От Цусимы к Февралю. Царизм и военная промышленность в начале XX века.

В советской историографии освещение промышленного развития предреволюционной России направлялось на доказательство того, что страна созрела для социалистического обобществления производства. Признак такой зрелости усматривался в развитии монополий, банковских группировок, навязывавших царскому правительству свою политику. От тех, кто занимался историей кануна 1917 г., официально требовалось все новое и новое обоснование того, что русский капитализм достиг «весьма высокого общего уровня развития» и на основе прежде всего монополизации создал к Октябрю 1917 г. «оптимальное сочетание» «исключительно благоприятных условий» для перехода к социализму¹.

В обосновании всего этого ряд историков видел «политическое значение» своей исследовательской деятельности по раскрытию предпосылок Октября; как тогда назидательно утверждалось, «в исторической науке трудно назвать более злободневную проблему, чем эта»². Суждения, что Россия того времени не располагала «объективными экономическими предпосылками для социализма», не созрела для социалистического переустройства, рассматривались как проявления «вражеской nактики» троцкистов, меньшевиков, всяческих «пособников буржуазии» и «противников ленинизма»³.

Преступный характер подобных «вылазок» обретал буквальный смысл. 20 января 1931 г. А.Ю. Финн-Енотаевский признал себя «виновным во “вредительстве в теории", выразившемся в 1) Критике одного из начал ленинизма о роли финансового капитала...»⁴. 9 февраля на собрании в Институте экономики Ленинградского отделения Коммунистической академии коллеги более доходчиво раскрыли его вину: «Он тщательнейшим образом “доказывает", что Октябрьская революция неправомерна, так как в России еще не созрели-де производительные силы... Обнаруживая трогательное согласие с троцкистами и столпами “ленинградской оппозиции”. Финн развивает теорию о невозможности победы социализма в одной стране, особенно если эта страна — Россия, опять-таки по причине отсталости производительных сил»⁵. 15 января 1932 г. и Н.Н. Ванаг в печати признал свою «политическую ошибку» в трактовке финансового капитала: «Я дал почву для протаскивания троцкистских идей о колониальном характере царской России, об отсталости вообще и примитивности экономического развития России», что является «лишь оборотной стороной контрреволюционного тезиса о невозможности строительства и победы социализма в нашей стране». Но это не избавило его от необходимости повторять на допросах в январе 1937 г., что в «Финансовом капитале» и других его работах «контрабанда шла по следующим основным направлениям: 1. Исключительное подчеркивание отсталости капиталистического развития России» с целью «протаскивания идеи невозможности построения социализма в СССР, отсутствия материальных и субъективных предпосылок...»⁶.

Из навязанной идеологической схемы выводился тезис о государственно-монополистическом капитализме, истолковываемом как подчинение государственного аппарата воле монополий. Такой подход, подкрепленный утвердившейся с дореволюционных времен публицистической традицией «разоблачать» магнатов финансового капитала и бюрократов, определял методы отбора и оценки источников. Влияние официальной схемы сказалось и на представлениях некоторых зарубежных историков, с доверием отнесшихся к тенденциозным и неточным подборкам фактических данных в советской литературе.

С 1990-х гг. изучение экономического состояния предреволюционной России проходит через стадию историографического кризиса, причем некоторые участники старых споров сделали попытки по-новому истолковать происходившее в 1950-1970-х гг. и принялись доказывать противоположное тому, чему учили раньше. По словам В.И. Бовыкина, именно проблематика экономической истории начала XX в., поскольку она была далека от проблем «развитого социализма», не только не страдала злободневностью, но и, наоборот, составляла счастливое исключение в том смысле, что «мало кого раньше интересовала» в партийно-политическом руководстве и потому представляла собой некую башню из слоновой кости; запершись в ней, академические ученые творили «пользуясь относительной свободой»⁷. Такие утверждения едва ли могут восприниматься всерьез. Сам же он позднее вновь признал, что в 1960-1980-е гг. (как, впрочем, и при Сталине) изучение экономической истории России, «экономических предпосылок Октябрьской революции» страдало от «давления партийных установок», которое сказывалось «тем сильнее, чем явственней были связи или аналогии между изучаемыми проблемами и вопросами текущей политики»⁸. Текущая политика требовала от Бовыкина и его коллег, во-первых, опровергать утверждения о «невозможности распространения» опыта российской революции 1917 г. «на более развитые (по сравнению с дореволюционной Россией) капиталистические страны», поскольку Россия «развивалась “по тем же законам, как и любая другая капиталистическая страна”»⁹. Во-вторых, интересам текущей политики отвечало «изучение тех процессов капиталистического развития, которые... означали формирование материальных основ для замены капиталистических производственных отношений социалистическими: обобществления производства, монополизации народного хозяйства, формирования государственно-монополистических органов регулирования экономической жизни»¹⁰.

Но принцип текущей политики — конъюнктурность. Стоило в 1989 г. появиться новой установке, что страна к 1917 г. «не достигла того уровня экономического развития, который необходим» для перехода к социализму¹¹, как сработал старый рефлекс и тот же автор отмежевался от главного результата проведенных им исследований, даже возмутившись, что ему все еще «приписывают» точку зрения об «оптимальном сочетании» предпосылок. Бовыкин дал при этом понять, что сам он всегда был против «политизации исторического знания», выражающейся в «приоритете априорных схем и установок над изучением реальных фактов»¹².

Итак — панические, головоломные метания признанного вождя господствующего «традиционного» направления. Естественный для историографии выход из столь глубокого кризиса — объективная оценка основательности ранее проделанной работы с источниками, проверка фактических данных, введенных в научный оборот под влиянием политической конъюнктуры.

Уже сами термины «монополия», «монополисты» нередко употребляются не слишком строго: в большинстве случаев, как отмечал Т. фон Лауэ, речь, по существу, идет о том, «что в американском употреблении именуется крупным предпринимательством», а не о собственно монополиях¹³. По мере накопления фактического материала о диктате монополий сами исследователи все более ощущали сомнительность такого подхода, возникла необходимость проверки многих «интересных положений» («скороспелых выводов», «гипотез», по сдержанному выражению А.Л. Сидорова) и их конкретного обоснования, т. е. путем нового изучения источников¹⁴.

Насколько труден был на рубеже 50-60-х гг. отход от утвердившейся схемы, позволяет судить изменение взгляда К.Н. Тарновского, первоначально находившегося, как и другие историки, под ее влиянием. В изданном в 1958 г. труде он рассматривал взаимоотношения правительственных органов с металлургическими монополиями с той точки зрения, которую позднее оценивал как компромиссную: вместо обобщений о подчинении монополиям государственного аппарата в целом Тарновский признавал за монополиями влияние на «ряд звеньев государственного аппарата», которые трактовал как «орудия», «исполнителей воли» финансовой олигархии; монополиям и принадлежало «решающее слово» в регулировании отрасли¹⁵. Критикой было тогда обоснованно замечено, что эти выводы противоречат объективно излагаемому в книге фактическому материалу, из которого явствует, что при самодержавии интересам монополистов противодействовала «политическая власть военно-феодальных кругов»¹⁶.

Преодолеть это противоречие без нового обращения к анализу обширного круга источников не было возможности. Не раз в последующем указывая, что в книге 1958 г. «представляется вполне доказанной решающая роль» монополий в государственном регулировании металлургии¹⁷, Тарновский сам же поставил под вопрос и даже недвусмысленно отрицал в целом принципиальную применимость «подчинительной» схемы к условиям России начала XX в. «Откомментированный в свое время в сотнях пропагандистских статей и брошюр», писал он, тезис о подчинении до сих пор считается основополагающим; отказ от этого тезиса Тарновский считал назревшей необходимостью. В свете столь решительного расчета с «теоретическими» достижениями сталинской эпохи книга 1958 г., самими своими противоречиями обеспечивавшая прорыв пресловутого единства общепринятых «правильных» взглядов, все же оказывалась, по оценке ее автора¹⁸, историографическим фактом того периода, когда критический подход к старой схеме еще не сложился, о «правомерности применения» ее и возможности пересмотра тем более не задумывались и когда «в целом» вопрос о неполноценности, неприменимости формулы «подчинения» «еще не ставился»¹⁹.

Для разрешения накапливавшихся противоречий нужен был пересмотр исходных фактов, к чему и приступил наиболее последовательный противник старой схемы — И.Ф. Гиндин. Он обратил внимание на тенденциозное освещение системы заказов и регулирования производства через органы Министерства путей сообщения, деятельности топливных и металлургических монополий, законодательства о монополиях и др. Гиндин пришел к заключению, что в 1909-1913 гг. внутри правительства проводилась по инициативе МПС «антисиндикатская линия», которая в 1914 г. возобладала²⁰. Сторонники старой схемы не могли принять точку зрения Гиндина.

Признаком победы антисиндикатской линии в политике правительства Гиндин считал то, что в 1914 г. упразднением Комитета по распределению железнодорожных заказов (орган, на который возлагалась государственная поддержка соответствующих частных предприятий) Совет министров ущемил интересы объединений Продвагон и Продпаровоз²¹. Возражая, А.П. Погребинский доказывал, что Гиндин «слишком переоценил влияние правительственной политики и даже отдельных царских чиновников на экономическое развитие страны». Упразднение Комитета объяснялось, по мнению Погребинского, вовсе не антисиндикатским курсом правительства, а наоборот, тем, что Комитет уже стал «бесполезным» для монополий органом, так как частные заводы, занятые выгодными военными заказами, более «не нуждались» в работе на МПС и «всячески уклонялись» от нее²².

При этом он умалчивал о крупных железнодорожных заказах, принятых в 1915 — начале 1917 г. некоторыми фирмами, с соответствующими миллионными авансами, о вложении теми же «магнатами» немалых средств в создание новых частных вагоно- и паровозостроительных, рельсопрокатных заводов (Днепровского общества, Харьковского, б. Парвиайнена в Юзовке, Копикуза, Сормово-Коломенского объединения в Кулебаках) и не объяснил, чем же были вызваны протесты заводчиков, раз Комитет им не требовался.

По словам Погребинского, монополии, протестуя, исходили из задач «не настоящего» времени, руководствовались «не насущными интересами, а силой традиции, стремлением на всякий случай сохранить» свои привилегии. Получается, Комитет монополиям вроде бы не очень был нужен. Но здесь же сказано и другое: они протестовали исходя из задач «будущего послевоенного периода, когда промышленность вновь вернется к условиям мирного времени»²³, — хотя заказы принимали и капиталы вкладывали безотлагательно.

Так нужен был Комитет или нет? Если верно, что объединения заводчиков отстаивали его сохранение, учитывая получаемые и ожидаемые заказы, то к чему весь спор с Гиндиным? Если же нужды в сохранении Комитета не ощущалось, то надо было бы как-то объяснить их протесты (продолжавшиеся и после его упразднения²⁴). Эту противоречивость аргументации усугубил В.Я. Лаверычев, опиравшийся на построение Погребинского²⁵, сломав главный его устой — положение о незаинтересованности заводчиков в железнодорожных заказах.

Упомянув, что те же синдикаты «особенно настойчиво» добивались заказов на 1918-1922 гг. и что был выработан законопроект о казенном заказе на 8 тыс. паровозов и 200 тыс. вагонов, Лаверычев не сообщал о дальнейшей судьбе этого законопроекта, ограничившись неопределенной ссылкой на какое-то «известное перераспределение сил» к 1917 г. и на то, что из-за разногласий между Продвагоном и частными железными дорогами «соглашение затянулось»²⁶. Затяжка, однако, оказалась такова, что до заключения договоров с синдикатскими заводами дело вовсе не дошло, и именно потому, что, вопреки утверждению автора, монополиям не удалось «успешно опереться» на те «звенья госаппарата», каким принадлежало право решать. До Февраля заказ этот так и не достался объединениям, домогавшимся под него казенных ссуд и авансов на 103 млн руб.: «Гвоздь вопроса как раз и состоял в размере субсидии, а также цен на подвижной состав»²⁷. Зато часть заказов получили заводы, не входившие в объединения²⁸, и зарубежные фирмы.

Тем не менее Лаверычев считал, что в годы войны производство подвижного состава «регулировалось вполне сложившимися монополистическими союзами, успешно опиравшимися на те или иные звенья государственного аппарата»²⁹. Он обходил при этом молчанием соображения, высказанные А.П. Корелиным в пользу другой точки зрения: ни Продпаровоз, ни Продвагон с самого начала «не являлись по форме и характеру, деятельности синдикатами классического типа», условия же войны расшатали их настолько, что от них фактически «осталась только форма»; в эти годы одна из важнейших функций синдикатов — распределение заказов — «становится чисто формальной, а доли и квоты предприятий фактически ликвидируются»³⁰.

Признак непоколебимости позиций монополий усматривается и в том, что Путиловский завод после наложения на него секвестра будто бы еще оставался в составе синдикатов, поскольку «даже в декабре 1916 г.» фигурировал в их документах о распределении заказов «на январь и февраль 1917 года»³¹. Но если принять этот довод, то не менее прочным надо признать положение монополий и в 1918 г. Ведь Продвагон, контракты с которым Путиловский завод, взятый в казенное управление, расторг (как и с Продпаровозом) в 1916 г., учитывал в своих планах Путиловский завод не только на январь и февраль 1917 г, но и на 1918 год³².

16 ноября 1916 г. правительство передало в распоряжение МПС отнятые у прежних владельцев Выксунские заводы — вопреки противодействию ряда финансовых групп (в числе которых было «Московское военно-промышленное товарищество 1915 года» Рябушинских, А.И. Кузнецова, Н.А. Второва и др.³³, Сормово-Коломенская группа), претендовавших на это владение с его 100 тыс. дес. земли и леса. Руководители Сормово-Коломны рассчитывали, завладев Выксунским горным округом, организовать изготовление паровозов нового типа (тяжелых) по 300-600 шт. в год, поскольку «надлежаще» приспособить для этого типа паровозные отделы Сормовского и Коломенского заводов оказалось невозможным. После передачи Выксунских заводов в ведение МПС магнатам Сормово-Коломны «пришлось наметить к постройке гораздо менее удобный» вариант (при Кулебакском заводе)³⁴. 16 ноября 1916 г. и 17 февраля 1917 г. Совет министров отпустил около 19 млн руб. на приобретение, оборудование Выксунских заводов и образование их оборотного капитала³⁵. Случай этот характерен как размерами начинания, так и безуспешностью притязаний крупнейших финансовых групп³⁶. Между тем из рук частных владельцев в распоряжение казны перешли также столь крупные по российским масштабам и авторитетные производители паровозов (и вагонов), как Путиловский завод, оборудование которого предполагалось расширить до выпуска 240-300 паровозов в год (вместо 70)³⁷, и Невский.

Казенное паровозостроение представлено Лаверычевым как всего лишь «законопроект о строительстве казенного завода в Воткинске». Законопроект, однако, уже прошел через Совет министров, который 6 декабря 1916 г. отпустил старому Воткинскому заводу 3,6 млн руб. на расширение оборудования; предполагалось, что к 1920 г. он доведет выпуск паровозов до 100 в год³⁸. Лаверычев полагал, что принятое решение еще «не представляло реальной угрозы монополистам»³⁹. Но ведь известно, что этот объект был не единственным в своем роде.

Одновременно, несмотря на выраженное синдикатами недовольство, приводился в исполнение составленный в 1907-1911 гг. и дополненный в начале 1917 г. план расширения 34 механических мастерских казенных дорог, рассчитанный на 80 с лишним млн рублей⁴⁰. 23 декабря 1916 г. Совет министров отпустил 12,6 млн руб. на устройство казенного вагоностроительного завода, «находящегося в ближайшей связи с казенным металлургическим заводом» МПС⁴¹. (Это решение отвечало пожеланию Думы, принятому 18 июня 1916 г. — одновременно с отклонением законопроекта о Копикузе и согласием дать долгосрочные заказы на подвижной состав фирмам-аутсайдерам.) Вместе с тем 3 февраля 1917 г. было, по сути, отклонено предложение русско-французской группы дельцов о постройке вагоностроительного завода при условии заказа ему 50 тыс. вагонов⁴². Даже для изготовления костылей и болтов МПС начало строить собственный завод на Екатерининской дороге, для чего в декабре 1916 г. потребовалось купить заграничное оборудование⁴³.

Скептически, как «чиновничье прожектерство в деле казенного предпринимательства»⁴⁴ трактуются в литературе усилия МПС по созданию для своих расширявшихся производств собственной металлургической базы. Проект казенного завода в Керчи, конечно, мог поразить воображение: мощность его намечалась в четверть всего производимого на юге чугуна; ожидаемую резко повышенную послевоенную потребность МПС в металле новый завод покрывал, согласно проекту, также на четверть. Но скепсис и здесь вряд ли уместен (построенный позднее комбинат «Азовсталь» на соответствующей стадии тоже мог бы показаться плодом досужего прожектерства). В 1916 г. проект прошел через все необходимые согласования с Министерством финансов и в междуведомственных совещаниях. В бюджете МПС на 1917 г. предусматривалось первое ассигнование в 20 млн руб. (из общей проектной стоимости завода в 71 млн⁴⁵) на его постройку. 14 октября 1916 г. Совет министров провел окончательное обсуждение этого вызывавшего разногласия вопроса⁴⁶, и 25 октября, несмотря на недовольство монополий⁴⁷, проект завода был утвержден царем⁴⁸. Путейскому ведомству была также гарантирована металлургическая база в виде соответствующих отделов упомянутого Выксунского завода и Путиловского, тоже изъятого в распоряжение казны (вместе с его новым уникальным прокатным станом, пригодным для нужд паровозостроения; попытки монополистов завладеть им были правительством пресечены⁴⁹).

На прожектерство больше, может быть, походила попытка создать металлургический завод Кузнецкого каменноугольного и металлургического акционерного общества (Копикуз). В нем были заинтересованы две крупнейшие финансовые группировки, совместно вложившие в основание дела 6 млн рублей. Намереваясь построить завод, Общество использовало придворные связи В.Ф. Трепова — брата министра путей сообщения, чтобы добиться поддержки в виде казенных заказов на рельсы и беспроцентной ссуды. Выпуск чугуна этим заводом намечался «в два раза превышающий выплавку чугуна на всех уральских заводах». Главные заказы на рельсы Копикуз рассчитывал получить от МПС⁵⁰. И вот законопроект о содействии правительства созданию этого предприятия был 12 июня 1916 г. со скандалом провален на соединенном заседании Финансовой и Бюджетной комиссий Думы.

По заключению комиссий, основанному на мнениях предшествовавшего междуведомственного совещания и Горного департамента⁵¹, «весьма невыгодное для казны» предприятие Копикуза с первых же своих шагов оказалось бы в конфликте с законами и одновременно в зависимости «от банков, в пользу которых перейдет львиная доля его барышей». На шестой день правительство погасило спровоцированный им скандал, отозвав законопроект, а вместо него в экстренном порядке готовился проект казенного Керченского завода. Потеряв надежду на казенную поддержку (заказы на 10 лет, 20-миллионная беспроцентная ссуда на 14 лет), Копикуз объявил, что вопрос о постройке завода откладывается «до выяснения способа финансирования»⁵².

Такого рода факты плохо вписываются в схему «подчинения» государства монополиям, и о них редко вспоминают в обобщающих трудах о государственно-монополистическом капитализме. Что же касается казенной черной металлургии в целом, то помимо заводов, обслуживавших пути сообщения, строился новый сталелитейный завод артиллерийского ведомства и расширялись морские и горные заводы.

Правительственное регулирование металлургии включало контроль за распределением ее продукции между потребителями. В этой связи ряд авторов сообщает, что обществу Продамет 18 августа 1916 г. удалось «добиться полного провала» попытки Металлургического комитета (орган Особого совещания по обороне) установить «в связи с массовыми жалобами заказчиков» контроль над запасами металла на складах частных фирм⁵³. Неясно, в чем усматривается здесь провал, если данный вопрос уже был решен Особым совещанием министров, возглавлявшим и контролировавшим систему особых совещаний⁵⁴, после чего от Металлургического комитета каких-либо еще принципиальных решений не ожидалось, да авторы и не приводят никакого его «провального» постановления. 27 сентября, через две недели после издания закона, наделившего Министерство торговли и промышленности правом надзора за торговлей металлами, Главноуполномоченный по снабжению металлами циркулярно потребовал от своих уполномоченных на местах провести учет запасов на заводских складах и затем каждые две недели доставлять ему ведомость наличия металлов; отпускать их кому-либо без распоряжения Комитета запрещалось (циркуляр был подтвержден директивой от 27 октября)⁵⁵. По свидетельству А.В. Панкина (в 1915-1918 гг. начальник Южного района организации ген. Ванкова и управляющий Югометой), отпуск каждого вагона металла требовал визы специально поставленных чиновников МПС во главе с А.Н. Митинским. «Эти люди, вполне обеспеченные двойным жалованьем (от МПС и от Югометы), с большим служебным статусом, были авторитетны и неподкупны». Контроль начинался с прокатного цеха: «Заводы могли пускать прокатные станы только по учету и нарядам Югометы». При такой системе «на рынок нельзя было выбросить значительных партий железа». Югомета руководила составлением производственного плана и формировала его «по наибольшим возможностям заводов», и в итоге «устранялась роль Продаметы как органа, распределяющего производство... Назначение твердых цен на металл, контроль выпуска заводов и частного рынка органами Югометы устраняли воздействие Продаметы на цены»; «влияние Продаметы упало»⁵⁶.

Переоценка взаимоотношений государства с монополиями, начатая Гиндиным и Тарновским, получила развитие в исследовании В.С. Дякина, который проследил в политике правительства «антимонополистическую линию», одержавшую верх в 1914 г., и истолковал этот факт с точки зрения борьбы между буржуазией и поместным дворянством за определение курса экономической политики в целом⁵⁷. Дякин продолжил также пересмотр фактов, положенных в основу представлений о «подчинении». По-новому была раскрыта судьба законопроекта о борьбе против монополий. Попытка Министерства финансов удалить из его текста уголовное преследование трестов и синдикатов за взвинчивание цен воспринималась ранее как уступка давлению монополий. Оказалось же, что финансовое ведомство предпочитало юридическому ограничению деятельности частного капитала меры экономического, а главным образом административного воздействия⁵⁸.

Анализ в работе Дякина хозяйственной деятельности правительства (строительство новых и выкуп в казну ранее построенных железных дорог, ирригационные работы, борьба с топливным «голодом», сооружение сети элеваторов, законодательное регулирование отношений казны с частными поставщиками) дает основание констатировать общий враждебный «поворот в отношении бюрократических верхов к частному предпринимательству», который произошел не в 1914 г., как полагал Гиндин (и тем более не в 1915 г., как считала Р. Руза), а раньше, по крайней мере уже к 1913 году⁵⁹. Что касается политики в отношении собственно синдикатов, то здесь сдвиг наметился в 1908-1909 годах. Такая перемена была обусловлена общим наступлением политической реакции, а также и тем, что деятельность синдикатов противоречила хозяйственным интересам государства.

Одним из направлений наступления царизма на позиции крупного капитала в 1914-1916 гг. было ужесточение акционерного законодательства, неразрывно связанное с официальной политикой правительственного антисемитизма.

27 марта 1914 г. Совет министров принял «впредь к руководству» «Правила об участии иностранцев и лиц иудейского исповедания в акционерных компаниях, учреждаемых явочным порядком, а равно приобретения этими компаниями недвижимостей и производства ими разного рода промыслов». Право акционерных обществ приобретать землю ограничивалось 200 десятинами. Чтобы получить земли больше, требовалось особое разрешение трех-четырех ведомств (торгово-промышленного, внутренних дел и земельного, иногда и военного), и тогда максимум не устанавливался, зато дополнительно суживались возможности для евреев. Компании, приобретавшие земли в местностях, закрытых для еврейского землевладения, то есть вне городов и местечек в черте оседлости, могли иметь евреев в составе своих правлений и кандидатами в члены правления лишь в меньшинстве, кроме того, они «не могут занимать должности директоров-распорядителей и заведующих или управляющих соответственным недвижимым имуществом предприятий». Если же компания создавалась для эксплуатации земли и ее недр (а не для сооружения прочих торгово-промышленных предприятий), то евреи в состав ее администрации не допускались. «Правила», содержавшие сводную формулировку этих ограничений⁶⁰ и не подлежавшие опубликованию, царь утвердил 18 апреля. Почувствовав ущемление своих интересов, деловой мир бурно протестовал, и 16 июля действие Правил было приостановлено.

Традиционная в литературе ссылка на отмену — «под нажимом предпринимателей и объективных требований экономического развития»— Правил 18 апреля 1914 г. служит для подтверждения того, что произошла «победа промышленников, имевшая гораздо большее значение, чем их поражение при введении этих правил», и как бы «символизировавшая новые отношения русских предпринимателей и царского правительства»: правительственная политика все более учитывала интересы буржуазии и оттого делала зигзаги⁶¹.

В действительности была сделана лишь видимость уступки, так как практика редактирования уставов акционерных компаний с этого момента принципиально не изменилась. Когда же потребовалось устранить «наблюдающиеся затруднения при образовании новых акционерных обществ или расширении существующих», был найден привычный выход. Чтобы избежать затяжной переписки между канцеляриями, пришлось учредить «постоянное междуведомственное совещание... для рассмотрения проектов уставов сих обществ, имеющее целью согласование до внесения в Совет министров замечаний по сим проектам». Теперь прежде рассмотрения Советом министров проект устава попадал в это совещание, и если компания домогалась права обзавестись недвижимостью «в местностях, закрытых для еврейского землевладения», то в устав вводился, как правило, частичный запрет «лицам иудейского вероисповедания» входить в состав правлений, занимать должность директора-распорядителя и т.д. Иначе говоря, разрешения свободно приобретать землю, хотя бы в пределах 200 дес., акционерные общества не получили, а ограничения по национальному и вероисповедному признакам остались в полной силе. Власть без особой огласки применяла в последующем и нормирование акционерного землевладения, и ограничения для участия евреев в управлении акционерными предприятиями⁶².

Более того, продолжалась подготовка дальнейшего ужесточения режима акционерного землевладения. О том, что новый порядок приобретения земли не обещал быть либеральным, можно судить по официальным отзывам ведомств (министерств юстиции, внутренних дел, путей сообщения, земледелия, финансов) на законодательное предположение «Об изменении в законоположениях об акционерных обществах», выдвинутое 46 членами Государственной думы (4 марта 1916 г.), и на законопроект Министерства торговли и промышленности о «Нормальном уставе» акционерных обществ.

23 марта 1916 г. министр земледелия А.Н. Наумов сообщил Совету министров, что, в противоположность проекту 46 думцев, считает «обязательными те ограничения, которые установлены как мера предосторожности против вовлечения земельного фонда государства в круг спекулятивных сделок и против обхода действующих в сем отношении законов, имеющих в виду отдельных физических лиц» (речь шла на деле, конечно, не об «отдельных физических лицах», а о евреях). Наумов выступал за предоставление промышленности «свободы, необходимой в сем отношении», но с условием, чтобы эта свобода «не перешла пределов, диктуемых соображениями общегосударственной пользы»⁶³. В отзыве же на проект Нормального устава Наумов указывал, что «находит возможным разрешить акционерным обществам приобретать земли не свыше 200 дес., а в случаях, когда следует увеличить это число, это должно быть сделано по соглашению министров земледелия, внутренних дел и торговли»⁶⁴.

Решительно забраковал проект 46-ти министр юстиции А.А. Хвостов: «Нахожу... в настоящем его виде вообще неприемлемым». Он ссылался на практику: закон — это одно, он «вообще не нормирует предельного количества земли, коим может владеть отдельная акционерная компания». Но есть еще практика: «Однако практикою Совета министров, в особенности в последнее время, в связи с общею земельною политикою, признано необходимым установить... предельные нормы». Ограничения эти, напоминал Хвостов, «имеют в своей основе главным образом стремление воспрепятствовать отдельным иностранцам и евреям обходить действующие ограничительные законоположения». Примечательна в его рассуждениях глухая ссылка на те постановления Совета министров от 3 января и 27 марта 1914 г., которые легли в основу негласных «Правил» 18 апреля. В глазах Хвостова, никто этих постановлений не отменял: «Я не усматриваю оснований к отступлению от принятых Советом министров положений». На «вопрос о возможности и своевременности отмены ограничительных законоположений в отношении иностранцев и евреев вообще» Хвостов отвечал недвусмысленно: «Не нахожу возможным согласиться»⁶⁵.

По поводу проекта Нормального устава Хвостов заявил, что «нормальный устав не может быть применяем» к предприятиям свеклосахарным, пароходным, работающим на оборону «и т. п.». Кроме того, Совет министров «должен в общегосударственных интересах установить какие-либо нормы для приобретения земель в местностях, где это воспрещено иностранцам и евреям», а также вводить в уставы акционерных обществ «более строгие ограничения» участия иностранцев и евреев «в составе органов управления... в тех случаях, когда общество получает право приобретения недвижимостей» в указанных запретных местностях. И уж конечно нельзя было, с точки зрения Хвостова, предоставлять «всецело министру торговли» судить о допустимости каких бы то ни было отступлений от Нормального устава. Любое такое дело «каждый раз должно вноситься в Совет министров»⁶⁶.

Путейское ведомство подвергло проект, выработанный Министерством торговли и промышленности, критике за недостаточную строгость ограничений. Даже при установлении, как намечал проект, пределом для предприятий ряда отраслей — горнодобывающих, лесных и т. п. — 3000 дес. (правилами 18 апреля максимального предела в этом случае не устанавливалось), а для всех прочих 200 дес. акционерные компании все равно «получат возможность» в некоторых местностях «например, в местечках, где приобретение недвижимостей евреями не воспрещено», завладеть землей «в размерах выше установленного предела, что... представляется совершенно нежелательным» с точки зрения «интересов земледельческого населения» и вредно для землеустроительных мероприятий правительства. МПС настаивало, сверх того, на ряде дополнительных стеснений в процедуре утверждения уставов⁶⁷, а также на запрещении («в соответствии с практикой утверждения уставов частных железнодорожных обществ») членам правлений «занимать какие-либо иные должности в обществах по найму, а равно вступать с означенными обществами в договорные отношения».

Перед заседанием Совета министров 24 мая 1916 г., где предстояло обсуждать проект 46 депутатов и Нормальный устав, предложенный Министерством торговли и промышленности, Министерство внутренних дел заявило (министром внутренних дел и председателем Совета министров в то время был Б.В. Штюрмер), что будет «настаивать прежде всего на необходимости возведения действующей ныне практики» в отношении акционерного землевладения «на степень закона» и считает нужным «сохранить концессионную систему... для всех вообще акционерных обществ во всех местностях Империи, если учреждаемое общество нуждается в земельной площади свыше 200 десятин». Мало того, МВД желало, чтобы с ним предварительно согласовывались решения «во всех случаях, когда приобретаемая обществом площадь превышает 50 десятин». При этом в самом же МВД видели, что вынесение на рассмотрение Совета министров «каждого дела по приобретению акционерными обществами хотя бы и незначительных участков земли... и притом по предварительном сношении с двумя ведомствами» (земельным и внутренних дел) отнюдь не ускорит процедуру утверждения уставов. Министерство торговли и промышленности не выдержало напора этих двух ведомств и изменило свою первоначальную позицию, отказавшись и от частичного перехода к явочному порядку утверждения акционерных обществ⁶⁸.

Министр торговли и промышленности В.Н. Шаховской не согласился с предложением 46 депутатов «вообще» устранить из законодательства об акционерном землевладении все, что вызвано «существующими национальными и вероисповедными ограничениями». Он заявил, что находит такой либерализм «неприемлемым». Обобщая поступившие отзывы ведомств на проект Нормального устава, Шаховской привел к единому знаменателю мнения о нормах землевладения, и в результате оказались заново воспроизведенными, по сути, все те же «отмененные», «приостановленные» Правила 18 апреля 1914 г. — в усугубленном виде (отпало введение явочной системы, введен максимум 3000 дес. для упомянутой категории предприятий). «В соответствии с последне принятой практикой, — докладывал Шаховской Штюрмеру, — надлежало бы установить», что дозволяется «компаниям, приобретающим участки земли для лесного или сельского хозяйства», а также горнопромышленным приобретать «не свыше 3000 дес., для всех же остальных компаний — не свыше 200 десятин». Также и допущение иностранцев и евреев «к участию в администрации» таких компаний Шаховской предлагал регулировать «сообразно принятой практике». Иначе говоря, следовало официально установить «правило о том, что директоры правления таковых компаний в большинстве и кандидаты к ним в большинстве должны быть русскими подданными неиудейского вероисповедания, причем кандидат из иностранных подданных или лиц иудейского вероисповедания может замещать только директора из иностранных же подданных или лиц иудейского вероисповедания; засим директоры-распорядители и поверенные по делам горной промышленности, а также заведующие и управляющие недвижимыми имуществами компаний, расположенными в означенных выше местностях, должны быть русскими подданными неиудейского вероисповедания»⁶⁹. Иначе говоря, в точности воспроизводились нормы правил 18 апреля, или, что то же самое, журнала 3 января 1914 года⁷⁰.

Ни одно из ведомств, приславших отзывы на законопроекты, не высказалось за отмену ограничений.

Против установления правительством новых ограничений (имелось в виду провести их без участия Думы, по 87-й статье Основных законов) выдвинула возражения группа крупнейших частных банков, обратившаяся с письмом в Министерство финансов 3 марта 1916 г. «Выяснить с точностью, какое влияние эти рекомендации оказали на дальнейшую судьбу акционерного законодательства, затруднительно, — указывает Шепелев. — Несомненно, однако, что они были авторитетны для правительства и принимались во внимание, по крайней мере Министерством финансов, при последующем обсуждении законопроекта Министерства торговли и промышленности»⁷¹.

Но точку зрения Министерства финансов можно понять из письма Барка о законопроекте 46-ти. Ограничения вероисповедные (то есть направленные против евреев) и в отношении иностранцев Барк оправдывал «общими соображениями государственного характера» и, отмечая, что именно эти ограничения и положены в «главные основания пересмотра действующего законодательства», добавлял: «Со своей стороны Министерство финансов против такого порядка не возражало»⁷². Из этого ясно, что и для финансового ведомства «рекомендации» банков не оказались, вопреки предположению, «авторитетными».

На поведении министра финансов все же сказывалось то, что как раз во время прохождения через правительственные инстанции обоих законопроектов велись переговоры с официальными представителями США и американскими деловыми кругами о займе, а наряду с этим американская сторона настойчиво добивалась перезаключения торгового договора, утратившего силу по инициативе США после введенных русским правительством в 1911 г. ограничений на въезд в Россию предпринимателей еврейского происхождения. Обсуждение вопроса о торговом договоре неизбежно влекло за собой нежелательный конфликт с американцами, поскольку уступка в этой связи еврейскому капиталу оказалась бы заведомо неприемлемым для Николая И условием, и правительство всячески старалось этот вопрос замять⁷³.

В условиях войны правительство Николая II не решалось пойти напролом и, не считаясь с последствиями, бросить вызов могущественному партнеру, поставщику стратегических материалов и желательному кредитору изданием нового, столь раздражавшего финансовый мир антисемитского акта об акционерных компаниях. В день, когда Совет министров обсуждал оба законопроекта, Барк подал в Комитет финансов записку, в которой указывал, что «полнейшая наша финансовая зависимость от союзников является чрезвычайно тяжелой, вследствие чего представляется настоятельно необходимым, хотя бы ценой известных жертв, завязать незамедлительно кредитные отношения с Америкой»⁷⁴. На заседании 24 мая 1916 г. Совет министров решил, что проект Нормального устава должен быть доработан на основе высказанных ведомствами критических замечаний, а в целом дело следует отложить до «общего пересмотра акционерного законодательства» на началах явочной системы, то есть, в соответствии с намерениями Министерства торговли и промышленности, — до окончания войны⁷⁵. Правительство предпочитало и в этом случае проводить одиозные меры без законодательного оформления. Но это мало походило на либерализацию курса.

Не больше оснований говорить об «отступлении» правительства и его непоследовательности в антимонопольной кампании дает «дело Продутая». Вопреки высказанным в литературе оценкам, оно лишь подтверждает сформулированную В.С. Дякиным истину о методах действий бюрократического аппарата: отказ от судебного преследования еще не означал примирения⁷⁶. В 1914-1915 гг. синдикат постепенно свертывал свою деятельность (притом вовсе не «демонстративно»⁷⁷), точно исполняя программу ликвидации, объявленную Министерством торговли и промышленности через ведомственную газету еще в марте 1914 года⁷⁸.

Основной клиент Продутая — казенные железные дороги — за это время перезаключил договоры непосредственно с поставщиками, входившими в Продуголь, минуя синдикат. Еще с 1913 г. ведение всех дел этих дорог с Продуглем, включая контроль за ходом поставок, возлагалось на администрацию казенных Южных дорог. Ей же были поручены и перезаключение контрактов и последующая практическая организация закупок и распределения угля между дорогами, тогда как частные заводы, обслуживавшиеся Продуглем, были предоставлены собственным усилиям⁷⁹. Новый порядок действовал на протяжении всего 1916 года⁸⁰. Продуголь перестал существовать⁸¹.

На смену частичной монополии Продутая шла полная государственная монополия, предзнаменованная ростом реквизиций и созданием Особого совещания по топливу.

Лишен оснований общий вывод о деятельности Осотопа в том смысле, что она якобы «в целом в достаточной степени соответствовала интересам как монополистов нефтяной, так и угольной промышленности». По словам Лаверычева, группа представителей Продутая «задавала тон в Осотопе и его угольной секции»⁸². Этот вывод противоречит имеющимся в его книге сведениям о результатах попыток Продутая провести свою линию и, кроме того, не упомянутому автором обстоятельству - вынужденной самоликвидации Продутая, закончившейся к 1 января 1916 года⁸³.

Полное огосударствление торговли углем, замена ее распределением диктовались «всей обстановкой начиная с 1915 года»⁸⁴. Принципиальное решение по этому вопросу состоялось осенью 1915 г., выбор же времени для практического исполнения Совет министров оставил на усмотрение Осотопу, который получил полномочия проводить также и постепенные частичные реквизиции. Лаверычев утверждал, однако, что сопротивление со стороны общероссийских предпринимательских организаций «оказалось столь упорным», что в конце концов «до реквизиции топлива дело не дошло»⁸⁵. Между тем в том же отчете Осотопа, которым пользовался Лаверычев, разъяснено, что применение «реквизиционных нарядов» и «принудительных поставок» затруднялось до начала 1916 г. невозможностью обеспечить вывоз угля из мест добычи к потребителям. Как заявил 3 ноября 1915 г. С.В. Рухлов, «будет более осторожно применить ее только в том случае, если положение изменится, то есть если возрастет вывоз и сократится добыча»⁸⁶. В дальнейшем же вывоз облегчился, так что отпали как раз те препятствия, ввиду которых МПС откладывало общую реквизицию.

С середины 1916 г. Осотоп «усиленно» применял реквизицию. К осени основной потребитель донецкого угля — железные дороги — удовлетворял свои потребности «главным образом» посредством внеочередных принудительных нарядов, коснувшихся «почти половины копей в Донецком бассейне» (реквизировалась треть всего вывозимого оттуда угля, по 25-30 млн пудов в месяц)⁸⁷. Такая практика не устраивала углепромышленников особенно тем, что МПС, проведя реквизицию, не торопилось расплачиваться с ними; это было одной из причин того, что дела «донецких магнатов» пошатнулись «в конце 1916 и особенно в начале 1917 года»⁸⁸.

«Преимущественный заказ» (то есть реквизиция) 200 млн пудов — двух-трех -месячный вывоз из Донбасса — для казенных дорог был по требованию МПС разверстан между углепромышленниками через их же Совет съездов горнопромышленников Юга России. Часть этого угля, отобранного МПС, ранее предназначалась для более выгодных частных заказчиков. Эту операцию Лаверычев рассматривал как признак «возрастания роли» Совета съездов, который представлен в качестве «центробежного фактора», якобы притормозившего правительственное регулирование угольной промышленности⁸⁹. Действия Совета съездов выглядят в его изложении даже как извлечение дополнительных выгод и удобств.

Стремление изображать взаимоотношения самодержавия и частного капитала так, чтобы перевес оказывался на стороне последнего, порождало затруднение, сущность которого отчетливо изложил в статье о предвоенном топливном «голоде» Гефтер: царизм оставался, как и раньше, «диктатурой дворянства, надстройкой над крепостническим землевладением. Вместе с тем факты... свидетельствуют о том, что во всех сколько-нибудь крупных экономических вопросах и коллизиях, где ин. тересы черносотенного помещика непосредственно сталкивались с интересами монополистической верхушки буржуазии, третьеиюньский режим брал сторону последней, “изменяя” своему классу»⁹⁰. Обращаясь, однако, к совокупности фактов, которая проанализирована Гефтером, можно заметить, что указанное затруднение проистекает не от самих фактов, а от влечения исследователей к компромиссу с формулой «подчинения».

«Наиболее существенной» мерой против нефтяного голода Гефтер считал проекты казенной нефтедобычи, которую Горный департамент предполагал организовать на лучших, свежих участках бакинского месторождения и в размерах, сопоставимых с мощностью флагмана отрасли, предприятия фирмы Бр. Нобель. Стремясь помешать созданию казенных нефтепромыслов, промышленники добивались, чтобы правительство ограничилось участием в проектируемом смешанном (2/3 — доля частного капитала, 1/3 — казны) Паевом товариществе и воздержалось от устройства собственных, чисто казенных промыслов. Нефтяным королям, резюмировал Гефтер ход борьбы вокруг этих проектов, «беспокоиться было не о чем», они «при всех поворотах событий добивались своего». Но обращение к источникам показывает, что как ни «близок к осуществлению» был проект, выдвинутый монополистами, как ни «шла навстречу» частной инициативе в данном случае бюрократия, настал все же момент, когда «обстановка изменилась», и проект смешанного Паевого товарищества был отклонен. Осотоп отдал предпочтение казенной нефтедобыче; затем и правительство, несмотря на все протесты нефтяных королей, утвердило казенный проект, который и внесло в Думу в начале 1917 года⁹¹. Иначе говоря, вплоть до своего падения правительство не шло ни на какие уступки и шаг за шагом продвигало антимонопольные проекты.

Правда, в литературе встречаются утверждения, что в феврале 1917 г. «правительство уступило и одобрило» проект Паевого товарищества или что в Осотопе ходатайство нефтяных монополий об организации Паевого товарищества «было поддержано Нефтяной секцией» 7 февраля 1917 года⁹². Основанием для такого вывода послужила докладная записка чиновника Горного департамента В.М. Юшкина директору департамента. Юшкин сообщал о разногласиях с нефтепромышленниками из-за условий возможного, по его мнению, участия казны в смешанном предприятии и «со своей стороны» советовал не отвергать проекта подобной организации. По его словам, действительно, на заседании 7 февраля вопрос о Паевом товариществе «вновь возник» по инициативе нефтепромышленников. Но о какой-либо «поддержке» этого проекта Нефтяной секцией в его записке нет ни слова. «В заседании Особого совещания [по топливу] 15 февраля,— сообщал далее Юшкин, — г. председатель Нефтяной секции имеет доложить, в числе других мер к поддержанию деятельности нефтяных промыслов, указание нефтепромышленников на желательность вновь обратиться к проекту организации Паевого товарищества»⁹³. Но, согласно журналу заседания Нефтяной секции, данный вопрос секция решила не так, как было желательно организаторам Товарищества: председатель ее заявил, что «казенный проект о нефтяном хозяйстве уже закончен и пойдет в Думу (и пошел 8 февраля. — В. П.). Что же касается проекта промышленников о Паевом товариществе, то таковой считается еще не разработанным»⁹⁴. О «поддержке» в журнале ничего не сказано.

Обращает на себя внимание то, что выявленные и опубликованные источники, противоречащие подчинительной версии, с трудом входят в научный оборот. Отметив, что перед войной правительство одобрило проекты казенной нефтедобычи, Лаверычев в то же время, опираясь на мнение Погребинского, полагал, что монополисты «достаточно успешно» противодействовали этому и «в конечном итоге» им «удавалось отстоять свои интересы»⁹⁵. Погребинский в указанном Лаверычевым месте писал, что обсуждение в правительственных инстанциях проекта организации казенных нефтепромыслов было «безрезультатным», так как возражения Министерства финансов сыграли якобы «решающую роль»⁹⁶. В действительности же, наоборот, Совет министров 21 октября 1916 г. одобрил проект казенного нефтедобывания, представленный Горным департаментом⁹⁷.

Сборником, где опубликованы соответствующие документы⁹⁸, Лаверычев не воспользовался, хотя и цитировал некоторые из них по архиву. К тому же изложение данного вопроса в его книге⁹⁹ содержит неточные ссылки (то на дело, не относящееся к рассматриваемому вопросу¹⁰⁰, то на вообще не существующее¹⁰¹), Между тем материалы сборника¹⁰² колеблют представление, будто Осотоп «в достаточной степени» содействовал интересам монополистов, которые имели в этом органе будто бы «достаточно прочные позиции, чтобы обеспечить свои интересы»¹⁰³.

На подкрепление идеи о господстве монополий над «отдельными звеньями» хозяйственных органов государства и о «достаточном» влиянии монополий на политику самодержавия мобилизован немалый материал. Делается это зачастую хорошо отработанными в 1940-1950-х гг., хотя и уязвимыми методами. «Тот факт, что дельцы усердно стремились влиять на государственную политику, — указывал Лаверычеву Дж. Маккей, — еще не означает, что они всегда имели в этом успех»¹⁰⁴. Лаверычев, таким образом, не считался с методической проблемой, на которую и 20 годами раньше обращал внимание Тарновский, критикуя использование аналогичной методики Я.И. Лившиным: «надежды и чаяния» монополистического капитала подчинить себе «в конечном счете» государственный аппарат не равнозначны самому подчинению¹⁰⁵.

Без опоры на факты, по традиции «чиновничьим прожектерством» считаются такие крупные начинания правительства, не отвечавшие интересам монополий, как строительство дюжины-другой крупных военных заводов, а также предприятий для обслуживания железных дорог. С пренебрежением упомянув об этих начинаниях (но одновременно и расценивая их как выражавшие «общую линию экономической политики»), Лаверычев утверждал, что внешние проявления недовольства предпринимателей замыслами правительства, их протесты в печати были наигранными, на деле же ничто не мешало им «достаточно эффективно препятствовать казенному предпринимательству... Магнатам финансового капитала, — продолжал он, — имевшим прочные связи в правительственных сферах, все же удавалось добиваться замедления этих нежелательных процессов»¹⁰⁶. Аргументом при этом служила цитата из лицемерных сетований начальника артиллерийского ведомства генерала А.А. Маниковского. В действительности предпринимательские организации в бессилии наблюдали неудержимое развертывание казенного заводостроительства. Проявивший наибольшую напористость Совет съездов представителей металлообрабатывающей промышленности, несмотря на настойчивые требования, не смог добиться даже созыва совещания по этому вопросу с собственным, участием. Правительство же 8 сентября 1916 г. вынесло решение, что пожелания данной организации о свертывании строительства казенных заводов, отражавшие общее требование наиболее влиятельных предпринимательских кругов, «не отвечают точке зрения правительства, а потому не подлежат осуществлению»¹⁰⁷.

Факты, относящиеся к области военной промышленности, не согласуются с распространенным в литературе представлением об упрочении позиций банков (финансового капитала, монополий, буржуазии и т. п.), о возрастании их влияния на политику правительства. Почему, например, монополии вместо того, чтобы обеспечить своим судостроительным заводам выгодные заказы («успешно оперевшись», как писал Лаверычев, на подчиненные им звенья госаппарата), вдруг предпочли в 1916 г. смириться с отсутствием таковых, с «бесперспективностью» частного военного судостроения и якобы стремились избавиться от него, подбросив свои верфи казне, а самим переместить капиталы в «горное дело, металлургию и пр.»? Где же тут «достаточное» влияние и «подчинение»? В данном случае привычная схема «работает» не лучше, чем в случае с бегством Продпаровоза и Продвагона от железнодорожных заказов. Получается, что Путиловский завод был «брошен» целиком лишь для того, чтобы избавиться вместе с ним от его верфи.

После появления исследования Н.П. Торпан об обстоятельствах секвестра этого завода¹⁰⁸ продолжать утверждать, что группа Русско-Азиатского банка сама захотела от него избавиться, — значит упорствовать в противостоянии и документам, и фактам, и логике событий. Странно ведь выглядит иногда в литературе деятельность руководителей военно-промышленной группы Русско-Азиатского банка. С одной стороны, они якобы вынашивали план: избавиться от маловыгодных судостроительных предприятий, подбросить их казне, а самим заняться артиллерийскими и путейскими заказами. Отсюда-де и попытка собрать воедино три крупных завода — Путиловский, быв. Парвиайнен и Юзовский. Лаверычев описывал и практические шаги, предпринятые банком и сопряженные с миллионными вложениями. А параллельно та же группа действует вопреки указанному замыслу: разыгрывает хитроумную комбинацию и добивается секвестра Путиловского завода. Смысл этой «победы» финансовых воротил обобщен так: «Следовательно, секвестр Путиловского завода, являвшийся выгодной финансово-экономической операцией для контролировавших предприятие банковских кругов, развязал им руки и позволил форсировать перестройку корпорации... превратив теперь в базовое предприятие для осуществления своих претенциозных планов общество Парвиайнен»¹⁰⁹.

Верным может быть что-нибудь одно: или секвестр Путиловского завода входил в интересы монополистов (почему же тогда они намечали переместить этот завод на юг?), или секвестр помешал им провести реорганизацию в полном объеме и в таком случае не мог входить в их планы, противоречил их интересам. Несовместимость двух версий особенно видна, если обратиться к источнику, который изложил Лаверычев. По сообщению правления Путиловского общества, план действительно состоял в том, чтобы «приобрести заводы Юза и, соединив их с заводами Путиловским и Парвиайнена, перенести два последних в Донецкий бассейн на территорию заводов Юза». Организованные воедино, эти три предприятия «образовали бы завод, по мощности превышающий завод Крезо во Франции, приближающийся по размерам своим к заводам Круппа». Капитал же, потребный «как для покупки заводов Юза, так и для перенесения заводов Путиловского и Парвиайнена», думали получить путем дополнительных выпусков акций Путиловского завода, «который должен был стоять во главе» всей реорганизации. Неудивительно, что, по признанию его владельцев, проект этот в полном объеме «не осуществился вследствие последовавшего секвестра Путиловского завода»¹¹⁰. Тем не менее, как считал Лаверычев, воротилы одержали победу.

Автор и сам не тверд в следовании такому объяснению. По его словам, происшедшее с Путиловским заводом— не то осложняющий «зигзаг», «известное отклонение» в развитии процесса «укрепления позиций» банков, «расширения» ими своих военно-промышленных группировок, не то, наоборот, «не являлось каким-либо исключением», поскольку монополисты систематически проделывали трюки с секвестрами¹¹¹.

Отпал расчет руководителей той же финансовой группы и на другой источник средств для реорганизации — авансы под новые заказы на снаряды. Подготовительная комиссия по артиллерийским вопросам Особого совещания по обороне 13 мая 1916 г. рассмотрела предложение группы Русско-Азиатского банка оборудовать с помощью французской фирмы Шнейдер и К° снарядный отдел при Юзовском заводе, если правительство даст заказ на 3,5 млн 6-дм и 48-лин. снарядов. Отклонив это предложение, комиссия предпочла устроить казенный снарядный завод¹¹². Интересы монополий и на этот раз не были приняты во внимание.

На строительство в 1916-1917 гг. снарядного завода в Юзовке владельцам его пришлось тратить деньги, получаемые за исполнение ранее заключенных контрактов с военным и морским ведомствами, и авансы по контракту с МПС от 27 июня 1917 года¹¹³. Для оборудования снарядного завода предполагалось купить, в частности, эвакуируемые из Риги технические средства завода «Саламандра» — филиала английской фирмы «Томас Фирт и сыновья», крупнейшего в России производителя инструментальной стали. Узнав об этом. Особое совещание по обороне запретило намеченную сделку и попыталось перекупить оборудование «Саламандры». Не сойдясь с владельцами в цене, оно реквизировало его; конфликт по платежам за отобранные станки продолжался еще и при Временном правительстве. Оборудование было распределено между четырьмя казенными заводами¹¹⁴.

Путиловский завод служил ядром и еще одного военно-промышленного объединения. Финансовые группы Русско-Азиатского и Международного банков совместно исполняли заказ на поставку фугасных снарядов (гранат). Это объединение возглавил так называемый Гранатный комитет, официально представляемый Обществом Путиловских заводов. В литературе он рассматривается как одно из наиболее законченных проявлений государственно-монополистического капитализма в России¹¹⁵. Наложив секвестр на Путиловский завод, правительство вынудило участников соглашения по гранатам перезаключить (по пониженным ценам) контракты с казной, устранив посредничество Общества Путиловских заводов. Гранатный комитет перестал существовать. Используя специально изданный накануне закон о секвестре, правительство отобрало у этих заводов крупные денежные средства, а самому Путиловскому заводу навязало заведомо разорительную систему управления, рассчитывая затем выкупить его имущество по ликвидационной цене. Трудно вместе с В.Я. Лаверычевым усмотреть в этом обретение банками «своеобразного источника финансовых ресурсов»¹¹⁶. Такое восприятие события отражает влияние старой агитпроповской установки, согласно которой при государственно-монополистическом капитализме национализация отдельных предприятий «осуществляется отнюдь не против, а в интересах монополистов», сопровождается «щедрой компенсацией» и распространяется лишь на те отрасли, которые «просто убыточны»¹¹⁷.

Никакие протесты «магнатов капитала», в том числе и из-за рубежа, по дипломатическим каналам, не подействовали»¹¹⁸. «Интенсивно идущий процесс консолидации монополистов», о котором по поводу Гранатного комитета писал Лаверычев¹¹⁹, был грубо нарушен. После секвестра Путиловского завода (нельзя в этом не согласиться с Лаверычевым) группа Русско-Азиатского банка лишилась своего «базового» предприятия, а вернее — после подобных шагов правительства в отношении еще и Русско-Балтийского, Невского, Владимирского порохового заводов, завода Поссель и общества быв. Беккер — эта группа разрушилась. Тем самым подтверждается отвергнутое сторонниками «подчинительной» версии¹²⁰ мнение Гиндина, что в некоторых случаях под давлением правительства монополии распадались.

И все же прежняя оценка секвестра Путиловского завода, сложившаяся под влиянием навязанных историкам в 1930-х— начале 1950-х гг. схем, имеет своих сторонников¹²¹. По утверждению Лаверычева, «объективно эта мера означала серьезную поддержку» монополий правительством. Вообще, как он считал, ссылаясь на саморекламное заявление представителей банков и мнение Бовыкина, в годы войны происходило «укрепление позиций» банков «и расширение» их военно-промышленных группировок¹²².

Давление со стороны правительства испытала на себе и группа Международного банка, которая ощутила его уже в связи с передачей МПС Выксунских заводов и ликвидацией Гранатного комитета, а также тем, что были отклонены домогательства Копикуза. В борьбе за орудийные заказы эта группа также потерпела неудачу: львиную долю их получил казенный Пермский завод; сорвалась и попытка создать за казенный счет частный оружейный завод (вместо этого правительство занялось устройством еще двух казенных). А с августа 1915 г. при прямом содействии правительства в Думе и печати развернулась кампания по опорочиванию общества (принадлежавшего той же финансовой группе), которое строило в Царицыне пушечный завод; 6 мая 1916 г. по докладу Морского министерства правительство приняло решение выкупить строившийся завод в казну¹²³. Наконец, не добились монополии уступок и выставив требование о свертывании, ликвидации казенного хозяйства¹²⁴.

Таким образом, разрушительным действиям правительства подверглись обе основные банковские группировки в промышленности, и эти действия нельзя не поставить в связь с той широкой программой возможных санкций против предпринимательских объединений, которая, как показал В.С. Дякин, намечалась Министерством финансов в 1913 г. и предусматривала «в виде крайней меры, принудительный выкуп предприятий в казну»¹²⁴. Увенчалась такая стратегия конфискационными по заложенному в них смыслу и иезуитскими по внешней безобидности законами о секвестре 12 января и 22 октября 1916 г. Все это дополнялось мерами, принятыми под предлогом борьбы против немецкого засилья (сложные манипуляции с группой электротехнических и энергетических предприятий, ликвидация контроля над медной промышленностью со стороны торгового дома Вогау), и происходило на фоне продиктованной Советом министров самоликвидации Продугля, постепенного разложения объединений Нобмазут, Ойл (Русская генеральная нефтяная корпорация в Лондоне), Кровля, Трубопродажа, Медь, Платина, Продпаровоз и Продвагон, а также стремительного роста казенной промышленности.

Непрерывное, упорное наращивание государственного промышленного производства, показанное на обширном материале предвоенного времени в монографии К.Ф. Шациллло¹²⁶, с еще большим напряжением продолжалось после 1914 г. При этом власть не останавливалась перед бесцеремонным ущемлением интересов банковско-промышленных группировок, ликвидацией важных центров монополизации.

Распространенное представление о том, что «банки безраздельно вершили судьбы военно-промышленных обществ»¹²⁷ и вообще, подмяв правительство, «по-своему определяли путь экономического развития страны»¹²⁸. а правящие верхи лишь «с опасением наблюдали за дальнейшей консолидацией различных группировок финансового капитала и за неуклонным возрастанием роли финансовой олигархии»¹²⁹. страдает односторонностью. Огромное, нередко решающее, значение для судеб частных предприятий, объединений имела готовность правительства поддерживать их заказами, льготами, ссудами¹³⁰, терпеть их существование.

Ряд авторов утверждал, что «еще более усилившееся подчинение государственного аппарата всесильной финансовой олигархии» обеспечивалось «всей деятельностью... ставленника банкиров» министра финансов Барка, ограждавшего «банковских воротил» «от всяких попыток ограничения их преступной спекулятивной деятельности»¹³¹. Барка, а заодно и министра торговли и промышленности Шаховского изображают в таких случаях противниками правительственных мер контроля в данной области. Даже законопроект 10 октября 1916 г. «О расширении правительственного надзора над банками коммерческого кредита», проведенный (с «необычайной быстротой»¹³²) через Совет министров¹³³ Барком при энергичной поддержке Шаховского, добивавшегося большей строгости закона, оказывается, был одобрен несмотря на то, что оба министра «высказывались против этого законопроекта», а принятое правительством постановление якобы «носило на деле декларативный характер»¹³⁴, хотя в использованных в подтверждение источниках и литературе позиция Барка и Шаховского предстает в противоположном свете.

В целом сила «тяготения к командной экономике»¹³⁵, общая тенденция возрастания государственного воздействия на экономику дореволюционной России еще не получили в историографии полновесного отображения и оценки, что сказывается и на трактовке истории концентрации и монополизации производства, кредитной системы, на состоянии социальной истории предпринимательства и бюрократии¹³⁶.

Первая мировая война. Дискуссионные проблемы истории (М., 1994); Вопросы истории. 1992. № 11 12; 2005. № 2.

---

¹ Поставить дело изучения истории нашей партии на научные, большевистские рельсы // Большевик. 1931. №22. С. 2, 4; ЖАРКОВ М.Г., ЖИЛЬСКИЙ А.Г. Методические рекомендации. О контрпропагандистской направленности лекций и семинаров в курсе истории КПСС. Минск. 1986. С. 9; КОВАЛЬЧЕНКО И.Д. Методы исторического исследования. С. 145; БОВЫКИН В.И. Социально-экономические предпосылки Великой Октябрьской социалистической революции // Коммунист. 1977. № 8. С. 73; ЕГО ЖЕ. Россия накануне великих свершений. С. 13.
² ЛАВЕРЫЧЕВ В.Я. Объективные предпосылки Великой Октябрьской социалистической революции // История СССР. 1977. № 3. С. 64; БОВЫКИН В.И. Социально-экономические предпосылки. С. 71. Ср.: LAQUEUR W. The Fate of the Revolution. Interpretations of Soviet History. London, 1967. P. 142.
³ СУСЛОВ М.А. Марксизм-ленинизм и современная эпоха. М., 1982. Т. 3. С. 309-310.
⁴ Центральный архив ФСБ РФ. Дело № Н-7824 ОГПУ по обвинению Союзного бюро ЦК РСДРП(м). Т. 20. Следственные материалы по обвинению Финна-Енотаевского А.Ю. Л. 56об.
⁵ СЕРЕБРЯКОВ В. Предисловие // Против воинствующего меньшевизма (Финн-Енотаевщина). М.; Л., 1931. С. 7-8.
⁶ Историк-марксист. 1932. №4-5. С. 358; Центральный архив ФСБ РФ. Дело НКВД № Р-8186 по обвинению Ванага Николая Николаевича. Т. I. Л. 211.
⁷ БОВЫКИН В.И. Экономическое развитие России и революционное движение // Реформы или революция? Россия 1861-1917. Материалы международного коллоквиума историков. СПб., 1992. С. 204; Вопросы истории. 1990. № 6. С. 175.
⁸ БОВЫКИН В.И. Актуальные проблемы экономической истории // Новая и новейшая история. 1996. № 4. С. 23-24.
⁹ БРЕЖНЕВ Л.И. Ленинским курсом. Речи и статьи. М., 1970. Т. 2. С. 553. Цит. по: ЛАВЕРЫЧЕВ В.Я. Объективные предпосылки Великой Октябрьской социалистической революции // История СССР. 1977. № 3. С. 64.
¹⁰ БОВЫКИН В.И. Эпоха капитализма (1861-1917 гг.) в работах советских историков // Новое в советской исторической науке. С. 51, 55.
¹¹ ГОРБАЧЕВ М.С. Социалистическая идея и революционная перестройка // Правда. 26.ХI.1989.
¹² БОВЫКИН В.И. Экономическое развитие России. С. 199, 200, 204; Вопросы истории. 1990. № 6. С. 177.
¹³ Von LAUE Th. Problems of Industrialization // Russia under the Last Tsar. Minneapolis, 1969. P. 142. См. также: РАБИНОВИЧ Г.Х. Крупная буржуазия и монополистический капитал в экономике Сибири конца XIX — начала XX в. Томск, 1975. С. 118; ср.: СОРОКИН А.К. Монопольная прибыль в России // Вопросы истории. 1990.№4.С. 54,57-61.
¹⁴ СИДОРОВ А.Л. Некоторые проблемы развития российского капитализма в советской исторической науке // Вопросы истории. 1961. № 12. С. 53-54.
¹⁵ ТАРНОВСКИЙ К.Н. Формирование государственно-монополистического капитализма в России в годы первой мировой войны. М., 1958. С. 255-256, 135.
¹⁶ Характерно, что рецензент (П.В. Волобуев), отметивший неубедительность вывода о подчинении Металлургического комитета синдикатам, все же и сам уступал давлению господствовавшей схемы, утверждая, что «в конечном счете помещики были бессильны помешать» монополиям и т. п. (История СССР. 1960. № 6. С. 159-161).
¹⁷ ТАРНОВСКИЙ К.Н. Проблема российского государственно-монополистического капитализма периода первой мировой войны // Вопросы истории. 1961. №7. С. 45; ЕГО ЖЕ. Социально-экономическая история России. Начало XX в. Советская историография середины 50-60-х годов. М., 1990. С. 46; ср. с. 52.
¹⁸ ТАРНОВСКИЙ К.Н. Проблема российского государственно-монополистического капитализма. С. 49, 51, 53.
¹⁹ Это не всегда учитывается в литературе. См.: Новое в исторической науке. С. 64; ЛАВЕРЫЧЕВ В.Я. Закономерность и предпосылки социалистической революции в России // Великий Октябрь и защита его завоеваний. Победа социалистической революции. М., 1987. [Кн 1.] С. 17; SIEGELBAUM L.H. The Politics of Industrial Mobilization in Russia, 1914-17. N. Y, 1983. P. 126-127.
²⁰ ГИНДИН И.Ф. Политика царского правительства в отношении промышленных монополий // Об особенностях империализма в России. М., 1963. С. 112-115. Характеристика антимонопольного курса сопровождалась у Гиндина оговорками, сводившими дело к борьбе чуть ли не с одним «Продуглем». Оценивая этот курс как тенденцию «второго плана», проводимую МПС почти на свой страх, Гиндин ограничил ее и хронологически, как если бы после начала войны борьба с монополиями прекратилась.
²¹ Там же. С. 108-115.
²² ГЮГРЕБИНСКИЙ А.II. Спорные вопросы изучения государственно-монополистического капитализма // Об особенностях империализма в России. С. 141-142. По объяснению Н.Ф. Чарковского, заводчики не «уклонялись» от новых заказов, а наоборот, испытывали затруднения, вызванные «полной неопределенностью перспектив в отношении заказов на подвижной состав со стороны МПС и при обнаруживавшейся по временам тенденции МПС перейти к собственному, казенному строительству паровозов и вагонов». В то же время особая выгодность военного производства побуждала их отодвигать сроки исполнения заказов МПС (Народное хозяйство в 1916 г. Пг., 1921. Вып. 4. С. 52).
²³ ГЮГРЕБИНСКИЙ А.П. Спорные вопросы... С. 141-142; ЕГО ЖЕ. Комитет по железнодорожным заказам и его ликвидация в 1914 г. // Исторические записки. М., 1969. Т. 83. С. 238, 242-243: ЛАВЕРЫЧЕВ В.Я. Военный государственно-монополистический капитализм. С. 156.
²⁴ См.: КОРЕЛИН А.П. Монополии в паровозо- и вагоностроительной промышленности
России // Вопросы истории капиталистической России. С. 167.
²⁵ ЛАВЕРЫЧЕВ В.Я. Военный государственно-монополистический капитализм. С. 156-157.
²⁶ Там же. С. 158-160.
²⁷ ВОЛОБУЕВ П.В. Экономическая политика Временного правительства. М., 1962. С. 221-222.
²⁸ КОРЕЛИН А.П. Монополии в паровозо- и вагоностроительной промышленности. С. 173-174; Приложения к СОГД IV/4. Вып. 5. № 322, 323; СУ. 1915. Ст. 866.
²⁹ ЛАВЕРЫЧЕВ В.Я. Военный государственно-монополистический капитализм. С. 159.
³⁰ КОРЕЛИН А.П. Монополии в паровозо- и вагоностроительной промышленности. С. 160. 168, 176.
³¹ ЛАВЕРЫЧЕВ В.Я. Военный государственно-монополистический капитализм. С. 160.
³² Центральный государственный архив Московской области. Ф. 2135. Оп. 2. Д. 10. Л. 6-7.
³³ ЛАВЕРЫЧЕВ В.Я. Монополистический капитал в текстильной промышленности России (1900-1917 гг.). М., 1963. С. 220.
³⁴ РГАЭ. Ф. 1637. Оп. 13. Д. 68. Л. 37 и об.; ф. 4086. Оп. 21. Д. 79. Л. 284 и об.
³⁵ 17,2 млн руб. на 1916-1917 гг. и еще 1,5 млн на 1918 год (ГАРФ. Ф. 1779. Оп. 2. Д. 356. Л. 2-4. Представление МПС Временному правительству, 2.1Х.1917).
³⁶ ДЯКИН В.С. Первая мировая война и мероприятия по ликвидации т.н. немецкого засилья И Первая мировая война. 1914—1918. М., 1968. С. 237. Попыткой облегчить свою задачу в финансовом отношении выглядит решение МПС привлечь к реорганизации Выксунских заводов частные капиталы. 27 февраля 1917 г. «Коммерческий телеграф» сообщил, что министерство «согласно акционировать» предприятие, оставляя за собой 55% акций, а 45% намереваясь распределить между Сормово-Коломной и Московским военно-промышленным товариществом. Товарищество, однако, наотрез отказалось сотрудничать с Обществами Коломенского и Сормовского заводов.
³⁷ РГВИА. Ф. 505. Оп. 3. Д. 20. Л. 287об., 295-298. Производительность всех русских заводов отрасли в 1916 г. составляла примерно 1500 паровозов, тогда как фактический годовой выпуск одного американского завода Балдвина еще до войны достигал 1000 паровозов (РГИА. Ф. 1276. Оп. 12. Д. 569. Л. 2; ф. 1517. Oп. 1. Д. 62. Л. 79).
³⁸ РГИА. Ф. 1276. Оп. 12. Д. 569. Л. 2-5, 21; ГАРФ. Ф. 6996. Oп. 1. Д. 67. Л. 1, 4, 6, 10; РГАЭ. Ф. 4086. Оп. 21. Д. 64. Л. 3-5, 47; Промышленность и торговля. 16.XII.1916, №50. С. 520. Фактически серьезное переоборудование паровозного отдела началось с 1915 г. (МУСИХИН В.Е. Влияние первой мировой войны на реконструкцию и техническое перевооружение промышленности Вятской губернии // Вятская земля в прошлом и настоящем. Киров, 1995. Т. I.С. 104-105).
³⁹ ЛАВЕРЫЧЕВ В.Я. Военный государственно-монополистический капитализм. С. 157.
⁴⁰ РГИА. Ф. 1276. Оп. 13. Д. 121. Л. 2; ф. 1517. Оп. 1.Д. 62. Л. 80об.; Приложения к СОГД I/2. СПб., 1914. Вып. 9. № 834; Новое время. 24.VIII.1916. По исчислениям управляющего делами Продвагона П.Г. Иванова, в 1918-1922 гг. казенные железнодорожные мастерские могли дать около четверти всего выпуска вагонов. В целом рост казенного производства, считал он, «представит серьезную угрозу» объединенным заводам (РГИА. Ф. 1517. Oп. 1. Д. 98. Л. 4). Некоторые из этих мастерских перестраивались и расширялись для производства паровозов. В июне 1916 г. правление Русско-Балтийского общества прорабатывало идею о сооружении машиностроительного завода для снабжения станками строящихся и переоборудуемых казенных железнодорожных мастерских (ОЖСМ 1913. С. 20; ГАРФ. Ф. ТIVI. Oп. 1. Д. 36. Л. 110-112).
⁴¹ РГИА. Ф. 1276. Oп. 12. Д. 599. Л. 2,4, 10, 21; Русская воля. 29.XII.1916.
⁴² РГИА. Ф. 247. Oп. 1. Д. 3. Л. 48 и об.
⁴³ Там же. Ф. 273. Оп. 6. Д. 2560. Л. 205. Еще в 1900 г. свое обращение с заказом такого же рода за границу Рязанско-Уральская железная дорога обосновывала тем, что болторезные и гайкорезные станки от русских заводов можно получить только «устарелых конструкций и притом на 40-50% дороже заграничных» (ГИНДИН И.Ф. Государство и экономика // Вопросы истории. 2007. № 9. С. 68). В 1905 г. такие станки и станки для выделки заклепок заказывал за границей также Ижевский оружейный завод (РГВИА. Ф. 1. Oп. 1. Д. 70440. Л. 181 об.).
⁴⁴ ЛАВЕРЫЧЕВ В.Я. Военный государственно-монополистический капитализм. С. 133.
⁴⁵ Проектная стоимость вместе с приобретением и оборудованием для нега Ткварчельских угольных копей — 100 млн руб. (Финансовое обозрение. I .ХII. 1916. С. 11-12).
⁴⁶ А.А. Макаров, Н.Н. Покровский, В.Н. Шаховской, А.Д. Протопопов и П.П. Муравьев (помощник морского министра) высказали опасение, что создание такого завода «стеснит и задержит» развитие частной промышленности, а Б.В. Штюрмер, Н.П. Раев. Н.П. Гарин (помощник военного министра) и В.В. Кузьминский считали, что зависимость путейского ведомства от частных предприятий «не может быть терпима» и что новый завод, выступая конкурентом частным, вызовет снижение цен.
⁴⁷ SIEGELBAUM L.H. Op. cit. Р. 129.
⁴⁸ БЕЛЯЕВ С.Г. ПЛ. Барк и финансовая политика России. 1914-1917 гг. СПб., 2002. С. 346-347.
⁴⁹ РГВИА. Ф. 505. Оп. 3. Д. 20. Л. 69об., 158-160, 286-287.
⁵⁰ РГАЭ. Ф. 3984. Oп. 1. Д. 47. Л. 20.
⁵¹ РГИА. Ф. 1276. Оп. 12. Д. 246. Л. 7, 33.
⁵² Утро России. 12.VI.1916; СОГД IV/4. Пг., 1916. Ч. 3. Стб. 5651-5653; Приложения к СОГД IV/4. Пг., 1916. Вып. 5. № 341; ЛУКИН А.А. Кузнецкий бассейн и концессионная политика Кабинета // Краевед Кузбасса. Новокузнецк, 1971. Вып. 4. С. 65-67; БАШКИРОВ В.Г. Военно-экономическая мобилизация металлургической промышленности Сибири в годы первой мировой войны // Экономическая политика царизма в Сибири. Иркутск, 1984. С. 82. В литературе и некоторых источниках заседание комиссий иногда ошибочно датируется июлем.
⁵³ ПОГРЕБИНСКИЙ А.П. Синдикат «Продамет» в годы первой мировой войны (1914— 1917) // Вопросы истории. 1958. № 10. С. 26-27; ЛАВЕРЫЧЕВ В.Я. Военный государственно-монополистический капитализм. С. 150.
⁵⁴ См.: ТАРНОВСКИЙ К.Н. Формирование государственно-монополистического капитализма. С. 131.
⁵⁵ ВЕНЕДИКТОВ А.В. Организация железной и угольной промышленности // Тяжелая индустрия в СССР. М.; Л., 1926. С. 60; Монополии в металлургической промышленности России. 1900-1917. Документы и материалы. М.; Л., 1963. С. 185-186.
⁵⁶ НИОР РГБ. Ф. 218. Карт. 304. Л. 47, 52. 55. ПАНКИН А.В. О моей деятельности в качестве управляющего Югометой. Стенограмма доклада на Историческом факультете МГУ. 14.11.1952.
⁵⁷ ДЯКИН В.С. Из истории экономической политики царизма в 1907-1914 гг. // Исторические записки. М., 1983. Т. 109. С. 25-26.
⁵⁸ Там же. С. 62, 51. В.С. Дякин вряд ли был прав, полагая, что предложенные Министерством финансов дополнительно экономические санкции против синдикатов были отвергнуты торгово-промышленным ведомством (там же. С. 52). Не отвергая их как неприемлемые по существу, Министерство торговли и промышленности возражало лишь против конкретного перечисления этих санкций в законе, чтобы не сковывать тем самым свободу действий правительства (ГАРФ. Ф. 102, 2-е д-во. 1914 г. Оп. 72. Д. 10. Ч. 14. Л. 4об.-5. С.И. Тимашов — Н.А. Маклакову, 11 .V. 1914).
⁵⁹ ДЯКИН В.С. Из истории экономической политики... С. 43; ROOSA R.A. Russian Industrialists during World War I // Entrepreneurship in Imperial Russia and the Soviet Union. Princeton, 1983. P. 180-181. Об антисиндикатской линии правительства в 1890-е гг. см. ГИНДИН И.Ф. Государство и экономика в годы управления С.Ю. Витте // Вопросы истории. 2007. № 7. § 9.
⁶⁰ Право. 4.V.1914. № 18. С. 1498-1499. Принципиальный смысл новых правил и подробное «историческое» обоснование реформы раскрывает журнал заседания Совета министров 3 января 1914 г., который и был утвержден Николаем II 18 апреля (ОЖСМ 1914. С. 15-26). Журнал заседания 27 марта 1914 г. до сих пор не выявлен; Л.Е. Шепелев полагает, что он и не был составлен, и показывает, что редактирование январского журнала продолжалось по крайней мере до конца марта (ШЕПЕЛЕВ Л.Е. Царизм и буржуазия в 1904-1914 гг. Л., 1987. С. 209-210).
⁶¹ ШЕПЕЛЕВ Л.Е. Царизм и буржуазия. С. 214.
⁶² РГВИА. Ф. 29. Оп. 3. Д. 5182. Л. 1 и об. Шаховской — Поливанову, 10.IХ.1915; Власть и реформы. СПб., 1996. С. 561-562.
⁶³ РГИА. Ф. 1276. Оп. 12. Д. 278. Л. 4 и об. Наумов — управляющему делами Совета министров И.Н. Лодыжснскому. 23.III.1916.
⁶⁴ Финансовое обозрение. 10.VII.1916.
⁶⁵ РГИА. Ф. 1276. Оп. 12. Д. 278. Л. -7, 8 и об. Хвостов — Лодыженскому, 18.IV.I916.
⁶⁶ Финансовое обозрение. 10.VII. 1916.
⁶⁷ РГИА. Ф. 1276. Оп. 12. Д. 278. Л. 34об.-35об. Справка, 23.V.1916. Если Министерство торговли и промышленности добивалось права самостоятельно решать, какие из уставов может утвердить своей властью, а какие внести на предварительное рассмотрение в междуведомственное совещание, то в критическом заключении говорилось, что надо «придержаться первоначально высказанного по сему поводу ведомством путей сообщения взгляда о целесообразности направления на предварительное обсуждение междуведомственного совещания» «всех вообще» поступающих в Министерство торговли и промышленности проектов уставов, а в случае разногласий сомнительные уставы подлежали рассмотрению и в Совете министров, «хотя бы в них и не содержалось существенных отступлений от нормального устава». МПС особенно волновали уставы тех предприятий, которые намеревались «производить перевозки, иметь железнодорожный подвижной состав и суда, строить пути сообщения и т. д.».
⁶⁸ Там же. Л. 59-60об., 37 и об. Справки для господина министра [внутренних дел], подписанные директором Департамента общих дел МВД П.П. Стремоуховым, 23.V.1916.
⁶⁹ Там же. Л. 28-33. Шаховской — Штюрмеру, 29.IV.1916; л. 46об., 50-58. Шаховской — Лодыженскому, 15.V.1916.
⁷⁰ В официальном разъяснении положение Совета министров 3 января 1914 г. изображалось как решение «сохранить на будущее время существующую ныне практику» (Торговопромышленная газета. 3.V. 1914), тогда как на деле Совет министров ужесточал фильтрацию состава правлений.
⁷¹ ШЕПЕЛЕВ Л.Е. Акционерные компании. Л., 1973. С. 322.
⁷² РГИА. Ф. 1276. Оп. 12. Д. 278. Л. 41-44об. Барк-Лодыженскому, 3.V.1916. Подразумевалось, очевидно, заявление в этом смысле, сделанное Барком 13 марта 1914 г., сразу после назначения управляющим Министерством финансов (см.: ШЕПЕЛЕВ Л.Е. Царизм и буржуазия. С. 207). Ведомственный орган, официально разъясняя — в смягченном виде — сущность решений, принятых Советом министров 3 января 1914 г., в редакционной статье «По поводу участия евреев в акционерных компаниях» указывал, что вводимые ограничения прав акционерных компаний и евреев-собственников вытекают из «общих начал нашего законодательства» (Торгово-промышленная газета. 3.V.1914).
⁷³ ГАНЕЛИН Р.Ш. Россия и США. Л., 1969. С. 116, 123, 125.
⁷⁴ Цит. по: СИДОРОВ А.Л. Финансовое положение России в годы первой мировой войны (1914-1917). М., 1960. С. 336.
⁷⁵ ШЕПЕЛЕВ Л.Е. Акционерные компании. С. 322-323. Закон о Нормальном уставе так и не появился. В мемуарах Шаховской писал, что направленный им в мае 1916 г. в Совет министров законопроект о Нормальном уставе ставил целью ускорение процедуры утверждения уставов и что из проекта он, Шаховской, исключил «обычное ограничение для евреев, согласно которому они в некоторых случаях не могли быть председателями правлений и директорами-распорядителями». По его словам, в Совете министров этот проект был поставлен на голосование, и сам он оказался в меньшинстве. Однако царь согласился как раз с мнением меньшинства (ШАХОВСКОЙ В.Н. Sic pansit gloria mundi. Париж, 1952. С. 178). Из этого можно было бы заключить, ч то состоялось утверждение предложенного министром проекта Нормального устава.

Здесь, очевидно, свидетельство мемуариста ненадежно. Едва ли мог он не считаться с тем, что во Франции, где он нашел прибежище и издал мемуары, недовольство Правилами 18 апреля 1914 г. было выражено и деловыми и правительственными кругами еще резче, чем предпринимательскими организациями в России. Возможно, Шаховской неточно вспомнил в данном случае другой свой спор о еврейском землевладении (также в Совете министров, на заседаниях 2 января. 11 марта и 29 апреля 1916 г.), увенчавшийся разрешением Николая 11 акционерным компаниям приобретать — когда это требовалось по военным обстоятельствам, в связи с эвакуацией или необходимостью расширения военных производств — не более 50 дес., при этом каждый раз с согласия министров торговли и промышленности и внутренних дел (СУ. 14.V. 1916. Ст. 1009; ШЕПЕЛЕВ Л.Е. Акционерные компании. С. 320-321).
⁷⁶ Ср., однако: ГОЛИЦЫН Ю. Фондовый рынок дореволюционной России. М., 2003. С. 124. Автор опирается на устаревшую в этом вопросе работу Я.И. Лившица (1956 г.). Уже отмечалось, что серьезность преследования Продутая правительством обычно недооценивается советскими историками (SIEGELBAUM L.H. Op. cit. Р. 222). Но и западные исследователи отдали не меньшую дань этому заблуждению (см., например: BONWETSCH В. Das ausldndische Kapital in RuBland // Jhrb.f.GO. 22(1974). Heft 3. S. 420; HAUMANN H. Kapitalismus im zaristischen Staal 1906-1917. Konigstein, 1980. S. 36; EJUSD. Staatsintcrvention und Monopole im Zarenreich — ein Beispiel fur Organisierten Kapitalismus? II Geschichte und Gesellschaft. 5 (1979). Heft 3. S. 348; R1EBERA. Merchants and Entrepreneurs in Imperial Russia. Chapel Hill, 1982. P. 370: LOHR B. Die «Zukunft Russlands». Stuttgart, 1985. S. 188-189; GATRELL P. Government, Industry and Rearmament in Russia, 1900-1914. Cambridge U. P., 1994. P. 169).
⁷⁷ ЛАВЕРЫЧЕВ В.Я. Военный государственно-монополистический капитализм. С. 80.
⁷⁸ РЕЙХАРДТ В. К проблеме монополистического капитализма в России // Проблемы марксизма. 1931. № 5-6. С. 205-206.
⁷⁹ Материалы по истории СССР. М., 1959. Т. 6. С. 503. 505-508. 517, 518; РГИА. Ф. 630. Оп. 2. Д. 535. Л. 312,416,422, 512,513, 549,551.
⁸⁰ РГИА. Ф.273. Оп. 7. Д. 1811. Л. 1. 19.20.26.
⁸¹ Власть и реформы. С. 561. Слишком узким является объяснение «распада», «развала синдиката» только внутренними «центробежными тенденциями» и условиями конъюнктуры (СОРОКИН А.К. Монополизация российской угольной промышленности в 1900-1913 гг. // Экономическая история. Ежегодник. 1999. М., 1999. С. 285-286).
⁸² ЛАВЕРЫЧЕВ В.Я. Военный государственно-монополистический капитализм. С. 182, 192, 197.
⁸³ См.: РЕЙХАРДТ В. Указ. соч. С. 205-206.
⁸⁴ ВОЛОБУЕВ II.В. Экономическая политика. С. 171-172.
⁸⁵ ЛАВЕРЫЧЕВ В.Я. Военный государственно-монополистический капитализм. С. 187, 192.
⁸⁶ Цит. по: там же. С. 192.
⁸⁷ Материалы по обзору деятельности Особого совещания по топливу за первый год его существования. Пг., 1917. Т. 1. С. 22-23; Каменноугольная и антрацитовая промышленность Донецкого бассейна за последние четыре 1913-1916 года. [Харьков, 1917.] С. 14; ВЕНЕДИКТОВ А.В. Указ. соч. С. 43.
⁸⁸ ВОЛОБУЕВ П.В. Экономическая политика. С. 172.
⁸⁹ ЛАВЕРЫЧЕВ В.Я. Военный государственно-монополистический капитализм. С. 196, 81.
⁹⁰ ГЕФТЕР М.Я. Топливно-нефтяной голод в России и экономическая политика третье-июньской монархии // Исторические записки. М., 1968. Т. 83. С. 103. Привычной нормой, как отмечает Ф. Карстенсен, является «обвинение российского государства в прислужничестве капиталистам» (CARSTENSEN F.V. American Enterprise in Foreign Markets. Chapel Hill; London, 1984. P. 233).
⁹¹ МКНП. Л., 1973. С. 482-484.
⁹² SIEGELBAUM L.H. Op. cit. Р. 142; МКНП. С. 484. Комментарий.
⁹³ РГИА. Ф. 37. Оп. 66. Д. 1870. Л. 1-2.
⁹⁴ МКНП. С. 294-295.
⁹⁵ ЛАВЕРЫЧЕВ В.Я. Военный государственно-монополистический капитализм. С. 66, 184,185.
⁹⁶ ПОГРЕБИНСКИЙ А.П. Государственно-монополистический капитализм. С. 130. См. также: МИНЦИ.И. История Великого Октября. М., 1977. Т. 1. С. 123; HAUMANN Н. Kapitalismus im zaristischen Staat 1906-1917. Konigstein, 1980. S. 36.
⁹⁷ Лишь при Временном правительстве, при новом директоре Горного департамента позиция Нефтяной секции по этому вопросу и в самом деле изменилась (см.: Изв. Особого совещания по топливу. 1917. № 5. С. 95).
⁹⁸ МКНП. С. 33, 62, 73, 74, 139-141, 145-153, 171-174,294-295, 511 и др. В комментарии на с. 483 со ссылкой на материалы Государственной думы (РГИА. Ф. 1278. Оп. 6. Д. 656) указано, что она отложила рассмотрение законопроекта о казенной нефтедобыче, но это недоразумение. Названное дело содержит материалы 1913 г. по совсем иному вопросу.
⁹⁹ ЛАВЕРЫЧЕВ В.Я. Военный государственно-монополистический капитализм. С. 181-186.
¹⁰⁰ РГИА. Ф. 92. Oп. 1. Д. 923. «Дело об образовании губернских комиссий для оценки реквизируемого древесного топлива».
¹⁰¹ Номер 693 числится в описи архивного фонда, но никакому делу не присвоен.
¹⁰² МКНП. С. 82,483 (№ 78), 485 (№ 89, 90), 486 (№ 93).
¹⁰³ ЛАВЕРЫЧЕВ В.Я. Военный государственно-монополистический капитализм. С. 197. 182.
¹⁰⁴ Jhrb.f.GO. 1984. Bd. 32. Heft 3. S. 438 (рецензия Маккея на предшествующую книгу Лаверычева).
¹⁰⁵ ТАРНОВСКИЙ К.Н. Советская историография российского империализма. М,. 1964. С. 186.
¹⁰⁶ ЛАВЕРЫЧЕВ В.Я. Военный государственно-монополистический капитализм. С. 133, 135.
¹⁰⁷ РГИА. Ф. 1276. Оп. 15. Д. 11. Л. 70-75; РГВИА. Ф. 29. Оп. 3. Д. 679. Л. 147.
¹⁰⁸ ТОРПАН Н.И. Финансово-монополистические группировки в военной промышленности России // Изв. АН Эст. ССР. Общественные науки. 1984. Т. 33. №№ 2 и 3.
¹⁰⁹ ЛАВЕРЫЧЕВ В.Я. Военный государственно-монополистический капитализм. С. 236-237.
¹¹⁰ ГАРФ. Ф. 7952. Оп. 4. Д. 63. Л. 88-89. Журнал совещания правительственного правления и правления по избранию акционеров Общества Путиловских заводов, 6.III. 1917. Архивная копия. Цитируя этот источник, Лаверычев опустил противоречащие избранной им схеме детали.
¹¹¹ ЛАВЕРЫЧЕВ В.Я. Военный государственно-монополистический капитализм. С. 235.236.
¹¹² РГВИА. Ф. 369. Оп. 3. Д. 73. Л. 343об.-345; ф. 505. Оп. 3. Д. 44. Ч. 1. Л. 245-246. 509.
¹¹³ РГИА. Ф. 630. Оп. 2. Д. 513. Л. 14, 54; д. 446. Л. 123.
¹¹⁴ РГВИА. Ф. 369. Оп. 1. Д. 33. Л. 540-547об.; оп. 5. Д. 352. Л. 235; ГАРФ. Ф. 6996. Оп. 1. Д. 474. Л. 14.
¹¹⁵ БОВЫКИН В.И., ГИНДИН И.Ф., ТАРНОВСКИЙ К.Н. Государственно-монополистический капитализм в России // История СССР. 1959. №3. С. 106-108; SIEGELBAUM L.H. Op. cit. Р. 38-39.
¹¹⁶ ЛАВЕРЫЧЕВ В.Я. Военный государственно-монополистический капитализм. С. 235-236, 162.
¹¹⁷ КУЗЬМИНОВ И. О государственно-монополистическом капитализме // Большевик. 1948. № 5. С. 61; ЕГО ЖЕ. Кейнс — идеолог империалистической реакции и войны // Там же. 1951. № 19. С. 46; ЧЕСНОКОВ Д. О хозяйственно-организаторской деятельности социалистического государства // Там же. 1950. № 18. С. 10. В 1961 г. эта схема была гальванизирована путем включения ее в партийные пропагандистские документы (новую программу КПСС). Соответствующее истолкование секвестра Путиловского завода, закрепившееся в советской историографии с середины 50-х гг., воспроизводится и в современной зарубежной литературе.
¹¹⁸ ТОРПАН Н.П. Указ. соч.
¹¹⁹ ЛАВЕРЫЧЕВ В.Я. Военный государственно-монополистический капитализм. С. 162.
¹²⁰ См.: ПОГРЕБИНСКИЙ А.П. Спорные вопросы... С. 142.
¹²¹ Именно такое истолкование (огосударствление убытков) воспроизведено в работе X. Хауманна (HAUMANN Н. Politics and Economy in Russia between 1906 and 1917: State Monopoly Capitalism, Peripheral Capitalism or Structural Heterogeneity? // Russian and Eastern European History. Selected Papers. Berkeley, 1984. P. 156-157). А. Рибер, упомянув, что при первой попытке секвестра (ноябрь 1915 г.) восторжествовали противники этой меры, не доводит изложение до февральского (1916г.) противоположного решения, а в качестве обобщения приводит слова, сказанные по случаю временного отказа от секвестра одним из вождей оппозиции А.И. Шингаревым: правительство «начинает терять государственную дорогу», уступая влиянию банков (R1EBER А. Op. cit. Р. 375). Более точно этот вопрос освещает Н. Стоун (STONE N. The Eastern Front. 1914-1917. N. Y, 1975. P. 199-200), однако в целом он также придерживается представления, что Особое совещание по обороне было «орудием в руках крупных фирм и монополий» (р. 204-205).
¹²² ЛАВЕРЫЧЕВ В.Я. Военный государственно-монополистический капитализм. С. 235-236, 162. Такое представление утвердилось в историографии к началу 1960-х гг. См.: БОВЫКИН В.И., ГИНДИН И.Ф., ТАРНОВСКИЙ К.Н. Государственно-монополистический капитализм в России. С. 93; ГИНДИН И.Ф., ШЕПЕЛЕВ Л.Е. Банковские монополии в России накануне Великой Октябрьской социалистической революции И Исторические записки. М., 1960. Т. 66. С. 40.
¹²³ РГВИА. Ф. 2011. Oп. 1. Д. 16. Л. 15-16; ВОЛОБУЕВ П.В. Указ. соч. С. 277; ГОЛИКОВ А.Г. Российские монополии в зеркале прессы. М., 1991. С. 130-131. При этом указанной Волобуевым суммой в 46 млн руб. выражалась нс окончательная оценка завода, принятая правительством при выкупе, а первоначальная, запрошенная владельцами, но в дальнейшем урезанная втрое. На «своеобразную форму финансирования капиталистов» казной и данный случай мало походит. Цитируемое автором мнение Морского министерства против выкупа относится не к 1916 г., а к августу 1917 г. и. таким образом, не характеризует экономическую политику царизма.
¹²⁴ Недостоверные сведения по этому вопросу, имеющие хождение в советской литературе, перешли и в западную и положены в основу заключений о якобы достигнутом перед войной «балансе» интересов монополий и государства (RIEBERA.J. Op. cit. Р. 343). Интересно, что Рибер, казалось бы, принимая вывод «школы Сидорова» об отказе от формулы «подчинения» и замене ее формулой «сращивания», тут же истолковывает сращивание «подчинительно». По его мнению, в 1905-1917 гг. финансовые тузы пользовались в правительстве почти таким же влиянием, как у себя в банках, отчего эта группка банкиров не только обеспечивала свои ближайшие интересы (выгодные казенные заказы), но и определяла путь экономического развития страны (ibid. Р. 365-366, 370, 373-374). Как формулирует это Р. Пайпс, банкиры «принимали большую часть решений, которыми обусловливалось экономическое развитие страны» (ПАЙПС Р. Три «почему» русской революции. М.; СПб., 1996. С. 24).
¹²⁵ См.: Кризис самодержавия. 1895-1917. Л., 1984. С. 440.
¹²⁶ ШАЦИЛЛО К.Ф. Государство и монополии.
¹²⁷ Там же. С. 213, 216.
¹²⁸ Такое представление не вяжется с признанием «доминирующей роли Государственного банка и государственного казначейства в финансовой жизни страны» (RIEBER. А. Op. cit. Р. 248).
¹²⁹ ЛАВЕРЫЧЕВ В.Я. Военный государственно-монополистический капитализм. С. 251-252.
¹³⁰ СМИРНОВА Ю.Б. Предпринимательство и монополистический капитализм в России в конце XIX — начале XX в. Ярославль, 1999. С. 11; МЕРЗЛЯКОВ Л.И. Россия в эпоху поздней империи: Современная отечественная общественная научная мысль о проблемах социально-экономического развития. Саратов, 2003. С. 73.
¹³¹ ПОГРЕБИНСКИЙ А.П. Государственно-монополистический капитализм. С. 206.
¹³² ЛАВЕРЫЧЕВ В.Я. Продовольственная политика царизма и буржуазии в годы первой мировой войны // Вестник МГУ. 1956. № 1. С. 164.
¹³³ После этого решения, когда проект еще настал законом, в конце 1916 г. началось обследование Петроградского международного, Русско-Азиатского, Русского для внешней торговли, Соединенного, Московского купеческого, Азовско-Донского. Сибирского торгового банков. Отчеты чиновников Министерства финансов, проводивших ревизию вплоть до Февраля, «представляли собой, по существу, обвинительное заключение против банков» (ШЕПЕЛЕВ Л.Е. Акционерные коммерческие банки в годы первой мировой войны // Исторические записки. М., 1963. Т. 73. С. 168; ГИНДИН И.Ф. Московские банки в период империализма // Там же. 1956. Т. 58. С. 51. 94; ВЕКСЕЛЬМАН М.И. Российский монополистический и иностранный капитал в Средней Азии. Ташкент, 1987. С. 52; Биржевые ведомости. 5.1.1917. Утренний вып.). Авторы некоторых работ, упоминая о внесении законопроекта под таким названием в Совет министров, умалчивают об утверждении его правительством и принятых мерах или даже отрицают этот факт, хотя, описывая «тревогу в правительственных сферах» по поводу роста банковского могущества, пользуются как раз результатами обследований, проведенных правительством (ПОГРЕБИНСКИЙ А.П. Государственно-монополистический капитализм. С. 204-206; БОВЫКИН В.И. Россия накануне великих свершений. С. 88-89).
¹³⁴ ЛАВЕРЫЧЕВ В.Я. Продовольственная политика. С. 164; ЕГО ЖЕ. Военный государственно-монополистический капитализм. С. 249.
¹³⁵ SIEGELBAUM L.H. Russia’s Future: A Study in the Gegemonic Aspirations of the Commercial-Industrial Class Before the October Revolution H Russian and Eastern European History. Berkeley, 1984. P. 127.
¹³⁶ СМИРНОВА Ю.Б. Указ. соч. С. 12; МЕРЗЛЯКОВ Л.И. Указ. соч. С. 141.

<< Назад   Вперёд>>