Недовольство фермерской системой хозяйства и переход к барщине путём закрепления крестьян
Крестьянские повинности были чрезвычайно неравномерны. Даже у одного и того же владельца и в одной и той же местности одни крестьяне платили много, другие, при том же количестве земли, мало: одним было тяжело, другим легко. Эта разрозненность крестьянских интересов, может быть, и была причиной, что до нас не дошло от того времени никаких жалоб на тягость крестьянских повинностей. По крайней мере, в настоящую минуту я не могу припомнить никаких данных в этом смысле.
Недовольство же землевладельцев своим положением оставило свой след в летописных записках конца XV века, т.е. как раз в то время, когда составлялись новгородские писцовые книги. Но оно было высказано не новгородцами, а их ближайшими соседями, псковичами.
В 1485 г. в Пскове произошло острое столкновение между крестьянами (смердами) и землевладельцами. Из рассказа летописца об этом, к сожалению, слишком краткого, можно, однако, вывести, что причиной столкновения было желание землевладельцев установить урочные работы, т.е. барщину. Надо думать, что имелось в виду определить эти работы общим постановлением и дать крестьянам "урок", т.е. законное определение. Против этого восстали крестьяне. Некоторые из них были схвачены, биты, один, а может быть, и более, казнены, многие заключены в тюрьму. В это столкновение, по вызову псковичей, должен был вмешаться сам Великий князь, Иван Васильевич. Он выслушал обе стороны и решил дело в пользу крестьян. Послам от бояр он высказал свое неудовольствие, велел им схваченных смердов отпустить и "жить по старине". Жить по старине — т.е. без урочных работ, а так, как жили в Новгороде и везде.
Что введение урочных работ, т.е. барщины, было поводом к столкновению, это мы выводим из следующего рассказа летописца. После того, как великий князь "отдал псковичам вины их о смердах, нелюбье отложил и велел жить по старине", вот какой случай, по рассказу летописи, произошел во Пскове.
"И потом, по мале времени, прилучися некоему попу у норовских смердов чести грамоти, и найде тую грамоту, како смердам из веков вечных князю дань даяти и Пскову и всякии работы урочный по той грамоте им знати; а о той грамоте смердьи всей земли смятенье бысть, что они, потаивши грамоти, не потягнуша на своя работы, а псковичем не с "едущем о них, како от начала бысть, а они обольстиша князю великому, и о том все по криву сказаша. И таковую грамоту смерд исторже у попа из рук и скры".
Вследствие этого поповского открытия законченное было столкновение бояр со смердами снова разгорелось.
Что псковичи не знали, "како от начала бысть", т.е. каковы были старинные отношения крестьян к землевладельцам, это, конечно, дело невозможное. Весь этот рассказ — есть сочинение сторонника боярской партии, желавшей установить барщину. Но с какою целью надо было сочинить такой невероятный рассказ? Это очень ясно. Великий князь, выслушав крестьян и увидав, что требование землевладельцев есть новшество, велел жить по старине. Сторонники урочных работ захотели доказать, что барщина есть старина. Отсюда — открытие "некоего попа", имеющее целью доказать, что урочные работы существуют "из веков вечных по грамоте". Только эта грамота в руки не далась, смерд ее изорвал. Об открытии "некоего попа" все-таки было доведено до сведения великого князя. Но он остался при прежнем мнении.
"И князь великий, ярым оком воззрев, рече: давно ли аз вам о смердах вины отдах? а ныне на тоже наступаете"?2
Тем и кончилось столкновение. Время для всеобщей барщины еще не наступило.
С установлением обязательной службы для своеземцев и вотчинников и с точным определением размеров этой службы особенно сильно должны были почувствоваться землевладельцами неудобства описанных хозяйственных порядков. Свои люди оказались нужными не только для пашни, работ и услуг по дому, но и для сопровождения в походах; а их и для одного хозяйства было немного. Далее, фермерская система пользования землями была менее выгодна, чем барщинная, но перейти на барщину, при свободном крестьянстве, не зависело от воли землевладельца. У кого было много земель, тот мог легко справиться со своими
служебными обязанностями; но людям малоземельным приходилось очень тяжело. Такое положение дел должно было вызывать жалобы на недостаток рук, на неудобства свободного перехода крестьян и стремление к его ограничению и совершенной отмене. Прикрепление крестьян и переход от подворной аренды к большим деревням с барщинным хозяйством мог быть желателен и для крупных собственников, но особенно стремиться к нему должны были мелкие владельцы.
Этот мотив прикрепления крестьян ясно слышится в указах, в которых речь идет об ограничении крестьянской свободы. В указе царя Василия Шуйского читаем: "Царь Федор Иванович, по наговору Бориса Годунова, не слушая совета старейших бояр, выход крестьян заказал"3. "Старейшие бояре" были, значит, против запрещения свободы выхода; могли быть против этой меры и все находившиеся в их положении, т.е. все сильные люди. В чью же пользу были закреплены крестьяне? В пользу мелких служилых людей, которые составляли ядро войска. Голос этих мелких служилых людей ясно слышится в указе 1642 г. В их челобитьи от 1641 г. написано:
"Бегают из-за них старинные их люди и крестьяне в государевы дворцовыя и в черныя волости и села, и в боярския поместья и вотчины, и в патриарши, и в митрополичьи, и в архиепискупли, и в епискупли, и в Троицкие и в иных разных монастырей, и за бояр, и за стольников, и за стряпчих, и за дворян московских, и всяких чинов за помещиков и за вотчинников, на льготы. И те многие помещики и вотчинники и монастыри их беглым людем и крестьяном на пустых местах слободы строят, а их поместья и вотчины от того ставятся пусты. И теж их беглые люди и крестьяне, выжив за теми людьми урочные годы и надеясь на тех сильных людей, где кто учнет жити, приходя из-за тех людей, и достальпых людей и крестьян из-за них подговаривают, и домы их подвигают и разоряют всяким разорением. Да на тех же их беглых крестьян и бобылей, хотя укрепити их вперед за собою, имали на них судныя записи и всякия крепости в больших ссудах и займех, и иные поместными и вотчинными землями и всякими угодьи, и людьми, и крестьяны завладели насилством" (АИ. III. № 99. П. XXXIII).
Это чистейшая хозяйственная война сильных людей со слабыми. Сильные люди, имея и денег много, и земель, побеждают слабых и переманивают от них крестьян. Такая война могла происходить и до отмены Юрьева дня. Очень понятно теперь, почему "старейшие бояре" были против предложения Бориса царю Федору.
Последствием этого челобитья была очень важная мера. Все ссудные записки и всякие крепости в ссудах и займах, выданные перешедшими крестьянами, объявлены ничтожными и взысканию не подлежащими: "не принимай чужих крестьян, не давай им ссуды". Маленькие люди просили большего. Они просили о полной отмене урочных лет. Это ходатайство их не было удовлетворено. Указ 1642 г. назначает 10-летнюю давность для иска беглых крестьян.
1См. об этом статью проф. Ключевского „Русский рубль XVI— XVIII веков в его отношении к нынешнему" (Чтения. 1884. Кн.1).
2Псков. II. 1485. Мы имели уже случай коснуться этого столкнове¬ния в т. I "Древностей", но с другими целями.
3Карамзин первый высказал сомнение в подлинности этого указа "по слогу и выражениям необыкновенным в бумагах того времени" (X. Пр. 349). Но это сомнение не мешало ему вместе с Татищевым признавать отмену правительством Юрьева дня, и именно в царствование Федора Ивановича. Погодин, приписывая отмену Юрьева дня обстоятельствам, а не Борису, допускает возможность указа, но вступление к нему считает подложным (Рус. беседа. 1858. № 129). Вот это вступление:
"Лета 7115 (1607) марта в 9 день государь царь и Великий князь Василий Иоаннович всея Руси с отцом своим Гермогеном патриархом, со всем Освященным собором и со своим царским синклитом, слушав доклада Поместной избы от бояр и дьяков, что переходом крестьян причинялися великия кромолы, ябеды и насилия немощным от сильных, чего де при царе Иоанне Васильевиче не было, потому что крестьяне выход имели вольный; а царь Федор Иоаннович, по наговору Бориса Годунова, не слушая совета старейших бояр, выход крестьянам заказал, и у кого колико тогда было, книги учинил, и после от того началися многая вражды, кромолы и тяжи. Царь Борис Федорович, видя в народе волнение велие, те книги оставил и переход крестьяном дал, да не совсем, что судьи не знали, како по тому суды вершити, и ныне в том учинились распри и насилия, и многим разорения и убивства смертныя, и многие разбои, и по путем грабления содеяшася и содеваются" (Судебник по рукописи Татищева. С.240).
Таков доклад Поместного приказа, а далее следует царский приговор, но не в духе доклада: запрещение Юрьева дня, причина стольких бедствий, не только не отменяется, но для сыска крестьян назначается более продолжительный срок, чем тот, какой был прежде, а именно — 15 лет.
Противником Карамзина и Погодина выступил Костомаров и превосходно разъяснил неосновательность сомнений и полную недоказанность мнения о подлоге вступления. В этой же статье автор приводит ряд совершенно верных соображений о том, что указ 1597 г. о пятилетней давности сыска беглых крестьян непременно предполагает отмену Юрьева пня (Архив ист. и практ. сведений. 1859. Кн. II). Мы вполне присоединяемся к его мнению и очень сожалеем, что эта превосходная статья имела так мало влияния на последующую литературу. Незаметно даже, чтобы сторонники противоположного мнения, в таком обилии появившиеся в конце XIX века, были хорошо с нею знакомы. — Язык указа 1607 г., действительно, может быть подновлен и испорчен. Но противоречие доклада указу ничего не говорит против подлинности какой-либо части памятника. Доклад составлен в Поместном приказе, и есть мнение его членов. Указ же выражает волю государя, который мог руководствоваться совершенно иными соображениями. Не повторяя так хорошо сказанного Костомаровым, прибавим только одно соображение.
Если Погодин утверждает, что вступление есть акт подложный, то, надо думать, оно написано не членами Поместного приказа, а какими-либо другими лицами. Совершая этот подлог, составители вступления, конечно, не шутили, писали не для забавы, а для достижения какой-либо выгодной для них цели. С какой же целью они совершили этот подлог? Что есть во вступлении такого, что могло бы иметь практическое значение и вести к достижению какого-либо интереса для учинителей подлога? Составители доклада весьма настаивают на ябедах, насилиях, вражде, тяжбах, убийствах и разорениях, причиняемых "переходом крестьян", т.е. существующими правилами о переходе. Эти указания свидетельствуют о том, что они не были сторонниками последних правил, им не нравилась отмена Юрьева дня, и только. Что отмена Юрьева дня могла быть причиной волнений и беспорядков, в этом едва ли можно сомневаться. Но какая может быть цель подлога в утверждении всем известного факта? И придумать нельзя. Далее, они утверждают, что волнение, вызванное отменой Юрьева дня, вынудило Бориса дать переход, но не всем. Это частичное восстановление перехода повело, по их мнению, еще к большим замешательствам, и судьи не знали, как решать возникающие из указов Бориса споры. Что Борис восстановил в 1601 и 1602 гт. переход крестьян, это подтверждается его указами; что эти указы произвели на практике замешательство, это весьма вероятно, так как в новых указах Бориса действительно нелегко было разобраться. Здесь опять нет никакого умысла, который объяснил бы необходимость подлога. Остается ссылка на Бориса, утверждающая, что он провел отмену Юрьева дня, не обращая внимания на мнение старейших бояр. И в этом невозможно видеть побуждения к подлогу. Убедил Борис царя Федора отменить Юрьев день или нет, это совершенно безразлично для составителей подложного вступления. Ссылкой на этот факт не достигаются решительно никакие цели — ни добрые, ни злые. Итак, нет ни малейших оснований думать, что вступление есть акт подлога: для такого действия обстоятельства дела не представляют ни малейшей почвы. Остается думать, что оно написано членами Поместного приказа и содержит в себе совершенно достоверные факты. Все приведенные в нем факты действительно верны, и члены Поместного приказа, сочувствующие свободе перехода, действительно могли их привести, чтобы побудить царя к соответствующей мере. Но это им не удалось. Сочинять же это вступление лицам посторонним и после совершившегося уже факта не имеет ни малейшего смысла, к этому нет ни малейшего побуждения.
Распоряжение следующего за докладом указа о 15-летней давности для сыска беглых крестьян ничего не представляет собой невероятного и тоже прекрасно разъяснено Костомаровым. Мы прибавим только, что установленная указом давность не представляется исключительной. В указе 1642 г. встречаем ту же 15-летнюю давность для сыска вывозных крестьян (АИ. III. С. 111).
Еще менее вероятно предположение проф. Беляева. Он думает, что подделка совершена в XVIII веке (Крестьяне на Руси. 103). Кому и какой мог быть интерес сочинять в XVIII веке указ об ограничении крестьянского выхода для XVII века? Считая весь указ подложным, проф. Беляев в доказательство своего мнения, между прочим, указывает на то, что указ будто бы смешивает крестьян с холопами. Такого смешения в указе нет.
К.П.Победоносцев не отрицает подлинности указа 1607 г., но полагает, что он оставался без исполнения и потерял силу (Ист. ис. и ст. 13). Это возможно.
<< Назад Вперёд>>
