Казаки и дети боярские
Они были свободными людьми, становились казаками по рождению или по желанию, не платили подушных сборов, но служили без срока и не имели никаких особенных прав. Никого не пороли так часто и так усердно, как казаков.
Они не имели своего казачьего начальника, устава службы, не разбивались на отряды и в то же время являлись наиболее организованной частью населения.
Среди казаков почти не было грамотных, но они сделали величайшие географические открытия, и, если не вмешивалась казна, то давали описание неизвестных ранее народов и земель с точностью и добросовестностью исследователей, которыми гордится русская наука.
У них не было своей организации, своего самоуправления, хотя они беспрерывно кого-нибудь выбирали — приказчиков, городничих, уполномоченных, сторожей, сборщиков, счетчиков и т. д.
Они измеряли земли, делали «опыты» с посевами, определяли качество хлеба, обслуживали экспедицию Беринга, в которой начальство смешивало их с ссыльными.
Такой универсализм как нельзя лучше удовлетворял требованиям управления Сибирью в первое столетие после ее завоевания, в эпоху воеводского централизма.
Но усложнение хозяйственной и административной жизни уездов и волостей Сибири потребовало специализации управления.
Усиление в XVIII веке полицейских функций губернских и уездных властей сопровождалось переменами и в положении казаков.
С 1726 года для Илимска был установлен твердый штат служилых людей — 120 казаков и 5 детей боярских, из них 88 казаков в Илимске и 32 — в Братском остроге. С этого времени сохраняется только денежное и хлебное жалование, а выдача соли прекращается (Фонд 75, опись 2, арх. № 71, л. 95). Канцелярские служители в этот штат не входили.
В делах разрядного повытья за 1727 год имеется полный список всех служилых людей Илимского уезда, всего в числе 162 человек, состоявших по старому штату. Из них детей боярских (в том числе один илимский дворянин) было 15, пятидесятников и десятников — 16, конных казаков — 10, рядовых казаков — 118 и прочих (два мельника и палач) — 3. Можно заметить, что с 1726 года конных казаков по Илимску иметь не полагалось.
Из общего числа 162 служилых людей 78 человек несли караульную службу и бывали «в посылках», сопровождая деньги, хлеб и пушнину в Иркутск, Тобольск и Якутск, 31 собирали с населения хлеб, деньги и ясак, 20 являлись подьячими, целовальниками, ларешными, толмачами, 5 несли физическую работу в качестве мельников и кузнецов. Отсутствовало по разным причинам 28 служилых людей: двое «вышли в посад», 4 умерли, 2 были взяты в рекруты, 10 нигде не служили, 7 привлечены к ответственности и отосланы в распоряжение судебных властей (Фонд 75, арх. № 238, лл. 104-121).
Когда началась деятельность Камчатской экспедиции, на илимских служилых людей пали новые, непредусмотренные ранее обязанности. Вследствие этого стала резко ощущаться нехватка наличных сил.
По предложению Сибирского приказа Сенат велел в 1738 году учредить в Сибири драгунский полк и пехотный батальон, набрав в эти части местных дворян, детей боярских и казаков. Илимск должен был выделить в эти воинские части 38 своих казаков.
В феврале 1738 года 25 илимских казаков, зачисленных в драгуны и солдаты, выехали в Иркутск для дальнейшего следования в Тобольск. Каждый из них получил по 5 рублей и по 3 четверти 1½ четверика муки, т. е. по 25 ½ пуда. Значит, переброска ничтожного отряда требовала целого обоза по крайней мере в 40 подвод.
В 1745 году имелось служилых людей — в Братском остроге 36 (из них 14 служило с пашни), в Илимске 77, отсутствовало 11 человек (бежали, умерли, арестованы). Чтобы пополнить недостаток в служилых людях, были учтены их дети в возрасте от 13 до 25 лет. Детей оказалось 41 человек, они были посланы в Иркутск и подвергнуты осмотру. Годные к службе были зачислены частью в состав илимских служилых людей и частью в иррегулярное войско.
Каждый из них должен был приобрести ружье и палаш или саблю и коня. В том же году производятся выборы трех казаков для обучения их в Иркутске «военной экзерцыции». После окончания обучения они вернулись в Илимск в качестве инструкторов военного дела (Фонд 75, арх. № 1231, лл. 4-14).
Сравнительно небольшое число илимских казаков постоянно требовало пополнений, так как часть их то и дело отправлялась в дальние службы. Илимские казаки еще в XVII веке участвовали в боевых действиях русских в Забайкалье, а позднее — набирались в отряды, служившие на Камчатке и в Охотске.
В 1747 году потребовалось пополнить гарнизон Анадырского острога, и из Иркутска пришло требование выбрать в партию 15 молодых и здоровых казаков «с ых ружьем» и направить «в крайнейшей скорости» в Якутск (Фонд 75, опись 2, арх. № 440, л. 120). Из Братского острога в Анадырский острог вскоре выехало 5 вооруженных казаков, а в начале 1748 года еще 13. Из Яндинского острога один разночинец выехал «самоохотно»; его нанял вместо себя казак этого острога и обещал платить за него подушные сборы (Фонд 75, опись 2, арх. № 468, лл. 73, 108).
Но поселенные в Охотск казаки, набранные в Иркутской провинции, попали в тяжелое положение, и многие из них бежали. В 1750 году власти сыскивали 31 беглеца, из них одного илимского казака (Фонд 75, опись 2, арх. № 532. лл. 26-29).
Когда были закончены работы Камчатской экспедиции, илимские служилые люди сразу почувствовали облегчение: их перестали отсылать по дальним службам и со срочными поручениями. Но все служилые люди были заняты. В 1753 году из 5 детей боярских и 119 казаков в самом Илимске несли службу по выбору 8 человек (счетчики, городничий, сторожа, пожарный), обслуживали винокурение — 12, находились в караулах вне Илимска — 23, в Илимске — 45, являлись приказчиками острогов и слобод — 7, заготовляли хлеб — 17 (в т. ч. 7 — «у принуждения крестьян»), собирали деньги — 5, находились в посылках — 3; кроме того, один казак был плотником, другой кузнецом. 2 служилых человека состояли под судом (Фонд 75, опись 2, арх. № 654, лл. 161-162). Мало изменилось распределение служилых людей и в 1754 году.
Служилые люди в 1755 году «находились у разных дел, бес которых пробыть невозможно».
Всего в списке поименовано 5 детей боярских, 122 казака «и их старшин» (Фонд 75, арх. № 2001, лл. 51-52, арх. № 2038, лл. 40-47).
Штат казаков был укомплектован теперь с избытком.
Но в следующем году потребовалось дослать в Охотск 78 казаков, в том числе из Илимска — 19. Илимский городовой нарядчик выделил требуемое число людей, они прибыли на Усть-Илгинскую пристань, построили там себе плоты и на них отправились, держа путь на берега Тихого океана (Фонд 75, опись 2, арх. № 765, лл. 68-101).
Напряженное положение на китайской границе потребовало усилить гарнизоны в даурских острожках, и туда было набрано в Илимске 23 казака. Почти вслед за этим набор увеличивается до 40 человек, так как из Нерчинска и Селенгинска поступили «несходные с трактатом известия» (Фонд 75, опись 2, арх. № 765, лл. 142-144).
Этих казаков было велено направить из Илимска в Иркутск «с ружьем» и амуницией. При учете оружия у них оказалось казенных гладких пищалей 18, казенных винтовок — 11; у 7 казаков имелось собственное оружие — фузеи, палаши и винтовки. 9 человек были безоружными.
Посланные на китайскую границу казаки служили в Нерчинске и находились там. «по секретным делам с колодниками и за протчими разными интересными делами». Вернулись казаки (илимских 12 человек) в 1757-1758 годах (Фонд 75, арх. № 2467, лл. 7-8).
Видимо, наборы казаков на границу вызвали необходимость точно учесть количество казаков и степень их готовности к военной или городовой службе. Учет 1756 года обнимает 120 казаков (там же, лл. 160-170).
Их возраст: 15-18 лет — 7 человек, 19-20 лет — 7 человек, 21-30 лет — 45 человек, 31-40 лет — 26 человек, 41-50 лет — 26 человек, 51-60 лет — 7 человек и старше 60 лет — 2 человека. Из этих казаков 39 человек находились на службе от одного года до 5 лет, 28 — от 6 до 15 лет, 33 — от 16 до 25 лет, 17 — от 26 до 35 лет и 3 казака служили по 36-40 лет. Среди казаков 21 умели читать и писать, а каждый из остальных 99 человек ответил, что «в грамоте не умеет». Преобладающее число служилых людей, именно 82 человека, были женатыми, а 38 человек холостыми. Подвергались наказаниям 15 человек («бит плетьми», «плетьми по некоторому секретному делу», «розыскиван», «пытан», «пытан однажды»). Оружие имели 58 казаков. У них было 12 фузей, 14 винтовок, 52 палаша, одна шпага и одна сабля; 62 человека не имели никакого оружия.
Такой же подробный учет казаков был произведен в 1761 году, в общем совпадающий с данными 1756 года (Фонд 75. арх. № 2549, лл. 123-137).
В том же году была произведена проверка состояния здоровья тех казаков, которые не отвечали требованиям службы. Но так как по указу Сибирского приказа от 17 ноября 1743 г. воеводы не могли сами увольнять хотя бы и явно негодных казаков от службы, то намеченные к увольнению 8 казаков были направлены для осмотра в Иркутск. С ними заодно высылается 5 казачьих детей (Фонд 75, опись 2, арх. № 765, лл. 115-117).
В отношении трех казаков иркутская провинциальная канцелярия определила: «еще несколько времени службу при городе безнужно исправлять могут, затем и нет их желания к отставке». Эти трое были в возрасте 55, 62 и 67 лет! Казак Ознобихин оказался по заключению лекаря непригодным к службе, так как у него «левая нога под коленом переломлена, у левой руки в плече сустав вышиблен. У него ж... нутряная болезнь, называемая колика». Другой казак оказался годным, хотя у него «правая рука в плече бывала вышиблена»; кстати, он имел от роду 63 года. У третьего казака «сухая жила повреждена». У четвертого «левая нога в холке и в колене от давления бревном повреждена и жилы сволокло... И правым глазом ничего не видит». У пятого «огнивцо» переломлено. Наконец у шестого «жилу под коленом сволокло и от того нога короче и приступать не может» (Фонд 75, опись 2, арх. № 764, лл. 115-117).
Посланные в Охотск казаки попадали там в тяжелое положение, и многие, не выдержав испытаний, бежали. В июне 1756 года беглый казак Гаврила Шишелякин был пойман илимскими казаками «на Ангарском волоку в Ыреешном (на р. Ирееке) зимовье».
На допросе он показал, что родился в Илимске и по достижении «осмаго на десят лет» был приверстан в казачью службу, но жалованья не получал. Прослужив 4 года, он, «тому лет з девять», т. е. в 1748 году, был послан в Охотск вместе с 4 другими казаками. Там прослужил одну зиму, жалованья не получал и казенного мундира не имел. Согласясь с 16 другими казачьими детьми, он из Охотска бежал и явился в иркутскую провинциальную канцелярию, где просил зачислить его в Илимск в казачью службу. Но назначения он никуда не получил и проживал до 1750 года в Иркутске, работая у канцеляриста и дворянина Федора Литвинцева. Из Иркутска он направился «за море», т. е. за Байкал, обошел заставу лесом, «шетался» там 2 месяца, вернулся и Иркутск и затем пошел в Илимск, где жили его родственники. По его задержали на волоке.
Так как он в «разбоях и в воровствах не был», с другими беглыми связи не имел, то его до отправки в Якутск отпустили на поруки. Но перед отъездом, в мае 1757 года, он бежал из-под караула, несмотря на то, что был в ручных и ножных кандалах. Ему удалось «скинуть» кандалы с одной руки, остальные оковы он разбил камнем. Лето Шишелякин прожил в лесу, где построил шалаш, ловил рыбу и охотился. В сентябре его снова поймали, а весной 1760 года отправили в Якутск (Фонд 75, опись 2, арх. № 779, лл. 1-30).
В Якутске он и другие беглые казаки были переданы сотнику, направлявшемуся с припасами, «верпами» (?), «дреками» (?) и якорями в Охотск. При этом, «дабы оные по заобыклому их к побегу злому намерению паки с пути утечки не учинили, обриты им, так как протчим при посылке в Охоцк казакам брито было, с уха на ухо, волосы до половины головы».
Бритье головы производилось у всех казаков тихоокеанской службы. Чечуйская приказная изба рапортует в ноябре 1754 года о получении указа, в котором объявлялось, что «у посылаемых в Онадырск, в Охоцк и на Камчатку в службу казаков выбриты до половины головы волосы». При этом было приказано — если такие люди явятся, то ловить их, «несмотря ни на какия их отговорки» (Фонд 75, арх. № 2048, л. 290).
Государство предпочитало обезображивать своих защитников на дальних окраинах, вместо того чтобы облегчить их положение в трудной и опасной службе.
За самые мелкие провинности и упущения казаки подвергались неминуемым телесным наказаниям.
Битье батогами считалось обыкновенным, простым и испытанным методом воздействия на служилых людей, особого рода внушением. И наказывающий и наказуемый могли сомневаться не в том, целесообразно ли пороть человека, а в том — правильно ли установлено число ударов за определенный проступок. Батоги, казалось, существовали с сотворения мира как воплощение абсолютного возмездия, как атрибут, отличающий человека от животного. Они пережили съезжую избу, приказную избу XVII века, приказную палату, воеводскую канцелярию, земский суд XVIII века и были унаследованы следующим столетием. Свист батогов как необходимый аккомпанемент сопровождал службу казака с начала его карьеры и до смерти.
Сменялись воеводы, камериры, фискалы, комиссары, исправники и передавали из рук в руки пучок батогов. Все изменялось, но принцип возмездия и орудие наказания оставались незыблемыми, как незыблемым казался крепостнический строй, эмблемой которого и были батоги.
Как словесные внушения, так и наказание батогами за мелкие проступки нигде не фиксировалось, не заносилось в послужные списки, не отражалось в указах, отсутствовало в книгах, ведомостях и переписке воеводской канцелярии.
Лишь изредка, случайно, по почину какого-нибудь воеводы записывались столь обыденные явления, как внушение розгами. К таким редким записям относятся дела о наказаниях служилых людей за 1759-1760 годы (Фонд 75, опись 2, арх. № 899, лл. 61-62).
Сторож илимской воеводской канцелярии казак П. Кулаков за пьянство и за неподачу свеч служителям наказан батогами (в приговоре значится просто — «батоги»), казак П.С. Кузнецов за драку — батоги, казак И.С. Кузнецов за крик на площади — батоги, казак М.П. Сизов за пьянство — батоги, казак И. Буланов за пьянство, озорничество и топление бани близ дворового строения — батоги, казаки М. Мироманов и И. Балашев за самовольный арест — батоги, казак Ф. Садовников за пьянство и слабую высылку крестьян с хлебом в Илимск — батоги и т. д.
Недисциплинированные, невооруженные, рассеянные по громадным пространствам казаки теперь уже не удовлетворяли самым простым требованиям управления и охраны, даже в таком захолустном городе, каким был Илимск в середине XVIII века.
Давно следовало упорядочить гарнизонную службу, отказаться от воеводских приказчиков в волостях, от разных целовальников и сборщиков. Но казна, соблазненная кажущейся дешевизной услуг служилых людей, т. е. казаков, крайне неохотно, медленно и неуверенно на протяжении 50 лет вводила некоторые изменения в положение служилых людей.
Лишь в 1764 году в Илимск был назначен начальник илимской городовой команды сержант Зарубин.
Команда приняла на себя несение гарнизонной службы и тем несколько упростила обязанности илимских казаков.
Илимская воеводская канцелярия отвечала в 1768 году на запрос иркутской губернской канцелярии о числе казаков в Илимском уезде. Налицо было 120 человек, т. е. полный штат (один сотник, два пятидесятника и 1 17 рядовых казаков). В подушном окладе состояло 2 человеку. Жалование получали, за вычетом на Тобольский драгунский полк и пехотный батальон, «по 4 рубля по сороку копеек з деньгой». Хлебное жалование выдавалось тем казакам, которые не получили земли: муки по 21 пуду 13 фун., круп по 1 пуду 20 фун. В заключение было добавлено: «Промыслов и вольностей никаких не имеют, а довольствуются денежным и хлебным жалованьем... Преимущества никакого не имеют и находятца все почти в единственном состоянии».
Иркутский губернатор Бриль поручил в 1771 году илимской воеводской канцелярии самой увольнять и заменять не годных казаков, отбирая от них подписку, что они не будут нищенствовать. В том же году воеводская канцелярия уволила 11 казаков. Все они, за исключением одного, имели от 54 до 64 лет. Грамотен был один, а 10 не умели ни читать ни писать. За время службы 7 казаков из 11 имели какое-нибудь наказание: два биты плетьми за ложное слово и дело, два биты плетьми за другие провинности, «батожьем» бит один за недостачу хлеба во время сплава в Якутск, один «розыскиван» за утрату казенного хлеба, один бит «за збег от набору в драгуны» (Фонд 75, опись 2, арх. № 1260, лл 18-21).
В следующем году Бриль предложил объединить всех казаков Иркутской губернии под командой секунд-майора и заменить пашни хлебным жалованием (Фонд 75, опись 2. арх. № 1301, лл. 78-91).
Мало что изменилось в положении служилых людей и при переезде воеводской канцелярии из Илимска в Киренск, даже штат остался прежним — 88 человек. В 1776 году оставался налицо 71 казак. Из этого числа в Илимском комиссарстве «в карауле и у дел» находилось 15 казаков и сотник. Старинное название «пятидесятник казачий» заменилось словом «урядник», число их осталось без изменения (2 человека). «У винного подвала» находилось 15 казаков, из них 7 — «в смотрителях» и 8 — в карауле. Семь казаков охраняли соляные варницы и соляные ключи около деревень Шестаковой, Туруцкой и Марковской. Один находился «у залевной машинной трубы», трое «у казенных работ» в качестве каменщика, кузнеца и плотника, один в воеводской канцелярии «в за почтмейстерах», один — «в за почталионах», трое «при гобвахте (новое слово) в карауле», один при команде «за писаря» (тоже новое слово). Остальные исполняли разные обязанности такого же рода — «при городе за магазейн-вахтера», в канцелярии «в мелочных за камисара», «у зборов денежной казны в щетчиках», Некоторые — в служебных отъездах.
Один казак «состоит в карауле в канцелярии. За оного в карауле стоит отец ево Андрей Курбатов», 9 казаков «находятся в домах своих, а караул за них стоят наймом» (Фонд 2, арх. № 49, лл. 2, 5).
Все — типичное для глухого уездного городка, в котором жизнь текла медленно, без событий и почти без перемен.
Одновременно был произведен учет земель у казаков, а также у детей боярских. Из 76 человек пользовались землей за хлебное жалование 17 казаков и детей боярских, а 26 человек пользовались сенокосами, за которые они платили оброк.
Первая группа имела 280 десятин пашни и 273 ½ десятины сенокосов, т. е. по 32 ½ десятины на человека. Вторая — имела в оброчном пользовании 6 десятин пашни и 120 десятин сенокоса, в среднем менее 5 десятин на человека. Такая площадь могла обеспечить содержание 1-2 голов крупного скота на двор.
В том же 1774 году по Иркутской губернии губернатором Брилем были установлены новые штаты казаков. Это было вызвано тем, что со времени утверждения Сибирским приказом штатов в 1726 году многие города и остроги потеряли былое военное и административное значение, зато возникли новые укрепленные крепостцы и форпосты, в которых необходимо было иметь гарнизоны (Фонд 2, арх. № 407).
Численность казаков была установлена по губернии в 2000 человек. Из них 1000 казаков распределялись по старым городам и острогам, остальные 1000 человек размещались (в 1780 году) сотнями по разным крепостцам и форпостам Забайкалья. Годовые оклады в течение истекших 38 лет оставались без изменения.
Большинство казаков жило бедно, жалованье не покрывало самых насущных потребностей. Еще в 1780 году иркутская губернская канцелярия просила Сенат сложить с служилых людей недоимки по подушным сборам. Губернская канцелярия указывала, что местные дворяне, дети боярские и казаки «бедны и несут неотложные службы». Но лишь в 1796 году Сенат представил Екатерине II решение о полном освобождении служилых людей Иркутской губернии от подушных сборов и о сложении недоимок. Екатерина II на докладе Сената написала 28 октября 1796 года: «быть по сему» (Фонд 9, арх. № 176, лл. 58-60).
Штат казаков в связи с созданием киренской городовой команды был значительно уменьшен. При выдаче в 1787 году хлебного жалования «иркуцкого казачья штата и их старшин», т. е. казаков, числилось в Киренской округе 29 человек и «киренского дворянского штата» числился один сын боярский.
Среди казаков, кроме сына боярского Михаила Литвинцева, имелись 2 конных урядника, 1 капрал и 8 конных казаков, 1 пеший урядник и 17 пеших казаков.
Так усложнение системы управления привело к превращению служилых людей XVII века, носивших неспроста название казаков, в подсобную силу к общему полицейскому аппарату.
Дети боярские являлись как бы старшими служилыми людьми, имевшими по своему званию большее право на занятие первых служебных мест в уезде. Звание это давалось в XVII веке только за личные заслуги, а в XVIII — по протекции уездных властей. Оно могло теряться, если сын боярский совершал какое-нибудь преступление или серьезный служебный проступок. Оно не являлось наследственным, хотя дети сынов боярских могли выступать в качестве первых претендентов на зачисление их в должность отца и на присвоение им его звания.
Несколько выше считалось звание местного (иркутского илимского) дворянина.
Звание детей боярских в XVII веке давал Сибирский приказ, в первой четверти XVIII века — Тобольск, а затем, с 1732 года — иркутская провинциальная канцелярия (Фонд 75, арх. № 393, л. 12).
С 1726 года по Илимску был определен постоянный штат детей боярских в числе 5 человек. Все они получали только денежное жалование, а вместо хлебного жалования наделялись землей.
Жалование иркутского дворянина первой статьи составляло 20 рублей в год, а с 1737 года, когда были введены вычеты — 17 руб. 62 коп. Илимские дети боярские получали по 8 рублей в год, а с 1737 года — по 7 руб. 4 копейки с деньгой (Фонд 75, опись 2, арх. № 432).
Некоторые изменения в составе детей боярских были произведены в 1751 году. В частности Петр Качин, утвержденный в 1742 году сыном боярским, теперь, по указу иркутской провинциальной канцелярии, лишается этого звания. «На место безграмотного и малое мысленного и к делам неспособного» Петра Качина назначается Андрей Березовский. Понадобилось 10 лет, чтобы уездная и губернская власть убедилась, что Качин неграмотен и неспособен нести ответственную службу! (Фонд 75, опись 2, арх. № 575, л. 93).
Вообще илимские дети боярские, за немногими исключениями, были как служилые люди невысоких деловых качеств. Пожалуй, они стояли в этом отношении ниже рядовых казаков. Может быть, такое заключение напрашивается вследствие того, что дети боярские занимали более видное служебное место и их недостатки скорее находили отражение в делах, чем проступки и недостатки простых казаков. В 1763 году, например, из трех детей боярских выделялся Андрей Березовский. Другой — Иван Литвинцев жил без дела в Яндинском остроге, а против третьего — Никифора Литвинцева якутская воеводская канцелярия возбудила дело о взыскании с него 1000 рублей (Фонд 75, опись 2, арх. № 1033 л. 74).
Но в 1765 году и Андрей Березовский был уличен во взятках. И хотя он «помирился» с крестьянами, однако было велено приказчиком его более не назначать.
Иван Литвинцев в 1766 году был под следствием по заявлению яндинских крестьян «в обидах»; за это его били «батоги». Другой Иван Литвинцев в 1764 году обвинялся в битье витимских крестьян и во взяточничестве. Два остальных сына боярских, числившихся в 1772 году, не были запятнаны никакими грязными делами, но они еще были очень молоды — 20 лет и 21 года и только что вступили на проторенный отцами путь службы, путь обманов и насилий, путь, на котором уже маячили вехами батоги (Фонд 75, опись 2, арх. № 1300, лл. 46-52).
Все-таки и уездная и губернская власть считала детей боярских наиболее надежным слоем в составе служилых людей. В 1774 году были изданы указы, запрещавшие воеводам увольнять и сменять детей боярских. Их дети должны были обучаться грамоте и готовиться к службе. Так, 9-летний сын Березовского «обучается словесному», другой — «обучается писать».
Но значение детей боярских как казачьих «старшин» уже было безвозвратно утеряно. Ко времени переезда воеводской канцелярии из Илимска в Киренск оставалось 4 сына боярских, не игравших уже в жизни нового уезда никакой роли. Один был под следствием, другой «к повышению чина за слабостию и невоздержностию недостоин», остальные не имели и земли.
В лице сына боярского бесславно сходил в XVIII веке со сцены лицедей, запачкавший своим поведением память выдающихся детей боярских XVII века.
<< Назад Вперёд>>
