1. Рыболовство и промысел морского зверя
Первоначальному этапу «стихийного» заселения поморских территорий соответствовало стихийное же освоение водных угодий (речных, озерных, морских), при котором наблюдалось более или менее равномерное развитие рыболовных и зверобойных промыслов на основе природных ресурсов, составлявших главное богатство приморских районов: семги, трески, «белой» рыбы, моржа, тюленя. С ростом численности поморского населения и, далее в связи с хозяйственной деятельностью монастырей начинают развиваться отдельные виды промыслов, особенно те, которые, во-первых, более надежно обеспечивали пропитание на большую часть года, и, во-вторых, добыча которых имела высокую товарность (ценность), т. е. пользовалась спросом в областях Русского государства, поставлявших в Поморье хлеб. Вполне естественно, что уже в XVI в. в поморском хозяйстве всех заселенных к тому времени берегов определилась ведущая роль морских промыслов, лучше всего отвечавших обоим названным условиям и ставших основой крестьянской и монастырской экономики. Речной (кроме ловли семги, которая всегда шла на продажу) и озерный промыслы отходят на второй план.
С началом становления промысловой системы хозяйства наметилась, а в процессе ее развития и определилась промысловая специфика поморской экономики на отдельных берегах Поморья. Эта специфика обусловливалась не только природно-географическими условиями (близость того или иного берега к ареалам миграций косяков рыб и стад морских животных, т. е. к районам добычи), но и историко-экономическими факторами. Роль последних увеличивалась по мере заселения Поморья и превращения его в морскую рыбо-зверопромысловую область северной России. В этом качестве оно и включилось в XVII в. в систему всероссийского внутреннего рынка.
Этот процесс несколько видоизменил общую картину зарождения морских промыслов в Поморье, о которой можно судить по документам XV—XVII вв. В то время самыми интенсивными были семужий и тресковый промыслы.
Семужий лов, будучи прибрежным промыслом, возникал одновременно с поселением (временным или постоянным) в любом районе Поморья, так как, во-первых, семга появлялась в течение весенне-летне-осеннего периода у каждого поморского берега и, во-вторых, всегда являлась главным объектом внимания как промысловых «ватаг», так и оседлого населения. Высокая ценность семги, в силу ее вкусовых и питательных качеств составлявшей наряду с северной пушниной и жемчугом главное богатство северных и приморских районов («десятая рыба семга», так же как десятое жемчужное зерно, отдавалась государству или церкви), сразу определяла ее высокую товарность: она ловилась почти исключительно на продажу. Поэтому семужий промысел являлся главным занятием поморского населения повсеместно во всех осваиваемых районах, а в монастырских хозяйствах семга приносила большую часть дохода, известную под названием «рыбная сумма», из которой монастыри платили крестьянам за различные работы в течение года, покупали сельскохозяйственные орудия, скит, лошадей, утварь, дорогие вина и заморские продукты1. В XV—XVII вв. наибольшее развитие семужьего промысла наблюдалось в районах самого раннего заселения — в поселениях устья Сев. Двины, посадской части Летнего берега, в Варзуге и Умбе на Терском берегу и в некоторых других местностях.
В XVI в. средоточием тресковых промыслов, как мы знаем, было западное побережье Кольского п-ова, в их зарождении и производстве участвовало местное (саамы) и пришлое (русские, карелы) население, заселившее к тому времени Колу, юго-западную часть Терского берега, Кандалакшское побережье и северо- западный район Карельского берега. Возникновение западномурманского трескового промысла и развившаяся на его базе северная торговля русского и иноэтнического населения Севера — как внутренняя, так и с иностранцами — сыграли значительную роль в дальнейшем заселении Поморья и формировании его промысловой и хозяйственной системы. К XVII в. центр тресковых промыслов русского населения заселенных поморских территорий переносится на восточное побережье Кольского п-ова («Восточный Мурман»), и в нем уже наиболее активное участие принимают жители Поморского берега и нижнедвинских волостей (двиняне)2. Для населения Кандалакшского, северо-западной части Карельского и юго-западной части Терского берегов восточномурманский промысел был менее выгодным, главным образом из-за удаленности рынков сбыта во внутренние области Русского государства, поэтому в течение XVII—XVIII вв. тресковый мурманский промысел почти целиком переходит сначала в руки двинян и жителей Поморского берега, а впоследствии — почти исключительно промышленников Поморского берега, где он к XIX в. становится главной отраслью промыслового хозяйства.
В XVIII в. начинает заметно увеличиваться роль сельдяного лова, особенно в тех поморских районах, где эта рыба вылавливалась в огромном количестве для продажи, т. е. в хозяйстве жителей Кандалакшского, Карельского, Онежского и части Поморского (от Сороки до Нюхчи) берегов, а также в устье Сев. Двины. На Кандалакшском берегу сельдяной лов заменил (по значению для экономики) мурманский тресковый промысел и уже к ко XVIII в. занял ведущее место в экономике этого берега3. В начале XIX в. правительство, как известно, делало попытки «поднятия беломорских промыслов», создавая различные компании, лопавшиеся, как мыльные пузыри. В 1804 г. была учреждена компания для развития сельдяных и китовых промыслов; в д. Поньгома на Карельском берегу основалась компания Дорбекера, который выписал из Голландии рыбаков с судами и снастями. То и другое оказалось непригодным для беломорских условий промысла. Кроме того, голландцы должны были научить поморов ловить сельдь, но иностранцы держались чванливо, настоящего контакта и обучения не состоялось. Поморы научились солить рыбу по-своему, за особое усердие получая от компании оригинальные награды — медные знаки в виде сельди для ношения на кафтане4.
Рыбным промыслом, вошедшим позднее всех в число ведущих морских промыслов ряда поморских берегов и оказавшим влияние на развитие поморской экономики в целом, явился промысел наваги. Еще во второй половине XIX в. (60—70-е годы) наважий промысел не выделялся в качестве доминирующего морского лова, хотя навага ловилась повсеместно, кроме Кандалакшского залива, и имела достаточно важное торговое значение в некоторых местностях на Поморском (Шуерецкое, Сумской Посад, Колежма), Онежском берегах и деревнях в устье Сев. Двины. Основной спрос навага имела в Вологодской и Олонецкой губерниях, но скупщики из этих мест отправляли ее и дальше — в центральные губернии. В конце XIX—начале XX в. наважий лов становится одним из главных промыслов в хозяйстве северо-восточных сел Зимнего берега, на Онежском берегу, играет важную роль в экономике некоторых селений на Поморском берегу. Рост промыслового и товарного значения наваги на Зимнем берегу вызвал необходимость освоения новых участков лова (на п-ове Канин) и устройства прямого сообщения Мезени с Архангельском. Мезенцы даже сами предложили собрать на строительство дороги деньги, откладывая по 1 коп. с пуда рыбы5.
Бой и лов морского зверя, восходящий к самым ранним этапам заселения Поморья русскими, оформляется в промысел в течение XVII в. Разнообразные источники конца XVII—XVIII в. сообщают о беломорском промысле гренландского тюленя (Терский берег, двиняне, южные селения Зимнего берега) и белухи (Летний берег). Исключительное развитие в это время получил моржовый промысел, производившийся в водах Северного Ледовитого океана — у Шпицбергена и Новой Земли. Среди крупных судовладельцев — организаторов этих промыслов — выделялись архангельские купцы Амосовы, Плотниковы, Оконнишников, Ступачев и др. Холмогорский архиепископский дом, Выгорецкое старообрядческое общежительство («Поморское согласие»)6. Зверобойные артели набирались из жителей различных волостей Архангельской губ. — из Архангельской, Холмогорской, Онежской, Вельской, Пинежской, Сольвычегодской округ, в том числе и из поморских волостей — с Поморского и Зимнего берегов, Мезени и др.7 Разорительная для рядовых промышленников система монополий и откупов в морских и океанских промыслах, проводившаяся правительством в течение второй половины XVIII—первой четверти XIX в., истощение моржовых запасов и ряд других факторов привели к значительному сокращению «грумантских» (у Шпицбергена) промыслов в середине XIX в. Новоземельским промыслом в дальнейшем занимались лишь отдельные промышленники, главным образом из Мезени. Со второй половины XIX в. поднимается спрос на продукты беломорского зверя — сало и кожи, центром тюленьего промысла становятся селения северо-восточной части Зимнего берега, возникшие на последнем этапе заселения Поморья (первая треть XVIII в.), но расположенные в непосредственной близости к местам массовых лежбищ зверя (горло Белого моря, Мезенский и Конушинский заливы) и рынкам сбыта (Архангельск, Мезень). Значительное развитие получил также тюлений промысел на Терском берегу под названием «торосовый», в котором участвовали жители от Кандалакши до Поноя. Меньшее значение в масштабах всего Поморья, но весьма существенное — в местной экономике имел лов белухи на Летнем берегу и тюленя в некоторых селениях на Карельском берегу (Гридино, Летняя Река, Калгалакша).
Особое значение повсюду в Поморье сохранял семужий морской и речной заборный лов. Во второй половине XIX—начале ХХ в. семга, естественно, не могла конкурировать с треской, сельдью или навагой по размерам улова, но высокая стоимость семги на внутреннем и внешнем рынках и обитание ее исключительно в водах беломорского бассейна заставляли поморов интенсивно заниматься ее промыслом. Разновидности семги, подходившей в весенне-осенний период к поморским берегам, традиционные способы ее засола в разных местностях обусловливали различную цену семги на рынках сбыта. По самой высокой цене продавалась осенняя семга («залом»), добывавшаяся на всех берегах, но лучшей считалась семга с Терского берега, с устья р. Онеги и с южной части Зимнего берега. В этих местностях семужий промысел и был особенно развит во второй половине XIX—начале XX в., а в селах Терского берега — Умбе, Варзуге, Кузомени, Чаваньге и Чапоме он являлся в это время главным промыслом, которым население кормилось.
Из морских рыб, имевших второстепенное значение в хозяйстве населения, т. е. добывавшихся главным образом для пищевого рациона, необходимо отметить несколько видов, улов которых являлся существенным подспорьем в ряде местностей Поморья. Так, жители Зимнего (северо-восточная часть), Летнего и Терского берегов в летне-осенний (до становления льда) сезон, чаще всего одновременно с семужьим ловом, промышляли камбалу, сига и другую рыбу. Сиговый промысел развился довольно значительно в северо-западных селениях Карельского берега (Черная Река, Калгалакша). Здесь он имел даже некоторое товарное значение. На Поморском, Онежском и Летнем берегах население ловило ранней весной корюха, подходившего после половодья к берегам в большом количестве.
Речной (помимо семужьего) и озерный лов во второй половине XIX—начале XX в. имел в целом по Поморью вспомогательное значение. Им занималась главным образом беднейшая часть жителей на всех берегах, так как этот лов давал возможность постоянного пропитания в течение года.
Даже самое общее представление о поморской промысловой системе хозяйства невозможно без характеристики основных орудий промыслов.
Не вызывает сомнений факт, что как у пришлого (русского и иноэтничного) населения, вышедшего на берега Белого моря, так и у местных жителей этого района был немалый опыт в изготовлении различных орудий рыболовства, а также и в морском рыболовно-зверобойном промысле. Сравнительное изучение орудий озерного и речного рыболовства у русского населения различных регионов, а тем более — у народов Западной Европы до сих пор не проводилось, поэтому любая типология, построенная на материалах какого-либо района или группы населения хотя и возможна, но неизбежно будет страдать определенными недостатками. В то же время обследование имеющегося рыболовного инвентаря (орудий лова, судов, разнообразных вспомогательных приспособлений и т. п.) различных этнических общностей позволило ученым сделать вывод об универсальности основных типов рыболовных снастей, заняться вопросом их происхождения, традиционности, преемственности, взаимовлияния и т. д.
В свете вышеизложенного любая сводка подобного материала в рамках традиционной культуры исторически сложившейся группы населения имеет как частное (для данной группы), так и общее значение. Рыболовные и зверобойные орудия поморов, у которых морские и речные промыслы стали главным и практически единственным занятием, — тема, заслуживающая специального исследования, тем более что северные морские промыслы были для славян новым и поздним видом деятельности. В данном случае они не могли опираться только на свой собственный опыт в речном и озерном лове, но, не имея в настоящей работе возможности выяснять проблему возникновения или заимствования морских орудий, мы ограничимся лишь констатацией тех типов и их разновидностей, которые бытовали в поморской среде в XIX—начале XX в.
Естественно, что ведущая роль морских промыслов в экономике Поморья влекла за собой доминирование морских орудий лова. Разнообразие природных условий отдельных поморских районов, особенности рельефа побережья, морского дна, течений, различные объекты промысла, их биологические циклы и пути миграций, зависевшие от последних сезоны лова, — все эти факторы обусловливали возникновение и способствовали постоянному совершенствованию типов морских снастей, особенно в морском рыболовстве. Орудия зверобойного промысла, судя по археологическим материалам и письменным источникам, претерпели во времени незначительные изменения. Конструкция и названия морских снастей (как всего снаряда в целом, так и отдельных его частей), распространенных в Поморье во второй половине XIX—начале XX в., дают основания считать, что в основе большинства из них лежали речные (и озерные) снасти. В подтверждение этого говорит и тот факт, что некоторые виды орудий в описываемое время употреблялись как в морском, так и в речном лове (поезд, гарва, перемет) или создавались, так сказать, переходные виды, например, летний морской «ставной тяглый невод» и др.
Из рыб беломорского бассейна только треска и сельдь ловились исключительно в море; семга, навага, корюх, сиг и другие виды добывались в море и в реках. Вследствие этого удобнее рассматривать орудия лова в связи с определенным объектом промысла, т. е. употреблявшиеся только в морском лове, морском и речном лове, только в речном, речном и озерном и только озерном лове. В первую очередь остановимся на важнейших поморских промыслах — мурманском тресковом (тресковым промыслом поморы называли также лов пикши, палтуса, морской камбалы, морского окуня в Баренцевом море), беломорском сельдяном и семужьем.
Развитие тресковых мурманских промыслов (западных и сточных) было возможно благодаря ежегодным миграциям косяков рыб, которые подходили к мурманским берегам для нереста и откормки. Судя по сообщениям письменных источников и по современным полевым данным, способы добычи трески и орудия лова мало изменялись в течение веков. В начале XX в. существовало два способа добычи, т. е. два вида трескового промысла, известных в XVI в. и получивших названия от орудий лова - ярусный и поддёвный8. Ярусный лов был основным (и практически единственным) видом промысла любой рыбы, добывавшейся поморами на восточном мурманском берегу.
Ярус представлял собой крючковую снасть с наживкой, в качестве которой на Мурмане в весенне-летний (до середины июля) промысловый сезон специально ловилась мойва, а в осенний — песчанка, мелкая сельдь или даже морской червь. По своей конструкции ярус восходил к «дорожке», но достигал в длину 8—10 км. Он состоял из «стоянок» — связанных между собой и горизонтально натянутых толстых бечевок с привязанными к ним на равномерном расстоянии друг от друга веревок с удами-крючками («форшни»). Единицей ярусной снасти считался «тюк», достигающий в длину 320—380 м; на один тюк приходилось в среднем 150 крючков, а тюков в одной снасти насчитывалось от 20 до 40. К ярусу в нескольких местах (обычно на концах и посередине) прикреплялись якоря («дреки») и деревянные поплавки больших размеров («кубаса»), являвшиеся одновременно буйками, которые определяли местонахождение снасти в море и место стоянки промысловой лодки для выбирания добычи. Наживление тюков производилось на берегу наживочниками - членами мурманской тресковой артели, выметка яруса в море - кормщиками и весельщиками и занимала 1—2 часа, а вытягивание яруса с добычей — от 3 часов и более.
Второй вид лова — на поддёв — был известен в XVI в. на западномурманском промысле (в XIX—XX вв. в этих местах им пользовались в основном финские и норвежские поселенцы. Позднее он был распространен на летнем промысле трески в Кандалакшской губе. Поддёв — тоже крючковая снасть в виде лески с грузилом, каменной или металлической рыбкой и крючком с наживкой (чаще всего — морский червем) или без нее. Поддёвный лов был рассчитан на густоту трескового стада: ловец непрерывно дергал леску вверх и вниз, поддевая рыбу за что придется. Мурманская треска обрабатывалась сразу по прибытии в становище весьма примитивным способом: рыба «пласталась», т.е. разрезалась вдоль спины, у нее отрезалась голова и вынимались внутренности; печень (по-местному, «макса», или «воюкса») складывалась в специальные сосуды. Разделанная таким образом треска сдавалась скупщикам, которые засаливали ее сами — прямо в трюмах судов, отправлявшихся в порты, или в специальных бочках («трещанках»), весом до 25—30 пудов.
Массовый лов сельди производился в Поморье в трех местах, куда эта рыба подходила в разные времена года в большом количестве: в Кандалакшской губе (апрель, июнь), в Сорокской губе (сентябрь—ноябрь), в устье Сев. Двины (ноябрь-декабрь)9. Вообще же жители поморских местностей, прилегающих к этим участкам Белого моря, ловили сельдь в течение всего времени, пока она держалась вблизи берегов. Ловили двумя типами снастей — ставными и тяглыми сетями, местные разновидности которых, а также размеры и конструкции зависели от традиции и природных условий. Сельдяные сети по всему Поморью имели всего три названия: невод, мережа, рюжа; каждое из этих орудий могло быть ставным или тяглым. Так, тяглый и ставной невод — единственный вид снасти, употреблявшийся на «егорьевском» и «ивановском» лове в Кандалакшской губе, был только ставным орудием в сельдяном лове двинского устья; мережа — сельдяная снасть промышленников Поморского берега — была ставным орудием подледного и тяглым осеннего лова, а на Онежском берегу — ставной летней снастью, т. е. на открытой воде. Нередко один вид орудия назывался по-разному даже в соседних местностях. Например, на Онежском берегу, в с. Лямцы, знали и употребляли название «мережа», а в селах Пурнема и Тамица — «рюжа»10, на Поморском берегу бытовали оба названия11.
Все же следует отметить некоторые важные моменты. 1. В конце XIX—начале XX в. на Терском, Кандалакшском и Карельском берегах основным видом орудия сельдяного лова — тяглого и ставного типа — был невод с матицей, рюж и мереж местное население уже не знало12. 2. На Поморском и Онежском берегах ловили неводом, рюжей и мережей, причем на последнем берегу все эти виды орудий здесь были ставными, но невод чаще употреблялся на зимнем подледном лове, а рюжа (мережа) — на весенне-летнем. 3. В устье Сев. Двины был известен только невод с матицей как ставная снасть.
Тяглый невод, таким образом, употреблялся на весенне-летнем промысле в Кандалакшской и Сорокской губе, у берегов Терского и Карельского; по способу лова — закидыванию в море и вытягиванию — он иногда еще назывался «закидным». В основе своей конструкции тяглый невод был повсюду одинаков: он имел матицу и два сетяных крыла, но в разных поморских местностях наблюдались некоторые особенности в устройстве отдельных частей невода. Невода также сильно различались размерами и величиной ячей отдельных сеток, их составляющих. Самым большим тяглым неводом был кандалакшский, длиной 170—200 м высотой, т. е. глубиной матицы, 11—13 м. В начале XX в. такой невод стоил до 250 руб.13 На Терском, Карельском и Поморском берегах невода были значительно меньше (от 10 до 40 м длиной) и имели ряд отличий. Матица карельского невода, например, шилась из одной сетки, но ячеи вязались троякого размера; у сорокского невода матица была длиннее, чем у кандалакшского, симметричные крылья, другие размеры ячей и т. д.14
Рис. 1. Летняя установка сельдяного невода (Кандалакшский берог). 1 — матица; 2 — бережная (стеновая) сеть; 3 — голоменная сеть; 4 — поплавки («паутива»); 5 — грузила («кибасья»); 6 — сторожевой знак («ловдус»); 7 — веревка, за которую вытягивают невод («ужище»); 8 — расщепленное полено, в которое зажимается конец стеновой сети («шипец»).
Тяглые невода закидывались с берега или с карбаса. Для управления большим кандалакшским неводом требовалось 5—6 человек, составлявших артель на карбасе; в начале XX в. на одном промысловом карбасе бывало по две артели, ловившие двумя неводами. В Сорокской губе один невод обслуживали три человека, независимо от того, производился лов с берега или с лодки. Иногда объединялись две артели по три человека и ловили с двух лодок: тогда один невод лежал расправленный на связанных бортами карбасах так, чтобы его можно было быстро выметать, а другой был запасным.
В ранневесенний и осенне-зимний сезоны тяглый невод растягивали подо льдом и он становился ставным. Его располагали в воде, сообразуясь с направлением течений и движением косяка, обыкновенно матицей навстречу плывущей сельди (рис. 1). Если рыба шла глубоко и густо, сшивали два или три невода один над другим15. Подход сельди к берегу сторожили, что было особенно характерно для подледного лова на Поморском, Кандалакшском и Терском берегах. Иногда для этих целей на льду, над матицей невода, строили шалаш из еловых ветвей, покрытых шкурой оленя («олениной»). За матицей наблюдали при помощи особого устройства: белая дощечка с подвешенным грузом опускалась на бечевке в прорубь на определенную глубину, и как только на дощечке мелькала черная спина сельди, караульный кричал рыбакам16.
Рис.2. Зимняя установка сельдяной мережи (Поморский берег). 1 - матица («кут», «чупа»); 2 — горла («языки»); 3 — расстояние между ободами («промежки»); 4 — сетки входного отверстия («завод», «разъезд»); 5 — веревка, с помощью которой матица крепится на якорь; 6 — «крылья» мережи.
Жители Поморского берега ловили сельдь в Сорокской губе огромными мережами на 10—15 обручах (рис. 2). Расстояния между обручами, называвшиеся «промежками», были неодинаковы и зависели от числа ячей в каждой сетке: чем больше было ячей — тем длиннее промежка. Мережа заканчивалась конусообразной сеткой («кутом», или «чупой») наподобие матицы невода. От входного отверстия мережи отходили две сети в 1.4—1.5 м длиной («разъезды», или «заводы»), а от них — крылья, примерно в 26.5 м длиной и 4.5 м высотой. При лове сельди мережей как подо льдом, так и на открытой воде, она ставилась кутом по течению, задний конец кута прикреплялся веревкой («походней») к якорю с кубасом17. Артель, промышлявшая мережей, называлась «разгрёб» и состояла из двух лодок по три человека в каждой. Мережа, так же как и невод, могла быть и ставной снастью. Рюжей называлась на Онежском берегу снасть в целом того же вида, что и сорокская мережа, только меньших размеров и с некоторыми отличиями в конструкции, установке и названиях отдельных частей. Здесь рюжа наряду с неводом была ставной снастью, и нередко продолжением растянутых в воде сетяных крыльев («открылок») служили хворостяные стенки, такое сооружение называлось «заколом»18.
На Карельском, а частично на Кандалакшском и Терском берегах сельдь ловили также переметами (до 8.5 м длиной и 4 м высотой), сельдяниками — сетками, образующими в море острый угол19. На Онежском берегу в начале XX в. получили распространение невода тяглого и ставного типа под названием «покровские» (длиной до 20 м, с плечами в 48—50 м) и небольшие «волоковые» невода, которые закидывались во время отлива в глубоких местах20.
Орудия семужьего лова в Поморье отличались большим разнообразием типов и видов, нежели в любом другом промысле беломорского бассейна. Это было вызвано рядом причин, в том числе: а) различием водоемов, где ловилась эта рыба (море, реки), и их местными особенностями, б) биологическим циклом семги в Белом море, в) существующими в данном поморском районе традиционными навыками и способами лова. Народные названия, основанные на наблюдении и практическом промысловом опыте, способствовали определенной эволюции промысловых семужьих орудий с момента зарождения этого вида промысла и Белом море.
С точки зрения поморов в промысловом отношении важны три периода в беломорском цикле семги. Весенний период распадался на два этапа лова. Первый этап не был массовым, так как он заключался в промысле перезимовавшей семги, появляющейся в водах после ледохода в течение второй половины мая; лов семги, носившей в этот период названия «заледка», «кирьяк», продолжался 1—1.5 недели. Второй этап — лов семги, называвшейся «закройка», — длился 2—4 недели с начала июня и считался уже настоящим промыслом. С середины июня до 20-х чисел июля шел промысел летней семги, называвшейся «межень» (на Карельском берегу — «тинда»). Лов осенней семги («залом») был самым важным в промысловой жизни всего поморского населения; как правило, он длился с августа до первых заморозков, а на Терском берегу — до ноября. Семгу в период икрометания («лох») не ловили.
Поскольку семга повсеместно в Поморье являлась чрезвычайно ценным продуктом, то ее часто ловили всеми возможными и имеющимися в наличии снастями, в том числе и употреблявшимися для лова другой морской рыбы. Семужьи снасти и снаряды целесообразно разделить в соответствии с характером водоема, для которого они предназначались, на морские и речные.
1. Морские орудия на семужьем лове, так же как и на сельдяном, представляли собой снасти тяглого и ставного типа.
Рис. 3. Семужьи гаровки (Карельский берег). 1 стеновая сеть; 2 — сети, образующие колена («хоботы»); 3 — грузила («кубасы»).
Довольно разнообразные ставные снасти, бытовавшие в поморских районах в конце XIX—начале XX в., можно тем не менее объединить в два вида по принципу их конструкции: а) сеть, натянутая на кольях под определенным углом (морская гарва, перемет, крюк, тиндиница); б) сеть с ловушкой (тайник, завеска с поддоном, стоек). Кроме того, в качестве ставных применялись снасти, которые могли быть и тяглыми (невод, рюжа). Сети первого вида, особенно гарвы, употреблялись в Поморье повсеместно; их варианты имели свои названия, иногда специфичные только для данного района (например, «крюк» — на Поморском берегу, «тиндиница», «тилинот» — на Карельском). Возникали морские орудия, представлявшие комбинации или сочетания снастей этого вида. Так, интересным сооружением являлись гаровки на Карельском берегу — соединенные 4—5 гарв под разными углами длиной 21—26 м каждая; вытянутые в море, эти сети образовывали ряд колен («хоботов»): в каком бы направлении ни шла рыба, она запутывалась между хоботами (рис.3).
Снасти второго вида были гораздо сложнее и больше первых: они бытовали в тех районах, где промысел семги имел первостепенное значение в промысловом хозяйстве (завеска с поддоном на Терском берегу), в определенный промысловый сезон (стоек на Зимнем берегу) и, поскольку не требовали усилий для вытягивания, как тяглые снасти, были распространены в местностях, где мужское население весной и осенью уходило на Мурман и семужий лов вело главным образом женское и пожилое мужское население (тайник на Поморском, Летнем берегах, полная морская гарва на Карельском берегу). По официальным сообщениям, в начале XX в. орудия этого вида стали вытеснять более простые ставные снасти (переметы, гарвы), а также тяглые невода21; в некоторых поморских районах наблюдалась тенденция к усложнению конструкции тайника, приближающего его к завеске (Летний берег)22. Наиболее выразительным орудием этого вида была так называемая «кузоменская завеска», распространенная на Терском и Кандалакшском берегах (рис. 4). Для укрепления завески в море перпендикулярно берегу строился закол из тонких жердей, на которые крепилась сеть («голомянная стена»). Перпендикулярно этой стене шла другая сеть, примыкавшая к первой своей серединой («заводь»), В конце заводи устраивались тайники — обращенные отверстием к стене сетяные ловушки с сетяным же поддоном. Доступ к тайникам был сужен двумя сетями(«щеками»), оставляющими между собой узкий проход («воротца»). Семга, идущая вдоль голомянной стены, упиралась в заводь, заворачивала и, наконец, попадала через воротца в тайник. Завески бывали длиной от 80 до 150 м. Близка к завеске так называемая «полная морская гарва», употреблявшаяся на Карельском берегу; в начале XX в. она была зафиксирована только в с. Поньгома23.
Рис. 4. Летняя семужья завеска с поддоном. 1 - тайники; 2 - сеть ("щека");, 3 - завод; 4 - веревка от "щек"; 5 - стеновая сеть; 6 - грузила; 7 - угол тайника, куда загоняют семгу для выемки ("паклинок"); 8 - поплавки.
На Зимнем берегу, к северу от с. Ручьи, вследствие высоких берегов, больших приливов и отсутствия удобных пристанищ для карабасов тайниками и завесками кузоменского вида ловить было нельзя. Поэтому здесь сложился свой вариант ставного орудия с ловушкой — стоек, более примитивного устройства, который ставился в морских ложбинах или промоинах, идущих вдоль берега.«Бережная» стена заканчивалась своего рода тайником («двориком»), который образовывали колья с натянутой на них сетью в виде шестиугольника; установку кольев подгоняли, чтобы промоина находилась против ворот дворика (считалось, что так рыба лучше идет в ворота). К дворику прикреплялась голомянная стена, которая шла от ближайшей по ходу рыбы стороны дальше в море24. На Летнем и Онежском берегах в качестве ставных снастей употреблялись рюжи или мережи, часто с хворостяными стенами (заколы, как на сельдь)25.
Из орудий тяглого типа повсеместно в Поморье бытовали различные невода, из которых наибольший интерес представлял ставной тяглый невод (с. Поной, Терский берег) длиной до 200 м, высотой отдельных частей до 5.5 м. Понойский невод растягивали в море на бережной и голомянной стенах, и рыбаки сторожили семгу. Обнаружив ее появление по дрожанию сторожевого знака («ловдуса»), начинали вытягивать невод на берег. Сначала один из рыбаков отвязывал невод от кубасов, а затем всей артелью тянули невод до тех пор, пока матица не поворачивалась горлом к берегу, после чего уже равномерно вытаскивали невод за оба крыла. Освободив невод от рыбы, снова ставили его в море. В некоторых местностях Терского берега из-за особенностей морского дна невод усложнялся (сшивали несколько бережных сеток друг над другом), становился громоздким и вытягивать его на берег было затруднительно. В этом случае его «обметывали», т. е. выбирали семгу другим, небольшим неводом26.
2. Орудия речного семужьего промысла были разнообразнее по типам, чем морские; кроме того, на речном лове промышляли и морскими орудиями, например, гарвой, переметом. Все речные поморские орудия можно разделить на следующие типы: а) сооружение (забор, закол), б) ставная снасть, в) тяглая снасть, г) крючковая снасть, д) оружие.
Рис. 5. Речной семужий закол. 1 — плетень; 2 — козлы; 3 — слеги; 4 — верши.
Среди них первое место по распространенности и значению в промысле безусловно принадлежало заборам (рис. 5). Под таким названием в Поморье строились различные сооружения, перегораживавшие реки: легкие хворостяные заколы и мощные мосты, особенно в порожистых реках. Все они имели ловушки в отверстиях-тайниках, в качестве ловушек фигурировали как сетяные снасти (рюжи, мережи), так и сплетенные из ветви (верши, морды). Таких ловушек бывало от одной (на р. Суме) до 11—12 (на р. Онеге, подпорожский забор)27. Судя по письменным источникам, старые заборы имели тайники в виде пятиугольного садка с воротами, целиком сооружавшегося из ветвей, иногда из жердей и кольев. Подобные сооружения, известные под общим названием «тайник», еще бытовали в середине XIX в., в частности на Терском берегу (Варзуга, Поной)28, но к концу XIX в. практически исчезли. Вследствие официальных постановлений в течение второй половины XIX в. сокращалось количество заборов на поморских реках, поскольку такой способ лова вел к хищническому истреблению семги, однако запрещения строить заборы постоянно нарушались29.
Самым большим беломорским забором в описываемое время был подпорожский на р. Онеге, примерно в 18 км от устья. Он перегораживал реку и был в длину около 760 м; в заборе даже оставлялись ворота для прохода судов. Таким же мощным сооружением был забор на р. Поное. Оба эти забора настилались сверху для крепости толстыми жердями, называемыми «слягами» (Поной) или «полатями» (Подпорожье) и образующими настоящий настил моста, по которому могли ездить на лошадях. Более простые заборы не покрывались «мостовиной», но «козлы», составлявшие остов забора, вбивались на более близком расстоянии друг от друга. Строительство забора было доступно лишь большому коллективу и исстари являлось делом всей общины села (см. главу IV).
Рис. 6. Речной семужий поезд. 1 - верхняя сеть («верхница»); 2 — нижняя сеть («нижница»); 3 — боковая сеть («сяга»); 4 — веревка верхницы; 5 — веревка нижницы; 6 — грузила нижницы («пунды»).
Лов большими заборами сочетался, как правило, с передзаборным ловом, производившимся другими типами орудий — ставными (гарвы) или тяглыми (поезд, закидной невод) снастями. Этими орудиями ловили и самостоятельно. Речная гарва была той же конструкции, что и морская, но отличалась меньшими размерами. В случае необходимости на морском и речном лове могли использоваться одни и те же гарвы.
Поезд являлся специфически речной снастью и был более или менее единообразен (рис. 6). Он представлял собой небольшую мешкообразную сеть с двумя «тетивами» в верхней и нижней части; кроме того, вся сеть собиралась с боков на веревку («симку»). Поезд не имел ни поплавков, ни грузил, только к нижней тетиве с двух сторон привязывались якоря («пунды»), соединявшиеся веревкой («пунденицей»). Промысел поездом требовал двух лодок, по два человека в каждой, составлявших одну артель (поезд). С началом промысла лодки с поездами поднимались по реке вверх по течению. Каждая пара выпускала свою снасть, и кормщики, стоя на корме, держали в одной руке симку, а в другой пунденицу. Всякое сотрясение поезда передавалось симкой, причем опытный кормщик различал, зашла ли рыба в сеть или поезд зацепился за камни. Если попадалась рыба, то по знаку кормщика гребцы сводили лодки в одно место, выбирали рыбу и вытряхивали ее в лодку. Поездной лов был особенно распространен на Терском и Поморском берегах.
На Сев. Двине жители устьинских деревень и прилегающих селений Зимнего и Летнего берегов ловили семгу в реке огромными закидными неводами и поплавнями30. Длина неводов достигала 500 м, что равнялось иногда половине ширины реки; матица такого невода имела длину до 4 м, одно крыло — бережное было в два раза длиннее другого — речного. Размеры ячей каждого крыла также были неодинаковыми; середина отверстия матицы обозначалась ловдусом, по дрожанию которого определяли заход рыбы в матицу.
Таким громадным неводом управляли четыре человека, каждый из них имел свои обязанности. Старшой артели назывался «бережником»: во время лова он находился на берегу, через плечо у него было перекинуто кожаное кольцо с веревкой, которая привязывалась к неводу, — таким способом бережник удерживал невод в равномерном движении по реке. Обязанности бережника были трудны и даже опасны. Случалось, что невод относило течением с такой силой, что он увлекал за собой бережника, поэтому последний должен был иметь при себе нож, чтобы вовремя отрезать веревку, прикреплявшую его к неводу. Кроме того, бережник руководил всем процессом лова и сбытом добычи — самый невод и промысловая добыча носили одинаковое с ним название «бережник». Остальные трое участников этого лова отъезжали в лодке с неводом: один греб, двое выметывали невод. Выметав невод, они поспешно подъезжали к берегу и прикрепляли конец невода к вороту для вытаскивания его на берег.
Северодвинские поплавни бывали двоякого рода, что зависело от хода семги в реке: в теплой воде семга шла ближе к поверхности, и тогда ее ловили «верхницами», а в холодной осенней воде, когда рыба опускалась ниже, ее ловили «донницами». Обе поплавни представляли собой сеть объячеивающего вида. Верхница не имела грузил, т. е. нижней тетивы, а ее поплавки для легкости обжигались. У донницы поплавками служили еловые болванки, а грузилами — камни в бересте или парусиновые мешочки с песком (чтобы не производить шума). Поплавень-верхницу обслуживали два человека с лодки, а донницу — три человека, двое них управляли верхней и нижней тетивой сети. Длина поплавней бывала различной — от 150 до 300 м31. На многих поморских берегах семгу ловили также крючковой снастью - дорожкой (Терский, Летний, Поморский берега), на Сев. Двине был распространен способ «лучения» рыбы с острогой.
Рис. 7. Подледная установка наважьей рюжи (Летний, Онежский берега). 1 - матица («кут»); 2 — крыло; 3 — горла («воронки»); 4 — кляч; 5 — клячевик; 6—8 - припособления, удерживающие входное кольцо рюжи в вертикальном положении: 6 — сеть («ухо»), 7 — поплавок («полтасок»), 8 — грузило.
Помимо трески, семги и сельди, поморы ловили в море и реках и другую рыбу — навагу, сига, корюха, камбалу.
Наважий лов производился ставными и тяглыми орудиями: на Летнем берегу чаще всего рюжами (мережами), на Зимнем берегу — только рюжами, на Поморском — мережами, тяглыми неводами и убегами — снастью наподобие мережи, только с обручами одинакового размера, которых бывало от 2 до 8, с крыльями и хвойными заколами (рис. 7, 8)32. Существовал и женский промысел наваги подо льдом, который производился крючковой снастью33. Промысел сига, особенно важный в поморском хозяйстве Карельского берега (Калгалакша), заставлял мобилизовать многие орудия: ставные и тяглые невода и мережи («сиговики», «тиндиницы»), даже заборы, которые ставили в реках с половины августа по октябрь. На Онежском берегу сиг, а также корюх и камбала ловились рюжами (мережами) с хворостяными стенами, такими же, как на лове сельди и семги34. Неводами и мережами ловили корюха на Поморском, Летнем берегах; убеги, переметы и рюжи ставили на камбалу, забрасывали продольники (тип крючковой снасти)35.
Рис. 8. Часть наважьего «убега» (Поморский берег). 1 — матица («кут»); 2 — горло; 3 — отверстия для выемки рыбы.
Озерный лов повсюду в Поморье производился ставными ловушками, сделанными из сети, холста («парусины»), древесной щепы или ветвей (морды, верши), а также ставными и тяглым сетями (рюжами, «жаберными сетками») и крючковой снастью36.
Орудия зверобойного промысла поморов, в частности тюленьего на Зимнем берегу, где он был ведущим в хозяйстве и наиболее развитым по всему Поморью, подробно рассматривались в одной из работ автора37. Зимний торосовый промысел тюленя на Терском берегу, производившийся, как и зимнебережный, в горле Белого моря, а также весенний промысел на Кандалакшском и Карельском берегах представляли собой стрельни, т. е. по орудиям боя ничем не отличались от зимнебережного: употреблялись винтовки и багры — «кутила» (для доставки убитых зверей к берегу). Осенний белужий лов на Летнем берегу (а в начале XX в. и на Онежском), белужий и тюлений — на Кандалакшском и Карельском берегах производился тяглыми сетями — юндам до 400 м длиной и 13 м высотой, сплетенными из веревок в виде мешка, и промётами — ставными сетями типа гарвы (длиной до 30 м, высотой до 10 м), способными удержать 3—4 зверей.
В целом орудия рыболовно-зверобойного промысла в Поморье были достаточно единообразны и мало подвергались изменениям в течение XIX—XX вв. Случаи заимствований снастей, бытовавших в других областях Русского государства и занесенных пришлым населением, бывали чрезвычайно редки, и население всегда отличало «чужие» орудия от своих, традиционных.
1 ГААО, ф. 31, д. 146 (Архиерейский архангельский дом, XVII в.).
2 Там же, ф. 1, оп. 1, д. 529-Н, л. 13, 18, 21, 24, 35, 60, 63, 80.
3 ГААО, ф. 4, оп. 7, д. 58 (Дело о скудости пропитания крестьян Кандалакшской вол. Кольской округи по причине отсутствия сельдяных промыслов, 1785 г.); д. 2676: «На деньги, вырученные от продажи сельдей, население приобретало все жизненно необходимые продукты и товары - от хлеба до рыболовных снастей» (1825—1836 гг.).
4 АГО, р. 1, оп. 1, д. 35, л. 6, 9-10.
5 ИАОИРС, № 9, 1912, с. 59-60.
6 ГААО, ф. 4, оп. 9, д. 70, 75, 77, 86 (Челобитные об отпуске хлеба и людей на Грумант и Новую Землю, 1797—1800 гг.), л. 10, 19, 27, 37, 39, 48-55 и др.
7 Там же, д. 86, л. 53-55, 79, 89—91 и др.
8 Мы не рассматриваем единичные случаи тралового лова, производящегося в качестве опыта до революции. Ставные сети, употреблявшими на лове трески в Норвегии, русские промышленники не использовали (Брейтфус Л. Л. Рыбный промысел русских поморов в Северном Ледовитом океане. — МПРР, т. II, вып. 1, с. 33).
9 Сезонные границы менялись в связи с изменениями в биологическом цикле.
10 АИЭ, к-1, оп. 2, № 874, л. 12—14.
11 Там же, № 876, л. 15.
12 Там же, № 941, л. 29. — По сведениям В. В. Никольского, раньше ловили мережами.
13 Никольский В. В. Быт и промыслы населения западного побережья Белого моря (Сороки—Кандалакша). М., 1927, с. 99.
14 Там же. с. 103, 104.
15 Розов В. Е. О рыбном промысле в с. Ковда и соседних селениях по берегу Кандалакшской губы. — МПРР, т. II, вып. 1. СПб., 1913, с. 58, 59.
16 Линевский А. Беломорье. Петрозаводск, 1962, с. 111.
17 АИЭ, к-1, оп. 2, № 880, л. 6; Никольский В. В. Указ. соч., с. 104.
18 АИЭ, к-1, оп. 2, № 874, л. 12—14.
19 Никольский В. В. Указ. соч., с. 103.
20 АИЭ, к-1, оп. 2, № 874, л. 12—13. — Название произошло от д. Покровское, где эти невода впервые появились.
21 Алеев В. Р. 1) Поездка на Летний и Онежский берега в 1910 г. и описание морских рыболовных угодий. — МПРР, т. II, вып. 2, СПб., 1913, с. 81; 2) Отчет о поездке на Зимний берег Белого моря в 1911 г. — Там же, с. 57-77.
22 Алеев В. Р. Поездка на Летний и Онежский берега, с, 105 (примеч. к табл.).
23 Никольский В. В. Указ. соч., с. 116 (рис. 10).
24 Алеев В. Р. Отчет о поездке на Зимний берег, с. 49, 51.
25 ГААО, ф. 549-3, д. 86, л. 12—13; АИЭ, к-1, оп. 2, № 874, л. 30, 43 и др.
26 Алеев В. Р. Поездка на pp. Поной и Варзугу в 1912 г. — МПРР, Пг., 1914, т. III, вып. 9, с. 43, 44.
27 Якобсон Р. П. Статистико-экономическое обследование морского побережья и рыболовных угодий на Онежской губе между г. Кемью и Онегой и Онежского закола в 1911 г.— МПРР, т. II, вып, 5, с. 27, 55.
28 Максимов С. В. Год на Севере. СПб., 1864, с. 229; Vilkunа К. Unternehmen Lachsfang. — Studia Fennica, Helsinki, 1975, 19, s. 185, Abb. 70 (изображение тайника на р. Поной 1863 г.).
29 Розов В. Е. Указ. соч., с. 71; Якобсон Р. П. Статистико-экономическое обследование, с. 6.
30 Ефименко А. Я. Артели Архангельской губ. — Сборник материалов об артелях в России. Вып. 2. СПб., 1874, с. 71.
31 Якобсон Р. П. Отчет по обследованию бассейна Сев. Двины в 1913—14 гг. — МПРР, т. IV, вып. 8. Пг., 1915, с. 31. — В Поморье подобные невода и поплавни бытовали только в устье Сев. Двины, а в других северных районах — на pp. Печоре и Ваге.
32 АИЭ, к-1, оп. 2, № 880, л. 6, 7; № 881, л. 4, и др.
33 Бернштам Т. А. Рыболовство на Русском Севере во второй половине XIX—первой трети XX в. — В кн.: Из культурного наследия народов России. Л., 1972 (Сб. МАЭ, вып. XXVIII).
34 АИЭ, к-1, оп. 2, № 874, л. 14; № 875, л. 73 и др.
35 Там же, № 880, л. 28—30, 39.
36 Там же, № 874, л. 47-48.
37 Бернштам Т. А. Промысловые зверобойные артели поморов Зимнего берега Белого моря во второй половине XIX—первой трети XX в. Автореф. канд. дис. Л., 1968.
<< Назад Вперёд>>
