Царская работа. XIX – начало XX в.

Личная охрана российских императоров в разные периоды возглавлялась очень разными людьми. Однако фундамент профессиональной охраны российских императоров заложил П.А. Черевин. Современникам Петр Александрович Черевин запомнился как человек противоречивый. С одной стороны, он пользовался безусловным доверием Александра II и Александра III, о чем свидетельствовало то, что он на протяжении 30 лет играл ключевую роль в личной охране российских императоров. С другой стороны, многие воспринимали его, как недалекого, легковесного пьяницу. Два образа одного и того же человека плохо стыкуются друг с другом. Чтобы разобраться в этом противоречии, необходимо проследить основные этапы биографии П.А. Черевина.

Петр Александрович Черевин принадлежал к старинному дворянскому роду Черевиных, с XVI в. живших в «усадьбшце Неронове» Галичского уезда. П.А. Черевин родился в 1837 г., профессиональное военное образование получил в Санкт-Петербургской школе гвардейских прапорщиков и кавалерийских юнкеров. Военную службу будущий генерал начал в 18 лет (в 1855 г.), в элитном лейб-гвардии Кавалергардском полку, где сумел завязать многие нужные знакомства. Через несколько лет, в 1859 г., он, как многие молодые офицеры, начал свою боевую биографию на Кавказе. Туда ехали за двойным жалованьем, ускоренным чинопроизводством и орденами. Именно на Кавказе Черевин получил первый орден Св. Станислава с мечами. К началу 1860-х гг. он приобрел в офицерской среде прочную репутацию храбреца.

В 1863 г. 26-летний П.А. Черевин в чине майора воевал в составе Даховского отряда, командуя 1-м стрелковым батальоном Севастопольского полка⁴⁴⁰. Несмотря на начавшиеся политические реформы и отмену крепостного права, П.А. Черевина мало интересовала политика, поскольку, по его признанию, «боевая разгульная жизнь, безупречная бездеятельность – все и всякого поглощала»⁴⁴¹. Тем не менее П.А. Черевин задумывался над своим будущим, поскольку война на Кавказе ощутимо шла к концу. Боевой офицер, участвовавший на протяжении 3,5 лет в различных «делах», не желал превратиться в лермонтовского Максима Максимовича и, опасаясь «получить какую-либо отдельную часть и пустить навсегда корни на Кавказе», П.А. Черевин в июне 1863 г. добился полугодового отпуска, отправившись в Россию с твердым намерением выйти в отставку.

По дороге майор П.А. Черевин заехал в Тифлис, где получил аудиенцию у Наместника края, великого князя Михаила Николаевича. Во время встречи великий князь расспрашивал Черевина «о последних бывших делах». Как боевого офицера, служившего ранее в лейб-гвардии Кавалергардском полку, его «удостоили приглашения к столу Его Высочества»⁴⁴². Собственно, на этом закончился «кавказский этап» биографии П.А. Черевина. За эти годы он получил первый штаб-офицерский чин и боевой орден, приобрел бесценный боевой опыт в ходе Кавказской войны и при этом не растерял связей в петербургской гвардейской среде.

Хотя Черевин мыслил об отставке, тем не менее в глубине души 25-летний майор плохо представлял себя в роли провинциального помещика, поэтому, приехав в родовое имение «Нероново» под Костромой, он немедленно написал письмо Н.М. Муравьеву с изложением своих «обстоятельств».

В своих записках Черевин упоминает о том, что к этому времени он уже «хорошо знал» М.Н. Муравьева, который с 29 ноября 1862 г. вступил в должность генерал-губернатора мятежного Виленского края. Примечательно стремление Черевина, приехавшего в родовое имение с Кавказской войны, немедленно отправиться в Виленский край, где русские войска вели боевые действия с польскими партизанскими отрядами. Через 3 недели фельдъегерь привез Черевину предписание военного министра о немедленном отправлении в Вильну в распоряжении Командующего войсками округа и генерал-губернатора М.Н. Муравьева. В начале сентября 1863 г. П.А. Черевин оказался в Вильне, где начался новый важный этап его биографии.

Вряд ли кто из видевших тогда майора П.А. Черевина, прибывшего в Вильно в армейской форме Севастопольского полка, предполагал, что тот вскоре займет ключевое место в администрации края и станет правой рукой М.Н. Муравьева. Однако М.Н. Муравьев остро нуждался в преданных и инициативных подчиненных, на которых он мог бы положиться, да еще с опытом боевых действий на Кавказе. Поэтому он немедленно подключил П.А. Черевина к практической работе.

Поначалу П.А. Черевина назначили чиновником для особых поручений, состоящим при генерал-губернаторе. Его отправили в командировку в Ковенскую губернию в Вилькомирский и Поневежский уезды с целью сбора информации о деятельности должностных лиц против польских повстанческих отрядов. Там П.А. Черевин столкнулся как с неповоротливостью военной машины в целом, так и с безынициативностью отдельных начальников. Попытки рекомендовать им «кавказскую тактику» борьбы против польских партизанских отрядов сочувствия не встретили, поэтому по возвращении Черевин представил М.Н. Муравьеву «подробный и откровенный доклад о всем мною найденном»⁴⁴³.

Через неделю после возвращения Черевина из командировки его назначили заместителем генерал-губернатора по гражданской части. До 26-летнего майора Черевина эту должность занимал генерал-майор. Сам П.А. Черевин сравнивал свою должность «с должностью начальника штаба по гражданской части». Это назначение сразу определило степень влияния Черевина. По его словам, он просматривал всю служебную переписку, шедшую на имя Муравьева, по три раза в день делал личные доклады генерал-губернатору, фиксировал и начинал реализовывать устные резолюции Муравьева, распределял дела по канцеляриям, наблюдал за скорым и точным исполнением всех резолюций, вел секретную переписку и прием посетителей⁴⁴⁴. Столь стремительное возвышение Черевина не только привлекло к нему пристальное внимание, но и породило массу завистников, хотя деятельность Черевина в Виленском крае властные круги в целом оценивали положительно. Несмотря на молодость и малый чин, Черевин хорошо проявил себя и стал одной из заметных фигур при подавлении восстания поляков на северо-западе, в ходе которого его шеф получил прозвище «Вешатель». В «виленский период» Черевин на деле подтвердил свою репутацию храброго, инициативного и умного офицера. Например, спустя несколько десятилетий, видный чиновник Министерства двора B.C. Кривенко отмечал в воспоминаниях, что Черевин, еще будучи молодым кавалергардским офицером, «успел выделиться… и обратил на себя внимание Муравьева-Виленского. Свирепый усмиритель Польского восстания приблизил к себе Петра Александровича, использовал молодую энергию для проведения своей линии…». Мемуарист также подчеркивал незаурядные дипломатические способности Черевина. Будучи правой рукой Муравьева-Вешателя»⁴⁴⁵, он сумел «наладить свои личные отношения с поляками, видевшим в нем заступника перед проконсулом»⁴⁴⁶. Генерал Н.А. Епанчин, характеризуя Черевина, упоминает, что это человек «острого ума, имевший опыт в административных делах; недаром М.Н. Муравьев пригласил его, молодого полковника, на должность начальника канцелярии Виленского генерал-губернатора, когда Муравьев был назначен для усмирения Литвы»⁴⁴⁷.

Поскольку Черевин стал «человеком команды» М.Н. Муравьева, то на его карьере отразились все интриги против его покровителя. А противники у Муравьева-Виленского имелись очень влиятельные. Главным из них был младший брат Александра II великий князь Константин Николаевич, после которого Муравьеву и пришлось «разгребать» политические «завалы» в Виленском крае. В записках Черевин незатейливо характеризовал Константина Николаевича как взбалмошного негодяя, мечтавшего только о популярности и польской короне для себя⁴⁴⁸. Впоследствии отношение Черевина к великому князю Константину Николаевичу стало одной из основ для сближения генерала с наследником-цесаревичем Александром Александровичем. Сближало их и отношение к петербургским «партиям»: «Что прочно в Петербурге? Ничто и никто, ни мнение, ни люди, ни системы… Сегодня Шувалов, завтра Милютин и в итоге не знаешь, чего хотят»⁴⁴⁹. Поэтому, хотя М.Н. Муравьев неоднократно («дважды в год») представлял Черевина к наградам, он получил только скромную корону к своему Св. Станиславу с мечами (в сентябре 1864 г.). Хотя Черевин и получил в 1864 г. чин подполковника, но представление исходило еще от наместника на Кавказе, великого князя Михаила Николаевича.

Те, кто видел Черевина в 1863–1864 гг. отмечали, что он находился при Муравьеве безотлучно. Поэтому, когда весной 1864 г. М.Н. Муравьев выехал в Петербург, мало кто удивился тому, что Черевин был оставлен «на хозяйстве» глазами и ушами Муравьева с задачей вести с ним постоянную переписку⁴⁵⁰.

В Петербурге Муравьев фактически сдавал дела. Но и тогда он не забыл Черевина и во время аудиенции у Александра II «испрашивал у Государя особенную награду» для Черевина, как вариант, предлагая перевести Черевина в гвардию ротмистром. Александр II не дал четкого ответа, но попросил напомнить ему о Черевине при проезде его через Вильну.

Вскоре императорская чета прибыла в Вильну, где во время 30-минутной стоянки генерал-губернатор М.Н. Муравьев в числе высших должностных лиц управления краем представил Александру II подполковника П.А. Черевина. Император поблагодарил офицера за его службу. Это была первая личная встреча Черевина и Александра II. Однако эта высочайшая благодарность так и не вылилась для Черевина в какие-либо карьерные дивиденды. Поэтому в августе 1864 г. Черевин отпросился в отпуск по болезни за границу. М.Н. Муравьев согласился дать Черевину месячный отпуск, который он провел на море во Франции.

В своих записках по горячим следам в 1868 г., Черевин довольно высоко оценивал собственную деятельность в Виленском крае: «По роду занятий, сколько по громадности их, я считал себя и был вправе считать себя оскорбленным, когда многие другие, ничего не делавшие, награждались по два раза в год… Недоброжелательство к М.Н. Муравьеву распространилось и на меня»⁴⁵¹ (видимо, обида была настолько сильна, что ее не сгладило даже назначение в 1867 г. флигель-адъютантом к Александру II. – И. 3.).

9 июля 1864 г. покровителя Черевина М.Н. Муравьева уволили от должности. В этой ситуации Черевин уже не видел в Вильно для себя никаких перспектив. Он выразил категорическое нежелание занять прежнюю должность. Весной 1865 г. Муравьев и Черевин обсудили карьерные перспективы последнего. Черевин заявил, что не планирует продолжение службы в Вильно и намерен взять продолжительный отпуск, после чего рассчитывает поступить в распоряжение военного министра. В конце апреля 1865 г. Черевин, получив отпуск, уехал в деревню. Вскоре он получил приказ о назначении «состоять по Военному министерству» и фактически к началу 1866 г. служебные перспективы подполковника Черевина выглядели довольно туманными. Трудно сказать, как бы сложилась судьба П.А. Черевина, если бы судьба не дала ему еще одного шанса.

4 апреля 1866 г. бывший студент Д. Каракозов совершил неудачное покушение на Александра II. В результате была немедленно организована Следственная комиссия, которую с 7 апреля 1866 г. возглавил М.Н. Муравьев. Возглавив следствие, М.Н. Муравьев включил в состав комиссии П.А. Черевина. И вновь за короткий срок Черевин сумел стать заметной фигурой в Следственной комиссии. В свои 29 лет он занял место секретаря комиссии, лично принимал участие в арестах членов кружка Худякова – Ишутина, активно участвовал в допросах. Усердие молодого полковника в расследовании важнейшего дела было замечено и отмечено. И несмотря на смерть 31 августа 1866 г. М.Н. Муравьева, карьера Черевина обрела «второе дыхание». В результате активная деятельность П.А. Черевина в расследовании покушения стала второй прочной ступенькой в его служебной карьере.

На протяжении жизни Черевин не раз добрым словом поминал своего покровителя. В феврале 1869 г. он писал: «…я служил при великом человеке… Школа, пройденная при нем, конечно, послужила и послужит мне во многом в будущем, и я с гордостью вспоминаю, что за время нахождения моего при гр. Муравьеве заслужил его любовь и доверие»⁴⁵².

После окончания следствия по делу Каракозова Черевин занял довольно прочное положение в Петербурге. Об этом свидетельствовало и то, что он в 1867 г. получил звание флигель-адъютанта Свиты Е.И.В., и то, что в мае 1869 г. его назначили командиром Собственного конвоя. Поскольку главная задача Собственного Е.И.В. конвоя было обеспечение личной безопасности императора, то эта должность была «на виду». В должности командира Собственного конвоя П.А. Черевин прослужил 10 лет – с 24 мая 1869 по 13 августа 1879 г. Все эти годы по должности командир Конвоя подчинялся командующему Главной Императорской квартирой генерал-адъютанту A.M. Рылееву.

Во время Русско-турецкой войны 1877–1878 гг. командир Собственного конвоя флигель-адъютант полковник П.А. Черевин в сентябре 1877 г. вступил во временное командование Кавказской казачьей бригадой, которая входила в состав отряда генерала И.В. Гурко. Это было очень характерное для Черевина перемещение. Он – храбрый кавалерийским офицер, и ему требовалось живое дело. Нужны были и орденские кресты. В качестве командира бригады он лично участвовал в атаке на защитников Горного Дубняка и взятии Телешских укреплений, переходил через Балканы.

На войне Черевин свел близкое знакомство с наследником-цесаревичем великим князем Александром Александровичем, будущим императором Александром III. Он привлек к себе внимание цесаревича своим веселым нравом, храбростью, прямотой и резкостью суждений, остроумием и находчивостью. Будущий царь ценил таких людей. С тех пор их связывали прочные отношения. Александр III до конца жизни покровительствовал ему и полностью полагался на своего боевого товарища.

За Русско-турецкую кампанию 1877–1878 гг. П.А. Черевин получил высокие награды: золотое оружие с бриллиантами, крест Св. Георгия IV степени⁴⁵³ и назначение в Свиту Александра II. В октябре 1878 г. он вновь ненадолго возглавил Собственный конвой⁴⁵⁴. B.C. Кривенко описывал внешность Черевина на конец 1870-х гг. следующим образом: «В казачьей свитской форме, с георгиевским крестом за турецкую кампанию, в большой белой папахе на трясущейся слегка голове. Из под длинных завитушек курпея высматривают зорко-пронзительные колючие глаза. Лицо подернуто алкогольной окраской, острый нос, отвисшие вниз усы и шутливое приветствие на улыбающихся губах»⁴⁵⁵.

В результате 10-летнее командование элитным воинским подразделением государственной охраны, участие в Русско-турецкой войне и сближение с наследником-цесаревичем стали важной ступенью в карьере П.А. Черевина.

К 1879 г. ситуация в стране кардинально изменилась. После очередного неудачного покушения на Александра II в апреле 1879 г. революционеры окончательно сделали ставку на террор. К лету 1879 г. складывается террористическая организация «Народная воля», начавшая энергичную подготовку серии террористических актов. Изменение ситуации в стране отразилось и на карьере П.А. Черевина. В августе 1879 г. П.А. Черевин сменил военный мундир на жандармский, став товарищем Шефа жандармов, начальником III Отделения СЕИВК и деятельным участником борьбы с революционным террором.

Отношение П.А. Черевина к III Отделению СЕИВК было более чем скептическим. Черевин сталкивался с деятельностью III Отделения еще в бытность службы в Вильно в 1863–1865 гг. и тогда он вынес самое неблагоприятное впечатление об этой силовой структуре. Еще задолго до своего назначения руководителем III Отделения, в январе 1868 г., он писал: «III Отделение с его служащими всегда являлись защитниками неблагонадежных не одних поляков, но и русских негодяев, как оно себя показало в деле покушения Каракозова»⁴⁵⁶. Фактически Черевина назначили начальником III Отделения для того, чтобы он на его базе создал новое структурное подразделение МВД, способное эффективно противостоять революционерам-террористам.

1879–1880-е гг. были тяжелым временем для силовых структур империи. Сложившиеся в относительно спокойное и стабильное николаевское время, они «не успевали» за тактическими, организационными и техническими новациями «Народной воли». Силовым структурам требовалась «свежая кровь» из людей, которые могли адекватно реагировать на вызовы времени. Современники так и воспринимали Черевина – как «нового человека». Одна из мемуаристок писала в дневнике о П.А. Черевине в январе 1880 г.: «Из новых личностей Черевин не произвел на меня того впечатления, какого я от него ожидала: тихий на вид, умно смотрит»⁴⁵⁷.

К 1879 г. у «тихого и умного» П.А. Черевина была не только крепкая репутация безупречно храброго боевого кавалерийского офицера, но и опыт административной работы в мятежном Виленском крае, опыт следственной работы в комиссии М.Н. Муравьева. Кроме того, за его спиной стоял цесаревич великий князь Александр Александрович – сторонник последовательных и жестких мер в борьбе с политическим террором. Заметим, что Черевин с большим скепсисом относился к маятниковым колебаниям правительства от либеральных реформ к попыткам максимального «закручивания гаек». Он считал, что прежде всего должна быть проявлена «воля» к осуществлению того или иного определенного политического курса.

Тем не менее вплоть до кончины Александра II П.А. Черевин оставался на вторых ролях, хотя его карьера постепенно шла в гору. 6 февраля 1880 г. по предложению цесаревича великого князя Александра Александровича создается «Верховная распорядительная комиссия по охране государственного порядка и общественного спокойствия». Ее возглавил министр внутренних дел, член Государственного совета, генерал-адъютант М.Т. Лорис-Меликов. В состав комиссии, наряду с К.П. Победоносцевым (член Государственного совета и обер-прокурор), А.К. Имеретинским (начальник Штаба Санкт-Петербургского военного округа) вошел и генерал-майор Свиты Его Императорского Величества, исполняющий обязанности Шефа жандармов П.А. Черевин, которому тогда шел 43-й год⁴⁵⁸.

Поскольку наследник Александр Александрович «явно высказывал недоверие свое к III Отделению»⁴⁵⁹, то одной из главных задач комиссии стала реорганизация III Отделения и Отдельного корпуса жандармов. 26 февраля 1880 г. М.Т. Лорис-Меликов представил Александру II доклад, в котором обосновывал необходимость объединения всех полицейских частей под своим командованием. Император согласился с его аргументами. В результате, 3 марта 1880 г Отдельный корпус жандармов был подчинен непосредственно М.Т. Лорис-Меликову, а 4 марта 1880 г., после увольнения генерал-адъютанта А.Р. Дрентельна от должности Шефа жандармов, на эту должность назначили генерал-майора Свиты Его Величества П.А. Черевина. Таким образом, в марте 1880 г. П.А. Черевин возглавил не только III Отделение, но и Отдельный корпус жандармов, ключевые структуры, противостоящие террористам.

Генерал-майор П.А. Черевин возглавлял III Отделение вплоть до его ликвидации 6 августа 1880 г. (по докладу Комиссии Лорис-Меликова). В этот же день П.А. Черевин занял должность товарища министра внутренних дел М.Т. Лорис-Меликова. Вместо III Отделения был образован Департамент государственной полиции (с 18 февраля 1883 г. – Департамент полиции), просуществовавший вплоть до 10 марта 1917 г.

События 1 марта 1881 г. в Санкт-Петербурге, связанные с убийством Александра II, стали рубежными в организации и деятельности служб государственной охраны Российской империи. Проблема обеспечения гарантированной безопасности Александра III превратилась в одну из важнейших задач государственной политики. Назрела острая необходимость провести глубокую реорганизацию системы охраны царя. И к этому важнейшему делу привлекли П.А. Черевина. Более того, он становится одним из создателей охранной системы, а впоследствии ее руководителем. Для этого были все основания: богатый административный опыт, наработанный в кризисных ситуациях (1863–1865 гг.); десятилетний опыт руководства одним из подразделений государственной охраны – Собственным конвоем (1869–1879 гг.); опыт следственной работы в комиссии Муравьева (1866 г.); опыт руководства III Отделением (1879–1880 гг.) и Отдельным корпусом жандармов (1880 г.).

Летом 1881 г. П.А. Черевин стал одним из авторов проекта реорганизации личной охраны Александра III (см. соответствующий раздел). 3 сентября 1881 г. именным указом состоялось назначение на должность «Главного Начальника Охраны генерал-майора Свиты Его Величества» Петра Александровича Черевина. Эту должность П.А. Черевин занимал вплоть до своей смерти 19 февраля 1896 г., т. е. почти 15 лет.

Начальник царской охраны П.А. Черевин, пользовавшийся личным доверием Александра III и императрицы Марии Федоровны, быстро превратился в одну из ключевых фигур при новом Дворе. Непосредственное подчинение царю, право личного доклада, безусловная преданность, отсутствие определенных границ деятельности, требование ко всем ведомствам и учреждениям империи немедленно выполнять распоряжения и сообщать начальнику царской охраны всю информацию о возможных покушениях делали влияние П.А. Черевина весьма значительным.

Ближайшим помощником П.А. Черевина являлся жандармский подполковник Е.Н. Ширинкин. Поскольку П.А. Черевин в силу своего положения выполнял секретарские и представительские функции, постоянно находясь «при царе», то постепенно реальная черновая работа «по охране» сосредоточилась в руках подполковника Е.Н. Ширинкина, который 8 сентября 1884 г. по представлению П.А. Черевина занял должность начальника Дворцовой полиции⁴⁶⁰. Отдельную агентурную команду от Департамента полиции также подчинили полковнику Ширинкину. В конечном счете, по замечанию видного чиновника Министерства Императорского двора B.C. Кривенко, «все нити охраны сосредоточились в руках Ширинкина»⁴⁶¹.

Е.Н. Ширинкин был «рабочей лошадью» при П.А. Черевине. Современники пытались нащупать распределение обязанностей между ними. По крайней мере, B.C. Кривенко прямо упоминает, что интересовался этим у людей, близких к Черевину, и у него сложилось впечатление, что Черевин «делами вовсе не занимался, как будто разленился, а вернее, как умный человек, понимал всю тщету деятельности тайной полиции «Как бы еще хуже не наделали!»»⁴⁶². Кривенко подчеркивал, что именно Ширинкин был «главной пружиной управления. Установилось как-то так, что подчиненные Черевина, по служебному положению и значению занимавшие весьма скромные посты, были вхожи запросто к Петру Александровичу, а Ширинкин держался в стороне… у Ширинкина составился свой двор; к нему приходили за указаниями и разъяснениями все имевшие какое-либо отношение к полиции вообще и к охране дворцовой в частности»⁴⁶³.

Надо заметить, что бюрократические штаты в службах главного начальника охраны П.А. Черевина были минимальны. Только 31 декабря 1887 г. высочайшим указом утвержден штат Канцелярии главного начальника Охраны. Как ни странно сегодня, этот штат стоял всего из двух человек⁴⁶⁴.

В 1894 г., за полгода до смерти Александра III, П.А. Черевин провел некоторую реорганизацию охраны царя. Ее необходимость вызывалась тем, что за прошедшие 13 лет накопились многочисленные разовые распоряжения, которые необходимо было свести в единое целое. Особых изменений эта реформа не предполагала. Во-первых, должность «Главного начальника Охраны Его Величества» переименовали в должность «Дежурного при Его Величестве Генерала». Инициатором изменения названия должности был сам император. На проекте, представленном П.А. Черевиным, осталась резолюция Александра III: «Я на это согласен, но при этом я желал бы изменить название охраны, которое меня коробит и весьма неблагозвучно. Переговорю с вами об этом»⁴⁶⁵.

В именном указе от 22 мая 1894 г. говорилось: «Признав необходимым высшее наблюдение за безопасностью Императорских резиденций, а равно главный надзор за безопасностью пути во время высочайших путешествий, возложить на особо призванное к сему доверием нашим лицо, Всемилостивейше повелеваем генерал-адъютанту Черевину вступить в исполнение возложенных обязанностей и впредь именоваться «дежурным при Нас генералом» с оставлением в звании генерал-адъютанта»⁴⁶⁶.

Знатоки бюрократических нюансов немедленно отметили несоответствие названия должности с реальными обязанностями Черевина. B.C. Кривенко писал: «В военном ведомстве «дежурный генерал» занимает должность, в которой сосредоточены, так называемые «инспекторские дела», прохождение службы персонала воинских частей, эта деятельность совершенно, казалось, не соответствует характеру обязанностей, возложенных на Черевина»⁴⁶⁷. Однако дело было не в фактических обязанностях, а именно в названии. «Тревожное» обозначение должности «Главного начальника Охраны Его Величества» было заменено нейтральным «Дежурным генералом».

Кроме того, в Канцелярию Дежурного при Его Величестве генерала добавили новую штатную должность журналиста, который отвечал за «связи с общественностью». Примечательно, что ранее этот «журналист» ЮД. Павиланис значился в списках секретной агентуры Дворцовой полиции и подчинялся полковнику Е.Н. Ширинкину⁴⁶⁸.

Возглавив охрану царя, П.А. Черевин немедленно сам стал целью для террористов. В ноябре 1881 г. некто Н.М. Санковский совершил покушение на П.А. Черевина. Террорист действовал по отработанной «патриархальной» схеме. Эта «схема» буквально поражает своей наивной эффективностью, тем более удивительной, что все произошло буквально через несколько месяцев после трагической гибели Александра II от рук террористов.

Мещанин Николай Мартынович Санковский, который к революционному подполью не имел отношения, но при этом много пил и, конечно, «болел душой» за Россию, по случаю, «без определенной цели», приобрел пятиствольный бельгийский револьвер «бульдог»⁴⁶⁹, в библиотеке по «Адрес-календарю» узнал, «где служит и живет Черевин», выпил водки в трактире «для храбрости», написал там же письмо, в котором обещал сообщить Черевину некую важную информацию, пошел к зданию Министерства внутренних дел, где и передал письмо швейцару. Надо заметить, что сторожа не желали принимать письма, «ссылаясь на то, что в этот день не было приема, но ввиду настойчивости заявлений со стороны его о возможности письма, приняли, и таковое передал барону Дризену»⁴⁷⁰. Чиновник министерства барон Дризен счел возможным передать письмо «неизвестного» генералу Черевину, хотя тот и находился на заседании. По прочтении письма Черевин вышел в приемную к неизвестному, которого уже привели туда. Более того, все чиновники немедленно вышли из приемной «вследствие желания неизвестного объясниться с генералом Черевиным наедине». При этом никто и не подумал обыскать этого «неизвестного». После того как чиновники вышли, немедленно последовал выстрел. Когда они ворвались в приемную, то увидели, что Черевин, прижав неизвестного к стене, держит его за руки.

Пистолет, в котором оставались заряженными еще четыре ствола, валялся рядом. Поскольку выстрел быд произведен буквально в упор, то его спасло чудо, но и генерал проявил решительность, схватив террориста за руки и не дав ему произвести повторный выстрел.

Как указывается в документах, «из протокола осмотра сюртука бывшего на генерале Черевине в момент покушения на его жизнь видно, что на левой стороне груди и бока сюртука, с наружной стороны два отверстия с разорванными краями, произведенные пулею… внутренняя же шелковая подкладка сюртука не повреждена… отверстие же находящиеся на боку, несколько ниже грудного отверстия… Расположение отверстий и внешний вид их дает возможность заключить, что пуля, проникнув через грудное отверстие, прошла между верхней покрышкой и внутренней прокладкой сюртука и вышла через отверстие в боку»⁴⁷¹.

В этой истории поражает непрофессионализм чиновников Министерства внутренних дел, поскольку подобная «схема» покушений на влиятельных сановников использовалась с января 1878 г. по 1906 г.: в 1878 г. стреляла в петербургского градоначальника Ф.Ф. Трепова Вера Засулич; дважды покушались на московского обер-полицмейстера Д.Ф. Трепова; взорвали дачу П.А. Столыпина в 1906 г.

Отношения Черевина и Александра III, конечно, не стоит идеализировать. Черевин для царя оставался только верным слугой, добросовестно и честно исполняющим свои должностные обязанности, которые предполагали и определенные профессиональные риски. По мнению А.А. Половцева, который был довольно дружен с Черевиным, он «никакого сочувствия к своему владыке не выказывает, несмотря на свое исключительно приближенное положение. Между прочим, он выразился так, что за время своей службы при государе только один раз слышал слово благодарности, а именно после того, как в него, Черевина, стрелял нигилист»⁴⁷². Тот же Половцев писал в 1891 г.: «Черевин – умный, добрый, честный, постоянно выпивший начальник охраны в Гатчине, радехонек, что хотя бы под предлогом охоты и сопровождения цесаревича вырваться из гатчинской тюрьмы»⁴⁷³.

Говоря о личных обстоятельствах П.А. Черевина, следует отметить, что у него не было семьи. Он всего себя посвящал службе, постоянно находясь при царе. При этом к женщинам Черевин был весьма неравнодушен. По сведениям А. Богданович, у него в Николаевском корпусе учился незаконный сын. После покушения на генерала Александр III «наградил» Черевина, позволив усыновить юношу⁴⁷⁴. Однако Черевин не делал карьеры сыну, и он так и остался в достаточно скромных чинах. О том, что у Черевина были побочные дети, мельком упоминает А.А. Половцев в октябре 1883 г.: «В клубе Черевин, занятый тем, что расходится с Фабр и передает детей сестре своей»⁴⁷⁵. Современники единодушно отмечали личную порядочность генерала, подчеркивая, что он «не принадлежал к числу выпрашивавших себе прибавочные оклады»⁴⁷⁶. Друг детства Александра III граф С.Д. Шереметев приводит достаточно характерный эпизод, отмечая, что Черевин не любил «заносчивости и самомнения даже в людях близких и которым он сочувствовал. Одному из таковых в ответ на воркотню служебной неудовлетворенности он сказал: «А Вы себя высоко цените?»»⁴⁷⁷. После переезда Александра III в Гатчину Черевин также переселился туда, заняв небольшую квартиру на первом этаже Кухонного корпуса Гатчинского дворца.

«Рабочий кабинет» П.А. Черевина фактически находился в Гатчинском дворце перед дверью в кабинет царя. Там, за особым столиком, Черевин и работал с документами. В «рабочие часы» Александра III он был единственным человеком, который мог войти к царю в кабинет без доклада⁴⁷⁸. Лейб-хирург Александра III профессор Н.А. Вельяминов отмечал, что П.А. Черевин «был очень близок к Государю и всегда имел к нему доступ без доклада»⁴⁷⁹. Надо заметить, что не все великие князья имели на это право. Как ближайший сотрудник царя Черевин имел у себя под рукой все ключи от шифров, кроме Военного министерства и Министерства иностранных дел⁴⁸⁰.

Современники подчеркивали, что Черевин обладал ярким характером и немалыми способностями. B.C. Кривенко вспоминал, что «по общему признанию, Черевин обладал недюжинными способностями, умел работать, умел постоять за себя и за своих подчиненных»⁴⁸¹. Возможно, именно эти черты характера генерала и вызывали симпатию со стороны Александра III.

Тот факт, что Черевин постоянно пребывал «при царе», ставил его в особое, привилегированное положение. Очень многие желали использовать влияние Черевина для решения своих дел и делишек. Например, по просьбе Государственного секретаря А.А. Половцева Черевин организовал для дочери «Альфонса Ротшильда madame Ephrussi окно в Концертном зале, чтобы посмотреть на выход» 1 января 1884 г. в Зимнем дворце⁴⁸². Иногда Черевин пробовал протежировать влиятельным просителям. В декабре 1888 г. он по просьбе великого князя Михаила Николаевича пытался «пробить» место в Государственном совете для барона И.О. Велио. Надо заметить, что Александр III очень хорошо представлял себе, какие «расклады» стоят за подобными просьбами, и был очень сдержан в своих реакциях. Более того, по словам Черевина, он не имел «возможности говорить с государем, когда и о чем хочет, потому что разговаривает лишь за столом при детях, а если имеет сделать какое-либо сообщение, то догоняет государя, когда тот уходит в свой кабинет после завтрака или после обеда. О Велио уже пробовал говорить под тем предлогом, что завтракал с ним на прошлой неделе, но, кроме восклицания «А!», это заявление ничего не вызвало»⁴⁸³.

Многие знали острый язык начальника царской охраны, поскольку характеристики Черевина, данные тем или иным сановникам, расходились по всему Петербургу. Характеристика Министра внутренних дел И.И. Дурново, данная П.А. Черевиным, «глуп во весь рост», моментально стала известна всему Петербургу⁴⁸⁴. Черевина побаивались, а его благосклонное внимание высоко ценилось. В результате «к нему ежедневно тянулись на поклон именитые лица, служебные тузы. Не подозревали они, что своим забеганием давали прибавочный материал для колких выступлений Черевина, не стеснявшегося в своих характеристиках»⁴⁸⁵.

Поскольку Черевин был пьющим и хлебосольным хозяином, то со временем в его квартире в Кухонном корпусе постепенно образовался своеобразный клуб. Туда имели доступ не только министры и сановники, но и «простые смертные», которые были по душе генералу. Фактически Черевин держал открытый стол, который ему не стоил ни копейки, поскольку все необходимое поступало бесплатно из дворцовой кухни, буфета и погреба⁴⁸⁶.

Есть соблазн написать, что клуб Черевина был местом сбора информации о настроениях различных социальных слоев и что болтовня гостей позволяла Черевину «быть в курсе», однако это скорее характерно для нашего времени, чем для конца патриархального XIX века. B.C. Кривенко отмечал, что «клуб Черевина» «политического значения не имел», поскольку «особы сдерживались». За столом сплетничали о разных городских новостях, и разъезжавшиеся гости «наматывали себе на ус крылатые словечки Черевина»⁴⁸⁷.

П.А. Черевин, постоянно находясь рядом с императором, стал другом семьи. Конечно, насколько это было возможно. К нему уважительно относились императрица Мария Федоровна и царские дети. Черевин ценил такое к себе отношение и действительно был верным слугой императора, готовым выполнить любое его распоряжение. Буквально. В силу этого он не считал для себя зазорным решать проблемы, которые далеко выходили за рамки его прямой компетенции. Во время проведения военных маневров в Бресте, потребовалось срочно доставить из Петербурга прусский мундир Александра III, поскольку неожиданно для российской стороны эти учения выразил желание посетить Вильгельм I. Эту проблему решал именно П.А. Черевин, предварительно проконсультировавшись с молодым, безвестным тогда железнодорожным чиновником С.Ю. Витте⁴⁸⁸.

Генерал Черевин даже искал кормилиц для детей Александра III. О «кормилицах» следует сказать особо. Упоминаемый ниже эпизод дошел до нас в дневнике А. Богданович. Она ссылается в качестве источника на генерала Баранова, в 1881 г. занимавшего должность градоначальника Петербурга⁴⁸⁹. Богданович дает понять, что под «кормилицами» имеются в виду простолюдинки, которых якобы поставлял Александру III «для собственного употребления» Черевин. Говоря об этом, казалось бы, малозначительном эпизоде, следует иметь в виду следующее. Во-первых, Александр III всегда внимательно относился к своим детям. Во-вторых, по свидетельству лейб-педиатра Раухфуса, Мария Федоровна не кормила сама своих детей, а Александр III настаивал на том, чтобы кормилица «по типу» должна была походить на мать. И именно Черевина он «озадачил» поиском схожей по типажу кормилицы из народа. Черевин выполнял самые разные поручения царя, и когда тот приказал ему найти кормилиц, именно кормилиц, для своих детей, то генерал, выполнил и этот приказ. А генеральша Богданович изложила полученные «сведения» в своей трактовке.

Генерал П.А. Черевин выполнял необычные приказы царя и по своей «специальности». В мае 1883 г. он по высочайшему повелению передал «по принадлежности» Знак отличия военного ордена Св. Георгия IV степени проживавшему в Москве «старцу» М.И. Муравьеву-Апостолу ко дню празднования 200-летнего юбилея лейб-гвардии Семеновского полка. Этого солдатского «Егория» декабрист М.И. Муравьев-Апостол получил еще за участие в Бородинском сражении.

Черевина не единожды пытались «свалить» с его должности. Недоброжелателей, особенно в великокняжеской среде, у него хватало. Когда в октябре 1888 г. в 49 верстах от Харькова, близ станции Борки, царский поезд, двигавшийся со скоростью более 60 верст в час, сошел с рельс, ответственность за произошедшее немедленно возложили на П.А. Черевина.

Следственная комиссия во главе с сенатором А.Ф. Кони сразу установила, что о покушении не могло быть и речи. Начали искать виновных. Следствие установило, что были нарушены инструкции, связанные с комплектованием состава чрезвычайной важности, вследствие чего императорский поезд приобрел вес без паровозов до 30 тыс. пудов и превосходил длину и тяжесть обыкновенного пассажирского поезда более чем в два раза, соответствуя товарному поезду в 28 груженых вагонов.

Среди виновных в крушении молва называла генерала П.А. Черевина и полковника Е.Н. Ширинкина⁴⁹⁰. Якобы именно по их приказанию скорость тяжелого поезда превысила все допустимые пределы. Буквально через месяц после катастрофы один из сановников записал в дневнике слова все еще очень влиятельного К.П. Победоносцева, что «…главным виновником все-таки является охрана с пьяным Черевиным во главе, который требует беспрекословного исполнения своих приказаний»⁴⁹¹.

Докладывая о предварительных результатах следствия Александру III в Гатчинском дворце, А.Ф. Кони упомянул, что начальника царской охраны также надо подвергнуть допросу. Александр III не возражал. В январе 1889 г. вопрос о возможности привлечения к суду Черевина и других лиц был вынесен на заседание Государственного совета. Однако прежде их допросили следователи. Черевин встретил их в генерал-адъютантском сюртуке, «застегнутым на все крючки, был изысканно вежлив и весьма спокойно дал умное и обстоятельное показание»⁴⁹². Оно сводилось к тому, что во время одной из остановок он высказал сожаление полуторачасовым опозданием императорского поезда. Но при этом подчеркнул, что он – «начальник охраны», и его «распоряжения, вытекающие из заботы о безопасности государя, приноровлены к точно определенному времени и стоят в связи с целым рядом приказаний и действий», почему он «прямо заинтересован, чтобы императорские поезда приходили по расписанию минута в минуту»⁴⁹³. Характерно, что по окончании допроса Черевин сам задал следователям несколько вопросов, связанных с впечатлениями местного населения от произошедшей катастрофы.

6 февраля 1889 г. состоялось заседание Особого присутствия Государственного совета. Оно должно было определить степень виновности причастных к трагедии высших должностных лиц. На этом заседании присутствовали представители департаментов, пять министров (МВД, юстиции, Императорского двора, управляющий Морским министерством, Министерством путей сообщения) и два великих князя. Поскольку Черевин не был главной фигурой на этом заседании, то его имя затронули только вскользь. Когда дело о расследовании закончилось, его имя даже не упоминалось. В трагедии как всегда оказались виновны «стрелочники», одним из них оказался заведующий технической частью императорских поездов инженер Горбунов, его сместили с поста. Тем не менее тот факт, что всесильного начальника царской охраны подвергли допросу наряду с прочими, говорит о том, что император Александр III был принципиальным человеком, не делившим окружение на «своих» и «чужих».

Независимое положение П.А. Черевина порождало массу врагов. Недоброжелатели были очень разными. Консерваторов представлял аскет К.П. Победоносцев, которого раздражало и влияние, и «жизнелюбие» генерала. Были и естественные, «идейные» недоброжелатели из революционного лагеря. Например, В.Л. Бурцев в своей известной статье заклеймил Черевина как «главного столпа русской реакции»⁴⁹⁴ Конечно, он явно преувеличивал роль генерала в среде «русской реакции». Но даже идейный вдохновитель терроризма отдавал должное колоритному генералу: «Черевин был очень смышленый, остроумный и в домашнем обиходе даже добродушный человек, но совершенный политический дикарь и глубокий невежа: тип денщика в генеральском мундире. Александра III он боготворил»⁴⁹⁵. Революционер справедливо отмечал, что «Черевин при Александре III был грозою дворца и никого в грош не ставил»⁴⁹⁶.

Была и третья сила, не переваривавшая П.А. Черевина. Правда, следует заметить, что неприязнь была взаимная, поскольку своих недоброжелателей Черевин прямо называл «сволочью». Так он называл все министерские и придворные властные силы и даже некоторых из великих князей. Причем последних в первую очередь.

Особенно недолюбливал Черевин великого князя Владимира Александровича и все его семейство. В.Л. Бурцев приводит эпизод, когда младший брат царя, великий князь Владимир Александрович, взбешенный, горько жаловался на безнаказанность любимца, царь очень хладнокровно посоветовал ему: «Если ты обижен, вызови его на дуэль, а что же ты клянчишь?»⁴⁹⁷. Приводя этот эпизод, следует иметь в виду, что великий князь Владимир Александрович и Александр III выросли вместе, и их очень многое связывало. И тем не менее…

Окружающие очень по-разному оценивали масштаб личности генерала Черевина. Те, кто видел только внешнюю сторону, писали о пьянстве, «склонности к сальным анекдотами и беспощадным, циничным намеками и недомолвкам», называя генерала Черевина «царским шутом»⁴⁹⁸. Те, кто сталкивался с генералом Черевиным «по работе», отмечали его порядочность, острый ум, административные дарования и преданность, с сожалением признавая, что пьянство генерала негативно отражается на его репутации.

Все враги П.А. Черевина активно использовали тот факт, что начальник охраны царя пил. Причем очень по-русски. Основательно пить Черевин стал еще до Русско-турецкой войны. Об этом все знали, и об этом ходили даже легенды. Так, А. Богданович в 1888 г. записала одну из характерных баек еще времен Александра II. Согласно ей, Александр II встретил в Ливадийском саду «утром Черевина, совсем пьяного. Государь его спросил: «Где это ты так рано успел?» «Везде, ваше величество», – был ответ»⁴⁹⁹. При этом знающие люди отмечали, что Черевин «заправлялся» с утра в дворцовой аптеке, где аптекарь готовил ему различные смеси водок и наливок.

Мемуарных и дневниковых упоминаний о пьянстве Черевина множество. Так, государственный секретарь А.А. Половцев в своих дневниковых записях неоднократно отмечал алкогольную зависимость Черевина. При этом он сам был с генералом «на дружеской ноге». 5 мая 1883 г.: «Захожу к Черевину, который, несмотря на позднее время, только что встал с постели и гуляет в халате по комнате, в коей расставлены принадлежности туалета, чай и водка с закуской»; 18 июня 1883 г.: «Входит Черевин, прежде всего спрашивает рюмку водки и сообщает, что путешествие удалось превосходно»; 25 октября 1883 г.: «По обыкновению останавливаюсь на квартире Черевина, который только что встал с постели и начинает день рюмкой водки»⁵⁰⁰.

Те кто отдавал должное Черевину писали, что он «веселый, забавный собеседник, всегда почти находившийся во дворце, под рукой, пользовался общим расположением царской семьи. Над его явной слабостью к вину подтрунивали, но в особый грех эту гибельную склонность именно ему не ставили, точно придерживаясь русской пословицы «Пьян да умен, все угодья в нем». В Черевина, видимо, верили, как в лицо хорошо, основательно хорошо, знакомое с тайными политическими организациями и со способами борьбы с ними. Быть может, составилось убеждение в его счастливой звезде, что он убережет»⁵⁰¹. Об этом же пишет и С.Ю. Витте. Он отмечал, что Черевин «был очень склонен к употреблению спиртных напитков, но к Черевину как Император Александр III, так и Императрица Мария Федоровна относились очень благосклонно»⁵⁰², и хотя «он весьма часто, можно сказать, почти ежедневно, был не вполне в нормальном состоянии, но Императрица Мария Федоровна осталась в высокой степени к нему расположенной и весьма любила и уважала Черевина»⁵⁰³. Генерал Н.А. Епанчин, близко знавший Черевина, писал о нем: «Черевин в известной степени злоупотреблял спиртными напитками, но это, безусловно, не мешало ему работать как следует»⁵⁰⁴. Он подчеркивал порядочность П.А. Черевина, отмечая его острый ум и опыт в административных делах. Таким образом, о пьянстве Черевина было известно всем, однако большинство мемуаристов отмечали, что П.А. Черевин являлся человеком чести и долга. Можно утверждать, что Александр III, прекрасно зная о склонности к спиртному своего начальника охраны, прощал ему чисто русскую слабость за его обязательность, преданность и правдивость.

Тем не менее «русская слабость», видимо, со временем перешла в стадию алкоголизма. Это осознавалось как самим Черевиным, так и Александром III. А. Богданович, приводя переданный ей разговор императора и Черевина, отмечает фразу генерала о том, что «всем известна его болезнь»⁵⁰⁵. Следует отметить, что этой «болезнью» Черевина довольно активно пользовались, для того чтобы «выкачать» из него «закрытую» информацию о внутренней, семейной жизни императора Александра III. Так, А.А. Половцев прямо пишет в дневнике: «Чтобы развязать язык Черевина, приказываю подать бутылку вина, и, действительно, это удается, потому что он рассказывает несколько характерных из гатчинского быта анекдотов»⁵⁰⁶. Тот же Половцев осуждает болтливость Черевина в «чужой» компании: «Черевин весьма хороший человек. Но проводит жизнь в яхт-клубе, где после первой рюмки вина начинает рассказывать все, что ему известно»⁵⁰⁷.

«Слабость» Черевина стала раздражать императора. Так, Александр III ежегодно проводил со своими соратниками по Русско-турецкой войне ужины «в память Мечки» (30 ноября 1877 г.). На этих ужинах хотя и много выпивалось, однако все держали себя в рамках, Черевин позволял себе напиваться и «смело» говорить с царем. Дядю императора Александра III, великого князя Михаила Николаевича, главу Государственного совета, такое поведение Черевина буквально повергало в ступор: «Великий князь в доказательство того, с какой смелостью Черевин говорит, рассказывает, что на последнем мечкинском ужине 28 ноября (1889 г. – И. 3.) Черевин, правда в пьяном виде, при всех приставал к государю за то, что он не любит Дмитрия Мирского… Государь отмалчивался, а потом оправдывался»⁵⁰⁸. На последнем таком ужине в ноябре 1893 г. Черевин «дошел до печального состояния», и «Государь не скрывал своего неудовольствия выходками Черевина». Мемуарист отмечает фразу Александра III: «Он просто был неприятен», – и говорил вообще, как Черевин себе вредит и как вообще он стал слаб»⁵⁰⁹. Тем не менее положение П.А. Черевина при Александре III так и не было поколеблено.

После смерти Александра III 20 октября 1894 г. молодой император Николай II оставил на своих постах всех министров отца. В том числе и П.А. Черевина, который продолжал возглавлять охрану молодого царя. К этому времени ситуация в стране принципиально изменилась по сравнению с рубежом 1870-1880-х гг., когда страну потрясали террористические акты, направленные против носителей верховной власти. Александру III удалось сбить волну революционного терроризма. Поэтому первые годы правления Николая II проходили относительно спокойно. Но новое царствование – это всегда и новые лица, поэтому вскоре произошли некоторые изменения в организации личной охраны Николая II.

В 1894 г. П.А. Черевину было 57 лет, по тем временам – солидный возраст. П.А. Черевин прекрасно понимал, что его время уходит. Он начал задумываться о том, какое положение при Дворе займет его преемник. Было очевидно, что этот человек уже не станет личным другом императора и в изменившейся внутриполитической ситуации начальник охраны царя уже не будет играть заметной политической роли при Дворе. Учитывая новые веяния, генерал-адъютант П.А. Черевин подготовил проект записки, обозначившей контуры возможных изменений. В ней он писал, что в случае упразднения должности «Дежурного при Его Императорском Величестве генерала» было бы целесообразно все охранные структуры, находившиеся в его ведении (Сводно-гвардейский батальон, 1-й Железнодорожный батальон, Дворцовую полицию, Инспекцию императорских поездов, Канцелярию Дежурного генерала) подчинить министру Императорского двора, с присвоением ему прав и обязанностей Дежурного генерала⁵¹⁰.

Последним крупным мероприятием, к которому П.А. Черевин приступил во второй половине 1895 г., стала подготовка к коронации Николая II. Он лично выезжал в Москву, где провел совещание руководителей всех подразделений, отвечавших за безопасность царя. Последним его решением было распоряжение о возложении на Дворцовую полицию обязанностей по обеспечению первых лиц страны телефонной спецсвязью. Это решение состоялось буквально за два дня до смерти П.А. Черевина, 17 февраля 1896 г.

Как часто бывает в России, именно водка погубила этого неординарного человека. В последние годы Черевин пил «больше обыкновенного». Иногда так, что его привозили в чужой карете и в чужой шубе. Поскольку на морозе пьяному «море по колено», Черевин простудился, и простуда переросла в двустороннее воспаление легких⁵¹¹.

П.А. Черевин до конца сохранил привязанность членов императорской семьи. Спустя много лет великая княгиня Ольга Александровна вспоминала о Черевине как о «дружелюбном, великодушном и скромном» человеке, подчеркивая, что «он был очень популярен в Петербурге»⁵¹².

Когда в феврале 1896 г. П.А. Черевин заболел, об этом немедленно доложили Николаю II. Последний император был очень скуп на эмоции в своем дневнике, но 18 февраля он записал: «Вчера узнал, что у Черевина началось воспаление легкого; сегодня у него оно распространилось на оба легких, и вечером положение стало опасным. Не хочу верить в плохой исход». На следующий день он посетил умиравшего начальника охраны. 19 февраля 1896 г. он записал в дневнике: «В 9 '/, отправился навестить Черевина; с утра ему стало гораздо хуже и всякая надежда пропала. Он тихо скончался при мне и за несколько минут еще говорил со мною. Невыразимо жаль его; тяжело терять такого верного и честного друга». 24 февраля 1896 г. Николай II присутствовал на отпевании П.А. Черевина в Кавалергардской церкви, а затем пешком проводил гроб до Николаевского вокзала, откуда тело было перевезено в Костромскую губернию, в родовое имение П.А. Черевина.

П.А. Черевин безотлучно находился рядом с царской семьей с 1881 г., т. е. 15 лет. За это время бывало всякое, но он тем не менее сохранил привязанность и Александра III, и императрицы Марии Федоровны, и их сына, Николая II, который охарактеризовал П.А. Черевина как «верного и честного друга». В устах императора это – высокая оценка. Со смертью П.А. Черевина, возглавлявшего службу безопасности с 1881 г., закончилась целая эпоха. Впоследствии ни один из его преемников не приобрел и части того доверия, которым пользовался начальник царской охраны. Несмотря на все свое влияние, П.А. Черевин сознательно дистанцировался от политических интриг, предпочитая заниматься своими прямыми обязанностями. Система охраны, сформированная при его участии в 1881 г., без особых изменений просуществовала до начала 1905 г., когда Россию накрыла вторая волна терроризма, уже эсеровского, и новые лица начали менять систему охраны Николая II в соответствии с новыми реалиями политической борьбы.