Провинциальное дворянство России в XVII веке

Десятни и другие учетные документы XVII в. дают достаточно объективное представление об уровне грамотности служилых людей. Подписывались (прикладывали руки) дворяне и дети боярские к своим «сказкам», то есть сообщаемым ими сведениям о своей службе и земельных владениях. При получении денег дворяне и дети боярские также должны были расписываться («прикладывать руки»), грамотным обязательно должны были быть окладчики и сотенные головы для того, чтобы прочитать и исправить в случае надобности десятни и списки сотен. «Прикладывать руки» нужно было и при выборах представителей на земские соборы, а также при выборах губных старост и других должностных лиц, при подаче коллективных челобитных. Да и частные челобитные следовало подписывать, грамотность была востребована и при ведении судебных дел. К. С. Аксаков связывал распространение грамотности в Московской Руси именно с выборным началом: «...мы можем сказать, что выборное устройство, проникавшее всю Русь, без сомнения, способствовало распространению грамотности в простом народе»¹. Если уж грамотными были простые люди, то дворяне, в том числе провинциальные, должны были преуспеть в этом качестве. Однако мы видим достаточно большой разброс процента грамотных в разных «городах» и в разные периоды века. Довольно высокий процент уровня грамотности в «городах» Тверского края показывают опубликованные В. Н. Сторожевым десятни 1621/1622 гг. В Зубцове грамотными были 4 чел. из 12 выборных (25%, 1 отсутствовал), 18 чел. из 46 дворовых (50%, 7 были на других службах и отсутствовали), 15 чел. из 79 городовых (24%, 16 отсутствовали по тем или иным причинам). Из 7 новиков грамотными были только двое². В Кашине из 9 выборных грамотными оказались все (100%), среди 24 дворовых 14 чел. (почти 60%), из 94 городовых 19 чел. (при этом 29 чел. или отсутствовало или о подписи их не упоминалось, итого чуть менее 30%). Из 15 новиков только трое были грамотными³. В Бежецком Верхе в 1622 г. грамотными оказываются 2 выборных из 5 (один отсутствует, около 50%), 8 дворовых из 18 (трое отсутствуют, также около 50%), 18 городовых из 83 при 19 не умеющих грамоте (остальные при разборе не присутствовали)⁴. Уровень грамотности был выше в среде выбора и дворовых, многие грамотные дворяне и дети боярские были уже стары и даже увечны, а среди молодежи уровень грамотности был, наоборот, невысок, что объясняется, скорее всего обстоятельствами предшествующего Смутного времени.

В 1676 г. в Рязани из 44 выборных грамотными были лишь 15 чел. В Окологородном стане из 28 дворовых грамотными были 7 чел.⁵, из 32 городовых треть — 11 чел.⁶ В Перевицком стане из 11 дворовых грамотными были 4 чел., из городовых (14 чел.) 3 чел. В Понисском стане грамотными из 68 чел. оказались всего 7 чел.⁷, в Кобыльском стане из 257 чел. всего 19, причем среди дворовых грамотных не было вовсе. Эти показатели можно объяснить общей бедностью рязанцев. Грамотными часто оказывались представители одних и тех же фамилий, например, в Кобыльском стане Филипповы, Стуиины, Лихачевы, Перепелкины. Однако и в Рязанском уезде находились дворяне, которые начинали обучать своих детей и родственников грамоте с малых лет. Так, например, неверстанный сын боярский Окологородного стана Степан Микитин сын Лихарев в своей сказке объявил, что его брат Василий «живет на Москве, учитца грамоте»⁸. Неверстанный Перевицкого стана Трофим Борисов сын Веселкин сообщил, что живет в доме с отцом, отец от службы отставлен, а брат Митрофан пяти лет «на Москве учится грамоте»⁹. Обращает на себя внимание возраст Митрофана - всего 5 лет, так рано тогда начинали обучение. При этом сам Трофим не мог расписаться за себя, а семья имела всего 1 крестьянский двор. Учился в Москве грамоте и уже взрослый человек, Тарас Семенов сын Лихачев, представитель семьи Лихачевых из Кобыльского стана, в которой было много грамотных людей. По словам его дяди, Исая Родионова сына Лихачева, племянник его Тарас «живет на Москве, учитца грамоте и бьет челом, чтоб ему быть в житье»¹⁰. Обучение тогда начинали с чтения Часослова и Псалтыри, которую читали и учили наизусть по кафизмам. Сын В. Т. Вындомского, например, писал отцу, что он учит десятую кафизму¹¹. Обучение грамоте открывало перед провинциальными дворянами и детьми боярскими и карьерные перспективы, возможность повышения в чине и перехода на службу в Москву.

Об уровне грамотности свидетельствуют и подписи под коллективными челобитными. В Костроме, например, в 1648 таких подписей было 33, в 1658 г. — 48. В Галиче в 1683 г. подписался под челобитной 41 человек (см. 4.5, 4.8.).

Дают представление об этом и сохранившиеся сказки дворян и детей боярских. В сентябре 1677 г. такие сказки о своих поместьях и доходах с них подавали костромичи полка В. В. Голицына. Из 113 чел., подавших сведения, грамотными оказались 46 чел., то есть около 45%, причем во многих случаях это были несколько представителей одного и того же рода, Пасынковы, Ямановы, Киленины¹². Самый богатый костромич, владевший 25 дворами, Яков Иванов сын Полозов, также оказался грамотным, но вместе с тем грамотными были и люди, не имевшие крестьян и доходов с пустого поместья, например, Никон Леонтьев сын Баскаков¹³.

Документы говорят и о том, что дворяне и дети боярские во время службы и нахождения в Москве по делам вели переписку со своими семьями. 15 июля 1641 г. нижегородский сын боярский Прохор Колбецкий описывал события в Москве в письме к своему отцу (см. 4.2). Брату Федору Ивановичу отправил грамотку из-под Конотопа накануне известной битвы и рязанец Сидор Семенов сын Любавский. Она датируется 6 июня 1659 г. В ней он просил «не покинуть», позаботиться о его «мужиченках», интересовался, каковы хлеба, рассказывал новости об осаде Конотопа и предстоящем штурме, о татарах и И. Выговском, который, по его мнению, «безмочен перед государевыми людьми». Красочно описывал Любавский бедственное положение служилых людей: «А мы, братец, проелися и оголодали запасами. Жерновишка, кои у нас на Руси пометныя в два алтына и в гривну, а мы купи в три рубля, и тех не добудешь. У сотова есть аржи и овса многа, толка емлем все кровью, меняем ловами людскими, безпрестани рубят, в полон емлют»¹⁴. Известно также письмо брянского сына боярского Якова Васильева сына Похвиснева с описанием подготовки к службе и походу в Польшу. Точная дата письма не установлена, скорее всего, оно относится к началу XVIII в. Письма и грамотки хранились в семейных архивах. Тематика переписки не отличалась оригинальностью и иногда схожа с тематикой переписки современной. Писали о здоровье своем и близких, о погоде, об урожае, о ходе судебных дел, о пребывании на службе, просили о присылке тех или иных продуктов или вещей, присылке слуг. Велико было почитание родителей и любых родственников, с их перечисления с прибавлением обращения «государь» или «государыня» и начиналось любое послание.

Иногда в письмах встречается своеобразная философия отношения к службе и в том числе отношения жены к пребыванию мужа на службе. Например, тесть пишет Домне Григорьевне, жене находившего в первом Крымском походе стольника Дмитрия Неелова: «...ведомо нам... учинилось, что де ты по муже своем Дмитрие велми в печали своей пребываешь, а довлеет тебе об нем, Дмитрие, молити в Троицы славимого бога и пречистые его богоматерь, а нашу христианскую заступницу, а не слезно плаката об нем. А что ты в печали по нем, Дмитрие, пребываешь, и то ты чинишь не гораздо, а он, Дмитрий, з братьями своими с Степаном, з Борисом, с Петром, принял от нас смиренных благословение, поехали на государскую службу милостию великого бога все здорово. И сама ты про то знаешь, что не один Дмитрий на их государскую службу поехал, но и вся земля, а и наперед сего он, Дмитрий, по государскому указу на службах бывал не однежды, и ево, Дмитрея, он создатель наш спаситель Христос бог милостию своею миловал, такожде и ныне помилован будет»¹⁵. Уезжая на крымскую службу из Москвы, сам Дмитрий Неелов писал жене 6 марта 1687 г. из Москвы и посылал ей «осетрика свежево» «во здравие есть» с детьми, 20 груш, 3 ветви винограда, «полоса арбузу в патоке, 15 яблок»¹⁶. Но Домна Григорьевна, видимо, не зря плакала, провожая мужа в поход, поскольку русские войска в первом Крымском походе понесли очень значительные потери, в первую очередь от голода и болезней.

Дворянство проявляло и большой интерес к книге, в том числе и к собиранию книг. Об уровне грамотности и образованности в среде провинциального дворянства можно судить по данным приходных книг книжной лавки Московского Печатного двора середины XVII в. Прежде всего дворяне стремились приобретать книги, необходимые в практической повседневной жизни, главным образом Уложение. Из 1173 книг Уложения (ценою в 1 руб.), проданных в лавке в 1649—1650 гг. 400 экземпляров были приобретены проинициальными дворянами¹⁷. Это был наибольшим показатель среди всех других социальных групп. С. П. Луппов отмечал, что «дворянство было основным покупателем Уложения, приобретя почти половину (45,7%) всех проданных экземпляров книги¹⁸. Исследователь, однако, не выделял из общей среды дворян именно провинциальных, а учитывал их покупки наряду с покупками дворян московских и других столичных чинов. Между тем простой подсчет их приобретений позволяет отдать им в этом пальму первенства. Те, кто требовал издания Уложения и был больше всего заинтересован в таком законодательном сборнике, и приобретали больше всего желанных книг.
Книгу «Учение и хитрость ратного строения пехотных людей» в 1650—1651 гг. покупали прежде всего люди московских чинов, стольники, московские дворяне, жильцы, также знать, бояре и окольничие, приказные люди (всего продано 95 книг). Из дворян провинциальных книгу ценою в рубль купили только рейтарского строя выборный «володимерец» Мирон Дубинин и костромитин Роман Булычев, также, возможно, провинциалом был рейтарского строя Иван Жданов¹⁹. Следует отметить, что книга была нужна прежде всего начальным людям полков нового строя, которых в то время в среде дворян-провинциалов было совсем немного.

---

¹ Аксаков К. С. Полное собрание сочинений. Т. 1. М , 1861. С. 234.
² Сторожев В. Н. Тверское дворянство XVII века. Вып. 1. Тверь, 1891. С. 35—102.
³ Там же. Вып. 3. Тверь, 1894. С. 5—39.
⁴ Там же. Вып. 4. С. 61—100.
⁵ РГАДА. Ф. 210. Оп. 66. Книги Владимирского стола. № 14. Л. 270—287об.
⁶ Там же. Л. 288—309.
⁷ Там же. Л. 603—643.
⁸ Там же. Л. 196об.
⁹ Там же. Л. 562об.—563.
¹⁰ Там же. Л. 812.
¹¹ Грамотки XVII — начала XVIII в. / Под ред. С. И. Коткова. М., 1969. С. 84.
¹² РГАДА. Ф. 210. Оп. 9. Столбцы Московского стола. № 216. Л. 289—357.
¹³ Там же. Л. 302, 311.
¹⁴ Селиванов А. В. Материалы для истории рода рязанских Селивановых. Ч. 1. Рязань, 1912. С. 61—62.
¹⁵ Грамотки XVII — начала XVIII в. / Под ред. С. И. Коткова. М., 1969. С. 118.
¹⁶ Там же. С. 119.
¹⁷ Читатели изданий Московской типографии в середине XVII века / Публикация документов и исследование С. П. Луппова. Л., 1983. С. 53—88.
¹⁸ Там же. С. 34.
¹⁹ Там же. С. 127, 128, 131.

<< Назад   Вперёд>>