Введение
Исследование роли соответственно обоих факторов в экономическом развитии России сосредотачивалось прежде всего на проблеме индустриального роста. Однако, несмотря на наличие обширной литературы, посвященной теме воздействия государства на внешнюю торговлю России, сравнительно неизученным остается вопрос, в какой мере внешнеторговые отношения развивались независимо от правительственной политики. Исследование этого аспекта российской международной торговли является поэтому главной задачей настоящей работы. Изучение роли частных торговых фирм, занятых в данной отрасли, позволит убедиться в том, что, несмотря на попытки царского правительства вмешиваться в сферу международной торговли, взаимодействие российского народного хозяйства с мировой экономикой было достаточно интенсивным, чтобы ослабить влияние государства в этой области.
Наблюдение С. Г. Струмилина о том, что в 1860 г. оборот российской внешней торговли примерно вдвое превышал объем промышленного производства в стране, красноречиво свидетельствует, что внешняя торговля отнюдь не была периферийной отраслью российского народного хозяйства4. Исследования о внешней торговле дореволюционной России, выполненные по ту сторону бывшего идеологического барьера, весьма немногочисленны, а общие труды, касающиеся истории внешней торговли, рассматривают прежде всего ее структуру и воздействие на нее таможенно-тарифной политики правительства5.
Дореволюционные российские описания внешней торговли, напротив, относительно обильны — следствие осознания важности международной торговли для экономического благосостояния России6. Наиболее значимыми в этом плане являются работы об экспорте российского зерна. В последние три десятилетия существования Российской империи эта статья экспорта приобрела решающее значение для страны, но была легко уязвима со стороны иностранной конкуренции. Под влиянием вывоза зерна из Северной Америки цены на мировом хлебном рынке упали, что самым неблагоприятным образом отразилось на российской экономике. К концу XIX в. возникла серьезная конкуренция на международном зерновом рынке со стороны таких незначительных прежде стран, как Аргентина, Австралия, Индия и Румыния. Неудивительно, что в этих экономических условиях авторы работ о российской экономике должны были уделять столь много внимания изучению позиции страны в системе международной торговли. Труды о российской хлебной торговле М. П. Федорова, П. И. Лященко и Л. Н. Юровского являются замечательным примером обеспокоенности современников положением дел в этой отрасли7.
Книга М. П. Федорова, доводящего свое исследование до 1887 г., построена на материале нескольких железнодорожных компаний, служащем полезным источником по проблемам организации хлебной торговли на внутреннем рынке и экспорта зерна через морские порты России. Особую ценность представляют списки хлеботорговых фирм, действовавших во всех крупных портах. П. И. Лященко сосредоточил внимание на исследовании проблемы производства российского зерна, его экспортных рынков и угрозы потери этих рынков под влиянием тарифной политики Германии. Приводимый автором обзор истории хлеботорговли в XIX в., статистические данные о сборе хлебов в России и рыночных ценах на зерно представляют собой незаменимый источник для исследования проблемы. Л. Юровский, который сам возглавлял крупную хлеботорговую фирму на Черном море, привел ценную информацию о системе российской хлеботорговли. Эту полезную, но незаслуженно забытую работу выгодно выделяет предпринятый автором анализ региональных различий в организации хлеботорговли. Юровский к тому же исчерпывающе изложил спорный вопрос о «демократизации» хлебной торговли. Речь в данном случае идет о том, что наметившаяся в конце XIX в. фрагментация этой отрасли, равно как и облегчение доступа к отечественному кредиту и расширение сети внутренних путей сообщения, привели к наплыву в хлеботорговлю значительного числа комиссионеров-посредников.
Уместно упомянуть в этой связи работу Т. М. Китаниной о хлебной торговле России8. В этом исследовании заметно стремление автора опровергнуть тезис о «демократизации» с помощью аргумента о том, что подобная тенденция «неизбежно открывала путь к концентрации торговли в руках монополистических фирм и банков»9. Попытка примирить эти противоположные позиции будет предпринята нами ниже (см. главу 3). Несмотря на национально-акцентированный подчас тон автора, работа Т. М. Китаниной представляет обстоятельную сводку данных о российской хлеботорговле, включая все ее стадии — от крестьянского двора до морского порта, причем особое внимание автором уделено вопросу о влиянии правительственной политики на эту отрасль. Отметим содержащийся в книге материал об участии российских банков в развитии кредитных операций в зерноторговле и составленный автором список ведущих фирм, занятых в этой отрасли.
О внешней торговле России в целом ценную информацию содержит исследование И. М. Кулишера10 — очерк истории внешней торговли страны с древнейших времен до начала XX в., где основное внимание уделено XVIII в. К сожалению, предпринятый им анализ деятельности торговых фирм и кредитных отношений между русскими и иностранными коммерсантами не выходит за пределы первой четверти XIX в. И. М. Кулишер обращался также к вопросам таможенно-тарифной политики, но этот сюжет гораздо основательнее рассмотрен в трудах К. А. Лодыженского и М. Н. Соболева11.
Работа К. А. Лодыженского о тарифной политике России касается проблемы вмешательства со стороны государства в международную торговлю со времен Киевской Руси до 1868 г. По содержанию она сводится к изложению попыток правительства согласовать свои фискальные, протекционистские и политические цели и стремления главным образом с начала 1700-х гг. до 1868 г. Широкий хронологический охват работы неизбежно приводит к поверхностному изложению. Гораздо более ценным представляется исследование М. Н. Соболева, который сосредоточил свое внимание на периоде второй половины XIX в. Как и книга Лодыженского, работа Соболева затрагивает фискальные, протекционистские и внешнеэкономические цели российского правительства. И хотя аргументы за или против системы свободной торговли со времени Соболева стали более изощренными, особенно с развитием теории монополистической конкуренции, концепций занятости и современного экономического благосостояния, основной тезис автора о том, что российская тарифная политика обуславливалась в первую очередь стремлением расширить доходы государственной казны, в целом приемлем и сегодня.
Гораздо позже этих авторов А. Каган проанализировал выгоды и убытки правительственной тарифной политики для российских производителей и потребителей, а В. Кирхнер показал, что российские высокие таможенные тарифы лишь несущественно сдерживали экспортные операции множества действовавших в России немецких фирм12. Однако для тогдашней Великобритании, основными статьями экспорта которой являлись текстиль, уголь и железо, подобные тарифы несомненно тормозили ввоз ее товаров в Россию. Историки дискутируют относительно роли тарифной политики во внешней политике России, в экономической политике правительства, а также по проблеме воздействия тарифного курса на рост благосостояния российского потребителя. Однако, за исключением исследования В. Кирхнера, мало внимания уделяется влиянию тарифов на деятельность предпринимателей, занятых внешнеторговыми операциями. Данный аспект будет рассмотрен нами в главе 1.
Пока же отметим, что тарифы не в столь значительной степени воздействовали на российскую внешнюю торговлю, как полагали современники. Более того, тарифная политика была чревата последствиями, которых не могли предвидеть ее архитекторы. Вплоть до конца XIX в. благодаря этой политике очевидно крепла и без того доминирующая позиция Германии как главного внешнеторгового партнера России. С другой стороны, установлено, что изменения в структуре российской внешней торговли были обусловлены не государственным вмешательством и не внешним технологическим воздействием. На развитие внешнеторгового оборота России влияли одновременно как «автономные», так и «стимулирующие» факторы, причем решающую роль, как будет показано ниже, играла именно первая группа факторов.
Второстепенная роль государства в первом приближении открывается уже при периодизации истории внешней торговли страны. М. Фалкус продемонстрировал, как изменения на внешних рынках, произошедшие в 1890-х гг., стали поворотным пунктом в торговле пшеницей, основной статьей российского экспорта в конце XIX в.13 Историками экономики в целом признается случайность этого совпадения с общим экономическим подъемом России в 1890-х гг., но, как мы увидим в главе 1, где рассматриваются успехи России в расширении сбыта других экспортных товаров, в истории внешней торговли страны может быть отмечено по крайней мере несколько поворотных пунктов, что ставит под сомнение всю общепринятую в историко-экономической литературе периодизацию.
Как бы то ни было, основное внимание в нашей работе уделено ведущим торговым фирмам (причем скорее самим коммерсантам, чем собственно осуществляемой ими торговле), и в этом плане периодизация их деятельности оказывается относительно независимой от правительственной политики. Ключевыми периодами здесь, как доказывается ниже, являлись середина 1820-х гг., конец 1860-х и конец 1890-х гг., и лишь для выделения последнего этапа очевидно требуется учесть роль государства. Как сможет убедиться читатель, фактором, повлекшим за собой изменения во внешней торговле почти по всей границе Российской империи, в действительности стало то обстоятельство, что российская международная торговля находилась по преимуществу в руках фирм, принадлежавших выходцам из стран Западной Европы, деятельность которых в значительной степени зависела от тенденций и процессов в мировой экономике.
В начале XIX в. во внешней торговле России, как и повсюду в Европе, преобладали торговые дома (merchant houses) «старого стиля». Они приобретали товары за собственный счет (отличительный признак коммерсанта того времени) и сами занимались страховкой, перевозкой (по морю) и кредитными операциями с этими товарами. Их роль как посредников существенно снизилась начиная со второй четверти XIX в. под влиянием деятельности комиссионерских фирм (comission houses), успеху которых способствовало снижение процентных ставок и облегчение доступа к кредиту в странах Западной Европы. Как следует из названия фирм этого типа, они не занимались покупкой товаров за собственный счет, либо приобретая их по поручению импортеров, либо ведя экспортные операции по заказам внутренних производителей.
В последней четверти XIX в. экономические и технологические перемены повлекли за собой очередной поворот. Возрастание доступности кредита на российском внутреннем рынке, ставшее результатом роста акционерных коммерческих банков, совпало с международной революцией в области коммуникаций, которая была порождением быстрого распространения телеграфа как средства совершения международных трансакций и широкого применения более эффективного парового двигателя в морском судоходстве. Улучшение коммуникации и повышение скорости и надежности транспортировки грузов способствовали становлению международного рынка потребительских товаров и замене в странах-импортерах обычных торговцев и комиссионеров специальными маклерами (brokers).
Воздействие политики правительства России на характер внешней торговли было действительно заметным в той сфере, где речь шла об открытой поддержке прямого участия банков, судоходных и железнодорожных компаний в системе международной торговли. Свое начало эта политика берет самое раннее в 1890-х гг., хотя еще в 1863 г. Русское общество пароходства и торговли (РОПиТ) фигурировало в качестве экспортера в официальной статистике14.
Но самым необычным нововведением в этом плане являлись, возможно, специальные экспортные отделы российских коммерческих банков. Если деятельность британских банков по закону была ограничена собственно банковскими операциями, то уставы их российских собратьев включали четкие указания на право заниматься торговлей потребительскими товарами15. Британский обозреватель Д. Маккензи Уоллес отмечал, что русские банки были «крупными коммерческими предприятиями, ведущими бизнес самого разного рода... и резко отличались от нашего узкого представления о банке как чисто финансовом учреждении»16. В начале XX в. коммерческие банки играли заметную роль в экспорте русского сахара и были также вовлечены в вывоз за границу зерна17.
Менее развиты были в России экспортные отделы промышленных компаний, хотя два ведущих текстильных концерна, московская фирма «Эмиль Циндель» и Никольская мануфактура С. Морозова, накануне Первой мировой войны открыли собственные экспортные конторы в Маньчжурии18. Большинство российских предпринимателей, решавшихся выйти на внешний рынок, сосредотачивали свою активность на рынках, менее развитых по сравнению с внутрироссийским, таких как Иран и Китай. Обычно они действовали в союзе с другими предпринимателями, образуя ассоциации промышленников19.
Иную организацию вывозной торговли, которая заслуживает упоминания, хотя в нашем исследовании она будет очерчена лишь пунктирно, представляли собой компании по разведке месторождений природных полезных ископаемых. В России они особенно активно проявили себя на рубеже XIX—XX вв. Учреждаемые нередко в Лондоне, они преследовали цель получить вознаграждение за открытие рудных и нефтяных залежей, владея в то же время нефтеносными землями на Кавказе и в других регионах страны. Хотя они оказывали полезные услуги по привлечению инвестиций в этот сектор российской экономики, им в большей степени, чем другим формам торгового предпринимательства, была свойственна тенденция к рискованным, спекулятивным операциям, аферам. Тем самым эти инвестиции подвергались определенной опасности20.
В области импортной торговли, даже если емкость внутреннего рынка России гарантировала им успех, иностранные предприниматели и промышленники предпочитали применять собственную торговую организацию. Эта тенденция проявилась с середины 1870-х гг., когда ведущие западные фирмы, германская БАСФ (1874) и американская «Зингер и Ко» (1877), открыли в России отделения по сбыту своей продукции, и связана она была главным образом с успехами индустриализации не в самой России, а за ее пределами21.
Наконец, российские промышленные фирмы, владельцами которых являлись как российские, так и иностранные подданные, должны были учреждать собственные импортные отделы, чтобы покрывать потребности своих предприятий в заграничном сырье. Данная тенденция наметилась с середины XIX в. Ряд известных фирм, таких как Екатерининский сахарный завод, Невская бумагопрядильня и Российско-Американское товарищество резинового производства «Треугольник», уже в 1863 г. фигурировали в официальной статистике внешней торговли как импортирующие товары за собственный счет. Документы лондонских торговых банкиров начала XX в. свидетельствуют, что к тому времени значение этих операций существенно возросло22.
Рассмотрение деятельности этих многообразных торговых организаций, принимавших участие в международном товарообороте России, и изучение обратного процесса приспособления их к меняющейся деловой среде предоставляют историку возможность проверить на российском материале некоторые распространенные сегодня представления о природе международного делового сообщества. Особого внимания в этом плане заслуживают работы Ст. Чэпмена, Д. Платта, Ч. Джонса и Дж. Стопфорда23. Для освещения космополитической природы российских торговцев, связанных с внешним рынком, пригодна также классификация международных торговцев XVIII в., разработанная А. Каганом.
На вершину торговой иерархии Каган ставит иностранных по происхождению коммерсантов или «представителей заграничных фирм, постоянно находившихся в России или ведших операции в российских портах», специализировавшихся на экспорте основных товаров, вывозимых из страны через порты на Балтийском море (пенька, лен, железо, лес). Вслед за ними появились «коммерсанты — также иностранцы по происхождению, но либо подвергшиеся культурной ассимиляции, либо принимавшие участие в российских корпоративных предприятиях». Олицетворяли эту группу потомки торговых предпринимателей, сообщество которых вело операции в Балтийском регионе еще до завоевания его Россией. Они использовали свои долговременные контакты с производителями на территории Польши и Литвы, а также рынки северного и северо-западного регионов Европы, где добивались очевидного коммерческого успеха. Географически рассеянные и менее специализированные в торговых операциях по сравнению с первой группой, эти торговцы обнаруживали тенденцию к устройству скорее семейных фирм, нежели ассоциаций капитала, более распространенных у предпринимателей первой группы. К третьей группе Каган отнес туземных, т. е. местных торговцев, действовавших в морских портах России и записанных здесь в официальные купеческие гильдии. К ним примыкали торговцы, числившиеся в купеческих гильдиях других городов, но обозначавшие себя как «ведущие торг в портах». Их коммерция, по оценке Кагана, достигала существенных размеров в Петербурге и Архангельске, хотя приводимые им данные не вполне подтверждают это наблюдение24.
До 1917 г. в России слой торговцев, связанных с внешними рынками, оставался этнически весьма пестрым, отражая позиции страны в системе международной коммерции. Однако, хотя исследование эволюции торгового предпринимательства в XIX в. в значительной степени подтверждает наблюдения вышеназванных авторов, выводы их работ не могут быть применены к России без определенных коррективов. С. Чэпмен подчеркивает, что большую часть известных фирм, занятых в международной торговле в XIX в. и ранее, можно отнести к категории «международных домов» (international houses), т. е. «торговых предприятий, функционирующих одновременно в двух или более странах». Большинство таких предприятий были организованы в виде партнерской фирмы с двумя и более совладельцами, типичным для них являлось постоянное присутствие на рынке, с которым они были связаны. По традиции младшие партнеры проводили несколько лет в заграничных филиалах фирмы, но, как указывает Чэпмен, Россия в этом смысле выпадала из общего ряда, поскольку иностранцы — представители своих фирм обнаруживали тенденцию к постоянному проживанию в стране. Различные причины этого феномена будут рассмотрены нами в главе 5.
Для процветания внешнеторговых фирм немаловажное значение имела их связь с Лондоном, главным центром международной коммерции в XIX в. В период после Наполеоновских войн 1793—1815 гг. Лондон, как магнит, притягивал к себе множество предпринимателей, основывавших здесь торговые фирмы. В XVIII в. Лондон стал ведущим центром товарообмена колониальной продукцией — сахаром, табаком, хлопком, красителями, а в XIX в. приобрел и статус мирового финансового центра. Ч. Джонс обратил уже внимание, что с возвышением Лондона, а также в ходе мировой революции в области коммуникаций, связанной с распространением телеграфного сообщения, существенно повысилась эффективность управления заморскими предприятиями непосредственно из столицы Британской империи. Конкретный материал, представленный ниже в главе 7, поможет нам подтвердить или опровергнуть это наблюдение.
В Лондоне обрело пристанище множество семей коммерсантов из основных торговых центров континентальной Европы. Это была «аристократия, не знавшая национальных границ»25. Особое значение для российской внешней торговли имело переселение в Лондон торговых предпринимателей из Гамбурга и Франкфурта-на-Майне, германских городов, оккупированных французской армией в 1806—1812 гг. Примерно в то же время или несколько позже в Великобританию эмигрировало множество недовольных турецким владычеством греческих коммерсантов, которых привлекала перспектива прямой закупки тканей в Лондоне и на севере Англии. Другой главной ареной активности греческих торговцев, занятых в левантийской торговле, стал экспорт в Западную Европу зерна через черноморские порты России. С. Фейрли и П. Херлихи внесли заметный вклад в изучение деятельности греков в этой области26. Однако новые данные, приведенные в нашем исследовании, дают возможность существенно уточнить имеющиеся в литературе представления о роли этой этнической группы в российской внешней торговле27.
Греки и немцы являлись главными предпринимательскими компонентами во внешней торговле России со странами Западной Европы. П. Кертен метко назвал их «торговой диаспорой», представители которой покидали собственный «культурный регион» для того, чтобы соединить его коммерческими связями с другими28. Ч. Джонс выдвинул идею о том, что в XIX в. в международной коммерции доминировала космополитическая буржуазия, тесно связанная с Лондоном или непосредственно обосновавшаяся в этом городе. Наблюдения Джонса по поводу влияния глобализации на деятельность и менталитет этой группы, формирования у нее единой идеологии, совместной деятельности предпринимателей разных национальностей в рамках одной фирмы, их социального взаимодействия вплоть до заключения межнациональных браков могут быть успешно проверены на российском материале. Однако концепция «космополитической буржуазии» Ч. Джонса в случае применения ее к России нуждается в определенной коррекции, и особенно это касается описываемых им поведенческих мотивов, свойственных британским деловым кругам29.
По вопросу о месте русских в среде международных коммерсантов ценные наблюдения содержит исследование А. Рибера, посвященное истории российского предпринимательства в целом30. Особый интерес представляет поставленный Рибером вопрос о напряженных отношениях между русскими купцами, действовавшими в глубине территории России, и их нерусскими по происхождению коллегами, ведущими дела и живущими на границах империи, где в основном и совершались внешнеторговые сделки31. В нашем исследовании предпринимается попытка объединить все эти разновидности торгового бизнеса для создания общей картины российского делового сообщества, занятого в сфере международной коммерции.
Этнический фактор уже рассматривался в литературе, посвященной характеристике мирового внешнеэкономического сообщества. А. Каган, например, выдвинул весьма оживленно дискутируемый специалистами тезис о том, что экономический национализм некоторых русских и советских историков, писавших о российской внешней торговле, восходит к национальным чувствам самих коммерсантов, участвовавших в этом бизнесе32. Как мы сможем убедиться, этот предвзятый взгляд ведет к искаженной интерпретации значения отдельных этнических групп в российском внешнеторговом обмене. В конце XVIII в. действовавшие в России иностранные коммерсанты вели торговые операции без привилегий, предоставляемых по условиям торговых договоров и гарантированных правительством их родной страны (поскольку таких договоров тогда Россия еще не заключала), и потому у них был очевидный экономический стимул для вступления в российское подданство. Следствием этого стало определенное преувеличение роли «русских» во внешней торговле страны в ряде исследований советских историков33. С другой стороны, затушевывалась важная роль коммерсантов — выходцев из германских земель, в 1871 г. объединившихся в Германскую империю. Данное обстоятельство негативно влияло на научную полемику о деятельности в России соответственно германских и британских торговцев.
В XIX в. в российском обществе в целом, и особенно в предпринимательских кругах, сложилось представление об угнетенном положении «русских» во внешней торговле их собственной страны. Это представление сформировалось, в частности, под воздействием стойкого нежелания воспринимать торговцев иностранного происхождения, в том числе и принявших российское подданство, в качестве русских, невзирая на степень их языковой ассимиляции или пребывание в России на протяжении нескольких поколений. Культурная ассимиляция признавалась состоявшимся фактом только в случае перехода таких предпринимателей в православную веру34. Заметим попутно, что, как уже упоминалось выше, многие из британских фирм, принимавших участие в российско-английской торговле в XIX в., были основаны греками или немцами по происхождению.
Экономическая деятельность представителей различных этнических групп в области международной коммерции уже была объектом внимания исследователей, в частности Д. Платта в его работе по истории торговли со странами Латинской Америки. В этом труде автор придерживается той точки зрения, что факт преобладания в этой сфере германских по происхождению торговцев над британскими не может служить доказательством неуспеха британского предпринимательства, поскольку, в отличие от германских коллег по бизнесу, британские фирмы могли проще перенести свою деловую активность в пределы Британской империи, где перспективы роста были более благоприятными, а юридическая система более соответствовала традициям британского делового сообщества. В этом наблюдении можно обнаружить некоторые параллели с деятельностью британских фирм в России. Стратегия выживания в условиях, когда германские фирмы пользовались большими преимуществами на российском рынке, подталкивала британские фирмы к деятельности на защищенных от конкуренции и суливших более значительные прибыли рынках в пределах Британской империи. Самым впечатляющим примером тому стал уход англо-греческой фирмы «Братья Ралли» из России и переориентация ее на торговлю с Индией, где Ралли удалось добиться выдающегося успеха. Другим вариантом мог стать отказ от участия в таком рискованном бизнесе, как международная торговля, и реинвестиция капитала в относительно гарантированные ценности в Великобритании, где владельцы фирмы могли с этого времени вести обеспеченную жизнь рантье. Так, например, поступило семейство Лодеров, одна из наиболее известных британских фирм, ранее участвовавших в российско-английском внешнеторговом обороте.
Те же фирмы с богатой историей деятельности в России, которые предпочитали остаться в этом бизнесе, перед лицом возросшей конкуренции и в связи с коммерческими и технологическими изменениями ведения дел были вынуждены прибегать к иным стратегиям выживания. Им удавалось выдержать ухудшение общей обстановки, перейдя на торговлю товарами прежде всего широкого потребления, вложив капиталы в производственную и сбытовую инфраструктуру, отдав предпочтение менеджменту с ликвидными ценностями, руководя предприятием от имени третьего участника или непосредственно внедрившись в производственный сектор экономики России35. Анализу вопроса о том, в какой мере такая коммерческая адаптация была свойственна для России и насколько эти динамичные предприниматели смогли эволюционировать в полноценные «инвестиционные группы»36, посвящены главы 5 и 7 нашего исследования.
Значимость для экономического развития России капиталов, притекавших в народное хозяйство из сферы внешней торговли, историками еще не оценена по достоинству37. Подсчеты иностранных капиталовложений в России долгое время основывались на данных о прямых инвестициях заграничных фирм и портфельных инвестициях частных лиц. Что касается «эмигрантских инвестиций», т. е. вложений капитала теми предпринимателями, которые эмигрировали на новую для них родину, то проблема эта, по сути, не исследована — и не только в отношении России. Несоответствие между подсчетами внешнеполитического ведомства Великобритании (Foreign Office) размеров британского имущества, секвестрованного в России после 1917 г., и подсчетами на ту же тему в блестящей работе П. В. Оля как нельзя лучше иллюстрирует это положение вещей38. При идентификации ряда торговых фирм, инвестировавших капиталы в России39, но не учтенных в книге П. В. Оля, нами будут приведены новые данные, способные расширить имеющиеся представления об этом весьма важном для России источнике капиталовложений.
Исследование международной торговли России предоставляет возможность рассмотреть неудачный, по утверждению многих, опыт русских предпринимателей с разных точек зрения. Отзывы современников изобилуют критикой по адресу русского делового мира за его неспособность проникнуть в сферу международной торговли40. Но этот критицизм был в значительной мере результатом заблуждения, поскольку упускалось из виду, что повсюду в Европе в сфере международной торговли товарами массового потребления доминирующие позиции принадлежали фирмам, штаб-квартиры которых располагались в странах — потребителях этих товаров. Россия в этом смысле не выбивалась из общего ряда индустриальных наций вне Западной Европы. Предприниматели США, например, играли в целом пассивную роль в своей внешней торговле. Подобным же образом японские торговцы в 1877 г. контролировали лишь 2,5% внешнеторгового оборота их страны, и понадобились совместные усилия японского правительства и деловых кругов, чтобы поднять эту долю до 38,5% в 1900 г.41 Пример Японии дает возможность представить, какого результата могла бы достичь России благодаря соответственному государственному вмешательству, которое, впрочем, так и не стало реальностью. Российские предприниматели, избегавшие принимать участие во многих отраслях международной торговли, поступали вполне разумно в экономическом смысле. В ряде же ведущих отраслей, как, например, в экспорте товаров широкого потребления, русские фирмы, напротив, были достаточно широко представлены.
Источником критики современников в адрес русских фирм за пренебрежение сферой международной коммерции является, возможно, убеждение, что русские были бы щедро вознаграждены за участие во внешнеторговом товарообмене и смогли бы пожинать плоды своей активности. Советские историки П. И. Лященко и В. Н. Яковцевский предложили экстравагантный тезис о высочайшем уровне прибыли, извлекаемой международными коммерсантами от операцией в России. В. Н. Яковцевский, например, писал, что в XVI11 в. британские торговцы, ввозившие в Россию одежду и ткани, получали от 200 до 300% прибыли на вложенный капитал42.
Данные о капиталах и прибылях иностранных торговцев в России, представленные в нашем исследовании, опровергают такого рода домыслы. На рубеже XVIII—XIX вв. торговые дома «старого стиля», ведущие международную торговлю, могли рассчитывать в лучшем случае на прибыль в 15—20% от вложенного капитала, однако растущая экспансия со стороны комиссионерских фирм понижала и этот не столь уж высокий уровень. Массовый уход из российской торговли основанных в портах Черного моря иностранцами торговых фирм, произошедший в конце XIX в., подтверждает наблюдение о падении в целом нормы прибыли от внешнеторговых операций в России. Есть, разумеется, общеизвестные примеры фирм, на протяжении ряда лет добивавшихся высоких прибылей, но эти данные следует уравновесить крупными убытками других лет и впечатляющей картиной банкротства и ликвидации ряда вполне респектабельных внешнеторговых компаний. Именно трезвой оценкой преимуществ и рисков, которые обещало участие в мировом товарообмене, а также возможностью воспользоваться более гарантирующими успех альтернативами следует объяснить благоразумное воздержание русских предпринимателей от занятия этим бизнесом.
Важность иностранных кредитов как для внутренней, так и для внешней торговли России отмечена в целом ряде упомянутых выше работ, однако же природа международной кредитной системы и ее воздействие на внешнеторговый оборот России остаются тем не менее неизученными. Для разрешения проблемы необходимо обратиться к истории самой этой системы и особенно осветить роль в ней лондонского Сити. Новаторское исследование С. Чэпмена о британских торговых банках (merchant banking) представляет собой ценную основу для специального изучения финансовых связей лондонских банкиров и торговцев, ведших экспортно-импортные операции в России43. Результаты осуществленного С. Чэпменом поиска документов в архивах британских торговых банков свидетельствуют о наличии нового источника по экономической истории России, который до сих пор фактически не был использован. Несмотря на то, что в этих материалах, касающихся России, довольно много лакун, они все же дают основание усомниться в корректности ряда предпринятых ранее попыток концептуализации российского модернизационного процесса.
Документы из архивов лондонских банкиров не только предоставляют в наше распоряжение множество новых данных о финансовой и коммерческой активности предпринимателей в сфере российской внешней торговли, но дают также возможность верифицировать имеющиеся в литературе суждения о природе русского делового мира. Приводимые ниже факты противостоят распространенному негативному стереотипному представлению о российском предпринимателе, по крайней мере в тех аспектах, которые касаются внешней торговли.
В нашем исследовании на материале об эволюции внешнеэкономических связей России до Первой мировой войны мы попытаемся в целом пролить свет на историю международной торговли в XIX в. и в особенности на участие в ней России; в задачу автора входит также представить новые данные о фирмах, вовлеченных в эту сферу бизнеса, остановиться на проблеме источников финансирования внешнеторговых операций. Не в последнюю очередь важно подвергнуть проверке ряд распространенных, но спорных суждений о природе российского делового сообщества. Автор, наконец, рассчитывает внести свой вклад и в общетеоретическую полемику о роли государства в ходе общеэкономической модернизации дореволюционной России.
2 Gershenkron A. Economic Backwardness in Historical Perspective. Harvard, 1961; Idem. Europe in the Russian Mirror: Four Lectures in Economic History. C.U.P., 1970; Idem. Agrarian Policies and Industrualization in Russia// Postan M.M., Habakkuk H.S., eds. Cambridge Economic History of Europe. Vol. 6. Part 2. C.U.P., 1965. P. 706—800.
3 Crisp О. Studies in the Russian Economy before 1914. London, 1976. Веским подтверждением тезиса О. Крисп стала работа Пола Грегори о российском национальном доходе на рубеже XIX—XX вв. (Gregory Р. Russian National Income, 1885—1913. Cambridge, 1982).
4 См.: Strumilin S. Industrial Crises in Russia, 1847—1867 // Crouzet F., Chaloner W.H., Stern W.M. (Eds.) Essays in European Economic History. London, 1959. P. 159. Интересную параллель в оценке значения внешней торговли для экономического роста России составляет запоздалое признание британских историков экономики относительно важности торгового и финансового секторов в ходе так называемой индустриальной революции в Великобритании (см.: Chapman S.D. British Merchant Enterprise in the 19th Century. Cambridge, 1992. P. 425).
5 См.: Золотов B.A. Хлебный экспорт России через порты Черного и Азовского морей в 60—90-е годы XIX в. Ростов-на-Дону, 1966; Семенов Л.А. Россия и Англия: экономические отношения в середине XIX в. Л., 1975; Китанина Т.М. Хлебная торговля России в 1875—1914 гг. (очерки правительственной политики). JI., 1978.
6 Об этом свидетельствуют, в частности, донесения британских консулов в России, отложившиеся в британских архивах: P.R.O. SP 91/101/238; FO 65/14, 65/20.
7 Федоров М.П. Хлебная торговля в главнейших русских портах и Кенигсберге. М., 1888; Лященко П.И. Зерновое хозяйство и хлеботорговые отношения России и Германии в связи с таможенным обложением. Пг., 1915; Jurowsky L. Der russische Getreideexport: seine Entwicklung und Organisation. Berlin; Stuttgart, 1910.
8 См.: Китанина T.M. Указ. соч.
9 Там же. С. 61.
10 Кулишер И.М. Очерк истории русской торговли. Пг., 1923.
11 Лодыженский К.А. История русского таможенного тарифа. СПб., 1896; Соболев М.Н. Таможенная политика России во второй половине XIX века. Томск, 1911.
12 Kanan A. Government Policies and the Industrialization of Russia // Journal of Economic History. 1967. № 27; Kirchner W. Russian Tariffs and Foreign Industries before 1914 // Journal of Economic History. Vol. XL1. № 2 (June 1981).
13 Falkus M.E. Russia and the International Wheat Trade, 1861 — 1914// Economica. New Series. Vol. XXXI11. Nov. 1966. P. 416-429.
14 См. таблицы экспортеров и импортеров в издании: Обзор внешней торговли за 1863 год. СПб., 1864.
15 Устав Русско-Китайского банка, например, включал пункт о покупке и продаже банком товаров за собственный счет. См.: Remer C.F. Foreign Investment in China. New York, 1933. P. 550.
16 MacKenzie Wallace D. The Times Book of Russia. London, 1916. P. 13.
17 См. ниже главу 6, раздел 6.6.
18 Remer C.F. Op. cit. P. 576.
19 Лучшим примером такой формы международной торговли являются российские текстильные фирмы (см. подр. главу 6, раздел 6.5).
20 См.: Chapman S.D. Op. cit. P. 425. Перечень инвесторов, вовлеченных в компании по разработке природных богатств в России накануне 1914 г., см. в: Foreign Office Correspondence Files, P.R.O. FO 371/14836.
21 Cm.: Carstensen F.V. American Enterprise in Foreign Markets. N.Carolina, 1984; Kirchner W. Die deutsche Industrie und die Industrialisierung Russlands, 1815—1914. St. Katharinen, 1986.
22 Обзор внешней торговли за 1863 год. Табл. 15, 18 и 21; Brandt’s Records, Russian Letter Books, 1914, University of Nottingham.
23 Cm.: Chapman S.D. Op. cit.; Idem. British Based Investments Groups before 1914 // Economic History Review. Second Series. Vol. XXXVIII. No. 2. May 1985. P. 230—251; Idem. The International Houses: The Continental Contribution to British Commerce, 1800—1860 // Journal of European Economic History. Vol. 6. 1977. P. 5—48; Platt D.C.M. Latin America and British Trade: 1806—1914. London, 1972; Jones C.A. International Business in the 19th Century: The Rise and Fall of a Cosmopolitain Bourgeoisie. New York, 1987; Stopford J.M. The Origin of British Based Multinational Manufacturing Enterprise // Business History Review. XLVIII. 1974. P. 303-335.
24 Kahan A. The Plow, the Hammer and the Knout. Chicago; London, 1985. P. 262—265. Предложенная А. Каганом классификация может быть успешно применена для характеристики своеобразных черт сообщества иностранных торговцев в Москве конца XVIII в. Роль Москвы во внешней торговле страны достаточно легко проследить в связи с ее срединным положением в империи. На протяжении всего XIX в. здесь процветала колония эмигрировавших из стран Западной Европы торговцев, поскольку Москва являлась важнейшим таможенным пунктом внутри империи. Сюда в 1880—1890-е гг. поступало более 40% ввозимой в страну бумажной пряжи, до 60% индиго и других красителей и почти весь импортируемый в Россию шелк. Местные внешнеторговые коммерсанты были связаны почти исключительно с импортной торговлей, выступая по большей части в качестве посредников между русскими фирмами, обслуживающими местный рынок, и фирмами-поставщика-ми в ведущих зарубежных коммерческих центрах (см.: История Москвы. Т. 4. М., 1954. С. 199—201; Buist M.G. At Spes non Facta: Hope & C°, 1770—1815. Hague, 1974. P. 123—125). В XIX в. в России действовало 4 внутренних таможенных пункта, куда можно было непосредственно направлять товары из-за границы: Москва, Варшава, Харьков и Тифлис (Lodijensky J. Russia: Its Industries and Trade. Glasgow International Exibition, 1901. P. 148).
25 Bergeron L. Les banquiers rhenans, fin du XVIII siecle au debut du XIX siecle // Bulletin de Centre d’Histoire economique et social de la region Lyonnaise (цит. no: Chapman S.D. Merchant Enterprise in Britain. From the Industrial Revolution to World War I. Cambridge University Press, 1992. P. 132).
26 Fairlie S. The Anglo-Russian Grain Trade, 1815—1861. Unpub. Ph.D. London, 1959; Herlihy P. Odessa: A History, 1794—1914. Harvard, 1986.
27 См. ниже, главу 6.
28 Curtin P. Cross-Cultural Trade in World History. Cambridge, 1984 (цит. no: Chapman S.D. Merchant Enterprise in Britain. P. 210).
29 См. подр. в главе 5.
30 Rieber A.J. Merchants and Entrepreneurs in Imperial Russia. N.Carolina, 1982.
31 Ibid. См. также: Owen Th.C. Capitalism and Politics in Russia, 1855-1904. C.U.P., 1981.
32 Kahan A. Op. cit. P. 262—263.
33 См., например: Злотников Е.Г. Континентальная блокада в России. М., 1966. С. 24; Боровой С.Я. Кредит и банки в России, середина XVII в. — 1861 г. М., 1958. С. 30; Рубинштейн H.Л. Внешняя торговля России и русское купечество во второй половине XVI11 в. // Исторические записки. Т. 54. М., 1955. С. 341—361. См. также: Kaplan Н. Russia’s impact on the Industrial Revolution in Great Britain // Forschungen zur Osteuropaischen Geschichte. Vol. 29. Berlin, 1981. P. 12.
34 Kahan A. Op. cit. P. 262.
35 Jones C.A. Op. cit. P. 106—140.
36 См. о таких группах подр.: Chapman S.D. British Based Investment Groups...
37 П.В. Оль, известный исследователь иностранных промышленных инвестиций в дореволюционной России, практически не касается этого вопроса (см.: Оль П.В. Иностранные капиталы в дореволюционной России. М., 1925).
38 Оль П.В. Указ. соч.; P.R.O. FO 371/14836. В последнем источнике инвестированный в России британский капитал зафиксирован на более позднюю дату, чем в исследовании П.В. Оля.
39 См.: Stopford J.M. Op. cit. P. 395.
40 См., например, специальные журналы Общества сельского хозяйства Южной России, на страницах которых постоянно велась дискуссия на эту тему.
41 Yamazaki Н. General Trading Companies in Japan; Kawabi N. The Development of Overseas Operations by General Trading Companies // Yonekawa S., Yoshihara H. (Eds.). Business History of General Trading Companies. Tokyo, 1987. P. 36—37, 111 — 112.
42 См.: Яковцевский B.H. Купеческий капитал в феодально-крепостнической России. М., 1953. С. 124. По утверждению этого автора, норма прибыли в России примерно вдвое превышала самые смелые предположения западных торговцев. А. Каган справедливо назвал такого рода рассуждения «классическим образцом “ученого”невежества». Он заметил также, что «большинство русских претензий по поводу чрезвычайно высоких прибылей, получаемых иностранцами в России, относится к области мифологии и является результатом или некритичных националистических предубеждений, или полного незнания дела» (Kahan A. Op. cit. Р. 199, 376). С. Фэйрли также находит цифру Яковцев-ского о 200—300% прибыли, якобы получаемой иностранцами от внешнеторговых операций, «чрезмерной» (Fairlie S. Op. cit. P. 373).
43 Chapman S.D. The Rise of Merchant Banking. London, 1984; Idem. The International Houses... P. 39.
<< Назад Вперёд>>
