Городское землевладение
Города, укрепленные пункты поселения, возникали или волею самого населения, или устраивались по приказу князя. Древнейшее описание городов сохранили нам новгородские писцовые книги. Из них не видно, кто основал описываемые города: Копорье, Яму, Ладогу, Иван-город, Корелу и Орешек, но едва ли может подлежать сомнению, что это города наиболее древнего типа, в которых новые московские порядки только начали вводиться. Новгородские писцовые книги дают богатейший материал для выяснения не только древнейших поземельных отношений в этих городах, но и тех изменений, которые произошли под влиянием новых московских порядков, а наконец, и возникновения характерного для Москвы различия белых и черных городских мест.
Начнем с описания того положения дел, которое Великий князь Иван Васильевич нашел уже в городах завоеванной им области.
В Яме, Кореле, Орешке и Ладоге описаны дворы своеземцев и городских людей, городчан или горожан; в Копорьи только городских людей, в Иван-городе одних торговых людей, купцов. О других разрядах жителей: служилых людях, воротниках и пр. пока не говорим. Своеземцы и городчане делятся иногда на лучших, средних и молодых. Это качественные различия в пределах того же разряда лиц, а потому мы на них вовсе не будем останавливаться.
Итак, в городах, во-первых, живут своеземцы. Мы уже знаем, что такое своеземцы. Это люди, владеющие на правах частной собственности одной или несколькими деревнями. Как уездные землевладельцы, они называются и просто земцами. Городские своеземцы и суть такие уездные землевладельцы.
Это вывод из прежде сказанного, но мы можем подтвердить его и прямым указанием источников. В Кореле перечислено 16 своеземцев, у 10 из них мы нашли в Городенском погосте, близ Корелы, принадлежащие им деревни. У некоторых число деревень невелико, от 2 до 5; но двое имели по 8 деревень, а Григ. Рокульский владел 14 деревнями. Полагаем, что все городские своеземцы были землевладельцами в уезде, но при отсутствии указателей отыскать их деревни нелегко1. Как земли, так и городские дворы составляют частную собственность своеземцев. В описании города Орехова читаем: "А се дворы на посаде лучших людей своеземцев и живут в них сами". И двор, и земля — собственность своеземца. Своеземцами названы они потому, что составляют один класс с уездными землевладельцами; но они живут в городе, а потому они в то же время и городские люди, или городчане. Но не все городские жители называются своеземцами. Некоторые названы только городскими людьми, городчанами. Что же такое эти городчане? Число таких городчан значительно более своеземцев и в Кореле, и в Орешке, и в Ладоге. Между корельскими различены лучшие люди рядовые, потом идут рыболовы и, наконец, молодые люди без промысла. Если последний разряд охарактеризован тем, что это люди без промысла, то два первых должны состоять из промышленных людей. В разряде непромышленных людей на 20 дворов показано 6 дворов скоморохов и один двор — калики2. Скоморошество не есть промысел. Каким же промыслом занимаются два первых разряда? Второй — рыбным, а первый, рядовой может означать рядский, торговый народ; а может быть, "рядовой" значит "всякий", тогда это будут люди, занимающиеся всякими промыслами, а вместе с тем и продажей своих произведений. Итак, городские люди в тесном смысле — это разные промышленники и городская беднота, живущая поденным трудом и Христовым именем.
В чьих дворах и на чьих землях они живут?
В Орешке были люди, которые из позема жили в чужих дворах и, стало быть, на чужой земле. Они описаны особо. Например:
"Да на посадеж на Лопской стороне великаго князя дворы поземные, Григорьевские Петрова, что были за Андреем за Федоровичем: двор — Хотенко Тимохнов, двор — Костко Козлятников".
Вот два человека, которые живут в наемных дворах, принадлежавших Григорию Петрову. Великий князь конфисковал эти дворы, почему они и названы поземными дворовыми великого князя; одно время они были за Андреем Федоровичем, а теперь опять в распоряжении великого князя. О дворах городчан не говорится, что это дворы великого князя или кого-либо другого, а говорится, что это дворы городчан — людей средних или молодых. Итак, городчаие, как и своеземцы, живут в своих дворах и на своих землях. Чем же они отличаются от своеземцев? А тем, что у своеземцев есть земли в уезде, а у этих нет. Это люди победнее, а на самом низу — скоморохи; эти уже и по достоинству человеческому ниже.
В Иван-городе не упоминаются ни своеземцы, ни городчане, а только торговые люди, купцы. Что же это за люди и чем они отличаются от своеземцев и городчан? Они те же городчане, потому что живут в городе, а может быть, и своеземцы, если у них есть деревни; но специальное их занятие торговля, а потому они названы купцами. Среди ивангородских купцов, действительно, есть своеземцы; это те, которым принадлежат деревни у посада, и те, которые купили часть села Наровского у моря, на Усть-Нарове реке. Кроме того, ивангородским торговым людям принадлежит рыбная ловля в Нарове-реке.
Итак, коренное население старых городов ничем не отличается от населения современных городов: Петербурга, Парижа, Берлина; это все те же классы лиц: уездные землевладельцы, купцы, промышленники, скоморохи. Разница только в том, что почти все жили тогда на своей земле и в своих домах; были наниматели, но их очень немного. Теперь наоборот: почти все живут в наемных квартирах. В старину нанимали дома, а теперь — квартиры и даже комнаты.
Кроме перечисленных лиц, в новгородских городах встречаются дворы духовенства и служилых людей: наместника, пищальников, воротников, казаков и пр. Нет основания утверждать, что служилые люди появились только с присоединением к Москве, они могли быть и раньше; а наместники, конечно, были и раньше.
Эти старые города по составу населения существенно отличаются от многих позднейших. В них нет пашенных людей, а в городах московского времени это явление довольно обыкновенное.
Но в Новгородском княжении были и совсем пустые города, на случай осады. Таков, кажется, город Демон. На городище показаны только церковь да двор наместнич; а на посаде — монастырь да двор тиунь. Городчан совсем не было. Такие пустые города были и в московское время.
Теперь посмотрим на те нововведения, которые появились в старых городах, по присоединении их к Москве. Мы уже знаем, какие новости произошли в волостном новгородском землевладении после завоевания. Рядом с вотчинным владением появилось поместное, которое почти вытеснило вотчинное. Появилось прекарное землевладение волостных крестьян, оказавшихся после конфискации на землях вел. князя, никому не розданных в поместья. Изменяется и прежний порядок обложения владельческих крестьян в пользу собственника земли. Прежде они платили с каждого хозяйства особо. Сделавшись крестьянами великого князя, они стали облагаться огульно целыми волостями, а не отдельными хозяйствами или деревнями. Наконец, произошло изменение и в положении своеземцев, оставшихся на своих местах. Одни из них были причислены к классу служилых людей и вошли в состав московских помещиков, дворян и детей боярских; другие — причислены к крестьянам, сидевшим в волостях вел. князя. Эти нововведения отразились и на городах, но, конечно, с переменами, соответствующими особенностям описанного положения городского землевладения.
Самый полный ряд перемен наблюдаем в описании города Корелы. Три двора здешних своеземцев были конфискованы и розданы москвичам. Это были дворы: Мартемьяна Феклистова, Исака Левонтьева и Григория Петрова. Этот Григорий Петров имел дворы и в Орешке и сдавал их внаймы из позема. Орешковские его дворы постигла та же участь, они тоже были конфискованы3. Таким образом, и в городах, как и в уездах, рядом с вотчинным владением возникает поместное.
Из числа других своеземцев одни были зачислены в служилые люди, другие приписаны к городчанам, которые тянут оброк. На службу записаны более богатые, в черное тягло кто победнее, например, Анисимко Кот, у него была всего одна деревня, и четыре брата Крупиновых, у которых на всех было три деревни.
Вместе с этим возникает различие белых и черных городских мест. Записанные в службу своеземцы, как и москвичи, водворенные в чужих дворах, тягла городского не тянут, их дворы поэтому белые. Но дворы городчан, которые в службу не записаны, хотя бы они были и своеземцы, обложены городским тяглом, поэтому они тяглые, черные. Итак, различие черных и белых мест —есть различие обязанностей по отношению к государству, а не землевладения. Белым и черным двором может быть и частная собственность, и земля или двор великого князя, данные в поместье или в тягло. Двор черный может стать белым, и обратно. Эта перемена не меняет прав владельца на двор или городское место; с нею меняются только его обязанности к государству, права владения остаются прежние.
Оброк на корельских городчан положен огульно, они все вместе должны платить 11 руб. Так по новому письму, а по старому они платили 14. Но и этот уменьшенный оброк великому князю показался слишком великим, и для облегчения городчан он придал к городу Кореле в тот же оброк Волочек Сванский, что купил у Валаамского монастыря. Население Волочка состояло из людей тех же классов, это были люди рядовые, торговые и рыбные ловцы; оброка великому князю они давали 13 гривен. Теперь от этого оброка они освобождены, а взамен того обязаны вместе с корельскими городчанами платить 11 руб. Это значительная помощь городчанам. Пределы города, с присоединением Сванского Волочка, расширились; а потому возникает вопрос, из каких же элементов состоит теперь землевладение корельских городчан?
Но прежде надо спросить, завоевание изменило поземельные отношения городчан корельских и иных? В целом нисколько. Кроме нескольких дворов, конфискованных и розданных москвичам, все остальные городчане остались при своих прежних правах. Великий князь города Корелы и его дворов не конфисковал, да в этом и надобности не было Были конфискованы уездные земли для раздачи в поместья, города же в поместья у нас не раздавались. Конфискованные земли называются землями вел. князя, города же так не называются; земли в городах называются "городскими местами". Итак, и после завоевания городчане и своеземцы остаются собственниками своих дворов, кроме тех, дворы которых конфискованы.
К этим собственникам приписан теперь в один оброк Волочок Сванский. Приписать в один оброк — значит составить из тяглых людей Корелы и всего населения Волочка Сванского одну податную единицу. Эта новая податная единица в земельном отношении состоит из разнородных элементов. Тяглецы Корелы — собственники своих дворов и мест; жители Волочка — сидят на земле великого князя, купленной у монастыря и предоставленной в их прекарное владение. Принципиально тут большая разница, а практически почти никакой. Великий князь конфисковал же у трех корельских своеземцев их дворы и раздал москвичам. Окажется нужным еще поместить трех москвичей, он и еще конфискует. А с другой стороны, крестьяне, живущие на землях вел. князя, как мы знаем, наследуют эти земли, закладывают их и продают, никого не спрашиваясь. То же, конечно, будут делать и жители Сванского Волочка с землями великого князя, купленными у Валаамского монастыря. Их прекарное владение будет иметь все признаки земельной собственности старых городчан. Они даже в превосходнейшем положении, чем волостные крестьяне царя и великого князя. Тех можно отдать в поместье и подарить монастырю; города же ни в поместья не даются, ни монастырям не дарятся. Городское прекарное владение — та же собственность. Но принципиально в землевладении корельских горожан появилось глубокое различие. Прежде все были собственники своих городских мест; теперь в числе городчан появились прекарные владельцы, сидящие не на своих участках, а на княжеских землях.
Описанные нововведения делаются по мере надобности, (,е в силу общего закона, а благодаря специальным указам, а потому к одним городам применены они в большей мере, к чругим в меньшей. В Яме, например, все своеземцы и городчане одинаково положены в оброк; ивангородские же купцы в огульный оброк не положены.
Итак, в старых новгородских городах городские дворы составляли собственность городчан. Завоевание Новгорода Иваном Васильевичем принципиально этого положения дел не изменило. Городчане остаются собственниками своих дворов в XVI и XVII веках. От XVII века до нас дошел ряд купчих, в которых городчане Новгорода Великого продают друг другу свои дворы с землею под ними, с садами и огородами. Продавцами и покупателями выступают: масленники, рабочие люди на мельницах, портные мастера, шапочники, монастыри, хлебники, дьячки, церковные и земские, шелковинки, рыбники, суконники, торговые люди и т.д. Продавали свои дворы и государевы черносошные крестьяне, но те всегда писали, что продают землю царя и великого князя, а своего владения, городчане же продают "свои дворы", а не дворы великого князя. Они очень хорошо сознают принадлежащее им право распоряжения, а потому в своих купчих говорят: "А тот мой двор и дворовая земля ни в кабалах, ни в купчих записях, ни в духовных памятях, ни в каких крепостях" никому не записаны, и берут на себя обязанность очищать покупателя от всяких исков, убытков и волокиты. Продаются дворы черные и белые.
Но такие акты совершаются не в одном Новгороде Великом, а и в других старых городах: в Вологде, в Устюге4.
Такие же акты совершаются и в Москве. В 1659 г. Кирило Кузьмин, портной мастер и пушечного дела ученик, продал пушечному же ученику "свое купленое дворовое место, а там сад и яблони да в колодезе доля, который колодезь на улице". Все это частная собственность, и колодезь на улице в частной собственности, конечно, соседей. В 1697 г. стольник А.И.Лызлов продал "свой двор на Никитской большой улице и с прикупными тяглыми местами". Продавец обязывается уплатить все повинности и тяглые деньги за прошлые годы. В Москве конца XVII века, как и в Кореле конца XV века, белые и тяглые земли в городах отличаются повинностями с государственной точки зрения, а не с цивильной. Гражданскому же обороту они подлежат в одинаковой мере. Купчая стольника Лызлова была явлена в Земском приказе, признана правильной и в книгу записана5.
Городские дворовые места продаются, закладываются, завещаются и переходят по наследству в законном порядке, а потому называются родственными. Этим объясняется прошение белозерского посадского человека, Фомы Якшина, о восстановлении его прав на родственное его место в Белоозере. По этому прошению великий государь, царь и Великий князь Федор Алексеевич велел сыскать посадскими людьми и, если скажут, что "то — место было изстари его родственников, тем местом велеть ему владеть"6. Итак, в Белоозере те же порядки, что в Москве, Новгороде Великом, Кореле и других старых городах.
В городах новых, построенных Великими князьями Московскими на землях пустых, которые считались принадлежащими им, положение дел было иное. В этих городах все городское население сидело на княжеской земле: служилые люди на поместном праве, черные, если таковые находились, — на праве государевых крестьян. Но поместное право, как давно указано Неволиным, мало-помалу сливается с вотчинным; права же черных людей на тяглые городские участки, как мы видели, с самого начала имеют все признаки права частной собственности. Для правительства решительно все равно, кто владеет городским двором, Иван или Семен, только бы сидел на месте да тянул тягло, а потому тяглые дворы продаются, закладываются, переходят по наследству и т.д. Вот почему и в этих городах с течением времени складываются порядки, очень близкие к порядкам старых городов.
Указанное преимущество в положении городских жителей перед волостными крестьянами, одинаково сидевшими на государевых землях, сказалось в наше время. Государстенные и удельные крестьяне при переходе в разряд свободных граждан выкупают свои надельные земли. Это совершенно верно исторически: они сидели не на своих землях. А городские тяглые люди? Они все собственники своих дворов без всякого выкупа, хотя между ними есть и такие, права которых на городские места нисколько не лучше прав волостных государевых крестьян на черные земли7.
Этот экскурс в область городского землевладения мы начали в связи с вопросом о городских лавках. Но где же лавки? В описи старых новгородских городов не упомянуто ни одной лавки. А между тем там есть торговые и промышленные люди, которые, конечно, держат свой товар на лавках и в амбарах и торгуют с лавок и из амбаров. Если старейшие писцовые книги не описывают лавок, это значит, что лавки не составляют предмета особого обложения. Лавки были при дворах, могли быть и на площадях, но те и другие составляли частную собственность городчан, и правительство не стояло к ним ни в каких отношениях. Со времен Русской правды у нас собираются торговые пошлины, сперва — мыть, а с татар — тамга, но они собираются с торговых действий, а не с торговых помещений, не с лавок. На основании новгородских писцовых книг надо думать, что в конце XV века и в Москве лавки не составляли еще особой доходной статьи. Если бы это было, это отразилось бы по завоевании и на новгородских городах: лавки были бы особо описаны и обложены.
Города возникали у нас не в видах торговли, а в видах охраны. А потому торговля вовсе не приурочивалась к огороженным пунктам поселения, она ютилась там, где были удобные для ее развития условия. Лавки и торговые дворы устраивались и на землях частных владельцев, не подлежа никакому особому сбору. Несколько примеров этому из XVI века мы имели случай привести в т. I "Древностей" (с.380 и след.). Укажем на такой же случай из XVII века. Дмитрий Годунов, имевший на севере, в пределах бывших новгородских владений, большое поместье, дававшее ему, по его словам, до 9000 р. дохода, а по словам других лиц, до 30 000, устроил в Чаронде лавки и торговые дворы. Торговля продолжалась там до Смутного времени, когда торговцы были перебиты литовскими людьми8. Итак, лавки в вотчинах и поместьях существуют во все времена и составляют частную собственность. До конца XV века и лавки в городах состояли на том же положении. Но в течение XVI века это изменилось, и городские торговые площади, лавки и места под лавками перешли в руки государя и стали называться государевыми землями. Мы не имеем об этом общего указа, да может быть, его и не было, и реформа совершилась путем частных распоряжений, и не везде. В писцовых книгах XVI века во всех сколько-нибудь значительных городах описываются лавки, стоящие на государевой земле и платящие особый оброк. Мы находим такие лавки в Коломне, Можайске, Туле, Муроме, Белоозере, Пскове и пр. Что эти лавки не составляют частной собственности и не находятся в гражданском обороте, это видно из описи города Пскова, в которой сказано: кто хотел взять в Пскове пустое лавочное место или пустую лавку, должен был оброчить у псковских дьяков9. Из описания Мурома видно, что лавки сдавались с публичных торгов: "Да в том же ряду рыбном даваны под лавки места ново на оброк"... А в итоге: "Да в нынешнем 82 году наддачи над оброком, по договору, прибыло 10 алтын"10. Но публичные торги с наддачей могли происходить только при оживленном спросе на лавки; в противном случае они сдавались по прежним ценам без всяких торгов. В 1681 г. известий уже нам Фома Якшин просил отвести ему место под лавку в Белоозере. Ему велено было отвести место на площади позади амбаров Федора Рогачева; "а оброку с того лавочнаго места велено ему платить против того ж, почему платит Федор Кункин с своего места"11.
Описанная нами реформа лавочного дела есть следствие конфискации лавочных мест в тех городах, в которых до того времени они состояли в частной собственности. Конфискация разных видов частной недвижимой собственности, как мы видели, играет чрезвычайно видную роль в реформах нашей домосковской древности, произведенных московскими государями. В конце XV века Иван Васильевич совершил громадную конфискацию новгородских волостных земель, чтобы иметь средства для содержания служилых людей. В течение XVI века с целью увеличения доходов были конфискованы в городах торговые помещения, лавки, амбары, скамьи и места под ними. Можно думать, что городская конфискация шла и далее. В городе Можайске на оброк отдаются не только лавки, но огороды и сады. Но конфискация лавок не вполне обеспечивала доходы правительства. Рядом с городами или в очень недалеком от них расстоянии могли находиться вотчины и поместья частных лиц. В этих вотчинах и поместьях могли быть торговые и промышленные заведения, не обложенные государевым оброком; они могли делать опасную конкуренцию городской торговле. Это вызвало в XVII веке дальнейшую конфискацию. Уложение предписывает взять за государя все поместья и вотчины, которые сошлись с городскими посадами или близки к ним. Конфискация в XVI веке лавок, а кое-где садов и огородов —есть предшественница этой конфискации XVII века. Но мы не имеем основания утверждать, что конфискация городских лавок была произведена повсеместно.
Теперь спрашивается, кто же мог брать в оброк казенные лавочные места? Древность не знала в этом отношении никаких ограничений. Брать в аренду лавки и торговать в них могли все, как местные жители города, так и все приезжие, как частные люди, так и служилые, как светские, так и духовные, как женщины, так и мужчины. В городе Коломне лавки нанимали: Спасский монастырь (торговал солью, хмелем и рогожами), дьяконы (торговали иконами), дьячки губные и земские, пушкари, затинщики, казаки (торговали сермягою), казенные кузнецы и разные казенные мастера, ямские охотники, сторожа города Гуляя, крестьяне (торговали железом, хлебом, лесом), лопатники (торговали сапогами), вдовы и богадельные старцы (торговали луком и чесноком). Ограничения начинаются только с XVII века, с установления крепостного права.
Наконец, слово оброк употребляется еще в третьем значении, о чем мы говорили в главе III, в которой речь идет о хозяйственном пользовании землями. Конфискованные Иваном Васильевичем земли сведенных бояр сдавались в арендное содержание отдельным крестьянам, которые платили боярам и деньгами, и мукой, и снопами, и яйцами, и баранами и т.д. Если великий князь оставлял эти деревни за собой, ему нельзя было собирать с них хозяйский доход в том же виде, как это делали сведенные бояре. Великий князь оброчил этих крестьян, т.е. переводил на деньги их прежние разнообразные платежи и деньгами, и натурой. Здесь мы опять имеем дело с оброком, но существенно отличающимся и от первого, и от второго вида оброка. Этот оброк — есть доход частного владельца, а не государственная повинность. В этом его различие от оброка в первом виде. Такой оброк со своих крестьян получали духовные учреждения и стали вводить некоторые новые помещики, заменившие новгородских бояр. Но этот оброк не освобождал от тягла: в этом его различие от оброка во втором виде. Все эти крестьяне-оброчники тянули с той же земли и всякое государево тягло. Иногда к оброку причислялась и "обежная дань". Под этою данью, может быть, надо разуметь одну татарскую дань. Все остальные дани оставались на государевых черных волостях в полной своей неприкосновенности.
Итак, одно и то же слово "оброк" обозначает три совершенно разных отношения: это государственное тягло, арендная плата за пользование угодьями и пустошами и, наконец, доход с крестьян владельца недвижимостей. В древности это различие видов всем было хорошо известно, и язык памятников не мог возбуждать недоразумений. Например, в грамоте крестьянам Борисоглебской слободы читаем:
"А дают те рыболовы мне, царю и вел. князю, оброку с году на год, на Р. Хр., за рыбную ловлю, 20 алтын; а оброчники Борисоглебской слободы дают на мой дворец оброку, за дань и за все пошлины, 2 рубля" (АЭ. I. № 324. 1584).
Здесь упомянуты два разных оброка: первый — арендная плата за право рыбной ловли, второй — тягло. Но дело не всегда так просто и ясно. Для любителей древностей приведем еще один пример. В описании города Коломны читаем:
"На Коломне же на посаде дворы тяглые черные", идет описание дворов. "И всего на Коломне на посаде черных тяглых 12 дворов, людей в них 14 человек".
И далее:
"На Коломне ж на посаде дворы оброчные Степановския слободы Сухобокова", идет описание дворов. "И всего Степановския слободы Сухобокова 20 дворов, а людей в них 28 человек... А лета 1556 в государеве Цареве и Великого князя Ивана Васильевича в уставной грамоте у тех слобожан написано: за наместничьи и за их пошлинных людей кормы и за ямския деньги, и за охотные, и за бражные, и за луговые, и за весь денежной за мелкой доход, опричь городоваго дела, оброку давати в государеву цареву и великого князя казну на год... и всего оброку 8 руб. 20 алт. 2 ден., а платили они тот оброк в 2 срока: на Р. Хр. и на Петров день".
Здесь целая история коломенских посадских людей! В Коломне два разряда посадских: оброчные и тяглые. Оброчные жили прежде на земле некоего Сухобокова и были его крестьянами. В 1556 г. они каким-то способом перешли в руки вел. князя, может быть, были конфискованы, что очень вероятно: если бы земля, на которой они сидели, была куплена, на это не затруднились бы указать. При переходе к великому князю слобода была присоединена к городу и получила уставную грамоту, в которой были переведены в оброк лежавшие на жителях слободы государственные повинности и доход, который они платили прежнему владельцу, Сухобокову. Они давали ему мелкий доход, нам хорошо известный, да еще платили ему деньги за право охоты, бражные деньги и за пользование лугами. Кроме того, в Коломне были еще другие посадские, по всей вероятности, более старые, они остались при своем тягле. Итак, в одном и том же городе одни посадские на оброке, другие на тягле. И те, и другие имеют, кроме городских дворов, пашенные земли, которые сочтены отдельно. Эти земли, конечно, разного происхождения. Оброчные посадские имеют сухобоковские земли, тяглые, несомненно, сидят не на сухобоковских, но на чьих, не знаем. Коломна очень старый город, а потому возможно, что коломенские городчане суть своеземцы. Тут совершилось такое же расширение города Коломны, какое мы наблюдали и по отношению к Кореле, но без всякого облегчения тягла коломенских посадских людей.
Сторонникам общинного землевладения в городах надо обратить внимание на историю коломенского посада. В нем не только не было общинного землевладения, но он не составлял даже одной податной единицы. В нем было две податных единицы, и это всего при населении в каких-нибудь 42 души. Сорок две души — и те не составляют даже одной податной общины; они живут в одном городе, а у них все разное: и земли, и повинности12.
Почти все новгородские города, о которых есть сведения в старых описях, по завоевании были положены в оброк. Кроме оброка, они тянули еще тягло. Что это за оброк, это нам неясно, по краткости описей.
1Слушатели Археологического института, по моему предложению, предприняли составление алфавитного указателя новгородских землевладельцев с обозначением размеров их владений. Появление в свет этого труда облегчит пользование новгородскими писцовыми книгами.
2Среди дворов людей без промысла назван Максимко-бочечник. Если это недосмотр писца, то надо думать, что этот Максимко был захудалый человек, хотя и имел промысел.
3Если корельский и орешковский Григорий Петров одно и то же лицо, что весьма вероятно, то, во-первых, надо признать за ним значительную долю предприимчивости, и, во-вторых, надо думать, что по Ладожскому озеру в то время было весьма оживленное судовое движение. Поддерживать деятельное сообщение Кореле с Орешком сухим путем едва ли было тогда возможно.
4А. до юр.б. № 148.1—XVI. 1612—1622.
5А. до юр.б. № 148. XVII—XXIII. 1659—1697.
6Там же. № 174. 1681.
7Вопрос о поземельных отношениях в наших городах очень спорен. И.Д.Беляев считает белые земли состоящими в частной собственности отдельных лиц, а черные — в собственности целой общины (Лекции. 314). По мнению Н.Д.Чечулина, "землю, на которой стояли города, нужно считать государевой". Оба автора считают свои положения относящимися ко всем городам и ко всем временам. Н.Д.Чечулин в доказательство своей мысли указывает на то, что по описям XVI века лавки стоят на государевой земле, и на то, что черные посадские люди не отличались по правам от черных крестьян (Города. 322). Сходство несомненное, но, как мы указали, городские земли никогда не называются государевыми; а земли под лавками, как увидим, называются так только с XVI века.
8А. до юр.б. № 128. II; АИ. И. № 306. 1510—1515.
9Берем это сведение у Н.Д.Чечулина, который нашел его в рукоп. описании Пскова (Города. 318).
10АЮ. №229. 1574.
11А. до юр.б. № 174.
12Писцов. кн. XVI века. I. 313
<< Назад Вперёд>>
