А.И. Комиссаренко. Вятские крестьяне в социальных движениях в середине и второй половине XVIII века
Современный научный подход к исследованию социальных движений и конфликтов предполагает учет не только экономических фактов, но, в первую очередь, требует всестороннего охвата всего круга общественных явлений, влиявших на формирование ментальности их участников и политико-идеологических установок, которыми они руководствовались. При этом надо иметь в виду окружавшую их макро- и микросреду, учитывать ее воздействие на конкретный ход таких выступления, которые в значительной степени зависели также от характера центральной власти и политики ее исполнительных органов на местах. Применительно к XVIII веку это означает, что следует видеть, как в процессе модернизации страны и ее приспособления к общемировым цивилизационным параметрам складывался абсолютистский режим, при котором его этатистский пресс испытывали все политико-социальные структуры общества, в том числе, конечно, и церковь с ее духовно-корпоративными институтами (монастырями, архиерейскими домами).
Использованные нами документальные источники из фондов Россййского государственного архива древних акгов (Вятской провинциальной канцелярии, следственных комиссий Уварова, Львова, Полянского, Правительствующего Сената, Хлыновской таможни, Вятской крепостной конторы) позволили исследовать истоки, ход и последствия широких по территориальному и хронологическому охвату социальных выступлений населения церковных владений в Вятском крае в эпоху окончательного утверждениия в стране абсолютистского правления.
До проведения секуляризационной реформы в 1764 г. церковные владения на Вятке были представлены вотчинами Вятского Успенского Трифонова, Котельнического Предтеческого, Чепецкого Воздвиженского, Истобенского Троицкого и ряда других монастырей и Вятского архиерейского дома; ведущее место среди духовных владельцев принадлежало основанному в 1580 г. в г. Хлынове Вятскому Успенскому Трифонову монастырю. По данным первой ревизии (20-е годы XVIII века) за ними было записано 25636 душ м.п. крестьян (5264 двора). Ежегодно с них в пользу брагии собиралось 1299 руб., крестьяне обязаны были обрабатывать 4206 четвертей пашни, ставить 10385 копен сена. В собственности монастыря находилось 18 колесных (водяных) мельниц7. Другие 28 вятских монастырей не могли равняться по своему богатству с Успенским. Из них можно отметить Верхочепецкий Воздвиженский, владевший в 1722 г. 1612 душами м.п. и засевавший более 300 четвертей пашни, Слободской Богоявленский с 1010 душами м.п. и 250 четвертями пашни. В целом все монастыри края в 1722 г. имели 35113 душ м.п., 8349 четвертей пашни, 33783 копны сена, 71 мельницу, 22273 руб. денежного дохода8.
Основной массив владений Вятского архиерейского дома (Вятская и Великопермская епархия учреждена в 1658 г.) лежал в центре Вятской провинции - вокруг г. Хлынова. Первая ревизия (1722-1727 гг.) закрепила за этим духовным владельцем 12134 души м.п., 6357 копен сена, 8 мельниц и 2423 руб. денежного дохода9. К середине XVIII века вторая ревизия (1744-1745 гг.) зафиксировала за церковными владельцами 34459 душ м.п. из общего количества 145453 души м.п. в Вятской провинции (около 24%), причем основная масса духовных крестьян была сконцентрирована в центре края в Хлыновском уезде - 32,6%, тогда как в Орловском уезде - 11,5%, Котельническом - 11,5%, Шестаковском - 9,5%, Слободском - 9,6%, Кайгородском - 2%10.
Своеобразной чертой хозяйственного уклада этих вотчин было применение труда половников, то есть крестьян, которые пашут по вятскому обыкновению ... из приполонного половинного хлеба», только «.. .хлеб в остатке не бывает... по вся ррцы к довольствию ... за недостатком покупаетца»11.
О составе населения архиерейских и монастырских вотчин в период первой ревизии свидетельствуют данные ревизской книги 1724 г.12 Хотя текст ее сохранился не полностью, все же в книге зафиксировано 22656 душ м.п. по 16 вотчинам. Это более 2/3 всего крестьянского населения духовных вотчин, что соответствует о репрезентативности включенных в нее данных. В качестве половников в ней показаны 290 душ м.п. Вероятно, к ним следует добавить еще 276 душ м.п., учтенных как «работники». Местная администрация неоднократно обращала внимание на факт записи в половники за деревенскими владельцами-горожанами черносошных крестьян. Количество и состав половников у этих лиц не были постоянными, они менялись, заставляя провинциальных чиновников уточнять эти данные. Такая проверка проходила, например в 1738-1739 гг. в связи с очередным рекрутским набором13. Среди владельцев половников чаще всего фигурировали богатые вятские купцы - Андрей Рязанцев (77 чел.), Егор Дьяконов (56 половников), Григорий Вяземский (18 чел.), Василий Рудин (14 чел.) и др. Большинство половников обслуживало земледельческое хозяйство своих владельцев. Между светскими и церковными владельцами нередко возникали споры из-за «держания половников». Так, с 1734 по 1738 г. Вятская провинциальная канцелярий рассматривала жалобу иеромонаха Вятского Успенского Трифонова монастыря Лаврентия на хлыновских посадских людей и купцов «в держании половников» на монастырских землях и «неплатеже в монастырь оброчных денег». Иск на «деревенских владельцев» по монастырским вотчинам Куменской, Сунской и Кырчанской монастырскими властями был определен в 635 рублей 18 копеек. Лаврентий писал в жалобе о том, что купцы купили деревни «...без ведома монастырских властей и владеют сильно»14. В свою очередь «деревенский владелец» купец А.Рязанцев обвинял монастырь в незаконных притязаниях на эти земли и живущих на ней крестьян, заявляя, «...многие поселились на порозжей земли и на черной лес и чуть не все выбылые и беглые из вятских городов из разных государственных черносошных волостей посадские и крестьяне, которые оного монастыря власти в нынешнюю подушную переписку, оболгав, написали... за собою, якобы своими крестьяны, которые оному монастырю ничем не крепки...»15.
Часть крестьян, дававших порядные записи и фиксировавших сроки поряда, записывалась в ревизских книгах в качестве «срочных работников». Выполняли они практически те же обязанности, что и половники. Так, в Курчумской вотчине Вятского Успенского Трифонова монастыря в 40-е годы XVIII века по второй ревизии из 4271 души м.п. 638 (12%) значились в качестве «срочных работников». Ими становились вышедшие из других волостей и станов Вятки государственные (черносошные) крестьяне. Монастырская Курчумская вотчина притягивала крестьян, терявших возможность ведения собственного хозяйства, более чем из 20 административных районов, в основном из центральных и северных волостей и станов Вятской провинции. Наибольшее число пришельцев давали Чепецкие (оброчный и тяглый) станы Слободского уезда (24,2%), Волковские станы Хлыновского уезда (17,4%), Березовские станы того же уезда (21,4%), Филиппова слободка (почти 8%), расположенная недалеко от Хлынова. Основная масса срочных работников сливалась с половниками, так как попадала фактически в долголетнюю зависимость. Например, около 200 срочных работников, зафиксированных в монастырской Курчумской вотчине еще в 20-х годах XVIII века (в период первой ревизии), осталась за монастырем и через 20 лет, так как не смогла выполнить условий найма16. Необходимость выплаты неустойки приводила обычно к новому займу, увеличивая сумму долга и удлиняя срок, к тому же размер неустойки в случае неуплаты долга значительно (в 2-3 раза) превышал сумму ссуды - подмоги. Таким образом, срочный найм превращался в длительную зависимость (несколько десятков лет), что сближало его с длительным подовьем. В целом на протяжении всей первой половины XVIII века доля половнических и срочнонаемных отношений на Вятке была весьма значительна и вызывала острую социальную напряженность.
Вятская земля с XVII века была втянута в процесс складывания всероссийского рынка, а местное крестьянство активно участвовало в сбыте хлеба скупщикам и вывозе его на продажу. В 1741 г., к примеру, к Ношульской пристани и далее в Поморье было поставлено 26526 четвертей льняного семени, 1864 четверти пшеницы. В этих операциях участвовало в 17411742 гг. 1077 крестьян17.
Источники свидетельствуют, что крестьянская торговля сельскохозяйственными продуктами (прежде всего, хлебом) в волостях и станах вятских уездов была постоянной. Крестьяне вывозили хлеб на волостные и уездные рынки, а нередко и городские (в Хлынов, Слободской в первую очередь). Местные торжки сформировались в период с середины XVII-первой половины XVIII века, и обычно торги происходили по церковным праздникам - в местный «святой» день, разный для каждого села. Пользуясь разновременностью волостных торгов, скупщики могли производить свои операции на многих рынках, переезжая с одного на другой. Естественно, повсеместно торговля велась в зимний сезон. Обобщая имеющиеся данные по 38 местным рынкам (главным образом, по Хлыновскому и Орловскому уездам), где имелись «таможенные караулы» для сбора торговых пошлин с 1718 г. по конец 50-х годов, можно констатировать, что на волостные и уездные торжки поступали мелкие партии хлеба и других продуктов и ремесленных изделий (холст-«хрящ», меха, рыба). Так, староста Пасеговской пятидесятины Подгородной волости Березовского оброчного стана Иван Огородников показал в провинциальной канцелярии; «...хлеб на продажу возятся... когда крестьянству скудость и недостаток в платеже государственных податей и то в самом малом числе - осьмине, по 2 и по 3, а более 3 четвертей никогда не возится»18. При этом объем товарных закупок был невелик и неодинаков по годам. Например, по Кырмыжкой волости он был в пределах (в рублях) от 23,3 до 501,22; по Воздвиженской - от 18 до 65,2; по Кырчанской - от 31,4 до 72. Характер и объем уездной торговли отражал местную хозяйственную специализацию. Большинство районов специализировалось на зерновом производстве (Кырмыжская, Ошланская, Ильганская, Воздвиженская и др. волости, Чепецкий и Великоредкий станы). Особенностью хозяйства Нолинской волости и частично Кырчанской являлось преобладание в товарном ассортименте рыбопродуктов, чему способствовало их географическое положение на реке Вое. В волостях Филипповой слободки отмечен пушной промысел. В Воздвиженской волости крестьяне, помимо хлеба, поставляли на рынок животноводческую продукцию, что определялось наличием пойменных лугов в среднем течении реки Чепцы. В уездной торговле заметно выделение семей «торгующих» крестьян (например, крестьяне Кырчанской волости Шубниковы, Нолинской волости Гонины, Ошланской волости Бортниковы и др.)19.
Городское купечество Вятки, однако, стремилось ограничить масштабы крестьянской торговли и установить свою монополию на торг. В наказе от вятских крестьян в Уложенную комиссию 1767 г. это нашло отражение в следующих словах: «...В отдаленных в здешней провинции от городов местах крестьянство между собой сделанные сермяжные сукна, холсты... скотные кожи и со изловленных... в лесах зверей шкуры, мед... воск... хлеб, хмель... продают по небольшому числу... между собой. А купечество, сведая о том, у тех крестьян запечатывают в домах их... а тех товаров хозяевам причиняют немалые убытки»20.
Вятка, как и другие районы Европейского Севера, сохраняла до 60-х годов XVIII века свободу земельной мобилизации, однако крестьяне духовных вотчин были фактически в отличие от черносошных крестьян лишены возможности реализации на рынке своих земельных участков. Зависимые от духовных владельцев крестьяне, несомненно, видели преимущества более самостоятельного хозяйствования, каким обладало черносошное крестьянство. В духовных вотчинах нарастало стремление получить статус черносошной (государственной) деревни.
Волнения монастырских и архиерейских крестьян начались в период проведения второй ревизии - в 1743-1744 гг. По сообщению ревизора Вятской провинции полковника Ифланта из «обревизованных» к началу 1744 г. 20771 души м.п. 5227 назвались черносошными и отказались признавать церковно-вотчинную юрисдикцию21. Число «отпирающихся» крестьян стало быстро нарастать, и к лету 1748 г. оно составило, как это видно из рапорта казанского губернского ревизора генерала Бардекевича, 14661 человек22. Попытки церковно-вотчинной администрации погасить волну «отпирательств» (посылка архиерейских служителей - Михаила Нецветаева и др. в вотчины) не привели к желаемому результату. Ничего не добились присланные из Казани по приказу генерала Бардекевича капитан Качалов и поручик Чалеев23. Особенно упорно не желали признать себя записанными за Вятским Успенским монастырем крестьяне Сунской, Кырмыжской, Кычанской вотчин24.
В ноябре 1750 г. в Казани был назначен «следователь» князь Илья Кугушев, но из-за противодействия духовенства, считавшего его пристрастным, уже в декабре 1750 г. он был смещен25. Тем временем в Хлынове появилась новая следственная комиссия во главе с коллежским советником Уваровым. Хотя ее задача заключалась в выяснении злоупотреблений чиновников магистрата, крестьяне, не разбираясь особенно в ее функциях, обратились с требованием обеспечить сохранение за ними земли. Челобитье поступило в комиссию Уварова в конце января 1751 г. от делегации из 20 крестьян, заявивших о нежелании покориться монастырю и отдать ему свои земельные участки. Мотивировка крестьян заключалась в том, что «...та земля тому монастырю жалованная они не знают, токмо у многих... из них, крестьян, имеетца покупная, а иные землю розчищали собою...»26. Секретарь комиссии Владимир Можаитинов вступил в спор с крестьянами, завершившийся избиением делегации, после чего крестьян подвергли еще и публичному наказанию батогами27. Между тем крестьянские волнения не прекращались. Посланные комиссией Уварова в вятские уезды солдаты Ватарин и Рвачев по возвращении в Хлынов доложили о массовом крестьянском неповиновении. Крестьянин Максим Филин заявил, например, солдату, читавшему указа комиссии, что «...на его де указ хочу плевать, мы оной указ... бросим в снег и ногами затопчем...»28.
Тогда духовной консисторией было решено прибегнуть к силе. Во главе военной команды были поставлены секретарь уваровской комиссии В.Можаитинов и келарь Вятского Успенского монастыря Иоанн. Экспедиция была задумана с целью наказания содержавшихся в вотчинах под караулом «бунтовщиков» и «пущих заводчиков». С 22 марта 1751 г. в течение недели военной команде удалось наказать 158 «заводчиков» и 211 «сообщиков» в селах Суне, Ноли, Курчуме и др.29 Крестьяне не стали молчаливыми наблюдателями происходившего. В с. Суне более 200 человек вооружились «дубьем и ружьем», и драгунской команде пришлось въезжать в село «с ... подлежательною воинскою предосторожностию». Вооруженное столкновение произошло в с. Верхошижемском 31 марта 1751г. Крестьянские челобитные, не отрицая боя, пытались создать впечатление, что инициаторами его были драгуны. Сам же В.Можаитинов, священник М.Диомидов и др. отмечали впоследствии, что крестьяне заранее вооружились «дубьем» и «скапливали народ». За два дня до этого (29 марта) состоялся «совет» в д. Чащинской, на котором единогласно «приговорили» не подписываться за монастырь, дав обязательство «друг друга не выдавать»30. После полудня 31 марта 1751 г. несколько сот вооруженных крестьян, отказавшись разоружиться (их «увещевал» В.Можаитинов), «с великим азартом» бросились по сигналу «Наши, ступай!» на драгун. В ответ солдаты открыли огонь из ружей сначала холостыми, а затем и боевыми зарядами. В ходе боя было убито 3 крестьянина и ранено 8 драгун, а также В.Можаитинов и капрал П.Трубников. Крестьяне отошли к д. Чащинской и д. Скороходовской, постепенно расходясь в свои починки и по окрестным лесам31. Несомненна большая активность крестьян, - в их стихийном возмущении заметны зачатки организации согласованных действий и, что особенно характерно, попытки перейти к активному противодействию церковным владельцам. По имеющимся данным, «заводчиками» выступали зажиточные крестьяне, которые не желали довольствоваться ролью церковных половников. Стремясь активно участвовать в расширявшихся торгово-промышленных мероприятиях, они особенно чувствовали стеснительность вотчинного режима. «Главным в совете» были староста Иван Лобастоа, сотник Сергей Зубарев, Михаил Жеребцов, Гавриил Бакунин. Эти крестьяне прямо требовали, чтобы другие " Подлые люди исполняли их, первостатейных людей, волю...»32
Архиерейские и монастырские власти стремились подавить крестьянские волнения не только в вотчинах Хлыновского уезда но и в других местах. В апреле 1751 г. для усмирения волнений в Сорвижской вотчине Котельнического уезда была снаряжена команда архиерейского служителя Ивана Лохтина, применявшего для «убеждения» кнут и батоги, а строитель Котельнического Предтеченского монастыря Никодим бросил в «монастырскую избу» выборных из «отпирающихся» деревень (Марка Косолапова, Федора Шабалина, Луку Бородина и др.). В июне 1751 г. консисторский канцелярист Михаил Протопопов и приказчик Федул Платунов столкнулся в Васильковской вотчине (Котельнический уезд) с массовым нежеланием крестьян выполнять работы на церковную администрацию. Арестовав «ношным временем» 12 человек и сковав их, они «...вниз по Вятке... в судах за караулом отпустили»33. Узнав об этом, крестьяне многих деревень «... из домов своих бежали.. .»34.
Прибывшему на Вятку в марте 1752 г. статскому советнику И.Л.Полянскому крестьяне подали 510 коллективных челобитных о выходе из-под церковной власти. Всего челобитными представлено 6144 души м.п. (из них 2272 - архиерейские крестьяне, 3222 - крестьяне Вятского Успенского монастыря, 650-крестьяне других вятских монастырей). К 1755 г. число челобитчиков-крестьян превысило 11,5 тыс.человек35.
Анализируя крестьянские челобитные, можно прийти к заключению, что большая часть крестьян попала в зависимость от церковных владельцев во второй половине XVII-начале XVIII века 206 челобитных из 510, т.е. 40,3%, указывают на период с 1646 по 1678 г., 275 челобитных (53,9%) отмечают сорокалетие с 1678 по 1722 г. В 20 случаях (3,9%) точно указан срок крестьянского «закрепощения» - 1678 г., то есть время проведения подворной переписи. Большинство же челобитников за давностью лет не помнило причин, заставившей их предков покинуть черносошную деревню. Обычно в челобитных употребляется неопределенная формула - «перешел для жительства», «перешел неведомо отчего». Лишь в 14 документах (2,7%) точно указана причина перехода: «...неимение пашенной земли», в 39.(7,6%) - «...малоимение пашенной земли», и в 125 челобитных (24,5%) отмечается, видимо, производная от этих двух причин - «от хлебной скудости». Таким образом, 34,8% челобитных называют причиной перехода крестьян во владения духовенства бедственное материальное положение.
К исходу 1751 г., то есть к моменту назначения Сенатом комиссии Полянского, из многих десятков тысяч подчиненных монастырям и вятскому архиерею крестьян «...осталось крепостных ...только 7881 душа». В результате «...всякие работы остановились... а впредь для посеву ржи, пашни пахать и ... сена ставить уже стало некем»36.
Весной 1752 г. крестьяне Васильковской и Сорвижской вотчин отказались выполнять повинности на церковных владельцев. Они прекратили строительные работы (постройку скотных дворов) и ловлю рыбы для нужд монастырской братии. К лезу 1752 г. из оставшихся «послушных» очень многие отказались подчиниться духовным властям и «...к будущему 1753 г. под рожь паровой пашни не пахали...». В Кырмыжской, Бобинской и других духовных вотчинах крестьяне фактически прекратили всякие работы на владельцев, которым пришлось нанимать для уборки сена и иных дел жителей Казанского и Яранского уездов «...дорогою ценою», но при этом более «1000 возов сена остались гнить на покосах»37.
Комиссия Полянского приняла 30 января 1755 г. решение в пользу монастырей и архиерейского дома, однако вследствие упорного сопротивления крестьян потребовалось еще три с половиной года, чтобы оно было утверждено Сенатом (16 июня 1758 г.). Крестьяне и после этого неоднократно жаловались на то, что Полянский «...в то же беззаконное владение за домом архиерейским и монастыри укрепил»38.
Проведение секуляризационной реформы в соответствии с Манифестом 26 февраля 1764 г. о секуляризации церковно-монастырских вотчин и подчинении последних Коллегии экономии превратило крестьян, населявших эти вотчины, в категорию крестьян экономических39. 15 марта того же года по докладу Коллегии экономии вводился институт управителей, надзиравших за хозяйственным состоянием бывших духовных владений и исполнением экономическими крестьянами государственных повинностей - выплаты подушного оклада по 1 руб. 50 коп. с души м.п.40 13 августа 1764 г. Сенат повелел по докладу Коллегии экономии управителей именовать экономическими казначеями (с добавлением названия ближайшего уездного города)41. 28 июля 1770 г. было создано промежуточное звено между Коллегией экономии и экономическими казначеями - экономические правления в Вологде, Казани, Ярославле и Ельце42. Нормативным актом, определившим функции вышеуказанных правлений, явилось утвержденное верховной властью 4 апреля 1771 г. «Наставление экономическим правлениям». К нему прилагалась табель, разделившая вотчины с крестьянами между четырьмя правлениями (по провинциям). Возглавлявшим правления главным экономам вменялось в обязанность вместе с экономическими казначеями дважды в год объезжать вотчины, контролировать ход межевания земель, разбирать жалобы крестьян на казначеев и регулярно доносить Коллегии экономии о состоянии вотчин43. Экономические правления и институт экономических казначеев просуществовал до упразднения в 1786 г. Коллегии экономии44.
Секуляризационная реформа в целом была выгодна крестьянам бывших церковно-монастырских вотчин. Передача в их руки значительного земельного фонда (более 8 млн. десятин), отмена барщины, а главное - перевод их из личнозависимого состояния на положение одного из разрядов государственных крестьян, - всё благотворно сказалось на их хозяйственной деятельности. В.И.Семевский отмечал, что экономические крестьяне «...получали совершенно достаточные наделы, а местами даже громадные, как... в губерниях Костромской, Вологодской, Петербургской и Новгородской»45. Вместе с тем, передача их в ведение правительственных чиновников - экономических казначеев и стоящих над ними четырех экономических правлений, возглавляемых всемогущими главными экономами, вводила в бывших духовных вотчинах режим мелочной опеки, регламентации с сопутствовавшими им злоупотреблениями. Это стесняло их хозяйственные возможности и предпринимательскую инициативу. Проницательный новгородский губернатор Я.Сиверс, видя произвол экономических чиновников, в записке «Об экономии и монастырских вотчинах» (1768 г.) называл их «пиявками»46.
Глухое недовольство крестьян системой правительственного управления местами перерастало в волнения. Они прокатились волнами по многим районам России. Так, в 1768 г. они произошли в Свияжском уезде, где крестьяне сел Покровское, Рождественское, Сумки, принуждаемые к работам на Юнгенском винокуренном заводе, отказались выполнять распоряжения экономического казначея Я.М.Чернавского о поставке к заводу 110 работников47. Волнения продолжались и в 1769 г.: в вотчинах Свияжского и Козьмодемьянского уездов создавались крестьянские вооруженные отряды («разбойнические партии»)48.
В первой половине 70-х годов XVIII века крестьянские волнения охватили экономические вотчины в Тверском, Старицком, Зубцовском уездах. Так, в с. Терешково и соседних с ним деревнях (Зубцовский уезд) крестьяне, возмущенные произволом зубцовского экономического казначея, ротмистра Т.И.Нилова, устраивали «...дневные и ночные сходы», собирались «в толпы по улицам... ежедневно»49. Прибывший на место волнения тверской «объезжий» эконом И.А.Возницын вынужден был отстранить временно от должности казначея, управлявшего вотчинами при помощи «батожья» и «держании» крестьян «скованных под караулом»50.
Подобная картина наблюдалась в южных вотчинах. Осенью 1774 г. в Елецком экономическом правлении рассматривалось дело о неповиновении экономических крестьян Воронежского уезда казначею капитану Д.Крюкову. По распоряжению воронежского вице-губернатора Н.Л.Шетнева против непокорных крестьян была направлена «пристойная команда» из солдат местного гарнизона51.
Долгим и упорным было сопротивление чиновничьему произволу также и экономических крестьян Вятки. Их нежелание подчиниться присланных из Хлынова казначеям стало очевидным уже вскоре после секуляризационной реформы.
В нюне 1765 г. начались волнения крестьян Косинской, Верхошижемской, Ошетской, Сунской экономических вотчин. Волнениями были охвачены около 6 тыс.душ м.п. (из 21205). Экономический казначей князь П.Баратаев рассказывал в провинциальной канцелярии, как ошетские жители Михаил Лышкин, Ларион Злобин, Ларион Апарин, Патрикей Прозоров, Егор Роскопин и другие «с превеликим криком» отказались подчиняться ему. То же самое произошло в Сунской вотчине, в которой более 200 крестьян, собравшись 15 июня 1765 г. в с. Вознесенском, выбрали делегацию во главе с Климентом Бортниковым и Никифором Шутовым для подачи в Вятскую провинциальную канцелярию жалобы на передачу крестьян в ведение Коллегии экономики52. Собрание было настроено очень решительно - крестьянин Телицын, видимо, исполнявший какие-то управительские функции, был привязан к столбу и убит под крики, что «он, Телицын, всех крестьян продает»53. 24 июня 1765 г. жители Куменской вотчины учредили в с. Рябиновском особый мирской двор, отказавшись нести денежные повинности в пользу Коллегии экономии54.
Чем же объяснить столь активный протест крестьян, ставших экономическими? Сохранились интересные свидетельства самих крестьян об этом. Так, крестьяне Сунской вотчины Иван Сидоров сын Ведерников и Сиодор Карпов сын Киселев, пользовавшиеся особым авторитетом среди односельчан «как они грамоте и писать умеющие», следующим образом толковали последствия секуляризации духовных вотчин: «...ежели де им, крестьянам, подписаться под штатское ведомство, то-есть в послушание ... экономического казначея капитана Баратаева, то они, крестьяне, приписаны будут за помещиков так, как и в Казанском уезде государственная ясашная крестьяня приписаны за ... графа Шувалова»55. Таким образом, опасение превратиться в личнозависимых крестьян заставляло население бывших вятских духовных вотчин продолжать неповиновение государственной власти. В июле 1765 г. с далекой Вятки в столицу империи - Санкт-Петербург прибыли крестьяне Егор Тимофеев сын Кувалдин и Иван Иванов сын Сыкчин, они подали челобитную в Сенат с требованием считать население вятских бывших духовных вотчин «черносошными государственными крестьянами». Напоминая о том, что они еще более 10 лет тому назад заявляли об этом комиссии И.Л.Полянского, делегаты с горечью констатировали: «...по нещастию нашему и обиде ... всю нашу черносошную вотчину к ... работам ... на нашей отчей земле и покосах принуждают...»56.
Не признали власти экономических казначеев и не платили «экономических» сборов крестьяне бывшей духовной Кырмыжской вотчины. К тому же они предпринимали энергичные действия по защите своих руководителей. В ноябре 1765 г. в очередной раз были арестованы Филат Калинин, Ожегов, признанные «зачинщиками» волнений. Однако конвою не удалось доставить арестованных в тюрьму. Его догнала толпа жителей численностью более 100 человек «...с топорами, ножами и дубинами». Завязалась схватка - арестованные были отбиты у солдат, «...а означенных камвойщиов дубинами немилостиво прибили»57. Сенат, разбиравший дело об этих крестьянских волнениях в декабре 1765 г., не принял никакого решения, направив его на рассмотрение казанского губернатора А.Н.Квашнина Самарина. 26 сентября 1767 г. губернатор приказал Вятской провинциальной канцелярии найти средства к прекращению волнений в экономических вотчинах. Тем не менее уже 17 октября 1767 г. вятский экономический казначей Степан Перский в доношении Коллегии экономии сообщал, что с «бунтом» справиться не удается, и заключал: «...никакими увещеваниями, кроме строгой военной команды, в послушание привести (крестьян. -А.К.) не можно»58.
2 октября 1768 г. Коллегия экономии приняла решение направить в вятские экономические вотчины «воинскую немалую команду». Ей надлежало захватить Филата Калинина, Егора Кувалдина и других «зачинщиков» и «отправить их в Нерчинск»59. Однако Военная коллегия, которая должна была скомплектовать такую команду, не смогла этого сделать из-за начавшейся войны с Турцией. Не удалось собрать военный отряд в 150-200 чел. губернской администрации в г. Казани. Вятские экономические крестьяне между тем продолжали игнорировать распоряжения экономических казначеев, что подтвердил 15 марта 1770 г. один из них - Алексей Нелидов60. Тем временем в Казани появился новый губернатор Я.Брандт. Только весной 1772 г. он направил в Кырмыжскую вотчину поручика Красильникова, который, прибыв в Кырмыжскую вотчину, в «становой избе... делал увещевание сколько его сил достало», но его попытки «усмирить» крестьян и заставить их нести повинности в пользу Коллегии экономии оказались безуспешными. 17 мая 1772 г. Коллегия экономии рассматривала «мнение» губернатора Я.Брандта, который объявил, что выделить военную команду трудно из-за недостатка войск в Казанской губернии, поэтому «...усмирить их (крестьян. - А.К.) военною рукою никакова нет способа»61.
Шквал пугачевского движения испугал центральные и местные власти куда больше, нежели отказ экономических крестьян нести повинности и подчиняться чиновникам Коллегии экономии. Только в ноябре 1775 г. после длительной переписки нового казанского губернатора П.С.Мещерского с Коллегией экономии в Кырмыжскую вотчину выехал вятский прокурор Юшков, а затем в мае 1776 г. и сам вятский провинциальный воевода Караулов, но и им жители заявили, что они не экономические, а черносошные62. В августе 1776 г. первый департамент Сената опять пригрозил крестьянам применением военной силы63. Осуществить эту угрозу властям удалось только в марте 1778 г. - через 14-15 лет после начала волнений. В Кырмыжскую вотчину вступил отряд под командованием майора Селенчинского пехотного полка фон Шмидта. Под военным нажимом и экзекуциями крестьянское сопротивление было сломлено, и крестьяне вынуждены были «подписаться» в «ведомство Коллегии экономии»64.
Вятские крестьяне приняли участие в пугачевском движении. В июне 1774 г. пугачевцы подступили к юго-восточным границам Вятской провинции. Они нашли союзников среди крестьян Слободского уезда (в Чутырском и Рубежском концах)65. Вступление отрядов Е.И.Пугачева в восточные волости Вятки, где преимущественно проживали удмурты - «новокрещены», привело к отходу последних от христианской веры и противодействию местной администрации. Глухое брожение и различные толки наблюдались и в среде горожан. Так, хлыновский посадский Илья Огородников, бывший целовальником в питейном доме, заметил на просьбу капрала Карельских не упоминать о Петре III: «...не скора брат, эти речи из народа выведешь; видишь де о нем в народе двояко говорят - иные почитают его беглым казаком, а иные - подлинно государем...»66.
Известны случаи прямого участия вятских жителей в похода пугачевских отрядов. Попадали они в них различными путями - часто присоединялись к восставшим в местах, через которые шли повстанцы. Так, крестьянин П.Погудин, содержавшийся в хлыновской тюрьме, в 1772 г. бежал. Вскоре он оказался в раскольнических скитах на Керженце, «...объявляя о себе, что укрывается от рекрутов». Получив от раскольников фальшивый паспорт, Погудин ушел на оренбургский железный завод А.И.Маленкова, а после «промышлял» шитьем «...у вотяков ношебного платья». В января 1774 г. он оказался в д. Дебессы Слободского уезда, где встретил отряд Пугачева. Услышав от пугачевцев, что «...всей черни даны будут всякие выгоды... уволены будут от податей...», Погудин вместе с другими местными крестьянами охотно вступил в ряды восставших. Он участвоват в захвате восставшими Боткинского и Ижевского заводов, но с продвижением пугачевцев к Казани, покинул восставших и вновь занялся портновским мастерством, переходя из волости в волость67. Вскоре он был схвачен и сослан на вечную каторгу. Почти таким же образом в отряды Е.И.Пугачева влились вятские экономические крестьяне Емельян Лалетин (Куменская вотчина), Григорий Городилов (Курчумская вотчна), Иван Калинин (Курчумская уотчина). Находясь на заработках в Оренбурге в тот момент, когда восставшие начали осаду города, эти крестьяне только через 5 недель смогли выбраться из города в степь, где встретили вооруженные казачьи и башкирские отряды. Ими они были доставлены в Бердскую слободу - ставку Е.И.Пугачева. В рядах восставших вятчане приняли участие в возведении укреплений в Бердской слободе и в Татищевской крепости. В последней они были захвачены правительственными войсками68. Немало вятских крестьян (С.П.Зайцев, К.М.Попов, М.Д.Крысов, Е.М.Вахрушев, И.Г.Морозов, А.И.Доровский и др.) присягала Пугачеву в Сарапуле, куда они попали, направляясь на Стерлитамакскую пристань «для найму в работу на соляные суда»69. На Кышхымском заводе к повстанцам присоединился крестьянин вятской Ошетской вотчины починка Скородумовского Андрей Васильев сын Сыргин70.
Уход восставших на правобережье Волги постепенно привел к уменьшению числа крестьянских волнений на Вятке. Таким образом, в период пугачевского восстания в него были втянут только окраины Вятской провинции, соприкасавшиеся с Уралом и Казанским уездом. Центральные уезды - Хлыновский, Орловский - не были зоной действия пугачевских отрядов, хотя в них находились и участвовали в восстании крестьяне ряда вятских волостей, станов и экономических вотчин. Географические условия Вятки - высокая лесистость, разобщенность крестьян по небольшим деревенским поселениями, займищам и починкам также не способствовали массовому вовлечению населения в пугачевское социальное движение, как и действиям больших повстанческих отрядов.
А.А.Преображенский неоднократно высказывал мысль о том, что социальные движения никогда не ставили цели ниспровержения российской государственности. Они представляют одну из граней патриотизма. Более того, он отметил, что «это даже патриотизм более высокого уровня. Забота о человеке как таковом, о его свободном труде, о его счастливой жизни» - такова его существенная сторона. «Да, надо защитить или освободить страну от внешних ворогов. А потом думать, как лучше устроить внутренние дела... Но история свидетельствует: народ никогда не терпит. Если ему невыносимо трудно, он поднимается на борьбу», но «поддержки внешней агрессии со стороны народных движений не наблюдается в нашей истории»71.
Заключая все вышеизложенное, нелишне еще раз подчеркнуть, что экономические и социальные условии жизни церковнозависимых крестьян, как и их мирские мировоззренческие установки, стимулировали нонконформистские социально-политические запросы населения духовных владений. Желание приобрести статус государственных крестьян, не знавших вотчинной власти и ее повседневной опеки, затруднявшей жиге лям монастырских и архиерейских вотчин свободу в выбо хозяйственных приоритетов и доступ на расширявшийся региональный и всероссийский рынок, явилось той сжатой пружиной, энергия которой и стала главной движущей силой социальных конфликтов и движений в церковных владениях на Вятке в середине и во второй половине XVIII века. В общероссийском масштабе эти движения подталкивали абсолютистский режим страны к разработке секуляризационной реформы, проведение которой по манифесту императрицы Екатерины II от 26 февраля 1764 г. привело к изъятию у православной церкви значительной земельной собственности и крестьян.
Нельзя при этом не видеть, что секуляризационная реформа Екатерины II не была полностью принята крестьянами бывших церковно-монастырских вотчин. Проведенная абсолютистским режимом, она сохранила рудименты личной зависимости в виде всевластия управителей - казначеев и чиновников экономических учреждений - правлений и Коллегии экономии. Ее крепостнические черты не могли не вызывать социального протеста населения экономических вотчин, желавшего полностью влиться в категорию государственных крестьян. В немалой степени это объясняет и частичное участие вятских крестьян в пугачевском социальном
1Соловьев С.М. История России с древнейших времен. СПб., 1874. Т. 24. Гл. 3; Семевский В. И Крестьяне в царствование Екатерины II. СПб., 1901. Т. 2. С. 725.
2Алефиренко П.К. Крестьянское движение и крестьянский вопрос в России в 30-50-х годах XVIII века. [М.], 1958. С. 154-215.
3Вештомов А. История вятчан. Казань. 1907. С. 168-169.
4Токарев С В. Крестьяне Вятской провинции в XVIII в. Вятка, 1928. С. 38-45.
5Вятский край. Вятка, 1929. С. 290.
6Эмммаусский А.В. Исторический очерк Вятского края XVII-XVIII века. Киров, 1956, с.129.
7Труды вятской ученой архивной комиссии. (Далее - ТВУАК).1912. Вып.1-2. с.120.
8Там же. С. 121-123.
9Там же. С. 111б,114.
10Российский государственный архив древних актов. (Далее - РГАДА) Ф. Вятской провинциальной канцелярии (№425) Оп.2.Д.178. Л.78-79
11
12РГАДА. Ф- Ландратских книг и ревизских сказок (№ 350). Оп. 3.Д. 4668.
13Там же. Ф. Вятской провинциальной канцелярии. Оп. 2. Д. 79.Л. 1-2об.,4.
14Там же. Oп. 1. Д. 49. Л. 1-1об,8.
15Там же. Л. 7-8.
16Там же. Ф. Ландратских книги ревизских сказок (№ 350). Оп. 3. Д. 5935, 4668.
17Там же. Ф. Хлыновской таможни (№ 834). Oп. 1. Д. 319
18Там же. Ф. Вятской провинциальной канцелярии (№ 425). Оп. 2. Д. 262. Л. 7об.
19Комиссаречко А.И. Крестьянская торговля на Вятке в первой половине XVIII в. // Труды / Московский государственный историко-архивный институт. М., 1966. Т. XXI.
20Сб. РИО. СПб., 1903. Т. 115. С. 222-230.
21РГАДА. Ф. Сената (№ 248). Кн. 267. Л. 536об.-1538.
22Там же. Л. 1551-1551об.
23Там же. Л. 1548об.
24Там же. Л. 1562-1564об.
25Там же. Л. 461 об.; Ф. Вятской провинциальной канцелярии (№ 425). Оп. 2. Д. 190. Л. 328.
26Там же. Ф. Следственных комиссий (№ 304). Oп. 1. Д. 90. Л. 1-29.
27Там же. Oп. 1. Д. 103. Л. 9-10.
28Там же. Ф. Сената (№ 248). Кн. 267. Л. 466.
29Там же. Ф. Вятской провинциальной канцелярии (№ 425). Оп. 2. Д. 190. Л. 45-51об.; Ф. Следственных комиссий (№ 304). Oп. 1. г Д. 103. Л.4-12об.
30Там же. Ф. Сената (№ 248). Кн. 267. Л. 601-603об.
31Там же. Л. 1648об.-1649.
32Там же.
33Там же. Ф. Вятской провинциальной канцелярии (№ 425). Оп. 2. Д. 190. Л. 103-105.
34Там же. Д. 204а. Л. 1-1192. См. более подробно: Комисаренко А.И. Волнения крестьян вятских духовных вотчин в 40-50-х годах XVIII в. // Ежегодник по аграрной истории Восточной Европы, 1963. Вильнюс, 1965. С. 376-387.
35РГАДА. Ф. Сената (№ 248). Кн. 267. Л. 1315-1316.
36Там же. Л. 489об.-490.
37Там же. Л. 767об.-768.
38Там же. Л. 2172—2173об.; Комиссаренко А.И. Участие крестьян церковных владений в социальных движениях на Вятке в XVIII в. // Религия и церковь в культурно-историческом развитии Русского Севера. Киров, 1996. Т. 1.
39Полное собрание законов Российской империи. Собр. I. Т. 16. № 120060.
40Там же. № 12087.
41Там же. № 12226.
42Там же. Т. 19. № 13487.
43Там же. № 13590.
44Там же. Т. 22. № 16399; Государственные учреждения России в XVIII в. Законодательные материалы / подготовил к печати А.В.Чернов. М., 1960. С. 432-433; Семевский В.И. Крестьяне в царствование имперагрицы Екатерины II. СПб., 1881-1901. Т. 1-2.
45Семевский В.И. Указ. соч. Т. 2. С. 264-265.
46Там же. С. 280-282
47РГАДА. Ф. Сената (№ 248). Кн. 3195. Л. 10-25.
48Там же. Л. 26-26об.
49Там же.
50Там же. Л. 192-192об.
51Там же. Л. 21-25об.
52Там же. Ф. Вятской провинциальной канцелярии (№ 425). Оп. 2. Д. 2834. Л. 3-10об.
53Там же. Л. 32.
54Там же. Л. 18-19.
55Там же. Ф. Коллегии экономии (№ 280). Oп. 1. Д. 2834. Л. 29об.-30об.
56Там же. Л. 114.
57Там же. Ф. Вятской провинциальной канцелярии (№ 425). Оп. 2. Д. 278. Л. 184—184об.
58Там же. Ф. Коллегии экономии (№ 280). Oп. 1. Д. 288. Л. 288.
59ам же. Л. 200-201.
60Там же. Л. 230
61Там же. Л. 254-256.
62Там же. Л. 314-346.
63Там же. Л. 347-347об.
64Там же. Л. 360—360об.; Комиссаренко А.И. Государственная власть экономические крестьяне // Общество, государство, верховная власть в России в середине XVIII века и ранее Новое время в контексте истории Европы и Азии (X-XVIII столетие). М., 2005.С. 267-269.
65РГАДА. Госархив Российской империи. Разряд VI. Oп. 1. Д. 507. Ч. I. Л. 160-164.
66Там же. Ч. VI. Л. 37-37об.
67Там же. Д. 467. Л. 218-226.
68Там же. Л. 247-252.
69Там же. Д. 507. Ч. П. Л. 227-227об.
70Там же. Л. 228.
71Преображенский А.А. Без патриотизма русский - уже не русский // Советская Россия. 2002. 19 сент. (№ 106).
<< Назад Вперёд>>
