От Цусимы к Февралю. Царизм и военная промышленность в начале XX века.

Публикуемая ниже неподписанная «Справка» составлена, судя по содержанию, волобуевской дирекцией Института для представления в Отдел науки ЦК КПСС. Обсуждение двух новаторских сборников в Институте истории СССР 9—10 марта 1972 г., как показывает этот документ, прошло с перевесом на стороне «ответчиков», несмотря на предпринятую Отделом науки попытку обеспечить преимущество сверхортодоксальным критикам, командированным Сектором исторических наук этого Отдела ЦК. Результат обсуждения настолько не удовлетворил Отдел науки, что ему пришлось устроить пересмотр дела в более высокой академической инстанции, и Бюро Отделения истории АН СССР приняло это поручение к исполнению. Оно создало комиссию (Б.Г. Гафуров, И.И. Минц, П.А. Жилин, М.П. Ким, Д.М. Кукин, Ю.А. Поляков), подготовившую проект постановления, который и был одобрен на заседании Бюро 4 июля 1972 г. Обсуждение, состоявшееся в Институте, оценивалось Бюро как «выступления с неправильных методологических позиций, попытки не только защитить авторов ошибочных положений, но и изобразить их "новаторами”, выразителями “новой”, “прогрессивной” тенденции в науке». Усматривая от этого угрозу «подлинно научной разработке перечисленных вопросов». Бюро Отделения постановило «рекомендовать дирекции Института истории СССР рассмотреть вопрос об укреплении руководства сектора истории СССР периода империализма»¹.

№ 1. Справка об итогах обсуждения сборников статей «Российский пролетариат: облик, борьба, гегемония» и «Свержение самодержавия» в Институте истории СССР Академии наук СССР.

[1972 г.]

9-10 марта с. г. в Институте истории СССР АН СССР на объединенном заседании секций Ученого совета дооктябрьского и советского периодов состоялось обсуждение книг «Российский пролетариат: облик, борьба, гегемония» и «Свержение самодержавия» в связи с критическими замечаниями по их адресу, высказанными в последнее время отдельными историками на научной конференции по новейшей историографии КПСС в Ленинграде, на кафедре истории КПСС Академии общественных наук при ЦК КПСС, в Высшей школе профдвижения.

Указанные книги являются сборниками материалов (докладов и сообщений) юбилейных научных сессий, проведенных в Одессе и Ленинграде в 1967 году Научным советом АН СССР по комплексной проблеме «История Великой Октябрьской социалистической революции» и бывшим Институтом истории. Они вышли в свет в 1970 г. в издательстве «Наука» под грифом Института истории СССР АН СССР и Научного совета.

Для участия в обсуждении, кроме членов секций Ученого совета Института истории СССР и авторов, были, по согласованию с сектором исторических наук Отдела науки ЦК КПСС, приглашены представители заинтересованных научных учреждений и вузов Москвы и Ленинграда, персонально — ведущие специалисты по обсуждавшимся проблемам, все товарищи, выступавшие с критикой указанных книг, а также представители научных исторических журналов и издательства «Наука» (список прилагается)². В обсуждении приняли участие и некоторые преподаватели истории КПСС и истории СССР ряда вузов страны, находившиеся на курсах повышения квалификации при МГУ.

В ходе обсуждения выступило 42 человека, в том числе 1 академик, 2 члена-корреспондента АН СССР, 27 докторов и 12 кандидатов исторических наук. В их числе: авторы учебника «История КПСС» (под редакцией Б.Н. Пономарева) акад. И.И. Минц, доктора исторических наук М.С. Волин и А.П. Кучкин, авторы 2-го и 3-го томов многотомной «Истории КПСС» член-корреспондент АН СССР П.В. Волобуев, доктора наук П.А. Голуб, И.Ф. Петров, А.М. Совокин, Л.М. Спирин, Я.Г. Темкин, научные сотрудники ИМЛ при ЦК КПСС, преподаватели АОИ при ЦК КПСС, преподаватели МГУ, ряд заведующих кафедрами истории КПСС и истории СССР вузов Москвы и других городов (список прилагается)².

Из 42-х участников обсуждения 16 человек— научные сотрудники Института истории СССР АН СССР (в том числе 4 из Ленинградского отделения Института). Слово получили все желавшие выступить.

Обсуждение проходило в виде свободного обмена мнений, научного спора, в духе высокой требовательности к идейному и научному содержанию указанных работ. Дискуссия велась по ряду выдвинутых в обеих книгах вопросов: о соотношении стихийности и сознательности в Февральской революции, об основных этапах подготовки пролетариата к роли вождя, гегемона социалистической революции, о перегруппировке классовых сил в ходе Октябрьской революции, о формах, сроках и конкретно-исторических особенностях осуществления большевистского лозунга о союзе пролетариата с беднейшим крестьянством в Октябрьской революции, об общественно-политическом облике российского пролетариата, о превращении его из «класса в себе» в «класс для себя».

В ряде выступлений (акад. И.И. Минца, члена-корреспондента АН СССР Т.Т. Тимофеева, доктора исторических наук Л.М. Спирина и других) была подчеркнута научно-политическая актуальность разработки этих проблем в настоящее время как ввиду их общеметодологического значения, так и необходимости дальнейшего всестороннего теоретического обобщения исторического опыта борьбы пролетариата России под руководством большевистской партии за гегемонию в трех русских революциях, за привлечение демократических союзников.

Подавляющее большинство выступавших(акад.И.И. Минц, доктора наук Г.А. Арутюнов, Е.Н. Городецкий, Д.А. Коваленко, А.П. Кучкин, И.П. Лейберов, А.В. Лихолат, А.А. Матюгин, В.П. Наумов, А.М. Совокин, В.И. Селицкий, Л.М. Спирин, Г.А. Трукан, А.В. Ушаков, кандидаты наук В.В. Адамов, О.Н. Знаменский, В.И. Старцев, Н.И. Лебедик и др.) дали в целом положительную оценку обоим сборникам статей, отметив попытку их авторов на основе принципов марксистско-ленинской методологии и глубокого изучения ленинского идейного наследия осмыслить сложные и слабо разработанные в нашей научной литературе вопросы учения В.И. Ленина о гегемонии пролетариата, о пролетариате как гегемоне социалистической революции в России и т. п. В частности, И.И. Минц отметил комплексность и широту подхода к изучению истории российского пролетариата, новизну постановки ряда важных вопросов в сб. ст. «Российский пролетариат: облик, борьба, гегемония».

Вместе с тем многие участники обсуждения высказали серьезные критические замечания, отметив существенные недостатки и пробелы, имеющиеся в сборниках. Острой и справедливой критике подверглось предисловие «От редакции» к сб. ст. «Российский пролетариат...» за содержащиеся в нем ошибочные утверждения о якобы временной утрате пролетариатом гегемонии в период I и II Государственных дум и сразу после Февральской революции в 1917 г. и о союзе пролетариата со всем крестьянством в период борьбы за победу Октябрьской революции. Выступивший от имени редколлегии сборника кандидат исторических наук Ю.И. Кирьянов (автор предисловия) признал, что предисловие неверно информировало по ряду вопросов научную общественность об итогах работы Одесской сессии, поскольку указанные утверждения никем на сессии не выдвигались и были необоснованно приписаны отдельным авторам.

Критические замечания и споры по обсуждавшимся сборникам показали, что среди историков имеются различные точки зрения по отдельным аспектам истории пролетариата России. В связи с этим попытка некоторых участников обсуждения (докторов наук П.А. Голуба, Е.Ф. Ерыкалова, И.Ф. Петрова, П.С. Смирнова, П.Н. Соболева) квалифицировать недостатки сборников исключительно как ошибки идейно-теоретического порядка, как пересмотр общепринятых теоретических положений марксизма-ленинизма (прежде всего о союзе пролетариата с беднейшим крестьянством) не получила, ввиду необоснованности, поддержки со стороны большинства участников дискуссии.

Наиболее острая дискуссия развернулась в основном по трем вопросам:

1. О времени превращения российского пролетариата из «класса в себе» в «класс для себя».

2. О процессе подготовки пролетариата после победы Февральской буржуазнодемократической революции 1917 г. к роли гегемона в новой, социалистической революции.

3. О формах и сроках осуществления в ходе Великой Октябрьской социалистической революции второго стратегического лозунга большевистской партии — союза пролетариата с беднейшим крестьянством при нейтрализации середняка.

При обсуждении вопроса о времени превращения российского пролетариата из «класса в себе» в «класс для себя» тт. П.А. Голуб, ГВ. Шарапов, П.С. Смирнов подвергли критике содержащийся в сборнике «Российский пролетариат...» тезис, что пролетариат России окончательно сложился в «класс для себя» во время революции 1905-1907 гг. По их мнению, это произошло в 1903 г. в связи с образованием большевистской партии. Отнесение же превращения пролетариата в «класс для себя» на более позднее время теоретически ошибочно, поскольку якобы ведет к умалению или отрицанию решающего значения таких фактов, как возникновение и деятельность большевистской партии, II съезд РСДРП.

Другие участники дискуссии отстаивали правильность выдвинутого в сборнике тезиса. В выступлении М.С. Волина было показано, что превращение российского пролетариата в «класс для себя» не одноактное действие, а сложный исторический процесс. Его начало относится к середине 90-х гг. XIX в., когда массовое рабочее движение стало соединяться с социализмом. Важнейшую роль в этом процессе играло создание партии. Окончательное конституирование в класс произошло в период первой русской революции, когда рабочий класс на практике осознал свою силу и свои революционные задачи как класса-гегемона. Эти представления соответствуют взглядам В.И. Ленина по этому вопросу, хотя он и не употреблял понятий «класс в себе» и «класс для себя». У В.И. Ленина понятие «класс для себя» тождественно, идентично понятию «класс-гегемон». Поэтому он никогда и нигде не рассматривал появление марксистской партии как завершение процесса превращения пролетариата из «класса в себе» в «класс для себя», а видел в ней важнейшее условие, решающую предпосылку на пути этого превращения в «класс для себя». В защиту положения авторов сборника были приведены и факты из истории международного рабочего движения (например, создание в 1919 г. компартии США или компартии Великобритании в 1920 г. не означало еще превращения пролетариата этих стран в «класс для себя»).

Дискуссия о гегемонии пролетариата в социалистической революции показала, что часть историков решает этот вопрос весьма упрощенно. Эти историки, по существу, не делают различия, четко проводимого в марксистской литературе, между всемирно-исторической миссией пролетариата как могильщика капитализма и творца нового, коммунистического общества, между его объективным положением как самого революционного класса капиталистического общества и степенью фактической революционности тех или иных его национальных отрядов, способностью и готовностью пролетариата отдельных стран к практическому осуществлению гегемонии в революции, обусловленной совокупностью целого ряда конкретно-исторических обстоятельств. Так, например, тт. Е.Ф. Ерыкалов, П.С. Смирнов, И.Ф. Петров в своих выступлениях гегемонию пролетариата трактовали как некое статичное состояние, как свойство, раз и навсегда данное рабочему классу России. Поскольку российский пролетариат стал гегемоном еще в 1905 г., то, по мнению этих товарищей, неправомерно в принципе говорить, что после Февральской революции он, пролетариат, еще не был готов возглавить новую, социалистическую революцию и что перед ним стояла задача подготовить себя к роли гегемона этой революции.

Большинство специалистов, однако, поддержало точку зрения, изложенную П.В. Волобуевым в статье «Пролетариат — гегемон социалистической революции» (в сб. «Российский пролетариат...»), согласно которой пролетариат, будучи главной и ведущей революционной силой в стране, сразу после Февральской революции, действительно, по ряду причин не был готов к выполнению этой роли. Эта точка зрения отражает конкретную историческую действительность того времени и целиком соответствует теоретическим положениям марксизма-ленинизма. В частности, указывалось, что В.И. Ленин переход от буржуазно-демократического этапа революции к социалистическому ставил в прямую зависимость от степени подготовки пролетариата и степени объединения его с крестьянской беднотой (см.: Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 37. С. 312).

Пролетариату предстояло еще осознать свои новые исторические задачи, поставленные перед партией В.И. Лениным в его гениальных Апрельских тезисах, сорганизоваться, на собственном политическом опыте убедиться в гибельности политики соглашателей — меньшевиков и эсеров — ив ходе острой классовой борьбы утвердить свою руководящую роль в революции. И хотя процесс перехода пролетариата от гегемонии в буржуазно-демократической революции к гегемонии в социалистической революции занял всего несколько месяцев, он не был таким простым и легким, как это представляется некоторым историкам. Большевистской партии потребовалось приложить гигантские усилия, чтобы возможность гегемонии пролетариата превратить в действительность.

Авторам сборника была поставлена в заслугу их попытка показать гегемонию пролетариата в революции не как раз и навсегда данную категорию, а как процесс напряженной борьбы с классовыми противниками, с правым и «левым» оппортунизмом, как результат огромной политической и организаторской деятельности ленинской партии. В связи с этим почти все выступавшие отметили необоснованность приписываемого И.Ф. Петровым П.В. Волобуеву тезиса, [о том, что] якобы пролетариат после Февральской революции перестал быть революционным и не играл ведущей роли в революционном движении в 1917 г., в период от Февраля к Октябрю. Все содержание статьи, подчеркивали многие выступавшие, свидетельствует как раз об обратном.

Обсуждение вопроса об основных этапах, формах и конкретно-исторических особенностях осуществления стратегического лозунга большевистской партии о союзе пролетариата с беднейшим крестьянством в ходе Октябрьской революции показало наличие существенных расхождений среди историков и по этому вопросу. Большинство выступавших отстаивало точку зрения, утвердившуюся в последние годы в нашей научной литературе и получившую отражение в сборнике «Российский пролетариат...» Согласно этой точке зрения, пролетариат, идя на социалистическую революцию в союзе с беднейшим крестьянством, получил в период борьбы за власть поддержку со стороны остального крестьянства (крестьянства в целом, по определению В.И. Ленина). Эта общекрестьянская поддержка пролетарской революции на первом ее этапе стала возможной потому, что Октябрьская революция попутно, мимоходом решала задачу ликвидации помещичьего землевладения, то есть задачу доведения до конца буржуазно-демократической революции.

Тт. В.В. Адамов, О.Н. Знаменский, Д.А. Коваленко, И.И. Минц, Л.М. Спирин, Э.М. Щагин, А.В. Ушаков и другие в своих выступлениях раскрыли громадное значение, какое придавал В.И. Ленин в обосновании причин сравнительной легкости победы Октябрьской революции соединению пролетарской революции против буржуазии с крестьянской войной против помещиков. Они напомнили известные высказывания В.И. Ленина по этим вопросам из его классического труда «Пролетарская революция и ренегат Каутский», докладов на VIII съезде партии и других, работ (см.: Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 37. С. 311-316, 506-509; т. 38. С. 143, 178, 192, 200, 306).

Критикуя эту точку зрения как якобы отступление от марксизма-ленинизма, другие участники обсуждения исходили, по сути дела, из того, что второй стратегический лозунг партии был осуществлен в Октябрьской революции, так сказать, в «чистом виде». Тт. Е.Ф. Ерыкалов, И.Ф. Петров, П.Н. Соболев и некоторые другие, обходя известные теоретические положения В.И. Ленина о двух этапах аграрной революции в России, стремились доказать либо неправомерность самой постановки вопроса о возможности поддержки пролетариата со стороны всего крестьянства на каком-либо этапе Октябрьской революции, поскольку это якобы равносильно приравниванию кулачества к союзникам пролетариата в социалистической революции, либо необходимость строго ограничительной трактовки этой поддержки (только в связи с вопросом о земле). Тем самым умаляется величайшая заслуга нашей партии, которая сумела выполнить завет К. Маркса и осуществить, по определению В.И. Ленина, союз «крестьянской войны» с пролетарской революцией.

П.В. Волобуев, выступая с ответом на критику его статьи о гегемонии пролетариата в социалистической революции, отклонил, как необоснованные, обвинения, будто он допустил в ней идейно-теоретические ошибки. Вместе с тем он заявил, что в своих статьях, спустя пять лет после их написания, видит немало слабых мест и недостатков научного порядка.

Не все выступавшие достаточно объективно излагали высказывания и взгляды своих коллег по этому вопросу. Так, П.Н. Соболев утверждал, будто из 18 товарищей, выступавших 9 марта, большинство отстаивало тезис о союзе со всем крестьянством в социалистической революции, то есть «пересматривало» второй стратегический лозунг. Это утверждение, как беспочвенное, было категорически отвергнуто в ходе обсуждения.

Вместе с тем обсуждение показало недостаточно глубокое и всестороннее исследование историками конкретного процесса политического раскола и классовой борьбы внутри крестьянства в начальный период Октябрьской революции.

Многие участники дискуссии обращали внимание на нарушение норм научной критики. Отмечалось, что отдельные товарищи прибегали к выхватыванию из контекста отдельных фраз и положений, к передержкам и приписыванию своим оппонентам заведомо ошибочных положений и т.п. Об этой нездоровой тенденции, противоречащей линии партии, говорил в своем выступлении, приводя конкретные примеры, видный советский историк, старый член партии т. А.П. Кучкин.

Итоги двухдневного в целом плодотворного обсуждения двух книг Института истории СССР подвел в своем заключительном слове председатель Научного совета АН СССР по комплексной проблеме «История Великой Октябрьской социалистической революции» акад. И.И. Минц.

Перед принятием решения с речью выступил заведующий сектором исторических наук Отдела науки ЦК КПСС т. С.С. Хромов.

По итогам обсуждения объединенное заседание секций Ученого совета Института истории СССР АН СССР приняло специальное постановление (прилагается).

Дирекция Института истории СССР АН СССР внимательно рассмотрела итоги состоявшегося обсуждения и сделала необходимые выводы научно-теоретического и организационного характера. В частности, приняты дополнительные меры к повышению персональной ответственности редакционных коллегий коллективных трудов, подготавливаемых Институтом. Решено заново проверить работы, написанные в свое время в Институте истории, на предмет определения целесообразности их издания. Намечен ряд других мер, направленных на дальнейшее повышение требовательности к научным работникам в творческих коллективах (отделах, секторах), на развитие в них деловой и принципиальной критики и самокритики. Признано целесообразным опубликовать материалы проведенного обсуждения в органе Института журнале «История СССР».

Постановление объединенного заседания секций Ученого совета Института истории СССР дооктябрьского и советского периодов от 10 марта 1972 г.

(принято за основу)

Объединенное заседание секций Ученого совета Института дооктябрьского и советского периодов одобряет инициативу дирекции Института истории СССР АН СССР в организации обсуждения широким кругом ученых сборников статей «Российский пролетариат: облик, борьба, гегемония» и «Свержение самодержавия», изданных в 1970 г.

Как показали итоги обсуждения, указанные сборники статей вместе с другими, не вошедшими в них материалами научных сессий, состоявшихся в 1967 г. в Одессе и Ленинграде, являются вкладом в творческую разработку ряда малоизученных проблем истории и облика рабочего класса России как класса-гегемона, совершившего три революции.

В ходе плодотворного обсуждения справедливо подвергались критике отдельные недостатки указанных книг. Нечеткие и ошибочные формулировки отдельных положений по вопросу гегемонии пролетариата и расстановки классовых сил в Октябрьской революции содержатся во вступительной статье «От редакции» к сборнику «Российский пролетариат...» Это привело к неверному по ряду вопросов освещению итогов работы Одесской сессии и содержания некоторых сделанных на ней докладов и сообщений.

Объединенное заседание секций Ученого совета считает необходимым рекомендовать дирекции:

1. Внедрить в практику научной жизни Института систематическое обсуждение на заседаниях Ученого совета, его секций, научных отделов и секторов важнейших изданий Института и других научных учреждений по актуальным проблемам советской историографии, добиваясь при этом высокого идейно-теоретического уровня обсуждений.

2. Считать необходимой дальнейшую глубокую разработку как общих, методологических, так и конкретных проблем гегемонии пролетариата России в трех революциях, вопроса о содержании, формах и методах подготовки пролетариата к выполнению своей исторической миссии и ее осуществления на различных исторических этапах, о соотношении социалистических и демократических задач и других проблем, называвшихся в ходе обсуждения.

3. Просить дирекцию Института осуществить меры, направленные на дальнейшее повышение требовательности к качеству издаваемых трудов и усиление ответственности всех авторов, научных редакторов и членов редакционных коллегий за их идейно-теоретическое содержание.

4. Считать целесообразным осветить итоги настоящего обсуждения в научной печати.

№ 2. Выписка из докладной записки Комиссии по проверке работы Сектора истории СССР периода империализма Института истории СССР АН СССР.

[Осень 1974 г.]

...Идейно-теоретические ошибки, допущенные сотрудниками сектора³.

За последние годы научные работы сотрудников сектора не раз подвергались критике на страницах партийной и советской печати. О серьезных идейно-теоретических ошибках, содержащихся в научной продукции сектора, писали газеты «Правда» и «Уральский рабочий», журналы «Коммунист», «Вопросы истории КПСС», «Вопросы истории», «История СССР». На них обращало внимание Бюро Отделения истории АН СССР в постановлении от 4 июля 1972 г. и указывали в своих выступлениях участники совещания историков в ЦК КПСС 21-22 марта 1973 г. Речь шла, в частности, о том, что в сборнике «Свержение самодержавия» (члены редколлегии от сектора: Л.М. Иванов, Г.М. Деренковский, А.П. Корелин, К.Н. Тарновский, К.Ф. Шацилло) допускалось преувеличение стихийности и умаление роли пролетариата и большевиков в Февральской революции, а также содержалось неверное утверждение, будто залогом победы Октябрьской революции послужили задачи, поставленные, но не решенные Февральской революцией. В сборнике «Российский пролетариат» (члены редколлегии от сектора:
Л.М. Иванов — отв. ред., М.С. Волин, Ю.И. Кирьянов, К.Н. Тарновский) было выдвинуто глубоко ошибочное утверждение об утрате российским пролетариатом гегемонии в революционном движении после Февральской революции, а также содержались неправильные положения о соотношении задач социалистической и буржуазно-демократической революций на различных исторических этапах; о факторах, определяющих уровень сознательности пролетариата, о предпосылках социалистической революции в национальных районах и др. Что касается сборника «Вопросы истории капиталистической России» (члены редколлегии от сектора: Л.М. Иванов, А.П. Корелин, М.С. Симонова, К.Н. Тарновский, К.Ф. Шацилло), то в нем провозглашалось «новое направление» в изучении социально-экономического строя предреволюционной России, базирующееся на представлении о его многоукладном характере.

Суть этого «нового направления», представляющего целую систему взглядов, сводится к следующему. Было выдвинуто положение об особом пути социально-экономического развития России, в основе которого было взаимодействие различных укладов; среди последних капиталистическому укладу принадлежит равное место с другими укладами. Этим самым ставилось под сомнение краеугольное положение марксизма о закономерном развитии и смене общественных формаций.

Было выдвинуто также положение о складывании в России особого типа капитализма, не прошедшего стадии промышленного переворота и не знающего свободной конкуренции, а насаждаемого сверху. Это также приводило к выводу об исключительности исторического пути России.

Одним из основных положений «нового направления» явилось утверждение о консервации в России докапиталистических и раннекапиталистических укладов и господстве феодально-крепостнических отношений в аграрном строе России вплоть до Октябрьской социалистической революции.

Неверные утверждения об уровне и характере развития капитализма в России повлекли за собой ошибочные выводы о расстановке классов и движущих силах в период Октябрьской социалистической революции.

Высказывалось утверждение, что пролетариат России в период от Февраля к Октябрю, «естественно, не был готов к роли вождя новой революции»⁴. Лишь осенью 1917 г. пролетариат подготовился «к роли вождя социалистической революции»⁵.

Это утверждение противоречит ленинской концепции социалистической революции. Азбучной истиной является положение о том, что уже в апреле 1917 г. партия провозгласила курс на социалистическую революцию и успешно осуществила этот курс, придя к Октябрьской победе. Как же можно было провозглашать и осуществлять курс на социалистическую революцию, если пролетариат не был готов к роли ее гегемона?

Высказывалось утверждение, что «пролетариат в Октябрьской революции на ее политическом этапе (борьба за взятие власти) шел в блоке, в союзе со всем крестьянством»⁶. Конечно, на определенном этапе все крестьянство поддержало Советскую власть, осуществлявшую ликвидацию помещичьего землевладения. Однако это не противоречит главному обстоятельству: социалистическую революцию пролетариат осуществлял в союзе только с беднейшим крестьянством. Иначе и не могло быть. Ведь социалистическая революция направлена против всей и всякой буржуазии, следовательно, и против сельской буржуазии. Как же можно утверждать, что пролетариат брал власть в союзе со всем крестьянством, т. е. включая и сельскую буржуазию?

Ошибочным явился вывод о невозможности социального раскола крестьянства и как следствие этого необходимости союза пролетариата со всем крестьянством на первом этапе социалистической революции.

Ошибочной и вредной является попытка поставить под сомнение основополагающее марксистское положение о революции как следствии конфликта между производительными силами и производственными отношениями⁷.

Ошибочно называть буржуазию в числе «основных участников Февральской битвы против царизма»⁸. Февральскую революцию совершили, как неоднократно указывал В.И. Ленин, рабочие и крестьяне, одетые в солдатские шинели. То обстоятельство, что буржуазия сумела воспользоваться плодами революции, не дает оснований считать ее (буржуазию) основным участником битвы против самодержавия. Все эта положения, подчеркивавшие исключительность пути исторического развития России, неизбежно должны были привести к выводу о невозможности использования опыта русской революции для других стран.

Критике в партийной и научной печати, а также на совещании историков в ЦК КПСС подверглись многие труды сотрудников сектора, опубликованные как в упомянутых сборниках, так и в других изданиях: исследования Ю.И. Кирьянова и С.В. Тютюкина, неправильно освещающие отдельные важные вопросы истории российского пролетариата; работы А.Я. Авреха, содержащие противоречащий марксизму-ленинизму тезис о том, будто массовой социальной опорой российского самодержавия являлось крестьянство; историографические работы К.Н. Тарновского, пропагандировавшие «новое направление» и содержавшие ошибочные положения по вопросам экономического и социального развития России, в частности при освещении предпосылок и задач буржуазно-демократической и социалистической революции, а также расстановки классовых сил в стране накануне Октября.

Несмотря на то, что перед сектором давно поставлена задача исправления допущенных ошибок и коренной перестройки работы с тем, чтобы не допустить идейные срывы в дальнейшем, в этом направлении сделано еще очень мало. Единственным откликом сектора в научной печати на критические выступления была опубликованная в журнале «История СССР» (1973, № 4) коллективная статья «О гегемонии пролетариата в первой русской революции» (авторы: М.С. Волин, Г.М. Деренковский, Д.А. Колесниченко, С.В. Тютюкин, В.В. Шелохаев. — В. 17.).

Ни в научной продукции сектора, ни на его заседаниях не были подвергнуты критическому анализу упоминавшееся выше «новое направление» и ошибки, допущенные сотрудниками сектора по вопросам социально-экономического развития России и истории Великой Октябрьской социалистической революции. Более того, недавно рекомендованная сектором в печать монография М.С. Симоновой, как показало проведенное дирекцией ее рецензирование, в трактовке изученного материала исходит из глубоко ошибочного априорного положения о господстве в аграрном строе России докапиталистических отношений, составляющего одну из основ «нового направления».

Роль парторганизации сектора.

Партийная организация сектора не проявила должной требовательности, настойчивости и последовательности в оценке ошибок, допущенных в работах сотрудников, коммунистов, и не приняла решительных мер к их исправлению. Хотя на партийных собраниях сектора, заседаниях партбюро в 1972-1974 гг. ставились вопросы об идейно-теоретических ошибках в трудах, которые были подвергнуты критике в партийной печати и научной периодике, выносились решения о мерах по их исправлению, но, во-первых, подобные обсуждения проводились с большими запозданиями, затягивались, на что указывали некоторые коммунисты (напр., Г.М. Деренковский и др.); во-вторых, делались и делаются попытки преуменьшить значение ошибок, особенно теоретических, представить их малозначительными (это якобы только неточности в формулировках, стиле и т. д.); в-третьих, некоторые товарищи стремились поставить под сомнение «объективность» рецензентов; в-четвертых, попросту не хотели серьезно и ответственно признать ошибки, которые получили большой резонанс внутри страны и за рубежом, внесли путаницу в идеологическую работу, в преподавание истории в вузах и школах.

Все это свидетельствует о том. что в парторганизации сектора отсутствует атмосфера высокой научной, партийной требовательности, идеологической дисциплины, взыскательной товарищеской критики и самокритики. Недаром после всех решений (правильных в своей основе), которые были приняты в течение последних лет, сектор по-прежнему подвергается в печати критике за серьезные ошибки по весьма важным теоретическим, концепционным вопросам.

Партийная организация не приняла необходимых мер к тому, чтобы прививать чувство высокой ответственности у каждого члена коллектива за идейный уровень работ, не потребовала персональной ответственности за грубые ошибки, допущенные в ряде работ. По существу, осталось невыполненным решение партбюро Института от 5 июля 1973 г., в котором отмечается «притупление чувства партийной ответственности за идейно-теоретический уровень своей научной продукции, отсутствие в секторе должной организации труда».

Одной из причин такой ситуации в секторе была неправильная позиция бывшего директора Института П.В. Волобуева, который не только не исправлял, а в ряде случаев усугублял положение.

Правомерно в этой связи поставить вопрос: что изменилось в секторе после мартовского совещания в Отделе науки при ЦК КПСС и после резких критических выступлений в печати? По сути дела, очень мало. После партийного собрания Института, посвященного обсуждению выводов совещания, в секторе были намечены мероприятия по исправлению ошибок. Однако реально почти ничего не сделано для их выполнения. Достаточно указать на то, что до настоящего времени ни один из авторов, подвергшихся критике советской общественности, не выступил в печати с признанием и осуждением своих ошибок и причин, их породивших. Поэтому у советской общественности создается впечатление, что в секторе не согласны с критическими выступлениями, высказанными в адрес работ сектора, и не хотят признавать ошибки. Показательно, что после выступления в советской печати с критикой ошибок тов. Тютюкина обсуждение в секторе, по сути, свелось не столько к выяснению причин, породивших ошибки, и к их исправлению, а к отысканию неточных формулировок, якобы допущенных в рецензии журнала «Вопросы истории КПСС». Это проявилось как в выступлениях отдельных коммунистов, так и в самом постановлении сектора⁹. Партбюро сектора проявило растерянность и нерешительность; вместо того, чтобы потребовать от каждого члена КПСС ответственности за ошибки, оно пошло по линии увещеваний. В таких условиях росли и развивались недостатки в секторе, переросшие в систему взглядов, чуждых советской исторической науке¹⁰. Таковы основные причины, породившие грубые методологические ошибки в ряде работ сектора, работ, которые дали пищу буржуазной пропаганде для новых клеветнических измышлений.

Выводы

1. Создавшаяся в секторе обстановка требует срочных радикальных мер, которые исправили бы существующее положение и предотвратили ошибки в дальнейшем в освещении важнейших проблем отечественной истории эпохи буржуазно-демократических революций и подготовки Великого Октября.

2. Учитывая новые задачи, поставленные на предстоящее пятилетие перед Институтом, и положение, сложившееся в секторе истории СССР периода империализма, просить рассмотреть вопрос о создании вместо существующего сектора нового структурного подразделения, нацелив его на решение научных проблем, связанных прежде всего с подготовкой многотомной «Истории трех российских революций», и укомплектовав в соответствии с этими задачами его штатный состав.

Председатель Комиссии доктор исторических наук В.И. Буганов (подпись)

Члены Комиссии:

доктор исторических наук, зав. отделом историографии и источниковедения Л.Г. Бескровный (подпись)

доктор исторических наук, зам. директора Института В.И. Бовыкин (подпись) кандидат исторических наук, и.о. зав. сектором империализма В.С. Васюков
(подписи нет)

доктор исторических наук, ст. научн. сотр. А.П. Новосельцев (подпись) член-корреспондент АН СССР, зав. сектором комплексных проблем истории советского общества Ю.А. Поляков (подпись)

кандидат исторических наук, ст. научн. сотр. М.С. Симонова (подписи пет)

доктор исторических наук, зав. сектором истории Великой Октябрьской социалистической революции П.Н. Соболев (подпись)

[Особое мнение М.С. Симоновой]

В качестве члена Комиссии дирекции по проверке работы сектора истории СССР периода империализма Института истории СССР АН СССР я была ознакомлена с заключительной настоящей «Докладной запиской». Я решительно отказываюсь подписать этот документ по следующим мотивам:

1. Не могу не выразить протест против методов работы Комиссии, которые являются нарушением принципа коллегиальности. «Докладная записка» была вручена мне как окончательный документ, уже подписанный всеми, кроме меня и В.С. Васюкова, членами Комиссии. Между тем в составлении его я не участвовала, к обсуждению на какой-либо стадии не привлекалась и таким образом была лишена возможности внести какие-либо предложения и поправки. В полном составе с моим участием Комиссия не собиралась. Со мной как с секретарем партбюро сектора была проведена всего лишь одна предварительная беседа Л.Г. Бескровным на предмет получения документации парторганизации.

2. В «Докладной записке» содержатся самые серьезные обвинения в адрес ряда ведущих сотрудников сектора. Между тем за редким исключением именно с этими товарищами члены Комиссии не беседовали.

3. В записке дана искаженная картина научно-организационной работы сектора и научной работы его сотрудников. Дело изображено так, что никакой другой работы, кроме написания монографий, в секторе не велось; создается впечатление, что перенос сроков завершения монографий лежит целиком на ответственности исполнителей работ. Благодаря этому «Докладная записка» приобрела сугубо обличительный характер по отношению к ряду товарищей и неоправданно опорочила их работу. В то же время в рассматриваемые годы сотрудники сектора участвовали в осуществлении ряда крупных коллективных работ (в том числе многотомных «Истории КПСС», истории СССР, учебников для вузов, важных юбилейных работ, в крупных документальных публикациях по истории революции 1905-1907 гг., рабочего и крестьянского движения и т. д.), получивших высокую оценку и общее признание как в нашей стране, так и за рубежом.

4. Безосновательно расширен круг ошибок идейно-теоретического характера, ответственность за которые возлагается на сектор. В частности в докладной записке много места уделено критике по адресу П.В. Волобуева, который с 1964 г. не являлся сотрудником сектора. Сотрудникам сектора приписывается отрицание наличия в России промышленного переворота, в то время как по этим вопросам сотрудники сектора занимают противоположную позицию, а им приписываются высказывания В.В. Адамова.

На с. 20-21 безосновательно и огульно по отношению ко всему сектору говорится о перерастании недостатков, имеющихся в работе сектора, «в систему взглядов, чуждых советской исторической науке». Очевидно, необходимо говорить о таких взглядах, если они действительно имеются, сугубо конкретно, аргументированно, со ссылками на работы, с доказательством того, как и у кого персонально они сложились в подобную систему. Между тем, такого подхода в записке нет (может быть, за исключением П.В. Волобуева). В записке нет ни малейшего разграничения ошибок и нерешенных, спорных в науке вопросов. Мне неизвестно также, какие именно труды сектора были использованы во вражеских целях буржуазной пропагандой (с. 21).

5. Отношение к критике сформулировано на с. 19 так, что создается впечатление, будто бы речь идет об идейных ошибках во вновь выходящих работах, а не изданных несколько лет тому назад. Неверно, что сектором «реально почти ничего не сделано» для исправления ошибок. Статья в журнале «История СССР», исправившая ошибку об утрате гегемонии пролетариата в 1906 г., не является единственной (с. 17). Необходимо указать на подготовленные к печати сотрудниками сектора работы: прежде всего на монографию «Проблемы гегемонии пролетариата на демократическом этапе революции» (1905-1907 гг.), авторы: М.С. Волин, Г.М. Деренковский, С.В. Тютюкин, — издаваемую совместно с Институтом марксизма-ленинизма при ЦК КПСС (выход в Политиздате в начале 1975 г.), юбилейную работу о первой русской революции, статью К.Н. Тарновского для журнала «Вопросы истории КПСС» по проблемам социально-экономических предпосылок Великой Октябрьской революции¹¹. Подготовлен и готовится целый ряд других работ.

6. Сектор выглядит в документе как какая-то автономная и неуправляемая единица, никому не подчиненная ни по административной, ни по партийной линии. Естественно после этого, что вся вина за сложившееся в последние годы положение падает на сектор. Что делала за эти годы дирекция и непосредственно отвечавший за положение дел в секторе зам. директора В.И. Бовыкин, остается совершенно неясно и приводит лишь в недоумение. В записке ничего не сказано о невыполнении самой Дирекцией ею же намеченного плана по реализации решений мартовского совещания в Отделе науки ЦК КПСС — в помощь сектору (подготовка обсуждений методологических проблем на заседаниях Ученого совета, публикация статей в исторических журналах силами сотрудников Института и т. д.).

7. Не могу согласиться и с предлагаемым методом выхода из сложившегося серьезного положения в секторе — расформированием сектора и увольнением ряда сотрудников. Эта карательная мера за допущенные сотрудниками сектора в прошлом ошибки никак не вяжется с вопросом о структуре Института истории СССР, выработанной его первым директором академиком Б.А. Рыбаковым, в которой сектору империализма поставлена важнейшая задача изучения исторических предпосылок Великой Октябрьской социалистической революции. Нелогичен вывод Комиссии и с фактической стороны дела, поскольку сама Комиссия признает, что у сектора «есть возможности и силы для преодоления тех серьезных трудностей и ошибок, которые характеризуют ее (так в тексте. — В. П.) работу в последние годы» (с. 20).

В целом, сама «Докладная записка» и методы работы комиссии создают впечатление о беспрецедентном в истории Института за последние 20 лет документе, о методах критики, в свое время осужденных ЦК нашей партии.

Датируется по содержанию.

№ 3. Содержание досье «“Новое направление”. Начато 1974 г. Окончено 1976 г.»

[Досье (заголовок дал К.Н. Тарновский) содержит печатные материалы (пп. 1-3, 6, 8) и копии документов:]
«Содержание:

1. П.А. Голуб, В.Я. Лаверычев, П.Н. Соболев. О книге «Российский пролетариат...» — ВИ КПСС, 1972/9.

2. Ф. Быстрых, В. Кривоногое. За строгую научность и историческую правду. — Ур. рабочий, 4.III.73.

3. К.Г. Левыкин, А.М. Сиволобов, Г.В. Шарапов. О книге «Вопросы истории капиталистической России...» — ВИ КПСС, 1973/II.

4. Письмо Трапезникову от 26.XI.73.

5. Письмо Трапезникову от 22.III.74.

6. [В.И. Бовыкин] Об изучении социально-экономических и политических предпосылок Великого Октября. — ВИ КПСС, 1974/6.

7. Письмо Нарочницкому, июль 1974.

8. И.В. Кузнецов. Об укладах и многоукладности... ВИ, 1974/7.

9. Письмо Рыбакову, авг. 1974.

10. В.И. Бовыкин. Отзыв на статью для ВИ КПСС, 22.I.76.

11. Письмо Трапезникову от 9.II.76.

12. Заключение комиссии по статье для ВИ КПСС, 23.III.76.

13. Заявление Нарочницкому и Преображенскому, 22.III.76».

[Опубликованные в печати материалы излишне здесь воспроизводить. Смысл их вполне ясен из остальных включенных в досье материалов.

Итак,]

№ 4¹². К.Н. Тарновский — С.П. Трапезникову, 26 ноября 1973 г.

Заведующему Отделом науки, высших и средних специальных учебных заведений Центрального комитета КПСС.
профессору, доктору исторических наук С.П. Трапезникову

Глубокоуважаемый Сергей Павлович!

В опубликованной в № И журнала «Вопросы истории КПСС» за текущий год рецензии К.Г. Левыкина, А.М. Сиволобова и Г’.В. Шарапова на книгу «Вопросы истории капиталистической России. Проблема многоукладности» содержится ряд критических замечаний и по поводу помещенной в сборнике моей статьи «Проблема взаимодействия социально-экономических укладов империалистической России на современном этапе советской исторической науки». Над некоторыми из этих замечаний стоит подумать. По другим можно спорить в порядке научной дискуссии. Однако в указанной рецензии есть положения, выходящие за рамки научной критики, с которыми я согласиться не могу, тем более что они содержат обвинения политического и методологического характера.

1. «Попытки представить русский империализм в виде особого типа, особой модели социально-экономического развития, — сказано в рецензии, — не могут не настораживать хотя бы и потому, что в настоящее время буржуазные идеологи, говоря об Октябрьской революции, усиленно подчеркивают, что она могла произойти именно в силу особенностей развития России, а поэтому ее исторический опыт не имеет международного значения» (с. 115).

В статье, однако, говорится не об «особой модели» социально-экономического развития России, а о России начала XX столетия как «своеобразной модели тогдашнего мира» (с. 41). Раскрывая содержание данного тезиса, я пишу далее о том, что «в социально-экономической структуре России противоречиво совмещались основные особенности структур как развитых капиталистических стран Запада, так и государств колониального и полуколониального Востока» и что поэтому «ее опыт имеет поистине универсальный характер, пригодный для различных по уровню социально-экономического развития регионов мира» (с. 42-43). Иными словами, в статье утверждается прямо противоположное тому, что пытаются приписать мне авторы рецензии.

Что же касается положения о типе социально-экономического развития капиталистической России, то его разработка как раз и привела к выводу о России начала XX в. как своеобразной модели всего тогдашнего мира. Подчеркну, наконец, что одним из итогов исследовательского изучения вопросов истории российского монополистического капитализма была критика положения об особом («военно-феодальном») типе российского империализма и вывод о том, что «российский монополистический капитализм не имел принципиальных отличий от империализма более развитых экономически государств Западной Европы и Америки» (с. 16). Это положение я провожу во всех своих работах, начиная с кандидатской диссертации, защищенной в 1955 г.

2. Авторы рецензии утверждают, что в рассматриваемой статье я критикую утвердившееся в науке представление «о характере стратегических лозунгов партии большевиков на разных этапах революции», что «одной вырванной из контекста» цитаты из доклада В.И. Ленина «О работе в деревне» на VIII съезде РКП(б) мне «оказалось достаточно» «для отрицания основного стратегического лозунга партии в период подготовки и проведения Октября» (с. 112). Для обоснования своего утверждения они приводят текст со с. 21 («Как известно, в Октябрьской революции был период, когда боровшийся за власть пролетариат, доводя до конца буржуазно-демократическую революцию, получил поддержку со стороны крестьянства в целом») и приведенную мною на с. 39 ленинскую цитату из доклада «О работе в деревне», в которой говорится, что «в октябре 1917 года мы брали власть вместе с крестьянством в целом» (Поли. собр. соч. Т. 38. С. 192).

Однако приведенными рецензентами положениями не исчерпывается содержание моей статьи по указанному вопросу. На с. 22 я напоминаю положения В.И. Ленина о двух этапах аграрной революции и отмечаю, что в соответствии с ними «полнее и глубже» стал восприниматься его тезис «о сложном сочетании в октябре 1917 г. социалистических и демократических задач и устремлений». Далее специально подчеркивается: «Речь шла, разумеется, не о пересмотре вопроса о движущих силах социалистической революции — опыт революционных битв 1917-1918 гг. показал, что. как и предвидела большевистская стратегия, ими были пролетариат и беднейшее крестьянство. Но поскольку вопросы буржуазно-демократической революции решались, как писал В.И. Ленин, «походя, мимоходом, как “побочный продукт” нашей главной и настоящей, пролеторски-революционной, социалистической работы» (Поли. собр. соч. Т. 44. С. 147), постольку пролетариат в его борьбе за власть поддержало все крестьянство России в целом. Как писал В.И. Ленин, это был временный блок пролетариата с крестьянством вообще, который не только облегчил завоевание власти, но был необходим как переходная ступень к развертыванию социалистической революции и в деревне, к окончательному укреплению Советской власти в стране» (Поли. собр. соч. Т. 37. С. 315-316).

Таким образом, в статье говорится прямо противоположное тому, что пытаются мне приписать авторы рецензии. Именно: в статье сказано, что движущими силами социалистической революции были пролетариат и беднейшее крестьянство; что этот союз был поддержан российским крестьянством в целом; приводится не одна, якобы вырванная из контекста, ленинская цитата, а три высказывания прямо и девять — в виде отсылок.

Должен подчеркнуть, что именно эти, и только эти основные идеи и положения я проводил и в своих ранее опубликованных работах, например, в статье «Экономическая и политическая программа социалистической революции» (Вопросы истории КПСС, 1967, № 9. С. 29, 38,42), а также в автореферате докторской диссертации «Проблемы социально-экономической истории империалистической России на современном этапе советской исторической науки» (М., 1970. С. 31).

3. Рецензенты пытаются обвинить меня вообще в неправильном обращении «к произведениям классиков марксизма-ленинизма как источнику для изучения методологии исторической науки» (с. 113) и возражают против моего «истолкования» набросков ответа К. Маркса на письмо В.И. Засулич. «К.Н. Тарновский полагает, что в них содержится положение “о насаждении” капитализма в России “сверху” и это-де составляет “одну из принципиальных особенностей складывания системы крупнопромышленного производства в России” (с. 17). Однако в указанных “Набросках” Маркса вообще отсутствует постановка вопроса о такой особенности русского капитализма». И далее, изложив содержание письма, авторы заключают: «Нам кажется, что К.Н. Тарновский своей постановкой вопроса о “принципиальных особенностях крупнопромышленного производства в России”, выразившихся якобы в его насаждении “сверху”, возвращает нас к давно решенному спору об “искусственности” русского капитализма. Напрасно автор пытается при этом использовать в качестве аргумента материалы К. Маркса, прямо и непосредственно направленные против такого утверждения» (с. 113).

Обратимся, однако, к тексту статьи. После краткой характеристики конкретно-исторических итогов проделанной исследователями работы здесь говорится: «В ходе нее было обращено внимание на положения Маркса, Энгельса и Ленина об “искусственном росте” крупной промышленности в России, о том, что пореформенный период характеризовался не только усиленным развитием капитализма “снизу”, как это было в странах раннего капитализма, но и его насаждением “сверху”; и именно в “насаждении” капитализма стали усматривать одну из принципиальных особенностей складывания системы крупнопромышленного производства в России» (с. 17). К приведенному тексту сделаны две сноски: 5) К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., изд. 2-е, т. 19, с. 465, 413, 415; т. 38, с. 313; 6) В.И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 20, с. 38. Рецензенты обратились лишь к текстам К. Маркса, да и то просмотрели не все отмеченные в примечании страницы. К текстам же Ф. Энгельса и В.И. Ленина они не обращались вовсе. Между тем в письме Энгельса к Даниельсону от 18 июня 1892 г. сказано: «Не подлежит сомнению, что нынешний внезапный рост современной "крупной промышленности" в России был вызван искусственными средствами» (К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., изд. 2-е. Т. 38. С. 313, разрядка— моя. — К. Т). В тексте В.И. Ленина содержится характеристика периода русской истории, «который лежит между двумя поворотными пунктами ее, между 1861 и 1905 гг. В течение этого периода, — говорит Ленин, — следы крепостного права, прямые переживания его насквозь проникали собой всю хозяйственную (особенно деревенскую) и всю политическую жизнь страны. И в то же время именно этот период был периодом усиленного роста капитализма снизу и насаждения его сверху» (Полн. собр. соч. Т. 20. С. 38; подчеркнуто мной. — К. Т).

Приведенные положения Энгельса и Ленина согласуются с формулой Маркса из набросков его письма к В.И. Засулич. В т. 19 на с. 415 упомянут «известный род капитализма, вскормленный за счет крестьян при посредстве государства», который «противостоит общине» (подчеркнуто мной. — К. Т).

Допустимо ли характеризовать как народнические — положения, авторами которых являются основоположники марксизма-ленинизма?

4. Авторы рецензии протестуют против «тенденциозной оценки состояния и итогов развития советской исторической науки, содержащейся в статье К.Н. Тарновского», и находят «ошибочной» оценку историографии 30-40-х гг. (см. с. 109-110).

Однако критикуемая рецензентами статья и не ставила перед собою задачу дать такую оценку. Цель статьи ограниченная и сформулирована в следующих словах: «Достаточно обстоятельный анализ советской историографии по различным проблемам экономической истории предоктябрьской России содержится в историографических исследованиях А.Л. Сидорова, В.И. Бовыкина, Л.М. Горюшкина, Л.В. Ольховой, а также в некоторых наших работах. Остановимся поэтому лишь на некоторых общих закономерностях развития науки, способствовавших переходу к разработке интересующей нас проблемы» (с. 14). Соответственно рассматриваются сугубо конкретные вопросы темы и конкретные же положения, которые в ходе исследовательской работы были взяты под сомнение. Авторы же фактически выступают против такой постоянно ведущейся работы. По-видимому, они склонны видеть ошибки лишь в современной исторической литературе. Как они их отыскивают и критикуют, было только что показано.

Я самым решительным образом протестую против приемов критики, содержащихся в рецензии К.Г. Левыкина, А.М. Сиволобова и Г.В. Шарапова. Я нахожу, что ряд положений этой рецензии носит клеветнический характер. В Институте истории СССР АН СССР сейчас остро поставлен вопрос об ответственности авторов за свои работы. За свои действительные и мнимые ошибки мне вынесено несколько взысканий дирекцией; я выведен из состава Ученого совета Института; моя книга по историографии отозвана из издательства и снята с плана; я давал объяснения по партийной линии. Теперь, в связи с публикацией рецензии К.Г. Левыкина, А.М. Сиволобова и Г.В. Шарапова, мне, очевидно, вновь придется давать объяснения. Я готов к этому. Необходимо, однако, поставить вопрос и об ответственности рецензентов за предвзятые, а также некомпетентные отзывы, вводящие в заблуждение научную общественность.

Я буду глубоко благодарен Отделу науки Центрального Комитета КПСС и лично Вам, Сергей Павлович, за все распоряжения и действия, которые Вы сочтете нужным предпринять, чтобы снять с меня необоснованные обвинения.

К.Н. Тарновский, старший научный сотрудник сектора истории СССР периода империализма Института истории СССР АН СССР.

26 ноября 1973 г.

[Комментарий (автограф) К.Н. Тарнавского:] 15 марта 1974 г. состоялась беседа, в которой участвовали Андр. Данил. Педосов, Ал. Павл. Косульников и я. Был предложен компромисс (Педосовым): мне—забрать данное письмо из Отдела науки, а журнал напечатает мою статью на тему, связанную с ленинской теорией социалистической революции (объем — 36 стр.). Я согласился.

16/III 74. К. Т.

№ 5. К.Н. Тарновский — С.П. Трапезникову, 22 марта 1974 г.

Заведующему Отделом науки, высших и средних специальных учебных заведений Центрального Комитета КПСС, профессору, доктору исторических наук С.П. Трапезникову

Глубокоуважаемый Сергей Павлович!

Позвольте поблагодарить Вас за помощь при решении вопросов, изложенных мною в письме к Вам от 26 ноября 1973 г. В состоявшейся на днях беседе, которую по Вашему поручению провел со мною А.Д. Педосов, мне было, с одной стороны, указано на некоторые положения моей работы, опубликованной в сборнике «Вопросы истории капиталистической России», которые требуют уточнений и исправлений, а с другой — предложено выступить на страницах журнала «Вопросы истории КПСС» со статьей, где была бы раскрыта тема о закономерности победы Великой Октябрьской социалистической революции. Присутствовавший при беседе А.П. Ко-сульников высказал ряд полезных советов, которые я постараюсь учесть при подготовке текста.

Реализация данного решения может радикально изменить сложившуюся ситуацию. Желая всячески содействовать этому, я прошу (зачеркнуто: Вашего разрешения на отзыв своего письма. — В. П.) Вас вернуть мое письмо от 26 ноября 1973 г.

22 марта 1974 г.

№ 7. К.Н. Тарновский — А.Л. Нарочницкому, 15 июля 1974 г.

Директору Института истории СССР АН СССР академику А.Л. Нарочницкому Глубокоуважаемый Алексей Леонтьевич!

Не могу не высказать своего отношения к докладу В.И. Бовыкина «Некоторые проблемы изучения социально-экономических предпосылок Великой Октябрьской социалистической революции», изложение которого опубликовано в № 6 журнала «Вопросы истории КПСС» за текущий год.

В.И. Бовыкин утверждает, что авторы ряда статей, вошедших в сборники, выпущенные Институтом истории СССР АН СССР (или при его участии), «допустили серьезные методологические ошибки при исследовании социально-экономического строя предреволюционной России, предпосылок социалистической революции в стране. По существу, — продолжает В.И. Бовыкин, — они предприняли попытку пересмотреть утвердившиеся в советской исторической науке представления о предпосылках Великого Октября» (с. 154). В изложении доклада В.И. Бовыкина эти «отдельные ученые» поименно не называются. Однако ссылки на мою статью из сборника «Вопросы истории капиталистической России. Проблема многоукладности» со всей очевидностью говорят, что докладчик, выдвигая свои тяжелые обвинения, имел в виду прежде всего меня (других ссылок на литературу в обзоре доклада не содержится).

Мне уже не раз приходилось говорить и писать, что в статье, помещенной в сборнике «Вопросы истории капиталистической России», мною были допущены отдельные ошибки и неточности (в частности, на с. 21 текста статьи). В свои работы, выполненные после публикации этой статьи, я внес соответствующие исправления, дополнения и пояснения. В.И. Бовыкин, однако, предъявляет обвинения иного рода, жестко формулируя положение о ревизии достижений советской историографии по ряду вопросов, связанных с проблемой предпосылок Великой Октябрьской социалистической революции. Чтобы отвести от себя такие обвинения, вынужден сопоставить все приводимые В.И. Бовыкиным положения с текстом моей статьи, помещенной в сборнике «Вопросы истории капиталистической России».

1. Основу «ошибочных утверждений» В.И. Бовыкин видит «в признании какого-то особого типа капиталистического развития России, при котором капитализм якобы представлял собой не господствовавшую систему производственных отношений, а лишь один из множества укладов, сосуществовавших в российской экономике» (с. 155).

Я не могу принять это утверждение на свой счет. «Основу» моих «утверждений» составляет, во-первых, положение о России как стране империалистической; это подчеркнуто и в заглавии статьи («Проблема взаимодействия социально-экономических укладов империалистической России на современном этапе развития советской исторической науки») и положением о том, что «российский монополистический капитализм не имел принципиальных отличий от империализма более развитых экономически государств Западной Европы и Америки» (Вопросы истории капиталистической России, с. 16). Во-вторых, «основу» моих «утверждений» составляет положение о России как модели мира начала XX столетия (там же, с. 41). Из приведенных положений следует, прежде всего, что опыт Октября имеет поистине универсальный характер, пригодный как для развитых стран, так и для более или менее отсталых —только так я думаю и только так пишу. Из них следует, далее, что докладчик совершенно произвольно, в отрыве от положений моей статьи, навязывает читателям мою, якобы, трактовку социально-экономического строя России, которая, по его словам, «по сути дела представляет собой попытку поставить под сомнение объективную закономерность последовательной смены общественно-экономических формаций, подменить характеристику данной формации анализом многоукладности» (с. 155). У меня в статье специально подчеркивается, что «социально-экономическая структура России рассматривается не как сумма общественных укладов, а как результат их взаимодействия в условиях сложившегося капиталистического империализма» (Вопросы истории капиталистической России, с. 42).

В статье, таким образом, говорится прямо противоположное тому, что утверждает докладчик.

2. «Сторонники концепции непрерывной эволюции многоукладности, — продолжает далее В.И. Бовыкин,— исходят из двух неправильных положений: во-первых, что в аграрном строе России докапиталистические отношения будто бы продолжали господствовать до 1917 г.; во-вторых, якобы система крупнокапиталистического промышленного производства в России возникла принципиально отличным от Запада путем, а именно, минуя этап свободной конкуренции, в результате насаждения промышленности помещичьим государством. Возникший таким путем российский капитализм, дескать, не разрушал пережитков феодализма, а консервировал и даже воспроизводил их» (с. 155).

А) В.И. Бовыкин упрощает, а следовательно — фальсифицирует точку зрения некоторых историков-аграрников, приписывая им тезис о господстве докапиталистических отношений в аграрном строе страны (другой вариант сформулировал В.В. Лаверычев, вычитавший где-то положение о господстве феодально-крепостнических пережитков в экономике (!) предреволюционной России— с. 156). Об этом подробнее могут сказать (если пожелают) сами аграрники. Приведу лишь свою итоговую формулировку рассмотрения данного вопроса: «Развитие капитализма в сельском хозяйстве страны еще не устранило необходимости аграрной революции, максимально благоприятные условия для возникновения и развития которой, как неоднократно указывал В.И. Ленин, связаны с ранними стадиями капиталистических отношений» (Вопросы истории капиталистической России, с. 21).

Б) Докладчик фальсифицирует далее и мою точку зрения по вопросу о складывании крупнопромышленного производства в России. Оно появилось не только в результате насаждения промышленности помещичьим государством. В соответствии с положениями В.И. Ленина (см. Поли. собр. соч. Т. 20, с. 38) в статье говорится, что «пореформенный период характеризовался не только усиленным развитием капитализма “снизу”, как это было в странах раннего капитализма, но и его насаждением “сверху”» (там же. С. 17). Первую часть приведенного положения докладчик не приводит, хотя прекрасно знает, что я никогда не отрывал в своих работах процессы «насаждения» капитализма «сверху» от его усиленного роста «снизу». Говорю об этом с полным основанием, поскольку в свое время В.И. Бовыкин участвовал в выработке соответствующих формулировок как автор, совместно с теми исследователями, которых сейчас критикует¹³.

В) По вопросу о консервации империализмом пережитков феодализма — еще одна фальсификация. В статье сказано: «Воздействие капиталистического империализма на до- и раннекапиталистические уклады приводит не только к разрушению, но и к консервации этих последних» (там же, с. 39; ср. с. 42), иными словами, и в данном случае указывается на сходство российского империализма и империализма других стран.

Так выглядят в трактовке В.И. Бовыкина «неправильные положения», на которых якобы строится некая концепция «непрерывной эволюции многоукладности». И это положение докладчика я не могу принять на свой счет.

3. «Столь серьезный пересмотр отдельными учеными сложившихся в советской исторической науке представлений об уровне и характере развития российского капитализма в начале XX в., — пишет далее В.И. Бовыкин, — породил у них стремление внести “существенные коррективы” в представление о широте социальной базы Октябрьской революции (следует прямая ссылка на с. 22 сборника “Вопросы истории капиталистической России”. — К. Т). Отсюда следуют ошибочные утверждения о невозможности социального раскола крестьянства и необходимости вследствие этого союза российского пролетариата со всем крестьянством на начальном этапе социалистической революции, смешение задач буржуазно-демократической и социалистической революции и даже вывод, будто “пролетарская революция в нашей стране была порождена демократической”» (отсылка на с. 44 45 того же сборника.— К. Т).

А) Как видно из всей статьи (см. с. 22), я различаю социальную базу Октябрьской революции, с одной стороны, и движущие силы социалистической революции — с другой. Первое понятие, на мой взгляд, шире второго: социальную базу социалистической революции образует не только пролетариат в союзе с беднейшим крестьянством, но и широкие полупролетарские массы, поддерживающие эту революцию. В тезисах ЦК КПСС «К 100-летию со дня рождения Владимира Ильича Ленина» сказано: «Ясность программных установок и последовательность в их проведении позволили большевикам высвободить из-под влияния соглашательских партий меньшевиков и эсеров значительную часть шедших за ними людей, привлечь на свою сторону большинство трудящихся, сформировать политическую армию социалистической революции. В единый поток соединялись борьба рабочего класса за социализм, общенародное движение за мир, крестьянская борьба за землю, национально-освободительная борьба угнетенных народов России» (Тезисы... С. 16).

Что же касается положения о движущих силах социалистической революции, то в тексте статьи специально подчеркивается: «Опыт революционных боев 1917—1918 гг. (имеется в виду, таким образом, начальный этап социалистической революции. — К. Т.) показал, что, как и предвидела большевистская стратегия, ими были пролетариат и беднейшее крестьянство». Соответственно в статье не говорится о «невозможности раскола крестьянства», как утверждает докладчик, а есть положения о незавершенности раскола крестьянства на классы буржуазного общества (см. с. 23). Однако «невозможность» и «незавершенность» — вещи разные.

Б) Ни о каком «смешении» задач буржуазно-демократической и социалистической революции в моем тексте нет и речи. Говорится о решении первых в ходе социалистической революции в качестве «побочного продукта» (с. 22); о соединении борьбы за социализм с борьбой за демократию (с. 45-46), но отнюдь не о смешении.

Все сказанное делает совершенно недвусмысленным положение, из которого В.И. Бовыкин цитирует лишь одну фразу: «Пролетарская революция в нашей стране была порождена демократической, строилась на ней, использовала ее широкий натиск для увеличения собственной силы на направлении главного удара» (с. 44-45).

Речь идет, таким образом, о преемственности и связи революционного процесса, о перерастании демократической революции в социалистическую, об использовании социалистической революцией демократического натиска, иными словами — о соединении (не слиянии!) борьбы за социализм с борьбой за демократию.

Таким образом, все выдвинутые против меня В.И. Бовыкиным конкретные обвинения основаны на приписках, передержках, фальсификации. Его главный вывод о том, что я ревизую представления о предпосылках Великого Октября, ничем не обоснован. По меньшей мере безответственным выглядит и его заявление о тенденциозном подборе цитат из произведений классиков марксизма-ленинизма, а также пренебрежительная оценка результатов «новейших исторических исследований» — оценка, которая не украшает его как одного из руководителей развития исторической науки.

Я отказываюсь понять, чего ради В.И. Бовыкин пошел на столь беспрецедентную фальсификацию моих взглядов. Скажу лишь с полной убежденностью, что, давая согласие на публикацию изложения своего доклада, он преследовал какие угодно, но только не научные цели.

К.Н. Тарновский, старший научный сотрудник сектора истории СССР периода империализма.

[15] июля 1974 г.

№ 9. К.Н. Тарновский — Б.А. Рыбакову, август 1974 г.

Академику-секретарю Отделения исторических наук
АН СССР академику Б.А. Рыбакову

Глубокоуважаемый Борис Александрович!

Представляю Вам свои замечания на опубликованную в № 7 за текущий год журнала «Вопросы истории» статью И.В. Кузнецова «Об укладах и многоукладности капиталистической России» и на изложение доклада В.И. Бовыкина «Некоторые проблемы изучения социально-экономических предпосылок Великой Октябрьской социалистической революции» (Вопросы истории КПСС. № 6). Статья И.В. Кузнецова по отношению ко мне носит клеветнический характер. Поскольку автора статьи уже нет в живых, ответственность за ее публикацию полностью падает на журнал, и в особенности на того члена редколлегии, который вел ее или рекомендовал к печати. Я прошу Вас, глубокоуважаемый Борис Александрович, помочь редколлегии журнала найти верный выход из создавшегося положения. Соответствующие меры нужны не только для того, чтобы снять с меня необоснованные обвинения, но и вывести журнал из постыдного положения проводника самой беззастенчивой клеветы, в котором он оказался в результате публикации названной статьи.

Содержание второго документа сообщено мною директору Института истории СССР АН СССР академику А.Л. Нарочницкому письмом от 15 июля с.г. Вам я представляю его как главному редактору 1-й серии многотомной «Истории СССР с древнейших времен до наших дней», поскольку В.И. Бовыкин по меньшей мере ставит под сомнение некоторые положения и выводы, содержащиеся в т. VI этого издания.

Наконец, я вынужден обратить Ваше внимание и на то обстоятельство, что выступления двух журналов с предвзятой критикой моей статьи имеют место в канун специального рассмотрения вопроса о положении дел в Секторе истории СССР периода империализма и аттестации его сотрудников, что не может меня не волновать как работника этого сектора.

К.Н. Тарновский, ст. научный сотрудник Сектора истории СССР периода империализма.
“ “ августа 1974 г.

[Приложение]

Замечания на статью И.В. Кузнецова
«Об укладах и многоукладности капиталистической России» (Вопросы истории. 1974. № 7)

Я назван И.В. Кузнецовым в числе тех «отдельных историков» — авторов сборника статей «Вопросы истории капиталистической России. Проблема многоукладности» (Свердловск, 1972), которые, по его словам, «по существу подменяют определение русских экономических порядков как буржуазного общества рассуждениями о “многоукладности” как особом типе экономического строя, закономерности развития которого нельзя объяснить “чисто формационной схемой”» (с. 21). Я не имею каких-либо полномочий да и не хочу говорить за других критикуемых авторов, и нижеследующие замечания имеют целью выявить только мое отношение к статье и ответить на лишь ко мне относящиеся обвинения.

И.В. Кузнецов следующим образом формулирует задачу своего выступления: «В настоящей статье предпринимается попытка критически рассмотреть так называемую теорию многоукладности в плане характеристики основных этапов развития капитализма в России, а также места и роли различных укладов в этом развитии» (с. 21). А вот его главный вывод: «“Теория многоукладности”, выдвигаемая рядом авторов сборника, расходится с марксистско-ленинским учением о законах общественно-экономических формаций. Попытка исходить из этой “теории” привела указанных авторов к неправильному толкованию кардинальных проблем истории нашей страны в эпоху капитализма в целом и на империалистической его стадии в особенности» (с. 32).

В соответствии с приведенными заявлениями статья должна содержать, с одной стороны, разбор самой так называемой «теории многоукладности», а с другой — критику вытекающих из нее «неправильных толкований» конкретных проблем истории капиталистической России. Однако первой части им же сформулированной задачи автор вовсе не касается — в статье нет разбора «теории», против которой выступает И.В. Кузнецов, что, однако, не помешало ему заключить, что она (теория) «расходится» с марксистско-ленинским учением о законах общественно-экономических формаций!

С автора теперь уже не спросишь. Но я отказываюсь понять, как могла редколлегия журнала допустить публикацию статьи, где совершенно бездоказательно мне навязывается разработка некоей антимарксистской теории? В этой своей части, таким образом, статья И.В. Кузнецова является санкционированной редакцией журнала клеветой.

Допустим, однако, что для доказательства своего тяжкого обвинения И.В. Кузнецов предпринимает, так сказать, обходный маневр, то есть рассматривает вытекающие из находящейся «за кадром» порочной теории неверные толкования «кардинальных проблем» истории нашей страны в эпоху капитализма, и, раз они имеют место — имеет место и пресловутая «теория». Иными словами, помимо всего прочего, «некоторых авторов» сборника обвиняют еще и в двурушничестве, в тайном протаскивании порочной концепции! Чтобы отвести возможность подобного толкования, придется рассмотреть все выдвинутые против меня И.В. Кузнецовым конкретные обвинения.

1. Напомнив о хронологических рамках периода промышленного переворота в России (40-80-е гг. XIX в.) и о том, что этот термин Ф. Энгельс употреблял и применительно к России, И.В. Кузнецов далее пишет, что «отдельные авторы упомянутого сборника берут под сомнение правильность понимания “промышленного переворота” как выражения объективного процесса развития капитализма (или развития производительных сил) и пытаются заменить его понятием “индустриализация”, разумея под этим попытки преодоления экономической отсталости, характерной лишь для стран особого типа развития, к которым они причисляют и Россию» (с. 22).

А) Ни в одной из своих работ я не «беру под сомнение» наличие промышленного переворота в России. Наиболее обстоятельно свои взгляды по данному вопросу я изложил в статье «О социологическом изучении капиталистического способа производства». В ней сказано: «Пореформенное двадцатилетие в социально-экономической истории России справедливо рассматривается как период завершения промышленного переворота в самом широком смысле этого слова, то есть как переход от мануфактуры к фабрике в основных индустриальных отраслях народного хозяйства, вызвавший соответствующие социальные (оформление пролетариата в “класс в себе”) и идеологические (превращение марксизма в самостоятельное течение русской общественной мысли) сдвиги и изменения» (Вопросы истории. 1964. № 1. С. 127). Из приведенного отрывка видно, во-первых, что я не «беру под сомнение» проблему промышленного переворота применительно к России и что, во-вторых, я не расхожусь с автором статьи в определении даты его завершения (80-е гг. XIX в.). Расхожусь же я с И.В. Кузнецовым по двум вопросам рассматриваемой проблемы. Прежде всего, он утверждает, что «промышленный переворот» касается уровня техники; я же, как видно из приведенного мною отрывка, включаю в это понятие, в соответствии с положениями марксистско-ленинской теории, социальные и идеологические сдвиги и изменения. Мне представляется, далее, — ив этом состоит второе расхождение с И.В. Кузнецовым, — что понятием «промышленный переворот» описываются не все явления, связанные со складыванием в России системы крупнопромышленного производства. Как сказано было выше, техническая сторона промышленного переворота сводится к перерастанию мануфактуры в фабрику. Однако все металлургические заводы Юга России возникли в 80-90-х гг. прошлого столетия сразу в виде крупнофабричного производства, минуя мануфактурную стадию. Это — общеизвестный факт, а не теоретическое положение, для его описания нужен, следовательно, иной термин — и в статье 1964 г. я предложил его: капиталистическая индустриализация. Тогда, 10 лет назад, он не показался редакции журнала предосудительным. Почему он стал плох сейчас? На этот вопрос И.В. Кузнецов и редакция ответа не дают и вместо этого пошли по пути искажения моих взглядов на проблему, которые с 1964 г. не претерпели существенных изменений.

Б) Положение о России как стране особого типа развития — еще один миф. В свое время в научной литературе выдвигался в качестве гипотезы или исследовательской задачи вопрос о типе российского империализма, обращалось также внимание на необходимость «сочетать выявление общих закономерностей развития с раскрытием особенностей (типа) российского капитализма» (я цитирую резолюцию секции научной сессии по истории первой мировой войны). Из данной формулировки видно, что вопрос о типе российского капитализма понимался как конкретное проявление общих закономерностей развития капиталистического способа производства. В соответствии с этим разработка данного вопроса привела не к выводу об особом типе развития России, а к положению о России как модели мира начала XX в. (Указ. сб. С. 41), о том, что опыт Октября имеет поистине универсальный характер, пригодный как для развитых стран, так и для более или менее отсталых (там же). Все это трудно увязывается с выдуманным и приписываемым мне положением о России как стране особого типа развития.

2. «Промышленный переворот, — пишет И.В. Кузнецов, — знаменовал собой утверждение эпохи промышленного капитализма, который характеризуется наличием свободной конкуренции, отсутствием, как правило, монополий, хотя отдельные монополии и могли тогда возникать и исчезать. Общепризнано, что стадию промышленного капитализма Россия переживала с 1861 г. до начала XX столетия, когда уже сложился империализм. Однако (?— К. Т.) К.Н. Тарновский утверждает, что капитализм в России почти не знал периода свободной конкуренции. Подразделяя государства на страны “раннего” и “позднего” капитализма и причисляя Россию к последним, он пишет, что “главная особенность капиталистической эволюции стран второго типа заключается в том, что они не знали четко выраженного капитализма “свободной конкуренции”» (с. 22).

Обращаю прежде всего внимание, что данный текст средактирован так, что из него абсолютно неясно, как сам И.В. Кузнецов датирует начало стадии промышленного капитализма в России — с 1861 г., что «общепризнано», или с 80-х гг. XIX в. («промышленный переворот знаменовал собой утверждение эпохи промышленного капитализма»).

Обращаю, далее, внимание и на то, что приводимая затем И.В. Кузнецовым цитата из моей статьи вовсе не говорит о том, каковы в моем представлении хронологические рамки периода промышленного капитализма в России. Я утверждаю лишь, что Россия не знала четко выраженного капитализма «свободной конкуренции». Раскрывая содержание данной формулировки, я тут же пишу, что страны позднего капитализма вступили в капиталистическую стадию «при наличии весьма значительных остатков феодализма, тормозивших социально-экономическое развитие; создание системы крупнопромышленного производства происходило с существенными нарушениями “классической” последовательности... и более быстрым темпом: последнее обстоятельство объясняется активным вмешательством государства в сферу экономики, с одной стороны, и массовым притоком иностранных капиталов — с другой; наконец, одним из результатов такого пути складывания системы крупнокапиталистического производства было возникновение весьма значительного государственно-капиталистического сектора в экономике страны, явления, почти совершенно не известного странам первого типа» (Указ. сб. С. 27).

Если И.В. Кузнецов не согласен с положением, что Россия не знала четко выраженного капитализма «свободной конкуренции», он должен был бы разобрать мою аргументацию в пользу этого положения, а не подменять — неумело и неквалифицированно — один вопрос другим.

Отмечу, наконец, что «критикуемое» И.В. Кузнецовым место — строгое изложение положений все той же опубликованной в 1964 г. журналом статьи «О социологическом изучении капиталистического способа производства». Опять-таки: 10 лет назад столь громко аттестуемые теперь мои утверждения не казались «отступническими». Почему они стали таковыми теперь?

3. 3-й абзац текста с. 23 статьи И.В. Кузнецова настолько «перенасыщен» несуразностями, что его придется разобрать строка за строкой, хотя это и затрудняет чтение. И.В. Кузнецов пишет (в скобках — мои замечания): «Попытка исключить из истории русского капитализма стадию свободной конкуренции (выше И.В. Кузнецов приписал мне положение, что капитализм в России почти не знал периода свободной конкуренции и теперь “обобщает” дальше) вносит путаницу и в понимание вопроса о его перерастании в империализм. Как известно, это перерастание является выражением и результатом стихийной свободной конкуренции и анархии производства во всей капиталистической системе производства (до сих пор было “известно”, что монополии возникают вследствие концентрации производства, которая “на известной ступени ее развития, сама собою подводит, можно сказать, вплотную к монополии” — В.И. Ленин. Поли. собр. соч. Т. 27. С. 311). А между тем К.Н. Тарновский отрывает империализм от его основы. Он пишет, что “империализм — лишь часть капиталистического уклада” (с. 18) (когда указывается, что данное явление является частью другого — можно ли считать это «отрывом» первого от второго? Можно ли. например, из утверждения, что голова, та самая, которая должна думать, есть часть человеческого организма, — сделать вывод: автор данного утверждения “отрывает” голову от человеческого организма?). При этом получается, что будто бы особенность экономики России состоит не в особенностях русского империализма (я все же рискую утверждать, что особенность экономики России и особенности русского империализма — различные понятия. Латифундии, например, — существеннейшая особенность экономики России, но сами по себе они не являются особенностью российского империализма: в какой из известных 5 признаков империализма прикажете их поместить?) и не в особенностях процесса породившей его свободной конкуренции, а в так называемой “переходности”, "многоукладности” (в моей статье нет такого утверждения, это — очередная приписка. По вопросу же о подходе к исследованию проблемы особенностей российского капитализма в статье сказано: “Империализм порождается домонополистическим капитализмом, вырастает из него, является своеобразной надстройкой над старым капитализмом, вбирая, таким образом, особенности этого последнего” — Указ. сб. С. 16-17. Мы сейчас увидим, что почти это же, да еще — в назидание мне! — словами В.И. Ленина — скажет и И.В. Кузнецов), в которой сам империализм является лишь составной частью, укладом (империализм и на самом деле есть часть капиталистического уклада, его "высшая стадия”, как определил В.И. Ленин. Однако стоит она не сама по себе, а как системообразующая часть, как сила, взаимодействующая с другими укладами. Именно этот вопрос и исследуется в моей статье, что подчеркнуто и в ее заглавии — "Проблема взаимодействия социально-экономических укладов империалистической России па современном этапе развития советской исторической науки" — а также в первой и заключительной фразах работы). Сторонники этой точки зрения забывают указание В.И. Ленина о том, что “нигде в мире монополистический капитал без свободной конкуренции в целом ряде отраслей не существовал и не будет существовать (И.В. Кузнецов начал с того, что я пытаюсь исключить из истории русского капитализма стадию свободной конкуренции, то есть промышленный, или домонополистический капитализм, а в доказательство приводит ленинские слова о соотношении империализма и свободной конкуренции как таковой! Далее и последуют ленинские слова об империализме как своеобразной надстройке над старым капитализмом, которые я якобы упускаю из виду)... Если Маркс говорил о мануфактуре, что она явилась надстройкой над массовым мелким производством, то империализм и финансовый капитал есть надстройка над старым капитализмом (так я и пишу!). Если разрушить ей верхушку, обнажится старый капитализм. Стоять на такой точке зрения, что есть цельный империализм без старого капитализма, — это значит принять желаемое за действительность» (теперь в самый раз просить редакцию журнала сопоставить только что выписанное положение с началом раз
бираемого пассажа И.В. Кузнецова, где империализм отождествляется даже не с капитализмом, а со всей российской экономикой).

4. Я вынужден квалифицировать как неприкрытую попытку ревизии положения В.И. Ленина текст И.В. Кузнецова на с. 25-26, посвященный критике того места из моей статьи, где сказано, что «пореформенный период характеризовался не только усиленным развитием капитализма “снизу”, как это было в странах раннего капитализма, но и его насаждением “сверху”» (Указ. сб. С. 17). Данная фраза — точный пересказ следующего места из ленинской характеристики периода русской истории между 1861 и 1905 гг.: «Именно этот период был периодом усиленного роста капитализма снизу и насаждения его сверху» (Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 20. С. 38).

А И.В. Кузнецов и вслед за ним редакция журнала, не разобравшись в вопросе, «обобщают», что «приведенная цитата может дать повод для отождествления народнических теорий “об искусственном насаждении капитализма" со взглядами К. Маркса, Ф. Энгельса и В.И. Ленина!»

5. С негодованием отвергая положение И.В. Кузнецова о том, что мною ставятся «под сомнение некоторые важные выводы» ленинской работы «Развитие капитализма в России» (с. 28), я прошу редакцию привести в обоснование этого обвинения хотя бы одно место из моих книг и статей.

6. Приведя из моей статьи положение о том, что империализм не только разрушает, но и консервирует до- и раннекапиталистические уклады, И.В. Кузнецов замечает: «Бесспорно, что крупный капитал, стремясь к достижению высокой нормы прибыли, использует и консервирует отсталые формы хозяйства. Но монополистический капитал в России не проник еще так глубоко в сельское хозяйство, чтобы подчинить себе и помещичье и крестьянское хозяйство» (с. 30).

В моей статье, однако, и не говорится о подчинении монополистическим капиталом и помещичьего и крестьянского хозяйств. В соответствующем месте сказано: «Было установлено, что проникновение финансового капитала в сельскохозяйственное производство началось именно с крупных и крупнейших помещичьих хозяйств, что русские помещичьи банки, не ломая сложившуюся в помещичьих хозяйствах систему эксплуатации, оказались заинтересованными в их поддержке и сохранении» (с. 20). И.В. Кузнецов, таким образом, критикует несуществующее у меня положение. Как назвать подобный прием «критики»?

Продолжаю цитату из статьи И.В. Кузнецова: «Хотя империализм в некоторой степени и мог влиять на консервацию старых отношений, но, как известно, российская буржуазия поддержала столыпинскую реформу, проведя в 1910г. соответствующий закон через Государственную думу. А столыпинская реформа была направлена на ускорение капиталистической ломки крестьянской деревни» (с. 30). Даже неловко напоминать редколлегии журнала, что столыпинская аграрная политика была своеобразным «последним клапаном» (термин В.И. Ленина): «буржуазная ломка» деревни велась за счет крестьянского землевладения с целью сохранения помещичьего. «Проводя» через Думу соответствующий закон, заинтересованная в сохранении латифундий финансовая буржуазия вовсе не шла против своих интересов, а наоборот, защищала их.

7. «Неправильный анализ экономического развития России, — пишет И.В. Кузнецов, — привел К.Н. Тарновского к ошибкам в определении расстановки классов и движущих сил в период Великой Октябрьской социалистической революции» (с. 3132). Вместо разбора соответствующих положений моей статьи следует ссылка на рецензию П.А. Голуба, В.Я. Лаверычева и П.Н. Соболева, опубликованную в журнале «Вопросы истории КПСС», 1972, № 9.

Примененный в данном случае И.В. Кузнецовым «прием» состоит в следующем. В моем устном выступлении в Одессе осенью 1967 г., изложенном во вступительной статье к сборнику «Российский пролетариат: облик, борьба, гегемония» (а упомянутая рецензия посвящена именно этому изданию) мною действительно были допущены нечеткие формулировки по вопросу о союзниках пролетариата в ходе социалистической революции. Я не только признал эту критику, но и исправил свои формулировки в первой же работе, которая вышла в свет после публикации сборника «Российский пролетариат...». Этой работой как раз и является критикуемая И.В. Кузнецовым статья из сборника «Вопросы истории капиталистической России». Здесь отмечается, что в литературе последних лет полнее и глубже стали восприниматься положения В.И. Ленина о сложном сочетании в октябре 1917 г. социалистических и демократических задач, и далее сказано: «Речь шла, разумеется, не о пересмотре вопроса о движущих силах социалистической революции — опыт революционных битв 1917-1918 гг. показал, что, как и предвидела большевистская стратегия, ими были пролетариат и беднейшее крестьянство. Но поскольку вопросы буржуазно-демократической революции решались, как писал В.И. Ленин, “походя, мимоходом, как “побочный продукт” нашей главной и настоящей, пролетарски-революционной, социалистической работы” (Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 44. С. 147), постольку пролетариат в его борьбе за власть поддержало все крестьянство России в целом. Как писал В.И. Ленин, это был временный блок пролетариата с крестьянством вообще, который не только облегчил завоевание власти, но был необходим как переходная ступень к развертыванию социалистической революции и в деревне, к окончательному укреплению Советской власти в стране» (с. 22).

Мне очень хотелось бы знать, какие ошибки найдет редакция журнала в данном тексте! В связи с этим — вопрос о задачах научной критики. Как известно, она призвана помочь автору уяснить и исправить ранее допущенные ошибки, и если автор в самом деле их исправляет, то задача критического выступления достигнута. Но если автор исправляет ошибку, а ведущие критическую кампанию лица и даже печатные органы не желают знать об этом и с достойным лучшего применения усердием продолжают свою «критическую работу», то здесь с очевидностью выявляется уже иная цель — стремление всячески и любыми средствами дискредитировать автора.

* * *

Я рассмотрел все относящиеся ко мне конкретные обвинения, выдвинутые И.В. Кузнецовым и опубликованные редакцией журнала «Вопросы истории», и показал, что большинство из них просто не имеет никакого отношения к разбираемому тексту, а остальные — плод вопиющего невежества, мнительности и предвзятости. Но из этого следует, во-первых, что предпринятый И.В. Кузнецовым «обходный маневр» для доказательства реальности существования какой-то противоречащей марксизму-ленинизму «теории многоукладности», автором (или одним из авторов) которой я являюсь, не привел к нужному ему результату. Из этого следует, во-вторых, что, доверяясь И.В. Кузнецову и тем членам (или члену) редколлегии, которые вели и рекомендовали статью И.В. Кузнецова к печати, редакция журнала не только очернила меня как историка-марксиста, но и себя поставила в невозможное, постыдное положение проводника самой беззастенчивой клеветы.

Редакция журнала должна найти в себе мужество должным образом оценить сложившуюся ситуацию и самым решительным образом изменить ее.

№ 10. В.И. Бовыкин. Отзыв на статью К.Н. Тарновского, 22 января 1976 г.

О статье К.Н. Тарновского «Ленин, проблемы социально-экономического развития предоктябрьской России и современная буржуазная историография»

Судя по заголовку и вводной части статьи, ее задача состоит в том, чтобы показать, что современная буржуазная историография при рассмотрении проблемы социально-экономического развития предоктябрьской России не стоит на ленинских позициях. Однако на протяжении всей своей статьи автор ограничивается всего лишь несколькими самыми общими критическими замечаниями, обращенными к тому же преимущественно в адрес анонимных «буржуазных социологов». Статья представляет собой фактически не критический разбор распространенных современных буржуазных концепций, а весьма искусственно связанное с задачей их критики позитивное изложение авторских позиций по некоторым, произвольно избранным проблемам капиталистического развития России и истории Октябрьской революции. Причем это изложение дается в инструктивном тоне: автор разъясняет читателю, как ему следует понимать затрагиваемые в статье вопросы.

По ряду из этих вопросов — о роли крестьянства в Октябрьской революции, об особенностях развития крупнокапиталистического производства в России, о прусском пути развития крестьянских хозяйств — автор повторяет свою прежнюю трактовку, подвергавшуюся критике в печати, совершенно игнорируя эту критику. По некоторым другим вопросам он занял новую позицию, но тоже ни словом не обмолвился о том, что его прежние взгляды вызвали критические замечания.

Опровергая в данной статье «буржуазных социологов», проповедующих «доктрину отсталости» России и допускающих «сближение предоктябрьской России с так называемыми развивающимися странами современного третьего мира, а в исторической ретроспективе — со странами полуколониального типа», автор на основе фактического материала, заимствованного из популярного издания «История СССР» (т. VI), справедливо утверждает, что Россия по характеру производительных сил принципиально не отличалась от более развитых капиталистических стран. Но ведь совсем недавно он сам относил Россию к одному типу капиталистического развития с такими странами, как Индия.

Теперь автор данной статьи, кажется, уже не полагает, что капитализм в аграрном строе России не победил как система производственных отношений, что империализм в России представляет собой лишь часть капиталистического уклада. Но раньше-то он придерживался именно такого взгляда.

В статье объясняется, что «буржуазные социологи» свои аргументы в пользу «сближения» России с полуколониальными странами и ее отождествления с государствами третьего мира извлекают посредством «выведения» изучения российской экономики за пределы рассмотрения вопроса о наличии в России капитализма как формации. Но ведь основная претензия, которая предъявлялась автору данной статьи и другим представителям «нового направления» в критических выступлениях в печати, состояла в том, что рассуждениями о взаимодействии различных укладов в российской экономике, результат которого якобы еще требуется уяснить, они подменяли признание господства в России капитализма. Иначе говоря, автор критикует «буржуазных социологов» именно за те взгляды, к которым сам он был довольно близок.

Изменив некоторые свои позиции, подвергавшиеся критике, и признав, в частности, однотипность социально-экономической структуры предреволюционной России с ведущими империалистическими странами, автор затем столько говорит об отличиях ее капиталистического развития, повторяя свои прежние утверждения, что значение упомянутого признания как-то сводится на нет. Это признание обесценивается и неопределенностью используемых автором понятий. Он, например, часто оперирует понятием «ранние» капиталистические страны, указывая на отличия от них России. Но какие это страны, не ясно. Он, далее, характеризуя отличия России от «ранних» капиталистических стран, вводит понятие «зависимости» капиталиста-ческого развития, затем эту «зависимость» подразделяет на две категории — «зависимость сопряженную и не сопряженную с зависимым типом капиталистического развития». Хотя во всем этом обилии понятий нелегко разобраться, одно очевидно: различие «зависимости» капиталистического развития России от «независимости» капиталистического развития «ранних» стран представляет собой различие более высокого порядка, чем различие между «сопряженной» и «несопряженной» зависимостями. Но с этим не согласуется признание автором однотипности капиталистического развития России и «ранних» капиталистических стран.

Автору данной статьи уже указывалось на слишком произвольное толкование им в его прежних работах произведений основоположников марксизма-ленинизма. Речь шла, в частности, о трактовке вопросов о союзниках пролетариата в Октябрьской революции и об особенностях капиталистического развития России. Как отмечалось выше, в этих вопросах автор остался на прежних позициях. Но случаи некорректного использования им цитируемых текстов есть и в других местах статьи.

22.I.76.

В.И. Бовыкин

11. К.Н. Тарновский — С.П. Трапезникову, 9 февраля 1976 г.

Заведующему отделом науки и учебных заведений ЦК КПСС, доктору исторических наук, профессору С.П. Трапезникову

Глубокоуважаемый Сергей Павлович!

Я обращался к Вам более двух лет назад, 26 ноября 1973 г., с просьбой помочь снять с меня необоснованные обвинения, содержавшиеся в рецензии К.Г. Левыкина, А.М. Сиволобова и Г.В. Шарапова (Вопросы истории КПСС, 1973, № 11). В марте 1974 г. со мною по Вашему поручению беседовал А.Д. Педосов, который, сделав некоторые замечания по положениям моей работы, рецензировавшейся К.Г. Левыкиным и его соавторами, предложил вместе с тем выступить на страницах журнала «Вопросы истории КПСС» со статьей, где была бы раскрыта тема о закономерности победы Великой Октябрьской социалистической революции. Понимая, что реализация данного решения могла бы радикально изменить сложившуюся ситуацию, и желая всячески содействовать этому, я 22 марта 1974 г. обратился к Вам о просьбой вернуть мое письмо от 26 ноября и приступил к выполнению поручения. В июне 1974 г. написанная мною статья «Ленин, проблемы социально-экономического развития предоктябрьской России и современная буржуазная историография» была представлена А.Д. Педосову и А.П. Косульникову. Она была отрецензирована в Институте марксизма-ленинизма (отзыв — положительный), и вскоре А.Д. Педосов вновь встретился со мной для беседы, носившей характер чисто научного, очень интересного обмена мнениями по содержанию представленной работы. На следующий день мне было сообщено, что дальнейшая работа над статьей будет проходить в редакции журнала, но, поскольку я являюсь сотрудником Института истории СССР АН СССР, моя статья направляется в дирекцию Института на отзыв. К этому времени в № 6 журнала «Вопросы истории КПСС» было напечатано изложение доклада В.И. Бовыкина (в то время — заместителя директора Института истории СССР) «Некоторые проблемы изучения социальноэкономических предпосылок Великой Октябрьской социалистической революции», в котором я вновь, совершенно необоснованно, обвинялся в ревизии достижений советской историографии по ряду вопросов, связанных с проблемой предпосылок Октября. В.И. Бовыкину и была направлена на отзыв моя статья, когда она поступила в Институт истории СССР. Тем временем в июле 1974 г. я был еще раз подвергнут бездоказательной критике И.В. Кузнецовым (Вопросы истории, 1974, № 7). В ноябре того же года сектор истории СССР периода империализма был реорганизован, новый сектор стал возглавлять В.И. Бовыкин, я же был переведен в сектор исторической географии. Обстановка там оказалась благоприятной, предложенная мне работа — весьма интересной, и я всерьез приступил к выполнению данных мне поручений. Кроме того, в 1974 и 1975 гг. вышла в свет положительно оцененная в «Правде» «Иллюстрированная история СССР», где мною был написан весь раздел по истории СССР периода империализма; я трижды выступил на страницах «Комсомольской правды» со статьями о революции 1905-1907 гг. К исходу 1975 г. сектор положительно оценил мою работу за год, утвердил отчет за предыдущее пятилетие и рекомендовал к аттестации на должность старшего научного сотрудника. Несмотря на это, в декабре прошлого года, накануне заседания Ученого совета, конкурс по моей кандидатуре был отложен на неопределенное время. Тогда-то и появился отзыв В.И. Бовыкина на рукопись моей статьи для журнала «Вопросы истории КПСС». В нем вновь повторены выдвинутые им раньше обвинения политического и методологического характера, основанные на самых грубых передержках моего текста, на его прямой фальсификации. Нацеленность этого документа, написанного В.И. Бовыкиным через полтора года после поступления моей статьи к нему на отзыв, совершенно очевидна.

Будучи уверенным, что Вы, Сергей Павлович, в свое время давали санкцию на сделанное мне А.Д. Педосовым предложение написать статью, я представляю ее Вам вместе с разбором отзыва В.И. Бовыкина. У меня могут быть чисто научные разногласия с рецензентом. Но принять обвинения в отступлении от марксизма-ленинизма, в близости моих взглядов построениям буржуазных фальсификаторов — я не могу.

Я хотел бы, чтобы Вы знали о постоянном нагнетании фальсифицированных обвинений по моему адресу. А я ведь уже не молод, за мной фронт, инфаркт миокарда, два микроинфаркта.

Убедительно прошу Вас, глубокоуважаемый Сергей Павлович, положить конец нападкам и инсинуациям, чтобы я имел возможность спокойно работать.

К. Тарновский. 9 февраля 1976 г.

[Приложение]

К.Н. Тарновский. Об отзыве В.И. Бовыкина на статью «Ленин, проблемы социально-экономического развития предоктябрьской России и современная буржуазная историография», написанную мной для журнала «Вопросы истории КПСС»

Более полутора лет В.И. Бовыкин держал в столе мою статью и написал свой отзыв лишь теперь, когда встал вопрос о моей переаттестации на должность старшего научного сотрудника. Нацеленность документа, таким образом, очевидна.Содержащиеся в отзыве рецензента обвинения подразделяются на голословные и с приведением подобия аргументации. Я могу ответить только на вторые. Полагаю, однако, что разбор части обвинений рецензента даст достаточно оснований для оценки отзыва в целом.

1. Рецензент искажает авторскую постановку вопроса, от себя формулируя то, что я должен, как ему представляется, написать в своей статье, и затем, сопоставив свои пожелания с моим текстом, приходит к выводу, что «статья представляет собой фактически не критический разбор распространенных современных буржуазных концепций, а весьма искусственно связанное с задачей их критики позитивное изложение авторской позиции по некоторым, произвольно избранным проблемам капиталистического развития России и истории Октябрьской революции».

Между тем я специально подчеркиваю, что «советские, а также зарубежные философы и социологи-марксисты с достаточной подробностью рассмотрели методологию и методику исследования» представителей буржуазных идейных течений, что я выступаю в данном случае как специалист по истории предоктябрьской России и, учитывая конечные выводы сторонников охарактеризованных в статье точек зрения, некоторые итоги социально-экономического развития России рассматриваю «в сопоставлении, во-первых, с тогдашними ведущими капиталистическими странами, во-вторых — с их колониальной и полуколониальной периферией, в-третьих — со странами современного третьего мира». Так сформулирована задача автора работы. Ей подчинен отбор фактического материала статьи, ее главные итоги (от западных европейских стран Россия отличалась по уровню и стадии, таким образом, количественно, тогда как от государств третьего мира — по типу капиталистического развития, то есть качественно; Россия принадлежала к системе капиталистических стран, противостоящих колониальной и полуколониальной периферии, находившейся еще на докапиталистической стадии развития) и критика приемов фальсификации истории предоктябрьской России зарубежными «социологами» (выделение какой-либо одной сферы экономической структуры страны с последующей абсолютизацией полученных итогов).

2. Не нравится рецензенту и тон статьи — он называет его «инструктивным» и упрекает меня, что я «ни словом не обмолвился» о том, что мои взгляды критиковались в печати. Но характер изложения согласован с редактором журнала «Вопросы истории КПСС». От меня требовалось именно позитивное изложение моих представлений по теме.

3. Рецензент утверждает, что фактический материал статьи заимствован «из популярного издания “История СССР” (т. 6)». Низведение многотомной «Истории СССР с древнейших времен до наших дней» до уровня популярного издания следует квалифицировать как безответственное очернительство. Что же касается документальной базы работы, то достаточно познакомиться со сносками — необоснованность обвинений рецензента станет очевидной.

4. Поддержав положение статьи: «Россия по характеру производительных сил принципиально не отличалась от более развитых капиталистических стран», рецензент пишет: «Но ведь совсем недавно он сам относил Россию к одному типу капиталистического развития с такими странами, как Индия». Положение о принципиальном сходстве характера производительных сил России и более развитых капиталистических стран я провожу во всех своих работах, начиная с кандидатской диссертации (1955 г.), и ни разу его не пересматривал. Противоположное утверждение рецензент строит, имея в виду мою статью «О социологическом изучении капиталистического способа производства», опубликованную более десяти лет назад (Вопросы истории. 1964. № 1), а не «совсем недавно». Однако и в ней, во-первых, есть вывод об отсутствии принципиальных отличий между Россией и западноевропейскими странами (с. 123) и поэтому, во-вторых, говорится не о сходстве России и Индии по типу развития, а о государствах со «сходными чертами капиталистической эволюции» (с. 132). Недаром к этим последним, наряду с указанными странами, отнесена и Япония (см. там же), которая никогда не была страной третьего мира. Налицо передержка: сходные черты эволюции могут иметь и государства, представляющие различные типы развития.

5. Неточно переданы и мои взгляды по аграрному вопросу. Я никогда не ставил вопрос так: победил или не победил капитализм в аграрном строе России. Меня интересовали признаки стадии развития капитализма в сельском хозяйстве, на которой возможна аграрно-крестьянская революция под лозунгом национализации земли (см.: Исторические записки. 1969. Т. 83. С. 205-209; Проблемы социально-экономической истории России. М., 1971. С. 290-291, 309-311; Вопросы истории капиталистической России. Свердл., 1972. С. 21).

6. Я и сейчас считаю, что империализм — часть капиталистического уклада. Ленин писал: «Империализм есть надстройка над капитализмом», «стоять на такой точке зрения, что есть цельный империализм без старого капитализма, —это значит принять желаемое за действительность» (Поли. собр. соч. Т. 38. С. 154, 155). Ленин возражал против исключения из партийной программы характеристики капитализма как общественно-экономического строя и в этой связи писал: «Империализм... не перестраивает и не может перестроить капитализма снизу доверху» (Полн. собр. соч. Т. 32. С. 145). Конечно, империализм — такая часть капитализма, которая решительно влияет на весь социально-экономический строй страны. Капитализм также является частью экономики России, ее укладом, но укладом системообразующим, формационным, определяющим всю социальную эволюцию страны. О капитализме в России, таким образом, можно говорить и как об укладе и как о формации, он одновременно был и тем и другим.

7. «Основная претензия, — пишет рецензент, — которая предъявлялась автору данной статьи и другим представителям “нового направления” в критических выступлениях в печати, состояла в том, что рассуждениями о взаимодействии различных укладов в российской экономике, результат которого якобы еще требуется уяснить, они подменяли признание господства в России капитализма». Следует «квалификация»: «автор критикует “буржуазных социологов” именно за те взгляды, к которым сам он был довольно близок».

Рецензент вновь самым бессовестным образом передергивает постановку и основные положения и выводы моей статьи, посвященной проблеме взаимодействия укладов империалистической России. У меня сказано: «Социально-экономическая структура России рассматривается не как сумма общественных укладов, а как результат их взаимодействия в условиях сложившегося капиталистического империализма» (Вопросы истории капиталистической России. С. 42). Совершенно ясно, что за исходный момент исследования принимается положение, что уже сложился не только капитализм, но и империализм, высшая стадия капитализма, и дальнейшая задача состоит в том, чтобы рассмотреть, как последний влияет на другие уклады российской экономики.

8. Напрасно рецензент приписывает мне постановку проблемы зависимого типа капиталистического развития (искажая текст, он говорит о понятии «зависимости» капиталистического развития).

Анализу зависимого типа развития посвящена монография «Развивающиеся страны: закономерности, тенденции, перспективы» (М., 1974), выполненная в Институте мировой экономики АН СССР и отрецензированная в журнале «Коммунист» (1975, № 3). Я использовал результаты этого исследования для соотнесения экономического положения предоктябрьской России с развитыми странами начала XX в., их тогдашней колониальной и полуколониальной периферией и современными государствами третьего мира. Результаты сопоставления рецензент в свойственной ему манере запутывает, искажает, оглупляет. У меня сказано: «В эпоху империализма финансово-экономические и политические связи, возникающие на базе вывоза капитала, охватывают как старые, так и молодые страны, как полностью самостоятельные, так и зависимые. Отсюда — чрезвычайное разнообразие зависимых состояний, трудно поддающихся классификации и квалификации. Тем не менее два основных типа выделяются с полной отчетливостью — зависимость, сопряженная и не сопряженная с зависимым типом капиталистического развития. Первый тип зависимости представлен колониальной и полуколониальной периферией империализма начала XX в. и рядом стран современного третьего мира. Зависимость дореволюционной России — конкретная разновидность второго типа развития».

9. Свой отзыв рецензент заканчивает указанием на «случаи некорректного использования» мною текстов основоположников марксизма-ленинизма. Ни одного конкретного примера подобной «некорректности» он не приводит.

В целом отзыв В.И. Бовыкина построен на фальсификации и передержках положений моей статьи и ничего общего не имеет с научной критикой.

№ 12. Заключение комиссии по статье К.Н. Тарковского, 23 марта 1976 г.

Заключение Комиссии о статье К.Н. Тарновского «В.И. Ленин, проблемы социально-экономического развития предоктябрьской России и современная буржуазная историография»

Комиссия, ознакомившись со статьей К.Н. Тарновского, его письмом в ЦК КПСС и объяснительной запиской к письму, отмечает:

1. Рецензируемая статья К.Н. Тарновского для автора, видимо, является определенной вехой на пути пересмотра и корректировки ряда ошибочных положений и оценок, содержавшихся в его прежних работах и подвергавшихся серьезной критике. Так, например, в статье подчеркивается роль беднейшего крестьянства как союзника пролетариата в Великой Октябрьской социалистической революции, несколько точнее оценивается система «многоукладности» и соотношение укладов и капиталистической формации (с. 28, 31, 32), дается более верная оценка отсутствию принципиальных качественных различий между Россией и более развитыми капиталистическими странами (с. 13), намечено более четкое разграничение коренных отличий социально-экономического строя дореволюционной России и современных стран третьего мира.

2. Обращает на себя внимание тот факт, что автор уклонился от прямого признания ошибочности или неточности формулировок и оценок, имевшихся ранее в его трудах. Это касается и проблемы «многоукладности», и вопроса расстановки классовых сил накануне и в период Великой Октябрьской социалистической революции, и характеристики аграрного строя. Поэтому для широкого читателя может быть неясным, как реагировал автор на критику в его адрес.

3. Сам замысел статьи далеко не бесспорен, ибо не дает возможности поставить и аргументированно обосновать те проблемы истории России периода империализма, которые в последнее время привлекают внимание научной общественности. Статья не дает, в частности, более или менее цельного представления о взглядах В.И. Ленина на сущность социально-экономического строя дореволюционной России. Довольно слабо представлена в статье и критика современной буржуазной историографии. Само название статьи явно неудачно.

4. По статье можно сделать ряд конкретных замечаний, связанных с оценкой места России в системе мирового империализма, характеристикой особенностей российского капитализма, трактовкой «многоукладности», оценкой расстановки классовых сил (определение роли кулачества в период Октября) и т. д.

5. Вопрос о публикации статьи К.Н. Тарновского должна решать, естественно, редколлегия журнала «Вопросы истории КПСС», которой и следует определить свои требования к автору статьи и оценить соответствие статьи профилю журнала. Комиссия, со своей стороны, может лишь пожелать автору внимательнее прислушаться к критическим замечаниям по статье.

6. Что касается письма К.Н. Тарновского, направленного на имя заведующего Отделом науки и учебных заведений ЦК КПСС С.П. Трапезникова, то нельзя не признать, что полуторагодовая затяжка с рецензированием является ненормальной. Однако комиссия не усматривает связи между отрицательной рецензией д.и.н. В.И. Бовыкина на статью и переаттестацией к.и.н. К.Н. Тарновского. Вопрос об аттестации должен решаться в соответствии с существующим в АН СССР порядком.

7. Комиссия считает, что рецензия В.И. Бовыкина не дает оснований для резкого тона объяснительной записки К.Н. Тарновского, приложенной к письму.

23 марта 1976 г.

В.Я. Лаверычев, В.И. Неупокоев, С.В. Тютюкин.

№ 13. Заявление К.Н. Тарновского А.Л. Нарочницкому и А.А. Преображенскому, 22 марта 1976 г.

Директору Института истории СССР АН СССР академику А.Л. Нарочницкому Секретарю партийного бюро А.А. Преображенскому

В связи с созданием комиссии по разбору моего письма к заведующему Отделом науки ЦК КПСС С.П. Трапезникову и в интересах более объективного разбора содержащихся в письме положений я прошу Вас:

1) вывести из состава комиссии В.Я. Лаверычева. Не говоря уже о том, что из трех членов комиссии двое — С.В. Тютюкин и В.Я. Лаверычев — являются сотрудниками сектора истории буржуазно-демократических революций, действия теперешнего руководителя которого, В.И. Бовыкина, разбираются в моем письме, — В.Я. Лаверычев в написанной им совместно с П.А. Голубом и П.Н. Соболевым рецензии на книгу «Российский пролетариат: облик, борьба, гегемония» приписал мне положение, автором которого я не являюсь, но которое мне до сих пор ставится в вину. «К.Н. Тарновский, — сказано в рецензии, — идет дальше в своих выводах, заявляя: “В начале XX в. идет процесс одновременного расширения базы буржуазно-демократического и социалистического движения, причем общедемократические задачи могут быть решены только в рамках революции социалистической. Поэтому правильнее говорить не о перерастании буржуазно-демократической революции в социалистическую, а о непрерывной (?!) революции; о союзе рабочего класса в Октябрьской революции не только с крестьянской беднотой, но и со всем крестьянством". Как видим, — продолжают авторы рецензии, — попытка пересмотреть вопрос о движущих силах социалистической революции объективно ведет к возрождению некоторых взглядов, давно отвергнутых советской исторической наукой» (Вопросы истории КПСС. 1972. № 9. С. 129; выделено и знаки в скобках —- авторов)¹⁴.

Ни в одной моей работе приведенного положения не содержится. Не мог я говорить об этом и устно на сессии в Свердловске — в то время я лежал в больнице с инфарктом. Авторы рецензии взяли приведенное положение из обзора работы свердловской сессии, написанного Л.М. Горюшкиным (Новосибирск)¹⁵, с текстом которого до его публикации меня не знакомили. Обо всем этом я заявлял партийной организации Института, экспертной комиссии ВАК, А.Д. Педосову и А.П. Косульникову. Опровергнуть мои заявления нигде не могли, но и авторам рецензии никто не указал на несовместимость их поступка с нормами научной и партийной критики. А теперь одного из них ставят во главе комиссии по разбору письма коммуниста, им же несправедливо обвиненного в печати;

2) расширить состав комиссии за счет представителей партийного бюро Института и сектора исторической географии, в котором я работаю более года.

Член КПСС К.Н. Тарновский 22 марта 1976 г.

[№ 14]. Запись К.Н. Тарновского на обложке «Дела» «Новое направление», декабрь 1985 г.

P.S. После моего письма от 22 марта 76 г. Сралик («Сралик» — в институтском обиходе— производное от «Сэр Алекс», прозвища Нарочницкого. — В. П.) повелел: старому составу комиссии заключение представить (см. с. 74-75), но комиссию расширить. Председателем ее стал Л.Г. Бескровный. Он получил предписание от Куликова (инструктор в отделе Трапезникова. — В. П.) разобрать все мои работы, о чем Сралик и сообщил мне грозным письмом (текст его не сохранился). Бескровный действительно прочитал если не все, то главные мои работы и постановил считать моим ответом на критику статью в № 12 «Знания — силы» о 70-летии 1-й русской революции. Проект заключения по «делу» он согласовал с Куликовым, который повелел вычеркнуть из него замечания в адрес Бовыкина. Все это старик [Бескровный] рассказал мне незадолго перед кончиной. Тем временем Гусев из ВАКа: с Докторской] Диссертацией] не получится, лучше забрать ее подобру-поздорову. О том же сказала мне и Коршунова, ведавшая тогда отделом науки МК.

Е.И. Индова попыталась завести разговор обо мне с Трапезниковым в санатории «Сосны». Трапезников выслушал и задал только один вопрос — скоро ли он, Т-ский,уедет в Израиль?

После этого я понял, что доказать, что ты не верблюд, практически невозможно.

Когда я забрал диссертацию из ВАКа, меня поставили на конкурс и избрали единогласно на должность ст. н. с. Первым поздравил Л.В. Черепнин.

Дек. 1985. К. Т.

И.В. Созин показывал мне вскоре после опубликования статьи Кузнецова рукопись ее с правкой Куликова. Большие вставки.

В закрытых документах организаторы разгрома «нового направления» выражались более определенно, чем в опубликованных материалах. Привожу начало «Отзыва о доработанном варианте докт. диссертации К.Н. Тарновского "Проблемы социально-экономической истории империалистической России на современном этапе советской исторической науки "».

«Экспертная комиссия ВАК и рецензенты, проанализировав докт. диссертацию К.Н. Т-го (первый вариант), пришли к выводу, что она содержит крупные ошибки концепционного и методологического характера.

В диссертации, в частности:

— провозглашается и обосновывается появление так называемого “нового направления в исторической науке за пределами господствующей концепции” (с. 608), иными словами, за пределами марксистско-ленинской концепции;

— делается попытка “нового прочтения” и интерпретации ленинского идейного наследия по вопросам социально-экономического и политического развития России конца XIX — начала XX в.

— доказывается в противовес “традиционным взглядам” особый тип аграрно-капиталистической эволюции и особый тип капитализма в России»;
и т.д.

---

¹ Отчет об этом заседании Бюро Отделения и репрессивное постановление см.: История СССР. 1973. № 1. С. 211-218.
² Приложение отсутствует. — В. П.
³ Первая часть Записки посвящена производственной работе (прим. К.Н. Тарновского).
⁴ Российский пролетариат: Облик, борьба, гегемония. М., 1970. С. 55.
⁵ Там же. С. 63.
⁶ Там же. С. 22.
⁷ См.: Историческая наука и некоторые проблемы современности. М., 1969. С. 261.
⁸ История СССР с древнейших времен до наших дней. М., 1968. Т. 6. С. 682.
⁹ Как вспоминал П.Н. Зырянов, «заседание [сектора] затянулось допоздна и было перенесено на следующий присутственный день». Зав. сектором В.С. Васюков пытался провести резолюцию, «в которой все замечания рецензентов признавались справедливыми», чтобы «отрапортовать: работа проведена, ошибки признаны». Но Тарновский настоял на добавлении фразы: «Вместе с тем сектор не считает справедливыми некоторые замечания рецензентов». После этого «мы разъехались в летние отпуска, уверенные, что с нами что-то сделают. И действительно, была образована комиссия по рассмотрению деятельности сектора...» (ЗЫРЯНОВ П.Н. Указ. соч. С. 269), заключение которой и печатается здесь.
¹⁰ Этот заключительный аккорд воспроизводит штамп конца 1940-х гг.: «...его [Н.Л. Рубинштейна] пороки коренятся не в отдельных ошибках, а в законченной системе взглядов, в концепции, чуждой марксизму-ленинизму» (Вопросы истории. 1949. № 2. С, 155).
¹¹ О судьбе этой работы Тарновского см. ниже документы из досье «Новое направление».
¹² Далее документы пронумерованы применительно к нумерации в досье.
¹³ См.: БОВЫКИН В.И., ГИНДИН И.Ф.. ТАРНОВСКИЙ К.Н. Государственно-монополистический капитализм в России (К вопросу о предпосылках социалистической революции) И История СССР. 1959. № 3. С. 90-92.
¹⁴ Острота этого обвинения— главным образом в упоминании «непрерывной революции». означающем прозрачный намек на троцкизм. — В. П.
¹⁵ ГОРЮШКИН Л.М. Научная конференция «В.И. Ленин о социально-экономической структуре капиталистической России (Проблема многоукладности)» // Изв. Сибирского отделения АН СССР. Серия общественных наук. 1970. № 1. Вып. 1. С. 148, 151. — В. П.

<< Назад   Вперёд>>