5. Ближний Восток и Казань, 1490-96 гг.
Одновременно Иван создавал дипломатическую осаду Польше и Литве на случай, если малая война перерастет в большую. Помимо переговоров с Венгрией, он налаживал связи с Германской империей. В 1486 г. немецкий князь Николай Поппель посетил Москву, чтобы ознакомиться с ситуацией. В 1489 г. он вновь приехал в Москву в качестве официального посла императора Фридриха III, чтобы предложить Ивану III королевскую корону. Согласие Ивана III означало бы включение Московии в систему Священной Римской империи. Иван III от короны отказался, однако выразил желание заключить с Империей союзный договор. После обменов посольствами сын Фридриха III, король Максимилиан I, одобрил договор (1491), но вскоре заключил мир с сыном Казимира Владиславом, королем Богемии и Венгрии. Союз с Москвой теперь не имел для него никакого значения, и договор не вступил в силу.
Контакты с Германской империей в те годы благотворно повлияли на развитие на Руси горного дела. Еще в 1482 г. Иван III просил короля Матвея Корвина Венгерского направить в Москву горных инженеров для разведки месторождений металлов на Руси. Если венгерские инженеры и были посланы, то они не смогли добраться до Москвы из-за ареста Курицына турками на обратном пути. В 1491 г. послы Ивана III привезли двух горных специалистов из Германии. В русских источниках упоминаются только их имена (Иван и Виктор). Сопровождаемые двумя русскими чиновниками, они отправились в Северную Русь и разведали месторождения серебра и меди в Усть-Цильме в низовьях реки Печоры.140 В следующем году в Москву приехал немец Михаил Снапс с рекомендательными письмами от короля Максимилиана I и его дяди эрцгерцога Сигизмунда Инсбрукского. Они обращались к Ивану III с просьбой позволить Снапсу предпринять путешествие за Урал к берегам реки Оби для географических исследований. Иван III отказал под предлогом, что он не в состоянии гарантировать безопасность Снапса в «варварских» районах. Скорее всего, у Ивана III имелись подозрения по поводу истинной цели миссии Снапса.141
Таким образом, только крымский хан Менгли-Гирей оказался для Ивана III полезным союзником в противостоянии с Литвой, даже несмотря на то, что на него не всегда можно было положиться. В 1492 г. Менгли-Гирей решил построить крепость, которая служила бы форпостом для будущих походов на Польшу и Литву. Он выбрал удобное место на северной стороне днепровской дельты и назвал новую цитадель Очаков. Известие о ее возведении вызвало большое волнение в Польше и Литве. В Москве новость встретили, скорее всего, со смешанными чувствами. Цитадель, без сомнения, укрепляла положение Менгли-Гирея относительно западных врагов Москвы. В то же время Очаков можно было рассматривать и как постоянную угрозу Киеву и другим украинским землям, на которые Иван III имел собственные виды.
В конце концов крепостью овладели турки, и она служила им важной базой в войнах с Россией в конце XVII и XVIII веках. В 1788 г. русские взяли ее штурмом и присоединили к России по Ясскому договору 1792 г. Захват русскими Очакова в то время вызвал крайнее недовольство Великобритании. Американский историк Дж. X. Глиссон недавно высказал мнение, что именно это событие следует связывать с появлением в Англии русофобии.142
7 июня 1492 г. в Гродно умер Казимир. Он оставил несколько сыновей, старший из которых был королем Богемии (с 1471 г.) и Венгрии (с 1490 г.). Что же касается других сыновей Казимира, то Яна Альбрехта после смерти Казимира избрали королем Польши, а следующий по старшинству, Александр, стал великим князем литовским. В результате династическая связь между Польшей и Литвой на время прервалась. (Она возобновилась в 1501 г., когда после смерти Яна Альбрехта королем Польши стал Александр, который оставался при этом великим князем литовским.) Польша даже при Казимире не оказывала Литве ощутимой поддержки, теперь же, в результате разделения двух государств, Литва как противник Москва стала значительно слабее.
В этой связи необходимо сделать несколько замечаний по поводу изменения после смерти Казимира политики Литвы в отношении иудеев. В XV веке евреи составляли существенную часть городского населения как в Польше, так и в Литве. В XIII и XIV веках польские короли издали несколько указов, позволявших евреям свободно заниматься торговлей на всей территории Польши. В XV веке Казимир подтвердил старые указы и даровал евреям несколько новых привилегий. С другой стороны, католическая церковь постоянно стремилась ограничить права иудеев. В Польше существовало также и некоторое недовольство деятельностью евреев в качестве ростовщиков. Законодательным актом от 1454 г. ссуды под проценты были запрещены; однако этот акт имел юридическую силу только на территории Польши.143
В Литве на всем протяжении правления Казимира евреи пользовались теми же привилегиями, что и в Польше. Необходимо отметить, что караимские поселения подчинялись тем же законам, что и евреи-раввинисты. По Магдебургскому праву караимские общины Трокая обладали правами, которые в других случаях предоставлялись только христианам.144
В 1492 г. евреям запретили жить в Ковно. Три года спустя великий князь Александр издал указ, по которому как евреи-раввинисты, так и караимы изгонялись из Великого княжества Литовского. Эти антисемитские меры частично можно считать результатом влияния на Александра римско-католического духовенства. Но, вместе с тем, существует вероятность, что советники Александра считали евреев потенциальными агентами Ивана III. Известно, что в 1490 г. литовские евреи проявляли интерес к распространению «ереси жидовствующих» на Руси.145 Следует заметить, что Великий князь Александр аннулировал свой антисемитский указ в 1503 г. – то есть, в то самое время, когда консервативное духовенство русской православной церкви преодолело сопротивление «заволжских старцев», что предопределило ограничение деятельности проповедников и других течений.
В 1493 г. Литва и Москва начали переговоры по поводу заключения договора, который должен был положить конец невыносимой ситуации необъявленной пограничной войны. Чтобы обеспечить лучшие взаимоотношения с Москвой, литовцы предложили соединить браком дочь Ивана III Елену с великим князем Александром Литовским. На этих переговорах Иван III впервые в отношениях с зарубежным государством назвал себя «Государем Всея Руси». Однако формулировка «Всея Руси» не являлась изобретением Ивана III. Его предок Иван I Калита (великий князь владимирский, 1328-37, 1339-40 гг.) включил ее в свою титулатуру, следуя образцу титулов русских митрополитов.146 Позднее формула несколько раз появлялась в титуле московских великих князей в межкняжеских договорах, как, например, в договоре великого князя Симена с его братьями (приблизительно в 1350 г.);147 в договоре Василия II с его братом Юрием (приблизительно в 1390 г.);148 в нескольких договорах Ивана III с удельными князьями (в 1483-86 гг).149 Но в 1493 г. Иван III впервые включил выражение «Всея Руси» в свой титул на переговорах с иностранным государством, и, что особенно важно, на переговорах со страной, относительно которой оно звучало как вызов, поскольку правитель этой страны сам имел слово «Русь» в своем титуле (Великий Князь Литовский и Русский).
После продолжительных пререканий договор о дружбе и взаимопомощи между Москвой и Литвой был подписан в Москве 7 февраля 1494 г.150 Литовцы согласились с титулом Ивана III «Государь Всея Руси». Александр и Иван III дали обязательства не вторгаться во владения друг друга. Александр отказался от притязаний на Новгород, Псков, Тверь, Ржев, Вязьму, Алексин и Рязань. Иван III – от притязаний на Смоленск, Любутск, Мценск и Брянск. Что касается удельных русских князей верховских городов, то Александр снял вассальную зависимость с Одоевских, Воротынских, Белевских и одной ветви Мезецких. Иван, со своей стороны, согласился признать сюзеренитет Александра над другой ветвью Мезецких.
Договор в целом, безусловно, был более выгоден Москве, чем Литве. Правда, большая часть из того, что передал Александр, в действительности ему и не принадлежала (Новгород, Псков, Тверь, Рязань), однако он, вместе с тем, вынужден был отказаться от важной части спорной пограничной территории, включая Вязьму и часть верховских городов. Более того, ему пришлось признать титул Ивана III «Всея Руси», без точного знания того, что под ним подразумевается.
Очевидно, что литовцы пошли на столь значительные уступки в надежде обеспечить на востоке прочный мир. Они также верили, что брак Александра с дочерью Ивана сделает отношения между двумя правителями более дружелюбными. Помолвка Елены с Александром состоялась в преддверии подписания политического договора. Александр был представлен доверенным лицом. Главным условием Ивана III было сохранение его дочерью православной веры. Даже после помолвки многие детали оставались еще не oговоренными, и только одиннадцать месяцев спустя литовские посланники прибыли в Москву (6 января 1495 г.), чтобы доставить невесту в Вильно. Иван III, со своей стороны, поручил сопровождать Елену князю Семену Ивановичу Ряполовскому и нескольким московским боярам с женами. Московского священника Фому тоже включили в группу, чтобы служить в Вильно в качестве духовника Елены. Свадебный поезд покинул Москву 13 января.
Путешествие Елены в Вильно и ее свадьба живо описаны отчете московских послов Ивану в феврале 1495 г.151 Когда поезд Елены добрался до нового владения Московии Вязьмы, его торжественно встретили все князья Вяземские с богатыми дарам Не менее сердечный прием ожидал Елену и в первом крупном городе на литовской территории, Смоленске. Ее приветствовал наместник Александра, все бояре и жители города, а также русское духовенство. Она оставалась в Смоленске два дня и присутствовала на службе в русском кафедральном соборе.
Подобным образом Елену принимали и на пути через западнорусские земли Великого княжества Литовского – в Полоцке в Витебске. Когда она прибыла на литовскую территорию, близ Kpeво ее встретили специальные представители Александра, князь Константин Иванович Острожский и князья Иван и Василий Глинецкие. Они предложили Елене для продолжения пути роскошную карету, посланную Александром. Карету везли восемь серых жеребцов в прекрасной сбруе. Однако Елена имела строгие указания отца воспользоваться каретой (предложение которой, по-видимому, ожидалось), только если в ней будет находиться мать Александра, чтобы приветствовать и сопровождать ее. Поскольку этого не случилось, Елена отказалась пересесть в литовскую карету и осталась в надежной повозке, в которой она ехала из Москвы, в тапкане.152 За две мили до Вильно Александр лично встретил невесту верхом на коне. Подъехав к тапкане, он приказал постелить на землю между его конем и повозкой Елены красную материю. Московские бояре, не долго думая, положили поверх материи у тапканы кусок Дамаска (шерстяной ткани). Таким образом, когда жених спешился, а Елена вышла из повозки, он ступил на свою материю, а она на свой дамаск – то есть, символически она осталась на московской территории.
После взаимных приветствий, Елена продолжила путь в тапкане, а Александр сопровождал ее верхом на своей лошади. По приезде в Вильно Елена отправилась в русскую церковь Рождества Богородицы, а Александр – в римско-католический собор, где должно было состояться бракосочетание. У входа в русскую церковь Елену приветствовал православный митрополит киевский Макарий. Потом по старому русскому свадебному обычаю боярские жены, сопровождавшие Елену, расплели ее волосы, причесали, надели на нее кику153 и обрызгали ее хмелем. Пастырь Елены, священник Фома, прочел молитвы и благословил ее. После этого Елена отправилась в костел, где ее ожидал Александр. Священник Фома шел с ней рядом, неся крест, которым благословил ее. Ксендз с распятием встретил Елену перед собором, но не благословил. Все вместе они вошли внутрь, и Елена заняла место около Александра. Епископ совершил католический свадебный обряд. Митрополит Макарий присутствовал, но Александр запретил ему принимать участие в службе. Священник Фома, однако, стоял рядом и читал молитвы по-славянски; княгиня Мария Ряполовская, согласно русской традиции, держала над головой Елены свадебный венец. И епископ и сам Александр гневно высказали князю Ряполовскому недовольство вмешательством в обряд княгини Марии и Фомы. Ряполовский попытался остановить Фому и Марию, но они оба упрямо продолжали делать то, что почитали своим долгом. После свадьбы Александр отправился в свою часть дворца, а Елена – в свою. Вскоре Александр пригласил русских бояр на банкет. В заключении отчета Ивану III бояре отметили, что Елена на свадебной церемонии была в русском наряде и добавили, с явным удовлетворением: «И сегодня, на четвертый день после свадьбы, Великая княгиня все еще носит собственное платье и кику».
<< Назад Вперёд>>
