Следы своеземства по всей Русской земле
Новгородское землевладение было общерусским?
Относящиеся к этому свидетельства московских памятников восходят к более глубокой старине, чем новгородские писцовые книги. На первом месте здесь стоят духовные завещания московских князей, из которых древнейшее написано в первой половине XIV века. В завещаниях князей постоянно упоминаются купленные ими у частных людей села и деревни. Иван Калита купил одно село в Новгороде на Улале, другое на Володимире — Борисовское, пять сел на Масе, одно на Кержаче, одно в Ростове и еще два без обозначения места их нахождения. Продавцы не все названы, князь упоминает лишь о каком-то Юрьеве, Афинее, игумене Прокофье да митрополите, у которого он выменял половину села. Сын Калиты, Семен, упоминает в своем завещании 7 сел, из которых четыре он купил в Переяславле у Ивана Овцы, два у Ивана Дрюцкого в Костроме и одно у Семена Новосильского. Итак, в начале XIV века у московских князей те же способы приобретения недвижимостей, что и у частных лиц, а частные собственники были во Владимире, Ростове, Переяславле, Костроме, Дмитрове и, надо думать, везде; у них князья и покупали себе земли. Даже в самом городе Москве не все принадлежало князьям. Там были дворы и земли, принадлежавшие частным лицам и потом уже перешедшие к князьям. Удельный князь Владимир Андреевич дает на Москве своим детям: Терехов сад, Зворыкин двор, Игнатьев двор, Бутов сад, Марьин двор, Чичанов сад. Василий Васильевич отказывает своей жене дворы у св. Рождества, принадлежавшие родным братьям Петру, Ивану и Никите Константиновичам, а сыну Борису — дворы Марьи Федоровны. Все эти дворы и сады принадлежали частным лицам: Терехову, Зворыкину, Игнатьеву и т.д. Они могли быть куплены князьями, а могли быть и конфискованы. Совершенно то же, что и в Новгороде. Поместная система в это время только зарождается. Иван Калита упоминает в своем завещании лишь одного помещика, Бориску Воркова, которому он дал купленное им в Ростове село. Для широкого развития поместной системы надо было иметь под руками какое-нибудь иное средство приобретения земель, кроме покупки. При помощи одних купель нельзя было сломить старину.
Поместная система существенно изменила древнее землевладение, но не уничтожила его. Совершенно ясные остатки древности находим еще в XVI веке, в писцовых книгах того времени. В смысле новгородского своеземца в этих книгах мы встречаемся с термином — вотчинник, который противополагается помещику. В писцовых книгах XVI века встречаем описание и вотчинных земель, и поместных. На основании этого описания можно составить себе ясное представление о том, кто владел в Москве вотчинами и на каком праве.
В Московском государстве XVI века, как и в древнем Новгороде, право владеть недвижимостями принадлежало как физическим лицам обоего пола, так и юридическим. В перечислении отдельных видов этих лиц встречаем, однако, особенность, малоизвестную Новгороду. В княжеской России появляется у князей множество мелких слуг; все эти мелкие слуги, как лица свободные, тоже могли быть вотчинниками.
Московские писцовые книги в числе вотчинников называют: бояр, детей боярских, гостей, торговых людей, посадских, епископов, монахов, попов, монастыри, церкви, а из слуг: дьяков, подьячих, конюхов, псарей, поваров1. В книгах приведены и документы, на основании которых они владеют. Это всякого рода акты распоряжения недвижимостями: купчие крепости, закладные, данные, рядные и т.д. Итак, московским вотчинникам принадлежит право распоряжения.
Владея на праве собственности, вотчинники, как и новгородские своеземцы, не были обязаны службой. Они могли служить, если хотели, и кому хотели, а могли и вовсе не служить. Это хорошо известно из княжеских договорных грамот, свидетельства которых приведены нами в т.1 "Древностей". Что права вольных слуг, утверждаемые за ними княжескими договорами, были живою действительностью, а не мертвой буквой, это подтверждается и писцовыми книгами.
Чрезвычайно интересные указания на это находим в древнейшей из писцовых книг, напечатанной Калачовым2. Это книга тверских волостей: Захожья, Суземья, Микулинского уезда и волости Воловичей. Опись этих волостей обилует подробностями, не встречающимися в других книгах. Здесь указано, состоят ли вотчинники на службе, и кому именно они служат. Всего вотчинников в этих волостях насчитывается до 574 человек. Из этого числа на службе великого князя состояло только 230 человек; владыке Тверскому служили 60 вотчинников, Рязанскому — 1, частным лицам — 65, никому не служили — 150, о 68 ничего не сказано. Некоторые из этого последнего разряда состояли, однако, на службе великого князя, как, например, все князья Микулинские, а некоторые из не служивших не служили по малолетству. Таким образом, число лиц, служивших частным лицам, составляет 50 % того числа, которое было на службе великого князя.
Мы можем даже сказать, чьими послуживцами были эти частные вотчинники. Всего больше их было у князя Дмитрия Ивановича Микулинского; число его слуг достигает 30 человек. А этот Микулинский не значится даже среди московских придворных чинов; в 1522 г. он был только одним из воевод левого полка при осаде Казани3. У брата его, Семена Ивановича, введенного боярина с 1549 г., таких слуг было 11 человек. У жены Василия Андреевича Микулинского, княгини Анны, — 5 человек. Кроме Микулинских, тверские вотчинники служили: боярину Михаилу Яковлевичу Морозову, окольничему Ивану Федоровичу Карпову, князьям Ивану Федоровичу и Борису Дмитриевичу Оболенским, Григорию Тимофеевичу Борисову, Пятому Новошину и Андрею Яхонтову; у каждого из них было по одному слуге. Итак, до половины XVI века и в Москве вотчинники еще не утратили своих старинных прав — свободного владения недвижимостями.
Что касается размеров владений частных и княжеских слуг, между ними нельзя провести резкой границы. Среди великокняжеских встречаются очень мелкие люди, с 8 четями в поле (4 десятины), владения частных слуг достигают 46 четей в поле. Точно так же и размер владений лиц, которые никому не служат, не представляет каких-либо резких особенностей; некоторые достигают 40 четей в поле.
Итак, еще в половине XVI века служба вотчинников Великому князю Московскому еще не была обязательна; они могли никому не служить и не теряли своих вотчинных прав. Они продолжали жить в своих вотчинах, наследовать в них и распоряжаться ими по усмотрению. Но, понятно, большинство из них служило великому князю; эта служба вела к награждению поместьями, доходными должностями, а потому была очень привлекательна.
Великий князь Иван Васильевич находил, однако, этот порядок частной службы неудобным и по завоевании Новгорода отобрал у некоторых князей и бояр их служилых людей и поместил их на конфискованных у Новгорода землях в Вотской пятине4. Мысль великого князя пошла и дальше. В завещании его находим несколько распоряжений об обязательной службе вотчинников. Они касаются служебных князей, которые имеют вотчины в Московской и Тверской земле, и бояр и детей боярских ярославских. Эти лица обязаны служить преемнику великого князя и теряют свои вотчины, если от него отъедут. Но это мера специальная, касается только некоторых служилых лиц, не простирается на всю территорию государства и, как исключение, подтверждает только общее правило о вольной службе вотчинников, которая и при Великом князе Иване Васильевиче не перешла еще в обязательную.
Только в половине XVI века Иваном Грозным установлена была уложенная служба со всех вотчин наравне с поместьями. С этого времени уклонение от службы могло вести к отобранию вотчины. Здесь окончилась домосковская старина.
Из памятников домосковского времени укажем на завещание волынского князя Владимира Васильковича 1286 г. У него тоже было купленное село, которое он и отказывает своей жене (Рум. собр. II. 4—5). Итак, ни на севере, ни на юге России князья не были владельцами всех недвижимостей и приобретали их теми же способами, как и все частные люди.
Мы указали выше, что рядом с физическими лицами в древности были собственниками и лица юридические: монастыри и церкви. А государство и крестьянские общины — были они собственниками? Ответ на этот вопрос начнем с Новгорода.
В Новгороде уже в очень глубокой древности появилась потребность образовать особые земельные участки, которые можно было предоставлять в пользование постоянно сменявшимся там князьям. Эти участки не составляли собственности какого-либо частного лица: у князя они находились во временном пользовании и с удалением его переходили в пользование его преемника. Это и есть первый пример возникновения на Руси государственной собственности. Это собственность государя Новгорода Великого. Древнейшее указание на нее находим в первом дошедшем до нас договоре Новгорода с Великим князем Тверским Ярославом Ярославичем.
"А пожне (луга), княже! — сказано в договоре, — что пошло тебе и твоим мужем, то твое; а что был отъял брат твой Александр пожне, а то ти, княже, не надобе" (Рум. собр. I. № I. 1265).
Так как в том же договоре есть статья, воспрещающая князю и его боярам приобретение в Новгороде недвижимостей, то под пожнями в приведенной статье надо разуметь не купли князя и его мужей, а земли, отведенные в их пользование Новгородом.
Дальнейшие указания на наличность в Новгороде государственных имуществ находим в писцовых книгах конца XV века. В них речь идет о селах и деревнях, состоящих из старины за наместниками ямскими, ореховскими и др.5 Эти села и деревни не собственность того или другого наместника, они переходят от одного наместника к другому; это собственность Новгорода.
1Писц. кн. XVI века под ред. Калачова. I. 59, 83, 84, 102, 128, 233, 607; II. 161, 163, 169, 177, 203.
2 Т. II. С. 141 и след. Издатель отнес составление этой книги к концу XVI века. Г-н Милюков считает ссылки этой писцовой книги на грамоты 1588 г. описками и полагает, что она составлена летом 1555 г. Он основывает свое мнение на том, что упоминаемый в грамоте в числе владельцев князь Дмитрий Иванович Микулинский умер в 1556 г. Если бы книга была составлена позднее этого года, Дмитрий Иванович Микулинский не был бы назван в числе наличных владельцев (Спорные вопросы. 38). Заключение совершенно верное. Но в книге упоминается в числе наличных владельцев и князь Василий Андреевич Микулинский (163, 196, 197, 204), а он умер в 1540 г. (Шереметевская боярская книга). Это дает возможность отодвинуть назад составление писцовой книги еще лет на шесть, к 1539 г. Этому противоречат, однако, несколько ссылок на поместные грамоты 1547—1548 гг. Надо думать, что здесь такая же описка, как и в грамотах 1588 г. Указанию на год прихода татар к Рязани мы не придаем значения, так как лицо, сославшееся на то, что татары сожгли его деревню, могло иметь в виду мелкий набег татар, не оставивший никакого следа в памятниках. Для нашей цели, однако, совершенно безразлично, в 1555 г. или в 1539 г. написана эта книга; наши выводы нисколько не пострадают даже и в том случае, если бы она была написана в конце XVI века, что, впрочем, трудно допустить.
3Микулинская летопись, составленная по древним актам от 1354 г. до 1678 г. ТМ., 1854).
4Послужильцы были отобраны: у Тучковых, у Ивана и Василия, — 17 семей, у князя Семена Ряполовского — 6, у Шереметевых — 9, у Куз- мина — 1, у Есипова — 4, у Травина — 8, у Обрамова — 2 семьи (Карамзин. VI. Пр. 201). Слуги частных лиц были очень разного состояния. Наряду с вотчинниками среди них могли быть и лица, которые ровно ничего не имели. Из памятников XVII века узнаем, что послужильцы оставляют дворы своих господ и рядятся в крестьяне и бобыли (Дьяконов. Акты тяглого населения. I. №№ 41 и 44. 1646—1648). Эти послужильцы ничего не имели, кроме свободы и права располагать своим трудом. Какого рода люди были послужильцы, которых Иван Васильевич испоместил в Вотской пятине, это трудно сказать. Он вывел их "из княжеских и боярских дворов"; они, следовательно, жили не у себя, а в господских дворах. Но это не значит, что они не могли иметь своих вотчин. Если государь обратил на них внимание, то, конечно, потому, что это были люди состоятельные, а не голь перекатная.
5Временник. XI. 117; Новг. писц. кн. III. 885.
<< Назад Вперёд>>
