Ссыльные
В указе из Тобольска 13 мая 1729 г. вице-губернатор Болтин сообщил, что велено сосланным в Сибирь на каторжную работу «дать волю, кто чем может пропитаться». Всех их было предложено определить в посадские, а если они «в посадах быть не походят» и пожелают «быть в пашне», то поселить их в деревнях, дать трехлетнюю льготу, после чего положить в подушный оклад. На основании сказанного из Тобольска рассылались колодники «в городы, в ссылки вечно», из которых 71 человек назначались в Илимск «во крестьяне», один в Киренск «на житье», 49 в якутскую казачью службу и 2 в Якутск «на житье» (Фонд 75, арх. № 261, лл. 57-58).
В приложенном списке поименованы ссыльные, подлежавшие отправке в Илимск. Среди них было 39 солдат, драгунов и рекрутов, 8 крепостных и 8 монастырских крестьян, 9 государственных крестьян, ученик полотняной фабрики, посадский, церковник.
Больше всего ссылалось за побеги — 25 человек, и за разбои 16 человек, т. е. за преступления наиболее характерные для той эпохи. Пошло в Сибирь за кражу 11 человек, за поджоги, ложные доносы, фальшивые паспорта и подделку денег — 11 человек.
Все эти ссыльные были перед отправкой в Илимск подвергнуты какому-нибудь наказанию, тоже характерному для крепостнического времени: у 34 человек вырезаны ноздри, у одного отрезаны уши, 20 биты кнутом, 16 — «наказаны», но как — неизвестно. Некоторые были и биты и подвергнуты вырезанию ноздрей («выняты ноздри»).
Многие ссыльные несли свой крест каторжника по ничтожным поводам, что также было свойственно той эпохе.
Например, крестьянин Московского Вознесенского монастыря Бобылев «за послабление в рубке заповедных лесов и за презрение указов» был бит кнутом; кроме того у него вырезали обе ноздри. Крестьянин вице-адмирала Синявина Савельев за ложный донос на приказчика и «на протчих» и по обвинению «в непристойных словах» ссылается навечно в Сибирь, в работу.
Не все колодники описанной партии достигали Илимска: часть бежала, кое-кто умер, некоторых оставили в Тобольске. Илимская воеводская канцелярия приняла 62 человека и распределила по деревням только 39 человек, остальные 23 ссыльных остались в Илимске.
Илимская воеводская канцелярия торопилась отправить их на новые места жительства, так как они, «не имея дворов, скитаясь меж двор, паки в воровства впадут» (Фонд 75, опись 2, арх. № 79, лл. 81-83).
Но, сплавив ссыльных с рук, воевода уже не интересовался их судьбой и не знал, как они устроились. Илимская воеводская канцелярия, затрудняясь, куда направить оставшихся в Илимске 23 ссыльных, обратилась за разрешением вопроса к воеводе Петрову. Последний распорядился 19 апреля 1730 г. послать указы всем приказчикам и опросить старост и крестьян, где сколько поселилось и где сколько еще можно поселить ссыльных (Фонд 75, арх. № 321, лл. 203-207).
Из Криволуцской слободы написали, что ссыльных у них нет, и хотя в указе из Илимска говорилось, что к ним послано 2 каторжных невольника, но их «никого не имеетца». Из Киренского острога ответили, что там проживает только один ссыльный (а должно было быть 5), да и тот к работе негоден, «понеже без руки».
В Нижне-Илимской слободе вместо 14 ссыльных обнаружили только четырех. В илгинском остроге вместо 11 ссыльных «явилось» 7 человек.
Зато лишние ссыльные оказались в Ново-Удинской слободе, где легче было найти работу. Так ссыльные разбрелись по уезду, и илимская воеводская канцелярия их растеряла. После этого ссыльные могли переехать в любое селение уезда в соответствии с указами и с разрешения воеводской канцелярии. «Илимский житель», сосланный сюда в 1724 году, подал в 1732 году воеводе «доношение», что он желает «иттить из Илимска города... в Кежемскую слободу для пропитаниячерной работы». Ему дают следующий паспорт: «По указу ея императорского величества самодержицы всероссийской и протчая и протчая и протчая. Отпущен из Ылимской канцелярии каторжный невольник Степан Иванов... в Кежемскую слободу для работы... впредь на 3 года». Приметы. Печать (Фонд 75, арх. № 399, лл. 43-45).
В том же 1732 году в Илимск прибыл капитан Греченинов, сопровождавший 190 ссыльных мужчин и 16 женщин с 9 детьми. Кроме того, с партией ехало 6 вольных жен с 5 детьми. Воевода Тарчанинов приказал разослать колодников по волостям и отдать их крестьянам в работу.
При этом для воеводы являлось вовсе несущественным обстоятельством то, что 58 колодников «по разбойному делу» были закованы в ножные кандалы.
И вот, 50 ссыльных потянулись в Нижне-Илимскую слободу, 31 — в Братский острог, 45 — в яндинскую и Ново-Удинскую волости и 100 — в Илгинскую, Тутурскую и Орленскую слободы (Фонд 75, арх № 399, лл. 119-120).
Колодникам, находившимся под караулом, полагалось выдавать в месяц по 2 четверика ржаной муки, «а детям их малолетним вполы».
Проследить за судьбой ссыльных, посланных на житье в деревни, очень трудно, так как воеводская канцелярия почти не вела о них никакой переписки. Но с большой степенью достоверности можно полагать, что такие ссыльные становились батраками или побирались по миру.
Лишь изредка отдельным удачливым ссыльным судьба позволяла получить землю и повести свое хозяйство. Крестьянин Кежемской слободы в 1736 году передал свою землю двум ссыльным, Ротову и Соболеву, и илимская воеводская канцелярия согласилась с таким решением крестьянина (Фонд 75, арх. № 613, лл. 103-107).
Одного ссыльного крестьяне Нижне-Илимской слободы выбрали «просвирней». Воевода утвердил выбор (Фонд 75, арх. № 615, лл. 81-82).
Еще один ссыльный, Григорий Кочергин, бывший астраханский подъячий, сосланный в Илимск за ложный извет, стал подканцеляристом илимской воеводской канцелярии и через 12 лет был освобожден от ссылки (Фонд 75, арх. № 1131, л. 208).
В годы, когда действовала Камчатская экспедиция, всех ссыльных, пригодных к работе, направляли на строение судов и на сплав их по Лене. Негодных к работе направляли на пашню или зачисляли в посад. В 1737 году пятеро ссыльных обратились в илимскую воеводскую канцелярию с просьбой приверстать их в посад. Одному было отказано потому, что он «бегал от Камчатской экспедиции», за что в Илимске «зжен огнем» (Фонд 75, арх. 469, лл. 5-7, 26-28).
В 1734 году в Усть-Кутский острог пересылается 77 ссыльных для работы на судах Камчатской экспедиции. Среди них находились князь Илья Чюрмантеев и князь Михайла Ураков (Фонд 75, арх. № 500, лл. 296-297). Князь Ураков жил в Илимском уезде до своей смерти.
Через год в Илимске появляется бывший переяславский полковник Танской. Он был бит кнутом и послан в Сибирь, здесь он находился «под крепким караулом», никого к нему не допускали, бумаги и чернил ему не давали. Конвоиры получили приказ: «на наслегах приковываться вам с ним, Танским, данными вам и с тайной кунторы железами». Инструкцию о порядке перевоза важного преступника подписал граф Салтыков. В Илимске Танскому платили по 50 копеек в день (Фонд 75, арх. № 592, лл. 48-63).
По указу из Тайной канцелярии в Илимский уезд было сослано в 1734 году 8 расстриг, в том числе 5 женщин «на житье вечно». Обвинялись эти ссыльные «в богопротивных зборищах». Всем перед ссылкой было «учинено наказание», а у одного «языка урезано» (там же, лл. 131-134).
Сосланные женщины скоро исчезали из поля зрения илимского воеводы: 12 ссыльных "ростриг» по их заявлению были отправлены в Иркутский женский монастырь, одна отпросилась в Селенгинск, где жил ее сосланный брат, одну стал сватать пашенный крестьянин Нижне-Илимской слободы. Он писал в 1736 году, что желает «взять себе в замужество... присыльну. девку Ненилу... а без указу женитца на ней опасен». Воеводская канцелярия допросила «девку», которая подтвердила свое согласие выйти замуж за крестьянина. Воевода Игумнов разрешил брак и послал промеморию священнику о венчании. Впрочем, он сделал оговорку: если ссыльную потребуют в Охотск, то он ее вышлет туда (Фонд 75, арх. № 165, лл. 4-5, 10-15, 22-24).
В 1737 году в Братском остроге появляется ссыльный князь Юрий Долгорукий (Фонд 75, арх. № 730, лл. 82-92). Ему выдавалось кормовых денег по 10 копеек в день. На год ему и его караулу требовалось 730 свечей, количество, показавшееся воеводской канцелярии настолько большим, что было решено объявить торги на поставку свечей.
Как только ссыльный освобождался из-под стражи, он приобретал права местного жителя и приравнивался к разночинцам. Насколько мало подчас обращали внимание на то, что человек был наказан и сослан, показывает случай с приверстанием ссыльного на место илимского дворянского сына Ивана Литвинцева. Илимская воеводская канцелярия остановила свой выбор на ссыльном Иване Крутынине. Он уже привлекался к службе, сопровождая хлеб до Якутска, но «от той сплавки бежал», и его разыскиванию Через некоторое время его приверстали в посад, но вскоре арестовали «по важному делу» и послали в Иркутск. Впрочем, ему удалось оправдаться. Несмотря на темные стороны в поведении Крутынина, Илимск назначает его на место Ивана Литвинцева (Фонд 75, арх. № 968, лл. 618-623).
В 1744 году из илимской ссылки было освобождено 18 человек согласно амнистии, объявленной указом Сената 30 ноября 1743 г. Все освобожденные подавали илимскому воеводе заявления, причем указывали вины, за которые были сосланы. Все пострадали «за продерзность»: один отрубил 2 пальца, чтоб избежать рекрутчины, другой — за ложное «слово и дело», третий — за побег арестованных из-под его охраны, пять человек — за коллективную просьбу о зачислении их в армию для избавления от помещиков. Остальные — за побеги с военоой службы (Фонд 75, арх. № 1223, лл. 99-124).
При проведении в 1744-1745 годах второй ревизии в Илимске было допрошено 37 ссыльных о их возрасте, происхождении, времени высылки и занятиях.
Почти все они оказались холостыми, трое женились на месте ссылки, из них один — на вдове крестьянина. Двое показали, что живут своим домом, остальные находились на казенных работах или жили в работниках «у разных чинов людей», преимущественно у крестьян. Например, один сказал о себе, что был отпущен на пропитание в Нижне-Илимскую слободу и жил «у разных крестьян и питался работою своей» (Фонд 75, опись 2, арх. № 401, лл. 1-238).
Здесь же имеется список 169 ссыльных, видимо, оставшихся в Илимском уезде после прекращения работ Камчатской экспедиции. С этими ссыльными находились 49 сыновей.
Среди ссыльных был тогда некто Алексей Басаев, присланный в Илимск в 1738 году. Его направили для работы в команду Камчатской экспедиции, он бежал, был пойман и сидел под арестом. В 1748 году, желая освободиться из-под караула, он подал в илимскую воеводскую канцелярию заявления. «А ныне желаю я быть в Ылимску в палачах из указанного жалованья» (Фонд 75, опись 2, арх. № 466, л. 55).
Но несколько раньше другой ссыльный, Иван Волхонский, изъявил такое же желание.
По второй ревизии душ муж. пола 1744-1745 годов в Илимском уезде было учтено 340 ссыльных. Из них 55 человек обзавелись семьями, в составе которых числилась 121 душа муж. пола. Кроме того, 21 ссыльный был зачислен в посадские люди. Остальные ссыльные батрачили или нищенствовали.
В 1750 году по какому-то поводу илимская воеводская канцелярия велела волостям учесть всех ссыльных, в особенности годных к работе.
Почти из всех волостей, где оставались еще ссыльные, сообщили, что «ссылочные в работе быть ненадежны, стары и скорбны». А Яндинском остроге проживало 6, в Орленской слободе 4, в Киренском остроге 2 («стары и древни»), в Чечуйском 5 «и оныя в работу не весьма надежны», в Карапчанском погосте — 3 (Фонд 75, опись 2, арх. № 543, лл. 1-16).
В Братском остроге оставалось 4, в Барлуцкой слободе — 11 ссыльных. Из них двое оказались семейными и записались в ямскую гоньбу на Шерагульскую и Кимильтейскую станции, один был взят в рекруты. Про одного сказано: «живет в бегах в Яндинском остроге и в присутствующих деревнях» (Фонд 75, арх. № 1831, лл. 40-42).
Все годные к работе ссыльные в это время были положены в подушный оклад и считались разночинцами или просто жителями.
Илимская ратуша одновременно с приказными избами представила воеводской канцелярии справку о ссыльных г. Илимска. В списке названо 14 человек, из которых 2 были стары, 4 находились в Иркутске «за счетом», 7 служили целовальниками, ларешными и сборщиками, один даже являлся бурмистром ратуши, и один ссыльный для прокормления уехал в Якутск (Фонд 75, арх. № 1703, лл. 332-333).
Как видно из этой справки ратуши, все ссыльные, причисленные к г. Илимску, превратились в посадских и несли ратушные службы.
Далее, в течение 10 лет о ссыльных в делах воеводской канцелярии почти не упоминается. С окончанием работ Камчатской экспедиции ссыльные как казенная рабочая сила потеряли всякое значение. Оставшиеся в Илимском уезде ссыльные из команд Камчатской экспедиции были обложены подушными сборами, разбрелись по деревням и слились с местным населением.
Илимска почти не коснулся знаменитый указ Сената от 13 декабря 1760 г. о ссылке в Сибирь «за продерзости». Указом разрешалось помещикам вместо наказания за воровство, пьянство и другие «непристойные и продерзостные» проступки ссылать крестьян на поселение в Сибирь.
Такое же право ссылки в Сибирь «неспособных и вредных обществу людей» давалось купцам, государственным и монастырским крестьянам.
Как водится, в указе лицемерно предписывалось «напрасного изнурения (ссылаемым) не чинить, но всякому из них пристойное презрение показывать», чтобы они «всеми потребностьми удовольствия видя, от побегов и продерзостей удержаться и в лутчих и добропорядочных поступках жизнь свою спокойно предпровождать тщились» (Фонд 75, опись 2, арх. № 922, лл. 116-117).
С 1766 года стали по особому указу Екатерины II ссылать в Сибирь «кормчемников», т. е. тайных винокуров.
В конце XVIII столетия все поступавшие в Илимский (Киренский) уезд ссыльные направляются на Усть-Кутский солеваренный и на Ключи-Воскресенский медеплавильный заводы, о чем излагается в других отделах настоящей книги.
Такова история ссылки в Илимский уезд в XVIII веке. Как видно, ссыльные направлялись на казенные работы или на поселение, затеривались в конце концов среди местного населения и не имели уже никакого значения для развития илимской пашни. Так как ссыльные в большинстве случаев являлись бессемейными, то по ревизским сказкам можно проследить постепенное исчезновение поселенных здесь ссыльных вследствие естественной причины — смерти.
<< Назад Вперёд>>
