Подушная подать — основной налог империи
Городские (мещанские) общества по получении из казенных палат расписания податей на текущий год, проводили раскладку податей вместе со всеми другими сборам. Общества разделялись на отдельные участки по различию занятий, вероисповеданий и национальностей, в каждом участке наличные граждане облагались по мере состояния плательщиков. Сборы за числившихся по ревизии умерших и выбывших по разным причинам, но из общества не исключенных, а также за несостоятельных, малолетних сирот, обремененных большими семействами и не имевших средств на уплату податей распределялись между всеми плательщиками.
У государственных крестьян исчисление налогов по душам существовало только для подушной подати, оброчная же подать исчислялась по этому принципу только в 17 губерниях Европейской России и Сибири. В девяти западных губерниях определение поземельного оброка проводилось посредством люстрации (периодическая опись для исчисления доходности земли), в остзейских (прибалтийских) губерниях для выяснения доходности земли осуществлялась каждые 12 лет сходная процедура, так называемое регулирование. По изготовлении расписания податей на текущий год Департамент (с 1838 года — Министерство) государственных имуществ совместно с казенными палатами составляли окладные листы на каждое общество, раскладку проводил сельский сход, который и был обязан составить приговор о том, за сколько душ и какой по величине налог обязан был выплачивать каждый отдельный хозяин.
Среди удельных крестьян (крестьян, принадлежавших царской фамилии) исчисление налога по губерниям, волостям и селениям проводилось по числу ревизских душ казенными палатами и удельными конторами. Все распоряжения по раскладке государственных податей и сборов проводились через местное удельное начальство, которое при внутренней раскладке в селениях наблюдало за тем, чтобы сборы податей распределялись по числу обрабатываемых каждым земель, а не по душам и тяглам.
И, наконец, у помещичьих крестьян и дворовых людей раскладка податей и сборов была предоставлена усмотрению помещиков, на ответственность которых возлагалось и само собирание налогов. Что же касается порядка взимания налогов, то он был одинаковым для всех обществ, так как основывался на принципе их коллективной ответственности. Все сословные общества выбирали специальных сборщиков, на которых возлагалась также и обязанность взыскания недоимок. По отношению к недоимщикам могли применяться самые строгие меры: помещение неисправных плательщиков под надзор полиции и отказ в выдаче паспортов на отлучку. Для неисправных должников допускались отдача недоимщика и членов его семейства в работу и продажа его движимого и недвижимого имущества, а также применение исправительных наказаний, вплоть до сдачи в рекруты или ссылки на поселение. Если недоимка не пополнялась к наступлению срока платежа податей, то она раскладывалась обществом на всех остальных его членов.
Общим в механизме сбора податей для всех сословных обществ как городских, так и сельских, было то, что взимание государственных налогов проводилось по репартиционной системе: годовой оклад податей подавался на селение (в городе — часть или участок) и раскладывался миром между плательщиками соответственно их имущественному положению. Тем не менее единых критериев для раскладки не существовало. В одной и той же губернии применялись самые разнообразные финансовые приемы для оценки платежеспособности населения (учет в одних случаях количества земли, в других — качества угодьев, выгоды местного положения и т.п.). Именно поэтому правительство придавало большое значение коллективной и добровольной раскладке установленного оклада между отдельными домохозяевами как гарантии справедливого и равномерного обложения.
Процесс взимания податей и сдачи их общинами в центральное податное учреждение (уездное казначейство) отличался относительной простотой. Раскладку казенных и мирских сборов осуществляли волостные старшины с последующими утверждениями волостными сходами. Последние же выбирали из числа крестьян специальных сборщиков податей. В силу неграмотности подавляющего числа домохозяев, общины вели счет поступления податей с каждого домохозяина по так называемым биркам. Каждому домохозяину сборщиком податей выдавалась особая дощечка, которая раскалывалась на две равные половины: одна должна была находиться у сборщика, другая у плательщика. На одной стороне каждой половины отмечалось число душ, определенных по раскладке общины и определявших реальную величину подушных налогов, а на другой—сумма денег, выплаченная домохозяином. Таким образом, и у него, и у сборщика находились всегда в готовности своего рода документы, дававшие возможность выявить суммы внесенных и невыплаченных налогов. Однако даже полная уплата всех сборов обществами в назначенные правительством сроки не говорит о фактической уплате всеми домохозяевами лежащих на них податей. Бирки показывали нередко большие недоборы. Это объяснялось тем, что многие общества занимали за проценты или различные мирские поблажки крупные суммы у разных лиц, преимущественно у содержателей питейных заведений для выплаты числившихся за обществами налогов.
Круглые суммы собранных денег отвозились неграмотным сборщиком или старостой в уездные казначейства и там сдавались под именем подушных. Крестьяне обыкновенно привозили сборы не за один раз, а за несколько в течение года. Уже в стенах казначейства чиновники искусственно по собственному усмотрению разбивали эти суммы на разные цифры специальных сборов: подушную и обросшую подать, земские сборы и т.д. Эта практика продолжалась в течение всего периода существования данной системы сбора. Современники отмечали, что даже в конце XIX века «и народ, и сборщики податей, и писаря все всегда ответят на вопрос: сколько стоит на каждом дворе повинностей и сколько стоит на нем общей недоимки, нераздельно по всем повинностям; но сколько в отдельности причитается по каждой повинности, на это никто из них не ответит»302. Крестьяне на заданный вопрос о порядке уплаты сборов отвечали: «Это в казне, слыхать, разница, а у нас — все подушна». Как комментировал подобную ситуацию специалист-практик, «ни народ, ни сама жизнь не дают нам данных для цифры не только подушной подати, но и других налогов; ими снабжает всех мертвая канцелярия, сбивая с толку людей литературы и науки, вводя путаницу в счеты государственные, не говоря о той неурядице, которая неизбежна чрез это и в самом законодательстве»303.
Существовавшая система сбора подушных податей, несмотря на свою видимую простоту и рациональность, в действительности была крайне неэффективной. Принцип коллективной и добровольной раскладки не выдерживался, вся власть оказалась сосредоточенной в руках выборной крестьянской администрации. Сохранилось описание чиновника Владимирской губернии, дающее представление о том, как верхушка общины манипулировала сходами своих земляков. «Выборы крестьянские начинаются пирами: одни угощают крестьян, чтобы быть избранными, другие — чтобы быть уволенными, и в сем случае всегда в числе первых находятся крестьяне поведения ненадежного, а среди вторых лица — хозяева, торговцы, промышленники, одинокие и имеющие многолюдное семейство, словом, лица, трудящиеся и соблюдающие выгоды, блага свои. Если первых нет, то выборы ложатся на последних и большей частью на бедных одиноких или тихих нравом. Приносится лукошко картофеля, и баллотировка начинается, подгулявшие же разбирают картофель, а иной, чтоб способствовать к выбору лица или выбаллотировке оного, забирает число картофелин по произволу, сколько в руку забрать может, только чтоб не заметили, и кладет в свою очередь в избирательную чашку; таким образом иногда одно лицо делает перевес противу многих лиц. Картофель выбирается из чашек, и число избирательных и неизбирательных картофелин записывается без соображения, не превышает ли число положенных картофелин числа собравшихся на выборы крестьян. Вообще на выборах шум, крик, брань, упреки, а иногда драки отдаляют от оных крестьян благомыслящих, трезвых и доброго поведения. Многие крестьяне в похвальбу себе говорят: “я, сударь, человек тихой, на выборах то и на сходах никогда не бывал”. Если же малая часть крестьян сих и появится, то крики пьяниц заглушают их голоса»304.
Волостной голова, сельские старосты и выборные сборщики податей, пользуясь фактической независимостью от сельского мира, оказывались в полном подчинении у коронной администрации — земской полиции и казенной палаты. Они занимали промежуточное звено между бюрократическими аппаратом и сословными обществами. Чиновники рассматривали органы самоуправления как подчиненные инстанции, обязанные беспрекословно выполнять их распоряжения, отвечать за исправное отбывание повинностей, доставлять им необходимые справки и поддерживать на местах полицейский порядок. Волостные и сельские начальники нередко прибегали к прямому произволу и использовали любые средства для выколачивания налогов. Так, у крестьян отбирали до уплаты сборов движимое имущество или верхнюю одежду в период зимних морозов, или косы во время летнего сенокоса. Один из окружных начальников Минской губернии циркулярно предписывал всем сельским управлениям не позволять крестьянам жениться и выходить замуж, если на их семействах числятся податные и прочие недоимки305. И, наконец, самой эффективной и наиболее часто практиковавшейся по отношению к недоимщикам мерой была публичная порка должников.
Для обеспечения контроля правительство требовало ведения сложной системы платежных документов: тетрадей, книжек, квитанции, — для облегчения проверки со стороны неграмотных вводились условные, легко запоминающиеся знаки. Вместе с тем попытки правительства детально регламентировать взимание податей не всегда приносили успех по свидетельству чиновников Министерства финансов, «правила и сложность счетоводства... превышают разумение волостных, а тем более сельских писарей». Сплошь и рядом приходно-расходные книги, присылавшиеся из Казенных палат, оставались незаполненными, податные тетради и табели получались поздно и вовсе не раздавались на руки плательщикам, казначейские квитанции хозяевам не передавались, отчеты о движении финансовых сумм на сходах не заслушивались. Практика свидетельствовала, что рядом с непроизвольными ошибками соседствовали многочисленные злоупотребления сословных «выборных» и местных чиновников — волостных голов, сельских старшин, писарей и других представителей власти. Они взыскивали с плательщиков налоги выше установленного оклада, сознательно преувеличивали недоимочные суммы, к ранее установленным налогам присоединяли специально изобретенные сборы. По воспоминаниям сотрудника Казанской уголовной палаты, «какой-нибудь ничтожный писарь мог облагать целую волость им самим выдуманным налогом для небывалой турецкой войны и взыскивать его безнаказанно годы»306. Неизменным спутником существовавшей системы сборов было царившее на всех уровнях взяточничество. Выборные крестьяне не гнушались и прямым заимствованием налоговых и оброчных поступлений. Денежные растраты волостных голов, старост, писарей, сборщиков были широко распространенным явлением. По данным авторитетного историка, в 20-х гг. XIX в. в селе Луганском Екатеринославской губернии из податных сборов сборщики «утратили» 333 руб. 7 коп., а голова произвольно израсходовал 750 рублей. В Пошехонском уезде Ярославской губернии головой и другими выборными было растрачено из собранных податей 6944 руб. 10 коп. В двух волостях Никольского уезда Вологодской губернии растраты выборных достигали 32 091 рубля307. Вместе с тем, когда сами крестьянские выборные приезжали в уездный или губернский город и обращались в административные органы, их встречало такое же продажное и самовластное чиновничество. Так, например, во всех уездных казначействах Тверской губернии был установлен определенный порядок приема собранных податей: чтобы получить квитанцию об уплате денег, крестьянские старосты должны были уплатить взятку в размере одного рубля и более: некоторые селения были обложены дополнительным сбором в пользу чиновников до 40 руб. в год. Если старосты не соглашались на взятку, им не выдавали квитанции, выдерживая упорствующих по несколько суток, пока они, наконец, не сдавались.
Многочисленные недостатки действовавшей системы налогообложения были очевидны. Вместе с тем правительство на всем протяжении XIX в. ограничивалось реформами административного аппарата управления, не меняя принципиальных основ механизма сбора податей.
302 Тернер Ф.Г. Государство и землевладение. СПб., 1896. Ч. 1. С. 304.
303 Трирогов В. Община и подать. СПб. 1882. С. 164.
304 Дружинин Н.М. Государственные крестьяне и реформа П.Д. Киселева. Т. 1. М., 1946. С. 332.
305 Дружинин Н.М. Государственные крестьяне и реформа П.Д. Киселева. Т. 2. М., 1958. С. 130, 139.
306 Там же. С. 138
307 Дружинин Н.М. Указ. соч. Т. 1. С. 353.
<< Назад Вперёд>>
