и опасалось разрушения вследствие секвестра всей Путиловской группы, ибо тогда российские промышленники лишатся «в будущем противовеса тому произволу, который чинит ГАУ», и это затруднит французское влияние в данной сфере. Французское правительство подталкивало фирму Шнейдер к активным действиям79.
Хотя Гранатный комитет перестал существовать, правительственное правление сохранило в своем распоряжении те деньги, которые были в свое время получены комитетом из казны для распределения между своими участниками и уже рассматривались ими как их собственные80. Эта не находившая применения «свободная наличность» в 8 791 000 руб., «позаимствованная» у распавшегося Гранатного комитета правительственным правлением, равно как и 12,5 млн руб., не возвращенные кредиторам, оказались как нельзя кстати в мае-июне 1916 г., когда Путиловский завод испытывал нехватку оборотных средств81. 1 июля междуведомственное совещание вынесло решение о возвращении «свободной наличности» Путиловской группы в казну.
Максимумом достигнутого кредиторами явилось данное в сентябре 1916 г. согласие правительства («во внимание к высказанным союзною державою пожеланиям») восстановить те договоры с фирмой Шнейдер82, по которым она сама обязывалась поставить 6 млн капсюлей (на 200 тыс. руб.) и 750 тыс. взрывателей и запальных стаканов (на 8,5 млн рублей)83. Жалуясь А. Бриану, что русское правительство сочло возможным применить секвестр к несомненно французским по капиталу предприятиям, торговый атташе в октябре 1916 г. констатировал, что «в действительности» этот секвестр равносилен отчуждению84.
Оставался еще один расторгнутый контракт. При его заключении в 1913 г. две конкурирующие фирмы — Шнейдер и германская Блом и Фосс — договорились с Обществом Путиловских заводов, что они покупают у него исключительное право оказывать ему техническое содействие в судостроении и поставлять механизмы для судов, строящихся на его верфи. С началом войны германский конкурент лишился своих возможностей и парижская фирма превратилась в монопольного поставщика, которого Путиловский завод не мог обойти, делая какой-либо заказ за границей. По условиям того же контракта фирма лишь за свое согласие оказывать техническую помощь получала от Общества вознаграждение в 100 тыс. руб. в год независимо от того, требовалась ли такая помощь на деле85. Против расторжения контракта Палеолог заявлял протесты царским министрам86. Военное ведомство, несмотря на оказываемое давление, категорически отказывалось его восстановить. Тогда Министерство иностранных дел, «затрудняясь ответить отказом на повторные по сему предмету представления французского правительства», которое «с крайнею настойчивостью домогается» возобновления контракта, перенесло спор в Совет министров.
На его заседании А.А. Нератов, временно управлявший Министерством иностранных дел, доказывал, что правительственному правлению завода дано право отказываться от договоров только с отечественными фирмами, контракты же «с предприятиями иностранных, тем более союзных, держав» нельзя расторгать «по одностороннему распоряжению русского правительства». Остальные министры, наоборот, считали, что закон 12 января 1916 г. не делает «никаких изъятий» в отношении иностранцев, не ставит их «в привилегированное положение». И все же, «идя навстречу» союзнику, Совет министров, как гласит его журнал от 16 ноября 1916 г. и 17 января 1917 г., «не встретил препятствий к восстановлению вышеупомянутого договора...». Казалось бы, Совет министров «решил восстановить прежний договор о фактически не существовавшем техническом сотрудничестве»87. Но в том же журнале далее следовало пояснение, что восстановить договор предполагается «...с одновременною заменою его новым»88. Условием «восстановления с одновременной заменой» выдвигалось согласие фирмы дать «подписку», что она добровольно отказывается «от ежегодного вознаграждения в 100 000 руб. за техническое содействие независимо от того, обращалось или нет Общество к ее технической помощи», а в отношении заказов от него фирма Шнейдер может претендовать на преимущества «лишь при равных с другими соискателями условиях, на вполне гарантирующих интересы Путиловских заводов основаниях»89. Тем самым контракт 1913 г. пересматривался в решающих пунктах.
Несмотря на некоторые уступки французскому компаньону, правительственные органы руководили предприятием не так, как этого требовали непосредственные интересы международных объединений монополистов. Такие действия, как разрушение Путиловской группы, не были изолированным эпизодом. Одновременно в мае 1916 г. было отклонено предложение той же русско-французской группы взять заказ на 3 млн крупных снарядов и построить новый снарядный завод в Юзовке90, а артиллерийскому ведомству было поручено Особым совещанием строить собственный, еще более мощный снарядный завод. В данном и других подобных случаях проявились те тенденции в политике самодержавия, которые и раньше вызывали недовольство, протесты и противодействие монополий91. История с Путиловским заводом показала, что правительство начало переходить от мер сдерживания, запрета, осторожного давления к разрушительным действиям против крупнейших монополистических структур.
Пока тянулись тяжбы между старыми и новыми хозяевами, положение на заводе быстро изменялось в соответствии с общим нарастанием рабочего движения в Петрограде и в стране в целом. Репрессии при подавлении февральской стачки 1916 г., применение труда солдат означали переход к крайним мерам борьбы с забастовщиками. К началу 1917 г. уже каждый шестой путиловец являлся прикомандированным из войск «нижним чином»92. Однако, вопреки расчетам властей, в лице солдат рабочее движение получило новый резерв. В политической забастовке 9 января 1917 г. участвовали 178 солдат. Их полагалось вернуть в войска и предать военно-полевому суду. Но теперь такая «распорядительность», видимо, показалась властям чреватой последствиями. 31 января 1917 г. Маниковский предписал директору Путиловского завода Дубницкому наложить на виновных дисциплинарное взыскание.
По заводам артиллерийского ведомства объявили приказ о поведении «нижних чинов» на Путиловском заводе, гласивший, что «на первый раз» таким взысканием дело и кончится, в случае же повторения виновных будут судить. Запугивание военно-полевым судом, впрочем, начинало терять действенность, и Маниковский прибег к демагогии и лести. Сообщив в том же приказе, что часть бастовавших солдат оправдывалась боязнью «угроз» со стороны рабочих («требовавших от нижних чинов прекращения работ»), «популярный генерал» объявлял: «Отговорке этой не верю, так как, во-первых, русский солдат, да еще побывавший в боях, видавший в глаза смерть, не может бояться подобных угроз, а во-вторых, не допускаю мысли, чтобы рабочие, в переживаемую родиной страдную пору, могли оказать насилие над солдатами, честно исполняющими долг присяги»93. Но попытки натравить друг на друга рабочих и солдат не имели успеха. А через 16 дней на заводе началась новая забастовка, которая, подобно январской стачке путиловцев в 1905 г., переросла в мощный революционный кризис.
Авангардная роль путиловских рабочих в феврале 1917 г.— явление чрезвычайно показательное для характеристики их политического развития за 1916 г. Несмотря на локаут, «фильтрацию», постоянные аресты активистов и другие репрессии, путиловцы вновь бросили вызов царизму...
В последние часы старого режима, 27-28 февраля, Дубницкого и ряд других служащих ГАУ постигла трагическая судьба. Шли грабежи, была ограблена малая касса завода. Дубницкий «созывал служащих, посылал главного механика в Государственную думу, — описывала происшедшее его вдова, — но ему не удалось туда доехать. Тогда он позвонил генералу Маниковскому». Между тем шайка, ограбившая накануне малую кассу, приехала снова — грабить большую. «В то время, когда служащие и рабочие были заняты выборами депутатов, муж и генерал Борделиус были на своем посту... Охрана кассы была уже поставлена. Тогда грабители потребовали мужа, они не разрешили мужу даже проститься со мной и ребенком; увезя, они мучили, издевались над обоими генералами и убивали; не удовлетворились этим, а бросили тела в Обводной канал». Грабители выдавали себя за революционных активистов: «убийцы повели обоих генералов якобы в Государственную думу»94. Преемник Маниковского в роли начальника ГАУ генерал В.А. Лехович, видимо, прикрывая нераспорядительность,
проявленную в те дни в его ведомстве, не обеспечившем охрану и порядок на заводе, докладывал военному министру (через Маниковского) 14 и 24 марта 1917 г., что 27 февраля (из письма вдовы следует, что уже 28-го, ночью) «во время революционного движения» «при исполнении своих служебных обязанностей» якобы «случайно были убиты директор Путиловского завода генерал-майор Дубницкий, начальник Петроградского орудийного завода генерал-майор Матафа-нов и старший техник Петроградского патронного завода полковник Кирсанов», а также «помощник директора Путиловского завода генерал-майор Бордель фон Борделиус». Но главарь шайки, по прозвищу Ванька Бык, похваляясь своим разбойничьим подвигом, показывал рабочим добычу — снятые с генерала сапоги95.
Вопросы истории. 1983. № 10.
1 ЖОСО 1915. С. 405; ЖОСО 1916. С. 127.
2 Путиловец в трех революциях. С. 251-252, 301. Ср.: Изв. Московского военно-промышленного комитета. 1916. № 21-22. С. 107-108, 114-115 (речь Гвоздева).
з Новое время. 18.11.1908.
4 Об истории создания Гранатного комитета см.: КРУПИНА Т.Д. Политический кризис 1915г. и создание Особого совещания по обороне // Исторические записки. М., 1969. Т. 83. С. 64, 66-67.
5 РГВИА. Ф. 962. Оп. 2. Д. 24. Л. 261об.-262. Показания 31.XII. 1915.
6 Обосновать возражения генерал-инспектор поручил начальнику Брянского арсенала С.Н. Ванкову, вызвав его в Петроград (НИОР РГБ. 303.1. Л. 162-164. БАНКОВ С.Н. Мои мемуары. Рукопись 1934 года).
7 СИДОРОВ А.Л. Экономическое положение... С. 43-44; ЕГО ЖЕ. Борьба с кризисом вооружения русской армии в 1915-1916 гг. // Исторический журнал. 1944. № 10-11. С. 46.
8 Красный архив. 1923. Т. 3. С. 58.
9 Там же. С. 63; СИДОРОВ А.Л. Экономическое положение. С. 58-60; Совет министров Российской империи в годы первой мировой войны. Бумаги А.Н. Яхонтова. СПб., 1999. С. 397.
10 РГВИА. Ф. 369. Оп. 4. Д. 32. Л. 11-15. Переписка 5-12 августа 1915 г.
11 Там же. Оп. 16. Д. 32. Л. 128-1 30об.
12 Там же. Л.126об., 128-130. Журнал Наблюдательной комиссии №12, 27.X.1915; ЖОСО 1915. С. 376.
13 РГВИА. Ф. 369. Оп. 16. Д. 31. Л. 81; д. 9. Л. 40 и об.
14 Удаление его с должности директора с преданием «этого идиота Гагарина» суду («мерзкая история с лабораторией бомб и всякого оружия») состоялось по распоряжению Николая II (Красный архив. 1932. Т.50-51. С. 176. Николай II — Марии Федоровне, 1.III.1907; КОВАЛЕВ В.И. Обыск 18 февраля 1907 г. // Труды Ленинградского политехнического института. 1957. № 190).
15 См.: ГЕРБЫЛЕВА Н.П. Князь А.Г. Гагарин, первый директор Санкт-Петербургского политехнического института. СПб., 2002. С. 8-18. Еще в 1898 г. он представил правительству «записки, в которых с цифрами в руках доказывал, что перевооружение полевой артиллерии следует вести на казенных заводах, потому что барыши остаются казне, мастерские и станки — тоже и, наконец, у казны остается сформированный штат мастеров, умеющих делать пушки, — вспоминал Гагарин в 1907 г. — Этими записками я разбудил спавших... моя мысль была принята» (цит. по: ПОЛТОРАК С.Н. Первый директор Санкт-Петербургского политехнического института князь А.Г. Гагарин // Из глубины времен. СПб., 1995. Вып. 5. С. 143-144).
16 См.: ЛУЧИНИНОВ С.Т. А.Н. Крылов — выдающийся кораблестроитель, математик и педагог. Л. 1959. С. 74; ШАЦИЛЛО К.Ф. Русский империализм. С. 271.
17 КРЫЛОВ А.Н. Указ. соч. С. 730-735.
18 РГВИА. Ф. 369. Оп. 1. Д. 107. Л. 52. Законопроект, внесенный на рассмотрение Совета министров не позднее 30 октября 1915 г.
19 Там же. Оп. 16. Д. 31. Л. 86об.-87. Поливанов — Барку, 22.XI.1915.
20 Там же. Д. 32. Л. 156, 162; ЖОСО 1915. С. 433.
21 РОДЗЯНКО М.В. Крушение империи. Л., 1929. С. 127. Эту версию воспроизвел А.Т. Миндарев (МИНДАРЕВ А.Т. Иллюзии современного ревизионизма и исторический опыт государственно-монополистического капитализма России // Истоки современного ревизионизма и его буржуазная сущность. М., 1961. С. 280). Хауманн, отмечая, что источники такую версию не подтверждают, в то же время считает ее в принципе правдоподобной, учитывая возможную роль влиятельного дельца И.П. Мануса (HAUMANN Н. Kapitalismus im zaristischen Staat 1906-1917. Konigstein, 1980. S. 126).
22 ЖОСО 1915. C. 380, 432-433; ДЯКИН В.С. Русская буржуазия и царизм в годы первой мировой войны. Л., 1967. С. 230; ШАЦИЛЛО К.Ф. Из истории экономической политики. С. 216.
23 РОДЗЯНКО М.В. Указ. соч. С. 9.
24 Если бы вопрос о секвестре пересматривался действительно по распоряжению царя, то, надо полагать, и представители ведомств и председатель Государственного совета Куломзин голосовали бы именно так. как сообщено в воспоминаниях Родзянко. В действительности против пересмотра голосовали и Куломзин, и представитель Министерства путей сообщения, и начальники главных управлений Военного министерства (никаких специальных «представителей министров» в Особом совещании не было).
25 РГВИА. Ф. 369. Оп. 16. Д. 32. Л. 124об.-125, 150; оп. 4. Д. 16. Л. 48.
26 Там же. Оп. 16. Д. 32. Л. 66; ГАРФ. Ф. 7952. Оп. 4. Д. 62. Л. 65; КРЫЛОВ А.Н. Указ, соч. С. 874-875.
27 КРЫЛОВ А.Н. Указ. соч. С. 229.
28 GIRAULT R. Finances intemationales et relations intemationales (a propos des usines Poutiloff) // BOUVIER J., GIRAULT R. L’imperialisme franqais d'avant 1914. Paris; La Haye, 1976. P. 251-252; M. Еще курьезы артиллерийского ведомства // Новое время. 26.11. 1912.
29 РГВИА. Ф. 369. Оп. 16. Д. 32. Л. 297-300. Переписка Поливанова; ГАРФ. Ф. 7952. Оп. 4. Д. 62. Л. 65, 67.
30 РГВИА. Ф. 1. Oп. 1. Д. 72928. Л. 316.
31 Там же. Ф. 369. On. 16. Д. 33. Ч. 2. Л. 275-288.
32 СУ. 1916. Ст. 118. Закон 16 января 1916 г. об Особом совещании по обороне еще более подкреплял «неответственность» чиновников (там же. Ст. 136).
33 РГВИА. Ф. 369. Оп. 16. Д. 32. Л. 162об. Изложение мнения меньшинства Наблюдательной комиссии в ее журнале от 9-10 ноября 1915 г.
34 Законом был предусмотрен случай, когда казенное управление будет вести явно убыточное предприятие, относя убытки на счет его владельцев (ст. 7, 13). В официально опубликованном объявлении о секвестре, разумеется, утверждалось, что интересы акционеров «вполне обеспечиваются высочайше утвержденным 12 января этого года законом» (Путиловец в трех революциях. С. 255). Хауманн успокоительное заявление принимает на веру, не анализируя текст закона о секвестре (HAUMANN Н. Kapitalismus im zaristischen Staat. S. 131, 257. Anm. 358).
35 Составление такого баланса считалось средством против возможных в будущем обвинений казенного правления в растрате заводского имущества (РГВИА. Ф. 369. Оп. 16. Д. 32. Л. 69 и об., 162об., 128об.-129).
36 Получив 21 января утвержденный Николаем II текст закона о секвестре, Лукомский тотчас доложил Поливанову список лиц, намеченных в члены правления Путиловского завода, и тот беседовал с ними (там же. Oп. 1. Д. 155. Л. 37; ф. 89. Oп. 1. Д. 42. Л. 44).
37 Там же. Ф. 369. Оп. 16. Д. 33. Ч. 1. Л. 139, 258 и об.; оп. 4. Д. 34. Л. 334, 339, 342-343.
38 Цит. по: ФЛЕЕР М.Г. Петербургский комитет большевиков в годы империалистической войны // Красная летопись. 1927. №22. С. 121.
39 Как директор Русско-Азиатского банка Путилов получил премий за 1916 год 900 тыс. рублей. Меллер в качестве директора завода за 1915 г. «заработал» лишь «дополнительного вознаграждения»— 59 тыс. руб.; он же являлся акционером компании Шнейдера и получал соответствующие дивиденды; он же представлял интересы этой компании в качестве ее доверенного лица в переговорах с другими участниками финансовых групп, владевших Путиловским обществом (см.: ШАЦИЛЛО К.Ф. Из истории экономической политики. С. 227, 228; ГИНДИН И.Ф. Балансы акционерных предприятий. С. 98; ТЮЛЬПАНОВ С.И. К характеристике русского империализма // Труды Лесотехнической академии. Л., 1939. Т. 55. С. 167; РГВИА. Ф. 505. Оп. З.Д. 21. Л. 39).
40 ШЕСТАКОВ С.В. Большевики во главе рабочего движения России в годы первой мировой войны. М., 1961. С. 19-20.
41 ГАРФ. Ф. 579. Oп. 1. Д. 2461. Л. Зоб. Запись П.Н. Милюкова.
42 Петроградский пролетариат и большевистская организация в годы империалистической войны. 1914-1917 годы. Сб. материалов и документов. Л., 1939. С. 144; РГВИА. Ф. 369. Оп. 16. Д. 33. 4.2. Л. 289,292.
43 РГВИА. Ф. 504. Оп. 32. Д. 532. Л. 38. «Пасование» заключалось, очевидно, в непоследовательности действий: 10 февраля директор принял условия бастующих, включая отмену уже произведенной фильтрации, при которой в обратном приеме было отказано 120 рабочим (Путиловец в трех революциях. С. 296).
44 РГВИА. Ф. 369. Оп. 16. Д. 33. Л. 234, 290-291.
45 Совет министров Российской империи в годы первой мировой войны. Бумаги А.Н. Яхонтова. СПб., 1999. С. 320.
46 Речь. 13.III.1916; СОГД IV/4. Ч. 2. Пг., 1916. Стб. 2863.
47 Революционной пропагандой объяснял события на заводе также ген. Кривошеин (Путиловец в трех революциях. С. 294).
48 ЖОСО 1916. С. 123.
49 СОГД IV/4. Ч. 2. Стб. 2867. Упомянутые Милюковым листовки Петербургского комитета большевиков были обращены к путиловцам (см.: Петроградский пролетариат и большевистская организация. С. 148-151. См. также: Путиловец на путях к Октябрю. М.; Л., 1933. С. 43). Слова Милюкова, не пропущенные цензурой в печать, цитируются по его собственноручной записи (ГАРФ. Ф. 579. Oп. 1. Д. 2461. Л. 2).
50 ЖОСО 1916. С. 123-126, 128.
51 СИДОРОВ А.Л. Экономические предпосылки социалистической революции в России // История СССР. 1957. №4. С. 31. Противоположный смысл видел в изъятии завода из рук частных владельцев С.И. Тюльпанов: «Крупнейшие заводы и тресты типа Путиловского и др. сами оказывают серьезное влияние на направление общей политики своих правительств» (ТЮЛЬПАНОВ С.И. Указ. соч. С. 165). Б. Бонвеча убедила аргументация К.Ф. Шацилло, также доказывавшего, что правление Путиловского общества было заинтересовано в секвестре, хотя Бонвеч считает, что такое объяснение не является исчерпывающим (BONWETSCH В. Kriegsallianz und Wirtschaftsinteressen. Diisseldorf, 1973. S. 229. Fn. 149).
52 СМАГА Ю. Путиловская стальная гвардия революции // Вопросы истории. 1967. № 8. С. 106.
53 Листовки петербургских большевиков. 1902-1917. М., 1939. Т. 2. С. 208.
54 РГВИА. Ф. 505. Оп. 3. Д. 20. Л. 188.
55 КРЫЛОВ А.Н. Указ. соч. С. 230.
56 ГАРФ. Ф. 111. Оп. 5. Д. 548. Л. 382-386; Былое. 1924. № 26. С. 222-240. Отчет сотрудника охранки, работавшего в контрразведывательном отделении. Изложение его опубликовано в виде воспоминаний.
57 МИТЕЛЬМАН М., ГЛЕБОВ Б., УЛЬЯНСКИЙ А. История Путиловского завода. М.; Л., 1941. С. 449. 22 февраля рабочие Пушечной мастерской судили своих товарищей за то, что они указывали администрации лиц, мешавших работать и призывавших к забастовке. В результате этого суда несколько рабочих были вывезены на тачках (РГВИА. Ф. 369. Оп. 16. Д. 33. Ч. 2. Л. 290. Протокол правления ОПЗ от 22 февраля 1916 г.). Полиция занялась расследованием «провокационного» поведения Федорова (Путиловец в трех революциях. С. 294).
58 Там же. Ф. 504. Оп. 32. Д. 532. Л. 853, 855. Доклад Маниковского военному министру через его помощника Фролова, 3.V.1916; ГАРФ. Ф. 111. Оп. 5. Д. 548. Л. 386.
59 КРЫЛОВ А.Н. Указ. соч. С. 735-736, 875. Вместо Дроздова директором Путиловского завода был назначен генерал А.Г. Дубницкий, переведенный с Ижевского завода.
60 Там же. С. 736-737. Крылов — Маниковскому, 19.IV.1916.
61 ЖОСО 1916. С. 224.
62 РГВИА. Ф. 369. Оп. 16. Д. 33. Ч. 2. Л. 334-335. Кроме А.И. Кузнецова, в числе учредителей Товарищества состояли Н.П. Рябушинский, Н.И. Гучков, С.А. Смирнов, А.Н. Коншин, Н.А. Второв. Найденовы. Морозовы, Рабенек и другие представители московского «делового мира». Товарищество предполагало завладеть также орудийным заводом, строившимся в Царицыне, и перевести туда соответствующие цехи Путиловского.
63 Там же. Ф. 505. Оп. 3. Д. 22. Л. 83 и об., 88об., 89об. Журнал совещания от 29.III., 3.V. и 1.VII.1916.
64 Там же. Д. 21. Л. 20-21. Примерно в половине из них речь шла о найме прежней администрацией служащих и доверенных лиц. В числе этих лиц были районные представители Общества в столицах, Саратове, Киеве, Харькове, Гомеле и Ташкенте, быв. директор завода Меллер (он же доверенное лицо фирмы Шнейдер и К°). Меллеру все же удалось получить предусмотренное контрактом «дополнительное вознаграждение» за 1915 г. в 59 тыс. рублей (там же. Л. 39).
65 ГАРФ. Ф. 7952. Оп. 4. Д. 63. Л. 127-129. Общество Продвагон почти до конца своего существования не теряло надежды восстановить договор и, продлевая в январе 1918 г. свои контракты с оставшимися участниками синдикатского соглашения, предусматривало на случай возвращения Путиловского завода в синдикат возможность соответствующего пересмотра квот (Центральный государственный архив Московской области. Ф. 2135. Оп. 2. Д. 10. Л. 6. Продвагон — Обществу Коломенского завода, 22.1.1918).
66 КОРЕЛИН А.П. Монополии в паровозе- и вагоностроительной промышленности. С. 162, 170.
67 РГВИА. Ф. 505. Оп. 3. Д. 21. Л. 7 и об.
68 Потеряли силу заключенные в июле 1915 г. договоры с Русско-Балтийским судостроительным и механическим обществом, Русским обществом для изготовления снарядов и военных припасов, Российским обществом оптических и механических производств, Обществом Невского судостроительного и механического завода, Обществом механических и трубочных заводов П.В. Барановского, Обществом Коломенского машиностроительного завода, Обществом Тульских меднопрокатных и патронных заводов — вместе с основанными на них обязательствами этих предприятий в отношении Русско-Азиатского банка, фирмы Шнейдер и Общества Путиловских заводов (там же. Л. 20; ф. 369. Оп. 3. Д. 77. Л. 51 и об.).
69 Каждый из 3 млн снарядов, заказанных казной Гранатному комитету через Путиловское общество, должен был принести французской фирме 50 коп. комиссионного вознаграждения. Путиловскому же обществу и Русско-Азиатскому банку причиталось по 40 коп. (КРУПИНА Т.Д. Указ. соч. С. 66).
70 ГАУ полагало, что если бы добиться перезаключения договоров не удалось, то те же заказы можно было передать другим предприятиям, и что перестройка отношений «не отзовется на успешности поставки 3-дм патронов» (РГВИА. Ф. 505. Oп. 1. Д. 44. Ч. ГЛ. 510).
71 Там же. Ф. 29. Оп. 3. Д. 969. Л. 69-70. Представление ГАУ в Исполнительную комиссию при военном министре, 12.XII.1916, утв. 11.1.1917; д. 754. Л. 359-360об.; то же, 18.XI., утв. 23.XI1.1916. При заказе Путиловскому обществу 1,2 млн 6-дм бомб ГАУ урезало запрошенную заводом цену с 70 до 58 руб. (до «себестоимости»).
72 Средняя цена корпусов гранат по контрактам обществ Русско-Балтийского, Русского для изготовления снарядов и Коломенского завода с Гранатным комитетом — 12 руб. 50 кои. В конце 1916 г. те же предприятия согласились на цену 12 руб. — тоже, конечно, не убыточную (РГВИА. Ф. 29. Оп. 3. Д. 754. Л. 317-320, 345-346, 380-381). Цена на взрыватели от Путиловского завода была таким же путем понижена с 9 руб. 28 коп. до 7 руб. 50 коп. (там же. Ф. 369. Оп. 3. Д. 77. Л. 43—44; д. 74. Л. 393).
73 В документе явная описка: «освобождений».
74 РГВИА. Ф. 505. Оп. ГД. 44. Ч. Г Л. 510.
75 Там же. Оп. 3. Д. 22. Л. 75об.-76.
76 Там же. Ф. 2000. Оп. 2. Д. 1745. Л. 151.
77 Там же. Ф. 369. Оп. 5. Д. 223. Л. 46об. 17: ф. 505. Оп. 3. Д. 21. Л. 46об.; д. 22. Л. 132об.
78 Там же. Ф. 2000. Оп. 2. Д. 1745. Л. 150-156, 211-212; ф. 369. Оп. 5. Д. 223. Л. 46—47: LINKE H.G. Das zarische Russland and der erste Weltkrieg. Munchen, 1982. S. 72.
79 BONWETSCH B. Kriegsallianz und Wirtschaftsinteressen. Dusseldorf, 1973. S. 147; HAUMANN H. Kapitalismus im zaristischen Staat. S. 131. Хауманн ссылается, в частности, на послание министра иностранных дел А. Бриана (12.VI.1916).
80 Русско-Балтийское общество жаловалось, что уничтожение Гранатного комитета поставило его в «крайне затруднительное финансовое положение», но его претензия на часть «свободной наличности» комитета не была удовлетворена (РГВИА. Ф. 369. Oп. 11. Д. 6. Л. 14. Журнал Подготовительной комиссии по артиллерийским вопросам № 79, 8.VII.1916).
81 РГВИА. Ф. 505. Оп. 3. Д. 22. Л. 7, 19, ЗОоб., 132об.
82 Об этом Палеологу было сообщено нотой от 20 сентября 1916 г.
83 ГАРФ. Ф. 1779. Oп. 1. Д. 1474. Л. 6-6об.
84 LINKE H.G. Op. cit. S. 73.
85 ШАЦИЛЛО К.Ф. Иностранный капитал и военно-морские программы России накануне первой мировой войны // Исторические записки. М., 1961. Т. 69. С. 92-93.
86 Французский военный агент при Ставке ген. Лагиш еще 8(21) декабря 1915 г. возмущался действиями Кривошеина, который добивался расторжения контракта с Шнейдером. «Какой странный способ мышления — отождествлять соглашения между русским и французским обществами с таковыми, существовавшими между ним и неприятельскими обществами»; «соглашения с Круппом и Шкодой нарушены самим фактом войны». Кривошеин «нс понимает потребностей данного момента», ведь «русское правительство обращается все с новыми и новыми заказами к Обществу Шнейдер-Крезо»; «он простой бюрократ. Время ли теперь заниматься теоретическими расследованиями? Нет, нет». Лагиш штурмовал и Алексеева, который вынужден был указать Поливанову: «Словесно... Лагишем было сообщено мне, что дело нашего артиллерийского снабжения сильно тормозит ген. Кривошеин». Лагиш его «охарактеризовал злым гением русской артиллерии». 8(21) декабря помощник Поливанова ген. МА. Беляев принес французам извинения «по поводу неосмотрительности ген. Кривошеина, проявленной им при постановке вопроса о совместной деятельности Путиловских заводов с некоторыми иностранными фирмами»; несомненно, «фирма Шнейдер не может быть поставлена в известном отношении на один уровень с фирмами Круппа и Шкода» (РГВИА. Ф. 2000. Оп. 2. Д. 1785. Л. 56, 50, 53).
87 ИОФФЕ А.Е. Русско-французские отношения в 1917 г. (февраль-октябрь). М., 1958. С. 274.
88 ЛОЗИНСКИЙ 3. Экономическая политика Временного правительства. Л., 1929. С. 93-94.
89 ГАРФ. Ф. 1779. Oп. 1. Д. 1474. Л. 8об.- 9. ОЖСМ 16.XI.1916 и 13.I.1917 (представлен на утверждение Николаю II 26 февраля).
90 Ссылаясь на книгу К.Н. Тарновского, Н.И. Торпан утверждает, что в Юзовке русско-французской группой был «оборудован» «артиллерийский завод для производства снарядов крупных калибров». Но у Тарновского таких сведений нет (ТОРПАН Н.Н. Указ. соч. // Изв. АН Эст. ССР. Общественные науки. 1984. Т. 33. № 2. С. 118; ср.: ТАРНОВСКИЙ К.Н. Формирование государственно-монополистического капитализма в России в годы первой мировой войны. М., 1958. С. 243). Впрочем, строительство снарядного завода в Юзовке все же началось в 1916-1917 гг.
91 МАНИКОВСКИЙ А.А. Боевое снабжение. Ч. 1. С. 69-75; ЛЯЩЕНКО П.И. История народного хозяйства СССР. М., 1950. Т. 2. С. 389; ПОГРЕБИНСКИЙ А.П. Государственно-монополистический капитализм. С. 52-53,127-131. 137; ЛИВШИН Я.И. Монополии в экономике России. М., 1961. С. 276-281. 323. 344-346; ЛАВЕРЫЧЕВ В.Я. Государство и монополии в дореволюционной России. М., 1982. С. 53.
92 По сообщению Гагарина от 13 сентября 1916 г., «число рабочих завода с 27 тыс. доведено до 33 тыс.» (ГАРФ. Ф. 7952. Оп. 4. Д. 63. Л. 95). По данным же, объявленным в приказе Маниковского от 31 января 1917 г., на заводе числилось 5500 прикомандированных солдат.
93 Приказ по ГАУ, 31.1.1917 (Военный отдел РГБ).
94 РГВИА. Ф. 505. Оп. 3. Д. 20. Л. 601-602. Письмо приведено в протоколе заседания правительственного правления Общества Путиловских заводов, 21.VIII. 1917.
95 Там же. Ф. 504. Оп. 2. Д. 1508. Л. 36, 41; Четыре поколения (Нарвская застава). Л., [1933]. С. 278. Воспоминания рабочего В. Ершова.
<< Назад Вперёд>>
