В. И. Меркулов. Начало Руси по германским источникам: новая конкретизация научной проблематики
Как известно, традиция связывать варягов с южно-балтийским побережьем имеет давние и серьезные научные основания. Мы не будем возвращаться к этой теме в ее широком теоретическом значении и сосредоточимся на ряде внутренних вопросов, которые можно успешно решить с привлечением германских источников.
Варяги сыграли ключевую роль в ранней русской истории, создав первую правящую династию и укрепив позиции Древнерусского государства на международной арене. Собственно, начало Руси связано с самим призванием варягов, о котором повествует летопись, и вокруг которого не утихают научные дискуссии. На протяжении довольно длительного времени ученые вели спор о расположении варяжской прародины, максимально близко приблизившись сегодня к окончательному решению этой серьезной проблемы.
Впрочем, во многом вековой спор «норманистов» и «антинорманистов» выходил из той плоскости, которую предоставляют нам исторические источники. Например, в летописи прародина варягов указывается вполне определенно. Согласно «Повести временных» лет варяги «сидят по морю... к западу до земли аглянской», т. е. до исторической области Ангельн в Шлезвиге. Здесь прослеживается прямое указание на южное побережье Балтийского моря.
Таким образом, под прародиной варягов понимается современная немецкая земля Мекленбург — Передняя Померания, непосредственно граничащая с Шлезвиг-Гольштейном. Причем никакая другая предположительная локализация варягов на географической карте не соответствует столь точно летописному свидетельству. Не случайно франкский император Карл Великий в начале IX в. сразу для обеих соседних областей утвердил единый закон, получивший название «Правды англов и варинов».
Получается, что германские источники в наибольшей степени связаны с регионом, из которого летописец выводил варягов. И в этом заключается их безусловное преимущество. Помимо этого, Новгородская IV летопись дает пусть и позднее, но весьма важное уточнение к известной легенде о призвании варягов-руси:
«Избрашася от Немецъ три браты с роды своими, и пояша съ собою дроужину многоу. И пришедъ старейшиною Рюрикъ седе в Новегороди, а Синеоусъ, брат Рюриковъ, на Белиозере, а Труворъ вы Изборьсце; и начата воевати всюды. Отъ техъ Варягъ находницехъ прозвашася Роусь, и огь техъ словеть Роуская земля; и суть Новгородстии людие и до дняшнего дни отъ рода Варяжеска».
По всей видимости, переселение с южного и юго-восточного берегов Балтийского моря в Приильменье и Приладожье происходило на протяжении нескольких столетий, как минимум, со времени Рюрика. Оно стало завершаться лишь к тому моменту, когда крестоносцы полностью захватили Померанию и Пруссию. Сначала в новгородском делопроизводстве применяется термин «варяги». Позднее выходцы с южной Балтики получали прозвище «из Немец», указывавше на выселение из земель, захваченных «немцами», или «из Прус» — по названию области, которое сохранилось даже после немецкого завоевания.
Хорошо известна точка зрения средневекового автора Сигизмунда Гербер-штейна, упоминавшего о русской прародине на южном берегу Балтийского моря1, (рис. 1, цв. вклейка) При этом С. Герберштейн выразил широкое мнение, бытовавшее в просвещенных кругах Европы того времени. Его же придерживался знаменитый исследователь мекленбургских генеалогий Николай Маршалк2. Тенденция сохранялась и в других работах, писавшихся независимо друг от друга.
Естественно, отношение к подобным свидетельствам должно быть не только внимательным, но и достаточно взвешенным с научной точки зрения. Конечно, мы не можем с полной уверенностью судить об объективных исторических обстоятельствах начала Руси по немецким работам XVI XVIII вв. Однако важной задачей является установление истоков той историографической традиции, которая связывала варягов и Русь с южным побережьем Балтики. В связи с этим можно сделать некоторые интересные наблюдения.
Летописная легенда о призвании варягов оказывается полностью созвучной тому, что написал в XVI в. мекленбургский ученый Иоганн Фридрих Хемниц. Он привел предание, согласно которому Рюрик с братьями происходили с южного берега Балтики и были сыновьями князя Годлава (Годлиба или Годелайба)3. Эту династию связывали с городом Рерик, разрушенного данами в 808 г. И. Ф. Хемниц основывался на данных более древнего манускрипта из шверинского архива, который не сохранился до наших дней. В то же время важно, что и И. Ф. Хемниц, и предшествующий ему автор шверинского манускрипта вряд ли могли использовать информацию из русских летописей, которые стали известны в Германии только в первой половине XVIII в. благодаря переводам Герарда Фридриха Миллера.
Таким образом, очевидно, что свидетельства о Рюрике и варягах в германских документах появились из неких других источников, не связанных с древнерусским летописанием. Причем информация в этих источниках, в целом, соответствовала летописным свидетельствам за исключением некоторых деталей. К примеру, германские авторы употребляли форму имени Сивар, а не Синеус, или датировали призвание 840 г. По всей видимости, с теми же источниками соотносится известная легенда о Рюрике и его братьях, записанная путешественником К. Мармье в Мекленбурге4.
Итак, согласно германским источникам Рюрик с братьями были «призваны» около 840 г., что представляется довольно правдоподобным. Хронология начальной летописи достаточно условна и оставляет немало противоречий. Однако некоторые летописные списки, на наш взгляд, более точно, нежели германские источники, указывают на место «призвания». Вероятнее всего, это был не Новгород, а Ладога, заложенная варягами еще в середине VIII в. Новгород Рюрик «срубил» позднее, о чем свидетельствует и название города. По археологическим данным Новгород был основан не ранее IX в.
На основании сказанного можно допустить, что и «Сказание о призвании варягов», которое А. Г. Кузьмин считал местным ладожским преданием5, и сообщения германских источников о Рюрике восходят к общему первоисточнику. При этом данные русских летописей могут дополняться и даже уточняться свидетельствами германских документов, получая новое историческое содержание.
Связи Руси с варяжской Померанией иной раз оказываются глубже, чем мы можем себе представить. Вот небольшой пример. Однажды немецкий краевед Йохан Гюнтер опубликовал несколько мекленбургских народных преданий и сказок. Одна из них называлась «Ведьма» (De Hex). В данном случае сюжет сказки не столь важен, она представляет собой довольно типичное произведение. Однако первые строки очень интересны: «В одном большом селе, расположенном близ Эльды в юго-западном Мекленбурге, во времена московитов жила-была злобная ведьма...»6 — и так далее.
Остается загадкой, зачем в некоем селе на юге Балтики, безо всякой привязки к сюжету сказки вспоминать про «московитов»? Как известно, в источниках так называли русских из Великого княжества Московского XIV—XVI вв. И это тоже элемент той традиции, которая незримо связывала Русь с варяжской прародиной. Кстати, элемент, полностью созвучный со свидетельством С. Гер-берштейна, но как бы «с той стороны».
Что касается альтернативной точки зрения, то достаточно процитировать шведского автора Петра Петрея, который писал: «...Я нигде не мог отыскать, что за народ были варяги, и потому должен думать и войти в подробные разыскания, что они пришли из Шведского королевства или из вошедших в состав его земель, Финляндии и Ливонии»7.
Как известно, мнение о «скандинавском» происхождении варягов является одним из глубинных заблуждений в отечественной истории. Не раз отмечалось, что оно основано, преимущественно, на «догадках» шведских авторов XVII в., среди которых важную роль сыграл уже упомянутый писатель Петр Петрей. Впрочем, Швеция появилась в варяжском вопросе отчасти закономерно. Дело в том, что прародина варягов на южно-балтийском побережье в первой половине XVII в. входила в состав шведского королевства. Так что человек, писавший о варягах в то время, вполне мог обобщить. Получалось, что варяги будто бы «пришли из Швеции», в ее тогдашних границах. Но сегодня такая полуправда, применимая к конкретной исторической эпохе, конечно, не может претендовать на какое-либо научное значение.
Отдельное внимание в германских источниках уделяется родословию Рюрика. Мекленбургский историк Матиус Иоганн фон Бэр писал, что у «короля рутенов и ободритов» Витислава был сын Годелайв, у которого, в свою очередь, были сыновья Рюрик, Сивар и Трувор. Позднее Рюрик основал Новгород и стал великим князем Руси8. Сам Витислав известен по франкским хроникам, в качестве союзника Карла Великого.
В целом, средневековые мекленбургские генеалогии являются ценными историческими источниками, которые еще не изучены в полной мере. В то же время, уже сейчас очевидно, что они способны существенно дополнить представление о тесных контактах Руси с южно-балтийским Поморьем. Меклен-бургские родословные позволяют прямо связывать древнерусскую историю с Северной Германией. Помимо этого, они прекрасно соотносятся со всем комплексом источников, представляющих возможность локализовать прародину летописных варягов — основателей Древней Руси — на южном берегу Балтийского моря.
К широкому перечню генеалогических документов относится родословная мекленбургских королей и герцогов, которая принадлежит к числу древностей Доберанского монастыря (рис. 2, цв. вклейка).
Город Доберан расположен между Ростоком и Висмаром, в десяти километрах от Рерика и в непосредственной близости от южно-балтийского побережья. Впервые он упоминается в источниках во второй половине XII в. как villa Slavica Doberan (предположительно, от личного имени Добран). В 1164 г. в ходе христианизации Поморья здесь был основан цистерцианский монастырь, в котором обосновалось двенадцать монахов. Очень быстро он оброс обширными территориями, доходившими на востоке до «вендского города» Росток.
Помимо этого, монастырь в Доберане стал использоваться для погребения представителей мекленбургской правящей династии. В 1172 г. здесь была похоронена Воислава, супруга князя Прибыслава, принявшего крещение. Когда сам Прибыслав погиб в 1178 г. в результате несчастного случая на рыцарском турнире, он был также захоронен в Доберанском монастыре.
В следующем столетии здесь проходили посвящение епископы Шверина, ставшего столицей Мекленбургской области, и велись многочисленные теологические диспуты. К началу XV в. Доберанский монастырь пережил период своего расцвета, после того как римский папа Бонифаций IX даровал его аббату право использовать епископские регалии.
Вплоть до Реформации монастырь имел широкую известность и играл существенную роль в церковной истории южно-балтийского Поморья. После секуляризации в 1552 г. на его месте возникла административная резиденция Мекленбургского герцогства с постоялым двором, палатами, многочисленными хозяйственными постройками и охотничьим домиком9.
Сегодня Доберанский монастырь по праву считается усыпальницей, которая имеет огромное историческое и культурное значение. В дополнение к некрополю была создана уникальная композиция, которая представляла собой родословное древо мекленбургских правителей (рис. 1). Самое удивительное заключается в том, что создатели отобразили генеалогию на витраже арочного окна в соборе Доберанского монастыря. В ней были указаны представители вендской династии от последнего языческого короля Никлота, отца Прибыслава, до Иоханна II, который был правителем Верле и скончался в 1337 г. (рис. 3, цв. вклейка), т. е. первые шесть поколений «исторических» князей Мекленбурга.
Соответственно, можно предположить, что витражная генеалогия была создана в первой половине — середине XIV в. и является, таким образом, одним из старейших мекленбургских родословий, которое известно на сегодняшний день. Достоверность этого источника подтверждается тем, что он был неотъемлемой частью погребального комплекса, объединившего в себе захоронения лиц, упоминаемых в родословии на витраже.
Доберанская генеалогия отнюдь не уводит нас к легендарным истокам мекленбургской династии, как многие другие аналогичные источники. В родословии указаны только реальные персонажи, существование которых не вызывает никаких сомнений. Также очевидна и их прямая принадлежность к мекленбургскому дому, подтвержденная другими документами.
Центральными фигурами Доберанской генеалогии являются Никлот и Прибыслав. Согласно Гельмольду оба яростно сопротивлялись христианизации, что дало основание хронисту назвать их «мрачными чудовищами, враждебными христианам»10. Однако первый погиб в 1160 г. при обороне родового замка Верле, а второй был вынужден, в конце концов, принять новую веру.
В Доберанской генеалогии Никлот и Прибыслав указаны как Rex Wagirorum, т. е. «вагрийские короли». По всей видимости, это указание оказывается тождественным Rex Wairensium (по Гельмольду). О самом государстве Никлота и Прибыслава хронист дает довольно точные
сведения:
«Из всех северных народов только славяне были упорнее других и позже обратились к вере. Как я уже говорил, славянских народов много, и те из них, которые называются винулами или винитами, по большей части относятся к Гамбургской епархии. Ибо Гамбургская церковь, помимо того, что она, будучи столицей митрополита, охватывает все северные народы или страны, имеет также определенные границы своей епархии. В нее входит самая отдаленная часть Саксонии, которая расположена по ту сторону Альбии и называется Нордальбингией [...]. Оттуда граница тянется до земли винитов, тех именно, которые называются вагры, ободриты...»11
Однако написание «вагры» (Wagiri) отнюдь не являлось традиционным для источников. В этом смысле Гельмольд является даже, скорее, исключением, отчасти следуя за Адамом Бременским, который использовал написание Waigri12. В широком перечне других исторических документов этот этноним также локализуется на южно-балтийском побережье, но указывается как «ва-рины» или «вари»: Varini (Тацит), Varinnae (Плиний Старший), Varni (Про-копий), Waari и Wari (Видукинд), Waari (Анналист Саксон), Wari (Титмар). При этом наблюдается довольно точное соответствие тому написанию — Wairensium, которое Гельмольд использует для названия народа (страны) Никлота и Прибыслава.
По этой причине нет необходимости доказывать лингвистическую связь между формами «варяги» и «вагры», т. к. последняя является исключением, отклонением от «нормального» написания. Естественно, настаивая на обратном, оппоненты уводят обсуждение проблемы в сторону. В результате мнимая проблематика отдаляет историков от решения актуальных вопросов. Однако форма «варины» или «вари» довольно однозначно соответствует летописному написанию «варязи».
Доберанская генеалогия, обозначая Никлота и Прибыслава «королями варягов», становится чрезвычайно ценным источником по начальному периоду русской истории, в которой варяжский вопрос имеет, пожалуй, важнейшее и наиболее принципиальное значение. Но научная значимость родословия из Доберанского монастыря этим не ограничивается.
Историческая методология позволяет экстраполировать подтвержденные документальные сведения на другие подобные источники. В данном случае достоверность Доберанской генеалогии подтверждается как иными свидетельствами (в частности, Гельмольдом), так и, в целом, достоверностью существования Никлота и Прибыслава, а также их принадлежностью к мекленбургской династии.
Следовательно, данные Доберанской генеалогии можно соотнести с другими мекленбургскими родословиями, в достоверности которых у некоторых исследователей до сих пор возникают сомнения. Сразу оговоримся, что речь идет не о правдоподобности свидетельств об отдельных «легендарных прародителях», а об исторической достоверности мекленбургской генеалогической традиции в целом.
Доберанская генеалогия была создана во время правления прямых потомков Никлота (и, вероятно, по их же поручению при оформлении усыпальницы в Доберане), что сводит к минимуму хронологический разрыв и подтверждает преемственность родословной традиции. Никлот — реальное историческое лицо — называется в ней «королем варягов» (Rex Wagirorum), что позволяет уверенно переносить данный титул и на его предшественников. Наконец, в таком свете принадлежность летописного варяга Рюрика к варяжской (или вагрийской) династии королей Мекленбурга представляется весьма обоснованной, подтверждая сведения других мекленбургских генеалогий.
В заключении хотелось бы сформулировать краткие выводы.
Во-первых, германские источники имеют важное значение для исследования и успешного решения научной проблемы начала Руси. Они помогают конкретизировать и дополнять летописные свидетельства о призвании варягов, позволяя уверенно связывать их с южным берегом Балтийского моря. При этом германские источники не связаны с собственно древнерусскими.
Во-вторых, германские источники о начале Руси по большей части укладываются в единую традицию. Они не только не противоречат, но и полностью согласуются с очевидной параллелью между летописными варягами и южнобалтийскими варинами. В этом смысле германские источники позволяют надежно обосновать происхождение варягов с южного побережья Балтики и ассоциировать их с варинами.
Наконец, германские источники позволяют «углубить» варяжский вопрос, связывая начало Руси с цивилизационным развитием всего южно-балтийского региона.
1 Герберштейн С. Записки о московитских делах. СПб., 1908. С. 4.
2 Marschalk N. Die Mecklenburger Fürstendynastie und ihre legendären Vorfahren. Die Schweriner Bilderhandschrift von 1526. Bremen, 1995.
3 Chemnitz J. Fr. Genealogia regum, dominorum et ducum Megapolensium...; notae adjectae... Joh. Christ. Beselinii / Westphalen, Mon. ined. I I , 1615—1726. (Неопубликованная рукопись: Chemnitz, Chronicon. Schwerin, Hauptarchiv).
4 Marmier X Lettres sur le Nord. Paris, 1857. P. 25—26. Первое указание на этот источник мы находим у Владимира Чивилихина в кн.: Память. M., 1982.
5 Кузьмин А. Г. К вопросу о происхождении варяжской легенды // Новое о прошлом нашей страны. M., 1967. С. 42—53.
6 Johann Christ. Friedrich Günther. Meklenburgische Volkssagen und Volksaberglaube // Verein für Mecklenburgische Geschichte und Altertumskunde: Jahrbücher des Vereins für Mecklenburgische Geschichte und Altertumskunde. Bd. 8 (1843). S. 206.
7 Подробнее см.: Петрей П. История о Великом княжестве Московском // О начале войн и смут в Московии. М., 1997. С. 151—464.
8 Beehr М. // Rerum Meclenburgicarum. Leipzig, 1741. S. 30—31.
9 Подробнее см.: Erdmann W. Zisterzienser-Abtei Doberan. Kult und Kunst. Königstein/Taunus, 1995; Minneker I. Vom Kloster zur Residenz: Dynastische Memoria und Repräsentation im spätmittelalterlichen und frühneuzeitlichen Mecklenburg. Münster, 2007.
10 Дословно в тексте: Fueruntque hii duo truculentae bestiae, Christianis valde infesti.
11 Helm. Lib. I . Cap. V I.
12 Adam, Hist, ecd., Lib. I I , Cap. 18.
<< Назад Вперёд>>
