Община и ее роль в сборе податей
Еще в середине XVI в. проводилась земская реформа, в соответствии с которой были регламентированы права общин, избираемых ими должностных лиц (земских старост, излюбленных голов, целовальников и др.) в вопросах местного самоуправления, суда и сбора налогов. Уже тогда в полной мере установился порядок, когда государство, опираясь на писцовое описание, устанавливало всю совокупность податей и повинностей для каждой общины. Эта совокупность именовалась «тягло». Оно состояло из трех основных элементов: денежных налогов, натуральных сборов, разного рода работ и служб.
В течение длительного времени вырабатывались нормы и правила распределения податей по общинам и внутри каждой из них, они оставались в силе и в период существования Московского государства XVI—XVII вв. и даже в дальнейшем. Сбор всех налогов начинался по государевым указам, которые издавались практически ежегодно. До каждого уезда доводился оклад того или иного налога. Он определялся на основании сборов предыдущих лет, основанием чего служили писцовые книги. Эта сумма распределялась между волостями и станами, входившими в состав данного уезда. Подобная процедура называлась «разводом». Развод делался при участии земских старост всех волостей и городского посада. Иногда московские приказы устанавливали оклад для целой «земли», — крупного региона, состоявшего из нескольких уездов. В этом случае развод делался сначала между уездами. Так происходило, например, в Вятской земле, состоявшей из пяти городов с их уездами.
Развод между уездами и внутри уезда осуществлялся на основании сошного письма, в зависимости от количества сох или долей сохи, числившихся за той или иной общиной или волостью. В одних случаях за уплату каких-то налогов или всей совокупности тягла отвечал уезд в целом, включая посадскую общину уездного города и все сельские волости. При этом все податное население уезда было связано круговой порукой. В других случаях горожане платили какие-то налоги и несли повинности отдельно от сельских жителей, а волости имели свое тягло, за выполнение которого несли ответственность. Совокупность плательщиков, связанных круговой порукой при отбывании какой-либо повинности или тягла, называлась «костью»143. Если «кость» составляло все податное население уезда и какие-либо волости недоплачивали причитавшуюся с них долю тягла, то она могла быть разверстана среди всех волостей уезда или взята с уездного города. После сбора налога волости и посады, заплатившие за недоимщиков, могли потребовать взыскать с них в свою пользу уплаченные деньги. Естественно, получить эти деньги удавалось далеко не всегда. Поэтому в XVI—XVII вв. многие посады и волости, особенно обладавшие лучшими угодьями и более зажиточные, старались уклониться от такой всеуездной круговой поруки и нести ответственность за уплату только своей доли тягла. Они пытались получить в Москве жалованную грамоту на право «жить в отписных сохах», «отписаться». Это вело к распаду всеуездного тяглого мира, обособлению множества отдельных тяглых общин в рамках дворцовых сел, монастырских и боярских вотчин, владений других богатых землевладельцев, а также городских посадов. Наибольшего развития процесс выделения таких общин в особую «кость» достигает как раз в XVII в., при этом ответственность за уплату податей перед государством возлагается и на владельца данной вотчины144.
Распределение подати внутри волости или общины, представлявшей собой тяглый мир, между отдельными плательщиками называлось «разрубом». Его порядок не был зафиксирован в законе, а представлял собой традицию, сложившуюся в течение веков. В каждом регионе процедура «разруба» имела свои особенности, свою терминологию. Общим и основополагающим принципом было распределение тягла «по животам и промыслам», в зависимости от имущественного положения и платежеспособности каждой семьи: богатые платили больше, бедные — меньше. В связи с этим при разверстке податей все члены общины, особенно в городах, разделялись на три категории: люди «лучшие», «средние» и «молодшие». Общая сумма общинного тягла распределялась по паям, которые имели старинные названия «белки», «мортки», «выти», а в городских посадах они часто именовались «рублями» или «деньгами». Семья имела свое количество паев в зависимости от платежеспособности. На каждый пай и начислялась определенная доля тягла того или иного налога. Как видим, при этом практически не использовались официальные данные писцовых описаний, в которых единицы обложения (сохи, доли сох, в некоторых случаях «живущие четверти») были довольно крупными, с их помощью было трудно измерить тяглоспособность отдельной семьи. Эти материалы использовались для развода податей по волостям, станам, тяглым мирам. Такие описания (проводились нечасто, а имущественное положение плательщиков менялось постоянно, поэтому только община могла с помощью более мелких мирских единиц обложения (паев) точно учесть состояние каждого хозяйства на данный момент.
Определение общих принципов раскладки (количества паев, доли налога на каждый из них) происходило на сходе всей общины или собрании ее уполномоченных, называемом «заседка». Она проходила в земской избе или в трапезной местного храма. Затем начиналась процедура оклада каждой семьи. Ее проводили уполномоченные общиной должностные лица, которые назывались обычно «окладными» или «разрубными» целовальниками. На оклад являлись главы семей и после молитвы и присяги на иконе сообщали «по совести» сведения о своем имуществе, сколько имеется денег, платья, посуды, украшений. В городах большое значение имели показания о количестве дворов, товаров, лавок; в селах — о наделе пашенной земли, урожае хлеба, укосе сена, скоте и его приплоде и т.п. На этом основании окладчики определяли число паев или единиц раскладки («белок», «рублей» и т.п.), приходившихся на каждую семью. По итогам раскладки целовальники составляли «разрубной список», который подписывали все члены общины. Этот список мог иметь и другие названия, например: «колода», «поверстная записка» и др.
Тем не менее далеко не всегда и не все плательщики были довольны разрубом. Часто зажиточные крестьяне, монастыри, другие землевладельцы, чьи угодья оказывались на территории той или иной волости, жаловались на постановления миров, настаивали, чтобы раскладка велась по официальным писцовым книгам и имевшимся в них окладным единицам и их долям, называли мирские оклады с их «белками» самовольными и незаконными. Реакция правительства на эти жалобы была двусмысленной. С одной стороны, оно не могло не признать, что подати следует собирать на основании официальных писцовых книг, с другой стороны, понимало, что только обложение «по животам и промыслам», проводимое самой общиной, при котором богатые платили за неимущих, может обеспечить собираемость налогов.
Собранные деньги передавались местному воеводе или отправлялись сразу в Москву, куда с ними из волости выезжали специально выбранные целовальники — «посыльщики». В задачу воевод входил общий надзор за процедурой сбора налогов во вверенном уезде. Если она в чем-то нарушалась, воевода должен был вмешаться и навести порядок. Наряду с земскими властями он отвечал за то, чтобы подати были собраны полностью, принимал меры к недоимщикам. Наиболее дальновидные и заботящиеся о благополучии подопечного населения воеводы отправляли в Москву отписку, пытались доказать в столичных ведомствах, что недоимка случилась из-за тяжелого экономического положения той или иной местности, сообщали о недородах, пожарах, других стихийных бедствиях, отмечали запустение деревень, подчеркивали, что жестокий правеж может разогнать оставшихся плательщиков, и тогда вообще никаких податей в казну не поступит.
Но чаще всего по распоряжению воеводы в недоплатившие деревни направлялись приставы или подьячие с поручением взыскать недоимки. Волость встречала таких уполномоченных весьма недружелюбно, нередко «с лаем» и угрозами. Иногда с побоями их выгоняли прочь. Тогда воевода высылал туда целую воинскую команду. К правежу привлекались не сами неплательщики (с них, как правило, взять было нечего), а в соответствии с принципом круговой поруки — ответственные за сбор податей лица (старосты, разрубные целовальники) и «лучшие люди», вносившие львиную долю налогов. С неплательщиками община потом разбиралась сама. Привлеченных к правежу людей ежедневно били палками по ногам, содержали под арестом, пока долг не будет заплачен. Деньги, взысканные на правеже со старост и лучших людей, мир мог им потом компенсировать. Однажды воевода в Великом Устюге поставил на правеж земского целовальника с волостей Юрьева Наволока и Евды. Целовальник заплатил приставу 10 алтын «поноровки», чтоб на правеже били небольно. Так как он ночевал под арестом («за стрельцом»), то должен был платить 4 алтына «сторожевого» и особые тюремные пошлины — «влазное», «вылазное» и «железное». Наконец, его выпустили, но он с перебитыми на правеже ногами не мог дойти до своей волости и нанял до своей волости подводу за 3 алтына 2 деньги145. Все эти деньги он намеревался собрать со своих односельчан.
Круговая порука вела к тому, что община не была заинтересована, чтобы ее покидал кто-либо из ее членов. В этом случае его доля тягла ложилась бы на плечи оставшихся. Распределяя налоги «по животам и промыслам», мир стремился не допустить полного разорения обедневших общинников, был заинтересован в сохранении платежеспособности всех входящих в него налогоплательщиков. Ведь в случае полного разорения кого-либо из них его долю должны были бы взять на себя остальные члены общины. Так сдерживалось имущественное расслоение внутри общины, усиливалось прикрепление крестьян и посадских людей к определенному месту жительства, а точнее, к тяглу.
Несмотря на усиление роли посадских и волостных миров в организации сбора налогов, общины не имели никакой возможности как-то повлиять на величину налогов, устанавливаемых государством. Они были лишь обязаны их сполна собрать. Ни копейки из того, что собиралось, нельзя было истратить на местные нужды без санкции из Москвы, основная масса собранных податей направлялась в царскую казну. Для выборных лиц, занимавшихся сбором податей, это была лишь обременительная служба, которую они несли практически без всякого вознаграждения, нередко в ущерб своим основным занятиям, с риском правежа и даже разорения. Для государства общинное самоуправление были всего лишь низшим звеном, в котором проходила самая трудоемкая работа по сбору податей, и содержание которого ни копейки казне не стоило. Не было бы общины, казне пришлось бы изрядно потратиться на создание разветвленного налогового аппарата на уровне местного управления, на привлечение множества мелких чиновников. Поэтому государство всегда поддерживало общинную организацию, в результате она сохранялась в России многие столетия и в допетровскую эпоху, и после Петра I.
143 Веселовский С.Б. Сошное письмо... Т. 1. С. 261.
144 Там же. С. 342.
145 Богословский М.М. Указ. соч. Т. 2. С. 153.
<< Назад Вперёд>>
