От Цусимы к Февралю. Царизм и военная промышленность в начале XX века.

Место военно-промышленного производства в жизни общества таково, что, обращаясь к данной проблематике, нелегко ограничить круг освещаемых вопросов. Границы понятия определяют по-разному. В политическом смысле военную промышленность рассматривают как «составную часть международной системы угрозы и военных конфликтов, тогда как прочие отрасли промышленности обслуживают международный обмен»; продукция ее либо используется для разрушительных действий, либо хранится в запасе до истечения срока годности для военных целей. Приводя это определение, П. Гэтрел поясняет его с точки зрения экономической: производство вооружения отличается от других отраслей промышленности тем, что продукция его не предназначается для использования в последующих фазах обращения капитала и непригодна как средство личного потребления¹. Речь идет, таким образом, об индустрии, производящей для государства специфические предметы потребления, необходимые исключительно его военному аппарату и выпадающие из процесса обращения капитала.

Близкие по смыслу соображения высказывал Э. Гекшер, шведский экономист и историк. Военная продукция отличается тем, что она уничтожается безвозвратно: «Алхимия, превращающая съеденную армией пищу, сношенную одежду и расстрелянные снаряды в новые предметы того же рода, еще не изобретена, — писал Гекшер в 1916 г. — ...Война не промышленность. Война не “питает” ни себя, ни кого-нибудь другого». Поэтому в военном производстве кругооборот капитала — «чисто мнимый»². Очевидна неточность такой классификации по сравнению с приведенной выше: здесь наряду со снарядами, то есть собственно средствами разрушения, названы и продовольствие («съеденная армией пища»), и одежда (униформа) — предметы, пригодные для личного потребления, принципиально не отличающиеся от продукции гражданского назначения³. Согласно классификации заказов на оборону, намеченной в Особой финансово-экономической комиссии при выработке в начале 1917 г. плана демобилизации производств, обувь, одежда, а также повозки, автомобили рассматривались как предметы, «могущие быть употребленными и в мирное время»⁴.

С той же проблемой классификации производств - в ее морально-политическом разрезе— столкнулись в 1915 г. обитатели Александровской каторжной тюрьмы под Иркутском. Не имея указаний от Интернационала относительно «общесоциалистической точки зрения», коллектив политических попытался установить для себя «границу приемлемости»: за какие из работ в тюремных мастерских можно браться, а от каких социалисты должны отказываться. «Жестокий спор» закончился подразделением заказов на «специфически военные», «предназначенные целям разрушения и смерти», и на «вещи, предназначенные для лазаретов и т. п. учреждений», например, кровати, носилки, «то есть не "наносить раны”, а "целить их"». В дальнейшем снова возник спор: некоторые социалисты считали опасным компромиссом «заказы, поступающие от железнодорожного ведомства», так как они «имеют косвенное отношение к воине; пряжки же, котелки и т. п. заказы от военного ведомства имеют прямое отношение к военным действиям»⁵. Такая классификация тоже страдала неясностью. Политкаторжане почему-то считали для себя допустимыми сельскохозяйственные работы на полях, где ими заменяли призванных в действующую армию, но отвергали изготовление котелков или шанцевого инструмента, предназначенного пусть не «исцелять», но поддерживать, а иногда прямо спасать человеческую жизнь.

Более важна другая сторона классификации. Суть ее видна из следующего примера. В 1906 г., стараясь убедить иностранных кредиторов в обеспеченности займов государственными имуществами России, министр финансов В.Н. Коковцов затребовал от Военного министерства перечень имеющихся в этом ведомстве предприятий⁶. В подготовленном для него перечне наряду с артиллерийскими заводами и арсеналами были указаны мукомольни, сухарные заводы, опреснители, водокачки, сенопрессовальни, обмундировальные мастерские, типографии, кирпичные и лесопильные заводы. Но странно было бы зачислять все эти «технические заведения» в состав военной промышленности: сам факт использования их продукции для нужд военного ведомства, чему придавали значение политкаторжане, не должен вводить в заблуждение. В противном случае предмет изучения теряет какие-либо очертания: придется поместить в ту же рубрику, помимо специальных предприятий — поставщиков военных ведомств, также и многие другие предприятия (вплоть до кустарных заведений⁷), чуть ли не целиком крупнейшие отрасли промышленности России. При расширении предмета в таком духе в его состав пришлось бы включить и предприятия, выпускающие, скажем, цемент, оборудование для железнодорожного и шоссейного строительства, подвижной состав, а также хлопчатобумажную и кожевенную, пищевкусовую и полиграфическую, нефтяную и нефтеперерабатывающую промышленность — поскольку они участвуют или могут участвовать в снабжении войск и флота.

Отчасти подобное расширение неизбежно в исследованиях о военно-экономическом потенциале. В них, естественно, не могут не учитываться, помимо специальных военных заводов, также производства «базовых» отраслей — топливное, химическое, металлургия и пр. В трудах о военной экономике (А.Л. Сидоров, П. Гэтрел, К.Н. Тарновский) этим вопросам уделяется значительное внимание.

Иной подход намечен в исследованиях Л.Г. Бескровного и особенно К.Ф. Шацилло, где проблемы смежных отраслей (а также существенные для истории военной экономики вопросы внешней политики, стратегии, международных финансовых отношений) рассматриваются в той мере, в какой это оказывается необходимым для понимания процессов, происходивших в производстве собственно военных материалов.

Когда потребовалось составить сводку о состоянии предприятий военного ведомства на 1908 год, предназначенную для статистической разработки, некоторые из непрофильных объектов перечня 1906 г. были исключены. Сводка⁸ позволяет до некоторой степени уяснить состав производств, которыми располагало Военное министерство. Как указывал К.Ф. Шацилло, ввиду существенных особенностей учетных экономических показателей, применявшихся на казенных предприятиях, единственным материалом, пригодным для оценки объективных соотношений, являются в этой сводке данные о составе рабочей силы⁹. Сведения расположены по «ведомствам» (главным управлениям Военного министерства), и оказалось, что в шести таких ведомствах было занято 37,3 тыс. рабочих, а именно: в артиллерийском — 30 583, инженерном — 133, Генерального штаба (картографическое заведение) — 98, военно-санитарном (завод военно-врачебных заготовлений) — 784, интендантском — 5162, Главного штаба — 550. Как видно, более 80% рабочих Военного министерства приходилось на «технические заведения» ГАУ. Из этого следует, что. сосредоточив внимание на деятельности артиллерийского ведомства, можно получить довольно полное представление о состоянии подведомственной Военному министерству промышленности. Да и по результатам того экзамена, который пришлось держать вооруженным силам империи с 1914 г., видно всё значение того, что делалось (и не делалось) именно в сфере ответственности ГАУ: с самого начала войны на ход боевых операций повлияла неспособность ведомства обеспечить армию винтовками и снарядами, затем всё с большей остротой проявлялась нехватка тяжелой артиллерии.

Расчет, подобный приведенному выше, можно сделать в отношении предприятий Морского министерства. Из 22 361 рабочего, занятых во всех предприятиях ведомства, преобладающая часть, 13 144 (59%), была сосредоточена на четырех основных петербургских заводах (Адмиралтейском, Балтийском, Ижорском, Обуховском).

Третье основное звено военно-промышленного хозяйства — группа казенных горных заводов, где в 1908 г. числилось 39 479 рабочих. (См. табл, на с. 202.)

Таково лицо, или ядро, собственно военной промышленности, специальных ее предприятий: это заводы, арсеналы, верфи, изготовлявшие предметы вооружения, такие как артиллерийские орудия, стрелковое оружие, боеприпасы, военные суда. В силу особого положения некоторых уральских казенных металлургических заводов, являвшихся снабжающим придатком артиллерийских производств и судостроения, они также должны быть отнесены к составу этого ядра.

В результате усилий правительства по выращиванию частной промышленности — военной и обслуживающей военное производство — возникла расплывчатая сеть предприятий, в различной степени вовлеченных в выпуск продукции военного назначения. Степень загруженности их такими заказами колебалась; в трудные годы (1900-1908) наиболее специализированные из подобных частных заводов, не получая достаточной работы, оказывались на грани разорения, закрывали свои военные отделы, теряли специализацию; во времена военной тревоги они расширялись, пользуясь казенными кредитами и пособиями, вводили новые производства. Немногие наиболее успешно справлявшиеся с военными заказами заводы (такие как Тульский меднопрокатный и патронный, Путиловский, Петербургский металлический, Франко-Русский, Шлиссельбургский пороховой, Наваль в Николаеве) принадлежали, вместе с казенными заводами, к основному ядру военной промышленности. Некоторые из частных предприятий накануне и за время первой мировой войны были ликвидированы с передачей действующих (Фос в Варшаве, Крейтон, Путиловский завод, рижский завод Томас Фирт и Ко. Цейс и Герц) или только еще организуемых производств (Царицынский орудийный, Владимирский пороховой заводы, Мюльграбенская верфь) военному, морскому и горному ведомствам. Путиловский наряду с казенными Ижевским и Тульским заводами принадлежал к числу самых крупных промышленных предприятий империи (свыше 30 тыс. рабочих на каждом)¹⁰.

Сосредоточение значительной части специализированных военных предприятий в собственности государства не составляло исключительной особенности самодержавной России. В той или иной степени ту же гарантию устойчивости и управляемости военного снабжения обеспечивали себе правительства всех крупных держав. Специфика российских условий, как отмечает Гэтрел, заключалась в том, что курс власти на сохранение, упрочение и развитие казенных военных промышленных заведений получил здесь идеологически-политический смысл: в них усматривался необходимый противовес социально чуждым частным предприятиям¹¹.

Чиновники, ведавшие казенной военной промышленностью, приписывали ей благотворную роль (миллиардная экономия в расходах на вооружения, если не заказывать частным российским и зарубежным фирмам; даже прибыльность, пополнение казны). Сугубо конкретными данными оперировал полковник В.М. Родзевич из Петербургского арсенала в 1908 г.: арсенал «не только окупает стоимость своего содержания государству, но и оставляет в государственной кассе чистого сбережения 2 320 800 руб., независимо от того, что им сбиты до минимума цены частных заводов»¹². Начальник уральского Гороблагодатского горного округа А.С. Левитский доказывал, что этот округ «не только не составлял бремени для государственного казначейства, но и был ему в помощь»¹³. Начальник ГАУ генерал А.А. Маниковский в своей знаменитой докладной записке от 20 октября 1916 г.¹⁴ пустил в обращение яркую цифру: за время с начала мировой войны заводы его ведомства сберегли России миллиард рублей. (Подобные радужные оценки полезности казенной военной промышленности, естественно, импонировали советским авторам, писавшим историю предприятий.) Однако у октябриста А.В. Еропкина, секретаря думской Бюджетной комиссии, в полемике вырвалось иное суждение: «Не надо забывать ни на миг, что весь наш колоссальный государственный бюджет держится только и исключительно на этих “последних” народных копейках», «которые выжимаются из страны путем налогов, акцизов, пошлин и др. принудительных поступлений... что все наши доходы от государственных коммерческих предприятий — миф; все они требуют приплат из других налоговых источников»¹⁵.

Критики порядков в государственном хозяйстве рассматривали его военный сектор как тягчайшее национальное бедствие. Казенные горные заводы — одна из причин «материальной бедности, духовной нищеты, нравственной опустошенности», этих симптомов вырождения русского народа,— утверждал в 1913 г. Н.Я. Новомбергский¹⁶. «Наши порты и адмиралтейства», писал публицисту «Нового времени» М.О. Меньшикову не названный им по имени «выдающийся корабельный инженер», — это «страшный паразит, сосущий драгоценные соки родины». Меньшиков в 1905 г. оспаривал распространенное мнение: «Затратьте полмиллиарда [не на флот, а] на выкуп земли у дворян или на народное образование — и каждая из этих реформ в одно десятилетие удвоит силы России». В 1912 г., встревоженный угрозой нежелательной войны с Германией, Меньшиков развил эту тему, теперь уже от своего лица: «Мы ежегодно тратим до миллиарда на армию и флот, и все-таки не имеем пока ни флота, ни готовой к войне армии. Но тот же миллиард, вложенный в какое хотите культурное дело... мог бы сдвинуть нас с мели... Под страхом нашествий тех самых врагов, которые трепещут нашего нашествия, мы обираем, что называется, у нищего суму, выколачиваем подати...»¹⁷.

Кадетский орган в этом не расходился с «Новым временем»: «Много лет... вся государственная жизнь, все государственное хозяйство приспособлялось к созданию военной силы... Эта идея военного стана, политическая психология старого московского государства, психология, не ослабленная, а укрепленная петровской реформой, еще живет среди нас... хотя ужасные уроки показали нам, что и внешнее могущество и величие страны не может выдерживать пренебрежения к интересам внутреннего развития. Германия со всем своим милитаризмом была бы лишь колоссом на глиняных ногах, если бы она не опиралась на необычайное развитие промышленности и торговли, на беспримерно широкое народное образование, на грандиозную научную культуру. Какое непонимание великих исторических уроков, какое легкомыслие — думать, что сила государства измеряется его военным и морским бюджетом»¹⁸.

Предпринимательские организации неустанно добивались сокращения, а лучше — полной ликвидации казенной военной промышленности, стремясь взять оказываемые ею ценные «государственные услуги» на ответственность частной инициативы. Еще в 1861 г. виднейшие экономисты в Вольном экономическом обшестве, сравнивая казенные и частные предприятия, находили, что «имущество в частных руках во всяком случае приносит более дохода... чем в руках правительства», что распродажа государственных имуществ «всеми» признается резонной, «справедливой»; важно лишь, чтобы от распродажи государство получило выгоду¹⁹. В дальнейшем эта точка зрения не восторжествовала.

Консервативная мысль, равно как и прогрессивно-«либеральная», наоборот, поддерживала государственническую традицию. О казенных военных предприятиях либеральный экономист Л.В. Ходский писал, что такие заводы государством «устраиваются не с финансовыми целями», а в интересах снабжения вооруженных сил, и видел в этом их большую полезность по сравнению с частными. Сопоставление выгодности тех и других Ходский считал неправомерным: «Государственные услуги большею частью таковы, что к ним совершенно неприменимы способы оценки и исчисления, какие обыкновенно допускают частные хозяйства»²⁰.

В.С. Соловьев писал об «особом виде» частной собственности, который существовать не должен, — собственности, которая «не способна приобрести личный характер». На проблему он смотрел широко: чтобы общество могло исполнить свой долг перед своими членами, «государство, как носитель исполнительной власти общества, должно будет сосредоточить в своих руках главные средства производства и распределения — заводы, банки, пути сообщения, торговые предприятия и т. д.». Эта перемена «частично уже совершается и должна окончательно завершиться либо посредством обязательного выкупа, либо систематической конкуренцией»²¹. Действительно, к началу XX в., помимо большей части железных дорог, в казенное управление перешли такие заметные предприятия военной промышленности, как Балтийский и Обуховский заводы, а еще раньше — ряд уральских заводов; прекратилось арендование частной компанией казенного адмиралтейства в Петербурге, вскоре преобразованного в Адмиралтейский завод; провалились попытки международных групп финансистов выкупить казенный Ижорский завод (а затем и все морские заводы); были брошены неуклюжие опыты «арендно-коммерческого» управления оружейными заводами.

«Кружение капиталов» в военной частной промышленности представляло собой, таким образом, не только вопрос экономического, бюджетного бремени, но и крупную морально-политическую проблему. С началом мировой войны она стала источником потрясений, подрывая патриотические настроения в рабочей среде. Внимание привлекала публичная распря между правительством и оппозиционными «общественными» организациями — военно-промышленными комитетами, союзами земств и городов — из-за распределения между ними ответственности за срывснабжения фронта и понесенные поражения. Были выставлены напоказ неспособность правительства организовать военные усилия и в то же время бессовестное извлечение чрезвычайных прибылей предпринимателями, пристроившимися к военным заказам и явно экономившими на заработной плате. Правительство само, хуже социал-демократов и эсеров, разжигало страсти, изобличая, при поддержке черносотенных агитаторов, правой печати и думских деятелей, корыстное поведение военно-промышленного предпринимательства и нахваливая военную администрацию за ее заботу о рабочих на ведомственных предприятиях.

Переломным событием в политике по отношению к военно-промышленным монополиям выглядело объявленное в конце февраля 1916 г. изъятие в казенное управление крупнейшего в стране частного предприятия — секвестр Путиловского завода. Это событие вызвало в марте-мае 1916 г. массовый отклик — серию забастовок на военных предприятиях в Петрограде, на Урале, на Украине с требованиями передать эти предприятия, по примеру Путиловского завода, в казну. Правительство увидело, что перейдена опасная черта: на переведенном в казенное управление заводе рабочие будут предъявлять свои требования теперь уже непосредственно правительству; подан заразительный пример. Последовало официальное разъяснение рабочим (мера принята исключительная, больше таких секвестров не будет, бастующих отправят в окопы). И действительно, эта опасность вскоре оказалась роковой. В январе-феврале 1917 г. ряд предприятий военной промышленности охватила единая стачечная конвульсия; на улицы вышли многие десятки тысяч рабочих Путиловского, Ижорского и других столичных заводов, а также заводов-гигантов в Туле, Самаре и Ижевске.

* * *

На понимание процессов, происходивших в военной промышленности, оказала сильное влияние тенденция, заложенная еще в предреволюционные годы сенсационными разоблачениями недееспособности царской бюрократии. Критическую кампанию в печати против морского ведомства после русско-японской войны Николаю II удалось погасить в ходе борьбы за новые судостроительные программы, а во время мировой войны флотские проблемы отошли на второй план. Сухопутное же ведомство после неудач на Западном фронте 1914-1915 гг. оказалось в положении козла отпущения (следствие и процесс по делу военного министра В.А. Сухомлинова, начальника ГАУ Д.Д. Кузьмина-Караваева и др.). В соответствии с той логикой изобличения, какую задало следствие еще в 1915 г., позднейшая литература, опираясь на материалы обвинения, склонна объяснять кризис вооружений неисполнительностью и косностью военно-снабженческих чинов.

Исходным пунктом при этом, как правило, служат эффектные материалы — постановления Военного совета, который еще в 1904 г. по инициативе начальника Канцелярии Военного министерства А.Ф. Редигера подверг критике нераспорядительность ГАУ и предписал ему усилить промышленность в предвидении распространения войны на европейские театры. Дважды, 26 августа и 16 декабря 1904 г., Военный совет указал ГАУ, что оно недооценивает масштаб потребности в боеприпасах, что «расширение наших технических артиллерийских заведений является неизбежным» и что следует приступить «к таковому расширению (или же к устройству новых заведений)», чтобы «в случае общей мобилизации всей армии и большой войны» заводы могли за год дать «то же количество боевых припасов, какое в течение года войны будет расходоваться». Предписывалось «безотлагательно выяснить, насколько производительность подведомственных ему заведений должна быть увеличена» на случай «общей», «большой и продолжительной войны», и «войти с надлежащим ходатайством»²².

Эти документы 1904 г., по оценке историков, должны были и после войны с Японией служить «путеводной нитью деятельности ГАУ», «единственным исходным законным основанием для всей деятельности Военного министерства» по подготовке промышленности к мировой войне²³. Тот же смысл придавал им Маниковский, доказывая недостаток энергии у своих предшественников. В 1904-1906 гг. ГАУ «слабо, не в полной мере использовало эти указания Военного совета», — писал Маниковский. Да и в 1912 г. «по вине ГАУ» «случай был упущен», когда, по его мнению, опираясь на те же постановления 1904 г., можно было «получить побольше денег» на развертывание промышленности²⁴.

Маниковский утверждал, что, хотя указание Военного совета «силы своей как будто не теряло», о нем «забыли очень основательно». ГАУ (как и Главное управление Генерального штаба) «совершенно игнорировало» это указание, и сколько ни было с тех пор «разного рода комитетов, совещаний, комиссий и заседаний», нигде положения Военного совета о заводах «ни разу» не фигурировали «ни по существу, ни формально (хотя бы в виде простой ссылки)»²⁵. Объясняя состояние военной экономики нерадивостью руководителей военного ведомства, Маниковский, по существу, воспроизводил вывод Верховной комиссии, созданной для «всестороннего расследования» причин срыва снабжения армии, а на деле для обеления «верховного вождя» и великих князей. Органы Военного министерства, говорилось в обобщающем докладе этой комиссии от 9 февраля 1916 г., «несмотря на прямые указания Военного совета, преподанные еще в 1904 г., о необходимости расширения наших технических артиллерийских заведений, не выполнили этих указаний в надлежащей полноте»²⁶.

Признавая общее увеличение ассигнований на армию и флот в 1908-1913 гг., историки полагают, что этим все же не решалась «проблема полного перевооружения и технического переоснащения армии», потому что «руководители Военного министерства не осознали всей важности развития военной промышленности» и мешали ему; «военно-экономическому обеспечению войны» уделялось «недостаточное внимание»²⁷. Действительно, не только состояние финансов, но и состояние умов влияло на положение дел в военной промышленности. Однако преувеличением грешит заключение о том, что, участвуя в развязывании мировой войны, царизм в то же время «не занимался экономической подготовкой к ней»²⁸.

Сохранившиеся документы рисуют обстоятельства в реальном виде. Директивы Военного совета не были заброшены, забыты. Во исполнение их 22 декабря 1904 г. генерал-инспектор артиллерии великий князь Сергей Михайлович провел совещание высших чинов артиллерийского ведомства. Оно обсудило состояние различных отраслей военной промышленности. Принятое совещанием решение Военный совет рассмотрел 20 января 1905 г. Выработанная артиллерийским ведомством в 1904-1905 гг. по требованию Военного совета программа заводского строительства в том виде, в каком ее внес 1 марта 1905 г. в Особое совещание военный министр В.В. Сахаров, предусматривала расход 10 млн руб. на строительство пяти новых заводов — патронного, взрывчатых веществ, порохового, трубочного, капсюльного. Она была изложена и в докладе царю Военного министерства о своих действиях за 1904 год²⁹.

Изучал положение и Мобилизационный комитет ГУГШ; в апреле 1905 г. выяснилось, чем располагает армия «для борьбы на западе, при условии общей мобилизации войск Империи»: в частях «в настоящее время имеется налицо только боевой комплект», а «других запасов ружейных патронов ни в войсках, ни в крепостях нет». Сделаны заказы (по большей части за границей), но «русские заводы могут выполнить заказ в 10 месяцев, если не будет забастовки»; из-за границы рассчитывали получать ежемесячно «не более 40 млн» патронов, то есть около 1/15 части недостающего количества. При этом оставалось неизвестным, сколько еще патронов и снарядов потребуется отправить против Японии. Отмечалось отсутствие запасов снарядов, нехватка орудий и снарядов в осадной артиллерии³⁰.

Мобилизационный комитет пришел к заключению: «Имея в виду, что в случае столкновения на западе нельзя будет пользоваться заграничными заказами, необходимо обеспечить выделку достаточного количества патронов внутри России, для чего теперь же не только расширить производство существующих заводов, но и построить новые». Скептически оценил положение военный министр Сахаров: «Данные этого журнала [Мобилизационного комитета] убеждают, что наша боевая готовность на западных фронтах настолько пострадала, что вернее будет сказать, что эта готовность совершенно отсутствует, и крайне сомнительно, чтобы... мы могли пополнить недостающее, ибо... все усилия должны быть направлены прежде всего на снабжение действующих армий, что само уже по себе достигается, в особенности по артиллерийской части, с большим трудом»³¹.

Тревожные сигналы о состоянии запасов и производства достигали верховной власти. Составленная профессором Артиллерийской академии А.И. Горбовым сводка об отсутствовавших в империи стратегическом сырье и производствах привлекла внимание к вопросу об импортируемых материалах и разработке проектов добычи алюминия и серы, а также азотной кислоты — сжиганием атмосферного азота (ко времени мировой войны эти проекты находились в состоянии разной степени готовности). 4 мая 1905 г. Николай II поручил военному ведомству создать комиссию «для рассмотрения вопроса о зависимости государственной обороны от русской промышленности»³².

16 сентября 1905 г. генерал П.З. Костырко, председатель этой комиссии, разбиравшей записку Горбова, доложил выводы новому военному министру. Редигер, утвердив предложения комиссии, предписал главным управлениям к концу года отчитаться, «что ими исполнено по сему делу». Канцелярия Военного министерства в дальнейшем регулярно требовала докладов «о том, какое направление дано заключительному решению комиссии генерала от артиллерии Костырко, рассматривавшей зависимость производительности технических артиллерийских заведений от рынков Западной Европы»³³. При всей недостаточности решений, принятых по инициативе Редигера и Военного совета, Мобилизационного комитета, Горбова, все же импульс, полученный военными органами, не угас бесследно. Другое дело, что едва все подошло к тому, чтобы, по выражению Маниковского, «получить побольше денег» (в мае-ноябре 1905 г. ГАУ уже подыскивало места для постройки новых заводов³⁴), как обнажилось дно опустошенной казны. Даже намеченные ограниченные меры оказались — в условиях финансовых затруднений после проигранной войны и революции — трудноисполнимыми. К 1911 г. все же открылись завод взрывчатых веществ и трубочный под Самарой, но наладить там удовлетворительно производство трубок не удавалось до самого начала мировой войны.

Настойчивые утверждения советской историографии о предании забвению постановлений Военного совета 1904 г. имеют свое объяснение. Российская империя, согласно идеологическим установкам в пропаганде, принадлежала к числу «первоклассных» держав, способных преследовать собственные военно-политические задачи; ее экономический потенциал считался сопоставимым с французским. При желании видеть статус России столь внушительным, разумеется, построить еще несколько военных заводов — такой для нее пустяк, что помешать этому делу мог и «субъективный» фактор: безрукость, безответственность чиновников.

Эта тенденция, побуждавшая историографию «преувеличивать — фактам вопреки — техническую оснащенность русской армии, качество ее вооружения и снабжения»³⁵, нашла себе опору в искаженном освещении деятельности государственного аппарата А.А. Маниковским и Е.З. Барсуковым, а также в утверждениях министра финансов В.Н. Коковцова и думских деятелей о том, что они щедро отпускали деньги на подготовку к войне, и сопрягалась с «оптимистическими» представлениями о развитии дореволюционной России, распространившимися в западной литературе.

Многие «весьма нужные мероприятия», которые в 1908 г. «были спешно доложены» Военному совету и одобрены им на 1909 год, не могли быть проведены в жизнь «по недостатку средств». Не желая натолкнуться на такое же затруднение в планировании деятельности и на 1910 год, Поливанов распорядился управлениям к 1 декабря 1908 г. «заранее определить потребности 1910 г., предъявить их министру финансов и лишь после окончательного установления общей суммы новых кредитов, на отпуск которых Военное министерство будет иметь возможность рассчитывать, — внести соответствующие по общей сумме расходов наиболее неотложные новые мероприятия на обсуждение Военного совета», после чего проводить обеспеченные, казалось бы, финансами меры через Думу и Государственный совет. Поливанов предписывал поставить таким образом «в первую очередь» на 1910 г. «те меры, которые уже были на рассмотрении Военного совета и только по финансовым соображениям не включены в сметы на 1909 г., и уже сверх того — самые неотложные мероприятия, необходимость коих возникла позже»³⁶. Этот маневр с заходом в тыл финансового ведомства не устранил разногласий.

Спор военного и финансового ведомств рассматривался в Совете министров, где Редигер на заседании 3 марта 1909 г., за неделю до отставки, понес полное поражение. Ассигнование на 1910 г. дополнительно 60 + 30 млн рублей правительство расценило как «явно непосильное для государственного казначейства». Обоснование отказа примечательно тем, с какой ясностью осознавалось правительством влияние военного бремени на общее развитие страны. Рост военных расходов — «явление крайне неблагоприятное для умножения хозяйственных сил страны и мирного ее преуспеяния», решил Совет министров. Если и впредь односторонне обращать финансовые ресурсы «на издержки по военной части», то задержится «поступательный ход нашего отечества по пути экономического и культурного развития». Военному министру ставилось в задачу изыскивать нужные ему дополнительные средства путем «сокращения численности армии в мирном ее составе».

Вместе с тем еще более серьезное, хотя и лишь вскользь упомянутое, препятствие было заложено в самой социальной структуре империи: как оказалось, денег на вооруженные силы нет потому, что все никак не удается провести через Думу и Государственный совет налоговые законы³⁷, затрагивавшие интересы имущих верхов, прежде всего поместного дворянства. Как выразился в записке Совету министров Коковцов, подоходный налог — дело «более или менее отдаленного будущего» (в действительности оно так и не наступило)³⁸.

Совет министров сделал унизительное указание военному ведомству на то, что, сколько ему ни дай денег, толку не добиться: «даже при весьма обременительных постоянных расходах» на армию она все же, «по заявлению самого Военного министерства, не может почитаться вполне организованною силою». При существующей системе военного управления приведение армии «в должный порядок», «очевидно, потребует таких непомерных ассигнований, о которых не могло бы быть и речи даже при более благоприятном положении государственного казначейства». Военное ведомство должно удовлетвориться 470 млн руб. как «высшим пределом», это «максимальная норма ежегодных расходов казны на сухопутную оборону»³⁹.

Уже не рекомендуя военному ведомству за счет сокращения численности войск поднять на «должную высоту качественную техническую сторону наших вооруженных сил, имеющую, между тем, по условиям современных боев, первостепенное значение»⁴⁰, Совет министров выставлял на первый план важность для военной мощи — финансового благополучия: «Страна с многочисленною армиею, но с расстроенными финансами столь же слаба в смысле государственной обороны, как и государство с неустроенною армиею». О способности правительства поднять на должную высоту неустроенные налоговые ресурсы бюджета на этот раз речи уже не шло.

В 1910 г. начальник Главного штаба докладывал Военному совету⁴¹, что нарушена «соразмерность между родами войск, которая требуется современными способами ведения войны и боя»: «увеличение численности артиллерии и инженерных частей значительно отстало от роста пехоты». В европейских армиях «одновременно с развитием пехоты шло и соответственное развитие артиллерии, инженерных частей и других вспомогательных войск». Между тем «в нашей армии, по недостатку средств, наибольшее развитие получила пехота».

Мобилизационный комитет указывал на «недостаточную численность полевой артиллерии, выражающуюся в не соответствующем современному могуществу артиллерийского огня числе орудий на 1000 штыков», на нехватку мортирных батарей и «отсутствие в составе полевой артиллерии тяжелых орудий». Делая все эти констатации, Мобилизационный комитет в то же время признал, что увеличение артиллерии в намеченных размерах — это «норма», которая «должна быть поставлена как цель для будущего... в настоящее же время, ввиду необходимости многомиллионных расходов для удовлетворения других, не менее насущных потребностей армии, усиление полевой артиллерии до желательных норм представляется невозможным, а потому Мобилизационный комитет единогласно постановил для предстоящего преобразования артиллерии временно пока ограничиться нормой в 48 пушек на дивизию» (а не 54).

Подсчет показывал, что достижение желательной нормы «вызвало бы новый постоянный расход на содержание полевой артиллерии свыше 12 млн руб. ежегодно. Не только не располагая означенной суммой, но и связанный категорическим указанием о совершенной невозможности увеличения ныне производящихся постоянных расходов на содержание армии, Мобилизационный комитет вынужден был отказаться от разработанного проекта преобразования полевой артиллерии, который действительно внес бы значительные улучшения в организацию этого рода войск». «В зависимости от финансовых условий» пришлось ограничить предполагаемые усовершенствования теми расходами, какие могут быть покрыты «сбережениями» от преобразования пехоты. Этот, урезанный проект реорганизации артиллерии был доложен сначала «августейшему генерал-инспектору артиллерии», который его одобрил, а затем «представлен на высочайшее государя императора благовоззрение и удостоился высочайшего одобрения».

«Громадное увеличение полевой артиллерии у наших западных соседей ставит и для нас первейшей и неотложной задачей будущих организационных мероприятий увеличение числа полевой скорострельной артиллерии», а пока утвержденный проект вызовет все же уменьшение — «при общем увеличении полевой действующей артиллерии» «норма обеспечения каждого корпуса полевыми скорострельными пушками понизится»⁴². В 1909 г. «были подвергнуты пересмотру нормы запасов и... искусственно задержано выполнение некоторых операций с целью избежать заготовления запасов, которые могли бы оказаться излишними по новой организации армии»,— писал Сухомлинов Коковцову 18 июня 1911 г.⁴³ «Вследствие увеличения цен при действительном заготовлении боевых припасов против первоначальных исчислений явилось возможным заготовить лишь 1 000 патронов на [горное] орудие вместо положенных 1200». Расход на снаряды для артиллерии Приамурского, Иркутского и Омского округов «удалось» сократить втрое⁴⁴.

При этом правительство старалось скрывать от «общественности» нехватку средств на подготовку к войне. Когда в думской Бюджетной комиссии «некоторые представители распорядительных ведомств в ответ на заявления членов Комиссии о недостаточности размера... сметных назначений объяснили, что назначения эти были ограничены занесенными в смете суммами единственно вследствие возражений финансового и контрольного ведомств, настаивавших на сокращении первоначально исчисленных ведомствами кредитов», то Коковцов на заседании Совета министров 30 сентября 1908 г. привлек к этому случаю внимание правительства. Было принято решение «просить главных начальников ведомств указать... чинам, командируемым для представления объяснений в законодательные учреждения, на недопустимость каких-либо с их стороны упоминаний о произведенных по настояниям Министерства финансов или Государственного контроля сокращениях»; им надлежит давать объяснения «умалчивая совершенно о междуведомственных спорах и разногласиях, предшествовавших окончательному установлению проектов смет»⁴⁵.

«Если сравнить... ныне представляемый Совету министров общий план мероприятий на 1910 г. с итогом расходов, первоначально заявленных министру финансов, то ваше высокопревосходительство убедитесь, — писал Сухомлинов Столыпину 15 июля 1909 г., — что Военное министерство приняло решительные меры к сокращению своих требований к государственному казначейству, понизив их с 90 млн до 41 млн руб. Дальше в этом направлении идти нельзя». При этом, вопреки мнению министра финансов, «развитие нашей армии не может пойти по пути... заметного сокращения ее численности»⁴⁶.

Осенью 1910 г. в существенных чертах заканчивалась операция по подгонке норм запасов к объему ассигнований. Запрашивая у Думы ассигнования на 1911 г., Военное министерство как о достижении докладывало, что в 1910 г. «произведен полный пересмотр норм запасов... В основание настоящей работы была положена задача... по возможности не превысить общего итога» прежних лет. «На основании произведенного пересмотра установлены новые нормы запасов и согласно им пересоставлены исчисления расходов»⁴⁷. Реорганизация армии, намеченная на ближайшие 10 лет, оценивалась в 715 млн руб., при этом имелось в виду, не увеличивая численный состав армии, предпринять «значительное усиление технических (артиллерийских и инженерных) средств борьбы». Однако тогда «сразу же, одновременно с приступом ко многим мероприятиям, нельзя было бы, по финансовым и техническим соображениям, приступить и к увеличению нормы снарядов свыше 1000 на пушку», даже и к 1912 г. «норма в 1000 снарядов не могла еще быть осуществлена»⁴⁸. Сокращение повлияло и на норму запаса винтовок и деятельность оружейных заводов⁴⁹.

Несмотря на укрепившееся благодаря урожаю 1909 г. общее экономическое положение, рост военных приготовлений резко положил предел финансированию других неотложных, но, с точки зрения правительства, менее настоятельных нужд. Тяжесть долгового бремени, вызванного в основном военными же расходами, и необходимость новых займов на перевооружение и стратегическое железнодорожное строительство, в частности, заставляли Министерство финансов сдерживать попытки землеустроительного ведомства получить с международных денежных рынков средства на решение наиважнейшей для выживания империи внутренней задачи — продолжение столыпинских преобразований⁵⁰. «Наш долг возрос слишком быстро и вне прямой соразмерности с подъемом нашего благосостояния», — признавало правительство в 1910 году⁵¹.

Изучение обширного круга источников показало, что «недостаточность развития военной промышленности ясно понималась царскими чиновниками еще до начала войны». Осознанная всеми необходимость укрепить военную промышленность могла реально воплощаться в жизнь только с 1910-1911 гг., когда для этого у самодержавия появились финансовые возможности⁵². В речи на VIII съезде представителей промышленности и торговли Тимашев указывал на появление «сильно приподнятого спроса, на который промышленность ответить не может». Этот «действительно колоссальный, быть может, беспримерный в истории нашей промышленности» спрос, «как вы знаете, — сказал министр, — прежде всего и главным образом вызывается крупными заказами казны. Мы имеем перед собою на полмиллиарда заказов по программе судостроения, огромные расходы на перевооружение армии, постройку железных дорог, коих разрешено на сумму свыше 700 млн руб., портостроительство, элеваторы, городские постройки и пр... Ответить на такой спрос сразу, без подготовки совершенно невозможно»⁵³. В то же время представления о свертывании перед мировой войной деятельности некоторых специальных военных заводов, распространенные в литературе, не подтверждаются. Снижение выпуска винтовок в эти годы, как показали исследования В.А. Сухова и К.Ф. Шацилло, объяснялось не косностью ведомств, а лихорадочными, плохо организованными мерами по расширению оружейных заводов. На расширение и переоборудование патронных заводов на протяжении 1905-1912 гг. было истрачено около 2 млн руб., а значит, неверно, будто финансовое и контрольное ведомства «отказали в ассигновании средств на модернизацию станочного парка патронных заводов», как писал Л.Г. Бескровный⁵⁴. Казенная военная промышленность «не стояла на месте... самодержавие взяло твердый курс на ее сохранение и развитие»⁵⁵.

* * *

Защищаясь от обвинения в чуть ли не изменнических упущениях, деятели, ответственные за подготовку военной промышленности (министры А.Н. Куропаткин, В.А. Сухомлинов, начальники ГАУ Д.Д. Кузьмин-Караваев, А.А. Маниковский и др.), как правило, ссылались на недостаточное финансирование, что несложно было доказать, предъявив примеры урезанных ассигнований по сравнению с требованиями, выставленными военным ведомством к казне. Они указывали также на непомерное, по их мнению, для «сухопутной», «континентальной» державы отвлечение средств на флот. Морское начальство, со своей стороны, в принципе тоже могло напомнить об урезанных во много раз программах судостроения, тогда как новые эскадры обязательно требовались для решения «исторических задач» в турецких проливах, китайско-японских теплых водах, в Индийском океане.

Напрашивается заключение, что казна экономически не в состоянии была поднять военную мощь до такого уровня, какой позволял бы выправить неблагоприятное для России соотношение сил по сравнению с вероятными противниками из числа «великих держав». Имеются известные основания для утверждений в литературе о существовании разрыва между внешними задачами и внутренними экономическими возможностями страны. В том же смысле не раз высказывались руководители финансового ведомства и вообще едва ли не всех высших органов власти, не исключая Военное министерство. Вопрос, однако, не сводится к размеру средств, реально направленных на заготовление вооружений. На практике он стоял в принципе иначе.

Во-первых, ресурсы, бесплодно растраченные на ряд химерических задач, таковы по размерам (прямые расходы на дальневосточную авантюру Коковцов исчислял в 2,3 млрд руб.; она «была первой причиной, которая привела вооруженные силы царизма в полное расстройство»⁵⁶), что приходится отвести, как несостоятельные, ссылки на абсолютное отсутствие денег для развертывания военно-промышленного производства, по сути, в любом желательном масштабе. Докладывая царю свою оценку военно-политического положения и стратегических задач в 1900 г., военный министр Куропаткин писал по поводу создания базы на Квантунском полуострове: «Шаг этот был необходимым; но не будем скрывать от себя невыгодные последствия сего шага. Нам пришлось ассигновать 100 млн рублей на флот, чтобы закрепить за нами это приобретение. Означенное ассигнование повело к приостановке нашего усиления против наиболее грозных наших противников на западе... Опыт сравнительно небольшой, но он дорог этими результатами, указывающими на опасность дальнейшего движения по сему пути». Читая этот доклад, С.Ю. Витте иначе оценил размер дорого оплаченного «опыта». Против упоминания о 100 млн на флот он сделал свое уточнение: «А железная дорога?⁵⁷ А устройство портов? А содержание войска и всей администрации в новой области? А крепости, устройство города и пр. и пр.?» Против слов Куропаткина о том, что шаг этот «был необходимым», министр финансов поставил тройной вопросительный знак, хотя, конечно, должен был сознавать, что иной оценки решениям монарха всеподданнейший доклад и не мог содержать⁵⁸.

Карательная экспедиция в Китай — этот столь же «необходимый шаг» — стоила казне таких затрат, что пошатнула всю экономику империи, и Витте убедил царя издать секретный указ о сокращении планируемых ведомствами расходов. «Происходящие ныне на Дальнем Востоке события,— гласил указ от 17 июня 1900 г., — вызвали уже экстренные расходы, которые, в случае дальнейших осложнений, могут возрасти»; «производимые в большей своей части вне пределов страны», эти расходы «повлекут за собою отлив золота за границу». Предписывалось не делать «никаких заграничных заказов, за исключением вызываемых настоящими событиями».⁵⁹ Указ 17 июня 1900 г. затронул расходы на военную промышленность: на него ссылался Витте, оспаривая запрошенные Военным министерством кредиты на 1901 год. Куропаткин, соглашаясь с требованиями Витте, признавал финансовые трудности государства «при теперешних военных обстоятельствах»⁶⁰. 8 сентября 1900 г, указывая на опасность истощения хозяйственных сил, Витте ставил вопрос о свертывании китайской экспедиции. «Недостаток средств» для заказа крепостных орудий с их снарядами уже ощущало артиллерийское ведомство; не видя возможности оплатить их заготовление, ГАУ делало из этого логическое заключение, что и на порох для этих орудий тратиться было бы преждевременно⁶¹. Все это не способствовало построению широких программ развертывания военной промышленности, вынуждая ограничиваться устранением частных затруднений в снабжении войск. С 1903 г. свертывались расходы и на железнодорожное строительство, хотя этим не облегчался выход из кризиса, терзавшего страну уже несколько лет.

Во-вторых, изысканию внутренних ресурсов для увеличения военно-экономической мощи препятствовали не только дорогостоящие затеи царя, но и корыстные интересы крупных собственников. Коковцов, вступив в должность министра финансов, обнаружил, что свыше 100 млн руб. «розданы из Государственного банка разным лицам в учет векселей на основании простых рекомендаций»⁶². В Германии, когда гонка морских вооружений, казалось, исчерпала финансовые возможности страны, в 1909-1913 гг. правительство «нашло» деньги на укрепление вооруженных сил, увеличив обложение богатых слоев населения; так же поступили в 1909-1912 гг. во Франции, в 1909 г. — в Англии (на флот)⁶³. Но не так вели себя верхи в России. «Государство, ради бюджета, спаивает голодных мужиков 40-градусным спиртом, — возмущался публицист, — между тем как кружение огромных капиталов не улавливается налогами»⁶⁴. «Необходимо помнить, — излагало свою точку зрения правительство, — что всякий сколько-нибудь обильный по размерам поступления налог падает преимущественно на широкие народные массы»⁶⁵. Демагогия насчет готовности «забыть о личном благосостоянии»⁶⁶ ради восстановления «внешней мощи» отечества сочеталась с непреодолимым сопротивлением верхов общества попыткам правительства усилить обложение доходов и капиталов, недвижимых и наследуемых имуществ. Разработанные правительством налоговые законопроекты — не отличавшиеся убийственной тяжестью — думское большинство похоронило, «отложив в долгий ящик», что послужило одной из причин неподготовленности вооруженных сил к мировой войне⁶⁷.

В-третьих, сами военные ведомства не проявили заинтересованности в выработке целостной программы развития специальных производств, даже когда отбрасывались соображения экономии, финансовые ограничения. Характерна судьба попытки исправить положение, предпринятой в 1901 г. по инициативе Комитета министров в связи с рассмотрением отчета Государственного контроля за 1899 год. Государственный контролер П.Л. Лобко обратил внимание царя на то, что «существующее у нас производство важнейших предметов вооружения, именно, артиллерийских орудий» не в состоянии «удовлетворять хотя бы текущим потребностям государства», а в случае чрезвычайных военных обстоятельств государство попадает в зависимость от иностранных производителей. Расширение имевшихся заводов и устройство новых Лобко выдвигал как неотложную задачу. Николай II выразил согласие: «Вполне разделяю этот взгляд»⁶⁸, — и Комитет министров 17 апреля 1901 г. распорядился образовать под председательством генерал-контролера Департамента военной и морской отчетности А.В. Васильева междуведомственную комиссию, которой поручалось «определить, до каких размеров производительности должно быть доведено оборудование заводов». Ожидалось, что комиссия сумеет «устранить необходимость в заграничных заказах», установив такую «планомерность» заготовлений, «которая давала бы возможность нашим русским заводам своевременно развивать свою производительность и затем, без гибельных для них и для рабочего населения потрясений, сокращать производство одних предметов и переходить к изготовлению других».

Такое идеальное решение предполагало неограниченную свободу финансовых затрат. Это вполне отвечало теоретическому кредо генерал-контролера А.В. Васильева, известного в славянофильских кругах в качестве эксперта по вопросам экономической политики (в министерство И.А. Вышнеградского — одного из идеологов огосударствления железнодорожной сети), который, собственно, и возбудил перед высшей властью вопрос о состоянии военной промышленности. Сторонник самобытных экономических взглядов, Васильев возмущался тем, что «нападки на военные расходы и требование сокращения их» считаются «признаком либеральной заботливости о народе». Он считал, что денег хватит на все, и «не следует останавливаться ни перед какими единовременными затратами» для военных заводов. Эти затраты нельзя считать «непроизводительными», потому что из них получается заработок рабочему населению, а не нажива «посредникам-спекулянтам». «Ошибочность в распределении государственных расходов на производительные и непроизводительные» он предлагал устранить, а для этого прежде всего требовалось признать, что «поднять имущественное благосостояние народа, дать ему покупные и платежные средства можно только широким развитием государственных работ, направляемых к вооружению государства и благоустроению страны». Средств, извлекаемых правительством путем налогов, конечно, не хватит, внешние займы делать не следует, а потому необходимо «дать народу заработок за счет дополнительного выпуска бумажных денег», не поддаваясь влиянию «иностранных, преимущественно еврейских, экономических и финансовых теорий» о вреде выпуска необеспеченных бумажных денег⁶⁹.

На первом заседании комиссии, 24 июля 1901 г., представитель Министерства финансов в тон председателю Комиссии объявил, что не следует стесняться в определении размера потребностей. Он обещал, что если выяснятся «экстренные надобности», то и «средства на их удовлетворение, вероятно, немедленно же и нашлись бы», так что излишне рассуждать «о достаточности или недостаточности денежных средств»: был бы план хорош. Как оказалось впоследствии, давая такое обещание, он ничем не рисковал. Работа комиссии сразу зашла в тупик. Обнаружилось, что ни военное, ни морское ведомство не в состоянии оценить ни объем и характер предстоявших заказов, ни степень подготовленности к этой работе ни частных, ни даже казенных заводов. Ни ко второму заседанию (в ноябре 1901 г.), ни к четвертому (май 1903 г.) исходных сведений комиссия не получила, а когда началась война с Японией, то комиссия, убедившись в полной невозможности спланировать рост военной промышленности, закончила свою работу, так и не подготовив ничего, кроме частных пожеланий по отдельным предприятиям и самой общей установки на сосредоточение производства вооружения на казенных заводах⁷⁰. Без всякой связи с этим неудачным опытом, в 1904-1905 гг. А.Ф. Редигеру пришлось сделать еще одну попытку придать развитию промышленности вид некоторой ограниченной, минимальной специальной программы (постройка пяти новых артиллерийских заводов на 10 млн руб.), о чем упоминалось выше.

В дальнейшем соображения о создании то пушечно-гильзового, то пушечных заводов, то военно-промышленного комплекса на Дальнем Востоке или в Сибири возникали, откладывались, отменялись, не выстраиваясь ни в какую определенную программу.

В огромном (на 2,1 млрд руб.) перечне назревших мер по военному ведомству, составленном в 1906 г., а затем уточненном в 1908 г. (и урезанном правительством в 6-7 раз), имелись самостоятельные разделы по развитию сети стратегических шоссе, крепостному и казарменному строительству и пр., но раздел о военной промышленности не заключал в себе вовсе никакой окончательно выработанной программы и практически сводился к предположению о постройке даже не пяти, а двух новых заводов (взрывчатых веществ и пушечно-гильзового, на постройку которого ГАУ еще при Витте начало добиваться 0,7 млн руб., но не преодолело сопротивления Министерства финансов⁷¹). Отдельно от военно-сухопутного ведомства сооружало или приобретало себе заводы Морское министерство.

С осени 1912 г. Генеральный штаб трудился над составлением так называемой «Большой программы по усилению армии». Приготовления к войне, ликвидация «всех недостатков в запасах и предметах снаряжения», согласно программе, должны были закончиться к 1917 г. Подсчитав, что намеченные программой мероприятия обойдутся в 365 млн руб., генерал М.А. Беляев, руководивший ее разработкой, добился согласия Министерства финансов на этот расход и, чтобы подготовить практическое исполнение задуманных шагов, решил посовещаться с представителями довольствующих управлений.

«В марте 1913 г., — свидетельствовал позднее начальник хозяйственного отдела ГАУ генерал Е.К. Смысловский, — я был вызван в Канцелярию Военного министерства на спешное заседание, где узнал, что намечено крупное преобразование армии, которое должно быть закончено непременно к 1917 году». Ознакомившись с программой, Смысловский увидел в ней досадный пробел: для столь быстрого изготовления большого количества оружия, какое определялось поставленным сроком, пришлось бы прежде расширить военные заводы⁷². Например, по расчетам Генерального штаба, требовалось около 700 тыс. новых винтовок и карабинов, а оружейные заводы были в то время до предела загружены заказами на детали, необходимые для приспособления имеющихся винтовок к стрельбе остроконечной пулей. На завершение этой, столь же спешной, операции должно было уйти еще 3,5 года. Чтобы восстановить нарушенное ею нормальное производство винтовок, нужно было строить новые здания, приобретать точные дорогие станки⁷³. На усиление казенных артиллерийских заводов, вызываемое ростом армии, ушло бы самое малое 40 млн рублей, а программой, составленной в Генеральном штабе и согласованной с Министерством финансов, такой расход не предусматривался⁷⁴. «Я сейчас же поехал к помощнику военного министра и доложил ему о создавшемся положении»⁷⁵, — вспоминал на суде Кузьмин-Караваев.

Таким образом, Генеральный штаб, выяснив, сколько надо денег на снабжение формируемых частей оружием, вовсе забыл о том, что если рассчитывать — как и следовало — на внутреннее производство, то придется потратиться и на расширение заводов. «Ошибку»⁷⁶ исправляли на ходу. Составленная в пожарном порядке сводка заводских требований охватывала лишь ближайшие частичные наиболее экстренные меры, при этом в ряду первоочередных задач, выделенных в виде «Малой военной программы», именно заводская ее часть оказалась наиболее жизненно важной.

24 июня 1914 г. «большая» программа стала законом, который уже через полтора месяца лишился практического значения: мировая война, начавшаяся на три года раньше срока готовности, намеченного составителями программы, заставила бросить мероприятия по реорганизации войск. Но это касалось лишь организационных мер. На запрос Канцелярии Военного министерства, «какие мероприятия из числа предусмотренных большой программой усиления армии будут в действительности приводиться в исполнение и какие будут отменены или отложены ввиду наступившей войны», Генеральный штаб 12 августа 1914 г. ответил, что «ни одно из мероприятий... организационного характера — осуществлению не подлежит». Что же касается мер, проводимых в области производства вооружения и расширения военных заводов, то они «должны идти полным ходом», причем заводы следует «расширить за счет кредитов, предусматриваемых большой программою»⁷⁷.

Расширение существовавших казенных заводов во время войны дополнялось строительством десятков новых, стоимость которого исчислялась сотнями миллионов рублей. Последняя программа составлялась в 1915-1916 гг. под нажимом со стороны Министерства финансов и Государственного контроля, рассчитывавших таким путем ввести эти расходы хоть в какие-то определенные границы. Представленный Маниковским военному министру 20 октября 1916 г. доклад, по внешности впечатляющий, содержал строительную программу одного лишь сухопутного артиллерийского ведомства (его собственных заводов), которое, однако, и само не считало ее сколько-нибудь полной и обещало вскоре представить дополнительную — специально по производству взрывчатых веществ. Задачи, касавшиеся развития частной военной индустрии, получили в «программе» вид лишь самых общих пожеланий. Отдельно решали свои задачи инженерное, авиационное и интендантское ведомства, Горный департамент и Морское министерство.

Раздробленное между ведомствами, руководство развитием военной промышленности до известной степени направлялось в единое русло стихийной силой аппаратных согласований — лишь ввиду бюрократической необходимости проводить все требования казенных денег через финансовое и контрольное ведомства, Совет государственной обороны (1905-1908 гг.) и, наконец, через Совет министров (в 1915-1917 гг. — еще и через Особое совещание по обороне). Развитие военной промышленности не подчинялось какой-либо перспективной программе, а было заключено в рамки, поставленные узкой задачей: исполнить ту или иную совокупность заказов («нарядов») точно определенного размера. При этом, в зависимости от технологических, финансовых и политических условий, исполнение их могло быть поручено либо казенным, либо частным заводам России, либо, однако, их зарубежным конкурентам.

В целом, развитие военно-промышленного хозяйства империи определялось ее социально-политической структурой. Главы военного и финансового ведомств в публичных дебатах обвиняли друг друга — и после войны с Японией, и в 19141917 гг., и в эмиграции— в неправильном употреблении национальных ресурсов, но замалчивали главное — то, что не подлежало критическому суждению в среде монархистов: направление всех ресурсов на ту или иную цель полностью зависело от конечной инстанции, от воли «верховного вождя армии» и от тех, кого «хозяин земли русской» считал своими стратегическими союзниками в мире. Способ же извлечения этих ресурсов из населения империи определялся не масштабом военных задач, а стремлением поменьше затронуть частные материальные интересы владельцев крупных капиталов, недвижимых имуществ и наследственных имений.

* * *

На рубеже XIX-XX вв. правительство научилось изыскивать средства на поддержание «внешней мощи» — путем внешних займов, обеспечиваемых военно-политическими обязательствами. Предоставление займов богатыми державами наполнялось политическим смыслом. «Внутренняя слабость, превращающаяся в слабость международную», привязывала политику Николая II к чужим стратегическим интересам. Нельзя не увеличивать «или, по крайней мере, не поддерживать на прежнем уровне свои вооруженные силы», писал проповедник «свободного, открытого, завоевательного национализма» П.Б. Струве. Ради этого Россия «должна занимать деньги за границей», тем самым поступаясь своей «независимой, самостоятельной позицией». «Россия должна выбирать между Францией-Англией и Германией. В сущности, выбор уже сделан» в пользу «финансовой, а тем самым политической зависимости» от Англии и Франции, что, однако, «нисколько не гарантирует Россию от нападения со стороны Германии»⁷⁸.

Особенность условий, сложившихся с 1914 г., состояла в том, что изменилось действие внешнеполитических факторов. По характеристике чиновника артиллерийского ведомства, «наша мало развитая промышленность до войны базировалась главным образом на германской и, будучи оторвана от привычного рынка как но поставке материалов, так и по снабжению руководителями делом, потерялась и не могла быстро справиться с поставленными ей задачами»⁷⁹. «Вся потребность русского рынка в фармацевтических, химических и красочных продуктах удовлетворялась германской индустрией, — признавали русские фабриканты, — и, когда началась война с поставщиком этих продуктов, на нашем рынке не оказалось ни лекарственных препаратов, ни красок даже для обработки военного сукна или тканей в защитный цвет». Из-за недостатка красящих веществ «ряд мануфактурных предприятий вынужден был сократить свое производство наполовину, а частью и на две трети, что резко обнаружило неподготовленность русской промышленности к самостоятельному удовлетворению потребностей»⁸⁰.

Союзники по Антанте в интересах своей собственной борьбы против враждебной коалиции были вынуждены помогать России поставками снаряжения; присылать своих специалистов для организации производства; серьезно расширить кредиты царскому правительству, без чего ему негде было взять средств на содержание своего фронта мировой войны, на закупку вооружения, материалов и оборудования в США; предоставить для перевозки собственные пароходы и дать денег на фрахтование нейтральных судов.

Видя цель войны в овладении турецкими проливами, царские стратеги больше всего опасались противодействия со стороны союзников в момент «дележа добычи», когда мог повториться провал всех усилий, как уже случилось на Берлинском конгрессе 1878 г. после победы над Турцией. В августе 1914 г., когда шла мобилизация, ГАУ доказывало необходимость усиленных заказов на боеприпасы тем, что эти снаряды будут больше нужны в конце войны, чем в начале, — для успеха в «дележе» добычи победителями⁸¹. В феврале 1915 г. Генеральный штаб получил телеграмму из США от военного агента Н.Л. Голеевского. Тот предлагал «принципиально решить, безопасно ли ко времени заключения мира иметь пополнение наших боевых припасов в руках Англии»⁸². Но его совет запоздал: Военное министерство уже было занято исполнением повеления царя привести в порядок боевые припасы «ко дню заключения мира». Повеление было сообщено военному министру 15 декабря 1914 г.⁸³ и рассматривалось «как общее предуказание», насущное особенно ввиду начатой союзниками операции по захвату проливов.

Царское предуказание всемерно готовить боевое снабжение к моменту возможного после разгрома Германии нового военного противостояния — с бывшими союзниками— отмечено в журнале Военного совета от 13 мая 1915 года⁸⁴ (журнал служил материалом к заседанию Совета министров 29 мая для рассмотрения вопроса о постройке 4-го оружейного и 2-го сталелитейного казенных заводов).

16 мая 1915 г. Военный совет утвердил проект постройки завода азотной кислоты, получаемой из атмосферного азота. При этом также учитывалась перспектива перегруппировки держав: «В течение нынешней войны, — говорилось в докладе ГАУ о проекте, — когда водные пути сообщения охраняются Англией, мы не испытываем больших затруднений» с сырьем для производства взрывчатых веществ. Но «при иной политической группировке держав ввоз к нам чилийской селитры будет совершенно невозможен»⁸⁵. Год спустя, объясняя Министерству финансов необходимость устройства 4-го завода взрывчатых веществ (в Уфе), Военное министерство ссылалось на то, что «не всегда будет столь благоприятная политическая группировка держав, которая могла бы допускать выпуск и морскую перевозку заграничных предметов»⁸⁶.

Та же мысль владела генералом П.А. Фроловым (помощник военного министра, ведавший в Особом совещании по обороне валютной комиссией, а затем председатель Особого совещания по постройке новых казенных заводов): 15 мая 1916 г. он напоминал министру финансов в этой же связи о Берлинском конгрессе. «Надобность в тяжелой артиллерии» Фролов объяснял тем, что, только имея ее, Россия «будет в состоянии вести дипломатические переговоры о мире так, чтобы результаты принесенных ею огромных жертв (в том числе и финансовых) не были бы вновь сведены к нулю, как то было на Берлинском конгрессе... Союзники в нас очень нуждаются и широко финансируют нас под давлением собственной военной необходимости, ибо при настоящем положении на всех фронтах наши победы нужны союзникам, пожалуй, еще больше, чем нам самим. Когда же военная мощь Германии будет сломана, или хотя бы даже только решительно надломлена, у наших союзников мотив военной необходимости отпадет, и чисто финансово-политические соображения возьмут верх, и мы тогда денег так легко не получим»⁸⁷.

Маниковский на одном из заседаний Совета министров сослался на «высочайшее повеление о содержании армии в боевой полной готовности ко времени мирных переговоров» и заявил, «что к новому Берлинскому конгрессу мы должны быть сильными»⁸⁸. В своем докладе Фролову и через него военному министру 20 октября 1916 г. Маниковский высказывал опасение, что «в недалеком будущем» приобретение оружия у союзников затруднится, а потому «надо в самом спешном порядке» развивать свою промышленность «в расчете не только на потребность текущей войны, но и в предвидении будущей». Намечаемые новые казенные заводы «сослужат великую службу» уже «во время выработки условий мирного договора», ибо тогда тотчас «начнется общая экономическая борьба, и эта борьба будет беспощадна»; в ней каждый из бывших союзников окажется «предоставлен своим собственным силам, и горе тому, у кого к этому времени не будут подготовлены свои боевые средства»⁸⁹. 18 января 1917 г. в Бюджетной комиссии Думы, прямо объявляя об антисоюзнической, по сути, направленности разработанной в ГАУ программы, Маниковский мотивировал строительство заводов опасением того, что «когда мирные переговоры наступят и начнется дележка, то мы останемся без патронов и снарядов». Шокированные думцы сочли такое объяснение «крайне неудачным»⁹⁰, но отказать в деньгах не могли.

* * *

Возможность пользоваться серьезными источниками о развитии военно-промышленного хозяйства в России создалась в связи с крушением царизма. В 1920-е гг. появились работы Е.З. Барсукова, А.А. Маниковского, М.А. Петрова, А.Л. Сидорова и др., уже оперировавших делопроизводственными документами Совета министров, военных и морских учреждений, финансового и внешнеполитического ведомств, личными бумагами Николая II. В этом отношении историки российской военной экономики оказались в исключительно выгодном положении, которым и воспользовались в той мере, в какой были приведены в порядок, описаны архивные фонды. (Архивы большинства частных предприятий в обстановке революции и гражданской войны не уцелели. Но за последние 30-40 лет постепенно вводятся в научный оборот архивы зарубежных фирм, владевших филиалами в России или имевших влияние на русские заводы.)

Исключительное значение в литературе по истории военной промышленности приобрел изданный в 1920-1923 гг. трехтомный труд «Боевое снабжение русской армии» А.А. Маниковского, начальника ГАУ с мая 1915 г. Основная тенденция и конкретные данные его труда пришлись кстати советской пропаганде: ими подкреплялись «разоблачения» гнилости и продажности царской бюрократии. В его изображении, весь государственный аппарат держали в своих «лапах» магнаты промышленности и банковские тузы, и только артиллерийское ведомство (руководимое Маниковским) вело неравную борьбу, отстаивая государственные интересы, и пыталось не допустить разгрома казенных заводов хищными монополистами, орудовавшими в сговоре с верхами бюрократии. Работа Маниковского на десятилетия (не исключая новейших исследований) наложила свой отпечаток на освещение проблемы, получив с конца 1920-х гг. статус официально рекомендованного руководства, чуть ли не отраслевого «Краткого курса». Переизданная в 1930 г. со вступительной статьей начальника ГАУ П.Е. Дыбенко, она была представлена как труд, «указывающий пути, по которым должна итти страна в подготовке к войне»⁹¹; после того как Дыбенко был расстрелян, рекомендованный им труд не предавался забвению: имелось издание 1937 г.— в серии «Библиотека командира», в качестве классики военной мысли (без предисловия Дыбенко).

Время, благоприятствовавшее ознакомлению с архивными документами, скоро прошло. Барсуков, успев издать в 1926 и 1928 гг. две книги о военной промышленности, в начале 1930-х гг. возглавлял подготовку крупной публикации документов о военной экономике — 6-го тома (в пяти частях) «Сборника документов мировой войны на русском фронте»). Но привлеченные к этой работе военные специалисты подверглись репрессиям, доступность источников резко сократилась, и издание не состоялось.

За все прошедшее с тех пор время оставался неизвестным содержательный труд о развитии артиллерийской промышленности в 1900-1917 гг. — «Очерки по истории военной промышленности» В.С. Михайлова, изданный в 1928 г. Высшим советом народного хозяйства для служебного пользования⁹². Специалист по военно-химическим производствам, генерал Михайлов с 1915 г. был начальником 2-го отдела технических артиллерийских заведений ГАУ. а в апреле-декабре 1918 г., по избранию, начальником ГАУ. Учитывая неупорядоченное к середине 1920-х гг. состояние архивохранилищ, Михайлов для сбора материалов воспользовался своим знакомством со многими специалистами, служившими на военных заводах и имевшими доступ к текущей документации. Полученные таким путем обширные фактические сведения ему удалось изложить в основном объективно, без грубых искажений, свойственных работе Маниковского. Но уже 21 октября 1929 г. автор был расстрелян по сфабрикованному делу о заговоре в Главном управлении военной промышленности ВСНХ, где он служил⁹³. Его книга стала практически недоступной и с тех пор никак не использовалась позднейшими исследователями.

В идеологической обстановке конца 1940-1950-х гг. эта проблематика стала приоритетной и догматизированной. С одной стороны, историк мог заявлять, что, описывая неспособность царизма, банков и монополий подготовить вооруженные силы России к войне 1914 г., он раскрывает преимущества советского строя, позволившие одержать победу над гитлеровской Германией. С другой стороны, пропаганда была заинтересована в разработке проблемы «государственно-монополистического капитализма» с его всевластием монополий, наложивших свою руку на государственный аппарат и наживавшихся на гонке вооружений. Данная область исследований рассматривалась партийными инстанциями как изучение предпосылок Октябрьской революции. Чем более значимой показывал историк роль финансового капитала, банков, монополий, тем выше оценивался его вклад в обоснование «закономерности победы социализма». В то же время под прямым воздействием сталинских указаний не поощрялось освещение активной роли государства в капиталистической экономике. Характерна судьба книги А.Л. Сидорова «Экономическое положение России в годы первой мировой войны», представляющей собой докторскую диссертацию (1944 г.). В 1948 г. выпуск ее в Госполитиздате сорвался из-за рецензии, в которой «обращалось внимание автора и издательства» на то, что в монографии «подробно говорится о регулировании военного производства и излишне детально охарактеризована роль царского правительства в проведении военно-экономической мобилизации тыла»⁹⁴. Книга увидела свет 25 лет спустя (М., 1973), уже после смерти автора. А в 1957 г. вместо нее вышла в том же издательстве монография И.В. Маевского⁹⁵, вполне приспособленная к господствовавшей схеме путем подтасовки архивного материала.

В начале 1950-х гг. Сидоров собрал вокруг себя на историческом факультете МГУ, а затем и в Институте истории АН СССР плеяду талантливых и энергичных историков, в большинстве вчерашних фронтовиков. Он привлек их к разработке архивных материалов, ставших снова доступными в условиях «оттепели». О пятитомном проекте Барсукова не вспоминали, но в архивах велась подготовка десятитомного сборника документов «История экономики России в эпоху империализма»⁹⁶, частично доведенная до издания: вышли (не оформленные как серия) том документов по металлургии, два тома по нефтяной индустрии, три тома об экономике накануне и в 1917г. (во всех этих изданиях проблемам военной экономики уделялось значительное внимание), а также том о подводном судостроении⁹⁷. (Позднее появилась фундаментальная публикация журналов Особого совещания по обороне государства за 1915-1918 гг.) Были напечатаны основательные исследования экономического состояния России в годы первой мировой войны, созданные А.Л. Сидоровым, К.Н. Тарновским, П.В. Волобуевым, и военной промышленности в предреволюционные десятилетия (И.Ф. Гиндин, К.Ф. Шацилло, В.И. Бовыкин, М.П. Вяткин).

Результатом было не только освоение массивов источников, накопление данных, но и острое ощущение непригодности утвердившегося подхода к проблеме, порождавшего систематические искажения фактической основы исследований. Кризис наступил в 1961 г.: на научной конференции в Ленинграде и в печати произошла резкая полемика между сторонниками А.Л. Сидорова (И.Ф. Гиндин, К.Н. Тарновский) и А.П. Погребинским и Я.И. Лившиным; Сидоров и Тарновский в историографических статьях выступили с пересмотром схемы. При этом Тарновский проследил историю насаждения ее И.В. Сталиным и, не ограничиваясь спором с Погребинским, заявил об отказе от некоторых заключений собственного исследования о регулировании металлургии во время первой мировой войны⁹⁸. (Вопрос заключался в том, как оценивать факт подключения аппарата монополий к работе артиллерийского ведомства по распределению заказов между частными заводами и контролю за их исполнением и использованием ресурсов: проявлялось ли в этом факте приобщение монополий к управлению государством или, наоборот, государственные органы поставили себе на службу готовый аппарат монополий?) Однако в целом переломить тенденцию не удалось.

Современное состояние литературы по истории российской военной промышленности определяется существованием многих значительных работ, в которых предмет освещен с разных сторон на основании серьезных архивных изысканий. Сохраняют свое значение исследования А.Л. Сидорова «Финансовое положение России в годы первой мировой войны» (М., 1960) и «Экономическое положение России в годы первой мировой войны» (М., 1973), К.Н. Тарновского о черной и цветной металлургии (также за военный период)⁹⁹, М.П. Вяткина «Горнозаводский Урал в 1900-1917 гг.» (Л., 1965), ряд статей В.Н. Ашуркова, В.И. Бовыкина, С.В. Воронковой, И.Ф. Гиндина, В.А. Сухова, Э.Э. Урибес и др. Появились новые диссертационные исследования¹⁰⁰, а также очерк Л.В. Забелина «Пороховая промышленность России до Октябрьской революции» ([Пермь,] 1997).Особенно обстоятельно изучена история морских заводов и программ судостроения. В этой области первостепенная роль принадлежит работам К.Ф. Шацилло, включающим три монографии о военной промышленности и вооруженных силах в целом и специальную работу о флоте и судостроении. Чрезвычайно важные исследования проведены группой петербургских историков флота и морской техники. Ими созданы монографические труды по отдельным сериям строившихся судов; выделяются капитальные работы С.Е. Виноградова «Последние исполины Российского императорского флота. Линейные корабли с 16-дюймовой артиллерией в программах развития флота. 1914-1917 гг.» (СПб., 1999) и «Линейный корабль “Императрица Мария”» (СПб., 2002), а также 5-томная «История отечественного судостроения», 2-й и 3-й тома которой (авторы — соотв. Р.М. Мельников и И.Ф. Цветков) охватывают период 1900-1917 гг. Журнал «Судостроение» и альманах «Гангут» содержат много материалов по истории судостроения.

Выдающаяся роль трудов К.Ф. Шацилло основывается на 40-летнем опыте работы историка с архивными источниками и глубоком теоретическом анализе проблемы, охватывающем ее экономические, технические, стратегические, внешне- и внутриполитические аспекты. Свой метод исследования он определял как системный подход с использованием теории многоукладности. Необходимость именно такого метода была выведена в результате обнаружения качественной неоднородности российской крупной промышленности вообще и существенных различий между частным и государственным военным производством.

Фактически такой подход применялся еще в 1960-е гг. и был характерен для историков «нового направления». Тогда К.Ф. Шацилло, И.Ф. Гиндин, В.В. Адамов, К.Н. Тарновский обращали внимание на яркое своеобразие экономического строя в военной промышленности, в частности на морских заводах и в уральских горнозаводских округах с их нерыночным хозяйством. Порядки в этих секторах экономики уже тогда расценивались как полуфеодальные, государственный феодализм — в отличие от капиталистических частных предприятий. Но в начале 1970-х гг. попытки вынести новую трактовку на научное обсуждение были пресечены; ее сторонники обвинялись в ревизии формационной концепции марксизма-ленинизма.

Возможность заниматься этой проблематикой открылась только через 15 лет, и фундаментальное исследование К.Ф. Шацилло о военной промышленности (1992 г.) представляет собой самый заметный результат. Появившаяся в 1994 г. книга английского историка П. Гэтрела показала, насколько тщательно и объективно исследовали проблему советские специалисты, на труды которых он во многом опирается. Вместе с тем видна разница в освещении взаимоотношений между государством и военной индустрией. Если Шацилло, следуя советской историографической традиции, придавал большое значение раскрытию способов давления предпринимательских кругов на правительственный аппарат, то Гэтрел подчеркивает отсутствие у чиновников склонности к сотрудничеству с частной промышленностью, «ожесточенное и глубоко укоренившееся неприятие частного предпринимательства в правительственных учреждениях. Предвоенное переоснащение вооруженных сил выявило это противоречие. Западная Европа не знала подобных анатагонизмов»¹⁰¹, — пишет он.

Впрочем, именно К.Ф. Шацилло как никто другой ясно показал расхождение интересов и борьбу между правительственными и предпринимательскими структурами в области вооружений. Особенно наглядно эта проблема представлена на примере судостроения. В данной отрасли твердую почву под собой чувствовали только казенные заводы, получавшие работу в первую очередь. Частная же судостроительная промышленность, крайне заинтересованная в выгоднейших казенных заказах, переживала на рубеже ХIХ-ХХ вв. острый кризис, а ее ожидания, связанные с заказами по предвоенным морским программам, обернулись колоссальным просчетом, и ряд созданных в эти годы крупных и технически совершенных предприятий остался без нагрузки, оправдывающей произведенные затраты. Они не могли преодолеть финансовый кризис, тогда как основная работа досталась заводам морского ведомства, а отчасти и заграничным конкурентам, не исключая германские фирмы.

Советская научная литература по данной теме отличается, как правило, широким использованием архивных документов. Это достоинство ее имеет свою оборотную сторону. Самое тяжелое последствие фактических натяжек, допущенных в ряде исследований, заключается в том, что исправить тиражированное в печати, в академических изданиях, искаженное преломление архивных материалов, считающихся «введенными в научный оборот», невозможно без нового изучения тех же документов и, зачастую, без привлечения дополнительных источников. Отсюда и затруднения при использовании данных советской историографии западными исследователями, которые, сознавая ее тенденциозность, все же не отдают себе отчета во всей сложности проблемы и склонны доверять якобы «голым фактам», заимствуемым оттуда.

Излюбленными в советской историографии сюжетами служили «захват» военных заказов горсткой монополистов и «провал робких попыток» того или иного ведомства, правительства в целом предпочесть сооружение новых или расширение старых казенных военных предприятий — созданию частных заводов. Сложилась определенная историографически-источниковедческая закономерность, подтверждаемая экспериментальным путем. Когда в той или иной работе встречаются сведения об успешном навязывании банковско-монополистическими кругами своих интересов правительству, есть все основания ожидать, что сопоставление изложенных обстоятельств дела с источниками покажет недостоверность изображенной картины.

Если, например, Маниковский утверждал в общей форме, не ссылаясь на решение вел. кн. Сергея Михайловича, относящееся к 1906 г. (см. с. 294), что «могущественное влияние» предпринимательских организаций задержало решение вопроса о постройке 3-го казенного патронного завода, то советский историк писал. что данное «предложение ГАУ от 22 декабря 1915 г. ...не получило поддержки в Военном совете»¹⁰². Между тем в программном докладе Маниковского указывалось, что Военный совет дал «разрешение постройки» трижды: 14 января, 17 и 19 марта 1916 г. А.Л. Сидоров хотя и отнесся с доверием к сообщению Маниковского о «могущественном влиянии» монополистов, все же опубликовал источники, из которых следует, что еще в ноябре 1915 г. царское правительство добилось согласия союзников поставить оборудование для нового патронного завода¹⁰³. Симбирский патронный завод оказался одним из наиболее готовых к 1917-1918 гг. объектов программы.

Если в документах предвоенного времени поднимался вопрос о расширении, переоборудовании казенных горных заводов, то исследователь представлял этот факт как «провал попыток царского правительства» расширить свою промышленность: «Как только в буржуазную печать проникали сведения о готовящемся дооборудовании казенных заводов, магнаты капитала требовали от царского правительства отмены этого решения». Само же Министерство торговли и промышленности, ведавшее горными заводами, якобы «по указке Путиловых, Вышнеградских выступило против принятия программы расширения казенных заводов, и это мероприятие было сорвано»¹⁰⁴.

Проверка фактических данных литературы по источникам позволяет обнаружить тенденциозные искажения; в противном случае ошибки одного автора воспроизводятся в работах другого. Л.Г. Бескровный указывал в статье, опубликованной в 1977 г., что ГАУ «неоднократно обращалось со специальными докладами о недопустимости создавшегося положения на заводах и требовало ассигнований на модернизацию существующих предприятий» и даже «сооружения четвертого оружейного завода с производительностью в 125 тыс. винтовок в год», «но получило отказ не только от Министерства финансов, но и от Военного совета», который «все время урезал ассигнования» на производство винтовок в 1910-1913 гг., и от военного министра¹⁰⁵. Эти данные приводились со ссылкой на архивное дело¹⁰⁶, которая, однако, — после проверки ее Л.Я. Сает при подготовке посмертно изданной книги — была в соответствующем месте опущена¹⁰⁷. Со ссылкой на материалы следствия по делу Сухомлинова Бескровный указывал, что в 1912 г. представленный военному министру доклад ГАУ о 4-м оружейном заводе отклонил Сухомлинов¹⁰⁸. Но и в данном случае ссылка на РГВИА устранена после проверки¹⁰⁹; другой же автор, положившись на сведения о 4-м оружейном заводе в указанной статье, воспроизвел недостоверный факт¹¹⁰.

От ошибок в ссылках на архивные документы не застрахован никто, но нигде они не ложатся так «кучно», как в вопросе о взаимоотношениях государства и военной промышленности. В монографии И.В. Маевского был поставлен своеобразный рекорд. Не довольствуясь шаблонным отрицанием каких-либо результатов деятельности правительства по развертыванию казенной военной промышленности, он в подтверждение сослался на судьбы отдельных запроектированных и якобы «проваленных» объектов программы 1916 г. О проекте завода взрывателей, строившегося в 1916-1918 гг. в Воронеже¹¹¹, он судил по имеющейся в делах Особого совещания по обороне копии представления Военного министерства в Думу. Этого документа оказалось достаточно для вывода, что законопроект Думой «не был по существу принят к рассмотрению»¹¹². Точно так же в случае с заводом оптических приборов: наткнуться в архивном деле на представление ГАУ о постройке этого завода в г. Изюме (Харьковская губ.) оказалось достаточно, для того чтобы заявить, что «строительство завода не было начато»¹¹³. В действительности же на заседании 8 июля 1916 г. Совет министров предписал военному ведомству заняться подготовкой проекта (инициатива исходила от морского министра), царь утвердил этот журнал и временный штат завода; в советское время он именовался Изюмским приборостроительным заводом им. Дзержинского¹¹⁴. Строительству алюминиевого завода якобы помешало Министерство финансов, которое «отказало в выделении ассигнований», а Совет министров «не удосужился» рассмотреть проект этого завода¹¹⁵. На самом же деле министр финансов сообщил Военному министерству, что «не встречает со своей стороны препятствий» по данному законопроекту¹¹⁶, а Совет министров рассматривал данный вопрос дважды (22 июля, 16 ноября 1916 г.), признал дело «исключительно срочным» и дал средства на строительство¹¹⁷. Утверждая противоположное, Маевский ссылался на несуществующий источник: в указанном им архивном деле (РГВИА. Ф. 369. Оп. 3. Д. 79) нет 31-го листа, в нем всего лишь 20 листов. Основываясь лишь на собственных домыслах, автор утверждал, что и в целом программа была сорвана, и вообще, «тормозя, а где можно, и срывая строительство важных в хозяйственном и военном отношениях промышленных объектов, представители государственной власти в то же время не прочь были поболтать о решающем значении промышленности в условиях современной войны, особенно тех ее отраслей, которые заняты обслуживанием потребностей войны»¹¹⁸.

Тот же автор исхитрился истолковать в указанном смысле и столь «неподходящий», казалось бы, факт, как изъятие Путиловского завода в управление ГАУ (секвестр). По его утверждению, делалось это опять-таки в интересах монополистов: «Беря подобные предприятия, вместе с их дебиторской задолженностью, на свое (временное) попечение и вкладывая на их расширение дополнительные капиталы, государственная казна не только спасала эти предприятия от краха (что было, например, с Путиловским заводом), но и возвращала их своим владельцам с активным балансом»¹¹⁹.

Приведенные примеры недостоверных фактов, получивших хождение в научной литературе, говорят о необходимости для исследователей во избежание дальнейшего нагромождения ложных сведений пользоваться конкретными данными из предшествующей литературы только на основе сопоставления их с документами.

Военная промышленность России в начале XX века (1900-1917 гг.).

М., 2004. Т. I. Серия «История создания и развития оборонно-промышленного комплекса России и СССР. 1900-1963».

---

¹ GATRELL Р. Government, Industry and Rearmament in Russia, 1900-1914. The Last Argument of Tsarism. Cambridge University press, 1994. P. 5-6. См. также: КРАВЧЕНКО Г.С. Экономика СССР в годы Великой Отечественной войны. М., 1970. С. 17.
² Цит. но: СВЯТЛОВСКИЙ Е. Экономика войны. М., 1926. С. 303-304.
³ КРАВЧЕНКО Г.С. Указ. соч. С. 17.
⁴ РГИА. Ф. 23.011. 27. Д. 218. Л. 8об.
⁵ ФАБРИЧНЫЙ И. Кагорга в мировой войне // Каторга и ссылка. 1927. №30. С. 73-75. Каторжники работали на кирпичных заводах, добывали уголь, в тюремных мастерских по заказам военного ведомства арестанты собирали ручные гранаты, патроны образца 1883 г., изготовляли одноконные и парные двуколки и повозки, шили сапоги, а также торбы и мешки для овса, изготовляли оглобли для саней, веревки (КОЛОСОК С.В. Труд арестантов Иркутской губернии в годы первой мировой войны // Иркутский историко-экономический ежегодник. 2002. Иркутск, 2002. С. 93-95).
⁶ РГВИА. Ф. I. Оп. 1. Д. 68679. Л. 1,30-44.
⁷ По заказам военного и морского ведомств заведения кустарного типа производили шанцевый и хирургический инструмент, медные изделия и цепи для морских судов, сапоги и полушубки, перчатки, кальсоны, рейтузы, фуфайки, рогожи и веревки, серу и канифоль (ТАРНОВСКИЙ К.Н. Мелкая промышленность дореволюционной России. М., 1995. С. 84, 118, 119, 135, 148-150, 155-164, 218, 220-226, 240-248,262-266).
⁸ РГВИА.Ф. I.Oп. 1. Д. 72955. Л. 204.
⁹ Из сводки, вследствие малоудачного способа ее составления, не видно, в какой мере учтена подневольная рабочая сила прикомандированных к заводам солдат.
¹⁰ Считая вместе с 32 тыс. рабочих еще до 15 тыс. окрестных «реквизированных» крестьян, работавших «на принудительных работах в двух лесничествах заводов по рубке дров и заготовке строевого леса», его перевозке, численность работников Ижевского завода достигла к 1917 г. 47 тыс. человек. Прикомандированных солдат на Ижевском заводе в 1916 г. числилось 7844 человека (РГВИА. Ф. 29. Оп. 3. Д. 980. Л. 48; ФЕЛЬДМАН М.А. Рабочие крупной промышленности Урала в 1914-1941 гг. Екатеринбург, 2001. С. 88).
¹¹ GATRELL Р. Government, Industry and Rearmament. P. 62-63.
¹² ГАРФ. Ф. 555. Oп. 1. Д. 153. Л. 8 и об.
¹³ ЛЕВИТСКИЙ А. К вопросу об убыточности казенных горных заводов на Урале. Кушва, 1910. Вып. 1.С. 10-11.
¹⁴ ВПР. Т. 1. С. 606.
¹⁵ ЕРОПКИН А. По поводу 200-миллионного займа // Голос Москвы. 6.VI.1908.
¹⁶ См.: ХАРУСЬ О.А. Либерализм в Сибири начала XX века. Томск, 1996. С. 174.
¹⁷ МЕНЬШИКОВ М. Письма к ближним // Новое время. 4.IХ.1905; 16.IX.1912. В более полном виде его рассуждения не лишены интереса: «Миллиард, вложенный в мелиорацию земли, в орошение ее... в ремесленное образование, в санитарное оздоровление народа (одна чудовищная детская смертность чего стоит!), — даже один миллиард, честно вложенный, не разворованный по дороге, — мог бы сдвинуть нас с мели... Выколачиваем подати, продавая последний самовар у мужика. Но мало того: мы сознательно обкрадываем самую душу народную, соблазняя мужика водкой, втягивая его в ужасную болезнь — алкоголизм... Пусть несчастные вырождаются и вымирают— нам непременно нужно вогнать в среднюю “душу населения” двенадцать бутылок водки в год, иначе нечем содержать армию и флот даже в теперешнем “неготовом” виде... Это непрерывное кровопускание [в мирное время] не самой крови, а тех сил, которые вырабатывают кровь» (Новое время. 16.11.1912).
¹⁸ КОТЛЯРЕВСКИЙ С.А. Флотский вопрос и внешняя политика // Вестник народной свободы. 1908. № 3. С. 81. «Ведь подъем умственного развития и материального благосостояния народа, — добавлял военный обозреватель “Нового времени”, — так же необходим для усиления военной мощи государства», а между тем «средний бюджет русского обывателя в 3-4 раза меньше, чем германца или француза» (Новое время. 20.VII.1908).
¹⁹ См.: ЧЕРНУХА В.Г. Деятельность Политико-экономического комитета Русского географического общества // Вспомогательные исторические дисциплины. Л., 1990. Т. 21. С. 80.
²⁰ ХОДСКИЙ Л.В. Государственное хозяйство. Курс финансовой науки. СПб., 1907. Вып. 1.С. 17-20,43.
²¹ СОЛОВЬЕВ В.С. Социальный вопрос в Европе // СОЛОВЬЕВ В.С. Соч. в 2-хт. М., 1989. Т. 2. С. 445-446; см. также: В[ОРОНЦОВ] В.[П.] Судьбы капитализма в России. СПб., 1882. С. 65-67; О нефтяной регалии // Новое время. 28.ХII.1907.
²² ВПР. Т. 1.С. 171, 178-179,635.
²³ СУББОТИН Ю.Ф. Военная промышленность России во второй половине XIX — начале XX в. (1868-1914 гг.). Автореферат канд. дисс. Л., 1975. С. 13; СИДОРОВ А.Л. Экономическое положение России в годы первой мировой войны. М., 1973. С. 9-10.
²⁴ По тому же поводу критиковал своего предшественника в должности военного министра Редигер: «Военный совет вновь меня поддержал, но его громы были бессильны без соответствующего нажима со стороны военного министра, а Сахаров не выходил здесь из роли пассивного зрителя» (РЕДИГЕР А.Ф. История моей жизни. М., 1999. Т. 1. С. 398).
²⁵ МАНИКОВСКИЙ А.А. Боевое снабжение русской армии. М., 1923. Ч. 3. С. 15, 17-20.
²⁶ РГВИА. Ф. 970. Оп. 7. Д. 2037. Л. 4 и об.
²⁷ САКСОНОВ О.В. Военные реформы 1905-1912 годов в России и их влияние на военное искусство. Автореф. канд. дис. М., 1994. С. 18, 22.
²⁸ ЮРИИ М.Ф. IX съезд представителей промышленности и торговли и образование Центрального военно-промышленного комитета // Государственные учреждения и общественные организации СССР. М„ 1989. С. 142.
²⁹ ВПР. Т. 1. С. 179-154, 193-199, 209-211.
³⁰ РГВИА. Ф. 400. Оп. 6. Д. 564. Л. 93, 96об.-97. Журнал заседаний Мобилизационного комитета, 8 и 11.IV.1905.
³¹ Там же. Л. 97; ф. 962. Оп. 2. Д. 140. Л. 12-13; ГАРФ. Ф. 1467. Oп. 1. Д. 740. Л. 2. Резолюция Сахарова, 10.VI.I905. Через неделю (17 июня) Мобилизационный комитет опять обратился к решениям Военного совета 1904 г., рассматривая вопрос о запасах винтовок и патронов и о производительности оружейных и патронных заводов (РГВИА. Ф. 2000. On. 1. Д. 77. Л. 10-14).
³² ВПР. Т. 1. С. 202-205, 224.
³³ Там же. С. 245-246; РГВИА. Ф. 504. Оп. 8. Д. 2376. Л. 153, 4, 3. В этом документе — редкий случай! — комиссия названа так. что ясна ее действительная задача, тогда как обычно в переписке она именовалась диаметрально противоположно по смыслу (зато буквально повторялся текст повеления о ее создании); Комиссия для изучения зависимости государственной обороны от русской промышленности.
³⁴ РГВИА. Ф. 1. Oп. 1. Д. 67029. Л. 27-32, 34-46.
³⁵ КОЗЕНКО Б.Д. Отечественная историография первой мировой войны // Новая и новейшая история. 2001. № 3. С. 11, 18.
³⁶ РГВИА. Ф. 1. Oп. 1. Д. 72220. Ч. 1. Л. 461, 462 об.
³⁷ ОЖСМ 1909. С. 86. ОЖСМ З.III.1909.
³⁸ Цит. по: СИДОРОВ А.Л. Финансовое положение России в годы первой мировой войны. С. 33. См. также: БОХАНОВ А.Н. Вопрос о подоходном налоге в России и крупная буржуазия // Исторические записки. М., 1986. Т. 114. С. 299.
³⁹ ОЖСМ 1909. С. 227-228. ОЖСМ 9.VI.1909. «Рассмотрен» царем 31 июля 1909 г.
⁴⁰ Там же. С. 84. ОЖСМ 3.III.1909.
⁴¹ РГВИА. Ф. 2000. Oп. 1. Д. 202. Л. 2, 27 и об. Доклад «О преобразовании пехоты, артиллерии и инженерных войск», 14.III.1910.
⁴² Там же. Л. 41 об.
⁴³ Там же. Ф. 962. Оп. 2. Д. 37. Л. 148об.—149.
⁴⁴ Там же. Ф. 1. Oп. 1. Д. 74544. Л. 7.
⁴⁵ Там же. Ф. 504. Оп. 5. Д. 87. Л. 46 и об. Циркуляр Столыпина, З.Х.1908.
⁴⁶ Там же. Ф. 1. Oп. 1. Д. 72221. Ч. 3. Л. 337-339.
⁴⁷ Там же. Д. 74544. Л. 1-7об. Представление Военного министерства в Государственную думу «Об отпуске на 1911г. средств на пополнение запасов и материальной части артиллерии и на усовершенствование обороны государства», 28.Х.1910; ВПР. Т. 1. С. 639-640.
⁴⁸ Там же. Ф. 962. Оп. 2. Д. 47. Л. 232об.-234. Показания А.А. Поливанова, 30.IV,— 3.V.1916.
⁴⁹ ВПР. Т.I.С. 385-387.
⁵⁰ ДЯКИН В.С. Деньги для сельского хозяйства. 1892-1914 гг. СПб., 1997. С. 257-258. 260-261. По-свосму здраво рассуждал думский умеренно-правый деятель, осуждая Столыпина и Кривошеина: «Вместо рекламных поездок но 1уберниям, для ускорения проведения реформы, было бы гораздо полезнее добиться ассигнования больших сумм на проведение реформы в жизнь. А деньги ведь тогда были в избытке, а если бы даже не были, что было неправда, то на такое, первейшей важности государственное дело, нужные деньги должны были бы найтись» (ОЗНОБИШИН А.А. Воспоминания члена IV Государственной думы. Париж, 1927. С. 194).
⁵¹ АНАНЬИЧ Б.В. Россия и международный капитал. Л., 1970. С. 266; Исторический архив. 1962. № 2. С. 146.
⁵² ШАЦИЛЛО К.Ф. Государство и монополии. С. 256, 122.
⁵³ Торгово-промышленная газета. 3.V.1914.
⁵⁴ БЕСКРОВНЫЙ Л.Г. Производство вооружения и боеприпасов для армии в России в период империализма // Исторические записки. М., 1977. Т. 99. С. 102; ЕГО ЖЕ. Армия и флот России в начале XX в. М., 1986. С. 84.
⁵⁵ ШАЦИЛЛО К.Ф. Государство и монополии. С. 25.
⁵⁶ Там же. С. 14.
⁵⁷ По данным Министерства финансов, на сооружение КВЖД в 1896-1903 гг. казна истратила 364 млн руб. (ГИНДИН И.Ф. Государство и экономика в годы управления С.Ю. Витте И Вопросы истории. 2007. № 3. С. 106). Куропаткин в «весьма секретной» записке 1910 г. указывал, что «создание на Дальнем Востоке сильной эскадры обошлось св. 800 млн руб.», а не 100 (РГВИА. Ф. 2000. Oп. 1. Д. 203. Л. 3).
⁵⁸ РГИА. Ф. 1622. On. 1. Д. 269. Л. 89об.-90. Всеподданнейший доклад военного министра в 1900 году, 14.111.1900. Писарская копия с пометками С.Ю. Витте в его архиве.
Сам Куропаткин, «оценив все невыгоды» Порт-Артура как крепости, в октябре 1903 г. «предлагал, в целях главным образом избежать войны с Японией, возвратить Порт-Артур китайцам, продать им г. Дальний и южную ветвь Китайской железной дороги за 250 млн. руб.» (Дело о сдаче Порт-Артура // Новое время. 6.XII.1907; РГВИА. Ф. 165. Oп. 1. Д. 2117).
⁵⁹ РГВИА. Ф. 1. Oп. 1. Д. 60090. Л. 1-2. Витте — Куропаткину, 20.VI. 1900.
⁶⁰ Там же. Д. 57403.Л. 114. Куропаткин — Витте, 18.VIII.1900.
⁶¹ Там же. Д. 60096. Л. 98; д. 60113. Л. 117. Объяснения ГАУ по замечаниям Государственного контроля и Министерства финансов на смету 1901 года, 26.XI.1900; ШАЦИЛЛО К.Ф. Государство и монополии. С. 118.
⁶² Воспоминания М.М. Ковалевского // История СССР. 1969. № 5. С. 98.
⁶³ HERRMANN D.G. The Arming of Europe and Making of the First World War. Princeton (N. J.), 1996. P. 190, 228-229; MCNEILL W.H. The Pursuit of Power. Chicago, 1982. P. 288, 304. Характерно недоверие русских наблюдателей к намерениям французского правительства ввести новый подоходный налог: «Довольно мудрено допустить, чтобы это министерство серьезно захотело провести закон о подоходном налоге: большая половина его состоит из очень богатых людей... Всяко бывает, конечно. Но все-таки трудно поверить, чтобы люди захотели сами себя высечь» (Парижская хроника // Новое время. 25.11.1911).
⁶⁴ МЕНЬШИКОВ М. С миру по нитке // Новое время. 1.V1I1.1909. Современные «специальные исследования» не слишком продвинулись в изучении этого вопроса: «не было обнаружено перелива средств через бюджет из аграрного в индустриальный сектор»; «тезис о крестьянском налогообложении как источнике средств для индустриализации также не получил подтверждения» (ПЕТРОВ Ю.А. Государство и экономический рост в дореволюционной России (конец XIX — начало XX в.) // Россия в условиях трансформаций. М.. 2002. Вып. 25. С, 58; КОРЕЛИН А.П. Ключевые проблемы социально-экономической истории пореформенной России // Индустриальное наследие. Сб. материалов. Саранск, 2005. С. 66. Ср.: ЕГО ЖЕ. [Выступление по цит. докладу Ю.А. Петрова] И Россия в условиях трансформаций. Вып. 25. С. 66).
⁶⁵ Исторический архив. 1962. №2. С. 148. Представление Совета министров в Думу «О единовременных расходах в течение ближайшего десятилетия на нужды государственной обороны и об источниках для покрытия сих расходов», 25.111.1910.
⁶⁶ СТОЛЫПИН П.А. Поли. собр. речей в Государственной думе и Государственном совете. М., 1991. С. 167.
⁶⁷ ДЯКИН В.С. Деньги для сельского хозяйства. С. 193; ЕГО ЖЕ. Из истории экономической политики царизма в 1907-1914 гг. С. 30—31; БЕЛЯЕВ С.Г. П.Л. Барк и финансовая политика. С. 197.
⁶⁸ ВОГК за 1899 г. СПб., 1900. С. 24 (15.V.1900).
⁶⁹ ВАСИЛЬЕВ Аф. «Миру — Народу» — мой отчет за прожитое время. Сб. ст., докладов. Петроград, 1908. С. 846, 847, 849,863-864. См. также: АНТОНОВ Н.Р. Русские светские богословы и их религиозно-общественное миросозерцание. СПб., 1912. Т. 1. С. 347-348, 362-363, 383.
⁷⁰ ВПР. Т. 1. С. 73, 78, 142-155. В июне 1905 г., пытаясь отвести от себя и возглавляемой им комиссии обвинения в печати за бездеятельность, послужившую одной из причин разгрома на Дальнем Востоке, Васильев уверял, что «Комиссия представила свои соображения о мерах, необходимых для упорядочения этого дела; но работа ее до Комитета министров, куда она имеет быть направлена, еще не дошла» (ВАСИЛЬЕВ Аф. Указ. соч. С. 768).
⁷¹ РГВИА. Ф. 400. Оп. 6. Д. 845. Л. 282об. План наиболее неотложных мероприятий но ГАУ, 29.XI. 1906; ф. 1.Оп. 1.Д. 70279. Л. 154; д. 70280. Л. 234об., 235,240. Объяснения к плану мероприятий, намечаемых к осуществлению в пятилетие 1909-1913 гг., декабрь 1907 г. Впрочем, ГАУ еще намечало устроить на Петербургском патронном заводе мастерскую электролитической меди (там же. Д. 72221. Ч. 1. Л. 134об.—136).
⁷² Там же. Ф. 962. Оп. 2. Д. 24. Л. 258-260. Показания Смысловского Верховной следственной комиссии, 31.XII. 1915. Этому заседанию предшествовало «секретное совещание» с участием Коковцева, видимо, у Николая II в Царском Селе 11 марта.
⁷³ Там же. Д. 36. Л. 135 и об. Показания быв. заведующего оружейно-патронным отделением ГАУ полк. Н.П. Басова, 31.VIII.1915; ф. 1. Oп. 1. Д. 77772. Л. 183-187. 234-236об., 295297, 303-305. Представления ГАУ в Военный совет от 16.VII-17.IX.1913.
⁷⁴ «О расходе на расширение заводов генерал Беляев не мог спокойно говорить, — писал Смысловский, — возмущаясь тем, что он не входил в его первоначальные исчисления» (там же. Ф. 962. Оп. 2. Д. 24. Л. 259).
⁷⁵ Там же. Д. 146. Л. 105-106. Показания 28.VIII.1917.
⁷⁶ Ошибка эта не была случайной, она отражала общий характер подготовки к войне: по оценке А.М. Зайончковского, «центр тяжести всей подготовки был перенесен на развитие численной силы армии, а не на вопросы ее снабжения всем необходимым» (ЗАЙОНЧКОВСКИЙ А.М. Мировая война. М.; Л., 1929. С. 378). Смещение «центра тяжести» соответствовало характеру обязательств перед Францией.
⁷⁷ РГВИА. Ф. 1. Oп. 1. Д. 77923. Л. 42-43об., 37; ф. 2000. Оп. 2. Д. 1408. Л. 118-119.
⁷⁸ СТРУВЕ П.Б. Общее политическое положение // Русская мысль. 1909. Кн.II. С. 155; ЕГО ЖЕ. Современное международное положение под историческим углом зрения // Там же. Кн. 2. С. 197-198; ЕГО ЖЕ. Два национализма // Там же. 1910. Кн. 6. С. 170.
⁷⁹ РГВИА. Ф. 962. Оп. 2. Д. 140. Л. 131132. Показания Басова, около 10.1Х.1916.
⁸⁰ Там же. Ф. 400. Оп. 21. Д. 4150. Л. 2об. Докладная записка по вопросу о создании в России отечественной химической и красочной промышленности, представленная военному министру Временной комиссией по организации «Российского общества химической промышленности 1914 года» (19.1.1915). Комиссия была учреждена «группой фабрикантов, объединяющей владельцев 60 мануфактурных предприятий Московского промышленного района».
⁸¹ МАНИКОВСКИЙ А.А. Указ. соч. Ч. 3. С. 149-150. Так выразился Смысловский на заседании Военного совета 14 августа 1914 г. (РГВИА. Ф. 962. Оп. 2. Д. 137. Л. 119. Записка Смысловского «О довольствии действующей армии в текущую войну боевыми припасами», 18.1.1917).
⁸² Там же. Ф. 2000. Оп. 2. Д. 2284. Л. 92.
⁸³ Там же. Ф. 29. Оп. 3. Д. 720. Л. 298; СИДОРОВ А.Л. Экономическое положение... С. 22.
⁸⁴ Там же. Ф. 1. Оп. 1.Д. 78771. Л. 13.
⁸⁵ Там же. Ф. 29. Оп. 3. Д. 722. Л. 64. Цитируемое обоснование дословно воспроизведено в легенде к соответствующему объекту «программы Маниковского» (ГАРФ. Ф. 601. Oп. 1. Д. 549. Л. 378об.).
⁸⁶ РГВИА. Ф. 29. Оп. 3. Д. 5413. Л. 186 и об. Объяснения Военного министерства по соображениям Министерства финансов, середина 1916 г.
⁸⁷ Цит. по: БАБИЧЕВ Д.С. К вопросу о финансовых отношениях царской России с Англией во время мировой империалистической войны 1914-1917 гг. // Ученые записки Ростовского-на-Дону гос. университета. 1958. Т. 63. Вып. 3. С. 148-149; ГАРФ. Ф. 1467. Oп. 1. Д. 609. Л. 15, 17об.-18.
⁸⁸ Совет министров Российской империи в годы первой мировой войны. Бумаги А.Н. Яхонтова. СПб., 1999. С. 349 (запись задним числом, сделанная 26 июля 1916 г.). Так же представлялась перспектива отношений с союзниками Министерству иностранных дел. См.: Константинополь и проливы. М., 1926. Т. 2. С. 387 (Всеподданнейшая записка Н.Н. Покровского, 21.11.1917).
⁸⁹ ВНР. Т. 1. С. 596-597, 601. Один из вождей черносотенцев, Н.Н. Тиханович-Савицкий, в ноябре 1916 г. предлагал Временному совету монархических съездов принять резолюцию, содержавшую особый пункт: «Немедленно приступить к спешному сооружению заводов, которые ко времени мирных переговоров вполне обеспечили бы русскую армию... всем военным снаряжением и поставили бы ее в полную независимость от союзников» (Правые партии. Документы и материалы. М., 1998. Т. 2. С. 582).
⁹⁰ Вопросы истории. 2000. № 4-5. С. 14.
⁹¹ МАНИКОВСКИЙ А.А. Боевое снабжение русской армии в мировую войну. М.; Л., 1930. Т. I.С. 9.
⁹² См. текст его: http:// webfile.ru/1355493.
⁹³ См.: ТИНЧЕНКО Я.Ю. Голгофа русского офицерства. М., 2000. С. 105.
⁹⁴ См.: ТАРНОВСКИЙ К.Н. Путь ученого // Исторические записки. М., 1967. Т. 80. С. 227-228. По сведениям К.Н. Тарновского, близко знавшего обстоятельства этого случая, бдительным рецензентом был А.П. Погребинский, тогда как другой рецензент, П.И. Лященко, дал вполне положительное заключение.
⁹⁵ МАЕВСКИЙ И.В. Экономика русской промышленности в условиях первой мировой войны. М., 1957.
⁹⁶ См.: ПРОКОПЕНКО Н.Р. Некоторые вопросы работы советских архивов в предстоящем семилетии // История СССР. 1959. № 4. С. 29-30.
⁹⁷ Экономическое положение России накануне Великой Октябрьской социалистической революции. Март-октябрь 1917 г. М.; Л., 1957. Ч. 1-2; Документы по истории монополистаческого капитализма в России. М„ 1959; Монополии в металлургической промышленности России. 1900-1917. М.; Л., 1963; МКНП. 1883-1914. М.; Л., 1961; тоже. 1914-1917. Л., 1973; Подводное кораблестроение в России. 1900-1917. Л., 1965.
⁹⁸ ТАРНОВСКИЙ К.Н. Проблема российского государственно-монополистического капитализма периода первой мировой войны в советской историографии // Вопросы истории. 1961. №7. С. 49 (пересмотр выводов книги: ТАРНОВСКИЙ К.Н. Формирование государственно-монополистического капитализма в России в годы первой мировой войны. М., 1958); СИДОРОВ А.Л. Некоторые проблемы развития российского капитализма в советской исторической науке И Вопросы истории. 1961. № 12.
⁹⁹ ТАРНОВСКИЙ К.Н. Формирование государственно-монополистического капитализма.
¹⁰⁰ БУЛАТОВ В.В. Иностранный предпринимательский капитал в военной промышленности России. «Группа Виккерс» и Русское акционерное общество артиллерийских заводов (1912-1918 гг.). Волгоград, 2000; ОШАРИН А.В. Частная оборонная индустрия России. 18901904 гг. Перспективы отраслевого развития и размещение. СПб., 2002; СУББОТИН Ю.Ф. Военная промышленность России во второй половине XIX— начале XX в., 1868-1914 гг. М., 1975; ЧУГРЕЕВ Н.Н. Государственная военная промышленность России в 1865-1917 гг. На примере Мотовилихинского завода. М., 1997; ШУМКИН Г.Н. Военное производство на Урале в конце XIX — начале XX в. (1891 — июль 1914 г.). Екатеринбург. 2002. Имеются также диссертации: КОШУРО И.Л. Военная промышленность России накануне и в период русско-японской войны 1904-1905 гг. Л., 1953; МИФТИЕВ Г.А. Артиллерийская промышленность России в период первой мировой войны. Л., 1953; GOLDSTEIN Е. Military Aspects of Russian Industrialization: The Defense Industries, 1890-1917. Case Western Reserve University, 1971.
¹⁰¹ GATRELL Р. Government, Industry and Rearmament. P. 290.
¹⁰² КОРОЛЕВ А.А. Государственно-монополистический капитализм в частной патронной промышленности России в годы первой мировой войны И Ученые записки Кафедры истории КПСС Тульского гос. пед. института. Тула, 1970. Вып. 2. С. 111.
¹⁰³ СИДОРОВ А.Л. Экономическое положение... С. 142, 3 04, 306, 435-436; Исторические записки. М., 1945. Т. 15. С. 160-161; 1955. Т. 54. С. 165; Исторический архив. 1949. Т. 4. См. также: NEILSON К. Strategy and Supply. The Anglo-Russian Allliance, 1914-17. London, 1984. P. 132.
¹⁰⁴ ПОГРЕБИНСКИЙ А.П. Государственно-монополистический капитализм. С. 60-61 (имеется также изд.: Уфа, 2002); ЕГО ЖЕ. Государственные финансы царской России в эпоху империализма. М., 1968. С. 95-97 (имеется также изд.: ПОГРЕБИНСКИЙ А.П. Очерк истории финансов дореволюционной России (XIX-XX вв.). Волгоград, 2000). Критику этого искажения см.: ТАРНОВСКИЙ К.Н. Проблема российского государственно-монополистического капитализма. С. 50.
¹⁰⁵ БЕСКРОВНЫЙ Л.Г. Производство вооружения и боеприпасов. С. 91-92, 136.
¹⁰⁶ РГВИА. Ф. 516. Оп. 2. Д. 1.
¹⁰⁷ БЕСКРОВНЫЙ Л.Г. Армия и флот России. С. 74-75, 4.
¹⁰⁸ Исторические записки. Т. 99. С. 92.
¹⁰⁹ БЕСКРОВНЫЙ Л.Г. Армия и флот России. С. 75. Правда, осталась недостоверная ссылка на книгу Барсукова.
¹¹⁰ СТРУКН.К. Производство стрелкового оружия и боеприпасов в России в 1906— 1914 гг. И Промышленное развитие Сибири в XIX — начале XX в. Иркутск, 1989. С. 87.
¹¹¹ РГВИА. Ф. 505. Oп. 1. Д. 83, 85-91; МИХАЙЛОВ В.С. Очерки. С. 124.
¹¹² МАЕВСКИЙ И.В. Указ. соч. 2-е изд. М., 2003. С. 57. Ср.: ВПР. Т. 1. С. 608-610.
¹¹³ МАЕВСКИЙ И.В. Указ. соч. С. 58.
¹¹⁴ РГВИА. Ф. 2011. Oп. 1. Д. 16. Л. 222-223об.; Приказ начальника ГАУ от 8.11.1917 об утвержденном царем 29 января положении Военною совета от 19 января (временные штаты) (Военный отдел РГБ); МИХАЙЛОВ В.С. Указ. соч. С. 135.
¹¹⁵ МАЕВСКИЙ И.В. Указ. соч. С. 141.
¹¹⁶ РГВИА. Ф. 29. Оп. З.Д. 2154. Л. 13.
¹¹⁷ КУРДЮМОВ И.В. К вопросам создания в России алюминиевого производства // Труды Института прикладной минералогии и петрографии. 1923. Вып. 6. С. 6, 19; История металлургии легких сплавов в СССР. 1917-1945. М., 1983. С. 39; РГВИА. Ф. 369. Оп. 3. Д. 79. Л. 20; он. 1. Д. 39. Л. 313; ф. 2011. Оп. ГД. 16. Л. 220 (ОЖСМ); ф. 29. Оп. З.Д. 2154. Л. 4-5; ГАРФ. Ф. 601. On. 1. Д. 549. Л. 336, 383 (доклад ГАУ от20.Х.1916.).
¹¹⁸ МАЕВСКИЙ И.В. Указ. соч. С. 57-58, 65-68 и др. За советской литературой пошли и введенные ею в заблуждение зарубежные авторы (PORTAL R. The Industrialization of Russia // The Cambridge Economic History of Europe. London, 1965. Vol. 6. Pt. 2. P. 864; HAUMANN H. Staatsintervention und Monopole im Zarenreich— ein Beispiel fur Organisierten Kapitalismus? // Geschichte und Gesellschaft. 5 (1979). Heft 3. S. 347).
¹¹⁹ МАЕВСКИЙ И.В. Экономика русской промышленности в условиях первой мировой войны. Автореф. дисс. докт. экон. наук. М., 1955. С. II. Ср. аналогичное истолкование секвестра завода быв. Беккер и К°: НЕТЕСИН Ю.Н. Эвакуация промышленности Латвии в первую мировую войну // Проблемы истории. Рига, 1962. [Вып.] 6. С. 62.

<< Назад   Вперёд>>