Хозяйство новгородских своеземцев
Новгородские порядки не были хорошо известны в Москве. Для переселения в Новгород московских служилых людей оказалось нужным выяснить доходность новгородских деревень. Этим и объясняется, может быть, указанная особенность старой новгородской описи.
Мы уже имели случай говорить о том, что новгородские писцовые книги описывают новгородское хозяйство, хотя в момент описи в новгородских деревнях жили новые хозяева, москвичи. Что мы имеем дело с новгородским хозяйством, это не может подлежать ни малейшему сомнению. Рядом с деревнями новых помещиков описываются деревни старых своеземцев. Эти описи ничем существенным между собою не различаются, потому, конечно, что новые помещики хозяйничают по-старому, как хозяйничали своеземцы. Старый доход, который постоянно указывается в описях, есть доход сведенных в Москву своеземцев; новый — доход новых владельцев, но он тот же, что и старый, и отличается от него лишь некоторыми прибавками, и то не всегда. Во множестве случаев новые владельцы живут в тех же домах, где жили старые, пашут ту же землю и получают тот же доход. Некоторые новости хозяйства московских людей всегда легко распознать; они будут в своем месте отмечены.
Остановимся прежде всего на размере владений новгородских своеземцев. Минимум их определяется легко: это одна деревня в один двор и в две коробьи посева ржи, что составит, при весе коробьи в 7 пудов2, от одной до двух десятин в поле3. Максимальный же размер владений не представляется никакой возможности определить. Богатые люди владели землями не только в разных погостах, но и в разных пятинах, а мы не имеем описи и половины всех погостов и пятин. Ограничимся указанием размеров владений 2—3 богатых владельцев, случайно попавших нам на глаза4.
Квашнин Алексей владел сельцом и 43 деревнями в одном погосте, в Боровицком уезде; это была волость его имени. Ржи, господской и крестьянской, высевалось на его землях 178 коробей, что составит на нашу меру от 103 до 155 десятин в одном поле.
Купец Шалимов Степан владел в трех погостах, в уездах Валдайском и Крестецком, селом и 48 деревнями с посевом до 280 коробей, что составит от 163 до 245 десятин в поле.
Овинов Захар владел в одном месте, в Боровицком уезде, 49 деревнями с посевом 288 коробей, что составит почти то же.
Есипов Василий в трех погостах, в уездах Вышневолоцком и Валдайском, владел двумя селами и 59 деревнями с таким же посевом 289 коробей.
Ив.Вас. Захарьин-Лятцк в трех погостах, в Крестецком уезде, владел двумя сельцами и 97 деревнями с посевом в 452 коробьи, что составит около 300 десятин в поле.
Наконец, самым богатым из встретившихся нам владельцев является Иван Овинов, сын вышеприведенного Захара. Владения его находились в двух пятинах, в уездах Новгородском, Вышневолоцком, Крестецком и Петербургском, и состояли из села и 132 деревень с высевом в Петербургском уезде — до 2600 пудов, а в остальных — до 3500, что составит для Петербургского уезда от 216 до 288 десятин в поле, а в остальных от 291 до 388, а вместе от 507 до 676 десятин в одном поле обработанной земли5.
Приведенное количество пахотной земли надо утроить и прибавить к итогу еще некоторое количество земли на луга, леса, выгоны, огороды, и все же мы будем далеки от действительных максимальных размеров владений новгородских бояр, ибо они могли иметь еще столько же в других пятинах, опись которых до нас не дошла.
Хозяйство во всех новгородских имениях велось по одному общему шаблону. Громадное большинство земель сдавалось в наем крестьянам, а рядом с этим владельцы имели и собственное хозяйство. Начнем с последнего.
Каждый владелец имел в одной из деревень свой дом, для жилья, а очень многие из них, если не все, вели и свое особое сельское хозяйство в этой деревне. Это особое хозяйство было невелико. В большинстве случаев оно ограничивается хозяйством одной деревни, в которой жил сам хозяин и земля которой пахалась на него. На землях известного уже нам своеземца, Ивана Куз. Орефина, во всех деревнях пахалось под рожь от 50 до 65 дес. Он сам жил в сельце Иванкове, где имел свой двор; кроме этого двора, в сельце было еще три двора; в них жили его люди, которые на него и пахали. Рожью засевали они от 6 до 8 десятин, всего, следовательно, господской запашки в трех полях было от 18 до 24 десятин. Сена косилось на господина 30 копен. Вот типический образец всех новгородских господских хозяйств. Богатые от более бедных различаются только тем, что имеют деревни со своим хозяйством в разных местах, но они очень редко выходят из типа однодеревенского или дворового хозяйства. В разных местностях у них бывает по одной деревне со своим хозяйством. Но встречаются и такие среди мелких своеземцев владельцы, которые не считают нужным оставлять за собой целую деревню, а довольствуются ее частью. В Сеглинском погосте Деревской пятины жили своеземцы братья Фомины, Иван и Якуш. В их общем владении состояло 7 деревень с посевом от 18 до 23 десятин в поле. Младший брат, Якуш, вел свое хозяйство в целой деревне с посевом от 5 до 7 десятин в поле; а старший довольствовался половиною деревни того же размера, другую же половину сдавал крестьянину, с которого получал доход (I. 479).
Нам встретилась только одна деревня, в которой жил старый владелец, но своей запашки не имел. Это Петруша Кипров. Он жил в сельце Дворище, которое было населено не его людьми, а крестьянами, с которых он получал доход (I. 285). Собственного хозяйства, значит, у него здесь не было. Но, конечно, могло быть в другом месте. Ввиду того, что плата зерном и другими сельскими продуктами за аренду земли была чрезвычайно распространена, следует, однако, допустить, что могли быть такие владельцы, которые хотя и жили в деревне, но своего сельского хозяйства не вели: они все необходимое могли получать от крестьян.
Московские помещики въехали в новгородские деревни и разместились в домах прежних владельцев. Писцы дошедших до нас книг описывают хозяйство именно этих новых помещиков и только упоминают о старых и их прежнем доходе. Но это старое хозяйство в большинстве случаев, по крайней мере, не успело еще очень измениться. По размерам нового господского хозяйства и по его отношению к крестьянскому — оно еще старое, новгородское.
Мы имели случай привести владения купца Степана Шалимова. Великий князь взял на себя его волость в Бологовском погосте. Вот описание села, в котором жил сам Степан:
"Село Медведево: двор староста Ф.Васков, за тем отд. 5 дворов крестьян, сеют ржи 10 коробей, а сена косят 100 копен, 8 обеж. Стараго дохода не было: пахал их Степан с братом своими людьми на себя".
С селом Медведевым произошла громадная перемена.
Прежде тут было господское хозяйство. В селе жили сам Степан, его брат и их люди. Государь свел Степана с братом, и они захватили с собой своих людей. Село опустело. Великий князь не отдал его никому в поместье, а оставил за собой, т.е. предоставил в пользование сидевших в деревнях Шалимова крестьян из платежа оброка. На готовые места немедленно нашлись жильцы: в доме боярском, по всей вероятности, поместился староста, в людских дворах крестьяне. А размер хозяйства в селе Медведеве остался тот же: крестьяне пашут те же 8 обеж, которые прежде пахал для себя Степан Шалимов с братом.
То же надо сказать о селах и деревнях, перешедших к помещикам.
Деревни Артемия Яковлевича Плотцова перешли к князю Семену Дмитриевичу Приимкову. В описи читаем:
"Село Ильинское, а в нем двор кн. Семенов, а в нем сам живет; а людей его — 6 дворов, на князя сеют ржи 6 коробей, а сена косят 200 копен, 3 обжы. Стараго дохода не было, жил в нем Артемий Плотцов".
Из далее приведенного в описи итога узнаем, что Артемий Плотцов пахал на себя те же три обжи. Размер собственного хозяйства и здесь не изменился (I. 35).
Иногда бывают и перемены, но это особенно в описи оговаривается. Волость известного уже нам А.В.Квашнина отдана князю Бор. Сем. Горбатову. Он водворился в сельце, где жил Квашнин, и в его доме, а людей своих поместил во дворах, где жили люди Квашнина. Но он не ограничился его запашкой, а припустил к селу еще две деревни. Тут произошло расширение хозяйства, слитие трех деревень в одну. Появление новых людей, следовательно, приводило иногда к некоторому увеличению господской запашки. Это расширение выражалось двояко: во-первых, присоединением к господскому селу или деревне одной или двух смежных деревень, что носило наименование припуска, во-вторых, помещением своих людей на крестьянских участках в деревнях, которою до того сдавались крестьянам6. Но это редкие случаи. Да и в этих случаях едва ли можно видеть московскую новость. Новгородские бояре, по всей вероятности, делали то же. Если оказывалось нужно, они увеличивали свою запашку присоединением соседних деревень; а если крестьянские деревни пустели, они пахали их наездом или сажали там своих людей для пашни на себя. Итак, новые помещики ведут хозяйство по типу новгородских своеземцев, к которым и возвращаемся.
Мы сказали, что собственное хозяйство своеземцев, бояр и бояришек, вращается, за ничтожными исключениями, в пределах деревни. Они оставляют за собой одну, две, много три деревни в разных местах. У Степана Шалимова, при 163 — 245 десятинах запашки в поле, за ним оставалось только одно село с запашкой на него от 11 до 17 десятин в поле. Василий Есипов оставил за собой два села и в каждом из них имел по двору, но собственное его хозяйство в обоих селах не шло далее 15—22 десятин в поле. У И.В.Захарьина-Лятцка, при общей запашке, простиравшейся до 300 десятин в поле, собственная запашка только вдвое превышала запашку Орефина. Наконец, у Ивана Овинова, при общей запашке от 500 до 676 десятин в поле, собственное хозяйство ограничивалось одним селом, где на него пахали от 7 до 10 десятин.
Нельзя, однако, сказать, что защищаемое нами положение, что большинство землевладельцев, если не все, имели свое пахотное хозяйство, так и бросается в глаза при чтении писцовых книг. Там можно встретить множество волостей, при описании которых вовсе не упоминается о собственном хозяйстве владельца. Это объясняется рассыпанностью владений отдельных лиц. Имения Есипова описываются на стб.131, 321, 333 и 814 т. I; его же собственное хозяйство упоминается только в двух местах, на стб.321 и 814; имения Плотцова Артемия описываются на стб.339 и 358, а его собственное хозяйство только на 358; имения Доможирова Михаила описываются в четырех местах (550, 551, 606, 704), а собственное его хозяйство было только в одном месте (606).
То же надо сказать и о других владельцах; а так как у нас есть не все описи, то собственного хозяйства мы можем у многих из владельцев и вовсе не отыскать. Но если и можно допустить, что некоторые владельцы не имели своего пашенного хозяйства, — они все имели деревенские дворы, в которых и жили. Эти дворы были центром управления и местом, где хранилось зерно и другие сельские продукты, доставляемые крестьянами за аренду земель. На это указывает и термин "сведеные" бояре и бояришки. Откуда они сведены? Они сведены со своих имений, где жили. Но это, конечно, не значит, что они жили там безвыездно. Мы уже знаем, что некоторые имели свои дворы не в одном, а в двух-трех местах; другие имели городские дворы в Новгороде: на Варяжской улице, Иворовой, Нутной, Разважжи, Кузмодемьянской и проч. и в других городах и разделяли свое местопребывание между городом и деревней.
Новые владельцы, понаехавшие из Москвы, повели хозяйство по новгородскому образцу. У каждого из них был свой двор в деревне со своим хозяйством7. В большинстве случаев это были старые боярские дворы, но некоторым пришлось обзавестись своими новыми. Это потому, что число новых владельцев не совпадало с числом старых, и между новыми владельцами надо было произвести новое распределение земель, может быть, более уравнительное. Эти вновь заведенные дворы всегда легко узнать. При их описании не упоминается о том, что прежде там жил старый владелец, и что дохода с деревни ему не шло, а наоборот, указывается доход, который он получал; деревня, следовательно, прежде была отдаваема крестьянам внаем.
1И старые новгородские книги не всегда одинаково писаны. Встречаются деревни, в которых доход не указан, например, в I т. на с. 93, 147, 150, 208, 451 доход не указан в монастырских деревнях, на с. 612, 652, 684, 756, 781 — у владыки, 152 — у своеземцев. Причины такого различия нам неясны; это, может быть, описки. В пример чрезвычайной краткости московских описей можно указать на список платежной книги Медынского уезда (I. 832). Но московские описи писались с разными целями, а потому очень различны по своему содержанию. В описях дворцовых и монастырских деревень встречаем даже указание на господский доход, но очень краткое, в итогах только. Писцовые книги Рязанского края, изданные под редакцией В.Н.Сторожева, также очень кратки, доходы не указываются, помещичья земля не отделена от крестьянской; есть описи, в которых дворы и люди не указаны.
2В определении веса новгородской коробьи мы следуем покойному проф. Никитскому: "К вопросу о мерах Древней Руси" (ЖМНП. 1894. Апр.). К другим заключениям пришел по этому вопросу проф. Ключевский (Русский рубль //Чтения. 1889. I). Он различает новгородскую и московскую четверть. Новгородская четверть XVII века, по его мнению, весила 12 московских пудов (14 нынешних); старая же новгородская четверть была наполовину меньше, она весила, следовательно, 6 пудов, а коробья — 12. Никитский подвергает заключения московского профессора тщательному разбору. Мы находим его возражения достаточно убедительными. Нельзя, однако, сказать чтобы все свидетельства памятников о древних мерах были совершенно разъяснены.
3Полагаем, что в период составления новгородских писцовых книг в Новгороде применялась уже трехпольная система хозяйства, хотя, может быть, и не везде. Вот наши основания. В 1462 г. Московский митрополит Феодосий пожаловал игумена монастыря Святого Михаила в Суздале, освободил от своих пошлин его пашни и "с нынешнею парениною": в половине XV в. в Суздальской земле есть уже паровое поле. В судном деле 1481—1503 гг. один из тяжущихся говорит: "У Бисеровскаго села третье поле" (А. до юрид. б. № 173. I и № 103. II). В грамоте Великого князя Василия Ивановича от 1512 г. на Белоозере также говорится о трех полях (АЭ. I. № 156). В московских писцовых книгах конца XVI века упоминание трех полей дело весьма обыкновенное. В новгородских писцовых книгах выражения "три поля" мы не встретили. Но в новгородских пятинах возделываются озимые и яровые хлеба. Мерою запашки служит указание на посев ржи. В описании каждой деревни говорится, сколько высевается ржи и сколько собирается сена. Этих двух данных было совершенно достаточно для определения платежной способности деревни. За указанием посева ржи и числа копен сена всегда следует определение количества обеж. О количестве посева ярового хлеба нигде не говорится. Думаем, потому, что оно определялось посевом ржи, а потому и было известно. При двух полях, озимом и яровом, по всей вероятности, было и третье, паровое.
4Новгородские писцовые книги до сих пор не имеют указателей. Они представляют, таким образом, очень недостаточно подготовленный для ученых работ материал.
5I. 78, 100, 321. 333, 577, 604, 814; И. 10, 15, 198, 211, 263, 273, 276, 279, 44?, 452; III. 375, 423, 445, 489, 622, 658, 877; Временник. XI. 364, 394, 399.
6I. 118, 252, 546, 575; И. 25, 31, 57, 211, 248, 558; III. 99. Здесь и случаи господской пашни наездом в опустевших деревнях.
7Но и между помещиками мы встретили одного, который имел в сельце Болоболове свой двор, но своего сельского хозяйства не вел (I. 346). Это тоже редкий случай. Трудно понять, как некоторые исследователи утверждают, что "особеннаго хозяйства не было у помещиков". См. об этом у П.А.Соколовского. Очерк истории сельской общины. 33.
<< Назад Вперёд>>
