3. Проблема соотношения новгородской и верхневолжской (низовской) колонизаций в освоении русскими Севера
Теме новгородского освоения Севера и различным проблемам, связанным с нею, посвящено огромное количество работ. Результатом многочисленных общих и частных исследований, как упоминалось выше, явилось широко распространенное мнение, выраженное наиболее кратко в обобщающих трудах по истории СССР и школьных учебниках, что «владения Великого Новгорода простирались далеко на восток, вплоть до Каменного пояса (Уральских гор) уже в XII—XIII вв.»1.
Необходимо отметить, что подобным представлениям немало способствовало большое количество сохранившихся разнообразных письменных источников новгородского происхождения XII—XV вв., т.е. периода постоянной деятельности Новгорода на северной территории. Повторяя, что в данной работе не подвергается сомнению факт действительно огромного значения Великого Новгорода на раннем этапе освоения и заселения Севера, мы остановимся еще на одном моменте, не позволяющем считать это значение Новгорода в то время абсолютным2.
Обратимся снова к монографии А. Н. Насонова, в которой он на огромном материале убедительно показал границы Новгородской областной территории на Севере в XII в.
На одной из карт А. Н. Насонова восточная граница Новгородской земли на Севере в XII в. доходит до среднего течения Сев. Двины3 — до тех мест, где имелись крайние постоянные погосты и становища новгородцев; восточнее, а тем более в бассейнах рр. Мезени, Печоры, по среднему и верхнему течению р. Пинеги, в Югре, постоянных новгородских погостов не было. Необходимо также отметить следующее: наличие этой восточной границы на Севере уже в XII в. не означало, что к западу от нее шли сплошь новгородские владения, они могли существовать в виде небольших островков, расположенных вокруг становищ и погостов или помимо них, так как известно, что захват земель новгородским боярством и монастырями происходил главным образом в течение XIV—первой половины XV в.
Одним из последствий татаро-монгольского нашествия было уничтожение русских городов, при котором погибли ценнейшие древнерусские законодательные и актовые памятники. Этим объясняется отсутствие актовых материалов Владимиро-Суздальского, Киевского, Черниговского и других русских княжеств XII—XIII вв. Поэтому особое значение для истории этих областных территорий, в первую очередь для северо-восточных княжеств, приобретают летописные источники, благодаря которым исследователи определяют социально-экономические, этнокультурные и иные процессы, протекавшие на северо-востоке Русского государства.
С середины XII в. в летописях появляются первые сведения о действиях ростово-суздальских князей, связанных с Заволочьем, причем эти события сразу тесно сплетаются с действиями новгородцев в том же крае. Последующие события, отраженные в летописях, помогают воссоздать довольно четкую картину столкновений интересов, борьбы, переменных успехов и неудач «новгородцев» и «ростовцев» в Заволочье4. Несомненно, новый этап в дальнейшем продвижении и укреплении на Севере, в Заволочье, князей верхневолжских княжеств начался с возникновением на Сев. Двине Великого Устюга (начало XIII в.). Будучи с самого начала существования теснейшим образом связанным с Ростовом5, Устюг в то же время сразу становится довольно независимым северным центром, опирающимся на поддержку определенных групп северного населения, враждебных Новгороду, а не Ростову, — таких как «двиняне», «вычегжане», «важане»6.
Не имея возможности останавливаться на целом ряде летописных сообщений, имеющих отношение к затронутой проблеме, мы все же должны отметить следующее. По данным летописи, активная деятельность новгородских и «низовских» (ростовских) князей в Заволочье начинается одновременно, в середине ХII в.; о случаях более раннего проникновения новгородцев мы знаем не из летописных, а из актовых источников («Устав» Святослава 1137 г. и др.); подобные документы ростовского происхождения не сохранились по причине, указанной выше. Упорная борьба новгородцев и верхневолжских князей говорит о том, что и те, и другие имели какие-то особые права на северные земли и опирались в своих действиях и притязаниях на определенные слои или группы северного населения, возможно, более близкие к ним по происхождению.
Карта 1. Земли по среднему и нижнему течению Сев. Двины, связанные с верхневолжской колонизацией (по письменным источникам XIII—XV вв.). 1 — «ростовщины» в бассейне средней и нижней Двины; 2 — владения великих князей на Пинеге.
Благодаря трудам А. Н. Насонова и других исследователей, границы новгородских земель, образовавшихся на Севере в течение XII—первой половины XV в. («пятины», «Донские погосты», Заонежье), определены достаточно четко. Эти земли не только находились под экономической и политической властью новгородских князей и феодалов, но и служили в первую очередь местом оседания переселенцев, шедших из основного новгородского центра и через него из более южных и западных районов, т. е., условно говоря, «новгородцев».
В упомянутой выше статье «Роль верхневолжской колонизации...» мы сделали попытку на основе ряда исторических источников определить границы земель на Севере, попавших в руки князей и феодалов ростовского центра (позднее владимиро-суздальского) или тяготевших к нему, и примерно наметить нижнюю хронологическую границу образования этих владений. В результате выявился достаточно четкий круг земель, связанный с термином "ростовский", а потому названный нами в целом Ростовщиной, расположенный в восточной части Севера. Это земли в Нижнем Подвинье (от Челмахты до Шастозера, Моржова ropa), по притокам Сев. Двины - Емце с Мехреньгой, по р. Пинеге и верховьям Мезени, в Среднем Подвинье и в бассейне нижнего течения р. Ваги, т. е. территория, гораздо большая по размерам и простиравшаяся далее на север и восток, чем утверждалось до сих пор (см. карту 1).
Время возникновения одного из древнейших документов, касавшихся истории Севера, на котором мы основывались, «Рядной старосты Азики» (1314—1320 гг.), позволяет отнести нижнюю хронологическую границу образования отдельных ростовских владений в Заволочье (средняя и нижняя Двина) ко второй половине—концу XIII в., т. е. к значительно более раннему времени, чем то, с которым многие исследователи связывали и связывают начало «низовской» колонизации на Севере — вторая половина XIV—XV в.
Сравнительный анализ этнографических данных по культуре севернорусского населения и населения Поволжья7, антропологические и историко-этнографические работы М. В. Витова8, исследования диалектологов9 и фольклористов10 говорят об этнокультурных связях определенных групп севернорусского населения и населения верхневолжского бассейна, восходящих к довольно раннему времени.
Чрезвычайно интересны данные М. В. Витова о распространении антропологических типов на Русском Севере. К некоторым из них мы уже обращались в связи с вопросом о Ладоге. Основная заслуга М. В. Витова в указанной работе состоит в том, что он отчетливо выделил две группы севернорусского населения — западную (ильменско-беломорский тип) и восточную (верхневолжский тип), граница между которыми проходит примерно по нижнему течению Сев. Двины, через междуречье верхней части бассейна Онеги и Сев. Двины, до низовьев Ваги.
Историческая граница между западной и восточной частью Севера, проведенная на основе выводов нашего исследования (см. карту 1), и антропологическая граница, восстанавливаемая по данным М. В. Витова, почти совпадают.
Выше отмечалось, что этнический состав переселенцев новгородского и низовского потоков был разнородным, но не исключено, что процент славянского населения из области Великого Новгорода, несмотря на наличие в нем и неславянских (финны, балты) элементов, был более высоким, чем из Верхневолжского бассейна. Об этом говорят археологические, исторические данные, а также антропологические и диалектологические наблюдения. Так, по М. В. Витову, оказывается, что население, шедшее из верхневолжского бассейна, по каким-то причинам вступало в более тесные контакты с древним финно-угорским населением Севера, тогда как ильменско-беломорский ("новгородский") тип таких контактов в значительной своей массе не обнаруживает11. Диалектологи считают, что «двинско-важские диалекты (в восточной части Севера, — Т. Б.) тесно связаны с диалектами Верхнего Поволжья»12. Все это наталкивает на мысль, что и движение славянского населения в район Волго-Окского междуречья и последующее образование здесь русских княжеств сыграли роль в смещении и передвижении на север значительных масс местного неславянского населения (мери, веси, мордвы и т. д.), оказавшегося родственным в этническом и культурном отношениях некоторым группам аборигенного населения Севера. Видимо, на базе местного и пришлого нерусского населения и при участии русского, шедшего из верхневолжской области, и сложились в XII—XIII вв. на Севере отмечаемые летописью группы довольно независимого и относительно самостоятельного населения («двиняне», «важане», «пинежане» и др.), тяготевшего к Ростову и настороженно относившегося к новгородцам.
В середине XIII в. Русь снова испытала «давление степи» — вторжение татаро-монгольских орд, и со второй половины XIII в., после почти полного разорения в 1262 г. Владимиро-Суздальской земли, на Север устремились уцелевшие жители княжеств верхневолжского центра (к которым могли присоединяться и жители южнорусских княжеств). Думается, что этот миграционный поток не иссякал и в последующие века, когда на Севере, особенно в западной его части, происходил захват земель новгородским боярством.
Таким образом, все изложенное выше сводится к следующим положениям.
1. Действия князей Новгородского и верхневолжских княжеств на Севере начались одновременно, примерно с первой половины XII в., причем те и другие имели какое-то представление о своих притязаниях на северные земли.
2. Возможно, в это же время, а может быть и раньше, на Север начало продвигаться и население этих княжеств, захватывая в общем переселенческом потоке жителей более южных районов.
3. Преобладающим этническим элементом в составе новгородской и верхневолжской колонизации было русское население, хотя значительное участие в этом движении принимали и иноязычные народности русских княжеств.
4. В силу различных причин (природных, социально-экономических, религиозных, культурных и иных) новгородская и верхневолжская колонизации имели свои северные зоны освоения — западную и восточную, хотя границу между ними и нельзя считать абсолютной, так как происходило неизбежное взаимопроникновение этих переселенческих движений. Так, например, судя по ряду источников, новгородцы и верхневолжские переселенцы столкнулись на нижней Двине, у беломорского побережья.
1 История СССР с древнейших времен, с. 22.
2 Вопросу соотношения новгородской и верхневолжской колонизации посвящена наша статья «О роли верхневолжской колонизации...». Здесь же излагаются с небольшими добавлениями основные выводы статьи.
3 Насонов А. Н. Указ. соч., с. 96 (карта).
4 ПСРЛ, т. I, с. 151; т. III, с. 14, 15, 23; т. IV, с. 12, 17, 18; т. V, с. 9 и др.
5 Там же, т. I. с. 185, 227; т. IV, с. 44; т. V, с. 201; т. VII, с. 119, 127.
6 Там же, т. III, с. 73—74; т. IV, с. 49, 51; т. V, с. 210; т. VII, с. 199.
7 Русские. Историко-этнографический атлас. Т. I. М., 1967.
8 Витов М. В. Указ. соч.
9 Дерягин В. Я., Комягина Л. П. Из истории диалектных границ к северной России. — Вопросы языкознания, 1968, № 6, с. 109—119.
10 Астахова А. М. Былины. Проблемы и итоги. М., 1967.
11 Витов М. В. Указ. соч., с. 96 и далее.
12 Дерягин В. Я., Комягина Л. П. Указ. соч., с. 110.
<< Назад Вперёд>>
