Вместо послесловия: Налоги и экономический рост
Какую же роль в индустриальном развитии прежде сплошь крестьянской страны сыграла система налогообложения, служила ли она тормозом или катализатором экономического роста? Согласно современной экономической теории налоговые поступления являются продуктом двух основных факторов: налоговой ставки и налоговой базы. Рост налогового бремени может приводить к увеличению государственных доходов только до какого-то предела, пока не начнет сокращаться облагаемая налогом часть национального производства. Когда этот предел окажется превышен, рост налоговой ставки приведет не к увеличению, а к сокращению доходов бюджета. Оживления деловой активности можно считать облегчением налогового гнета. Снижение ставки налогообложения приводит к росту производства, который в дальнейшем компенсирует временное уменьшение поступлений556.
В России начала XX в., как мы видели, тяжесть налогового бремени (отношение национального дохода на душу населения к сумме налоговых платежей) являлось вполне сопоставимым с мировым уровнем (не забудем, правда, что Россия значительно отставала от западноевропейских стран по абсолютным размерам национального дохода). Общей линией правительственной политики в пореформенный период был постоянный рост обложения предпринимательских слоев населения, но рост этот по европейским меркам был умеренный, не лишающий предпринимателя стимула к развитию своего дела.
С другой стороны, обеспечивая правовые гарантии занятий частным предпринимательством, способствуя созданию транспортной и кредитной инфраструктуры, защищая молодую российскую промышленность от иностранной конкуренции таможенно-протекционистским барьером, государство, безусловно, способствовало экономическому росту и расширению налоговой базы. За содействие казны промышленности и торговле приходилось платить новыми налогами, объем которых в начале XX в. достиг половины всех прямых податей с населения империи.
Американский историк экономики Александр Гершенкрон в свое время выдвинул оригинальную концепцию, согласно которой государственное вмешательство сыграло решающую роль в индустриализации царской России. Наряду с иностранными инвестициями, экономическая политика правительства послужила, на его взгляд, компенсирующим фактором, позволив патриархальной империи за короткий исторический срок войти в число относительно развитых индустриальных держав557. Стимулирование экономического роста, по Гершенкрону, помимо общепротекционистской политики достигалось путем бюджетного перераспределения налоговых средств из аграрного сектора в индустриальный. Вероятнее всего, это наблюдение явилось своеобразной экстраполяцией на дореволюционный период советской экономической системы, в рамках которой индустриальный рост действительно инициировался бюджетным перераспределением национального дохода, попыткой объяснения промышленного взлета в России прошлого века бюджетными механизмами по аналогии с советской экономикой.
Последующие исследования, впрочем, не подтвердили этого тезиса. Государство действительно играло весьма активную роль в экономической жизни предреволюционной России, но вряд ли можно говорить о «насаждении» им промышленности по каналам перераспределения налоговых средств. Не было обнаружено перелива капиталов через бюджет из аграрного в индустриальный сектор, бюджетная политика позднеимперской России в этом отношении была по крайней мере нейтральной558. В государственном бюджете «непроизводительные», по терминологии того времени, расходы (главным образом, на армию и флот, содержание административного аппарата и обслуживание государственного долга) продолжали преобладать над «производительными» (вложения в государственные имущества и предприятия, бюджетные вливания в частный сектор, расходы на просвещение и т.п.). В канун Первой мировой войны «непроизводительные» расходы российского бюджета составляли около 60% от общего итога, а «производительные» — 40%559.
Конечно, по сравнению с петровской или екатерининской эпохой структура бюджета заметно изменилась в пользу «производительных» трат, но в целом и на закате империи приоритетными в нем оставались военные и административные расходы. Впрочем, та же картина наблюдалась и в экономически развитых европейских странах, где бюджетное финансирование экономического роста как осознанная политика берет свое начало не ранее кризиса рубежа 1920—1930-х гг. Именно тогда на смену теории «свободной руки» Адама Смита, т.е. саморегулирущейся модели экономического развития, приходит концепция Дж. Кейнса о необходимости государственного регулирования хозяйственной деятельности. До этого времени бюджетное финансирование ключевых отраслей не было свойственно ни одной из великих держав. Сходная ситуация имела место и в России, где индустриальный прорыв рубежа XIX—XX вв. отнюдь не был заслугой правительства, во всяком случае — не только правительства.
Государство в дореволюционный период являлось не столько инвестором экономики (за исключением железнодорожного хозяйства, где казенные капиталовложения действительно были велики), сколько получателем дохода от экономического роста. С 1880-х гг., когда Россия вступила в стадию современного индустриального развития, произошел и решающий структурный сдвиг в податной системе: промышленно-торговая сфера становится главным источником прямого налогообложения, тяжесть налогового бремени смещается с сельского населения на предпринимательские слои города. Они стали основным объектом как прямого, так и косвенного обложения, поскольку являлись массовым потребителем товаров, облагаемых акцизом. Поэтому нет оснований для вывода, что крестьянам пришлось оплачивать ускоренную индустриализацию страны за счет снижения своего жизненного уровня (тезис этот верен опять-таки применительно к советскому периоду нашей истории, но никак не к дореволюционному)560. Доля горожан, особенно занимавшихся частным предпринимательством, в этом процессе во всяком случае не меньшая.
Экономический рост поддерживался не столько государственными вливаниями, сколько хозяйственной деятельностью самих предпринимателей-налогоплателыциков. Возраставшее прямое обложение торговцев, фабрикантов и финансистов, с одной стороны, отражало их активное участие в экономической жизни, а с другой — использовалось правительством как средство пополнения скудеющих крестьянских податей, особенно после отмены выкупных платежей в ходе революции 1905—1907 гг. Роль промыслового обложения в общей структуре бюджетных доходов с 19% в 1890 г. выросла до 55% в 1913 г. По имеющимся подсчетам, удельный вес прямых налогов, так или иначе связанных с торговлей и промышленностью, за это время поднялся с 30 до 80% прямых податей бюджета561. Рост налогов на предпринимательскую деятельность для историка служит косвенным, но весьма важным подтверждением победы в предреволюционной России рыночной системы хозяйства.
В годы Первой мировой войны из торгово-промышленной прибыли в виде налогов было извлечено средств более, чем из денежных капиталов, помещичьей и крестьянской земли вместе взятых. Налоги с предпринимателей должны были заменить в бюджете утраченный доход от винной монополии. Россия и здесь шла в общей шеренге европейских держав, под влиянием войны установивших экстренные налоги на «военную прибыль» и усиливших подоходное обложение. Российское налоговое законодательство и практика сбора податей все более приходили в соответствие с европейскими нормами.
Пореформенная налоговая политика в торгово-промышленной области (промысловое обложение) была нацелена на то, чтобы в ходе прорыва создать преимущества для крупного производства, тогда как мелкая индустрия и торговля оказались поставлены в менее выгодное положение. Можно сказать, что приоритетной для законодателя являлась сфера производства, крупного прежде всего, а не сфера распределения и обращения. Мелкотоварное промышленное и ремесленное производства испытывали при этом больший налоговый гнет, что объективно препятствовало их технической модернизации и, что особенно важно, тормозило утверждение частнопредпринимательских начал на низовом экономическом уровне. Крупные же акционерные общества пользовались налоговыми льготами. Несомненно, что тенденция к крупнокапиталистическому типу развития, характерная для предреволюционной России, имела в основе и налоговые стимулы. В этом смысле за налоговой политикой Н.Х. Бунге и С.Ю. Витте следует признать значение важного структурообразующего фактора индустриального развития. Автократическое государство вело гибкую политику, выступая одновременно как страж своих фискальных интересов, как гарант свободы конкуренции и как защитник крупной индустрии562.
После Февральской революции 1917 г. проблема обложения предпринимательских прибылей из предмета экономической политики превратилась в орудие классовой борьбы. Под лозунгом «вытапливания жира из буржуев» были приняты беспрецедентные в европейской и мировой практике законодательные акты, по существу спровоцировавшие разрушение налоговой базы, а с ней и всей российской государственности. Налоги на предпринимательскую деятельность в условиях утвердившейся в стране после 1917 г. этатистской экономической модели, ненадолго возродившись в период нэпа 1920-х гг., постепенно исчезли в связи с ликвидацией самого объекта обложения — слоя частных предпринимателей.
В советский период финансовая система нашей страны эволюционировала в направлении, противоположном процессу общемирового развития. От налогов она перешла к административным методам изъятия прибыли предприятий и перераспределения финансовых ресурсов через бюджет. При всех преимуществах, которые давала эта система в условиях «ударной» индустриализации 1920—1930-х гг., она вместе с тем лишала хозяйственную деятельность экономических стимулов. Полная централизация денежных средств и отсутствие какой-либо самостоятельности в решении финансовых вопросов лишали руководителей предприятий всякой инициативы. Результатом стали хронические кризисы «дефицита» и нарастание финансового краха, который разразился на рубеже 1980—1990-х гг. и разрушил административно-командную экономику.
С ее крушением перед современной Россией встала та же, что и век назад, задача — создание рыночной модели хозяйства по общемировым стандартам и с учетом национальной специфики. Налоги дореволюционной России, об истории которых мы попытались рассказать в этой книге, — именно тот сектор государственных финансов, где имеется богатейший опыт спонтанного экономического роста, поощряемого правительственной политикой.
556См.: Черник Д.Г. Налоги. М., 1994. С. 32.
557См.: Gerschenkron A. Economic Backwardness in Historical Perspective. A Book of Essays. Cambridge, Massachusetts, 1962.
558Cm.: Gregory P. Russian National Income 1883—1913. Cambridge, 1982.
559См.: Шебалдин Ю.Н. Государственный бюджет России в начале XX в. (до Первой мировой войны) // Исторические записки. Т. 65. М., 1959. С. 190 (табл. 7).
560Подр. см.: Plaggenborg St. Staatsfinanzen und Industrialisierung in Russland, 1881 — 1903. Die Bilanz der Steuerpolitik fuer Fiskus, Bevoelkerung und Wirtschaft // Forschungen zur osteuropaeischen Geschichte. Hrgb. Hans-Joachim Torke. Berlin, 1990. S. 123—339.
561Cm.: Bowman L. Taxation in Prerevolutionary Russia // The Modern Encyclopedia of Russian and Soviet History / Ed. by J. Wieczynski. Vol. 54. Academic International Press, 1990. P 30-33.
562Cm.: Plaggenborg Sl. Op. cit. S. 318—326.
<< Назад
